Текст книги "Взводный"

Автор книги: Александр Айзенберг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

Глава 13

Нашу армию вывели под Киев, все же, по большому счету, она сейчас представляла собой сборную солянку. Хотя по количеству людей дивизии вроде как были почти полнокровные, вот только собраны с бору по сосенке, в них вошли бойцы и командиры из разных частей, вот и надо было их притереть и по необходимости перетасовать, благо обстановка на фронте пока это позволяла. То, что Киев скоро сдадут, я знал, просто не помнил точной даты, а также узнал то, что мало народу сможет вырваться из Киевского котла. Тогда немцам открылась прямая дорога на Москву, наших частей практически не было, и, пожалуй, лишь чудо смогло нам помочь удержать столицу.

Несмотря на мое вмешательство, я не думал, что ситуация на фронте сильно поменяется, разве что даты несколько сдвинутся да соотношение потерь немного выровняется. Пока же я получил неделю отдыха для своих бойцов, не знаю, будет ли она на самом деле, или меня сдернут раньше решать очередную проблему, но пока есть возможность, надо ею пользоваться. Нас расположили в казармах, и, к нашему счастью, при них имелись реммастерские, которые мы и стали использовать на полную катушку. Вся техника хорошо потрудилась, вот мы, пользуясь подвернувшейся оказией, принялись ее перебирать. Кроме этого, предчувствуя нехватку водителей, я принялся по мере возможности готовить новых. Благодаря хорошим трофеям у меня не было дефицита в грузовиках, вот я и выделил два десятка самых убитых на обучение пары сотен водителей.

Вот рупь за сто даю, что когда тут наступит полная жопа, то именно меня попросят вывести штаб фронта к своим из окружения. Вот тут мне пара сотен лишних водителей и пригодится, транспорт я в любом случае себе найду, вот только он сам по себе ездить не умеет, им управлять надо, вот и посажу новоиспеченных водителей за баранки. Пускай они ездить толком не научатся, но худо-бедно передвигаться со скоростью 20–30 километров в час смогут. Вы скажете – медленно, а на лесных дорогах быстрей и не поедешь, а то и прямо сквозь лес, так что вполне сойдет, а там они и опыта поднаберутся. Вот такие планы у меня были, и я по мере своих сил и возможностей их воплощал в жизнь. На следующий день меня дернули в штаб фронта, прямо к самому Кирпоносу. Надев выстиранную форму, а носил я не командирскую, а солдатскую с капитанскими петлицами, я на своей «Ласточке» с водителем поехал в штаб. Доложившись дежурному, узнал, куда мне идти, и двинулся к начальству, причем даже не знал, будут меня хвалить и пряниками кормить или ругать и пороть. Докопаться можно до чего угодно, было бы желание, вот и гадай, зачем тебя вызвали к начальству. Зайдя в приемную, доложился секретарю, а тот, сняв трубку, доложил начальству, после чего меня сразу запустили в кабинет. В кабинете командующего оказалось несколько человек, в том числе и командир моей армии с членом Военного совета. Как я узнал позже, кроме них с Кирпоносом были также начальник штаба и член Военного совета фронта.

– Вот, значит, ты какой, знаменитый капитан Прохоров.

– Извините, товарищ генерал-полковник, почему знаменитый?

– А кто дважды из окружения выходил, причем каждый раз личный состав только увеличивался, а не уменьшался, да и немцев уничтожил столько, сколько дивизии незазорно на своем счету иметь.

– Так голова человеку дается не только шапку носить и в нее есть, а еще и думать. Я вот думаю, отсюда и успехи, а кроме того, действую не по шаблону, потому и в выигрыше.

– С этим ты, конечно, молодец, но вот у члена Военного совета армии к тебе претензии есть, – с этими словами генерал Кирпонос показал на генерала Колесникова. – Дмитрий Емельянович обвиняет тебя в негуманном отношении к раненым.

– Извините меня, товарищ генерал, но я не пойму, в чьей армии служит генерал-майор Колесников, в нашей или немецкой?

При этих словах генерал Колесников аж покраснел от возмущения и хотел возразить, но Кирпонос дал ему знак молчать.

– Вы ведь знаете, как немцы бомбят наши госпиталя, медсанбаты и санитарные колонны с поездами, как они уничтожают наших раненых. Есть люди, с которыми можно легко договориться словами, а есть такие, которые понимают только язык грубой силы. Если мы хотим хоть как-то защитить наших раненых и прекратить обстрелы и бомбежки госпиталей и санитарных поездов, то просто необходимо целенаправленно вырезать немецкие санитарные колонны вместе с ранеными и медперсоналом. Это необходимо делать демонстративно, с пояснением, что это наш ответ на их обстрелы и бомбежки наших госпиталей и санитарных колонн с поездами. Только так и никак иначе, так как по-человечески с немцами не договориться, а только показав, что мы будем лить кровь за кровь и никак иначе.

Кирпонос задумался, услышав это, наконец он спросил у остальных:

– А вы что думаете, товарищи?

Первым ответил член Военного совета фронта дивизионный комиссар Рыков.

– С одной стороны, действия капитана Прохорова противоречат правилам ведения войны, а с другой, немцы первыми стали их массово нарушать. Пожалуй, я соглашусь с капитаном, в сложившихся условиях другого способа заставить противника соблюдать правила ведения войны нет.

– Я тоже согласен с капитаном, – сказал мой непосредственный начальник генерал Костенко, и его поддержал начальник штаба генерал-майор Тупиков, таким образом, генерал Колесников оказался в меньшинстве.

– Капитан, у тебя есть какие-либо планы на ближайшее будущее? – спросил меня Кирпонос.

– Так точно, товарищ генерал, есть. Сейчас быстро провести обслуживание своей техники и уйти в немецкий тыл, а там немного похулиганить. Недели на две примерно, за это время хорошо пройтись по вражеским тылам, сделав основной упор на уничтожение госпиталей, санитарных колонн, колонн тылового снабжения, складов, артиллерии и аэродромов. Все это недели на две, не больше.

– Почему на две недели?

– А больше вряд ли получится, немцы все силы бросят на наш поиск и уничтожение, а я все же не самоубийца. Для меня главное – нанести противнику максимально возможный урон и при этом самому остаться живым.

– Хорошо, капитан, свободен, мы подумаем над твоим предложением.

Я вышел из кабинета и направился к себе, а что мне тут еще делать, о рейде отчитался, предложение о новом выдвинул, а теперь от меня больше уже ничего не зависит, теперь большое начальство решать будет. Вернувшись к себе в расположение, занялся текучкой, а в штабе фронта тем временем разгорались нешуточные страсти. Командующего фронтом генерала Кирпоноса всерьез заинтересовало предложение капитана Прохорова. В том, что он на самом деле способен совершить предложенное, никто уже не сомневался, его дела говорили сами за себя. Единственным, кто встретил их в штыки, оказался член военного совета 26-й армии генерал Колесников.

– Я все же не пойму, Дмитрий Емельянович, что ты так взъелся на капитана Прохорова?

– Он, Михаил Петрович, субординацию не соблюдает, на политотдел внимания не обращает, даже пригрозил трибуналом политработникам, если те будут вмешиваться в приказы командиров. А его расправы над пленными немцами и ранеными… советский человек так себя вести не должен.

– И тем не менее другого такого командира, кто с легкостью выходит из окружения и громит превосходящие силы противника, у нас нет. И капитан во многом прав, немцы тоже абсолютно не соблюдают правила ведения войны, так что, по большому счету, капитан действует так же, как и они. Также он прав, что если мы хотим заставить противника прекратить бомбить и обстреливать наши госпитали и медсанбаты, то необходимо планомерно уничтожать немецкие медсанбаты, только это может заставить немцев не трогать раненых.

– Предлагаю дать Прохорову звание майора и назначить его командиром отдельного механизированного полка. Он уже доказал свою состоятельность и наибольшую пользу принесет именно на этой должности. Сидеть в обороне большого ума не требуется, а вот проводить рейды по тылам противника и ликвидировать его прорывы как раз по нему. Понимаю, он слишком молод, но другого командира, который сможет делать то же самое и так же хорошо, у нас просто нет, – сказал Костенко.

– Майора, говорите… а что, пожалуй, заслужил и, несмотря на свою молодость, вполне потянет, согласен, пишите приказ. Василий Иванович, – обратился Кирпонос к своему начальнику штаба. – Подготовьте приказ о присвоении капитану Прохорову звания майора, а также о назначении его командиром отдельного механизированного полка при штабе фронта.

При этих словах генерал Костенко невольно скривился, когда услышал, что Прохорова у него просто забирают вместе с его полком, но ничего поделать в сложившейся ситуации не мог.

На следующий день меня снова вызвали в штаб фронта, где сначала поздравили со званием майора и назначением командиром полка, а затем одобрили рейд по немецким тылам. Честно говоря, это меня несколько обескуражило, я просто не ожидал, что высокое начальство одобрит мою задумку с рейдом по немецким тылам, но, видимо, им было жизненно необходимо хоть немного притормозить немцев. Получив новые документы на майора, я прикрутил к петлицам по второй шпале и направился к себе, теперь уже в полк, когда на выходе из штаба меня окликнули.

– Игорь, постой.

Я оглянулся на голос, ко мне от остановившейся полуторки шел, улыбаясь, старлей.

– Привет, Игорек, ничего себе, ты уже майор, глазам своим не верю. Рад, что ты жив, честно говоря, просто не ожидал. Когда узнал, что твой батальон погиб, то думал, что и ты тоже, но чертовски рад, что ты все же жив.

– Простите, товарищ старший лейтенант, мы знакомы?

– Игорь, что с тобой?

– Контузия, в бою, когда погиб мой батальон, контузило, в результате потеря памяти, ничего и никого не помню.

– Эка как тебя. Я – старший лейтенант Трифонов из соседнего батальона. Неужели не помнишь?

– К сожалению, нет.

– А как майора получил? Что с тобой вообще произошло и где ты сейчас?

Вот меня и нагнал мой страх встретить бывших сослуживцев и знакомых моего тела. Можно, конечно, сослаться на занятость и отсутствие времени, но, пожалуй, это не лучшая идея. Встретился с одним, встречусь и с другими, так что все равно в итоге придется объясняться, так что тянуть с этим смысла нет.

– Тут поблизости есть, где посидеть? У меня час или два времени есть так что лучше тогда где-то спокойно посидеть, – предложил я.

– Здесь недалеко есть что-то среднее между рестораном и столовой.

– Тогда веди.

Через десять минут мы спускались в полуподвальное помещение со сводчатыми потолками, где оказалась довольно неплохая кухня. Взяв мяса с жареной картошкой, квашеной капустой и солеными огурцами и большую кружку холодного кваса, я уселся за небольшой столик. Быстро поев и начав не спеша пить квас, я коротко рассказал старлею о своих приключениях.

– Значит, ничего не помнишь, что до того боя было?

– Ничего, считай, начал жить с нового листа.

– Дела, а чего ты в нашу дивизию не вернулся, когда вышел, раз знамя полка вынес, то тебе тем более туда дорога.

– Просто вышел в расположении двадцать шестой армии, да и в моем отряде в основном оказались бойцы именно из ее частей, вот и остался. Меня ведь моим отрядом так и оставили командовать. Официально – батальоном, а неофициально – полком.

– Это как?..

– Официально я был командиром батальона. Когда вышли, а у меня уже два батальона было, это помимо средств усиления, так меня и оставили командиром первого батальона, а второй приписали к охране штаба армии. В обычной обстановке – так, но если что, то второй батальон меня усиливает, а я всем командую. Меня это вполне устроило, вот я и согласился.

– Назад в нашу дивизию не хочешь?

– Нет, а какая разница, где воевать? Меня сегодня утвердили командиром моего полка и приписали к штабу армии, так что сам понимать должен, теперь меня никто и никуда не отпустит. Ладно, извини, но дел много, идти надо.

Попрощавшись со старшим лейтенантом, я двинулся к себе, вернее, назад к штабу, за своей «Ласточкой».

В первый момент я еще подумал, а не подводка ли это от немцев, но потом решил, что нет. То, что я имитировал потерю памяти вследствие контузии, почти никто не знал, вернее, это я говорил им, что потерял память от контузии, а немцы это знать никак не могли, так что старлей был настоящим.

Старший лейтенант Трифонов после встречи со своим старым сослуживцем только головой покачал, с одной стороны, стремительная карьера, считай за месяц из лейтенантов в майоры, а с другой, потеря памяти – это потеря жизни, начинать все с нового листа, нет, не дай бог. Правда, карьеру Прохоров сделал отличную, причем своим горбом. Вот уж и думать было нельзя, что он так хорошо будет воевать, вроде раньше за ним такого не замечалось, но это определенно был он. Даже его шрам на кисти руки был тот самый и голос, правда повадки и походка изменились, но как оно будет при потере памяти. Да даже вкусы, похоже, изменились, прежний Прохоров рыбу любил очень, а тут мясо взял, хотя в меню имелись блюда из рыбы. Наконец, он, встав, двинулся назад, к штабу, там должен уже появиться его командир полка и наверняка его ищет.

Старлей не ошибся, не успел он подойти к штабу, как его окликнул подполковник.

– Трифонов! Едрить твою кочерыжку через колено! Ты где болтался все это время?!

– Извините, товарищ подполковник, сослуживца встретил, лейтенанта Прохорова, правда, он теперь уже майор.

– Это какой Прохоров?

– Который командир второго взвода третьей роты второго батальона. Это, оказывается, он знамя полка спас, вернее, у немцев назад отбил и к нашим вынес.

– Почему он тогда не у нас? Раз из нашего полка и знамя спас, почему его в полк не направили?

– Командование двадцать шестой армии себе оставило, у него в отряде в основном люди именно из нее оказались, вот они на этом основании умелого командира к себе и зачислили.

– Надо будет комдиву сказать, пускай попробует его назад к нам перетянуть, нам такие командиры самим нужны.

– Не выйдет, товарищ подполковник, он сейчас командир отдельного механизированного полка резерва фронта. После того как он вывел к своим остатки двадцать шестой армии со штабом, ему майора дали и утвердили в должности командира полка, так что никто нам его уже не отдаст.

– Жаль, нам бы сразу поинтересоваться, кто именно знамя полка вынес, а теперь уже поздно.

Старший лейтенант с подполковником лишь еще раз пожалели, что потеряли такого командира, но поскольку сделать уже ничего нельзя, занялись своими делами в штабе фронта.

В течение недели я готовил теперь уже свой полк к предстоящему рейду. С помощью водителей за это время перебрали всю технику, вот только снова перекрашивать бронетранспортеры и грузовики в немецкую раскраску не стали. Так по-наглому ездить, как раньше, уже вряд ли получится, немцы тоже не дураки; было у меня несколько бронетранспортеров для разведки, вот они так и остались в своем родном немецком камуфляже и с крестами на бортах. Пока механики с водителями готовили технику к рейду, я, тщательно изучив обстановку на фронте и карту, выбрал место перехода и направил туда своих разведчиков, чтобы выяснить обстановку у немцев и что у них там есть. Еще я не поленился взять в штабе бумаги, это чтобы меня наши шпалоносцы в немецком тылу не попробовали подчинить. Вот так подготовившись, я назначил дату перехода.

7 августа 1941 года, линия фронта

К месту предстоящего перехода я прибыл со своим полком уже под утро, причем не прямо на позиции, а километрах в десяти от них, и встал на дневку. С командованием дивизии, на чьей территории мы будем переходить линию фронта, я уже договорился. Они тоже в убытке не останутся, после моего прохода прирастут трофеями.

Двигаться к фронту пришлось исключительно ночью, это чтобы противник нас не видел и не знал о нас. Потом они, конечно, узнают, вот только будет уже поздно, мы перейдем линию фронта и уйдем в леса. Я специально выбрал место с большими и густыми лесами для возможных маневров.

Следующим вечером мои разведчики двинулись на нейтралку и сняли часовых на протяжении километра линии фронта. После них вперед пошли мои бойцы, они с наступлением сумерек пешком двинулись к позициям, так как я пока не хотел использовать технику, больно она шумная, еще немцев насторожит.

После того как разведчики сняли часовых, они подали сигнал фонариком, направив его в нашу сторону и моргнув им три раза. Дождавшись сигнала, мои бойцы тихо двинулись вперед с примкнутыми штыками СВТ. Поскольку немцы наступали, то сами они нейтралку не минировали, а у наших просто не оказалось мин, так что хоть об этом можно было не беспокоиться, также не было и проволочных заграждений, так что бойцы спокойно дошли до немецких позиций в полный рост. Распределившись, они тихо стали заходить в вырытые немцами землянки и колоть спящих штыками. Место перехода было удачным еще и тем, что с одной стороны оно упиралось в большое болото, которое даже с нынешней жарой так и осталось непроходимым и для пехоты, не говоря уже про бронетехнику.

После зачистки, я отдал команду, и моя техника на низких оборотах, это чтобы шумела поменьше, двинулась вперед с погашенными фарами, прижимаясь к болоту. Как только транспорт прибыл, так сразу я приказал грузиться, и дальше мои бойцы уже снова спокойно ехали, а не топтали собственные ноги. После нас на немецкие позиции подошли бойцы части, что держала здесь оборону. Закрепляться тут они не собирались, а вот собрать трофеи – да. Можно сказать, что это мародерство, трофеи ведь не их, но я на это не обратил внимания, мне все равно тут ничего не было нужно, а потому пусть их. Глядишь, что бойцам пригодится, все не пропадет, а я, если надо будет, вернее, когда надо будет, себе еще у немцев достану, для меня это не проблема.

У нас оставалось еще примерно три-четыре часа времени, и я хотел подальше уехать, пока есть такая возможность. Благодаря своей разведке, которая лично тут прошлась, я знал, где и какие примерно немецкие части находятся, и по мере возможностей их объезжал. Как только мы отъехали на несколько километров от передовой, так сразу я приказал включить фары, и дальше мы ехали под видом немецкой части, так как в ночной темноте разглядеть наш камуфляж невозможно, а звук моторов и силуэты техники были немецкими. Уже на рассвете мы въезжали в большой лес, замаскировав следы своего съезда с основной дороги. Углубившись в лес километров на десять, я приказал встать на дневку. Сейчас пока надо затаиться, прошли мы сюда, можно сказать, тихо, по дороге никого не трогали, а следов кругом куча, так что навряд ли нас по следам найдут. У съезда я, конечно, секрет оставил, тут лучше перебдеть, чем недобдеть, но надеялся, что наш проход остался для немцев не замечен.

На месте перехода они найдут только трупы своих камрадов, тут даже мародерство нашей пехоты, что держала там оборону, нам на руку. Пусть немцы решат, что наши так трофеи зарабатывали, попутно уничтожив противника, а следы техники не очень видны будут, так как там как раз дорога идет по краю болота, пересекая и наши, и немецкие позиции. Там и так наезжено было, так что надеюсь, немцы ничего не заметят. Ну и, разумеется, надо выбрать цели повкусней, а это можно сделать, только разведав их. Я планировал разбить полк на отдельные роты и разбежаться, чтобы совершить максимальный охват. Как только я начну действовать, немцы сразу всполошатся, негативный опыт у них уже есть, а потому надо работать сразу по всем возможным объектам, да и им тогда будет намного тяжелее нас вычислить.

Следующий день мои бойцы отдыхали, а разведка с самого утра двинулась в путь, работать они должны были под немцев, вот для них и оставили не перекрашенные бронетранспортеры. Пара мотоциклов с коляской и один бронетранспортер составляли одну разведгруппу, а всего их было шесть, вот они и разъехались искать нам цели. Разведки не было три дня, и все это время мы сидели тихо, как мыши под веником, стараясь не привлечь к себе ничьего внимания. Наконец разведка стала возвращаться, принеся сведения о возможных целях. День я потратил на изучение добытых сведений, а следующим утром полк разделился на шесть частей. Каждая рота, получив свое задание, выдвинулась в путь, а место сбора было определено заранее, как основное, так и три запасных. Разведчики тоже не остались без дела, они направились в города, где были немецкие госпитали.

Ночь следующего дня

– Летят. Петро, слышишь, летят!

– Да тише ты, Никола, я не глухой, давай готовиться.

В ночном небе постепенно нарастал гул авиационных двигателей, и когда он раздался уже совсем близко, над зданием школы, которую превратили в госпиталь, расцвел искусственный цветок осветительной ракеты, которую запустили разведчики. Сами они были в полукилометре от немецкого госпиталя. Когда гул моторов в небе стал совсем громким, в сторону госпиталя устремилась красная ракета, а в ночное небо еще одна осветительная, подсвечивая нашим бомбардировщикам цель. Через несколько минут сначала послышался свист бомб, а затем здание переделанной в госпиталь школы скрылось в разрывах. Когда осела пыль, стало видно, что школы больше нет, а на ее месте только гора горящих обломков. Этой ночью еще в пяти местах наши бомбардировщики нанесли бомбовые удары по подсвеченным целям. Разведчики, после того, как указали и подсветили для летчиков цели, благополучно убрались от мест нахождения и ждали следующей ночи, чтобы подсветить новые цели.

Я отправился с первой ротой, в качестве усиления со мной отправилась и наша бронерота из нескольких танков и бронемашин. Нам в качестве цели я выбрал полевой аэродром, где базировались пара десятков «мессеров». Аэродром был небольшим, и из охраны там была только батарея спаренных зениток и рота охраны с тремя бронетранспортерами и нашим пушечным бронеавтомобилем БА-10. Мы атаковали с ходу, благо, что все самолеты в данный момент находились на аэродроме, а в противном случае нападение теряло бы всякий смысл. Заранее высланные снайперы подавили расчеты зениток, и мы, ворвавшись на аэродром, открыли шквальный огонь по всем, кого видели. Затем бойцы, выскочив из бронетранспортеров и под прикрытием пулеметов, принялись зачищать аэродром. В землянки сначала летела граната, а только затем в нее врывались бойцы.

Бой шел почти час, я потерял уже троих бойцов, еще одиннадцать оказались ранены, но всех немцев мы уничтожили. Затем начался сбор трофеев, мы забрали бензин, продукты и кое-какие боеприпасы к трофейному оружию, после чего подожгли все, что только было можно, и ушли. С аэродрома лесами двинулись к передовой, нет, не чтобы уйти к своим, просто там располагались сразу две наши цели – гаубичный полк и полевой госпиталь. Находились они рядом, а потому сначала ударили по гаубичному полку, это были 150-миллиметровые тяжелые полевые гаубицы. Охрана была из пехотной роты, но ее мы подавили массированным пулеметным огнем бронетранспортеров, после чего быстро перетаскали снаряды и заряды к ним под орудия и, сунув в каждую такую кучку по толовой шашке с горящим фитилем, двинулись дальше, еще один такой заряд сунули в оставшиеся снаряды. С собой взяли только десяток тяжелых грузовиков, пригодятся еще. Не успели мы отъехать и на километр, как позади нас стали раздаваться взрывы, а потом конкретно шарахнуло, это когда рванул склад боеприпасов. В часе езды от артиллеристов разместился полевой госпиталь, вот туда мы и решили наведаться. Для экономии патронов бронетранспортеры просто проехались по палаткам полевого госпиталя, давя всех, кто там был. Как говорится, получите и распишитесь, господа тевтоны. Испытайте на собственной шкуре то, что вы творите с нашими ранеными. Мне хватило десяти минут, чтобы разнести здесь все и уехать, у меня в списке еще много целей не на один день.

Спустя час на место расположения полевого госпиталя выехала санитарная колонна, и старший колонны лишь с ужасом смотрел на то, что осталось от госпиталя.

Отъехав на приличное расстояние, я приказал вставать на ночевку. Хотя я и отослал разведгруппы со своими заданиями, но у меня были еще разведчики, и вот теперь они двинулись в ночь проверять дорогу и запланированные цели. Вот так и пошла работа: мы уничтожали или обстреливали вражеские колоны, если они были слишком большие для нас. Уничтожили еще один полевой аэродром, на этот раз с «юнкерсами», и пару полевых госпиталей.

На четвертый день нам попалась слишком большая колонна противника, даже с танками, которая двигалась в сторону фронта. Отлично понимая, что такую большую колонну нам не уничтожить, я приказал обстрелять ее с дальней дистанции, а это около километра, и сразу рвануть в лес. Нам удалось подбить танк, три бронетранспортера и десяток машин, когда немцы открыли ответный огонь по нам. Устраивать долгую перестрелку с противником я не собирался, а потому и отдал приказ на отход. Как отходить, разметил заранее, и вот, сдав из вырытых капониров назад, пяток моих БА-10 так задним ходом и двинулись в глубь леса, правда, недалеко, метров сто, после чего, скрывшись из вида немцев, быстро развернулись и поехали по едва заметной лесной дороге, лавируя среди разросшихся деревьев.

Немцы, вероятно, заранее получили приказ в таких случаях начинать преследование, так как раньше они, обстреляв лес, просто продолжали двигаться дальше, а теперь около батальона с ротой танков бросились за нами в погоню. Мы проехали около десяти километров, когда достигли места следующей засады, как раз на такой случай. Бронеавтомобили сразу заехали в подготовленные для них капониры, так что над землей остались только их башни с орудиями. Остальные бронемашины и танки были спрятаны по флангам широкой прогалины, куда и должны были выскочить мои преследователи. Гарантии, что будет именно так, разумеется, не было, но нам повезло, и немцы бросились в погоню за наглыми русскими, которые начали бесчинствовать в их тылах.

Первыми шла рота легких троек, одиннадцать машин, а за ними вперемешку бронетранспортеры и грузовики с солдатами. Когда танки приблизились к спешно замаскированным свежими ветками БА-10 на расстояние в двести метров, бронемашины открыли огонь. Буквально за два-три выстрела все танки подбили, а в те, что просто остановились, а не загорелись или взорвались, добавили еще, для гарантии. Сразу после этого бронемашины и танки перенесли свой огонь на немецкие бронетранспортеры, не трогая грузовики, но с них и так посыпались горохом немецкие солдаты. Сразу, как только мы выбили все, что представляло опасность для нашей бронетехники, вперед двинулись уже мои бронетранспортеры, а из отрытых окопов по немецкой пехоте ударили пулеметы. Бой шел около получаса, я не хотел нести лишних потерь и не гнал своих бойцов в атаки. Только убедившись, что противник подавлен, мы пошли вперед, уничтожая плотным огнем любые очаги сопротивления. Учитывая, что мы проехали около десяти километров от дороги, то можно было не опасаться, что к немцам быстро прибудет подкрепление, если только они не успели вызвать его по рации. На всякий случай в пяти километрах остался дозор с рацией, если что, они нас предупредят, но подкрепление к немцам так и не пришло. Проведя контроль, приступили к сбору трофеев. Мы хорошо потратились, когда пулеметы моих трофейных бронетранспортеров вовсю лупили по противнику, вот и надо было пополнить их запас. Через час мы двинулись дальше в лес; скоро уже вечер, так что на сегодня война окончена, место стоянки присмотрено заранее, вот туда мы и направились.