Текст книги "Рабочий день"

Автор книги: Александр Астраханцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Александр Астраханцев
РАБОЧИЙ ДЕНЬ
Повести и рассказы

ЛЕТО ДЕЛОВЫХ ПАРНЕЙ
Повесть

I

На обрезах бруса возле новенького дома, что ярко светлеет под горячим солнцем свежеоструганной древесиной и белой шиферной крышей, сидят двое и беседуют. Оба в очках и давно не бритые, или, скорее, отпускающие бороды.

– В общем, вот так, – говорит тот, у которого светло-рыжая кудрявая борода. – Директор пока что крутит. Кивает на ревизию.

– Может, к прокурору? – спрашивает второй, владелец черной прямой бороды, длинный, худой, обожженный солнцем до черноты, до струпьев на тонком носу и скулах. Сидит он понуро, опустив руки, слушает и только изредка вставляет замечания и вопросы.

Фамилия первого – Бреус; он бригадир. Второй – его заместитель Микутский.

– Наивный ты человек, Боря, – говорит Бреус. – Ну на чьей стороне будет прокурор: на стороне директора, который на то и поставлен, чтоб следить за рублем, или на нашей? Ведь мы затем и приехали, чтоб этот рубль взять? – Мутно-голубые глаза Бреуса, сильно увеличенные стеклами очков, все время смотрят на собеседника, а мягкие подвижные губы при разговоре постоянно меняют выражение лица, делая его то ироническим, то капризным. Сквозь редеющие кудряшки на его темени тускло поблескивает красная, густо пропеченная солнцем пролысина.

– Но ведь это же наглый обман: обещать по четыре тысячи за дом и платить по три. – Микутский закуривает сигарету и швыряет спичку. – Договор составили!

– Юридической силы он не имеет. Так, для доверия сторон, – разводит руками Бреус.

– Вот тебе и доверие. Но ведь должны же они понимать, что, если плохо заплатят, мы на будущий год не приедем? – медленно говорит Микутский.

– Слабый довод, – отвечает Бреус. – Мы для них калымщики, рвачи, и твое джентльменское обещание приехать на будущий год – как зайцу стоп-сигнал.

Пока разговаривают, Микутский внимательно посматривает на остальные три строящиеся дома, которые вместе с готовым составили целую новую улицу посреди свежих пней на окраине кое-как раскиданного на буграх небольшого поселка. На одном из домов ставят стропила, в другой, пока без крыши, втаскивают доски, на третьем вообще только выведен сруб до уровня окон. Отовсюду слышен стук топоров и молотков, треск мотопил, говор молодых, здоровых людей. Кажется, что их очень много: работают торопливо, быстро двигаются, все на виду. Микутский внимательно вслушивается и всматривается, готовый в любую минуту встать и идти туда, где произошла заминка.

На Бреусе лежат стратегические дела: отношения с начальством, наряды, общая касса, материалы; он же, Микутский, целый день, с утра до ночи, с ребятами и за три недели так сросся с делом, что может не глядя, на слух определить, кто из ребят встал или замедлил работу.

– Ребята решили назвать улицу Ленинградской. На память о себе, – говорит он. – Велел Славке написать на все дома таблички.

– Правильно, – кивает головой Бреус.

– Слушай, а где Саня Косарев? Заварил кашу – и в кусты?

– Да нет, – отвечает Бреус. – Во-первых, твердых гарантий он не давал, его дело – свести нас с дирекцией, а во-вторых, он уже уехал. Он говорил, что последнее лето здесь.

– Они, конечно, не ожидали, что у нас так быстро дело пойдет, – покачал головой Микутский.

– Да нет, здесь все сложней, – пояснил Бреус. – Леспромхоз по реализации горит. Плоты на шиверах встали – воды нынче мало. А видел на том берегу штабеля леса? На берег вывезли, а спустить не могут. Полно слабых мест в технологии. Естественно, перерасход зарплаты, а где перерасходы – там, естественно, ревизии. Судят всегда побежденных.

– А москвичам, интересно, срезали?

– Нет, – ответил Бреус. – Видишь, тут много значит психологический фактор. Мы чужаки, а они ездят сюда седьмой год, со студенческих лет. Ты видел, как их встречают? Как родных! Сложился, видимо, средний уровень заработка, и нарушать его неудобно.

– Но двадцать пять в день на нос – это не так уж много.

– Гуманитариев это, видно, удовлетворяет. А инженерам сам бог велел по тридцать пять зарабатывать. В полтора раза больше даем.

– Загнул немного, Олег, разогни. Мы, например, два дня потеряли, пока сориентировались и научились. А они как в прошлом году оставили реммастерские, так нынче и продолжили – будто только в отпуск домой съездили. Каждый из них умеет все.

– Это, Боря, ничего не значит – мы берем организацией и смекалкой. Двигатели мы заменили, дрели у нас мощнее, заточка сверл оптимальная. Они по одному венцу в день кладут, а мы до двух дошли.

– А как перекладывать приходилось? – усмехнулся Микутский.

– И все равно перегнали. А стропила целыми блоками поднимаем? А щиты по сорок квадратных метров? Они думают, раз нет крана, можно расписаться в собственном умственном бессилии. Опилки они все еще носилками носят?

– Да нет, попросили и бадью и рычаг. Я отдал.

– Хоть коньяк с них взять – идеи нынче денег стоят.

Подошел звеньевой Слава. На нем белая туристская кепочка с длинным козырьком, коротенькие застиранные шорты и тяжелые альпинистские бутсы, на руках – брезентовые верхонки. Лицо, торс и обнаженные крепкие ноги густого багрово-коричневого цвета.

– Слушай, Боря, гвоздей до вечера не хватит, надо привезти, – сказал он.

– Два ящика с утра было! Вы что, ребята! – поднял голову Микутский.

– Так ведь полы и крыша. Как в прорву идет, – ответил Слава.

– Ну где я сейчас, в два часа дня, машину найду? – Микутский постучал пальцем по циферблату часов.

– Выпиши, сам принесу. Подумаешь, сорок килограмм! Не на Эльбрус же тащить, – сказал Слава.

Микутский вытащил блокнот, вырвал листок, написал расписку.

– Мишу лучше пошли, сам оставайся с ребятами.

Отдал листок Славе, Слава ушел.

– Ну и жарища! Хоть бы дождик пошел, – Бреус посмотрел на белесое, без единого облачка, небо, вытер платком красный потный лоб. – Как у ребят настроение?

– Да так... Интересуются, – пожал плечами Микутский.

– Ты им что-нибудь говорил?

– Ни в коем случае. Просто чувствуют. По твоему настроению, по поведению – ты ведь нервничаешь.

– Пока ничего не говори. Все, мол, в порядке – пусть работают.

– Да понятно, – Микутский помялся, возясь с окурком. – Ребята толкуют: выпить бы тебе с мастером и с Петенковым.

– Вас послушать – так умней и нет никого, – фыркнул Бреус. – С мастерами, кстати, я уже пил, хоть из меня алкаш тот еще. Можно, конечно, и с Петенковым, но ведь с ним уже не на том уровне надо объясняться: с этим народом объясняются на языке логики. Нужна железная необходимость, которая заставит их выплатить все деньги. Иначе не отдадут – я уже все перепробовал. Иначе выход один – начинать еще один дом.

Микутский подумал.

– Не выдержат ребята такой нагрузки, – отрицательно покачал он головой.

– Проведем собрание, посоветуемся. Укоротить, скажем, сон, работать не по четырнадцать, а по пятнадцать часов. Осталось-то всего десять дней. Выдержат – молодые, здоровые. Отдыхать дома будем.

– Я первый против, – сказал Микутский. – Это сверх человеческих сил. А вдруг – несчастный случай? Тебе-то что – ты не устал. – Микутский повернул правую ладонь, узкую и неотмытую, в рваных мозолях, и принялся отковыривать и отдирать кусочки омертвелой кожи.

– Думаешь, я работать не умею? Встану и буду пахать, как все, – сказал Бреус.

Микутский поднял голову, прислушался и посмотрел в сторону дома, который был возведен до уровня окон.

– Что-то у них там случилось. Пойду-ка посмотрю, – сказал он и поднялся. Бреус тоже поднялся, и они пошли вместе.

Звено, все четыре человека, стояли и над чем-то размышляли.

– Что у вас тут? – спросил Микутский, подойдя.

– Да вот энергии опять нет, – ответил за всех Эдик, чернявый парень с красивым лицом и с черной красивой бородкой. Электромеханик по образованию, он отвечал за работу электроинструмента. – Сбегать, что ли, в дизельную. Опять, наверно, нас отключили – не хватает энергии. С мотористами я уже знаком, договорюсь.

– Не теряйте время, заготавливайте пока венцы, – строго сказал Микутский. – Я сам схожу.

II

В бревенчатом сарае дизельной – темно и грязно; пол залит маслом так, что разъезжаются ноги, в открытых бетонных канавах – неподвижная, как болотная топь, черная масляная отработка. Стучит, чавкает разбитыми клапанами единственный работающий агрегат, бубнит за стеной выхлопная труба. В сарае еще два агрегата, но они молчат. Один, с краю, новенький, огромный, окрашенный чистенькой светло-зеленой эмалью, вообще еще не работает. Посередине, у второго основного рабочего агрегата, стоят двое: лесоучастковый механик Коля, молодой разговорчивый парень в голубой аккуратной рубашечке, и моторист Гена, тоже в чистом.

Бреус и Микутский поздоровались, пожали руки Коле и Гене.

– Что случилось? – спросил Бреус.

– Да Генкин сменщик, скотина, напился, – ответил Коля. – Масло вытекло, подшипники застучали, Хорошо, зашел случайно, заглушил. Как сердце чуяло – запьет сегодня.

– А я тоже – дай, думаю, сводку погоды послушаю. На ночь на рыбалку собрался. А энергии нет, – сказал Гена.

Микутский обошел агрегат, покачал головой:

– Да-а, состояние – я вам доложу. Подшипники-то хоть есть?

– Есть, сейчас должны подвезти, уже говорил с главным механиком по рации. – Коля глянул на часы. Замялся. – Слушай, Боря, помогите перебрать двигатель – я знаю, вы волокете в этом деле. Заплатим – не обидитесь.

Микутский вопросительно глянул на Бреуса.

– А энергию когда на поселок дашь? – спросил Бреус.

– Только во вторую смену, – ответил Коля. – Не могу, поймите меня, пилоцех останавливать! Помогите, а? Вам же самим нужно, завтра ведь ни бруса, ни досок не будет!

– Ну что, может, Мишку? – Микутский снова взглянул на Бреуса.

– И сам тоже, – негромко сказал Бреус. – Надеюсь, осилите?

– Да-а, – махнул рукой Микутский. – Детские игрушки.

Бреус, кивнув на Микутского, повернулся к Коле:

– Вот он будет и еще один. Переберут, отрегулируют. Двести рублей платишь? – испытующе посмотрел он на Колю. – Имей в виду, мы дорого стоим. Но таких дизелистов – по Союзу поискать. Будет сделано с гарантией.

– Да ладно тебе, – перебил его Микутский смущаясь.

– Двести? – Коля, прищурившись, посмотрел на Бреуса и Микутского.

– Ты что, сомневаешься, что дорого? – рассмеялся Бреус. – А вот я тебе сейчас посчитаю: ты поставишь двух-трех человек, и они будут здесь неделю ковыряться. Плюс неделя простоя пилоцеха. Вам дороже обойдется.

– Да нет, я ничего, – пожал Коля плечами. – Найдем двести.

– Ну, гони подшипники, и начнут.

Микутский с Колей и Геной заговорили об инструменте, а Бреус прошелся по сараю. Остановился возле нового агрегата.

– А это что за зеленый крокодил? – громко спросил он.

– Да вот привезли с дефектами. Ждем с завода представителей, – ответил Коля.

– А что за дефекты?

– Черт их знает, не помню уже, – ответил Коля, подойдя к Бреусу. За ним подошли Микутский и Гена. – Вот взялись бы да исправили, раз вы лучшие в Союзе, – усмехнулся Коля.

– А что, это интересно! – сказал Бреус. – А сколько бы вы нам заплатили?

– Это надо с директором, – Коля покачал головой. – Только от себя лично я бы вам ящик водки поставил. Заколебал меня этот утиль, – кивнул он на остальные агрегаты. – Ни новый станок поставить, ни лишнюю лампу повесить...

– А мы водку не пьем, мы предпочитаем наличными, – сказал Бреус.

– Расскажи кому, что не пьете! – засмеялся Коля.

– Ладно, мы подумаем. Так где твои подшипники?

– Сейчас схожу еще раз на рацию, узнаю, – сказал Коля и побежал в контору лесоучастка.

– Ну, что скажешь? – спросил Бреус Микутского, покосившись на Гену.

– Да я уж смотрел, – ответил Микутский. – Его голыми руками не возьмешь. Ни инструмента порядочного, ни приборов.

– Врет Николай, что не помнит дефектов, их никто не знает, – вставил Гена – он слышал весь разговор. – Эта штука стоит здесь с прошлого года, и сколько их тут перебывало: и из леспромхоза, и из Богучан, и еще откуда-то! Сколько актов написано!.. А толку никакого, никто ничего понять не может.

Бреус с Микутским помолчали, походили вокруг. Видно, что над агрегатом возились: светло-зеленая окраска захватана грязными руками, торчат сорванные с клеммы концы проводов; двигатель, видимо, уже запускали; на приборной панели – ни прибора, одни дыры.

– Пойдем покурим, – сказал негромко Бреус.

Они вышли, сели на лавочку у стены.

– Ну что? – спросил он. – Идею надо брать, это наш шанс! Представляешь? Запустить, и – ультиматум директору!

– Да я уж присматривался к нему. А ты слышал, что сказал Генка?

– Не прибедняйся – проектируешь судовые установки в тысячи сил и не щелкнешь этой железяки?

– Но я ж не энергетик – я дизелист!

– Не поверю, что ты не имеешь представления об их электрическом оснащении. Эдика возьмешь в подмогу.

– А ты не забыл, как он дрель чуть не сжег? Из него, видать, энергетик, как из меня индийский факир. Он же на монтаже работает, а там знаешь какая работа? Привозят с завода спаянные заготовки, рабочим только разнести и уложить – он наверняка скоро электрическую схему прочесть не сможет.

– Проведем психологический штурм.

– Ладно, попробуем, – сказал Микутский. – Я еще Мишку возьму – физическая сила нужна будет. Только с подшипниками как же?

– Сегодня надо закончить.

– Ничего себе!

– А как же! Сегодня закончите, завтра – на изучение дефектов, а послезавтра поедем к директору с предложениями. У нас времени нет. В общем, я пошел заниматься с бригадой, а ты тут раскручивай. Мишку сейчас пришлю.

III

Гена переодевался в грязную спецовку.

– Выбирай, Боря, инструмент. Сейчас начнем, – кивнул Микутскому на ящики, заваленные всяким железным хламом. Микутский принялся разбирать их, откладывая гаечные ключи, молотки, отвертки, негромко переговариваясь с Геной.

Они уже были знакомы: Микутский несколько раз приходил сюда за масляной отработкой – они использовали ее для пропитки нижних венцов – и каждый раз попадал на Гену: Генин сменщик часто запивал, и Гене приходилось подменять его. Он был грамотен, читал книги, любил поговорить, страдал от одиночества на дежурстве, рад был любому гостю и Микутского без разговора не отпускал: усаживал на табурет в уголке, сам садился на верстачок, угощал папиросой и начинал допытывать – откуда они, на сколько, почему именно сюда и много ли зарабатывают. Но разве все объяснишь Гене?

Разве расскажешь про Саню Косарева, весьма известного в здешних деловых кругах вербовщика, или коммивояжера, или уж как его назвать, потому что у этого Сани уникальная профессия, которую он несколько лет совершенствовал со времен своего командирства в студенческих отрядах? Про то, как этот небрежно-элегантный молодой человек в замшах, нейлонах и молниях появился однажды в их КБ, куда жена не то что попасть – дозвониться никогда не может, с поблескивающим никелем «дипломатом» в руке – вербовать интеллигенцию ехать в отпуск в Красноярскую тайгу, вместо запланированных Крымов и Сочей – загребать тыщи...

Или про то, как молодому и даже не очень молодому человеку всегда не хватает тыщи рублей, потому что человека, живущего в большом городе, все время обуревают соблазны, трясут они душу, как ветер жидкую осину, а зарплаты – только до аванса. И сколько Микутский себя помнит женатым – а тому уже скоро двенадцать лет, – никогда ее не хватало. Мало того, дефицит семейного бюджета растет и растет, в отличие от зарплаты, потому что... Ох уж эти «потому что»! Потому что мебель в квартире постепенно приходит в ветхость, и нужны не просто новый стол, диван или стулья – нужен определенный стиль, как у людей их круга и возраста; потому что надо ремонтировать квартиру и покупать обои, цветной линолеум и кафель – известка и масляная краска выглядят нынче убого; потому что растут дети, а на них, даже по среднестатистическим данным, нынче тратится в четыре раза больше, чем на их родителей двадцать – тридцать лет назад; потому что надо одеваться, покупать вещи, книги, пластинки, вино, надо время от времени приглашать друзей и ходить в гости, ездить куда-то в отпуск... Дефицит семейного бюджета растет и растет – непостижимо, как люди их круга и возраста сводят концы с концами? – а вместе с дефицитом растет и накапливается неудовлетворенность и раздражение неизвестно чем, которые срываются не на ком-нибудь, а на ближних же... Главное, ничем этих дыр в бюджете не заткнуть, и в конце концов остается одна надежда: на чудо. Люди как-то устраиваются, выкручиваются, у людей какие-то побочные доходы и заработки, леваки, наконец, а какой левак может быть у конструктора-машиностроителя, сидящего за чертежным столом?

Вот в это слабое место и целился Саша Косарев.

Для Микутского, даже более не для него, а для его жены, потому что от дефицита страдала больше всего она, таким чудом могла стать его диссертация. И материала для нее достаточно, есть в нем новизна, подтверждаемая несколькими авторскими свидетельствами, есть статьи в отраслевых изданиях. Страшили формальности: обработка материала, писанина, привлечение математического аппарата, сдача минимума, дополнительные публикации, установление деловых связей в ученом мире. Коробили не совсем чистые способы выполнения этих формальностей: расталкивать себе подобных, ловчить, водить в рестораны... Но более всего тормозило то, что он не чувствовал внутренней потребности в диссертации и преимуществах, с ней связанных, И потому тянул и тянул – по собственному его разумению, честолюбие, комбинационные способности и направленная вовне психическая активность в его характере были выражены довольно слабо. Он не Олег Бреус, его школьный товарищ: у того и диссертация, и гидродинамическая лаборатория под началом, и командировки в разные интересные места, вплоть до заграницы, и трехкомнатная кооперативная, и предстоящая покупка «Жигулей».

А тут эта манящая своей кристальной простотой тысяча в Красноярской тайге – как находка, как меч, разрубающий гордиев узел.

Но как это объяснишь? И даже если бы Микутский ответил понятно, Гена его же запрезирал бы как болтуна, потому что Гена понимает, что у каждого свой принцип и свое самолюбие, и спрашивают совсем необязательно для того, чтобы отвечать. И Микутский отвечал немножко уклончиво, немножко шутливо, а немножко и вправду – в общем, дипломатично, и Гена принимал его ответы с пониманием.

О том о сем говорили – о рыбалке, о житьишке, о женщинах, Микутский походя дал Гене несколько дельных советов по режиму работы действующих двигателей; Гена сразу понял, что имеет дело со специалистом, и очень зауважал его.

Сейчас, пока готовились к переборке двигателя, Гена занимался тем, что поносил свое начальство: наплевать им на дизельную, пока жареный петух не клюнет, чего ни хватись – нету, им лишь бы кубы гнать из лесу да чтоб лесовозы, трелевочники да пилы работали, а там трава не расти...

И тут как раз они и появились: Коля вместе с мужиком, который тащил тяжеленную брезентовую сумку с подшипниками, а за ним – Бердюгин, начальник лесоучастка, в сапогах и штормовке, несмотря на жару, – видимо, только что с лесосеки. И Миша тут возник – увалень с намечающимся брюшком, выпирающим из-под распахнутой куртки. В сарае стало людно.

– Ну, что тут надо ломать-чинить? – подошел Миша к Микутскому.

– Сейчас разберемся, – ответил тот.

– Вот они, – показал на них Коля Бердюгину. – Просят двести. Я согласился.

– И правильно, – буркнул Бердюгин. – Тебе с твоими спецами на неделю хватит, – повернулся к Микутскому. – Сколько вам надо времени?

Микутский помялся, посмотрел на Мишу, будто оценивая его возможности, подумал о том, чтобы не зарваться, и ответил:

– Можно завтра к обеду,

– Давайте так, – резко сказал Бердюгин. – К утру кончаете – плачу двести пятьдесят.

Бердюгин был молод, недавно назначен начальником лесоучастка и немного играл в волевого и сурового руководителя.

– Хорошо, – сказал Микутский, – попробуем, – и сразу прикинул, кого еще из бригады можно взять на помощь. – Вы знаете, мы тут подумали и решили, – продолжил он после небольшой паузы, – посмотреть и пощупать вон ту штуку, – и показал на новый агрегат – на предмет запуска. – Вы не возражаете?

– О, это было бы совсем неплохо! – вырвался из Бердюгина совсем неподобающий волевому начальнику нечаянный эмоциональный всплеск, тут же приглушенный усталым отеческим вздохом: – Не осилите, ребята.

– У нас есть специалисты, – ответил Микутский.

– Нет, ребята грамотные, сделают! – вставил Гена. Он почему-то сразу поверил в этих деловых симпатичных чудаков. Микутскому стало даже немножко не по себе от такой веры – будто надел пиджак не со своего плеча, и он чуть-чуть струхнул: зря они лезут в это дело.

Бердюгин сурово глянул на Гену, чтоб не совал нос не в свои дела, считая его одним из виновников сегодняшнего простоя, и сказал:

– Ну что ж, давайте, я согласен. Готов помогать, чем угодно. Что вам нужно для этого?

– Во-первых, нужны паспорта, – ответил Микутский. – Их должно быть три: на двигатель, на генератор и на возбудитель.

Бердюгин посмотрел на Колю. Коля пожал плечами.

– Нету паспортов. Черт их знает, куда делись, – развел руками. – Еще в тот раз, когда какой-то спец приезжал, найти не могли.

– Разгильдяйство! – рявкнул Бердюгин.

– А при чем здесь я? Я тогда еще здесь не работал! – пробормотал Коля.

– Еще нужны приборы, – сказал Микутский. – Без схемы, да еще без приборов, здесь делать нечего.

– Бери моторку, езжай на тот берег – и чтоб завтра с утра приборы были! – повысил голос, повернувшись к Коле, Бердюгин. – Что это такое – на электростанции ни одного прибора!

– А куда ты, в самом деле, Генка, дел их? Были же и амперметры, и вольтметры! – напустился в свою очередь на моториста Коля.

– Да вот они, все поломанные. – Гена полез внутрь верстачка и стал выкидывать оттуда черные пластмассовые коробки со шкалами. – Я ж говорил, надо новые... Один есть целый, – подал он одну из коробок Микутскому.

– Этого мало, – сказал Микутский.

– В общем, ты понял? Садись и езжай! – снова повернулся к Коле Бердюгин.

– Да куда ехать, кого я там найду – времени четыре часа дня! – возмутился Коля, показав на циферблат часов.

– Захочешь – найдешь! – твердо сказал Бердюгин. – Если там нет – садись в самолет и дуй хоть в Богучаны, хоть в Красноярск, хоть к черту-дьяволу, но чтоб завтра приборы были! Так надо работать!

Он повернулся и ушел, а Коля остался жаловаться Микутскому:

– И чего буровит – сам не знает! Я ж туда только к шести доберусь, а в шесть там ни одной заразы не найдешь! Ты мне лучше скажи, что тебе надо, а я завтра к десяти утра привезу.

– Ну, я пошел? – спросил мужик, что принес подшипники.

– Ладно, иди, – махнул рукой Коля. – Только погоди, я записку главному механику напишу – отдай, если найдешь, а я сейчас пойду на рацию – попробую дозвониться.

Они еще потолковали, какие приборы и инструменты нужны, Коля написал записку, и они, Коля и мужик, ушли. В дизельной стало снова пусто и тихо, только бубнил и бубнил работающий движок.

– Ну что, Миша, засучивай рукава и – начнем! – Микутский хлопнул Мишу по плечу.

– Давайте, помогу, – предложил Гена. – Все равно делать нечего. Надеюсь, бутылку поставите?

– Зачем, честно расплатимся! – сказал Микутский. – Но учти: мы работаем до потери пульса.

– Согласен!

И они начали.

В семь часов пришел Бреус проверить, как идут дела, – работа шла полным ходом. Микутский рассказал про условие Бердюгина. Бреуса оно удовлетворило. Он отозвал в сторону Микутского и спросил, на каких условиях работает Гена. Микутский сказал. Бреус остался недоволен:

– Зачем он нужен? Сами бы не справились, что ли? Я б еще кого-нибудь прислал. Теперь разговоры пойдут – ты же знаешь, что у нас с директором уговор: меньше трепаться о наших заработках, чтоб местные не знали.

– Брось ты мелочиться, – махнул рукой Микутский. – Гена хороший парень.

– Но ты с ним проведи беседу, чтоб не трепался. А я сейчас еще кого-нибудь пришлю. Он принесет вам ужин, чтоб вы не отрывались, и останется.

Переборку двигателя закончили в одиннадцать часов вечера. Оставалось отрегулировать и запустить его, не сил уже не было. Решили это сделать с утра пораньше, чтобы к восьми часам утра он начал работать. Шли на ночлег молча, волоча сапоги по сухой пыльной дороге, усталые и с ног до головы грязные, навстречу розовому закату, который, несмотря на двенадцатый час ночи, тлел и тлел за белесой туманной рекой и черными верхами сопок.