Текст книги "Профессия: шерп"

Автор книги: Александр Прозоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)

Орбитальный тест

На базе Панчино могучий «Ан-124», выкатившись на взлетную полосу, замер на несколько секунд, а затем, разом переведя все двигатели в форсажный режим, начал разбег. Издалека казалось, что ползет он очень медленно, однако еще метров за триста до конца полосы «Руслан» поднял нос и стал решительно забираться на высоту, неся на своей спине планер с закрепленной на нем «Касаткой» – новой моделью «Клипера» заметно увеличенного размера – и массивной углеродной плитой такого же новенького термоядерного двигателя «АС» (то есть Алексея Сизаря).

Сизарь в это время находился на борту «Касатки», контролируя работу своего агрегата, чтобы в случае необходимости принять меры к устранению неполадок. Денис Тумарин на сей раз наблюдал за полетом со стороны – по огромной ЖК-панели, вмонтированной в одну из стен кабинета главы корпорации «Молибден». Вместе с ним трансляцию смотрели сам мультимиллионер Семен Топорков, отчего-то одетый в тренировочный костюм, Сергей Иммануилович в своей неизменной вытертой водолазке и всегда яркая Ирина Владимировна, привычно восседающая за столом хозяина. В общем – правление корпорации «Молибден» в полном составе.

Спустя минуту после вылета «Руслана» вслед за транспортником поднялась в воздух амфибия «Бе-200» принадлежащая МЧС России: в случае неудачи спасатели были готовы немедленно поднять с поверхности океана экипаж космического корабля. Где-то там, в точке сброса, дежурила также и быстроходная яхта олигарха. Топорков умел считать деньги, и если уж все равно сейчас не отдыхал на своем судне – то, по крайней мере, использовал его на пользу дела. Правда, яхта должна была беспокоиться не о людях, а об имуществе. В случае неудачи – отбуксировать «Касатку» в ближайший порт. При успехе – подобрать планер.

Съемка велась с борта «Бе-200», и поэтому ракурс очень быстро поменялся – спасатель ушел вправо и вверх, фиксируя полет транспортника с почтительного расстояния. Тумарин знал, что удаление составляет никак не меньше ста километров – но у спасателей была великолепная оптика, так что самолет-носитель зрители видели столь четко, словно парили, самое большее, в полукилометре от него.

Следуя утвержденному графику полета, «Руслан» шел к Тихому океану, смещаясь к экватору и набирая утвержденные двенадцать тысяч высоты. До точки сброса ему было примерно сорок минут лёта. Картинка медленно ползущего над облаками гиганта за это время успела настолько приесться, что Денис упустил тот миг, когда отстегнулись фиксаторы и «АН-124», резко сбросив газ и выпустив закрылки, провалился вниз сразу этак на три тысячи метров, широким крутым виражом ложась на обратный курс. Сверкая глянцевой обшивкой, словно синим латексным костюмом, планер задрал нос градусов на тридцать вверх и стал падать – на полет его движение явно не походило. К счастью, падал он достаточно медленно, чтобы рухнуть в перистые облака только после того, как носитель успел уйти на безопасное расстояние.

Вспышка закрыла разом весь экран. Когда камера перенастроила диафрагму, зрители смогли увидеть только падающий в широком пологом штопоре планер и темную точку, уходящую ввысь.

Новая вспышка опять выбелила экран, после чего на картинке остались только небо и облака, и третья вспышка мигнула уже откуда-то сверху, скорее угадываясь за пределами видимости, нежели указывая место космического корабля.

– Боже мой, их же там, наверное, расплющило?! – ужаснулась Ирина Владимировна.

– Пять «жэ», ничего страшного, – ответил Тумарин. – Взрывы толкают не сам корабль, а многотонную опорную плиту, та запасает инерцию и одновременно сжимает пружины, плавно наращивая давление на пассажирский отсек. Потом пружины разжимаются, используя запасенную плитой энергию, а в момент их полного вытяжения следует подрыв очередной капсулы. Цикл повторяется. Это только со стороны кажется, что их швыряет термоядерными вспышками, – внутри работа двигателя ощущается как пульсирующий разгон. Я же на первом экземпляре летал, помните? Это даже удобно: между толчками как раз успеваешь сделать полный вдох.

– Я бы ни за что не полетела! – мотнула головой женщина.

– А я попробую на старости лет, – отозвался с дивана Сергей Иммануилович. – Ты ведь меня отпустишь, Сёма?

– Как с хлопотами управимся, так и отпущу, – согласился олигарх.

– То есть, никогда, – сделал вывод старик. – Так что там дальше с этим чудом техники, юноша?

– Пока работает двигатель, связи не будет, – напомнил Денис. – Через полчаса они поднимутся на высоту пятнадцати тысяч километров, определятся с координатами, засекут сигналы маячков телескопа и отправятся их собирать. В обоих смыслах этого слова: сперва найдут, потом соединят приборный блок, антенну и ионный двигатель в единое целое, дождутся раскрытия зеркала – и все, домой, на посадку.

– И во сколько мне обойдется это удовольствие? – поинтересовался Топорков.

– Даром, – хмуро ответил Тумарин.

– Это как? – не понял миллиардер.

– Нам в любом случае требовалось испытать новую модель орбитального челнока, – ответил Денис. – Во-первых, чтобы проверить его надежность, а во-вторых, чтобы ваши заказчики могли убедиться, что работы по их переселению на Венеру успешно продвигаются. Нам нужно опробовать шлюзы, скафандры, маневровые двигатели и много прочих узлов и систем. Роскосмосу же требуется собрать «Радиоастрон-5» для запуска на околосолнечную орбиту. Он оказался слишком тяжел для вывода на орбиту одним носителем. В итоге мы проведем нужные нам испытания, а оплатит их Роскосмос как работу по разворачиванию телескопа…

Тумарина всегда поражала способность олигарха получать прибыль там, где для всякого другого человека предполагаются расходы и только расходы. И это был лишь один из многих десятков случаев. Топорков покупал медь так, что выигрывал сотни миллионов на резких скачках стоимости акций рудников и медеплавильных заводов; он выбил государственные гранты на похороны своего отца; он ухитрялся получать страховку за взрывы офисов, которые еще не были открыты, и при этом собирал еще и дивиденды с жителей, испуганных этими взрывами.

– Это же сколько должен стоить телескоп, чтобы оправдать такие расходы? – удивилась Ирина Владимировна.

– На эти деньги можно легко построить один из наших обитаемых островов для Венеры, – ответил Денис. – Но дирижабли, увы, не способны рассмотреть планеты в звездных системах, удаленных на сотни световых лет…

– Кстати, о дирижаблях, – перебил его миллионер. – В реальности управляемых космических челноков мы убедились. Но вот как продвигаются дела с катапультой? Помнится, ты обещал построить ее к Новому году, Денис. У тебя остается всего три месяца!

– Технических проблем нет, Семен Александрович, – пожал плечами Тумарин. – Каркас разгонного тракта уже смонтирован на местности, ведется сборка разгонных катушек. Трасса пройдет через нагорье Матагальпы с вылетом грузовых капсул в сторону Москитового берега. Он практически необитаем, и жаловаться на шум будет некому. Плавучий реактор мощностью в сто двадцать мегаватт Росатом нам выделил, в настоящий момент он буксируется к Карибскому морю. Там есть ограничения по мореходности, но даже по самым пессимистичным прогнозам через месяц станция будет на месте. А весь ее монтаж заключается в сбросе якоря и подключении к сети.

– То есть, ты уложишься к октябрю?

– Нет, Семен Александрович, тут есть один важный нюанс, – поморщился Тумарин. – Согласно расчетам НИИ Точмаша, для заброса стандартной капсулы весом в десять тонн на орбиту высотой в двести километров нам потребуется вложить в нее семнадцать гигаватт энергии. А с учетом сопутствующих потерь – не меньше двадцати. Столько существующие в мире реакторы выдать не в силах. Да и не способны они работать в импульсном режиме. Поэтому энергию придется копить в конденсаторах. И потребуется нам только на начальном этапе не менее семисот пятнадцати тонн высокомощных ионисторов удельной емкостью сто семьдесят восемь ватт с килограмма. Питерское НИИ «Пириконд» разработало для нас систему управления всей этой махиной, пуско-зарядную схему и уже ведет производство конденсаторов. Однако обойдется это концерну по шестьсот сорок семь рублей за килограмм батареи.

– Что-то около пятисот миллионов рублей, – прикинул Топорков. – По сравнению со стоимостью меди для катушек выходит просто даром. Решения на такие затраты ты вполне можешь принимать самостоятельно. Или я чего-то недопонимаю?

– Семьсот тонн – это одиночный пуск десятитонной капсулы раз в двое суток, – ответил Денис. – Если нужно запустить двадцатитонную, понадобится уже тысяча четыреста тонн ионисторов, если тридцати – то две тысячи. Если запускать чаще, чем раз в два дня, нужен еще реактор. В общем, по мере нарастания грузопотока нужно увеличивать энергетику пусковой установки. Опционально раз в пятьдесят. Больше не выдержит уже сама катапульта.

– Все ясно, – хмыкнул олигарх. – Так бы сразу и сказал, что денег хочешь. Что там у нас с поступлениями, Ирина Владимировна?

– У нас в наличии четыре тысячи двести заявок на места в венерианских дирижаблях, – с ходу, никуда не заглядывая, отчиталась женщина. – Плюс сразу семь заказов на обитаемые острова целиком. С каждым клиентом о цене и проекте придется сговариваться индивидуально, но суммы контрактов таковы, что дело того стоит. Объемы прихода за последний месяц можно оценить примерно в десять миллиардов евро. Правда, расходы на строительство, проектные работы и исследования составили за тот же период сумму, в два с половиной раза большую.

– Зато вместо очень красивых фантиков мы получаем в свои руки вполне реальную материальную ценность, – опустился Топорков на подлокотник дивана. – И она, предположительно, должна окупиться уже к моменту окончания строительства. Что с перспективами?

– Отдел маркетинга полагает, что при наличии достаточно весомых и наглядных прорывов, аналогичных сегодняшнему, общий спрос будет стабильно расти еще года два. После этого понадобится предъявить хоть один реально существующий обитаемый остров на Венере, либо возникнет спад интереса и значительные финансовые проблемы.

– Успеешь, Денис? – оглянулся на Тумарина олигарх.

– В производстве проблем нет, технологически мы тоже ничего нового не изобретаем, – пожал плечами тот. – Строим из готовых кубиков. Будут деньги – успеем.

Тут у него в кармане затренькал телефон. Денис достал трубку, посмотрел абонента, принял вызов, вскинул трубку к уху:

– Что у вас, Виталя?

– У нас все в порядке, шеф! – бодро отчитался ему начальник смены из подмосковного узла связи. – Телеметрия прошла, «Касатка» на орбите, замечаний нет. В координатах отклонение на семь тысяч по углу и шестьдесят семь по высоте. За три витка восстановят и начнут работу.

– Спасибо, что держишь в курсе. – Тумарин отключился и кивнул в сторону телевизора, на котором, среди высоких океанских волн, белоснежная яхта подкрадывалась к огромному, по сравнению с ней, синему мокрому крылу: – В ящике еще не знают, но наш челнок на орбите, и примерно через пять часов он начнет монтаж телескопа. Жалко, без меня. Мне наверху понравилось…

* * *

Ровно в двухстах семи километрах над ними экипаж новой «Касатки», снабженной шлюзовым и рабочим модулями, все еще ждал в сверкающей новенькими панелями и пахнущей пластиком кабине окончания расконсервации оборудования, спрятанного в экранирующие модули, и подключения разъемов датчиков ориентации, маневрирования и управления.

Вопреки всем надеждам Сизаря, полностью перевести управление системами космического корабля на гидравлику и оптоволокно в новой модели челнока так и не удалось. Поэтому мониторы заработали только через полчаса после остановки двигателя. Он запустил тест, дождался отчета и, довольный собой, вскинул кулак:

– Все железки работают, как муравьи на плантации! Каждый раз удивляюсь, почему мы все провода при подключениях не перепутали?

Егор Антонович, облаченный на этот раз в легкий скафандр, который сидел на пожилом пилоте в облипку, словно платье на растолстевшей моднице, надел наушники, дал питание на передатчик:

– «Берег», я «Касатка». Нахожусь на орбите, замечаний по кораблю и оборудованию нет.

– «Касатка», слышу вас хорошо. Телеметрия прошла, ваши координаты определены, идет расчет траектории сближения… Расчет закончен, передаем данные на борт. Данные прошли успешно, готовьтесь к коррекции. – Челнок дрогнул, немного повернулся в сторону, пнул людей в спины, замер. – «Касатка», коррекция прошла успешно. Сближение с узлом «один» через три витка. Отдыхайте. Готовность к выходу через четыре часа двадцать три минуты.

– «Берег», вас понял. Готовность четыре часа двадцать три минуты. – Егор Антонович отключился и тяжело вздохнул: – Чем дальше, тем меньше мне нравятся плоды прогресса. Теперь уже и не понять, кто кем управляет: ты самолетом, или он тобой. Вот зачем я здесь сижу?

– Как зачем? – удивился Сизарь. – Для управления настоящим полетом. А с этим мелким дрыганьем справится и автоматика.

– Это верно, – согласился Егор Антонович. – Летать на вашем космолете можно только вручную. За это я получившуюся колымагу и люблю.

– Нам уже можно отстегиваться? – поинтересовалась с заднего ряда Ольга Косакина.

Русая, голубоглазая, грудастая и широкоплечая молодая женщина всего двадцати пяти лет от роду была, как ни странно, ведущим научным сотрудником НПО имени Лавочкина и одним из конструкторов «Радиоастрона». Случившийся в этой конторе в начале века кадровый голод дал сообразительным счастливчикам шанс сделать невероятно стремительную карьеру, просто невозможную при других обстоятельствах.

Впрочем, двое других космонавтов тоже были молоды – но в отличие от Сизаря и Косакиной, чистых технарей, они принадлежали к отряду космонавтов, пришедших в Роскосмос по набору две тысячи двенадцатого года. Если первые двое знали, что именно нужно делать в космосе, то Сергей и Михаил имели навыки работы в невесомости. Во всяком случае, этому их обучали несколько лет в бассейнах и летающих имитаторах.

– Отстегивайтесь, сколько хотите, – небрежно отмахнулся Егор Антонович. – Ближайшие трое суток перегрузок нам не грозит.

Задний ряд немедленно взмыл в воздух, приноравливаясь к новым возможностям, потом прильнул к левому иллюминатору – все трое. Сизарь же, поглаживая начисто выбритую голову, долго сверял данные систем с предполагаемыми, отыскивая расхождения, потом раскрыл свой замок, вспорхнул и легким, небрежным толчком скользнул в задний отсек.

– Лёша, чего-то не так? – окликнул его пилот.

– Тепловой аккумулятор всего восемьдесят процентов мощности на турбину выдает, – отозвался Сизарь. – Или датчик врет, или утечка, или плита прогревается хуже ожидаемого. Сейчас по механике показания сниму, тогда будет понятнее.

– Это опасно, Алексей? – дернулась Ольга и с непривычки перелетела от толчка весь салон от стены до стены.

– Ерунда, – не оглядываясь, ответил Сизарь. – У нас только литиевых аккумуляторов с запасом на весь полет хватит, и солевые почти полные. Так что лампочки можете не выключать. Но вот тепло куда-то уходит. Турбину мы проверяли, в ней поломки быть не может.

– Вы летаете с солевыми батареями? – округлились глаза у девушки. – У них же удельная емкость, как у лейденской банки!

– Тепловой аккумулятор на солевом расплаве, – на этот раз повернулся, проявляя уважение, бортмеханик, – при работе маршевого двигателя охлаждает плиту и одновременно запасает тепло для работы турбины генератора. Хватает примерно на сутки после получасового разгона.

– У нас нагрузка стабильная и небольшая, нам изотопные источники предпочтительней. – Девушка подплыла ближе. – А на низкой орбите хватит даже панелей.

– Вы что, сударыня, питанием телескопа занимались?

– Нет, компоновкой, – улыбнулась Ольга. – Потому с вами и отправили. Когда распределяешь узлы по блокам и стыкуешь между собой, поневоле про каждый винтик все узнаешь.

– Может, вам помочь, Алексей? – подобрался к ним один из космонавтов, словно ревнуя девушку к постороннему мужчине.

– Спасибо, приятель, но на стрелки я и сам могу посмотреть. Нет, здесь все в норме. Придется ждать нуля по температуре. Если турбина не встанет, значит, датчик гавкнулся. Не помню, он за экраном или нет? Может, просто сгорел от излучения?

– К вечеру узнаем, – ответил со своего места пилот. – Готовность один час. Я бы советовал монтажникам готовиться к выходу.

– Спасибо, Егор Антонович! – всплыла к потолку девушка. – Мальчики, пошли.

В группе монтажа она была старшей.

Новая «Касатка», пусть и превосходя прежнюю размерами почти вдвое, все равно оставалась слишком тесной. Поэтому шлюз конструкторы «Энергии» совместили с помещением для хранения скафандров и инструмента. Первой в него пробралась девушка. Сергей открыл перед ней спину «орлана», Михаил помог забраться внутрь, придержал за бока, пока Ольга вставляла руки и ноги в жесткие рукава, после чего они вместе закрыли за ней спинную панель, проверили герметизацию и исправность системы жизнеобеспечения, а затем ловко нырнули в свои скафандры: руками за потолочную штангу и ногами вперед.

– Тренировка… – признал Сизарь и закрыл входной люк, провернув рычаг затяжки уплотнений. – Готово, Егор Антонович. Надеваем шлемы.

– Обожди, до точки встречи еще тридцать минут.

Шлемы мягких скафандров были жесткие и неудобные, похожие на маленькие перевернутые аквариумы – даже наличие подушечки под затылком особо не добавляло комфорта, равно как и разнесенные к плечам динамики. Радовало только то, что терпеть их следовало всего пару часов, пока открыт внешний люк и существует угроза разгерметизации.

– А ребята уже упакованы, – долетев до своего места, пристегнулся в кресле Сизарь и включил откачку воздуха из шлюза.

– Не только ребята, – улыбнулся пилот. – Как тебе девица, Лёш? Хороша, правда? И умница.

– Вы же женаты, Егор Антонович!

– Да я не про себя, парень. Это ведь ты жаловался, что ни с одной бабой не уживаешься. Так не упускай шанса! С Олей-то этой ты точно на одном языке говоришь.

– Нафиг мне это надо, Егор Антонович? – поморщился Сизарь. – Поболтать мне и так всегда есть с кем. А для чего тетки нужны, вы не хуже меня знаете. Коли желание возникнет, для того завсегда на ночь кого-нибудь снять можно. Разнообразие есть залог постоянной бодрости и интереса.

– Молодой ты еще, Алексей, – покачал головой пилот. – Неужели не тоскливо тебе, что не ждет тебя никто на Земле, что дом встречает всегда пустой и холодный? Что не с кем успехами своими поделиться, что никто тебя в трудную минуту не поддержит, удаче твоей вместе не порадуется? Холодная постель вечером, колбаса с соком утром. Это что – нормальная жизнь? Вон, посмотри на себя в зеркало. Тощий, как глиста!

– Нонеча не то, что давеча, Егор Антонович, – усмехнулся Сизарь. – Посуду моют и белье стирают нынче машины, еду греют микроволновки, а перекусить по-семейному в любой кафешке можно. И нафига мне жена?

– Ты думаешь, юнец, жена – это только жратва и стирка? Глупый ты! Жена – это тот человек, которому душу свою открыть без опаски можно. И тревогой поделиться, и надеждами. Доверять, как себе самому, и как часть самого себя чувствовать. Вот кому ты, Алексей, душу излить можешь или похвастаться? Разве только бутылке на кухне. Да и с той долго не покалякаешь.

– Кабы я с бутылкой общался, Егор Антонович, – хмыкнул Сизарь, – вы бы меня сейчас в кабачке подвальном жениться подбивали, а не в орбитальном челноке. Сколько там до встречи?

– Пятнадцать минут… Да, пора. Надевай шлем… – Сам пилот, сняв наушники, тоже насадил на голову «аквариум», затянул замки, переключил каналы рации: – «Орланы», доложите готовность.

– «Второй» готов.

– «Первый» готов.

– У меня, кажется, все в порядке, Егор Антонович. – Это была, разумеется, Ольга.

– «Орланы», разрешаю открыть люк.

– «Первый», выполняю… Замки отошли… Люк открыт.

– «Орланы», выход разрешаю. Точка встречи через десять минут, обнаружение цели визуальное.

– «Первый» вышел в открытый космос, – не удержался от патетического восклицания Сергей. – Страховочный карабин пристегнут.

– Я тоже вышла. Боже, какая ж тут красота!

Вокруг Ольги Косакиной раскинулась плотная бархатная чернота, светящаяся бесконечным множеством драгоценных бриллиантов, и только под ногами синел густо опушенный облаками голубой диск, отчего-то казавшийся настолько близким, что можно дотронуться.

– Оля, карабин?! – резко затребовал пилот. – Страховочный шнур пристегнут?

– Я «Первый», она на страховке, – вместо девушки ответил Сергей.

– Ищите блок телескопа. Наши орбиты должны сближаться, он где-то рядом. По времени пять минут до контакта.

– А может, он с теневой стороны приближается? Тогда мы его не увидим!

– Какая «теневая сторона», Оля?! Солнце над головой!

– Где? – Девушка подняла глаза от Земли вверх и тут же радостно закричала: – Да вот же он! Над нами!

– Из кабины не видно! Нам довернуть?

– Нет, не нужно, Егор Антонович. Это «Второй». Наблюдаю его от люка, сейчас подсвечу лазером.

– Я «Первый», надеваю ракетный рюкзак. Трос пристегнут.

– Стоп, мальчики! Вы забыли про буксировочную штангу!

Коммерческая подготовка полета внесла неизбежные коррективы: космонавты не тренировались выполнять свои работы на макете, а изучали план действий по инструкции.

– Егор Антонович, вы можете выдвинуть манипулятор?

– Подаю напряжение на лебедку, – вместо пилота ответил ей Сизарь, включая тумблер.

От крыши «Касатки» поднялась, медленно разворачиваясь во всю длину, трехсекционная штанга. Сергей, перебирая по ней руками, добрался до самого конца, укрепил трос лебедки от пристегнутого к скафандру механизма, обнимающего все тело, к кольцу на манипуляторе, завел его в паз и отсоединил свой страховочный трос.

– Миша, я готов! Подсвечиваешь?

– Да!

– Есть зеленая лампочка! Я полетел… – Космонавты, похоже, окончательно забыли о правилах дисциплины, перейдя на гражданскую речь. Учитывая момент, пилот их журить не стал.

Механизм за спиной Сергея несколько раз пыхнул огоньками, толкнул его в сторону замеченного блока. Системы наведения на подсвеченную цель стараниями военно-промышленного комплекса были уже давно доведены до такого совершенства, что никаких корректировок не потребовалось – космонавт добрался до цели с первой попытки, и этому не помешал даже разматывающийся с его спины длинный тонкий трос.

– Крепежное ухо должно быть со стороны, где идет серебристая обмотка! – крикнула девушка, совсем забыв, что разговаривает через рацию. – Оно обведено красным кругом!

– Ну вот, теперь я оглох, – вздохнул в наушниках мужской голос.

– Ой, простите, Егор Антонович, – смутилась Ольга.

– А это не я оглох, это Алексей, – ответил тот.

– Неправда, не я! – возмутился Сизарь. – Это Серега!

– Я «Первый»! Докладываю: буксирный конус закрепил, трос заведен. Включаю лебедку.

– Тяни! Я выйду на штангу, проверю, чтобы трос из паза не выскочил! – Девушка шустро выползла на манипулятор, осмотрела крепление, вскинула глаза к заарканенному блоку. Тот еще не сдвинулся с места, хотя трос уже полностью натянулся.

Впрочем, впечатление это было обманчивым. Торопиться в космосе опасно – ведь стронутую с места массу нужно потом остановить. А когда эта масса напичкана тончайшей аппаратурой и не имеет тормозов – лучше использовать скорости, измеряемые метрами в час, а не в секунду. Ольге оставалось только ждать.

Она обняла ногами штангу, откинулась назад и распростерла руки, любуясь величаво проплывающими перед глазами континентами, морями и океанами. Отсюда не было видно больше ничего, кроме планеты, словно девушка парила на высоте двухсот километров одна, кружась в танце с невероятно огромным партнером.

– Боже мой, какая я счастливая! – забывшись, прошептала она.

– Переходи работать к нам, и останешься такой счастливой на всю оставшуюся жизнь, – улыбнулся Сизарь.

– Ой! – спохватилась девушка, подтянулась обратно к штанге. – Сергей, все в порядке! Конус направлен в гнездо, тут еще метра три.

– Вижу.

– Он не слишком быстро? – Она переползла на самый конец манипулятора, поднялась, вскинула руки, принимая на них огромную массу, но затормозить ее не смогла: выпирающий из блока длинный конус, похожий на шпагу, решительно вошел в отверстие на штанге, к которому тянул его трос, манипулятор слегка спружинил, передавая толчок «Касатке», и от рывка Ольга с визгом сорвалась с манипулятора в бездну: – Я па-адаю-У-У!

– Она пристегнута?! – дернулся в кресле пилот.

– Да, Егор Антонович, страховочный шнур на месте. Оленька, ты никуда не падаешь, это невесомость. Сейчас отцеплю трос лебедки и подтяну тебя к люку.

– Сама подтянусь, – недовольно буркнула космонавтка. – Никто даже не посочувствовал!

Мужчины только рассмеялись.

– Блок зафиксирован на манипуляторе, трос убран! – отчитался Сергей. – Я пристегнулся страховкой и плыву к люку.

– Понял, – кивнул Сизарь. – Перевожу груз в походное положение.

Манипулятор дрогнул и, сложив свои сочленения под прямым углом, завел пойманный блок за опорную плиту. Центровка при этом, разумеется, все равно нарушалась, но уже не так сильно, и отклонение легко компенсировалось маневровыми двигателями.

– «Орланы», доложите свое положение.

– Входим в шлюз, Егор Антонович.

– Вас понял. – Пилот переключил каналы. – «Берег», я «Касатка». Второй блок закреплен, люди на борту.

– Принято, «Касатка». Идет расчет траектории ко второму узлу. Расчет закончен, передаем данные на борт. Данные прошли успешно, готовьтесь к коррекции.

– Черт, хоть бы спросили! – Егор Антонович торопливо переключил рацию: – «Орланы», сейчас будет толчок!

Почти сразу челнок качнулся из стороны в сторону, слабо нажал креслами на спины людей, немного повернулся, толкнул снова.

– «Касатка», коррекция прошла успешно. Сближение с узлом «два» через тридцать минут.

– «Орланы», вы целы? – с тревогой спросил пилот.

– Только чуть покачало, Егор Антонович, не беспокойтесь.

– Тогда люк можете не закрывать. Второй блок на подходе, выбирайтесь обратно во вселенную.

Этот узел оказался почти на одном горизонте с челноком и был замечен издалека. Его захомутали так же, как и первый, притянули ко второму, нижнему манипулятору, потом медленно свели блоки вместе, проверили попадание направляющих конусов в гнезда, свели, закрепили в четырех точках, соединили разъемы систем управления, доложили о готовности и вернулись на борт.

Красотами звездной бесконечности никто из троих больше не восхищался. Подключив аккумуляторы «орланов» на зарядку, монтажники разобрали комплекты с едой, пристегнулись в креслах, жадно поели. Сизарь даже не стал спрашивать ребят о настроении – все было видно и без слов. Космонавты выработали свой дневной ресурс так же полно, как и их скафандры.

– «Берег», я «Касатка». Узлы смонтированы, экипаж на борту.

– Вас понял, начинаем расчет коррекции. Расчет завершен. Та-ак… Оптимальное время маневра через полтора витка, время сближения три.

– Вас понял, ждем команды на маневр, – ответил Егор Антонович и снял наушники. – Туши свет, Алексей. Без нас разберутся. Законных шесть часов у нас есть.

Он оглянулся. Бригада монтажников, не дожидаясь разрешения, уже спала.

Однако уже через пять с половиной часов их пришлось будить, чтобы до времени встречи третьего узла «Радиоастрона» космонавты успели заменить в скафандрах баллоны и фильтры поглотителей, после чего облачиться в «орланы» и выйти в пространство.

Третий блок был самым важным: сама чаша радиотелескопа с регистрирующей аппаратурой. Элемент крупный и очень уязвимый, почти полностью состоящий из ажурных трубочек каркаса и отражающей металлизированной пленки. Поэтому подтягивали его к освободившемуся манипулятору втрое медленнее, чем предыдущие узлы, и крепили с особой осторожностью.

Когда были зафиксированы последние стяжки, Ольга облазила получившуюся махину со всех сторон, едва не запутавшись в страховочном шнуре, закрепила в гнездах второй комплект разъемов, вывела из стартового положения антенну управления, закрепив «тарелку» и волновод на фиксаторах, опустила вниз внешний переключатель и наконец оттолкнулась, уже с полным безразличием отплывая в пустоту:

– Егор Антонович, сообщите на Землю, что питание на бортовые системы «Радиоастрона» подано. Пусть начинают тестирование.

– Понял тебя, Оленька, все передал. Просят ждать ответа… – И после минутной паузы добавил: – Нет сигнала. Антенна, скорее всего, не туда смотрит. Нужна коррекция ориентации. Так что прошу всех на борт. Сейчас нас будут крутить.

Монтажники послушно забились в шлюз, однако люка закрывать не стали. Через минуту «Касатка» повела носом вверх и влево, чуть качнула крыльями.

– Оля! С Земли говорят, телеметрия прошла. Разрешают открывать зеркало.

– Главное, стопор не упусти, – узнал Сизарь голос Сергея. – Давай, Оленька. Автора на сцену!

Девушка отнекиваться не стала – пробралась по штанге к телескопу, повернула стопор, удерживающий телескоп на монтажном клине. Упругие усики сошлись, почти на треть уменьшая диаметр крепежа, но «Радиоастрон» даже не шелохнулся, словно боясь покинуть такой уютный причал. Оля положила ладонь на сверкающий позолотой борт двигательного отсека и нажала на него изо всех сил. Телескоп сопротивлялся не меньше трех минут, но потом все же нехотя стронулся с места, сошел с крепежа и медленно двинулся в самостоятельную жизнь.

Ольга осталась на месте, наблюдая за своим детищем, пока аппарат, наконец, не отплыл примерно на полсотни метров.

– Егор Антонович, – почему-то шепотом попросила она. – Пускай открывают.

– Команда прошла, – ответил пилот.

– Вижу…

Скомканная в плотный узел и окруженная трубочным каркасом пленка стала раскрываться, подобно гигантскому желтому тюльпану. Происходило это медленно – так же медленно, как раскрываются цветы в живом мире, и так же красиво. Только через два часа чаша окончательно развернулась, а секции арматуры разложились на всю длину, превратив бесформенный блестящий комок в изящную конструкцию почти стометрового диаметра. Последней вытянулась стойка с крохотным на общем фоне белым приемником. Следом резким бесшумным рывком раскрылись черными крыльями солнечные батареи.

– Егор Антонович, визуально «Радиоастрон» раскрыт. Пусть проверяют, пока далеко не улетел.

– Тест запущен, просят подождать.

– Хорошо…

Огромный, но совершенно невесомый в здешнем мире радиотелескоп продолжал медленно удаляться к звездам.

– И что теперь будет, Оля? – поинтересовался Сизарь, наблюдающий за всем этим из иллюминатора.

– Сперва он уйдет с орбиты Земли, – ответила девушка. – Затормозится, сменит эллиптическую орбиту на круговую, проскочит мимо Солнца на удалении в половину астрономической единицы, разгонится с той стороны и будет кружить на земной орбите в стабильной противофазе. Таким образом мы получим телескоп диаметром в шестнадцать световых минут и угловым разрешением в квадриллионные доли градуса. С его помощью можно разглядеть хомячка на поверхности планеты у Альфа Центавры. При условии, конечно, что хомяк пользуется рацией или сотовым телефоном.