Текст книги "Профессия: шерп"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 14 страниц)

– Это ложь! Lies! Nonsense! Lie! – закричали журналисты в разных концах зала.

– Разве? – невозмутимо вскинул брови Топорков. – Подождите, вот у меня тут завалялась бумажка с именами самых известных ученых в истории человечества, основателей главных научных дисциплин и направлений развития естествознания…

Он придвинул к себе уже лежащую на столе распечатку, сосредоточенно сморщился, словно не очень понимая, что именно ему там подсунули.

– Читаю, да? Итак, кто создавал нашу науку и нашу цивилизацию?.. Ну, если верить «Британике», генетика началась с работ аббата Менделя, европейская история – с трудов святого Беды Достопочтенного, античная история родилась стараниями монаха де Монфокона, геология – трудами монаха Ристоро д’Ареццо, астрономия суть дитя известнейшего ученого папы Сильвестра Второго, наиболее известного благодаря изобретению астролябии и первому использованию арабских цифр. А в дальнейшем она развивалась отцом Коперником, автором гелиоцентрической модели солнечной системы, и аббатом Леметром, создавшим теорию «большого взрыва», основу современной космогонии. Знаменитый естествоиспытатель, вошедший в десятку лучших теологов Кембриджской духовной академии, отец Чарльз Дарвин создал теорию естественного отбора, отец Мальтус породил науку о демографии, монах Пачоли придумал «золотое сечение». Труды монаха Бэкона лежат в основе неорганической химии, в которую русский монах Василий ввел понятие осадка. Русский же священник отец Иакинф создал востоковедение, отец Первушин разработал теорию простых чисел, за которую получил премии по математике Петербургской и Неаполитанской академий наук и поощрение на сто девяносто рублей от Священного Синода. Его последователем был небезызвестный отец Флоренский, философ, химик и математик, автор знаменитого труда «Мнимости в геометрии». Монах Мауро стал одним из первых картографов, отец Пристли открыл фотосинтез, епископ Гален придумал первые разрывные снаряды… Э-э-э… – Миллионер красноречиво приподнял плотно заполненную текстом ленту факса. – Не, если тут всех читать, нам этого списка на неделю хватит. Поэтому лекцию давайте завершим, а подробности все желающие могут скачать сами с сайта нашей компании. Однако, думаю, всем и так понятно, что христианский священник и ученый – это слова-синонимы, и только искренняя вера в Иисуса способна обеспечить развитие техногенной цивилизации…

Конец его выступления опять утонул в возмущенном вое журналистов. Светлана тоже нервно запрыгала на постели:

– Ты это слышал, Лёша? Слышал?! Ваш Топорков умом тронулся! Это он после Ватикана такой! У него все мозги промыты! Стой, тихо! Отвечает!

– Да, я слышу ваш вопрос! – вытянул к кому-то руку олигарх. – Пифагор и Эвклид не были христианинами, христианами не были ни Авиценна, ни Абу Юсуф, автор книги о податях, ни Абдаллах Баттани, изобретатель тригонометрии, ни великий Аль Хорезми, создатель алгебры как науки, научивший людей алгоритмам. Да, спасибо, я понял вашу мысль. Вы хотите сказать, что до возникновения христианства все были равными. На Руси ковали булат и записывали Русскую правду, в Риме изобретали Римское право, в арабском мире развивали математику, в Индии открыли арабские цифры, в Китае – шелк и бумагу, в Египте построили пирамиды, в Эфиопии – стелы невероятной высоты, а в Юго-Восточной Азии – множество величественных храмов. Да, все народы оказались абсолютно равны в своем творческом потенциале, пусть и проявили изобретательность в совершенно разных областях знания.

По залу прокатился одобрительный гул – общего равенства народов никто из присутствующих оспорить не рискнул.

– И вот в мире равных среди равных, всего лишь в одном маленьком уголке планеты не без труда добилась полного доминирования христианская религия, – продолжил Топорков. – Та самая, где каждый священник или монах считает для себя святой обязанностью изучать законы природы. И всего за несколько веков на этом географически крохотном пятачке земли были изобретены огнестрельное оружие и пилорамы, токарные станки и паровозы, доменные печи и автомобили, электрический свет и телефоны, самолеты и танки, трактора и пневмопочта, подводные лодки и радиосвязь, космические ракеты и компьютеры, телевизоры и лазеры – в общем, все! Все, абсолютно все, чем пользуются люди в нашем мире, все, что составляет суть, смысл и основу нашей цивилизации изобретено строго и исключительно в пределах доминирования христианской религии! Там, где нет христианства – нет и науки с техникой. Как вы все прекрасно понимаете, подобной ситуации в техногенном мире космоса мы допустить не можем. Нам нужна наука, а ее без веры Христовой не существует. И эта вера безусловно отправляется с нами на Венеру!

– Вот это обалдеть! – охнув, откинулась на спину Светлана. – Нет, ты слышал, Лёш? Ты слышал?! Мракобесие на марше! Ваш Топорков, похоже, решил костры инквизиции на орбите разводить! Сжигать всех несогласных! Ой-ё-о, время-то почти двенадцать. Прокопыч мог упустить, он рано ложится. Ч-черт! – Она на четвереньках пробежала по постели, спрыгнула на пол, метнулась в соседнюю комнату, открыла крышку ноутбука, застучала пальцем по кнопке включения:

– Ну, давай же, давай! Сейчас напишу, утром выложим – это будет бомба!!! Миллионер Топорков собирается осваивать Венеру с помощью молитв! На орбиту помелом и кадилом! Ученым вход в космос запрещен! Наш рейтинг прыгнет втрое!

– Двенадцать? – переспросил Сизарь. – Бар, наверное, еще открыт. Схожу, возьму чего-нибудь. Сока, наверное?

– А ты чего, так ничего и не скажешь? – повернулась к нему девушка.

– О чем?

– Ну, об этой дикости! Ваш Топорков после поездки в Ватикан собирается возрождать инквизицию! Средневековое мракобесие! Теперь вам запретят читать интернет и спецификации. Вместо них Библию учить будете! Все тома на память.

– Какую инквизицию? Какую Библию? – поморщился молодой человек. – Семен Александрович там и близко ничего похожего не говорил.

– Как не говорил?! – возмутилась журналистка. – Он же сказал, что намерен внедрять на Венере христианство!

– Так ведь он подробно объяснил, что и почему делает. Последние пятьсот лет прогресс развивается только в зоне влияния христианства. Если система надежно работает уже пять веков, зачем ее менять? Космос не место для бессмысленного риска.

– Да он же врет! В Ватикане ему промыли мозги!

– Тогда назови мне крупные открытия или изобретения, совершенные за пределами христианского мира.

– Бумагу изобрели египтяне!

– Пускай, – согласился Сизарь. – Вот только папирус свой они делали три тысячи лет назад. А для научного анализа положено сравнивать системы, находящиеся в равных условиях. Пятьсот лет Европы и пятьсот лет любой другой местности по твоему выбору. Вот, скажем, в России триста лет назад изобрели токарный станок, двести пятьдесят лет тому Ломоносов открыл атмосферу Венеры, двести лет назад сделали гальваническую батарею, сто пятьдесят лет назад изобрели лампочку, сто лет назад открыли радио, давление света, таблицу Менделеева, построили ледокол… С чем сравниваем?

– Лёша, ты чего, церковник? – округлились глаза девушки. – Ты христанутый? Ты за попов? Ты же изобретатель, ты космонавт!

– Ну да, я технарь. Мне нужны факты и цифры. Так что было изобретено в других местах планеты за последние пятьсот лет? Ты вспоминай, а я за соком схожу.

Когда он вернулся, девушка, хищно согнувшись над ноутбуком, с невероятной скоростью стучала по клавишам. Алексей поколебался, но отвлекать ее не стал, налил в стакан персикового нектара, поставил рядом.

– Неужели тебе не противно, если придется летать в космос на ракете, которую поп святой водой спрыскивал? – не поднимая головы, спросила журналистка.

– На скорость не влияет. – Сизарь отправился в постель. – А коли кому-то в экипаже спокойней станет, так оно и всей команде лучше.

– А еще они ученых жгли на кострах! – крикнула девушка. – Коперника! Галилео! Джордано Бруно!

– Во-первых, сожгли только одного, – попив прямо из пакета, вытянулся поверх одеяла Сизарь. – А во-вторых, все эти люди тоже были священниками. Так что это были какие-то чисто внутрицерковные разборки. Какое тебе до них дело?

– Галилей не был священником!

– Не верю. – Алексей выключил телевизор, накрылся одеялом и сомкнул глаза.

Спать долго Светлана ему не дала. Растолкала около четырех утра и потащила к ноутбуку:

– Ты посмотри, ты смотри, что в американском сегменте творится! У них же там вся сеть просто взорвалась! Вот, смотри. Это в Нью-Йорке какой-то пастор за нашего Топоркова, а это в Калифорнии преподобный Генри Вильямс о важности христианства заливает.

– Что заливает? – сонно спросил Сизарь.

– Ну, про то, что вместе с христианством в западном мире умирает и наука, и технологии. Говорит, что десять лет назад в мире только три страны умели строить атомные электростанции: Франция, Россия и США. А теперь только Россия и Китай. Что раньше только две страны умели летать в космос, а сейчас только одна, что последнюю новую ракету их страна разработала сорок лет назад, а последний ядерный боезаряд изготовили тридцать лет назад, и теперь якобы вместе с христианской верой утрачены и эти технологии.

– Для тебя что, большая тайна, что еще с одиннадцатого года американских космонавтов возят на орбиту только русские ракеты? – поинтересовался Алексей. – У них в НАСА русский язык еще с девятого года второй официальный.

– Это все фигня! Ты смотри, как его ловко срезали! Вот, здесь: «…хватит великую Америку тянуть в гнилое мракобесие! Нам не нужна вторая Нигерия. Ученые уезжают, инженеров нет, а мракобес рассуждает, куда у него там душонка попадет после смерти. Да начхать всем жителям Америки на вашу душонку, нам нужна сильная страна, и это главная забота! А ваши тонкодушевные переживания для народа на миллионном месте – рассказывайте о них старушкам на скамеечке!»

– Ты меня ради этого будила?

– Нет, я совсем другое хотела показать. – Она пролистнула несколько страниц на экране: – Вот, смотри! Прямой, четкий ответ твоему Топоркову, опровержение всего его бреда: «Да, признаю, свою роль религия сыграла. Но, вот, например большую роль играли крепостные, давайте их вернем, а? А еще от болезней в Европе избавлялись сожжением ведьм – тоже надо вернуть! Пока верующие занимаются своими эгоистичными потребностями по спасению своей бесценной души, то какая от этого польза для государства? Пусть они сидят тихо и не лезут в науку с криком „без нас тут всё развалится“, не занимаются шаманскими ритуалами с поливаниями спутников и лодок водою. Забота о душе – это монашество. А наука – не место ритуалам. Без ученых можно, без инженеров – пожалуйста. Правильно помолимся – и ракета полетит».

– Где?

– Что?

– Я технарь, Лана, мне в этом словоблудии ничего не понять, – покачал головой Сизарь. – Я обойдусь фактами и цифрами. Где и сколько было совершено открытий за пределами христианского доминирования? Какие изобретения сделаны и что построено?

– Да вот же, вот, тебе ясно сказано, что от христианства ничего не зависит! – возмутилась журналистка.

– «Ясно сказано» – это не цифра, – зевнул молодой человек. – Давай договоримся, что, пока не появится статистическая выборка, ты меня больше не трогаешь? Все, удачи. Я – спать.

– Подожди, ты куда?! – возмутилась девушка. – Здесь вон еще сколько ответов. Ты должен понять, что любая религия – это миф!

– Я верую только в Морфея, и моя душа сейчас принадлежит ему, – провозгласил Сизарь и завернулся в одеяло.

– Подожди, тут интернет-трансляция еще какого-то святоши началась! Ты представляешь, какая наглость: клерикалы используют современные электронные технологии для распространения дикарских верований! Лёш, ты чего, спишь? Ну ладно, я тогда тоже смотреть не стану. Комментарии появятся, тогда и пролистну…

* * *

Сандра и Фрэнк Моррисон, в отличие от Светланы, выступление пастора Джима Стейли посмотрели почти целиком – оно пришлось как раз на ту пору, когда супруги перед выходом на работу завтракали у себя на кухне жутко канцерогенной, но зато вкусной яичницей с беконом, запивая ее не менее вредной «Кока-колой». Выступающий по маленькому ЖК-телевизору седовласый и седобородый мужчина в сутане казался просто собеседником, сидящим на табурете напротив.

– Мы часто слышим, – вещал им священник, время от времени заглядывая в бумажку, – что христианская вера отнюдь не приносила в мир человеческий норм морали и нравственности, что все эти понятия существовали и раньше. Однако вспомним, что это была за мораль. Эта мораль разрешала бросать в пропасть слабых детей или оставлять новорожденных в лесу на съедение зверям, эта норма разрешала содомию, скотоложество и свальный грех, разрешала блуд, многоженство, кражу и даже убийство, ежели жертвой оказывался случайный, чужой человек. Это ли тот мир, в котором достойно жить цивилизованному обществу? Разумеется, запреты приживались и приживаются с трудом, ибо путь в гору всегда труднее скатывания вниз. Самоограничение тяжело дается даже духовно развитой личности. Но именно духовного роста, саморазвития, восхождения на уровень Создателя и требуют от нас заповеди и вера Христова. Хорошо быть кошкою, хорошо собакою: можно пить из луж, спать под заборами, спариваться с любыми встречными животными. Жить так, без забот и труда, легко и просто. Когда мы стелим постель, вместо того, чтобы упасть у столба, когда готовим кофе вместо того, чтобы похлебать дождевой воды, – мы тоже накладываем на себя бессмысленные, с точки зрения пса, ограничения. Но разве именно они, эти моральные запреты, и не отличают нас от животных?

– Фу, – поморщилась Сандра. – К столу-то этого говорить не стоило. Разве он не знает, что люди сейчас завтракают?

– Про содомитов он тоже зря помянул, – кивнул Фрэнк. – Теперь по судам затаскают, пока не разорится.

– Есть путь наверх, есть путь вниз, – невозмутимо продолжал пастор. – Мы часто слышим крики про ханжество, про сексуальную революцию, свободу самовыражения и отмену бессмысленных запретов. Разумеется, желающих совокупляться с кем попало и как попало можно понять, равно как можно понять любителей улетать в наркотические грезы. Их существование куда легче и проще, нежели жизнь убежденного христианина, и целомудренный семейный человек, посвятивший себя единственной супруге и воспитанию детей, кажется скучнее разгульного жиголо. Однако нужно понимать и то, что смертный, всецело посвятивший себя возможностям беспорядочного спаривания, никогда не найдет достаточно времени, чтобы составить каталог океанских водорослей или разработать теорию холодного синтеза. Или вы полагаете, что разгул вседозволенности и кропотливое изучение тонкостей мироздания могут легко сосуществовать в одном и том же обществе, соприкасаться на улицах, на общественных приемах, в школах – и не оказывать друг на друга никакого влияния? Вы ошибаетесь…

– Чего ты так на меня смотришь, Фрэнк? – забеспокоилась Сандра.

– Нет, ничего, – потянулся за соком молодой человек.

– Нет, ты смотришь!

– Я слушаю… – Ее муж взялся за пульт и сделал звук немного громче.

– Посмотрите на наши школы! – предложил пастор. – Проволочные заграждения, тесты на наркотики, металлодетекторы на входах, охранники с электрошокерами. Вы полагаете, это прогресс? Думаете, по сравнению с прошлым веком, когда дети занимались только учебой, образование продвинулось вперед? Вы всерьез считаете, что подростки стали лучше усваивать знания, разрываясь между тестированием противозачаточных средств и сортов героина, гадая, есть ли у соседа пистолет или нож, и скольких тому удалось соблазнить в негласном соревновании? Вот это они и есть – плоды вседозволенности. Апологеты сексуальной революции вели войну с ханжеством, сражались с христианскими заповедями, а победили образование, науку, искусство…

– Нет, ты смотришь! – выхватила у него пульт Сандра и выключила телевизор совсем. – Давай, говори!

– Ты самая красивая на всем белом свете, моя дорогая. У тебя чудесные голубые глаза, длинные золотые локоны, у тебя высокая грудь, широкие бедра, осиная талия… Каждый раз, когда ты собираешься пойти в свой фитнес-клуб, я начинаю умирать от ревности!

Девушка расхохоталась и пересела к нему на колени, потрепала коротко стриженные волосы, легонько коснулась губами губ:

– Не бойся. Я люблю только тебя и никогда ни на кого больше даже не посмотрю.

– Я знаю… Но всякий раз, как представлю тебя в трико, ведущую занятия среди мужчин… Ты в этой одежде все равно что голая!

– Не преувеличивай, – чмокнула она мужа снова. – Женщина в короткой юбке и блузке с рюшечками выглядит еще соблазнительнее. Но это не значит, что она изменит своему избраннику при первой же возможности. Кстати, такие секретарши у вас в офисе наверняка есть. Я же тебе сцены ревности не устраиваю?

– И я не устраиваю. Ты сама спросила.

– Ты должен был ответить что-нибудь вроде: я беспокоюсь за будущее наших детей в этом ужасном мире… – вскинув голову к потолку, мечтательно произнесла Сандра. – Что за дурацкая привычка всегда отвечать правду? Мог бы придумать версию поромантичнее.

– Ну, я и вправду беспокоюсь, – пожал плечами Фрэнк. – У Пита на прошлой неделе задержали ребенка в школе – за сексуальные домогательства. Директор вызвал полицию, пришлось туда ехать, оформлять признание.

– Подожди, но ведь его сыну всего восемь лет! Какое признание, какое домогательство?

– Шесть, милая. Не восемь, а шесть. Но без признания полиция не отпускала ребенка, грозила отправить в приют. Ну, а там, сама знаешь: штраф, лишение прав, усыновление в другую семью.

– Ужас! И что он сделал? Что советовал адвокат?

– Он подписал признание, теперь малышу придется полтора года ходить к психиатру. В общем, обошлось. Плохо то, что у его брата в Массачусетсе тоже сына арестовали – за то, что в школе он нарисовал на кресте Иисуса. Ему пришлось проходить психиатрическую экспертизу, а потом – курс психотерапии. Если это всплывет, суд может признать заболевание наследственным, страховка тут же подорожает вдвое, а кредитная история окажется загубленной на всю жизнь. Кстати, это именно ему восемь лет, а не сыну Пита. Наверное, я тебе про этот случай уже рассказывал?

– Читала в интернете. Так что страховые фирмы наверняка уже все знают.

– Наверное, – молодой человек поднялся. – Сандра, мне пора на работу.

– Когда я буду в положении, – спрыгнув с его колен, сообщила девушка, – то преподавать фитнес уже точно не смогу.

– Милая, мы ведь все обсудили, – поймал ее за руку Фрэнк. – Я хочу ребенка, но эта квартира для нас троих слишком мала. Как только я получу прибавку, то сразу…

– Смотри… – стукнула его пальчиком супруга. – Тогда я пошла преподавать. Переоденусь в трехцветное трико – с синей попочкой, бирюзовой грудью и желтыми рукавами, – и буду в таком виде показывать упражнения всяким похотливым самцам.

– Ты меня убиваешь! – взмолился молодой человек. – Хорошо, хорошо, я позвоню отцу. Может, он все же чего-нибудь подкинет. Он тоже при каждой встрече спрашивает о внуках.

– Что значит «тоже»?! – влепила ему легкую, шутливую пощечину Сандра. – Ты назвал меня бабушкой?!

– Милая… – Фрэнк поймал ее за руку и поцеловал в ладонь. – Я побежал.

Квартира, которую они снимали, находилась в Хобокене, а офис компании «Эйрспейс корпорэйшн» – на Монтгомери-стрит. Всего полчаса спокойного шага, так что на работу Моррисон всегда ходил пешком. Когда ветер дул с океана, эти прогулки его даже освежали. Если с запада – весь свой путь он мечтал о противогазе.

«Эйрспейс корпорэйшн» занимала три этажа в западном крыле кирпичной девятиэтажки на углу Монтгомери– и Флоренс-стрит. Построен дом был еще в пятидесятые, кондиционеры в него ставились в семидесятые и ни разу не ремонтировались, а потому внутри конторы было хронически душно. Особенно, когда работали все компьютеры. Пытаясь добиться хоть какой-то свежести, Моррисон повесил над головой настенную подставку на четыре цветочных горшка, в которых мужественно боролись за жизнь три бледных аспарагуса и полужелтый папоротник, и каждое утро опрыскивал их из пульверизатора. Однако на этот раз растениям не повезло. Едва только кресло скрипнуло под опустившимся на него инженером, как приоткрылась дверь напротив, и его поманил к себе Гарри Ситнер, начальник отдела:

– Иди сюда, Фрэнк, у меня есть к тебе серьезный разговор.

– Да, шеф, – поднялся со своего места молодой человек и через полминуты опустился на стул перед начальником.

– Пожалуй, даже не один, а два разговора, Фрэнк. – Ситнер был полноват и, когда волновался, всегда сильно потел, постоянно промакивая обширную лысину синим платком. Только синим, другими он почему-то не пользовался. – Прежде всего, Фрэнк, тебе нужно снять свою цветочную подставку. Она сделана в виде креста и всех раздражает.

– Кого, Гарри? – не понял Моррисон. – Ты – баптист, Пит – баптист, Леон – так и вовсе мормон. Мы же всегда вместе пьем на общие праздники! Да и вообще, это не крест, а крепеж под цветочные горшки.

– Не спорь, Фрэнк, не спорь! – отмахнулся Ситнер, тиская платок. – Бесполезно. Сними – и все. С этим русским все словно помешались! Им мерещится христианство в каждом перекрестке. Они сняли крест с монумента погибшим одиннадцатого сентября, они убрали крест воинского мемориала на горе Соледад, они запретили кресты в школах и наружные кресты церквей – а ты цепляешься за какую-то дурацкую подставку? Это без разговоров, мне тут скандалы и штрафы не нужны. Теперь более важный вопрос. Ты знаешь, у нас в стране кризис, денег ни у кого нет. Фирма решила радикально сократить расходы.

От такого начала Моррисон не просто забыл про кресты и христианство вместе взятые – он весь покрылся потом почище своего начальника.

– Со следующего года договор аренды этого здания заканчивается, и продлевать его «Эйрспейс корпорэйшн» не намерена. – Гарри сделал паузу, чтобы еще раз промакнуть голову, и продолжил: – Ты хороший парень, Фрэнк, ты хорошо чувствуешь объем, находишь интересные условия. Поэтому «Эйрспейс корпорэйшн» в моем лице предполагает продолжить наше сотрудничество в несколько ином варианте. Ты будешь делать ту же самую работу, что и сейчас, но не за оклад, а по подрядному договору. В принципе, изменится только то, что ты будешь сидеть за компьютером не здесь, а у себя дома, точно так же готовя спецификации и чертежи для макетного производства. А поскольку на аренде фирма сэкономит дикую кучу денег, то тебе, полагаю, даже получится повысить зарплату.

– Да, Гарри! – облегченно выпрямился молодой человек.

– Никому о нашем разговоре ни слова! – тут же предупредил Ситнер, вскидывая палец. – Не каждому повезет так же, как тебе. И сними со стены эту проклятую подставку! Если ее вид оскорбит чьи-то религиозные чувства, я вычту штраф из твоей зарплаты.

– Понял, шеф!

– Иди, снимай, – разрешил Ситнер.

После такого вступления Фрэнк, разумеется, исполнил предписание начальника со скоростью света, сунув злополучную подставку под стол, а цветы, благо не разросшиеся, расставив возле монитора. Затем рьяно взялся за работу, старательно ни на что не отвлекаясь. Даже обед заказал себе с доставкой – пиццу с грибами и анчоусами. Правда, после работы задерживаться не стал: уж очень хотелось поделиться с женой хорошей новостью.

По дороге домой он неожиданно заметил на стене красивое граффити – большой коричневый крест на синем фоне с надписью: «Вернем Америку Иисусу», замедлил шаг, но останавливаться не стал. К удивлению Фрэнка, напротив его дома, на стене кирпичной двухэтажки, в которой жили с семьями крикливые итальянские водопроводчики, красовался крест, очень похожий на тот, что встретился по дороге – только черный на бежевом, а сама надпись – синяя по красному. В этот раз он все же остановился, оглянулся на окна второго этажа. Да, из кухни смотреться будет неплохо, нужно показать Сандре.

Он повернул на свою сторону улицы, поднялся наверх, открыл дверь:

– Ты уже дома, милая?

– Извини, у меня руки в креме! – Выскочив из спальни, она быстро поцеловала его в губы. – Я сейчас!

Она метнулась обратно и спросила уже оттуда:

– Как дела на работе?

– Похоже, с нового года ходить туда мне больше не понадобится. – Сандра выскочила обратно. Увидев ее округлившиеся глаза и разом посеревшее лицо, Фрэнк торопливо успокоил жену: – Все хорошо, я буду работать дома. Мне даже повысили зарплату.

– Ф-фу, слава богу, – перевела дух девушка. – А я уж было подумала… – Она опять ушла, но тут же выскочила снова: – Повтори!

– Ты видела, какой красивый крест кто-то нарисовал напротив нас? – отступил к окну Фрэнк.

– Повтори, что ты сказал?! – еще раз потребовала Сандра, подступая с воинственным видом. Из ее растопыренных пальцев грозно выступали длинные белые ногти, неразмазанный крем топорщился во все стороны, словно лохмотья линяющей кожи, глаза горели огнем.

– Я получил повышение, – смиренно сложив руки на груди, склонил голову Фрэнк.

– То есть, мне пора уходить с работы? – вкрадчиво уточнила она.

– Тебе пора об этом подумать, – уклончиво ответил молодой человек.

– Как-то ты неуверенно об этом говоришь.

– Мне еще нужно получить новую зарплату, нам нужно найти новую квартиру. На эту у нас аренда проплачена на месяц, а предупреждать о съезде по договору нужно за три месяца.

– Ох, ох, ох, какой он деловой и важный!

– Короче, увольняйся! – вдруг решился Фрэнк. – Ну его, этот фитнес. Если поднимут мало, проживем и здесь. Зато ты никуда не будешь уходить.

– А может, мне нравится, как ты меня ревнуешь? – улыбнулась она, посмотрела себе на руки и снова повернула к спальне.

– Так ты видела крест?

– Он тут с самого утра, милый, – ответила из-за двери она. – Ты разве не заметил? У нас с самого утра весь клуб гудел. Говорят, в стране появилась тайная организация христиан, которая будет бороться за наши права.

– Сегодня, что ли?

– Нет, уже давно. Просто из-за русского только сейчас на них внимание обратили. В новостях весь день кресты показывают – символ их братства. Они по всей стране, и многие уже давно нарисованы.

– Что за русский? Сегодня второй раз уже слышу.

– Какой-то тамошний миллионер предлагает всем переехать на Венеру. Но брать обещал якобы только христиан.

– Неужели правда?

– Сходи в интернет да посмотри! – разумно посоветовала жена.

Он сел за компьютер, настучал запрос про русских и христианство, и почти сразу ему выпала видеозапись интервью некоего русского миллионера Топоркова с журналисткой Эмми Гудман из «Кинг Фичерз Синдикат»:

– Скажите, Семен, вам не кажется, что название вашего проекта «Планета белой расы» звучит оскорбительно для представителей других национальностей? – с первого же вопроса напористо начала разговор журналистка.

– Нет, не кажется. – Холеный и моложавый русский откинулся в кресле, демонстрируя камере дорогой костюм и драгоценную заколку на галстуке. – Ведь никого не шокируют наименования «исламский банк», «негритянский джаз», «ирландское виски», «шотланский кильт», «русская баня», «финская сауна». Отчего тогда людей должно тревожить упоминание «белой расы»?

– Но ведь оно подразумевает, что всем, кроме белых, вход на эту планету будет запрещен?

– Уверяю вас, Эмми, – широко улыбнулся русский, – запрета на посещение «финской сауны», ношение «шотланского кильта» и употребление «ирландского виски» лицам других рас и национальностей никогда в истории не существовало.

– Почему бы тогда не упомянуть об этом в названии вашего проекта?

– Вы представляете, как ужасающе звучало бы название юбки, произноси мы что-то вроде «шотландский кильт, ношение которого позволительно так же представителям всех других национальностей и женщинам, если они вдруг того захотят»?

– Почему вы все время сворачиваете с названия своего проекта на другие национальные бренды, мистер Топорков? – ехидно прищурилась журналистка. – Вы все-таки чувствуете в названии «Планета белой расы» что-то нехорошее?

– Напротив, Эмми. В силу природной скромности я не желаю выделять свой бренд из многих сотен других подобных наименований.

– Хорошо, допустим. Однако в своем первом интервью по приезду в США вы сказали, что христианство является основой современной науки. Вам не кажется, что такое утверждение оскорбительно для многих тысяч разумных людей?

– Насколько мне известно, Эмми, восемьдесят процентов населения США – триста пятьдесят миллионов человек – являются христианами. Каким образом их способно обидеть уважительное отношение к их религии?

– Но, помимо христиан, у нас проживают и представители других мировых конфессий, других убеждений, атеисты, наконец! Ваши слова о ведущей роли христиан являются для них оскорбительными!

– Простите, – забеспокоился миллионер и даже выпрямился в кресле. – У меня, наверное, проблемы с пониманием английского. Мне только что показалось, будто вы сказали, что у вас в США – в стране, известной всему миру своей толерантностью, терпимостью к чужим убеждениям, свободой слова и мысли, – кто-то может счесть для себя оскорбительным уважение, высказанное в отношении абсолютного большинства населения? Наверное, мне нужен переводчик. Я не улавливаю смысл ваших утверждений.

В студии возникло замешательство. Журналистка, покрутив головой, сняла микрофон, к русскому, пригнувшись, кто-то побежал. Моррисон, не дожидаясь продолжения, пролистнул «ветку». Ниже шли обычные для любой христианской темы комментарии:

«Махровое мракобесие. Русский – толоконный лоб».

«Осиновый кол ему в пасть!»

«Гвоздями надо прибивать, чтобы помучились побольше. Ибо на кресте нательном еврей гвоздями прибит».

«Сейчас опять начнут опровергать эволюцию!»

«У русских ныне ученые со своей, прости господи, наукой, только мешают развитию космонавтики! У них аппараты только силой молитвы возносятся! Я так думаю, „Планету белой расы“ они построят в лучшем мире, когда все попадают сразу после взлета».

«Потому что глупые ученые еще только ищут истину, а этим крестобрюхим она уже дана. Готовая и перевязанная ленточкой…»

Дальше Фрэнк читать не стал – нужное наименование он уже нашел. Через поисковик вышел на проект «Планеты белой расы», почитал об их плане строительства в средних слоях атмосферы Венеры плавучих островов, защищенных от любых житейских невзгод, почесал в затылке.

Все это походило на фантастику, на кадры из очередного голливудского космического боевика – однако схема строительства, строение жилых модулей и общих помещений, расчеты плавучести, описание схемы двигателей межпланетных пассажирских челноков ему, как инженеру-авиатехнику, показались вполне убедительными. К тому же, русский орбитальный корабль, построенный для проекта, уже не просто летал, но и вполне успешно выполнял наверху какие-то работы.