Текст книги "Полусредний мир"
Автор книги: Александр Дон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 29 страниц)
Глава 22
АТАМАН
Над Черным лесом занимался рассвет.
Нежно-розовые, как лепестки волшебного цветка, первые лучи солнца легли на густые кроны деревьев.
Разбойничий замок, притаившийся на огромной поляне в самом центре густого леса, спал.
Но вот лучи солнца проникли и сюда. Торжествующая лавина утреннего света медленно прокатилась по красной черепичной крыше, ударила в окна и выкрасила стены в яркий терракот.
Вован вздохнул и спустил босые ноги на пол.
Смятая после бессонной ночи постель размером с небольшой аэродром отозвалась ворчливым скрипом. На кровати сладко посапывала длинноногая красавица, захваченная с последним купеческим караваном.
Вован встал, вяло потянулся и подошел к окну.
Его взгляду открылся широкий просторный двор, который пересекали прямые дорожки, посыпанные желтым песком, аккуратно подстриженные газоны, и завезенные из города стационарные установки для фейерверков.
Разбойничий замок, некогда представлявший собой мрачное угрюмое строение, больше похожее на крепость, чем на жилище, при Воване совершенно преобразился. Основательно перестроенный, он представлял теперь собою нечто среднее между огромным ангаром и пентхаузом. Евроремонт, выполненный гномами-строителями под личным руководством Вована, превратил мрачные старинные залы и подземелья разбойничьей крепости в большие светлые комнаты, выкрашенные в розовые и сиреневые тона. Исчезли старинные башенки и флигельки, были беспощадно снесены украшавшие фасад каменные статуи и барельефы, а весь замок был дважды оштукатурен и выкрашен в веселенькие цвета, напоминавшие Вовану о собственной вилле, оставшейся в прежнем мире.
Столь же радикально поступил Вован с картинной галереей Галлеана. Драгоценная коллекция старинных полотен, по крохам собранная лекарем за два десятилетия, была в одночасье отправлена Вованом на подстилку в свиной хлев. В освободившиеся рамы Вован заказал местному маляру полторы сотни ярких пейзажиков и веселеньких натюрмортов. Столь же печальная судьба постигла и уникальное собрание гобеленов, предмет зависти любителей искусства Полусреднего мира – гобелены пошли на попоны для лошадей и мулов. Впрочем, Вован не видел в этом большой беды. Все эти дурацкие картинки не имели в его глазах особой ценности – из всех художественных произведений ему больше всего нравился доллар.
В саду Вован беспощадно разбил мраморные статуи, разворотил фонтаны и установил вместо них мангалы и жаровни для барбекю и шаурмы. В часы досуга он любил прогуляться от шашлычка к шашлычку, запивая холодненьким пивом из собственных погребов.
Вован прошлепал через умывальню, называвшуюся теперь труднопроизносимым для разбойников словом джакузи, и вышел во двор.
Во дворе под навесом красовалась черная лаковая карета с кожаным салоном. Из-за отсутствия в карете стереосистемы Вован вынужден был постоянно возить с собой трех невольниц, располагавшихся сзади и по бокам от него, и распевавших под аккомпанемент арф «Владимирский централ» и «Мурку», а также удовлетворявших прочие потребности Вована по мере их возникновения.
Вован подошел к карете, удовлетворенно постучал ногой по цельному деревянному колесу и проследовал дальше.
Обойдя конюшни с породистыми скакунами, склады со всевозможными ценностями, амбары, овины и навестив погреб с пивными бочками, Вован вернулся в замок.
К этому времени замок окончательно проснулся.
По коридорам сновали разбойники. Одни готовились к очередному налету и стаскивали в повозки оружие, ловчие сети, заступы для рытья волчьих ям и другие необходимые в разбойничьем хозяйстве предметы. Другие наоборот, только что вернулись с ночного грабежа и теперь выгружали из повозок золото, меха, тюки с товарами и связанных по рукам и ногам купцов, за которых надеялись получить выкуп.
Вован поднялся на второй этаж. Первая от лестницы дверь была чуть приоткрыта.
– И тогда наш господин, Золотой Рыцарь, произнес Заклятье Тысячи Магов, выхватил свой чудесный меч и бросился на троллей!
Вован заглянул в комнату.
Полтора десятка разбойников, усевшись в кружок и раскрыв рты, зачарованно слушали оракула Нунстрадамуса.
Оракул наконец-то обрел свое счастье. Он купался в роскоши. Его боялись. Ему завидовали. За его спиной шептались. Ему в лицо льстили. И разжиревший Нунстрадамус был счастлив. Его лицо, похожее на большой блин, лоснилось от жира, а живот не влезал уже ни в одни брюки.
Самую большую комнату в замке оракул превратил в музей Вована. Здесь были изваяния Вована – скульптуры в полный рост, барельефы, бюсты, головы Вована, портреты Вована маслом, углем и акварелью, сделанные из рыбьей чешуи и кабаньей шерсти, и даже составленные из ядовитых грибов и ягод. Здесь были изображения многочисленных подвигов Вована, выполненные лучшими художниками и скульпторами Полусреднего мира.
Нунстрадамус с упоением отдался новому занятию и постоянно обновлял экспозицию. Не довольствуясь скудным перечнем реальных подвигов Вована, он все время придумывал новые. Вот и сейчас он рассказывал разбойникам свеженькую, с пылу с жару байку о якобы имевшем место три года назад сражении Золотого Рыцаря Вована с горными троллями.
– …а потом наш господин лично поразил волшебным мечом три сотни троллей, а остальных рассеял Заклятьем Тысячи Магов…
Вован довольно улыбнулся. Ему льстил культ собственной личности. Он тихонько прикрыл дверь в комнату оракула и пошел дальше.
Следующую комнату занимал волшебник.
Волшебник также был доволен судьбой. Добрую половину комнаты занимала сделанная по его заказу огромная ванна, до краев наполненная первосортной майдерой. Большую часть времени Романчиш проводил в ванне, время от времени с удовольствием ныряя в майдеру на манер тюленя.
Увидев Вована, волшебник помахал ему из ванны рукой. При этом брызги майдеры разлетелись по всей комнате.
Вован хмыкнул и продолжил обход замка.
В обеденном зале на обитой красным бархатом стене висел волшебный меч Авальд.
Вован привел в исполнение давнишнюю мечту меча и справил ему золотые ножны с бриллиантовой окантовкой. В рукоять вправили сапфир величиной с куриное яйцо, который Вован собственноручно выковырял из герцогской короны, снятой с первоначального обладателя. Лезвие волшебного меча покрыли тремя слоями высокопробного золота и тщательно отполировали.
Меч был великолепен. Целый день он любовался собой в зеркале, занимавшем всю противоположную стену, а вечером его торжественно выносили к ужину. Церемония, придуманная самим мечом и постоянно им совершенствуемая, насчитывала уже более сотни различных ритуалов и требовала от двухсот до пятисот разбойников. После каждой церемонии меч устраивал разнос ее участникам, проявивших, по его мнению, недостаточно почтительности к его высокому статусу.
Вован, впрочем, относился к капризам меча снисходительно. Ежедневные театрализованные представления позволяли ему скрасить унылые разбойничьи вечера.
Эта троица – волшебник, оракул и меч – пользовались свалившимися на них благами совершенно незаслуженно: все они имели к триумфу Вована весьма поверхностное касательство. Единственная реальная участница событий, действительно помогавшая Вовану вознестись на атаманский престол, своей доли счастья так и не получила. Судьба кобылы, спасшей Вована, оказалась плачевной.
После воцарения в разбойничьем замке благодарный Вован распорядился назначить кобыле пожизненное содержание и кормить ее от пуза лучшими лошадиными деликатесами. Его распоряжение было неукоснительно исполнено, и в тот же вечер кобыла была приглашена к огромному корыту, доверху наполненному отборным свежим овсом.
Бедная кобыла, никогда в жизни не евшая досыта, а последние две недели попросту голодавшая, дорвавшись до корыта, в первый же вечер обожралась до колик и к утру околела.
Вован вдребезги поразбивал морды конюхам, но кобылу это, увы, не воскресило.
Опечаленный Вован устроил кобыле пышные похороны и установил на могиле мраморный памятник. Единственное, что его утешало, было то, что кобыла хотя бы перед смертью успела пожить по-человечески.
* * *
Итак, бизнес лекаря Галлеана попал в надежные руки. В разбойничьем деле Вован был настоящим профессионалом. Он наконец-то почувствовал себя в родной стихии.
Став предводителем разбойничьей шайки, Вован незамедлительно начал действовать. В отличие от Галлеана он не стал ограничиваться банальным лесным грабежом. Для Вована это было слишком мелко.
В течение года Вован провел в разбойничьей среде радикальные реформы. Беспорядочной жизни лесной вольницы был положен конец. Разбойники, руководимые Вованом, были объединены в бригады, причем каждой бригаде Вован отвел определенный участок работы – городской рынок, площадь у ратуши или городской сад, – и жесткий план добычи, за невыполнение которого Вован расправлялся с нерадивыми сотрудниками собственноручно и собственноножно.
Вован ввел среди разбойников специализацию – отныне и навеки каждый разбойник был определен к конкретной отрасли разбойничьего дела: воровству, разбою или грабежу – сообразно его наклонностям, вместо того, чтобы попеременно хвататься то за нож, то за кастет, то за отмычку. Из повысивших квалификацию разбойников Вован создал узкопрофильные бригады домушников, медвежатников, форточников, карманников и прочих специалистов.
Памятуя о собственном печальном опыте, он взял под покровительство всех игорных мошенников и теперь получал по полреала в день с каждой туррикулы.
Кроме того, Вован снабдил крышей всех без исключения гномов-золотодобытчиков. Это стоило ему небольшой девятимесячной войны, в которой полегло около двух третей разбойников, но зато упрямые гномы наконец поняли, что слово «крыша» означает не только пучок соломы или полсотни черепиц над головой, но и почетную обязанность ежемесячно делать добровольный взнос на развитие разбойничьего дела.
Наконец, к вящему удовольствию Вована обнаружилось, что такое явление как рейдерство в Полусреднем мире находится в зачаточном состоянии. Благодаря своему обширному опыту в этой сфере Вован в течение каких-нибудь двух месяцев стал обладателем свечного завода, шерстяной мануфактуры, табачной фабрики и двух пивоварен.
В конце концов Вован кончил тем, чем обычно кончают разбойники – стал депутатом. Он получил вице-спикерский пост в Сам-Баровском городском собрании, а его партия стала одной из самых влиятельных в Семимедье, потеснив с политического олимпа даже таких зубров, как Партия защиты гномов или «Новая Тролляндия».
Вован процветал. Он купался в золоте, ел с золота, пил с золота, спал на золоте. Половина города принадлежала ему, сам-баровский губернатор при встрече подобострастно пожимал кончики вовановых пальцев, и даже сам король советовался с ним перед принятием важных решений.
Но все это великолепие не радовало Вована.
С недавних пор он стал все отчетливее ощущать, что ему чего-то не хватает.
Богатство не радовало его, власть не тешила. Он стал плохо спать и потерял аппетит. Вован похудел, стал часто вздыхать и засиживаться перед камином далеко за полночь.
Объяснить причину происходящих с ним изменений Вован не мог. Он знал только, что ему до тошноты надоел Полусредний мир. Все в этом мире было ненастоящее – и замок не был похож на его виллу, и карета – не «бэха», и даже небо и солнце тут были не настоящие – какие-то тусклые и безжизненные. Вована неудержимо тянуло на родину. Все чаще снились ему верная «бэха», мулатки, и заседание родной депутатской фракции. Как было бы славно сейчас мчаться по ночному городу на «бэхе» со скоростью двести километров в час, под бешеное мельканье фонарей и восхищенный визг мулаток на заднем сиденье! Свист ветра, рев клаксона, резкий поворот руля, и…
– Прикажете подавать завтрак, сэр?
Вован очнулся. Перед ним стоял одетый в ливрею разбойник. В одной руке разбойник держал поднос с дымящимся цыпленком, а в другой – жезл церемониймейстера.
– Прикажете подавать завтрак, сэр? – повторил он согнувшись.
Вован молча кивнул и, вздохнув, отправился в обеденный зал.
Оракул с волшебником уже были тут как тут.
Волшебник, с утра нанырявшийся в майдеровой ванне до икотки, теперь отдавал дань уважения пятнадцатилетнему королевскому коньяку. На столе стояли два пустых хрустальных графина, а волшебник вплотную занимался третьим, который был уже наполовину пуст.
Оракул, как обычно, в первые же минуты успел обожраться до отвала и теперь мужественно боролся с птифуром, пытаясь затолкать его в лоснящуюся от жирного крема пасть. Организм решительно протестовал, настойчиво отвергая не помещающуюся в него сладость, но Нунстрадамус был упорен как золотоискатель. Борьба вступила в решающую стадию и непокорный птифур уже почти целиком скрылся во рту.
Вован уселся за свое место во главе стола и принялся уныло ковырять золотой вилкой цыпленка.
– Попробуйте птифур, мой господин, – проговорил Нунстрадамус с набитым ртом, отдуваясь и икая. – Клянусь святым Зирваком – покровителем райских кухонь, – главный королевский повар, которого мы сманили на прошлой неделе, готовит весьма недурно!
Вместо ответа Вован вздохнул и с отвращением посмотрел на королевский птифур.
– Уж не заболели ли вы, мой господин? – обеспокоился оракул. – Эй, слуги, лекаря! Лекаря сюда! Мой господин умирает!
– Заткни пасть! – поморщился Вован. – Какой, на хрен, лекарь!
– Лекарь тут не поможет, – заметил волшебник. – Сразу видно. Это душевная болезнь. Де-пру… де-при… де-прысия, так, кажется.
– Да как ты смеешь! – возмутился оракул. – Уж не хочешь ли ты сказать, что наш господин – душевнобольной?! Да ты сам сумасшедший, алкаш проклятый! С утра зенки залил – и давай буянить! Кто третьего дня зеленых чертей по замку ловил?
– Что?! Это я сумасшедший?! – взбеленился волшебник. – Да ты на себя посмотри, придурок! Думаешь, я не знаю, что ты шляешься по ночам в казарму щупать молоденьких разбойников? А тот смазливый парнишка, который шастает к тебе якобы помогать писать биографию Золотого Рыцаря? Уж я-то хорошо знаю, какой биографией вы с ним занимаетесь! – Волшебник сплюнул. – А коллекция гномьих подвязок, что ты держишь в шкафу? Да ты самый настоящий псих, тебя давно пора пезо… мезо… езо-ли-ровать! Вот!
– Ах, ты!.. – Нунстрадамус, задыхаясь от гнева, вскочил и вцепился волшебнику в бороду. Волшебник не остался в долгу и изо всей силы заехал оракулу в ухо. Дерущиеся повалились на пол, увлекая за собой скатерть со всей сервировкой. Послышался звон, грохот, приглушенные вопли, и борьба продолжилась под столом.
Вован безо всякого интереса наблюдал за их возней. Из-под стола долетало сипение, хрипы, короткие вопли и ругань, перемежающиеся фразами типа: «А алмазы из сокровищницы господина кто пропил?!», «А кто себе лифчик из герцогской мантии сшил?!»
Наконец Вовану это надоело и он раздраженно стукнул кулаком по столу.
Послышалось сдвоенное «Ой!» и из-под стола показались вице-руководители бригады. У обоих на макушке красовалось по новенькой шишке, оставленной могучей рукою их сюзерена.
– Хорош кусалово подводить, пацаны! – веско сказал Вован. Оракул с волшебником сразу угомонились. Потирая пострадавшие места, они заняли свои места за столом. Слуги принесли новую скатерть, и завтрак продолжился.
Терзаемый тоской Вован налил себе полный стакан коньяку и одним махом опрокинул его. Вроде бы полегчало, и Вован даже снизошел до светской беседы:
– Слышь, баклан, – отнесся он к волшебнику. – Че там в городе слышно? Какой звон? Может, на прикол упадем?
Тот пожал плечами:
– В общем, Сам-Баров никогда нельзя было назвать скучным городом. Думаю, там постоянно появляются какие-нибудь… приколы, как ты выразился. В прошлый раз, например, в таверне мне выбили четыре зуба.
– Туфта! – презрительно сказал Вован. – Поставь себе золотые едалы и не мусори! Реальных приколов хочется!
– Ну если тебе каких-то особенных желаний хочется, тогда проси об этом Флей-фею, – обиженно буркнул волшебник.
– Кого-о? – не понял Вован.
– Флей-фею. Это Фея Исполнения Больших Желаний, – словоохотливо сообщил Нунстрадамус, желая угодить господину. – Она живет в сказочной стране Фелифании. Каждый, кто удостаивается лицезреть прекрасный лик Флей-феи, имеет право загадать любое желание, и Флей-фея его непременно выполнит!
– И че, любой вопрос может зарамсить? – заинтересовался Вован.
– Да, да, мой господин. Представший перед Флей-феей смертный получает право загадать любое желание, и оно будет исполнено, каким бы сложным оно ни было. Так было и так будет во все времена!
Вован отставил вилку и насторожился:
– А ты знаешь, где эта Фелифания?
Нунстрадамус вздохнул:
– Увы, мой господин, эта тайна доступна только волшебникам. Географию Фелифании проходят в Магической Академии, там это отдельный предмет. Волшебников учат находить дорогу к Флей-фее. Правда, – мстительно добавил он, – я что-то ни разу не слышал, чтобы какой-нибудь волшебник сумел добраться до волшебного замка Флей-феи!
Вован обратился к волшебнику:
– Слышь, баклан, этот фраер в цвет базарит? Ты в натуре тему пробить можешь, или это понты гнилые?
Волшебник важно кивнул:
– Конечно, я знаю дорогу в сказочный замок Флей-феи. Я ведь закончил Магическую Академию; я потомственный волшебник, не то, что этот безродный самоучка! – и он презрительно покосился на Нунстрадамуса.
Вован вскочил:
– Так какого мы тут сидим?! Айда!
Оракул поперхнулся птифуром.
– Куда? – испуганно спросил он.
– Как куда?! К этой Флей-фее, ясный хрен!
– Но, мой господин… – забормотал Нунстрадамус. – Это так далеко… Попасть туда можно лишь преодолев множество трудностей и опасностей! И потом, Флей-фея не выполняет желания просто так! Чтобы получить право загадать желание, нужно совершить три славных подвига в ее честь!
– Туфта! Разрулим!
– Но, мой господин… Все бросить и идти в неизвестность… Пощадите!
– А ты че кипишуешь, баклан? Тебя не подписывают!
– Как же так, мой господин! Я вас не брошу! Я еду с вами!
– Да хрен с тобой, езжай куда хочешь! Я вот с этим фраером захарчеванным тележить стану. Он пацан жуковатый, – и Вован указал могучим перстом на волшебника. – Будем с этой биксой хрюкать. Пускай тему пробьет, как мне откинуться!
Волшебник, однако, отнюдь не горел желанием покидать ванну с майдерой и отправляться на поиски Флей-феи.
– Ну-у-у-у… – протянул он, лихорадочно соображая. – Вообще-то это всего лишь легенда, предание, так сказать. На самом деле, никто никогда эту Флей-фею не видел. Да может, ее и не существует вовсе! Скорее всего, ее не существует! А эта волшебная страна Фелифания – это же просто смешно! Бред воспаленного воображения! – и волшебник презрительно фыркнул.
Но Вован уже принял решение.
– Не суши зубы, баклан! Хорош бодягу разводить! – сказал он внушительно. – Слушай сюда. Постанова такая: выходим через три дня. А надумаешь спрыгнуть – ноги выдерну! – и Вован продемонстрировал волшебнику кулак размером с небольшую дыню.
* * *
Три дня прошли в непрерывной беготне. Вована собирали всем замком. В переметные сумы были уложены запасы провизии на несколько недель, теплая одежда и внушительная сумма в золотых монетах для финансирования предстоящих расходов.
Нунстрадамус покорился судьбе. Он понял, что Вована не переубедить и теперь неустанно укреплял свой дух молитвами и благочестивыми размышлениями. Помогал ему в этом смазливый разбойничек.
Единственным, кто сразу и безоговорочно поддержал идею большого похода, был меч. Ему не терпелось показать себя миру. Меч заявил, что давно уже зависелся на бархатной стене, что разбойники, эти грубые неотесанные мужланы, неспособны по достоинству оценить все величие настоящего волшебного меча и проявить по отношению к нему достаточное восхищение и пиетет, что настало время явить себя миру, и что слава Хрунга, знаменитого меча, с которым Савран-варвар завоевал большую часть Полусреднего мира, неизбежно померкнет и будет лишь жалким отражением его, меча Авальда, вселенской славы, а он, меч, настольно скромен, что, учитывая походные условия, даже не будет настаивать на почетном эскорте, и что для начала будет достаточно всего полторы тысячи разбойников для его сопровождения и для того, чтобы, как выразился меч, «не ударить эфесом в грязь».
Впрочем, стоило Вовану намекнуть на предстоящие крутые разборки и нефуфельное мочилово, как меч немедленно передумал, и сообщил, что последнее время неважно себя чувствует, и лезвие ноет, и рукоятка побаливает, и вообще он плохо переносит тряску, и, пожалуй, лучше будет, если он останется в замке и присмотрит за разбойниками, которые, в общем-то неплохие ребята, и вовсе не такие уж грубые и неотесанные, а если он, меч, вплотную займется их воспитанием, то культура их будет с каждым днем расти, и по возвращении из похода Вован их просто не узнает. Так что Вовану нет никакого смысла тащить его, меч, за тридевять земель только для того, чтобы Вован заработал паховую грыжу, а меч – хроническое воспаление рукояти. Намного лучше будет, если Вован поручит заботу о мече какому-нибудь ответственному разбойнику, чтобы тот не забывал трижды в день полировать лезвие и чистить эфес, а сам отправится в поход налегке. Вован не возражал. В дальнем походе меч действительно представлял собой нешуточную обузу, а в бою от него не было никакой пользы – единственное, на что можно было надеяться, это что в случае их пленения меч доведет противника своим бесконечным нытьем до самоубийства.
Хуже всех пришлось волшебнику. Он пребывал в глубокой депрессии. Прикинув количество спиртного, которое он сможет взять с собой, Романчиш с ужасом осознал, что этого запаса ему хватит самое большее на неделю. Правда, оставалась еще некоторая надежда на золото. Напитки можно было покупать в дороге – но только до границ королевства Тоглу. Дальше начинался кошмар волшебника – страна трезвенников Агапия. Местные жители ни в какую не желали изобрести хотя бы слабоалкогольные напитки, и во всей огромной стране на протяжении нескольких недель пути не нашлось бы и глотка пива или вина. Мысль же о воздержании от алкоголя, пусть даже самом кратковременном, повергала волшебника в панический ужас.
Вначале он попытался по старой памяти сотворить вино из воды, но с ужасом понял, что окончательно утратил навыки превращения. Целый день он не вылезал из подвала, извел целое озеро, но в результате у него получились только низкокачественные деготь, рапсовое масло, олифа и скипидар. Ничего хотя бы приблизительно похожего на вино не было и в помине.
Волшебник впал в отчаянье. Он еще раз попробовал уклониться от участия в экспедиции, но Вован был настроен решительно. Он безжалостно отмел все аргументы волшебника, заявив, что выезд состоится в назначенный день, и волшебник будет их проводником в Фелифанию, даже если в оставшиеся два дня этот поганый Полусредний мир перевернется и в полном составе восстанет против его, Вована намерений. Волшебнику было предложено не гнать волну, не распускать парашу и не лепить горбатого. В противном случае Вован пообещал Романчишу прочистить фуфел, вломить в хохотальник и принять на калган. Волшебник не знал, что такое принять на калган, но тон, которым это было сказано, не предвещал ничего хорошего. Вдобавок ко всему Вован приказал приставить к Романчишу двух разбойников для слежки, чтобы тот не вздумал улизнуть.
После беседы с Вованом волшебник впал в прострацию. Он твердо решил никуда не ехать, и в последнее перед выездом утро утопиться в бассейне с майдерой. Один из разбойников, приставленных к волшебнику и наблюдавший за мучениями Романчиша, сжалился над ним:
– А почему бы тебе не обратиться к ученым? Это ушлый народ, и если ты найдешь толкового изобретателя, он наверняка что-нибудь придумает.
Услыхав такой совет, волшебник даже затрясся от возмущения:
– Что?! Обратиться к этим ученым свиньям?! Никогда! Да я лучше утоплюсь, чем пойду на поклон к ученому!
Разбойник пожал плечами и оставил Романчиша в покое, а волшебник выстроил на столе батарею графинов с коньяком и принялся последовательно опустошать их. При этом он хмурился и делал руками странные движения, будто отмахиваясь от невидимого собеседника. Какая-то мысль постоянно терзала его. После третьего графина волшебник решительным жестом откупорил четвертый и сказал сам себе:
– Ну хорошо! Назовем это небольшой консультацией. Скажем так: я обращусь к ученому не за помощью, а в порядке магической дискуссии, вроде бы для того, чтобы развенчать научное мракобесие. Пускай попробует доказать свое жалкое ученое могущество. А я буду при этом магическим экспертом!
Заключив эту сделку с совестью, Романчиш поставил на стол пустой графин и уснул сном невинного младенца.
* * *
Итак, заключив чудовищную сделку со своей совестью волшебника, Романчиш отправился к ученому.
Найти ученого оказалось делом не сложным. Волшебник прошел всего два квартала, когда в нос ему ударил резкий запах химикалий, серы и озона. Эта парфюмерная композиция могла означать только одно – где-то неподалеку располагалась лаборатория. Держа нос по ветру, волшебник прошел еще два квартала и остановился перед входом в большой подвал. Из подвала валил удушливый черный дым, а его нутро время от времени озарялось короткими вспышками взрывов.
Волшебник постоял некоторое время в раздумье, соображая, как сообщить ученому о своем визите. Ни дверного молотка, ни колокольчика у дверей не было, как не было, собственно, и самих дверей.
Как раз в тот момент когда волшебник уже собрался крикнуть в подвал что-нибудь приличествующее моменту, раздался оглушительный взрыв. Из подвала вырвался оранжевый сноп пламени и повалили густые клубы дыма.
Волшебник отпрянул.
Послышался надсадный кашель, и в дверном проеме показался ученый. Его лицо и одежда были перепачканы сажей, брови опалены, а разбитые очки съехали на самый кончик носа.
Ученый, не обращая внимания на Романчиша, пронесся мимо и скрылся в кустах, бормоча:
– Он должен быть где-то здесь… Я его видел вчера… нет, позавчера… нет, на той неделе… когда наводил порядок в лаборатории… Где же я мог его забыть?..
Волшебник вежливо кашлянул, дабы уведомить ученого о своем присутствии, но тот был всецело поглощен возней в кустах и оставил этот знак без внимания.
Озадаченный Романчиш попробовал было позвать ученого:
– Э-э-э-э!.. – но и это не принесло никакого результата. Ученый продолжал яростно потрошить кусты, бормоча:
– Но ведь он был здесь!.. Я хорошо помню, что переставлял шкафы… А он мне мешал, и я оставил его тут… на минутку… Да вот же он!!!
И ученый с радостным криком вытащил из кустов огромный ярко-красный баллон с длинным извивающимся хоботом, увенчанным блестящим медным наконечником.
Торжествуя, он проволок баллон мимо волшебника, остановился перед входом в подвал и повернул рычажок.
Из баллона донеслось громкое шипение.
Волшебник не на шутку перепугался.
«Джинн! – мелькнуло в его голове. – Какой ужас! Если в крохотных бутылочках помещаются джинны в тридцать шагов длиною, то какое же чудовище должно вылезти из этой красной бутыли! Бежать! Немедленно бежать!»
Он уже повернулся, чтобы задать стрекача, но тут из хобота с шумом ударила пенная струя. Ученый издал воинственный вопль, и, гремя баллоном, ринулся в подвал.
Некоторое время из подвала доносились яростное шипение баллона, грохот падающей мебели и звуки борьбы. Потом все стихло. Дым рассеялся.
Романчиш с опаской спустился по закопченным ступеням.
Жилище ученого представляло жутковатое зрелище. В центре располагался большой закопченный верстак. На верстаке возвышалась непонятная конструкция, похожая на большую металлическую грушу. Возле стены находилась стойка с колбами, ретортами, тиглями, перегонными кубами и прочим алхимическим инвентарем. У противоположной стены, в очаге, плавился в большом тигле какой-то серебристый металл, и его бульканье наполняло комнату удушливым запахом. В углу располагалась смятая постель. Определить первоначальный цвет белья не представлялось возможным, теперешний же являл собою пеструю палитру из грязно-серого фона, широких мазков сажи, множественных дыр и пятен чего-то маслянистого и неимоверно вонючего. Поверх грязного одеяла валялся тот самый красный баллон, который ученый прятал в кустах. Из медного хоботка продолжала капать на каменный пол густая белая пена.
Ученый, не обращая на Романчиша никакого внимания, возился у верстака, бормоча:
– При достижении критической массы начинается распад вещества с высвобождением энергии. Количество высвободившейся энергии может быть рассчитано по формуле… По формуле… Е равно… Е равно… Эм цэ… Эм цэ… Эм цэ квадрат!
Он схватил со стола замызганный блокнот и принялся строчить кусочком угля какие-то непонятные чертежи и значки.
– Послушайте, почтеннейший! – обратился к нему волшебник. – У меня к вам важное дело.
– После, после! – огрызнулся ученый, даже не оглянувшись. – Я занят!…Если критическая масса будет сосредоточена в объеме…
– Я хорошо заплачу! – сказал Романчиш.
Ученый никак не прореагировал на это предложение. Тогда Романчиш достал мешочек с золотом и потряс его над ухом изобретателя. Но и это не произвело должного впечатления. Ученый продолжал бормотать:
– …Для того, чтобы создать быстрое нарастание критической массы, необходимо использовать обогащенное вещество. Тогда возможно явление атомного распада…
Волшебник не выдержал. Он схватил стоявшую в углу кочергу и изо всех сил треснул изобретателя по голове.
– У меня важное дело! Да отвлекись ты хоть на минуту, скотина! – отчаянно завопил он.
– Где-то здесь была обогащенная руда, – задумчиво сказал ученый, потирая ушибленное место. Похоже, он даже не заметил, произошедшего. Он принялся энергично ворошить кучу всевозможного хлама на столе, бормоча:
– Где же они?.. Они должны быть где-то тут… Ага, вот!
И с этими словами ученый схватил два небольших серых камня.
– Так, так, так… Распад начинается, когда масса вещества превышает критический уровень, – бормотал ученый. – Следовательно, если взять две субкритические массы и соединить, получится… получится… А ну-ка, попробуем!
И с этими словами ученый стукнул камнем о камень.
Раздался оглушительный хлопок и над столом возник крохотный светящийся шарик. Комната озарилась ярчайшим светом. Плавающий над столом шарик излучал ослепительный свет и нестерпимый жар. Медный тигель, стоявший на краю стола, мгновенно расплавился и огненными каплями закапал на каменный пол.
Изобретатель, предусмотрительно отскочивший в дальний угол, не отрываясь смотрел, как шарик стремительно раздувается. Еще через пару мгновений шарик перестал расти, на секунду замер и погас.
По комнате, сметая мелкие предметы с полок, пронесся горячий вихрь. Пол под ногами волшебника качнулся, будто во время землетрясения.
