Текст книги "Взводный"

Автор книги: Александр Айзенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)

Глава 7

– Товарищ майор, – заторопился доложить дежурному по штабу капитан Симонян, как только его увидел, – тревога ложная, просто к штабу армии вышла колонна сводного механизированного батальона лейтенанта Прохорова. Они только что вышли из окружения и сразу направились к нам для получения нового назначения.

– Хорошо, капитан, свободен, а вас, товарищ лейтенант, я попрошу пройти со мной.

Успокоившийся майор Степанов направился в дежурку, где был и кабинет дежурного по штабу. Сам кабинет был маленьким, но шкаф, стол и пара стульев в нем помещались, вот и сейчас, заведя в него лейтенанта, сам Степанов уселся за стол и, разрешив сесть лейтенанту на другой стул, приступил к его расспросу:

– Я – майор Степанов, дежурный по штабу двадцать шестой армии. Давай, лейтенант, рассказывай, кто ты такой и откуда.

В бутылку лезть я не стал, тут вполне понятный интерес командования, что за перец к ним вышел, так что спокойно и подробно рассказал всю свою эпопею от попадания в это тело и это время. Разумеется, про попадание промолчал, я что, сам себе злобный Буратина – геморрой на свою задницу навлекать. Майор слушал внимательно, временами уточняя те или иные детали, кое-что записывая, и не пытался выставить меня лжецом или немецким агентом. Наконец, когда я закончил, как Шахерезада, свое повествование, он произнес:

– Значит так, я по тебе ничего решать не могу, сейчас, сам понимаешь, слишком рано, пока тебя еще особист опросит, положено так, а я, как только командующий армией прибудет, сразу доложу о тебе, а там уже он будет решать, что с тобой делать.

Вызванный майором боец отвел меня в кабинет особиста, того на месте не оказалось, но ждать пришлось недолго. Когда в кабинет зашел молодой лейтенант с дюжим бойцом, посыльный майора ушел, а затем началась вторая часть Марлезонского балета.

Можно подумать, что их клонируют, лейтенант ничем не отличался от капитана Щукина. Не знаю, какую сопроводиловку ему написал дежурный по штабу и читал ли ее лейтенант вообще.

– Предлагаю вам добровольно сознаться, когда и где вы были завербованы противником, какое получили задание, и советую не запираться, все равно мы все узнаем.

– Товарищ лейтенант…

Продолжить я не смог, так как лейтенант грубо прервал меня.

– Для тебя, сука, я не товарищ лейтенант, а гражданин лейтенант, и почему оружие не сдано… Федорцов! Немедленно разоружить подследственного!

Дюжий Федорцов попробовал меня разоружить, честное слово, только и я не собирался ждать продолжения, уже и так было ясно, что потом начнется выбивание нужных показаний кулаками. Как только Федорцов шагнул ко мне, так сразу и получил мой коронный удар в челюсть, от которого отлетел на несколько шагов назад и грохнулся на пол, где и остался лежать неподвижно. Лейтенант от увиденного остолбенел, а я, мгновенно приблизившись, заломил ему руку и, второй рукой ухватив его за голову, не сильно двинул особиста его тупой бестолковкой в стол.

– Вот интересно, из какого инкубатора вас, дегенератов, выпускают? Вы что, все как один такие тупые? Мне становится просто страшно за нашу контрразведку, если ее сотрудники такие, как ты и подобные тебе. Впрочем, об этом пускай болит голова у твоего начальства, а пока ты, недоносок, быстренько напишешь мне и признание в работе на немецкую разведку, и в организации покушения на товарища Сталина, и во всем остальном. Ты не думай, после полевого допроса все ломаются, ты у нас ведь правша, верно? Значит, правую руку не трогаем, это чтобы ты писать нормально мог, а вот левая тебе не нужна, как и пальцы на ней. И не думай, что легко отделаешься, ведь резать можно по фаланге, так намного дольше можно растянуть, а кроме этого, есть еще очень много всякого. Так что, сам все напишешь добровольно, или придется выбивать из тебя показания?

Лейтенант попробовал что-то промычать, все же когда тебя лицом прижимают к столу, говорить не очень удобно.

– Что, не хочешь, а придется. Знаешь, идет мужик по лесу, а ему навстречу бабка с обрезом – и к мужику – ты, охальник, небось меня, старую, изнасиловать хочешь. Мужик ей: ты что, бабка, окстись, и в мыслях не было, а бабка, поигрывая обрезом: а придется, милок. Вот и тебе придется, только другое, не все тебе нужные показания из подследственных выбивать, теперь на своей шкуре испытай, может, после этого как надо работать станешь, если тебя, барана, после этого на передовую рядовым не сошлют.

Тут дверь кабинета открылась, и показавшийся майор госбезопасности спокойно произнес:

– Товарищ лейтенант, я настоятельно прошу отпустить вас своего сотрудника, с ним я еще поговорю о его профессиональной пригодности.

Обернувшись и не отпуская особиста, я в свою очередь спросил новое действующее лицо:

– А вы, товарищ майор, кто сами будете?

– Я? Я – начальник особого отдела армии, майор государственной безопасности Нестеров. Так что, отпустите моего подчиненного или нет?

– А он после этого глупости делать не будет?

– Какие глупости?

– Ну, например, попробует достать свое табельное оружие и выстрелить в меня. Мне ведь в таком случае придется просто убить его, а потом у нас с вами лишний геморрой будет на отписки по этому происшествию.

– Думаю, не будет… Шалыгин, ты ведь не будешь глупить?

– Не-ет, – еле слышно послышалось от лейтенанта.

– Ну хорошо, товарищ майор, надеюсь, хотя бы дисциплина у ваших подчиненных не хромает.

С этими словами я отпустил особиста. Тот, как только я его отпустил, сполз на пол, но, впрочем, почти сразу, слегка пошатываясь и крепко ухватившись за стол, встал.

– Я с тобой, Шалыгин, потом разберусь, а ты, лейтенант, пожалуйста, пройди со мной в мой кабинет.

Поняв, что лейтенант глупить не будет, я спокойно повернулся к нему спиной и двинулся к выходу из кабинета. Майор уже вышел и ждал меня снаружи, в коридоре. Закрыв за собой дверь, так, на всякий случай, мне так просто спокойней было, я отправился следом за начальником особого отдела армии. Наконец мы пришли, его кабинет был явно больше, сев за стол, майор предложил сесть мне рядом, после чего спросил:

– Лейтенант, чай будешь?

– Буду, а если еще и что-то к чаю, то совсем хорошо будет, а то я позавтракать не успел, как пришли, так меня сразу в штаб армии дернули.

Майор, сняв трубку телефона, распорядился, и вскоре нам принесли по стакану горячего и крепкого чая, а также по горке бутербродов. Все это время майор просматривал какие-то бумаги, не обращая на меня внимания. Спокойно выпил чай с бутербродами, майор, видимо, тоже еще не ел, так что мы на пару позавтракали в его кабинете, после чего отставив пустой стакан, майор произнес:

– Ну давай, лейтенант, рассказывай, откуда ты, такой шустрый и наглый, выпорхнул.

– Известно откуда, из окружения, а откуда еще, есть правда еще одно пояснение, но оно того, неприличное.

– Знаешь, таких наглецов, как ты, я вижу в первый раз, чтобы особый отдел ни в грош не ставили, да еще сотрудникам в их собственных кабинетах угрожали и нужные показания выбивали.

– А тут, товарищ майор, или пан, или пропал, если бы я начал играть по вашим правилам, то сейчас из меня выбивали бы признание во всех смертных грехах. А знаете, что тут самое печальное?

– Что?

– То, что мало того что массу невиновных командиров и бойцов к расстрелу приговорят, и это тогда, когда на фронте порой каждый человек на счету, а то, что такие деятели ни одного действительного шпиона не поймают. Вся их деятельность вместо пользы одно большое вредительство. Я не спорю, ваше ведомство крайне нужное и делает очень важную работу, вот только работники тут точно по пословице «Заставь дурака богу молиться, он и лоб разобьет».

– Что поделать, грамотных людей не хватает. Но давай вернемся к нашим баранам. Расскажи-ка мне, как ты из взводного, считай, в командира полка превратился.

Интересно, сколько еще раз мне тут придется повторять свою историю, правда этот майор госбезопасности, судя по всему, вполне адекватный и не спешит с ходу записывать меня во враги народа.

Снова начал с момента своего попадания в это время и это тело. Рассказывал подробно, стараясь ничего не упустить, а майор время от времени спрашивал меня, почему я поступил именно так, а не иначе. Время летело незаметно, я как раз наконец закончил описывать свои приключения, а ведь со стороны это именно так и выглядело, когда в кабинет постучался боец, который и сообщил майору, что прибыло высокое начальство. Тут и меня затребовали пpед их грозные очи, так что пришлось идти, и что было просто отлично, так это то, что меня не стали разоружать.

Лейтенант вышел, а майор Нестеров остался, он задумчиво смотрел вслед лейтенанту. Чувствовалась в этом лейтенанте непонятная чужеродность, что-то в нем было не так, вот только что? Еще вчера вечером он получил донесение от капитана Щукина, тот подробно по телефону рассказал ему про странного лейтенанта, что вышел со своим подразделением в расположение штаба его полка. Напрягало полное отсутствие у этого лейтенанта страха перед органами, он не боялся применять против сотрудников силу, и можно было не сомневаться, при необходимости он не колеблясь применит и оружие. Вот только, как он, можно сказать, на глазах Щукина уничтожил своим подразделением прорвавшихся немцев, а затем показал ему пару действенных способов по выявлению вражеской агентуры, откуда он мог это знать. Да, он очень странный, но с другой стороны, так проводить внедрение – это уму непостижимо, ведь он уже нанес противнику огромный урон, и совершенно ясно, что дальше будет служить не при штабе, а в строевых частях, так что агент из него никакой. Конечно, все, что рассказал Прохоров, кажется бредом сивой кобылы, но ведь и проверить это не сложно, достаточно просто расспросить его бойцов и командиров.

А Щукин – молодец, хоть и лопухнулся с этим лейтенантом, но утаивать не стал, понял, что все равно со временем эта история выплывет, так лучше самому рассказать в выгодном для себя свете, чем это узнают через третьи руки и неизвестно как перевранным. Конечно, необходимо будет приглядывать за этим Прохоровым, но было у Нестеров чувство, что немцы еще хлебнут горя от этого лейтенанта.

В кабинете командующего армией, куда меня провели, кроме него самого были еще два человека, это оказались начальник штаба генерал-майор Варенников и член Военного совета армии генерал-майор Колесников. Я узнал об этом чуть позже, а пока пришлось в очередной раз рассказывать свою эпопею, честно говоря, уже начал чувствовать себя попкой, который по желанию хозяина говорит одно и то же.

Слушали меня очень внимательно, временами перебивая, когда задавали вопрос или просили объяснить причину моих действий. Но чувствовалось, что отношение их ко мне благожелательное, так что надеялся на то, что мне хоть немного плюшек все же дадут. Наконец, когда я закончил описывать свои приключения, меня милостиво отправили к своему отряду, но с наказом прибыть снова вместе с командным составом отряда к пяти часам дня сюда в штаб. За это время высокое начальство соизволит решить, что со мной делать, вот и поведает свое высочайшее решение. Выйдя из штаба, я сел в свою вездеходную «эмку» и велел водителю ехать к себе.

За мое отсутствие мои архаровцы время зря не теряли, и к моему приезду в лесу уже был разбит полноценный полевой лагерь. Наши и трофейные палатки установлены, неподалеку дымили полевые кухни, а техника была укрыта под деревьями так, что с воздуха ничего не видно. Мне тоже палатку установили, офицерскую, немецкого командира батальона и даже с походной мебелью и на дощатом настиле. Собрав командиров, сначала выслушал доклад по части, все было в порядке, а затем уже сам сообщил о вызове в штаб армии. Со мной должны были ехать начальник штаба, начальник разведки, старший политрук и командиры дивизионов и второго батальона.

Пока я разбирался у себя, в штабе армии после моего отъезда состоялся серьезный разговор.

– Ну, и что скажете? – спросил у присутствующих командир 26-й армии генерал-лейтенант Костенко.

– Знаешь, Федор Яковлевич, – начал первым член Военного совета генерал Колесников, – честно говоря, все это кажется приключенческой историей от Майна Рида или Луи Буссенара. Простой лейтенант, Ванька-взводный, за пару недель из остатков разбитого батальона в тылу противника сбивает механизированный полк и успешно громит немца. Совершенно нереальная история.

– Согласен, Дмитрий Емельянович, – в свою очередь сказал начштаба. – Только проверить это очень легко, достаточно просто расспросить его бойцов. Все врать не будут, да и про уничтожение стационарного аэродрома проходила информация, штаб фронта интересовался, кто мог это сделать.

– Я не спорю, хоть действительно звучит все это совершенно фантастически, но сейчас дело не в этом, а что нам дальше делать с лейтенантом и его отрядом. С одной стороны, он из шестой армии, а с другой – вышел к своим у нас. Хоть он и сохранил стяг полка, но, по сути, людей из его состава практически нет, остальные бойцы и командиры отовсюду, и я более чем уверен, что есть и из нашей армии.

Ненадолго установилась пауза, высокое начальство обдумывало сложившуюся ситуацию, пока генерал Колесников не начал излагать свою мысль:

– Я вот что думаю, Федор Яковлевич, флаг полка отправим с нарочным в шестую армию, пускай восстанавливают его, а лейтенанта с отрядом оставим у себя. Официально оформим его перевод к нам, вышел у нас, вот и включили его в состав нашей армии. Его начальство не скоро об этом узнает, если вообще узнает. Теперь по отряду, по сути, это неполный механизированный полк. Командует лейтенант им хорошо, только званием не вышел, и мы ему полковника дать не можем, максимум через звание, так что потолок, что мы можем ему дать, это капитан. Для полка тоже маленькое, но ведь это для официального полка. Забираем у него гаубичный дивизион, нам он нужней, да и Прохоров, судя по всему, взял его, просто чтобы було, раз подвернулся под руку, вот и прихватил с собой. Думаю, не будет он против этого возражать. Далее, два других дивизиона и минометы оставляем ему, а также один батальон и роту бронеавтомобилей. Второй батальон официально переводится в штат штаба армии, но по существу останется у Прохорова. Через месяц даем ему майора и в рамках армии создаем на базе его отдельного механизированного батальона отдельный механизированный полк. Уж больно лихо он воюет, а пока его отдельный усиленный батальон будет при штабе армии исполнять роль пожарной команды в случаях вражеского прорыва нашей обороны.

– Дмитрий Емельянович, может, его тогда еще и танковой ротой усилить?

– Нет, Федор Яковлевич, как я понял, если бы Прохоров хотел, то сам бы собрал себе танковую роту, да и батальон, думаю, тоже потянул бы. Просто он по какой-то причине не хочет связываться с танками, хотя, конечно, это странно. Однако практика показала, что он и с наличными силами может успешно противостоять механизированным подразделениям немцев. Тут главное не ограничивать его инициативу, тогда и результат получим самый высокий.

– Хорошо, Дмитрий Емельянович, так и сделаем. Иван Семенович, вы там распорядитесь в кадровом отделе, как Прохоров в семнадцать часов со своими командирами прибудет, так все и оформите.

– Сделаю, Федор Яковлевич.

На этом обсуждение отряда лейтенанта Прохорова пока прекратилось, и дальше генералы обсуждали обстановку на фронте.

Разумеется, я обо всем этом и понятия не имел… После обеда, еще раз проверив расположение своей части, я прихватил с собой журнал боевых действий, который вел, но в первый раз с собой в штаб армии не брал. Там подробно был расписан весь мой боевой путь с момента попадания сюда. В шестнадцать часов мы на трех машинах выехали в штаб армии, хоть ехать было полчаса, но лучше там подождать, чем опоздать. Сейчас война, и случиться, может всякое, так что лучше выехать заранее. В штабе армии нас снова проводили в кабинет командующего, всех вместе, там я вручил начальнику штаба журнал боевых действий отряда, через день мне пообещали его вернуть.

Сказать, что я был удивлен решением высокого начальства, это ничего не сказать, но то, что меня повысили до капитана и официально назначили на командование батальоном, радовало. Жаль, конечно, что второй батальон временно выводился из-под моего командования, но учитывая, что он оставался при штабе армии, то я надеялся, что его не успеют угробить. Вот то, что гаубичный дивизион у меня забрали, особого сожаления не вызвало, он, честно говоря, несколько меня связывал, тут баба с возу, кобыле легче. Да и так меня радовало, что не пихали затыкать очередную дыру на фронте, а организовали мобильное подразделение для экстренных случаев. Наконец раздача слонов закончилась, и мы покинули кабинет командующего армией. Мои командиры отправились в город, деньги у них были, у немцев забрали, причем наши, но не в таких количествах, чтобы официально сдавать. Трофеи у меня были официально разрешены, и я был готов грудью отстаивать священное право на них. А то знаю я этих моралистов, на словах они святее папы pимского, а на деле натуральные крысы, тянущие под себя все, что только могут. От командующего армией я с техник-интендантом Хлыновым отправился к начальнику тыла армии, было необходимо официально поставить на учет всю свою технику и самим встать. Где продукты брать – это в тылу мы могли брать их на наших брошенных складах и отбирать у немцев, а тут исключительно по накладным. Еще раз убедился в высказывании графа Суворова, что любого интенданта, прослужившего больше пяти лет, можно смело вешать за воровство. Не успел я представиться и даже дать список имущества, как складской хомяк – полковник с ходу заявил мне:

– Товарищ лейтенант, – то, что я уже капитан, пока не было отражено, я намеревался сразу после начпотыла прийти в кадровый отдел. – как я слышал, за вашим подразделением числится автомобиль ГАЗ-11-73, так вот, не по чину тебе машина. Это уровень как минимум комдива, так что придется ее отдать.

– Товарищ полковник, может, договоримся? Нет, я все понимаю, но у меня есть для начальства кое-что другое и для вас тоже найдется. Думаю, нет, даже уверен, что вам это понравится.

– И что же это такое, товарищ лейтенант? – Начпотыла, судя по его голосу, был настроен очень скептически.

– Да так, лично вам трофейный автомобиль «опель-капитан», командующему армией – «опель-адмирал», а для начальника штаба и члена Военного совета у меня есть по «Мерседесу W 142», думаю, эти машины явно будут лучше простой «эмки».

– Лейтенант, а что мне мешает просто забрать их, тебе ведь они по штату не положены?

– Знаете, товарищ полковник, эти машины даже не вписаны в состав штатной техники моего батальона, так что, если они вдруг прямо сейчас сгорят, то мне ничего не будет, ведь они не числятся как вверенное мне имущество.

– Ну ты, лейтенант, и наглец! – улыбнулся начпотыла. – А не боишься, что после этого я тебя сгною?

– Нисколько, мы все под Богом ходим, а как сказал классик, беда не в том, что люди смертны, а в том, что они внезапно смертны.

– Да… похоже, что ты совсем с головой не дружишь. Кстати, а что за классик?

– Михаил Булгаков, в книге «Мастер и Маргарита».

– Не читал.

– Это один из любимых писателей товарища Сталина. Так что, товарищ полковник, будем дружить, или вы предпочитаете вместо взаимовыгодных отношений остаться ни с чем?

– И ты действительно готов идти на крайние меры в случае чего?

– Знаете, конечно, очень не хочется к ним прибегать, я все же с головой дружу, а потому всегда стараюсь решить дело миром, но если меня загоняют в угол и ставят в безвыходное положение, то тут, как говорится, все средства хороши. Вы ведь не забывайте одно, сейчас война. Это я не к тому, что она все спишет, а к тому, что в ходе боевых действий я могу много чего захватить у противника. Просто раньше я брал только то, что мне необходимо, и многое бросал или уничтожал. Мне больше пригодится грузовик или бронетранспортер, чем легковая машина. Не будь у меня возможности вывезти эти легковушки, просто сжег бы их, а так прихватил с собой для налаживания отношений. Согласитесь, всегда в отношениях лучше, когда обе стороны заинтересованы в них.

– Я рад, что ты оказался вполне адекватным человеком… Когда можно получить машины?

– Прямо сейчас, вы можете мне устроить допуск к радистам, связаться с отрядом? Телефонная связь пока не налажена, или придется подождать, пока я вернусь к себе и распоряжусь перегнать машины к штабу.

– Частота и позывной у тебя, я полагаю, есть.

– Есть.

– Тогда не проблема.

Во как главного хомяка армии приперло в желании получить трофейную машину. Думаю, его больше интересовал собственный автомобиль, чем машины для начальства, хотя и последнее тоже не маловажно, ведь это жирный плюс в его копилку со стороны начальства.

Мы прошли в помещение связистов, и радист связался с моими по названной частоте, кстати, и штабные радисты записали их для экстренной связи со мной.

Связавшись со своими гавриками, приказал пригнать к штабу армии все легковушки. Да, их было больше, чем я, скажем так, договорился с начальником тыла, но пускай это будет от меня бонус для него. Все же я опасался, что он встанет в позу и полезет в бутылку. Мне нужны были хорошие отношения и со штабными крысами, и со штабными хомяками, но и позволять ездить на себе, как они захотят, тоже было нельзя. Короче, через полчаса все машины уже стояли перед штабом армии, и перед ними собралась небольшая толпа. Полковник, увидев автомобили, а тем более, что их было несколько больше, чем мы обговаривали, был просто счастлив. Я тоже, по крайней мере избавился от в принципе не нужного мне транспорта, а кроме того, можно сказать, получил хорошие отношения с главным хомяком армии. То, что мы попикировали с ним самого начала, то это мы просто принюхивались друг к другу, зато четко озвучили свои позиции и пришли, как говорила одна пятнистая гнида, к консенсусу. Машины забрали, а неучтенный «мерседес» и два «опеля» полковник приказал быстро загнать в гараж, думаю, он найдет, куда их пристроить, начальства и в штабе армии, и в штабе фронта хватает, не удивлюсь, если эти автомобили скоро всплывут в штабе фронта. Главное, я обезопасил свою машину, ее официально приписали к моему батальону, и теперь она на законном основании была моим транспортом.

А пока ждал машины, сходил в кадровый отдел и получил новые документы, вернее, пришлось позже зайти, а пока просто расписался в бумагах, сфотографировался и стал ждать, когда сделают удостоверение.

Наконец этот длинный день закончился, причем вполне неплохо для меня. Я даже был рад, что меня оставили в 26-й армии, а не отправили назад в свою. Здесь встретить кого-нибудь из бывших сослуживцев этого тела проблематично, а то как объяснять им, что я их не знаю. Вернувшись к себе в расположение, приказал готовить гаубичный дивизион к передислокации.

Теперь уже у штаба армии будет болеть голова о нем, а дивизион получился неплохой. Кроме самих гаубиц, были трофейные тягачи, причем мне удалось достать еще три таких же, так что у дивизиона оказалось четыре запасных тягача, что было очень хорошо. Кроме, собственно говоря, самих гаубиц с тягачами, были один топливозаправщик, десять трофейных пятитонных грузовиков, полевая кухня, трофейная же техничка для автотранспорта, обычная «эмка» для командира дивизиона, шесть мотоциклов для разведки, а кроме того, взвод пехоты для охраны с двумя пулеметными бронеавтомобилями и четыре грузовика с зенитными установками. Два со счетверенными «максимами» и два с крупнокалиберными ДШК. Вот так, считай в полном фарше, и это плюс еще и палатки для личного состава, и выводили дивизион как отдельный, непосредственно подчиненный штабу армии.

Что касается остального, то другие дивизионы оставались у меня, как и первый батальон, а вот второй временно выводили в распоряжение штаба армии. Я тоже вроде как в их распоряжении, но меня, вернее, мной будут затыкать прорывы, которые образуются, а второй батальон будет при штабе в качестве охраны. А что, мы ведь неучтенный фактор, приятное пополнение штата армии, и я не против. Лучше так, чем просто сидеть в обороне под артиллерийским обстрелом и бомбардировками. Короче все довольны, а я на следующий день отправился в город. Мне дали три дня для адаптации, вот я и задумал решить кое-какие проблемы. Еще вчера у зампотыла, перед тем как распрощаться, я узнал адрес портного, вот сегодня, взяв водителя, я и поехал в город. Пришлось немного поплутать, так как ни я, ни водитель города не знали, пришлось у патрулей спрашивать, но нашли. Портной оказался примечательный, впрочем, а кто еще мог им оказаться на Западной Украине.

– Добрый день, Исаак Абрамович, мне тут посоветовали вас как хорошего портного.

– И кто же, молодой человек?

Я назвал начальника тыла.

– И что вы хотите?

– Ничего особенного, мне из брезента надо сделать вот такую вещь.

И я показал на листке бумаги набросок разгрузки. Причем она была в двух вариантах, под диски ППД и магазины СВТ. Под четыре диска или восемь магазинов, диски, слава богу, были в наличии, а техники из реммастерской их подогнали под конкретное оружие, вот и получалось по пять дисков на автомат, хорошо хоть, что с магазинами под СВТ такой заморочки нет.

Портной сначала возмутился – с такой мелочью и к нему. Пришлось отговариваться тем, что я тут никого не знаю, и кого мне назвали, к тому и пришел. А вот когда он узнал необходимое количество, то просто выпал в осадок. Все же я договорился, правда, и шить он будет не один, но то, что материал мой и платить я буду сразу и наличными, его успокоило, тем более я не торговался по цене. А что, брезент у меня был, впрочем, как и деньги, а копить их я не собирался, куда. Тут каждый день может быть последним, так что зачем деньги, зато обзаведусь крайне нужной амуницией, а то посторонние уж больно косятся на немецкую сбрую на моих бойцах. Короче, Исаак Абрамович мобилизует всех своих соплеменников нужной профессии и за неделю выдаст конечный результат, а я сегодня же завезу ему брезент и выдам аванс, вернее, аванс выдал сразу, так как прихватил с собой деньги. Пошили разгрузки быстро и хорошо, там и для гранат были карманы, и для бинта, и просто так, для всякой мелочи, но с учетом нынешних средств, так что никаких липучек, но и так неплохо получилось. Уже когда я забрал разгрузки и полностью расплатился, тихонько, чтобы никто посторонний не услышал, сказал портному:

– Исаак Абрамович, только между нами: я вам крайне советую немедленно уезжать. Город мы не удержим, а когда придут немцы, то начнутся расстрелы евреев.

– Но позвольте, немцы – культурная нация, да и в прошлую войну они не позволяли себе ничего подобного.

– Забудьте, что было раньше, впрочем, решать вам, я вас предупредил и уговаривать не собираюсь, так что потом не обижайтесь, когда немцы вас погонят на убой.

Я ушел, оставив портного в тяжких думах с вековечным русским вопросом «что делать?». Надеюсь, ему хватит ума предупредить родственников с друзьями и уехать. А пока я, забрав свежепошитые разгрузки, отправился к себе выдавать своим бойцам. Хорошо, что эту неделю меня не трогали, но чувствую, это ненадолго, скоро придется затыкать очередную дыру, и оказался прав, уже на следующий день мой батальон подняли по тревоге.