Текст книги "Взводный"

Автор книги: Александр Айзенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 19 страниц)

Глава 19

Мы остановились у небольшого городка, единственным достоинством которого была железнодорожная станция. На наше счастье, на вокзале стоял санитарный эшелон, пустой, он прибыл на станцию вчера поздно вечером и был вынужден остаться здесь стоять, так как прошла информация, что пути впереди перерезаны немцами. Не знаю, сколько времени эшелон тут стоял бы, но мы внесли в это свои коррективы. На станцию потянулись грузовики с ранеными, где их быстро переносили в эшелон. Там раненых сразу осматривали, больше всего радовались наши тяжелораненые, хотя мы максимально обеспечили их комфортом пpи передвижении, но лесные дороги – это лесные дороги, и тряска все равно была, хотя и сильно смягченная брезентовым топчаном и матрасом. Сейчас раненых переносили в поезд, и максимум через сутки они уже будут в госпитале, скорее всего, в Москве.

Перед этим городком открывались прекрасные позиции для обороны: речка, пускай и мелкая, но тем не менее преграда, так что тут мы стали готовится к обороне. Кирпонос тоже оценил эти позиции, вот и дал команду обеим вышедшим дивизиям становиться в оборону, а нас – в резерв. Я, честно говоря, такому приказу был рад, хотя на мне еще была охрана тыла, так что пришлось раздергивать полк. Чтобы понапрасну не жечь топливо и не гробить моторесурс техники, по карте определил участки, пригодные для движения техники, и туда послал мобильные группы, чтобы они, встав неподалеку, контролировали их и могли в случае чего прийти на помощь нашим частям. А Кирпонос тем временем, использовав станционный телеграф, связался с Генштабом.

29 сентября 1941 года, Генеральный штаб, Москва

Обстановка на фронте в последнее время сильно ухудшилась, окружение противником киевской группировки наших войск привело к катастрофическим последствиям. По существу, сейчас немцам открыта прямая дорога на Москву, так как на их пути наших частей практически не было, и противник в любой момент мог начать наступление. Конечно, какие-то силы ему придется задействовать для ликвидации котла, но в случае его движения на Москву остановить его некому[18]18
  Так и случилось в реальной истории, до подхода сибирских дивизий немцам противостояли курсанты военных училищ, народное ополчение и немногочисленные части. Этот момент хорошо показан в кинофильме «Битва за Москву».


[Закрыть].

Звонок телефона отвлек Шапошникова от мрачных мыслей.

– Товарищ маршал, только что на связь вышел генерал Кирпонос, он просит связать его с вами.

– Немедленно связывайте!

В трубке что-то щелкнуло, и через несколько секунд раздалось:

– Товарищ маршал, генерал-полковник Кирпонос, вышел из немецкого окружения, сейчас остатками своих войск перекрыл дорогу на Брянск.

– Михаил Петрович, голубчик, сколько у вас войск?

– Две стрелковые дивизии практически полного состава, отдельный механизированный полк и средства усиления, всего около двух с половиной сотен орудий разного калибра и танковый батальон.

– Это просто замечательно, отдайте приказ обороняться, а сами немедленно приезжайте сюда, расскажите, что у вас там произошло.

Появление командующего Юго-Западным фронтом генерала Кирпоноса стало приятной новостью, особенно то, что он сумел сохранить часть своих войск и все же вывел их к своим, перекрыв ими дорогу на Москву. Зная, в каком напряжении в связи с образовавшейся обстановкой находится Сталин, Шапошников не стал тянуть и немедленно позвонил ему. Соединили его быстро, и маршал Шапошников поспешил обрадовать вождя хорошей новостью.

– Добрый день, товарищ Сталин, только что со мной на связь вышел генерал-полковник Кирпонос, он сумел выйти вместе со своим штабом из котла, причем не один, вместе с ним вышли две пехотные дивизии и отдельный механизированный полк, сейчас они заняли оборону под Брянском, перекрыв немцам дорогу на Москву.

– Здравствуйте, Борис Михайлович, это хорошая новость, как Кирпоносу удалось так быстро выйти из котла и сохранить хоть часть войск?

– Пока не знаю, я его вызвал к себе, как прибудет, так и спросим.

– Когда он прибудет к вам, сразу вместе с ним идите ко мне, тут вместе и послушаем.

– Хорошо, товарищ Сталин, я сейчас вышлю за Кирпоносом самолет, так что, думаю, к вечеру он будет тут.

По распоряжению Шапошникова за Кирпоносом вылетел самолет «Сталь-2»[19]19
  «Сталь-2» – закрытый одномоторный ближнемагистральный пассажирский самолет начала 1930-х годов, вместимостью четыре пассажира; всего было произведено 111 самолетов.


[Закрыть] под прикрытием тройки истребителей И-16.

Уже через два с половиной часа самолеты заходили на посадку, аэродрома рядом не оказалось, но прямо перед городком было ровное поле, вот на него они и приземлились. Приземление самолетов не осталось незамеченным, так что уже через пару десятков минут посланный Шапошниковым посыльный передавал Кирпоносу послание.

Самолеты дозаправили, благо авиационный бензин у нас был, и Кирпонос во второй половине дня вылетел в Москву. В семь часов вечера, прямо с аэродрома, он уже заходил в здание Генерального штаба, только для того, чтобы, поздоровавшись с Шапошниковым, вместе с ним снова сесть в машины и поехать в Кремль, правда, и ехать было всего ничего, так как он находился совсем близко от здания Генштаба.

В кабинет Сталина их провели без задержек, а там их, вернее Кирпоноса, подробно расспросил Сталин. Он интересовался, как Кирпоносу удалось не только выйти самому вместе со своим штабом, но и вывести из уже захлопнувшегося котла целых две дивизии, а под конец похвалил его. По большому счету большая часть вины за происшедшее была на командующем, но там успели отметиться многие, да и на фоне Западного фронта Юго-Западный держался лучше. Услышав похвалу вождя, Кирпонос решил не тянуть все одеяло на себя, ибо правда все равно со временем выплывет и тогда может ударить по нему бумерангом.

– Понимаете, товарищ Сталин, моей главной заслугой было невмешательство, выходом из окружения руководил командир отдельного механизированного полка майор Прохоров.

– Почему? У вас мало генералов?

– Генералов хватает, товарищ Сталин, вот только этот майор уже не в первый раз выходит из немецкого тыла, причем обычно каждый раз с прибылью. Два месяца назад он был простым взводным, после разгрома своего батальона с горсткой оставшихся в живых бойцов начал выходить к своим и в итоге вскоре вышел, только уже с усиленным механизированным батальоном. Потом был рейд по немецким тылам, и после него под командованием Прохорова уже был полноценный механизированный полк со всеми средствами усиления. Если все другие командиры в таких условиях теряли бойцов и вооружение, то Прохоров только собирал и то, и другое. Кстати, у него даже оказался не только проработанный маршрут для выхода из немецкого тыла, но даже точки снабжения, где нас ожидали топливо, продовольствие и боеприпасы. Только благодаря ему мы и смогли выйти так быстро и без потерь.

– А когда он успел разведать путь и организовать точки снабжения?

– Еще до окружения, просто просчитал это и подготовился своевременно.

– Жаль, что у нас нет других таких Прохоровых.

– Это да, кстати, у него практически вся техника трофейная, только немного наших бронеавтомобилей и грузовиков, а все остальное трофейное. Порядка двух с половиной сотен бронетранспортеров, рота трофейных танков, большое количество как обычных грузовиков, так и тягачей для артиллерии. У него даже каждый командир роты ездит на трофейном легковом автомобиле, есть у немцев неплохие открытые легковушки для армии, вот он и обеспечил ими своих ротных.

– А где сейчас этот полковник?

– Извините, товарищ Сталин, он майор.

– Если я говорю полковник, значит, полковник.

– Полковник Прохоров сейчас вместе со своим полком составляет мой резерв, а также занимается охраной тыла.

– Хорошо, пришлите мне описание всех его подвигов, а я подумаю, как его наградить.

Кирпонос с Шапошниковым покинули кабинет Сталина, после чего вернулись в Генштаб. После не очень долгих расспросов Шапошников отпустил Кирпоноса, а за это время по его приказу кадровый отдел подготовил приказ о присвоении майору Прохорову звания полковника. «Эмка» доставила Кирпоноса на аэродром, где на том же самолете он и вылетел обратно. Главное, его миновал гнев высокого начальства, все же он обещал, что Киев продержится, а получилось наоборот, не только Киев отдали, но и, считай, все войска, его оборонявшие, попали в котел. Его вполне могли за такое разжаловать, но судьба смилостивилась, и его не тронули. А Прохоров, похоже, попал в милость к Сталину, хорошо, что он сам с ним не конфликтовал, а поддерживал, да и вообще именно благодаря Прохорову он смог не только выйти из окружения, но и избежать наказания. Вон как обошлись с Павловым, а ведь могли и с ним обойтись точно так же. Вот под такие размышления генерал Кирпонос и возвращался к своим частям. Они должны были стать основой новой линии обороны. В Генштабе у Шапошникова он обсудил, что ему делать дальше и где держать основную линию обороны. Шапошников обещал ему всемерную поддержку, как подкреплением, так и по организации линии обороны, а тут придется привлекать гражданских, так как своими силами он не успеет управиться.

То, что Кирпонос летал в Москву, я узнал задним числом, единственное, что меня ошарашило, так это приказ о присвоении мне звания полковника. Как известно, любая палка имеет два конца, с одной стороны, более высокое звание – это очень неплохо, тем более для командира полка. Майор все же немного не дотягивает, а вот, с другой стороны, такое звание и при моем возрасте… Вполне ожидаю разные неприятности, и самые первые из них будут проверки, как только патрули и другое начальство будет видеть мое звание. Полковник в двадцать три года – это что-то из серии практически совершенно нереального. Исключением был, пожалуй, лишь Василий Сталин[20]20
  Младший сын Сталина Василий в марте 1940 года после окончания летного училища получает звание лейтенанта, в декабре 1941 года сразу звание майора, в феврале 1942 года – полковника и в апреле 1946-го генерал-майора.


[Закрыть], вот только не знаю, когда именно, вернее, в каком возрасте ему звания присваивали, я ведь не историк.

Вот только все знали, кто его отец, а потому ничуть не удивлялись такому карьерному росту, хотя по мне все эти звания были им не заслужены, ну не тянул он на них. Тот же Рычагов[21]21
  В отличие от Василия Сталина, Павел Рычагов получал повышения каждый год и был первоклассным летчиком.


[Закрыть] тоже очень быстро рос в званиях, но он по крайней мере был отличным летчиком-истребителем, просто не тянул командование на высоких должностях, опыта не хватало.

И вот на фоне достаточно известных личностей я, никому не известный командир пехоты. Кто про меня знает? Лишь весьма ограниченный круг высокопоставленных командиров, с кем я имел дело, вернее под чьим командованием находился. Тут уж действительно хорошо бы стать всесоюзно известным, не ради пустой славы, а чтобы все встречные-поперечные лишние вопросы не задавали и нервы многочисленными проверками не трепали. И так приходится везде вместе с ординарцем и порученцем в звании старшего лейтенанта ездить. А порученец, он мне в принципе нафиг не нужен, своеобразный зиц-председатель Фунт, исключительно для подтверждения моего звания и должности. Да и так я старался лишний раз нигде не появляться в одиночку, исключительно на моей «Ласточке» и с ординарцем и порученцем. А так жизнь налаживается, это я не про новое звание, из Киевского котла успешно вышли и без потерь, но тут, с одной стороны, я сам подстраховался заблаговременным выбором маршрута и подготовленными пунктами снабжения, а с другой – слишком много наших частей в открытую пытались вырваться, так что силы немцев были рассредоточены, ну и везение тоже не нужно списывать со счетов. Сейчас мы укреплялись на новых позициях, но долго на них не продержимся, так что необходимо строить новую линию обороны. Радует только одно: я в резерве, значит, пока потерь у меня будет мало, вопрос только, как долго?

30 сентября 1941 года, Киев

Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Рундштедт сразу после захвата Киева перевел сюда свою ставку. Изучая дела, он обратил внимание на рапорт о русских госпиталях, вернее на то, что в каждом госпитале появившимся немецким солдатам давали одно и то же письмо на немецком языке, все от того же русского гауптмана Прохорова, но теперь он уже майор. Памятуя о произошедшем, немецкие солдаты и офицеры уже не смотрели на них как на шутку или курьез. Все отлично знали о череде нападений на госпитали и санитарные колонны и о громадных жертвах, последовавших после игнорирования подобного письма и уничтожения русских раненых. Скрепя сердце фон Рундштедт велел не трогать русские госпитали, хотя и никакой помощи им не оказывать, в конце концов, в договоре с русскими это не оговаривалось. Если русские раненые умрут от голода, то он тут ни при чем, кормить русских он не обязан.

О чем фон Рундштедт не знал, так это о том, что прямо перед оставлением города Кирпонос распорядился забить кладовые госпиталей продуктами под завязку. Все равно вывезти все склады Кирпонос не мог, вот и позаботился о раненых, которых был вынужден оставить, надеясь на соблюдение противником заключенного с ним соглашения. Таким образом, медикаментов и продовольствия в госпиталях было как минимум на пару месяцев. Раненые выжили, но выжили именно сейчас; как только они выздоравливали, их забирали в концлагеря, а там уже как повезет, но лишний шанс на жизнь оставленные раненые получили.

Вскоре фон Рундштедт узнал от своей разведки, что русский командующий благополучно вышел к своим, причем не один, а вместе с парой полнокровных дивизий, и вывел его все тот же майор Прохоров вместе со своим уже полноценным полком. Кроме этой плохой новости еще состоялся крайне неприятный телефонный разговор с фюрером. Гитлер узнал, что фон Рундштедт приказал не трогать захваченные русские госпитали, и был этим крайне недоволен.

– Фон Рундштедт! Как изволите это понимать, почему вы защищаете этих дикарей, почему по вашему приказу нельзя трогать русских раненых?!

– Мой фюрер, я не защищаю русских, просто мне приходится выполнять заключенное с ними соглашение.

– Что?! Какое соглашение, вы там что, с ума сошли?!

– Мой фюрер, к этому соглашению мне пришлось прийти скрепя сердце. После того как мы уничтожили в Тернополе после его захвата русские госпитали, то противник просто сошел с ума. Буквально за несколько недель я потерял почти треть своих медиков, русские принялись целенаправленно уничтожать наших раненых и медперсонал. А с другой стороны, если русские все же выздоровеют, то мы просто пошлем их в концлагеря.

– Это несколько меняет дело, надеюсь, вы не собираетесь еще снабжать русских продовольствием и медикаментами?

– Нет, мой фюрер, если русские умрут сами, неважно от чего, то я договор не нарушу.

– Ладно, в этом что-то есть.

Этот разговор оставил в душе фон Рундштедта неприятный осадок, мало того что ему пришлось оправдываться, так еще его просто вынудили к заключению подобного договора. А он не любил, когда его вынуждали что-то делать.

Передышка продлилась недолго, и скоро немцы, переварив наши окруженные части, снова поперли вперед. Долго на занимаемых позициях мы не продержались и скоро были вынуждены отойти, правда, за это время усилиями гражданского населения были подготовлены новые позиции. В качестве подкреплений мы получили курсантов Подольских военных училищ[22]22
  В нашей истории 5 октября по тревоге были подняты Подольские военные училища, пехотное и артиллерийское, курсантов отправили закрыть брешь в нашей обороне на Ильинский боевой участок. Там, несмотря на значительный перевес противника в живой силе и технике, курсанты до 16 октября сдерживали немцев, встав насмерть. Из всех курсантов выжил лишь каждый десятый, их после этого отправили доучиваться в Иваново.


[Закрыть] и части народного ополчения, вся разница с прошлой историей состояла в том, что тогда они одни были вынуждены сдерживать противника, а сейчас – две дивизии, хотя уже значительно потрепанные, но все еще вполне боеспособные.

Вскоре и нам пришлось непосредственно участвовать в обороне, сменяя понесшие большие потери наши части. Для бронетранспортеров позади линии окопов, метрах в трехстах, были вырыты капониры, а над землей торчал только пулемет. Моей стандартной тактикой стал целенаправленный огонь бойцов по противнику со средней дистанции. Они, тщательно целясь, стреляли, не боясь подпустить немцев к себе вплотную. Когда до окопов оставалось порядка полусотни метров, в дело вступали пулеметы бронетранспортеров, которые раскаленной метлой буквально выкашивали наступающих немцев, после чего резво уезжали, не дожидаясь ответного артиллерийского обстрела противника. Наша артиллерия также предпочитала вести огонь с закрытых позиций, а противотанковые пушки работали только по немецкой бронетехнике, предпочитая лишний раз не выдавать себя. Было раздолье и для моих снайперов, они работали, устроив себе позиции метрах в ста позади основной линии обороны, и выбивали немецкий командный состав и пулеметчиков.

Все это позволяло достаточно легко отбивать все немецкие атаки при относительно низких собственных потерях, хотя они, конечно, были. Такая манера боя очень быстро истощила наши запасы патронов к трофейным пулеметам, все же немецкие МГ жрали патроны как не в себя, имея скорострельность 600–1200 выстрелов в минуту. Все это заставило меня задуматься о пополнении боезапаса к трофейным пулеметам. Понятно, что со своих складов мне их не получить, сейчас не сорок четвертый год, трофейного вооружения и боеприпасов еще катастрофически мало, значит, необходимо самому позаботиться об этом.

Вот и пришлось разработать небольшую операцию по пополнению запасов. Сначала, разумеется, отправил к противнику разведку, которая за три дня и собрала все необходимые мне сведения. Затем ночью вся разведка полка, в полном составе, двинулась на нейтралку, их задачей на довольно большом участке в пару километров длиной было уничтожить немецких часовых. Начали в полночь и к двум часам ночи тихо всех сняли, после чего первый батальон так же тихо, без криков и выстрелов, двинулся вперед после получения сигнала от разведки. За час бойцы ножами и лопатками вырезали всех спящих немцев. Случилось, конечно, несколько осечек, но в целом они на общую операцию не повлияли, после чего к немцам двинулись мои грузовики.

До утра мы вывезли к себе почти две сотни грузовиков с патронами и запасными стволами к немецким пулеметам, а также с нужными нам снарядами. Под разграбление попали не только несколько небольших складов, но и большой полковой, расположившийся в полутора десятках километров от передовой. Его охрану также тихо вырезали, после чего основательно обчистили, а после себя оставили немцам сюрприз. Сразу его поджигать или как-то иначе уничтожать не стали, это всех окрестных немцев перебудит, но, когда они начнут днем тут разбираться, все оставшееся рванет. На складе оказалось много гранат, снарядов и мин, которые нам были не нужны. Для своей трофейной техники снарядов набрали на пару недель интенсивных боев. Просто бои шли ожесточенные, и потери в технике большие, я не был уверен, что трофейная техника продержится больше месяца, да и ломалась она теперь часто, а с запчастями понятно, что было, попробуй достань.

Утром следующего дня сначала все было тихо, но потом, когда немцы разобрались с последствиями моей шалости, наши укрепления накрыл шквал огня, правда, в окопах никого не было. Тут и ежу понятно, что когда противник увидит наши художества, то очень сильно захочет выразить нам всю степень своего недовольства. Наступать ему все равно будет нечем, так чего мне своих бойцов в окопах под обстрелом морозить, вот и отвел их на полкилометра в тыл, если что, занять свои позиции они успеют.

Немцы почти два часа обстреливали и бомбили пустые окопы; разрушения были сильные, но вот потерь от этого обстрела мы не понесли. Всю ночь пришлось восстанавливать позиции, благо, что инструмента, что материала, что рабочих рук хватало. За то время, что мы тут стояли, я озаботился созданием резерва стройматериалов, их складировали позади позиций, вот теперь и пригодились.

Вчерашним обстрелом дело не ограничилось, на следующий день после короткого обстрела на наши позиции двинулась почти сотня немецких танков при поддержке многочисленной пехоты, и вот тогда нам стало действительно жарко. Не будь у нас достаточно артиллерии, сдержать немецкую атаку нам вряд ли удалось бы. Снова первыми заработали наши гаубицы и тяжелые минометы, они стали ставить огненную завесу перед немцами, затем в бой вступили УСВ, их пришлось заблаговременно затащить в отрытые капониры, которые, кроме того, были прикрыты срубами. От осколков и малокалиберных снарядов защитят, и то дело. Ну и последними в бой вступили «сорокапятки», когда немцы вплотную приблизились к нашим окопам. Нашлось дело и трофейным противотанковым ружьям, наших-то пока нет[23]23
  Противотанковое ружье ПТРД начали серийно выпускать с 22 сентября 1941 года, а ПТРС – с ноября 1941 года.


[Закрыть].

Все поле боя затянуло густым дымом от горевшей немецкой техники, что значительно затруднило нам обзор, но немецкую атаку в итоге мы отбили, хотя потери понесли большие. Тут не получилась игра в одни ворота, и потери были как у пехоты, так и у артиллеристов, да и бронетранспортерам тоже досталось, к тому же они начали ломаться, а запчастей кот наплакал. Это раньше мне было проще захватить новый бронетранспортер, чем мучиться с ремонтом старого, только та вольница прошла, теперь приходилось моим технарям под прикрытием разведки по ночам ползать на нейтралку и снимать там с подбитых немцев необходимые запчасти. Хотя в итоге нам и пришлось отступить, но не потому, что нас выдавили немцы, а потому, что отступили соседи. Полк понес большие потери, около трети бойцов, хорошо еще, что это были не безвозвратные потери. Всем раненым велел из госпиталя прислать весточку, терять хорошо обученных бойцов я не хотел. Как только они подлечатся, пошлю в госпитали своих людей за ними, и пусть только мне попробуют не отдать их.

В основном мне трудно было сказать, как мое невольное вмешательство отразилось на истории, но то, что темпы немецкого наступления замедлились, было неоспоримым фактом. Кстати, командующим фронтом стал Жуков, а Кирпонос – командующим армии, у него под командованием остались только те силы, что он смог с моей помощью вывести из окружения.

Вот тут и случился конфуз, как раз выпал снег, и я приказал срочно перекрасить всю технику в белый цвет. Чем красить – было, и кому – тоже, так что в течение дня все и покрасили, включая машины. Главное, это правильно поставить задачу и организовать ее выполнение, вот я это и сделал.

Жуков, которого назначили командующим, решил лично осмотреть части, и вот когда он ехал в очередную часть, впереди показались сначала немецкие мотоциклы с пулеметами, а за ними и бронетранспортеры, причем и вся техника, и все солдаты были в белом камуфляже.

– НЕМЦЫ! Быстро назад!

Машина Жукова, а также приданный ему в охранение бронеавтомобиль БА-20 с грузовиком бойцов резко развернулись, благо снега еще не успело намести, а земля промерзла, так что развернуться проблем не составило, вот только немцы повели себя как-то странно: они не только не бросились в погоню, но даже не открыли огонь. Вскоре из замыкавшего грузовика увидели, как за немецкими бронетранспортерами появляется наш БА-10, а следом за ним и БТ. Машины Жукова были прекрасно видны, и расстояние не больше километра, но немцы почему-то не стреляли и в погоню тоже не бросались.

Вскоре на дороге увидели стоящий грузовик, было видно, что водитель меняет колесо. Машины Жукова пронеслись мимо него не останавливаясь, вот только через несколько минут появилась новая странность. Мотоциклы немцев подъехали к стоявшей машине, на минуту остановились и спокойно поехали дальше, а водитель также спокойно остался менять колесо. Приблизившаяся колонна просто объезжала стоящую машину, вот это и заставило Жукова и сопровождавших его задуматься. Наконец, остановившись, он приказал сопровождавшему его грузовику с десятком бойцов остаться на месте и выяснить, кто это движется. Долго ждать не пришлось, мотоциклисты остановились у грузовика и несколько минут спокойно разговаривали. Затем колонна остановилась, а из переднего бронетранспортера вылез человек в белом камуфляже и подошел к его охране. Через пару минут грузовик спокойно поехал к Жукову, а колонна, подождав несколько минут, тоже тронулась с места. Грузовик быстро доехал, и лейтенант, командир бойцов, доложил:

– Это наши, товарищ командующий, отдельный механизированный полк полковника Прохорова, а по технике, так у него почти вся техника трофейная.

И тут Жуков вспомнил, что слышал про этого Прохорова, как он воюет и что как раз тут и держит оборону. Вскоре на «эмке» подъехал и сам Прохоров, у него оказалась такая же, как и у Жукова, вездеходная ГАЗ-61-73, что, впрочем, не особо удивило. Выскочив из своей машины, Прохоров подскочил к Жукову и отрапортовал:

– Товарищ командующий, отдельный механизированный полк производит смену дислокации, командир полка полковник Прохоров.

– Напугал ты меня, полковник, не буду скрывать.

– Ничего удивительного, товарищ командующий, любой напугается, когда увидит вражескую технику. Так она у меня была в наш камуфляж покрашена, но сейчас, сами понимаете, зима наступает, вот и пришлось ее в белый цвет перекрасить.

– А не боишься, что тебя наши за немцев примут и огонь откроют?

– Еще вчера всех предупредил нарочными, чтобы не пугались, да и перед позициями вперед людей на нашей технике посылаю еще раз предупредить. А вы, извините, что тут делаете? Просто мы последние, за нами уже немцы.

– Как немцы?

– Вот так, вы куда ехали?

Жуков ответил.

– Так вы не туда ехали, видимо, где-то по пути сбились, вам совсем в другую сторону.

Вот так эта случайная встреча, вполне возможно, спасла Жукова, главное, что он не затаил на меня злобу за свой невольный испуг. Дальше Жуков двинулся уже вместе с нами, а тот водитель, кстати, что менял колесо, к вечеру догнал нас. Затем мы разъехались, а я, проехав еще немного, прибыл к месту следующего огневого рубежа, хорошо, что оно уже было подготовлено.

Остановились мы перед Наро-Фоминском и уже тут встали насмерть, дальше немцы пройти не смогли, так что рассматривать гоpод в бинокли у них не получилось.

Днем 6 ноября мне внезапно приказали отправить в Москву роту лучших бойцов на трофейной бронетехнике и явиться самому. Если все терялись в догадках, зачем, то я вспомнил про парад 7 ноября и оказался прав. С собой я велел взять два десятка самых хороших «ганомагов», два четырехколесных пушечных sd.kfz. 222 с автоматическими пушками, восемь мотоциклов с трофейными пулеметами, а сам поехал в открытом «кюбельвагене». Конечно, было холодно, но он был с тентом, так что особо не дуло, да и одет я был добротно, так что не замерз. К моему большому удивлению, именно я открывал парад, двинувшись первым, надо ли говорить, что вид трофейной техники с красными звездами очень хорошо влиял на боевой дух как наших бойцов, так и москвичей. А после парада мы двинулись назад и через два часа были уже у себя в полку.

1 декабря 1941 года, окрестности Наро-Фоминска

Считай, почти дождался, еще несколько дней, и мы погоним эту фашистскую нечисть назад, и очень надеюсь, что сможем отогнать подальше, чем в тот раз, благо как встали в конце октября в оборону, так нигде больше назад не отошли, тут и подвига панфиловцев не случилось, что, на мой взгляд, к лучшему, пускай нет примера мужества, зато бойцы живы остались, а примеров хватает и других.

Я прибыл на передовую, чтобы проверить своих орлов, когда внезапно начался артиллерийский обстрел с немецкой стороны. Мы бросились к НП, который был буквально в двух шагах от нас, когда неподалеку встал султан разрыва, я даже успел увидеть вспышку, когда все внезапно выключилось…

Упавшее тело командира срочно утащили на НП, а после окончания обстрела на машине в госпиталь. Выглядел он ужасно, один осколок попал в голову, три – в тело и еще несколько в конечности. Санинструктор быстро его забинтовал, изведя прилично бинтов, но больше ничего сделать не мог. Тут требовалась срочная операция, и все гадали, выживет командир или нет, все же он был удачлив, заботился о бойцах, и потери у них были самыми маленькими по сравнению с другими частями. А через неделю началось долгожданное наступление, и немцев погнали прочь.