Текст книги "Полусредний мир"
Автор книги: Александр Дон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 29 страниц)
– И долго нам так плестись? Этак мы засветло не доберемся!
– О, нет! Что вы! – испугался Петя. – Нам ехать больше суток! Поезд прибывает в Энск завтра в шесть часов вечера.
Это был чувствительный удар. В глубине души Керамир надеялся, что терпеть придется недолго – час, самое большее два. Теперь же оказалось, что впереди целый день бешеной скачки.
– А что, эти повозки, они достаточно надежны? – с тревогой спросил Керамир. – Возница не может заснуть или перепиться?
– Вы имеете в виду поезд? – уточнил Петя. – Ну, вообще-то на железной дороге случаются аварии и даже катастрофы. Вот, например, недавно в Китае поезд сошел с рельсов… – и увидев, как Керамир побледнел, поспешил добавить:
– Но это случается очень редко. Так что, думаю, вам не стоит беспокоиться…
Чтобы успокоить Керамира, Петя долго рассказывал ему об Энске, о своей любимой тете, о том, какая она добрая и заботливая и как она будет рада их появлению.
Наконец Керамир попривык к бешеному движению поезда и Петя устроил ему небольшую экскурсию, проведя вдоль всего вагона туда и обратно. Больше всего Керамиру понравилось хитроумное устройство в отдельной комнатке, которое при нажатии педали устраивало для посетителя небольшой водопад. Он добрых полчаса развлекался, нажимая и отпуская педаль, и радуясь как ребенок при каждом спуске воды.
Изрядно утомившись, Керамир в сопровождении Пети вернулся в свое купе, улегся на полку и уснул.
* * *
Керамир проснулся посреди ночи и почувствовал неотложную потребность посетить укромную комнатку с водопадом в конце вагона.
Он кряхтя поднялся. Купе спало. Керамир потянулся, взял посох и вышел в коридор.
Поиграв немного с водопадом, Керамир направился было обратно в купе, но тут поезд начал замедлять ход. Керамир выглянул в окно и увидел в ночной темноте россыпь ярких огней. Через несколько минут поезд остановился у большого ярко освещенного здания. Керамир вышел в тамбур и спустился на платформу.
Проводница предупредила его:
– Далеко не отходите, через пять минут отправляемся!
Была чудесная летняя ночь. Керамир с удовольствием вдохнул полной грудью. Но тут его внимание привлекла толстая тетка с огромной корзиной, продвигавшаяся вдоль перрона и покрикивавшая:
– Пирожки горячие! Беляши! Чебуреки! Хачапури!
Нос Керамира уловил волшебный запах. Запах исходил от теткиной корзины.
Керамир оглянулся. Проводница о чем-то болтала со своей напарницей и в его сторону не смотрела.
Керамир в нерешительности затоптался на месте. Он боялся отходить от вагона, но запах, чудесный запах свежих пирожков, настойчиво манил его вслед за теткой. В кармане у него было несколько бумажек, полученных от Пети, которые в этом ненормальном мире заменяли деньги.
Керамир махнул рукой и устремился за теткой. Та уже успела скрыться в здании вокзала, и Керамир нагнал ее у самого выхода. Он купил полдюжины пирожков с мясом, потом полдюжины с капустой, потом полдюжины с картошкой, потом полдюжины с горохом, потом потрясающие кулинарные изделия под труднопроизносимыми названиями «чебурек» и «хачапури», потом снова пирожки…
В общем, содержимое теткиной корзины закончилось одновременно с Петиными бумажками – примерно через полчаса. Довольная тетка отправилась домой, а Керамир, потрогав тугой живот, вернулся обратно на перрон.
Поезд стоял на прежнем месте. Керамир отсчитал четвертый вагон с хвоста. Правда, ему показалось, что раньше вагон был синим, а теперь он вроде бы зеленый, но задумываться над такими деталями Керамир не стал.
Проводницы на месте не было, Керамир влез в вагон, прошел в купе, ощупью нашел свою полку, и крепко уснул.
Глава 18
БРИГАДА
Вован добрался к городским воротам затемно. Он как раз успел к закрытию.
Неподалеку от города он нагнал группу крестьян, торопившихся к завтрашней ярмарке. Затерявшись в толпе, Вован легко проник в город. Стражникам и в голову не пришло заподозрить в этом человеке, одетом как богатый крестьянин или бюргер, недавнего голого разбойника.
В кармане разбойничьей куртки Вован обнаружил увесистый кошель с золотом, и теперь чувствовал себя вполне уверенно, направляясь знакомой дорогой к таверне.
Он резво шагал по узким улочкам, зорко следя за движением ставней над головой. Вован, будучи совершенно не знаком с наукой философией и никогда не сомневавшийся, что слово «философ» означает пассивного педераста, после перенесенных в Полусреднем мире злоключений самостоятельно вывел философский закон. Вован начал подозревать, что история развивается по спирали. И ему совсем не хотелось, чтобы история с ночным горшком и дрекольем горожан повторилась – на новом витке и с новым содержимым.
Осторожность не подвела Вована, и спустя три четверти часа он целым и невредимым вышел на Рыночную площадь и увидел знакомую вывеску «Взбесившегося ежа».
Не в правилах старого гоблина Цапгкорна было удивляться, но появление в таверне Вована его по-настоящему поразило.
– Вот уж не думал, что кому-то удастся вырваться из лап Лигуса! – сказал он Цапфлее, приняв заказ Вована и пряча за щеку полученный от него золотой реал. – Но этот молодчик, похоже, не промах. Хотел бы я знать, как ему удалось облапошить старого работорговца! Кстати, его самого что-то давненько не было. Последний раз я видел его в тот вечер, когда он обхаживал этого толстого олуха… Уж не удавил ли этот парень старину Лигуса?..
И Цапгкорн задумался, сопоставляя подозрительно долгое отсутствие Лигуса с внезапным появлением в таверне Вована.
Вован же устроился на свободное место за столиком и с аппетитом стал уплетать «шантильи из тюрбо», на самом деле представлявшее собой вчерашнюю мешанину из конины, картофеля и отрубей.
Напротив, склонившись над кружкой, сидел человек в драном балахоне и потертой остроконечной шляпе.
Несколько минут прошло в молчании. Потом человек поднял мутные глаза на Вована и попытался сфокусировать взгляд. Это ему частично удалось.
– Ты алхимик? – спросил человек хрипло.
– Чего? – не понял Вован.
– Я спрашиваю, ты алхимик?
– Чего? – опять не понял Вован.
Человек осмотрел Вована и покачал головой:
– Нет, ты не алхимик…
Вован недоуменно пожал плечами:
– Че-то ты рамсы путаешь, фраер, в натуре! Сам-то кто?
Человек посмотрел на Вована мутным взглядом.
– Волшебник, – просто ответил он.
Вован опешил. Он недоверчиво поглядел на незнакомца, пытаясь понять, кто перед ним – шутник или сумасшедший.
– Слышь, фраер, а волшебник – это че, кликуха такая? – наконец спросил он.
– Нет, это состояние души.
Повисла тишина. Вован переваривал услышанное и увиденное одновременно с шантильи, а волшебник, потеряв к Вовану всякий интерес, погрузился в созерцание содержимого кружки.
Неизвестно, сколько бы продолжалось молчание, но тут волшебник достал глиняную трубку, набил ее листьями и принялся сосредоточенно дымить, пуская сизые кольца.
Вован, многие месяцы лишенный табака, не выдержал.
– Слышь, братан, – обратился он к волшебнику, облизывая пересохшие губы. – Это… закурить дай!
Волшебник не удивился. Он меланхолично посмотрел на свой мешок, и, повинуясь его взгляду, из мешка вылезла обшарпанная трубка и поковыляла по столу к Вовану. Тот с опаской посмотрел на нее. Несмотря на то, что за последнее время ему приходилось не раз сталкиваться со всевозможными чудесами, трубка, которая сама предлагает табачку, было, пожалуй, слишком.
Волшебник щелкнул пальцами, и из-под грязноватых ногтей показалось синее пламя. Вован прикурил, и с наслаждением вдыхая горький дым, прислушивался к ощущениям. Табачок был славный, приятное тепло волнами растеклось по телу.
– Слышь, братан, а как это ты… ну это… фигню эту делаешь? – спросил заинтригованный Вован.
Тот пожал плечами:
– Элементарно. Обычная магия первого порядка.
Вован задумался.
– Так ты, блин, это… всякие чудеса можешь, как этот… как Спайдермен?
Волшебник покачал головой:
– Не знаю, про кого ты говоришь, горожанин, но, думаю, что он – лишь жалкое подобие настоящего волшебника. Знаешь ли ты, горожанин, что такое настоящий волшебник? Нет, ты не знаешь, что такое настоящий волшебник! Настоящий волшебник – это… это… это настоящий волшебник!
Родив эту глубокую мысль, волшебник икнул и задумался.
– Волшебники, горожанин, это цвет общества! Это сливки! Это пенки, это накипь… нет, не то!.. Это то, что всегда сверху плавает!.. Тьфу, черт, что я несу! Кажется, я здорово пьян…
– Волшебники – это гордость общества! – продолжал он. – Это лучшее, что есть в мире!.. Ничтожества! Сволочи! – неожиданно взвизгнул он. – Подонки! Негодяи! – Волшебником овладел приступ алкогольной меланхолии. Он попытался встать, но неудачно. Тогда он уткнулся лицом в грязные ладони и пьяно зарыдал:
– Прошу тебя, друг мой, возьми кинжал и заколи меня! Я не хочу жить в этом проклятом мире! Убей меня, прошу! Впрочем нет, погоди, не убивай! Я сам убью себя! – волшебник театрально закатил глаза. – Я освобожу этот ничтожный мир от такого великого человека, как себя… как меня… как мне… – волшебнику никак не удавалось закончить фразу, и он махнул рукой:
– Короче, все решено! Сейчас допью эту кружку и пойду повешусь!
– Нафига? – осторожно спросил Вован.
– А зачем мне эта жизнь? – патетически воскликнул волшебник. – Зачем, ответь, горожанин – если я, потомственный волшебник, вынужден влачить жалкое существование, перебиваться случайным колдовством, а какой-то ученый слизняк, ни черта не смыслящий ни в магии, ни в превращениях, жирует на моем несчастье и пляшет на моих костях!
Из дальнейшего монолога, периодически прерывавшегося беспорядочными проклятиями, рыданиями и жадными глотками из кружки, Вован узнал полную неподдельного драматизма историю волшебника.
* * *
Волшебник – его звали Романчиш, – подвизался на превращениях воды в вино. Делалось это, разумеется, с использованием магии. За долгие годы волшебник изрядно поднаторел в своем искусстве, и довольно легко обращал приличные объемы воды в вино. Конечно, такое сложное превращение не всегда проходило гладко. Если быть совсем точным, то в результате его почти всегда получалась отвратительная вонючая бурда, хотя и с приличным содержанием алкоголя. Кроме того, сорт вина всегда получался один и тот же, независимо от исходного качества воды. Впрочем, альтернативы не было, и граждане, что ни праздник, спешили к волшебнику с коромыслами, ведрами, бадьями и шайками.
Волшебник жил припеваючи. Все время вращаясь среди бочек с вином, он постепенно пристрастился к алкоголю. Обычно он оставлял себе десятую долю превращенного, а учитывая большие заказы, этого было вполне достаточно, чтобы постоянно поддерживать приятное состояние опьянения.
Он был счастлив и искренне верил, что именно так – в довольстве и неге – пройдет вся его жизнь, но увы! – научная революция грубо вмешалась и в этот исконно волшебный промысел.
В один отнюдь не прекрасный для волшебника день по соседству с ним поселился изобретатель. Он купил пустырь на окраине, выстроил там большой сарай и завез в него дубовые бочки и деревянные прессы.
Потом он скупил у окрестных крестьян весь урожай винограда, заперся в сарае и принялся за работу.
Ассоциация волшебников-виноделов поначалу отнеслась к этой затее совершенно спокойно. Мысль о том, что вино можно производить не посредством волшебного превращения воды, а какими-то дурацкими манипуляциями с виноградными ягодами казалась настолько глупой, что волшебники даже не стали ее обсуждать. Наиболее радикально настроенные, правда, предлагали сжечь сарай вместе с изобретателем, но большинство нашло это предложение бессмысленным, так как в скором и неизбежном крахе ученого никто не сомневался.
Но такое благодушие царило недолго. Спустя три месяца изобретатель отпер свой сарай и выкатил на городскую площадь три огромные бочки с молодым вином.
Волшебник, осторожно попробовавший напиток, был потрясен.
Созданный изобретателем продукт превосходил лучшие вина Полусреднего мира, и был настолько великолепен, что сравнивать с ним вонючее и мерзкое пойло, выходившее из-под волшебных палочек магов-виноделов, было просто неприлично.
Более того, даже бракованные виноматериалы, которые изобретатель безжалостно сливал в канаву, были тоньше, ароматнее и вкуснее, чем лучшие выставочные творения ассоциации волшебников-виноделов.
Все вино, вывезенное изобретателем на площадь, было мгновенно раскуплено и выпито горожанами до последней капли. К изобретателю повалил народ. Воспользовавшись успехом, он немедленно открыл на главной улице винную лавку, очередь в которую накануне праздников растягивалась на несколько миль.
Количество покупателей у волшебников резко уменьшилось. Большая часть волшебников разорилась, а оставшиеся стали жить впроголодь.
Но изобретателю и этого показалось мало. На очередном празднике вина, им же и устроенном, он злорадно ухмыляясь, предложил гражданами подождать еще немного и пообещал через пару лет представить нечто волшебное.
Среди волшебников воцарилось уныние.
Если ученый собирается представить нечто волшебное, значит, волшебникам пора собирать чемоданы. Их песенка спета.
Отчаявшиеся волшебники попытались организовать покушение на изобретателя, но узнав об этом, разъяренные горожане, уже привыкшие к новому вину, горой встали на защиту изобретателя. Участникам заговора пришлось в спешном порядке покинуть город, а оставшимся смириться с поражением.
Так прошло три года. Каждый год ученый продолжал свои эксперименты с вином, предлагая обывателям все новые и новые сорта. В его лавке продавалось уже больше двадцати разнообразнейших видов великолепного вина – красного, белого, розового, сортового и купажного – против единственной разновидности омерзительного пойла волшебников.
Но это было только начало. Однажды осенью ученый выкатил на площадь три новые бочки.
В одной из них оказалось вино глубокого золотисто-янтарного цвета с потрясающим букетом и волшебным вкусом. Достаточно было отведать стакан этого божественного напитка, чтобы почувствовать себя блаженствующим в раю. Вино, названное изобретателем майдерой за способность вселять в душу отведавшего его вечный май, заставило горожан выстроиться в огромную очередь и разошлось мгновенно по совершенно фантастической цене.
Во второй бочке был напиток рубиново-красного цвета с приятным запахом чернослива и земляники. Несколько глотков этого чудесного вина приводили пьющего прямиком к вратам удовольствия. Неудивительно, что напиток получил имя портвина – то есть вина, открывающего пьющему вход в порт блаженства и наслаждения.
Но самой удивительной была третья бочка. В ней, в специально сделанных деревянных гнездах, лежали зеленоватые бутылки с длинными горлышками, залитыми сургучом.
Изобретатель взял одну бутылку и отвинтил проволочный намордничек, удерживавший пробку. Раздался оглушительный хлопок, и из бутылки ударила золотистая пенная струя.
Публика визжала от восторга. Новое вино играло как живое, пенилось, искрилось и шипело. Это шипянское – как тут же окрестили его, – чрезвычайно понравилось сам-баровским дамам, и уже через неделю ни один уважающий себя кавалер не отправлялся на свидание без бутылки шипянского.
Появление на рынке новых вин окончательно разорило волшебников. Напитки до такой степени понравились горожанам, что на волшебное пойло теперь никто и смотреть не хотел.
Глава ассоциации волшебников-виноделов с горя утопился в бочке с вином собственного изготовления, третий год остававшегося нераспроданным.
Романчиш остался один. С горем пополам ему удавалось свести концы с концами, продавая свое пойло за бесценок двум-трем оставшимся клиентам. Для того, чтобы не растерять и их, ему пришлось даже взять на себя доставку воды.
Самым печальным было то, что сам Романчиш, однажды попробовав напитки изобретателя, уже не мог пить вино собственного изготовления. Его мутило от отвратительного пойла. Даже небольшой глоток напитка, полученного путем магического превращения воды, вызывал у него неукротимые позывы. Но организм, привыкший к алкоголю, непрерывно требовал очередной дозы.
И волшебник вынужден был покупать вино у изобретателя, отдавая ему последние гроши, полученные от продажи собственных винных изделий.
Так, в ужасных мучениях, прошло еще полгода.
И вдруг изобретатель исчез. Он уехал в неизвестном направлении, бросив винокурню и магазин на подмастерьев.
Волшебник торжествовал.
Он был уверен, что изобретатель не вернется. Он даже принес небольшую жертву богу наемных убийц Киллерусу, – не замеченную, впрочем, последним.
Но, как оказалось, радость волшебника была преждевременной.
Через два года изобретатель вернулся. Оказалось, что он ездил за три моря, в Краеземелье, и привез оттуда рецепт потрясающего напитка из белого винограда.
Едва приехав, изобретатель взялся за дело. Он нанял двух очкастых замухрышек, которые в два счета состряпали ему проект гигантского дистиллятора. С помощью этого дистиллятора предприниматель перегнал имевшиеся у него запасы белого вина вначале один, а потом и второй раз. Полученный продукт он залил в огромные дубовые бочки и спрятал в подвал.
Первая бочка, открытая спустя три года, принесла изобретателю неслыханную славу и сделала его фантастически популярным не только в Сам-Барове, но и во всем Полусреднем мире.
Напиток, названный в честь любимых животных изобретателя конь-яком, оказался великолепен.
Никогда волшебникам не удавалось сотворить ничего подобного.
Золотистая жидкость со специфическим запахом, напоминавшим волшебнику аромат раздавленных клопов, была тем не менее потрясающе хороша. Глоток хорошего коньяка вызывал в организме волшебника такую бурю восторга, что он не мог думать ни о чем, кроме очередной порции напитка.
Каждый следующий год и каждая следующая бочка умножали славу изобретателя.
Ежегодно осенью, в праздник виноделия изобретатель выкатывал на площадь новую бочку коньяка и под радостные крики горожан рисовал на ней очередную звездочку, обозначавшую еще один год выдержки.
На десятый год он открыл очередную бочку, разлил ее содержимое в хрустальные графины, залил пробки сургучом, и на каждый графин наклеил золотой ярлык с надписью «Коньяк «Губернатор»». Первую партию изобретатель отправил в подарок губернатору.
Губернатор был в восторге. Хрустальные графины с губернаторским коньяком стали лучшим украшением праздничных столов. Среди знати стало модным собираться за бутылкой старого коньяка. За каждый графин богатые горожане платили изобретателю пятьдесят реалов чистым золотом.
Пятнадцатилетний коньяк, названный Королевским, украсил празднество по случаю годовщины коронации короля Олафа Семнадцатого. Его величество изволил самолично отведать названный в его честь напиток, и пришел в такой восторг, что с церемонии его пришлось уносить на руках. С этого дня изобретатель был обязан ежедневно поставлять к королевскому столу три хрустальных графина с королевским коньяком, за что ему были дарованы графский титул, освобождение от всех налогов и право первым скупать весь виноград в королевстве для изготовления божественного напитка.
– Теперь эта сволочь живет в собственном замке, – сказал волшебник и сплюнул. – А я сегодня потерял последнего покупателя. И теперь у меня не осталось ни единого гроша. Прошу тебя, горожанин, заколи меня кинжалом или дай мне веревку, чтобы повеситься! У меня не осталось больше сил терпеть издевательства над благородным искусством волшебства!
Вован почувствовал в волшебнике родственную душу. Он тоже когда-то начинал мошенником, впаривая гражданам поддельные акции и даже основал два трастовых общества.
Он сочувственно посмотрел на волшебника и крикнул Цапгкорну:
– Э, халдей, как там тебя, ходи сюда! Бухла нам давай, быстро! И закусь неси!
Вполне довольный новым посетителем Цапгкорн принес большую пыльную бутылку. Глаза волшебника увлажнились:
– Да хранит тебя Плутмес, добрый горожанин!
Вован с волшебником выпили на брудершафт и Вован перешел к делу:
– Зырь сюда, хобот! Хорош гужеваться! Бабло надо косить!
И видя полное недоумение на лице волшебника, счел необходимым объяснить:
– Понты колотить не будем! Надо синих пробить. Кто тут у вас в законе?
– Понты колотить… Синих пробить… – недоуменно повторил волшебник. – В законе? В смысле, кто издает наши законы?
– Во, блин, тупой! В авторитете кто, спрашиваю?
– В авторитете? Кого больше всех уважают?
– Ну, ты тормоз! Вор главный у вас кто?
– Ах, вот что! Кто у нас главный вор? Губернатор, конечно!
– Во, ништяк! Кого еще знаешь?
– Да многие воруют… Само собой, король, министры, придворные, жрецы да мало ли воров вокруг!
– Ну вот! А говорил, не знаешь! Забьем стрелку, перетрем с пацанами…
– Кого забьем? – не понял волшебник. – И зачем тереть пацанов? Ты хочешь наняться банщиком?
Видя, что для продуктивного общения волшебнику придется пройти трехмесячные языковые курсы, Вован махнул рукой и занялся шантильи из конины, а повеселевший волшебник приложился к кружке.
– А вдруг нас не пустят к губернатору? – вдруг обеспокоился волшебник.
– Кого? Меня не пустят? Да ты че, баклан! Я там всех козлов завалю! Я сегодня шестерых положил! Без понтов! Один, в натуре!
Тут волшебный меч, который все это время молчал, наконец не выдержал.
– И ничего не один! – раздалось из-под стола. – Если бы я не бросился под ноги двум… нет, трем разбойникам, тебя бы порвали как тряпку! Да если хочешь знать, ты вообще остался жив только благодаря мне!
– Что это? – подпрыгнул волшебник. Хмель его мгновенно выветрился.
Вован замялся. Что-то подсказывало ему, что не стоит акцентировать внимание волшебника на мече. Тем не менее он вынужден был достать меч из-под стола, хотя вынимать его из ножен не торопился.
– Да это же волшебный меч! – воскликнул пораженный волшебник, жадно разглядывая узорчатые ножны. – Где ты его взял?
– Где взял, там уже нет! – грубовато ответил Вован. Настроение у него портилось все больше.
Меч, внимательно прислушивавшийся к диалогу, заволновался в ножнах.
– Там волшебник! – сказал он возбужденно. – Ты должен показать меня ему! Я так давно мечтал быть представленным волшебнику. Это замечательный поворот в моей карьере. О, волшебники! Они совершают всякие чудесные вещи, они сказочно богаты. Они могут делать золото прямо из воздуха. Ему ничего не стоит сотворить для меня золотые ножны с драгоценными камнями! И эфес! Умоляю обратить внимание на эфес! Он крайне нуждается в бриллиантовой окантовке! О, мой волшебник!.. Я буду неотразим!!!
Меч попытался полезть из ножен, но неудачно. Тогда он принялся хныкать и поскуливать в ножнах, требуя немедленно представить его волшебнику.
– Покажи! – настаивал волшебник с другой стороны ножен.
Вован вытащил меч, но из рук его не выпускал.
Меч разочарованно оглядел волшебника.
– Пожалуй, это не совсем то, что я себе представлял, – сказал он наконец. – Думаю, пока не стоит торопиться со сменой места работы.
Волшебник склонился над мечом.
– Так, так, так, – бормотал он. – Эльфийская ковка. Тут и рунические письмена есть.
– Есть, – сказал меч недовольно. – Да не про вашу честь.
– Отдай его мне! – сказал волшебник.
– Ну, ты, грабки-то прибери! – обозлился Вован отодвигая руку с мечом. – Меча захотел, падла! А ты отбери, попробуй!
– Волшебный меч нельзя отобрать, – вмешался меч. – Его нельзя отобрать, украсть, продать. Его можно только выиграть в честном поединке.
– Или подарить, – сказал волшебник.
– Или подарить, – неохотно подтвердил меч. – Но выиграть его в честном поединке у тебя он не может. В поединке с рыцарем может участвовать только рыцарь. А он, – меч презрительно скосился на волшебника, – никакой не рыцарь, так, пьянь подзаборная.
– Ну, ты, эльфийское дерьмо, не забывайся! – проворчал волшебник, но было видно, что он уязвлен.
Торжествующий Вован спрятал меч в ножны, и пиршество продолжилось.
В ознаменование рождения новой преступной организации была распита еще одна бутылка, и друзья вышли из таверны сильно покачиваясь.
На дворе было темно, хоть глаз выколи. В темноте Вован не заметил какой-то темный мешок, лежащий под крыльцом, и наступил на него.
– Ай-ай-ай! – завопил мешок, отскакивая с жалобным визгом.
Вован, не удержавшись, сверзился и покатился с крыльца следом за мешком.
Некоторое время он беспомощно барахтался в густой грязи, оглашая окрестности отборной руганью на всех изученных за последнее время языках.
Во время одного из наиболее сложных лексических оборотов мешок, который до сих пор лежал неподвижно, тихо поскуливая, вдруг вскочил и с радостным воплем подбежал к Вовану.
Полоса света из окна упала на мешок, и удивленный Вован узнал Нунстрадамуса.
– О, мой господин, какое счастье! Как я рад! Вы живы! Я так ждал! Я все время надеялся и верил (сейчас ему даже казалось, что это правда)! О, какое счастье!
– Это повод! – пьяно заорал волшебник. – Это надо отметить!
И друзья вернулись в таверну.
Цапгкорн, который как раз сваливал остатки шантильи в помойное ведро, несказанно обрадовался этому решению, и принялся торопливо выкладывать шантильи обратно на тарелки.
Вован был счастлив. Глядя, как оракул хватает руками с тарелки остатки конины и торопливо запихивает в беззубый рот, а волшебник гигантскими глотками опустошает очередную кружку, он наконец почувствовал себя среди своих.
– Бригада! – любовно сказал Вован, глядя на новых друзей.
Волшебник наполнил кружку:
– За дружбу… как это… без понтов!
Через час взошедшая над таверной луна озарила живописную картину: по направлению к постоялому двору пошатываясь брел Вован. На одном его плече громко храпел пьяный волшебник, а на другом стонал обожравшийся до бесчувствия пророк.
