Текст книги "Анатолий Тарасов"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 34 страниц)

В сентябре 1968 года Федерация хоккея Финляндии, проведав о проблемах, возникших в отношениях между Федерацией хоккея Швеции и ЦСКА, пригласила армейский клуб к себе в гости на товарищеский матч с командой ХИФК. Шведы, к сожалению для Тарасова, нарушили договоренности о совместном проведении тренировочного сбора и товарищеских игр, и финны оперативно заменили соседей по региону.

ЦСКА необходимо было в преддверии чемпионата страны, после напряженных матчей турнира на призы «Советского спорта» сменить обстановку, перевести дух и расслабиться. ХИФК в простеньком матче был обыгран 12:3. Финны создали для ЦСКА все условия для тренировок и отдыха. Безупречность организации сбора Тарасова поражала. Гостей поселили в уютном загородном мотеле. Тренеры и игроки вволю попарились в бане, желающие покатались на катерах по озеру, для любителей рыбной ловли нашлись необходимые снасти, а грибников Тарасов сам повел в лес. «За шестьдесят минут чистого хоккейного времени, – вспоминал потом Тарасов, – собрали три корзины отборных белых грибов». Вместе с тогдашним врачом ЦСКА Алексеем Васильевым Тарасов приготовил ужин. Работники мотеля, попробовавшие блюдо вместе с хоккеистами, назвали его «грибами по-русски».

Тарасов и грибы – история отдельная. Как, впрочем, и Тарасов и баня. А сейчас о другом. Тогда, во время короткой поездки в Финляндию, у Тарасова состоялась «необыкновенная и интересная» встреча с известным канадским хоккеистом Карлом Брюером (в советской прессе и в хоккейной энциклопедии, изданной в Москве в 1990 году, он именовался «Бревером», так его звал и Тарасов). У Брюера завершился контракт в НХЛ, и он работал в Финляндии играющим тренером ХИФКа.

Брюер – защитник с мировым именем. Играл он за «Торонто Мэйпл Лифс». Тарасов считал его одной из самых ярких фигур профессионального хоккея в первой половине 60-х годов. В 1962 и 1965 годах он входил во второй состав «Всех звезд НХЛ», а в 1963-м – в первый. Выступал он и в составе сборной Канады на чемпионате мира в Вене в 1967 году. Тогда канадцам удалось сформировать очень сильную команду. Брюер и Дэк Боунэсс, дабы соблюсти правила, запрещающие профессионалам играть на чемпионате мира, на некоторое время – чистая формальность – расторгли контракты со своими клубами. Тарасов не скрывал, что перед решающим матчем с канадцами в Вене дал задание не церемониться с Брюером, поручив вести с ним предельно жесткую силовую борьбу, в зависимости от зоны столкновений, Рагулину и Полупанову. До соприкосновений с Рагулиным защитник Брюер добирался редко. Когда же добирался, «свое» получал. Правда, как вспоминал Тарасов, «Саша бил его неумело, по-русски». А вот Полупанову, никогда и ни перед кем страха не ведавшему, удалось на какое-то время вывести канадца из строя. Над Брюером колдовали канадские врачи, сводя к минимуму последствия сильного ушиба. Как уточнил со знанием дела известный офтальмолог Владимир Акопян, ушиб «в области левой глазной орбиты был осложнен массивным кровоподтеком и отеком глазницы».

Тогда, в Вене, победа со счетом 2:1 привела сборную СССР к очередному чемпионству, завоеванному досрочно. Брюер же вместе с Рагулиным составил в Вене пару защитников в символической сборной чемпионата.

В Финляндии, в матче с ХИФКом, Тарасов обратил внимание на быстроту Брюера, профессиональную страстность и, что для тренера всегда было самым главным, – «высокую культуру его игры: каждую шайбу он пасовал с интересным логическим продолжением, с замыслом, а отбирал ее самоотверженно». Тарасов пригласил Брюера на занятие ЦСКА. Не как тренера, а как игрока – уж очень хотелось Анатолию Владимировичу «подержать в руках» канадского профессионала, пусть и вчерашнего, но не возрастного – Брюеру на тот момент было 29 лет. «Впервые я как тренер смогу увидеть на своем занятии канадского профессионала, – пребывал в предвкушении тренировки Тарасов, – заставлять его выполнять упражнения, видеть его действия, познакомиться с манерой игры и сравнить его с нашими хоккеистами».

Тренировка ЦСКА с участием Брюера стала для Тарасова, по его признанию, «большим представлением, нежели накануне сыгранный матч».

Тарасов рано утром составил программу занятия и предложил своим ребятам тренировочные упражнения, в которые входили основные технико-тактические компоненты хоккея – скорость и обводка, пас и завершающий бросок, отбор шайбы с силовым единоборством и интуитивное восприятие происходящих событий. Включил он в тренировку и сложные упражнения, когда звенья должны играть сразу несколькими шайбами. Продумал Тарасов и состав тех, кто должен был находиться рядом с Брюером во время занятия. В подготовительной части занятия к Брюеру тренер приставил Александрова и Фирсова. Тарасов считал, что и канадцу будет приятно такое соседство и что легче будет сравнить техническую оснащенность, культуру игры больших мастеров. В упражнениях на единоборства Тарасов решил испытать Брюера на хоккеистах, разных по стилю, а в двусторонней игре предложил канадцу занять привычное место в обороне, но сыграть при этом роль защитника активного, как принято в тарасовских командах.

Задание канадцу Тарасов давал с помощью Игоря Ромишевского, говорившего по-английски. И частично – на пальцах.

«Во время разминки, – вспоминал Тарасов, – канадец в компании с Александровым и Фирсовым должен был вальсировать, одновременно выполняя гимнастические упражнения, прыгая, приседая, то работая сразу с двумя шайбами и делая ими передачи, то занимаясь обводкой, то отбирая шайбу у партнеров. Наши, возможно, из-за хорошего знакомства с этим упражнением, выполняли все элементы куда легче, игривее. Гость ЦСКА с трудом и не очень охотно делал гимнастику. Она, видно, не принята у канадцев. У них на тренировке занимаются одним хоккеем».

В тактическом же упражнении, где трое нападающих действуют против двух защитников, Брюер чувствовал себя как рыба в воде. Вначале Тарасов никому из своих не делал никаких замечаний. Хоккеисты ЦСКА, владея шайбой, старались обыграть канадца индивидуально, двигаясь по большой дуге.

Брюер загонял их в угол поля и там, по выражению Тарасова, «безжалостно с ними расправлялся». Тарасов предложил армейцам сначала «потанцевать» около канадца, сыграть на смене ритма, потом внезапно и решительно пойти в него, не ждать, когда он ударит, а самим нанести первый силовой толчок. Брюер несколько растерялся, но и в эти минуты был, по свидетельству Тарасова, «блестящ». «Он, – рассказывал Тарасов, – сполна показал свой непреклонный, самолюбивый характер бойца, выдумку и хладнокровие при отборе шайбы. Наши ребята, сблизившись с ним, попадали в этакий капкан – не только их клюшки захватывались канадцем, часто руки, а то и голова оказывались под мышкой Брюера и клюшка зажималась между ног. Он мог вдруг обхватить противника, но делал это в такой артистической манере, что со стороны можно было подумать, что не Брюер захватывает недозволенным приемом соперника, а атакующий сам напросился к нему в объятия».

В двусторонней игре Тарасов проверил на Брюере Фирсова, Мишакова и юного тогда Харламова. Фирсов устремлялся на канадца с каскадом финтов, и выяснилось, что Брюер недолюбливает быстроту и скрытность замысла. Мишаков навязывал канадцу жаркую, агрессивную борьбу и не раз выходил из нее победителем. Харламову Тарасов давал задание идти на Брюера в ближнем бою, себя не жалеть, а потеряв шайбу, тут же вступать в единоборство с защитником.

В дневниковых записях, опубликованных в еженедельнике «Футбол-хоккей» под заголовком «Бревер – собеседник и партнер», Тарасов приводит содержание разговора с Брюером на официальном приеме, устроенном финнами после матча ХИФК – ЦСКА. Разговор этот очень важен для понимания того, как Тарасов в то время – в 1968 году – оценивал состояние советского и канадского хоккея.

Тарасов и Брюер сидели друг против друга и с помощью переводчика непринужденно беседовали. Вспомнили, разумеется, венский чемпионат. Брюер, высоко оценивший игру Полупанова, Викулова, Майорова, Рагулина, Давыдова и особенно Старшинова, Александрова и Фирсова, которых назвал хоккеистами мирового класса, при слове «Вена» шутливо приложил ладонь к левой стороне лица и страдальчески заохал.

– Какую свою команду, венскую или гренобльскую, вы считаете сильнее? – поинтересовался Тарасов.

– По-моему, на Олимпиаде наша команда была более мощной и лучше подготовленной, – ответил Брюер, которого в составе сборной Канады на Олимпиаде в Гренобле (1968 год) не было.

– Как сыграли бы лучшие профессиональные клубы – «Монреаль Канадиенс», «Торонто Мэйпл Лифс», «Бостон Брюинс» – с советскими командами?

– Если бы вы приехали на серию матчей в Канаду, то в первых встречах победили бы канадцев, а позже канадцы побеждали бы вас.

Этот ответ Брюера Тарасов записал слово в слово и попросил собеседника пояснить свою мысль. (Заметим, что разговор состоялся за четыре года до Суперсерии-72, в которой сначала, в Канаде, действительно побеждала сборная СССР, а потом стали выигрывать канадцы.)

– Профессионалы, – сказал Брюер, – пока не будут побиты, никого из любителей не считают за стоящего противника. Значит, вероятна их неполная мобилизация. Но главное в другом. Ваша тактика, ваша манера игры пока неизвестна профессионалам. Но, проиграв матч, они смогут перестроиться, принять контрмеры, и тогда ваши сильные игровые козыри будут биты. Вы сможете победить канадцев вначале за счет необычной игры. Вы действительно играете в какой-то иной хоккей.

Тарасову захотелось поспорить. Он взял с тарелки четыре сэндвича и положил их между собой и Брюером. Затем пояснил: хоккей складывается из четырех главных компонентов – атлетизма, индивидуального мастерства, тактических построений и волевой заряженности игроков. И предложил Брюеру обсудить, кому, по каким компонентам следует отдать предпочтение.

Начали с атлетической подготовки. Тарасов выразил убеждение, что у советских хоккеистов более развиты быстрота и ловкость: «У наших игроков достаточно силы, хотя они не всегда умело направляют ее в единоборстве – не хватает навыка, а иногда и характера». «Брюер в ответ стал убеждать меня, – вспоминал он, – что профессионалы физически очень развитые люди. Они могут без устали кататься, всегда готовы к жесткому единоборству. Он уже протянул было руку за сэндвичем, желая превосходство в атлетизме взять себе. Я не уступал:

– Разве ваши так называемые любители во многом уступают профессионалам в атлетической подготовке? Ведь все канадские хоккеисты из одного материала, у вас единая методика воспитания игроков высокого класса!»

Брюер, подумав, ответил, что действительно физически любители и профессионалы примерно равны, хотя у последних лучшие условия для подготовки.

– Вот скажите, – продолжил Тарасов, – против наших ребят в Вене в прошлом году легко было играть или трудно?

– Тяжко. Они быстры и назойливы.

– Так можно сэндвич атлетизма я возьму себе?

Брюер соглашается. Итак, 1:0.

Тарасов поинтересовался мнением оппонента об индивидуальном мастерстве.

– Мне очень импонирует ваша легкость в обращении с шайбой, – отвечал Брюер. – Пасы ваших ребят всегда точны и неожиданны. Обводка сложна и скрытна. И не является самоцелью – чувствуется широта ориентирования хоккеистов. Я считаю, что лучшие ваши игроки могли бы играть в лучших профессиональных командах…

«То ли поколебленный моей настойчивостью в споре об атлетизме (а я, должен признаться, ни за что не хотел это бесценное качество нашего хоккея отдавать профессионалам), то ли по собственному разумению, но вдруг канадец второй сэндвич тоже стал отдавать мне, – вспоминал Тарасов. – Я отказался его принять, сказав, что у меня на сей счет другое мнение. Звезды канадского хоккея, такие как Халл, Микита, Бельвью, Хоу, Пилот и некоторые другие, пока превосходят наших игроков в сумме технических приемов. В частности, в силовой обводке, нацеленной на ворота, в постоянной заряженности для броска, в приемах добивания, подправления шайбы, в создании помех вратарю, в силовых приемах у бортов канадские профессионалы сильнее. Все это они исполняют надежнее, с этаким – нелишним – оттенком артистизма. Безусловно, сказывается столетняя история канадского хоккея, большое количество искусственных катков, обучение игре с раннего возраста. Сказав это, я предложил индивидуальное мастерство считать за канадскими профессионалами. Мой собеседник не без удовольствия придвинул сэндвич к себе».

Третий компонент – тактика.

Тут сразу заговорил Брюер. Он сказал, что у всех канадских команд единая тактика. Она лишь может изменяться за счет индивидуальных действий игроков, их вдохновения. Тарасова такая трактовка удивила. Он сам не раз подмечал у канадцев тактический трафарет, а теперь это свое наблюдение услышал как теоретическую догму из уст человека, хорошо канадский профессиональный хоккей знающего.

Уступать превосходство в тактике Тарасову не хотелось. Он напомнил Брюеру историю официальных советско-канадских встреч на чемпионатах мира. Сказал, что известные эксперты зачастую высоко оценивали тактическое содержание игры советской сборной, отмечали тактические новинки в решающих турнирных матчах. Брюер выслушал Тарасова, внимательно посмотрел ему в глаза, что-то прикидывая в уме, и, хотя и без особой охоты, вручил сэндвич Тарасову.

Оставался последний компонент – волевая заряженность.

Брюер почему-то молчал. По-видимому, он хотел узнать сначала мнение Тарасова. Тарасову всегда импонировала боевитость канадцев, их игровой настрой, хоккейный патриотизм, беспощадность к себе и к противнику. Любительские сборные Канады выходили на матчи с советской командой не играть, но сражаться. Тарасова привлекало в канадцах отсутствие жалости к себе.

Однако Тарасов полагал, что понятия о высоком уровне волевой заряженности у советских и канадских хоккеистов и тренеров принципиально разные. «Когда мы, советские тренеры, говорим о волевом воспитании, – утверждал он, – то нам и в голову не приходят такие вещи, как драки (матч в Калинине – действительно исключение. – А. Г.), чувство мести, жестокость. Наше воспитание в спорте основывается на морали советских людей, на нашей этике и культуре. Но канадцы, по-видимому, для достижения побед не станут задумываться о таких вещах и будут пользоваться своими приемами и методами, выходящими за рамки правил и не укладывающимися в наши понятия о спортивной чести и солидарности».

Искренние рассуждения Тарасова о «морали советских людей» и «наших понятиях о спортивной чести и солидарности» с головой выдавали его идеализм. Столь же искренними всегда были суждения Тарасова о том, что дело его жизни – воспитание людей коммунистического завтра, а спорт вообще и хоккей в частности – средство достижения цели, причем очень важное, поскольку затрагивает самые разные возрастные группы.

Последний сэндвич Тарасов предложил канадцу. Но, отдавая собеседнику этот, по мнению Тарасова, «важный хоккейный козырь», он не преминул напомнить, не без пафоса, что «советские хоккеисты – отважные рыцари, способные дать острастку, сдачу любому противнику и драчуну». Брюер согласился, сказав, что помнит поединки в Вене: «Мне нравилось мужество ваших ребят» Так счет по сэндвичам в забавной игре, предложенной Тарасовым, сравнялся – 2:2.

«Если эти мои заметки когда-нибудь прочтет Карл, – писал Тарасов, – пусть он не обижается, что я на нем провел тренерский эксперимент. Мы благодарны ему за интересное занятие. В конце концов, в хоккее никто не знает всего, а учиться всем нужно».

Брюер не только прочел тарасовские заметки (в переводе с русского на английский, разумеется), но и опубликовал о Тарасове и о встрече с ним в Финляндии объемную колонку в самой значимой финской газете «Хельсингин Саномат». И наблюдения канадского хоккеиста не менее любопытны, нежели рассказ Тарасова.

«Думаю, не ошибусь, – писал Брюер, – если назову Тарасова архитектором советского хоккея, создателем особого стиля игры русских хоккеистов. Своим высоким мастерством тренера он поставил боссов хоккейных рынков мира в положение должников.

После матча ХИФК – ЦСКА финские тренеры, хоккеисты и советские гости встретились за столом. Это был и дружеский ужин, и семинар одновременно. Было приятно видеть, с каким уважением советские хоккеисты относились к своему руководителю. Впрочем, он на этот раз вообще был в центре внимания переполненного зала. Собравшиеся с нетерпением ожидали, когда из его уст побежит золотая цепочка слов. И они не обманулись. Жаль только, что шероховатый голос Тарасова, его смех, чуть с хрипотцой, и чрезвычайно выразительные жесты не поддаются описанию.

После обычного обмена приветствиями Тарасов открыл встречу. С этого момента и до конца он руководил всем, не проявив при этом какой-либо нетактичности. И его никто не перебивал.

Тарасов, несомненно, много сделал для развития мирового хоккея. Сейчас советские хоккеисты собираются играть с профессионалами (это еще раз к вопросу о том, кто и когда в Советском Союзе первым заговорил о необходимости таких встреч; колонка написана Брюером осенью 1968 года. – А. Г.) и полны решимости развенчать мифические представления об их силе. Многие считают, что это будут интереснейшие матчи. Организовать их непросто, но это не непосильное дело…

Любопытство и гордость руководят советским тренером в его планах замахнуться на мировое первенство. Многие годы советские хоккеисты учились у канадских. Эталоном для них были игроки команд НХЛ. Однако известно, что ученики часто обгоняют своих учителей. Тарасов, этот неуемный человек, сказал, что в матчах с лучшими канадскими профессионалами сборная СССР вначале может и проиграть, потом будет сражаться на равных, а затем выйдет на первые роли.

Даже мне, бывшему игроку “Торонто”, трудно подыскать аргументы, чтобы не согласиться с советским тренером. И все-таки, когда Тарасов говорил на эту животрепещущую тему – о предстоящих встречах с профессионалами, – в его голосе проскальзывали нотки озабоченности. Сам он уже немолодой человек (Тарасову на момент встречи с Брюером было всего 49 лет. – А. Г.), дает себя знать сердце. Завершается карьера Александрова, Майорова, немного лет осталось играть Фирсову, Старшинову, Рагулину и другим парням из сборной, так много сделавшим для побед советского хоккея. Кто придет им на смену? С нынешней сборной Тарасов рвется в бой против профессионалов. А какова будет расстановка сил через пару лет?»

Ни «страха», ни даже «затаенной робости» Брюер у Тарасова не обнаружил. Причину «озабоченности» канадец назвал сам. Он хорошо запомнил игру, предложенную ему Тарасовым, и обмен мнениями на тему «Кто сильнее?». В изложении Брюера она проходила так:

«Тарасов взял четыре кусочка европейского черного ржаного хлеба и положил на ладонь.

– Во-первых, – он отложил один кусочек на стол возле себя, – атлетическая подготовка. Наши ребята сильнее.

Я ничего не мог сказать.

– Во-вторых, – и второй кусочек Тарасов забрал себе, – тактически советские хоккеисты играют лучше.

Что я мог возразить?..

– В-третьих, – продолжал Тарасов, – индивидуальное мастерство, в-четвертых, – волевая заряженность… Это – за канадцами.

Наша дискуссия завершилась вничью – 2:2. Так что без куска хлеба я не остался».

Суперсерия-72 и последующие серии матчей с хоккеистами НХЛ заставили вспомнить тарасовскую дележку сэндвичей. Канадцы убедились в превосходстве советских игроков в атлетизме и тактике и принялись догонять их в этих компонентах. Всеволод Бобров, Борис Кулагин и Валерий Харламов, побывавшие в мае 1973 года в Канаде, увидели то, чего не видели никогда: в одном из тренировочных залов «Монреаль Канадиенс» появились специальные приспособления и станки для работы по атлетизму. Через некоторое время после Суперсерии-72 в Канаде были изданы исследования по тактике хоккея, в которых подчеркивалась первопроходческая роль Тарасова в этом игровом компоненте. Советская же сторона стала усваивать уроки по части индивидуального мастерства и волевой заряженности.

Диалог Тарасова с Брюером в Канаде был прочитан.

«Есть одна вещь, которую мне очень интересно понять, – говорит выдающийся канадский тренер Майк Кинэн, который через 20 лет после выигрыша в 1994 году с «Нью-Йорк Рейнджерс» «Кубка Стэнли» придумал себе новый вызов – работу в России и взял «Кубок Гагарина» с магнитогорским «Металлургом». – Анатолий Тарасов, изучая канадский хоккей, сформулировал четыре компонента, на которых он зиждется. Трем – физической подготовке, тактике и индивидуальной технике – можно научить. Но есть пункт № 4, который учебе не поддается, и Тарасов это признавал. Страсть. Именно она позволяла Канаде во многие решающие моменты побеждать Советский Союз. Вы не представляете, как много это значит для канадских хоккеистов – соревноваться и выигрывать. Считаю, что исход Кубка Канады-87, то, что мы смогли отыграться с 0:3 в решающем матче, – из-за уровня страсти. Для них – канадских хоккеистов – это что-то глубоко личное, когда они проигрывают».

Вспомнив о победе в Кубке Канады, Кинэн скромно умолчал о том, что он тогда придумал феноменальный тактический ход – объединил в одном звене Уэйна Гретцки и Марио Лемье, никому, как подметил журналист «Спорт-экспресса» Игорь Рабинер, до финала об этой задумке не рассказав. Эта пара, собственно, и сделала игру. Вернее, во многом благодаря ей счет 0:3 превратился в 6:5. Не поведал, впрочем, Кинэн и о том, что его команду в тогдашнем третьем финальном матче в концовке встречи вытянул за уши арбитр Дон Кохарски, умышленно не среагировавший на нарушение правил Дэйлом Хаверчуком по отношению к Вячеславу Быкову, благодаря чему Лемье удалось забросить решающую шайбу. Тренерский штаб сборной СССР во главе с Виктором Тихоновым публично пообещал поколотить Кохарски, и их сторону принял тогда даже исполнительный директор ассоциации североамериканских хоккеистов Алан Иглсон.

Но касательно страсти Кинэн прав. Тарасов и этот пункт всегда брал в расчет. Вот только называл по-своему.

17 января 1969 года сборная СССР, в состав которой вошли не только олимпийские чемпионы Гренобля, но и молодые игроки, отправилась в Канаду на серию матчей с национальной сборной этой страны. Лучшего спарринг-партнера перед чемпионатом мира-69 Канада выдумать не могла. Канадцы проверили 42 игрока, несколько тактических вариантов; специалисты после серии выдали тренерам многостраничное исследование по действиям каждого хоккеиста сборной СССР и команды в целом. Игры стали для канадцев школой. «Когда-то нас называли учителями, – сказал канадский тренер Маклеод. – Времена переменились. Теперь вы учителя, а мы – студенты».

Кроме того, сборы от встреч должны были пойти на оплату поездки канадских хоккеистов на чемпионат мира в Стокгольм. Советская команда выигрывала в турне матч за матчем, и в «Торонто стар» появился комментарий к этим встречам:

«Мы заявляем, что канадцы начинают уставать от побед НХЛ над русскими, одерживаемых на бумаге, в то время как наши отважные, но недостаточно сильные любители из национальной сборной продолжают проигрывать им на льду.

НХЛ пора выступить против русских или замолчать. Поскольку русские проявляют желание, то нет никаких оправданий для дальнейших оттяжек встречи между нашими и их лучшими хоккеистами. НХЛ должна предложить им матч против звезд из большой шестерки, пока русские находятся здесь, в Канаде.

Уклонение НХЛ от встреч с командой СССР трудно понять. Доминирующим стимулом профессионального хоккея являются деньги, и серия игр с русскими для НХЛ – подлинное золотое дно. Для того чтобы выбить побольше прибыли, растянули хоккейный сезон с ранней осени до поздней весны. Почему же, когда на карту поставлен престиж, а горшки, набитые золотом, гарантированы для НХЛ, она не может организовать серию встреч с Советским Союзом?»

Для советской же сборной эти матчи оказались настоящим испытанием. По пути в Канаду из-за нелетной погоды во Франции пришлось сделать непредвиденную остановку в Брюсселе. Из-за этого команда опоздала на самолет из Парижа за океан, а в итоге – и на первый матч. Канадцы нашли опозданию оригинальное объяснение. (Тем более что наших не устроили и первоначально предложенные условия проживания, размещения и расписание тренировочных занятий – словно речь шла о заштатной команде, а не о сборной страны, шесть раз подряд выигрывавшей чемпионаты мира и дважды – олимпийские турниры!) «Не связано ли это, – поинтересовались репортеры на пресс-конференции в монреальском аэропорту, – с тем, что вы направили вызов профессионалам, а потому контакты с любительской хоккейной ассоциацией Канады русских больше не интересуют?»

За 16 дней было проведено девять матчей со сборной Канады и еще один со «звездами» провинции Квебек, наши налетали 12 тысяч километров. Итог: десять побед в десяти матчах с разницей 73-28. Тарасов и Чернышев проверили не только тактические варианты, которые готовили к чемпионату мира (на каждый матч в Канаде тренеры выдавали новое тактическое задание), но и новичков сборной – Александра Якушева и Поладьева из «Спартака», Мальцева и Мотовилова из «Динамо» и армейцев Михайлова, Петрова и Харламова. Почти все представители новой волны одаренной молодежи сыграли на подобающем уровне. Как, впрочем, и старожилы. Тоже, правда, с уточняющим «почти». «Нет ничего удивительного в определенном спаде у старшиновского звена, – констатировал Аркадий Чернышев после турне. – Перед отъездом в Канаду Борис Майоров в течение двух недель проходил курс лечения и в тренировках не участвовал. Старшинов, Якушев и Поладьев тренировались без особого плана и без тех нагрузок, которые обеспечивают поддержание отменной спортивной формы. Вполне естественно, что, попав в жесткий регламент канадского турне, спартаковское звено оказалось без необходимой физической закалки. Примерно в таком же положении был и Фирсов. Перед отъездом в Канаду он две недели провел в госпитале».

Тренеров разочаровал вратарь Коноваленко. Причина лежала на поверхности. Горьковское «Торпедо» в чемпионате страны в первую шестерку, составленную после предварительного этапа, не попало, и голкипер, как потом выяснили тренеры сборной, неправильно отнесся как к командным занятиям, так и к личной подготовке. В турне Коноваленко с Зингером играл «в очередь», и спартаковец выглядел намного сильнее. На чемпионат мира Коноваленко не взяли. Основным вратарем в Стокгольме был Зингер.

Все, однако, выдержали испытание необъективным судейством и драками, постоянно затевавшимися канадцами. Когда канадские журналисты, шокированные откровенным подсуживанием в матче в Виннипеге, попросили Тарасова высказаться о работе рефери, он сказал, что знает этих арбитров уже лет пять, считает их судьями мирового класса, и поблагодарил за то, что они помогают росту советского хоккея. «Тем, что дают нашим хоккеистам учиться играть втроем и вчетвером против сильного противника», – пояснил Тарасов изумленным репортерам.

После первых же матчей канадцы поняли, что безнаказанно бить русских не получится. В одном из матчей канадцы попросили судей проверить локти у Александра Рагулина, нет ли под свитером железа. Никакого железа, конечно, не нашли, но жалобщики после этого старались держаться от нашего защитника подальше.

В начале 70-х Тарасова пригласили на две недели в Ванкувер, на тренерский симпозиум. С тематикой, предложенной для обсуждения, его познакомили лишь на месте. Одна из тем Тарасова озадачила: «Как победить русских?» Сначала он хотел даже протестовать, но потом передумал: против чего протестовать-то? «Надо принять вызов, – решил Тарасов. – Активно участвовать в споре, стать адвокатом советского хоккея, попытаться убедительно доказать – хотя бы словесными аргументами, – что не слабей он канадского профессионального».

Уровень симпозиума, которым руководил большой знаток хоккея, заведующий кафедрой Ванкуверского университета Боб Хайдмаршал, Тарасов оценил высоко. Ему импонировали активность участников, откровения тренеров, разумно подобранный круг выступавших. «Хайдмаршал, – вспоминал Тарасов, – сумел, к примеру, пригласить в качестве докладчика по теме совершенствования атлетизма спортсменов одного из крупнейших специалистов, готовивших к полетам американских космонавтов… Особый интерес вызвали тренажеры для космонавтов. Занимаясь на них ежедневно, будущие исследователи космоса пробуждали к активной деятельности так называемые “спящие” мышцы – глубокие мышцы ног и туловища».

По «русской» теме основным докладчиком был патер Бауэр, тренер, руководивший канадской сборной на нескольких чемпионатах мира во второй половине 60-х годов. Бауэр предупредил коллег из профессиональных клубов, что легких побед у них не будет. Его слушали вполуха, скорее из вежливости, снисходительно улыбаясь и даже в мыслях не допуская, что может найтись кто-то сильнее профессионалов. Во время доклада Бауэра участники симпозиума отвлекались на разговоры и, по наблюдению Тарасова, ничего (в отличие от советского тренера) не записывали.

Потом Тарасову разъяснили, что в Канаде не желают прислушиваться к неудачникам (а патера Бауэра, регулярно советским командам проигрывавшего, считали таковым), поскольку видят в них прежде всего позор для канадского хоккея. «Зря, – пожимал плечами Тарасов. – Известно ведь, что за одного битого двух небитых дают».

Свое выступление Тарасов обозначил для себя так: «Как побеждать канадских профессионалов?» Он решил провести его в непринужденной манере, используя заранее приготовленный лист бумаги, разграфленный, по давней тарасовской привычке, пополам, – с выписанными в одной части простейшей таблицы достоинствами канадцев и с перечислением средств, с помощью которых достоинства эти можно локализовать, – в другой. «Постарался, – вспоминал Анатолий Владимирович, – исключить из тембра голоса всякое подобие металла, при всей серьезности содержания использовал шутки, прибаутки, русские присказки». Но не смог удержаться от того, чтобы сказать: как не правы специалисты и журналисты, заведомо пугающие представителей советского хоккея последствиями возможных матчей с профессионалами! Русские, дескать, не выдержат игры в стиле профессионалов, в которой возможно всё, в том числе и жестокость! «Эти оракулы, очевидно, не знакомы с особенностями русского характера, – говорил Тарасов. – Мы за добрые, открытые отношения, за честную игру, но не рекомендовали бы выводить из себя наших игроков – они могут за себя постоять».

Патер Бауэр согласно кивал, остальные вежливо поаплодировали.