Текст книги "Анатолий Тарасов"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Когда коллеги спрашивали Тарасова, как быть, если тренер чего-либо не знает, Тарасов отвечал: «Узнать. Проконсультироваться. Всерьез заняться самообразованием, стараться постигать буквально всё, что имеет отношение к профессии».

Однажды Тарасов обнаружил, что его новая тактическая идея, внедренная в систему командных действий, вошла в противоречие с физическими возможностями игроков. Тренер тогда разрабатывал варианты, которые намеревался использовать во встречах с канадскими профессионалами. О проведении таких встреч он думал постоянно. Тарасов задумался о том, как повысить занятость игроков в единицу времени. Он придумал систему игры, предусматривавшую активные, скоростные, челночные действия звена с шайбой и без шайбы с участием всех игроков пятерки, в том числе и защитников. «Готовились мы к этому последовательно, – писал он. – Довели скоростной режим игры ведущих звеньев до 25-30 секунд. Высоки были и пульсовые обороты у хоккеистов: 160-200 ударов в минуту». ЦСКА стал действовать по-новому и всегда побеждать. «И вдруг, – вспоминал Тарасов, – у хоккеистов уже во втором периоде стал проявляться игровой спад. Врач докладывает – игроки не восстанавливаются, им нужен более продолжительный отдых».

Тарасов отправился на кафедру физиологии Института физкультуры, предварительно договорившись с профессором Владимиром Фарфелем. Тарасов знал, к кому обращаться за помощью. Владимир Соломонович, один из основоположников отечественной физиологии спорта, выдающийся специалист в области физиологии труда, основатель и руководитель разветвленной научной школы спортивной физиологии, постоянно работал со сборными страны. Им было разработано немало теоретических рекомендаций, внедренных в спортивную практику. Профессор на встречу с Тарасовым пригласил коллегу – Александра Гуминского. «Они внимательно меня выслушали, – вспоминал Тарасов, – и предложили ввести в тренировочный процесс хоккеистов виды спорта, усиливающие МПК – максимальное потребление кислорода спортсменом. Рекомендовали гладкий бег, велосипед при средних пульсовых оборотах». За рекомендацию Тарасов поблагодарил, но «с предложенными лекарствами согласиться не мог». Тарасов практически не признавал средств, мало связанных с игрой, и попросил Гуминского помочь ему поставить эксперимент по усилению МПК, но не за счет гладкого бега или велосипеда, а в игровых рамках тренировочного процесса. Поставили и получили эффект, решивший проблему усиления работоспособности и восстановления хоккеистов.

«Шанс ошибиться, назвав ЦСКА чемпионом страны 1972 года, практически равен нулю», – еще в декабре 71-го писал еженедельник «Футбол-хоккей». За 19 туров ЦСКА не потерпел ни одного поражения. Тарасов сумел так подготовить команду, что для нее не составило заметного труда – внешне, во всяком случае, – победно пройти с августа по декабрь сквозь исключительно насыщенный календарь, вместивший в себя сразу несколько турниров.

Тренер ленинградского СКА Николай Пучков констатировал, что произошло это «благодаря тому, что московские армейцы всю свою хоккейную жизнь привыкли много и интенсивно тренироваться. Каждое тренировочное занятие А. Тарасова сродни самому напряженному матчу чемпионата. Игра ЦСКА еще раз показывает, насколько велика нагрузка у хоккеистов этого клуба, и, честно говоря, было бы совсем недурно, если бы тренеры других команд, в том числе и нашей, подумали над увеличением нагрузок для своих хоккеистов».

Пучков практически повторил то, что отмечал шведский тренер Арне Стремберг, побывавший по приглашению Тарасова на тренировках ЦСКА (они с Тарасовым дружили и бывали друг у друга в гостях в Стокгольме и Москве). «Меня нелегко удивить, – рассказывал швед об увиденном, – но такое случилось, когда я наблюдал за подготовкой советской клубной команды к сезону. Темп, смена ритма, обилие разнообразных упражнений. А ведь это происходило перед началом сезона. Я, конечно, понимал, что Тарасов до этого подготовил команду физически, но как бы то ни было, за десять дней он ввел ее в форму». Когда Стремберг начинал стыдить игроков шведской сборной за недостаток скоростных качеств и выносливости, они со смехом отвечали ему: «Арне, если хочешь, чтобы мы тренировались по тарасовским конспектам, плати нам дополнительно – за каждую тренировку! У русских тренировочные нагрузки выше, чем в игре».

«Ты знаешь, – говорил швед Вернер Перссон журналисту Николаю Вуколову, – у наших менталитет особый. Даже Анатолий Тарасов, этот новатор игры, общепризнанный гигант, при всем его авторитете не смог бы работать с нашими хоккеистами. Тарасов был слишком суров, требователен, даже жесток. Он мог разъяриться, наорать, устроить разнос. А с нашими такое не пройдет. Они никогда не смогут смириться с неограниченным тренерским диктатом».

Работавшего в стокгольмском бюро АПН Перссона, считавшего Тарасова своим хоккейным учителем, переводившего статьи и книги тренера на шведский язык, с легкой руки Анатолия Владимировича все советские хоккеисты и тренеры, приезжавшие в Швецию, звали «Володей». Учителем же Вернер считал Тарасова потому, что учил – в свободное от основной работы время – шведских мальчишек из клуба АИК играть по-тарасовски: коллективно, технично, на высоких скоростях, тренируя с ними быстрый и неожиданный, всё более забываемый ныне, и не только в Швеции, скрытый пас.

Перссон, скорее всего, прав. Не смог бы, думается, Тарасов, привыкший к беспрекословному подчинению и диктаторству, работать и в совершенно изменившихся условиях в своей стране – в условиях «тоталитарной демократии». Не для его натуры и отношения, построенные только на циркуляции денег. Не принял бы он их.

Нагрузки, которые задавал Тарасов, Александр Рагулин всегда вспоминал с содроганием: «Работали до седьмого пота, хотя и знал главный, что все ребята и без того матерыми были. Но он только приговаривал: „А вы как думали? Талант – это наказание“. И в то же время Анатолий Владимирович часто всех собирал на своеобразные посиделки, интересовался, как живем, какие проблемы. На этих встречах все обиды забывались, о трениях вспоминали с улыбкой».

Тарасовскую систему тренировок, основанную на простом принципе: уроки следует выполнять ежедневно и не по разу в день, выдерживали не все. Происходил вполне нормальный для спорта высших достижений естественный отбор. Михайлов на первом же подготовительном сборе, не выдерживая тарасовских экзекуций (а чем не экзекуция таскать на себе Петрова, весившего на 15 килограммов больше Михайлова, и приседая при этом по 10-15 раз?), пришел к Кулагину и сказал, что больше не может и готов отправиться в любую армейскую команду, хоть в хабаровскую. «Держись, – ответил Кулагин. – Выживешь – будешь играть, а нет – мы тебя и так отчислим».

Даже двужильному Мишакову было очень трудно, когда приходилось заниматься в атлетическом зале со штангой, гирями и утяжеленными – до 20 килограммов – поясами. Не говоря уже о знаменитой лестнице в Кудепсте, которую все тарасовские питомцы ненавидели лютой ненавистью. А еще Тарасов запускал игроков в лес, издавая боевой клич: «Бей канадцев!» – и настраивая хоккеистов на жесткую силовую борьбу. Они с разбега втыкались плечом в сосну, с которой, как рассказывал Мишаков, «слетало столько шишек, что их можно было собирать корзинами».

В 1968 году Федерация хоккея СССР организовала тренерские курсы, пригласив на учебу 66 человек. Основными лекторами стали Тарасов и Чернышев. После тарасовского выступления, как всегда яркого, аргументированного, заставляющего думать, недовольные рассуждали: «Нам бы что-нибудь попроще. Где уж нам учиться у ЦСКА». По мнению Анатолия Кострюкова, «в тренерской среде постоянную прописку получила теория, быстро ставшая популярной. Победы ЦСКА объяснялись только наличием “своего льда” и концентрацией в этой команде одаренных хоккеистов». Отговорки, что называется, на все случаи жизни! Учиться же у Тарасова следовало, как предлагал Пучков, методам тренировок, позволяющих отменно готовить хоккеистов в подготовительный период.

Тарасов с его гиперболизированной требовательностью к качеству занятий тонко чувствовал, когда на тренировке следует смягчить, сбавить обороты, дать игрокам перевести дух. Он никогда не объявлял об этом, не произносил ожидавшееся хоккеистами указание: «А теперь – пауза!» Устраивал передышку иными способами. Как только в разгар сверхинтенсивной тренировки Тарасов видел, что пора несколько сбавить темп, он мог, проезжая мимо стоявшего у бортика Юрия Королева, полушепотом бросить: «Юра, уйди с катка, вернись через пять минут и скажи громко: “Анатолий Владимирович, вас к телефону…”». Королев так и поступал. Тарасов со льда уходил, игроки в присутствии оставшегося ассистента главного тренера позволяли «себе передышку – сокращали количество повторений или выполняли упражнения менее добросовестно». Тарасов через несколько минут возвращался, делал недовольное лицо и с напускным удивлением обращался к хоккеистам: «В чем дело, Александр Павлович?! Толя, Толя Фирсов, где огонек в глазах?!» «То был, – говорит Королев, – один из тарасовских приемов, позволявших разрядить обстановку и дать игрокам передышку».

Глава тринадцатая ДЕМАРШ В ЛУЖНИКАХ

11 мая 1969 года произошло событие, для советского спорта невероятное, никогда не случавшееся – ни до этой даты, ни после нее. Во время решающего матча чемпионата страны по хоккею между ЦСКА и «Спартаком» армейский тренер Тарасов увел команду в раздевалку и готов был вообще прекратить игру. И это в присутствии на трибунах многочисленных начальников во главе с генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым, известным болельщиком хоккейного ЦСКА.

Что же произошло?

В том сезоне внутренний чемпионат проходил по странной формуле. Сначала 12 команд сыграли друг с другом в два круга, а потом первая шестерка, с учетом набранных на предварительном этапе очков, сражалась за титул и призовые места. ЦСКА в «турнир шести» вошел в роли лидера. Единственным серьезным конкурентом в том чемпионате у ЦСКА был «Спартак», который в 1968 году возглавил Николай Карпов – после четырехлетнего пребывания на посту главного тренера этой команды Всеволода Боброва и короткого отрезка, когда спартаковцев тренировал Евгений Майоров. В предварительном турнире сначала победил ЦСКА (4:1) – спустя некоторое время после выигрыша у спартаковцев в финале традиционного тогда предсезонного турнира на призы газеты «Советский спорт» (6:5), затем – «Спартак» (5:4). Для «Спартака», да и не только для него, каждая победа над ЦСКА становилась незабываемым событием, о котором вспоминали годами.

К проигранному (4:5) матчу у ЦСКА, к «великому сожалению» Тарасова, не было возможности подготовиться по-настоящему. Дефицит времени не позволил команде хотя бы немного отойти от выезда в Новосибирск, Свердловск, Уфу и Горький – за 11 дней ЦСКА провел семь матчей. На изменении расписания матчей армейский клуб настоял сам – предстояло турне в Японию, и встречу со «Спартаком», по словам Тарасова, хоккеисты ЦСКА «в какой-то степени проиграли, еще не выходя на лед». Сказались и неготовность физическая, и психологический фон. Команда в поездке с исключительно жестким графиком матчей с соперниками так измоталась, что играть со «Спартаком» по-настоящему не могла. «Даже в те моменты, когда мы вели в счете, – признавал Тарасов, – спартаковцы переигрывали нас. Для того чтобы стратегия была воплощена на поле, нужно свежее войско и большое воодушевление. На сей раз у нас не было ни того ни другого. Я не собираюсь оправдываться, но думаю, что игра сложилась бы по-иному, если бы нам дали как следует отдохнуть после поездки». Тарасов нисколько не лукавил, когда называл «Спартак» «великой командой», которая не всегда играет стабильно, не всегда показывает высокий класс, но всегда демонстрирует готовность сражаться до последней секунды. «Я никогда не видел спартаковцев потерявшими волю к победе», – говорил Тарасов.

Перед заключительным этапом чемпионата спартаковцы отставали от ЦСКА на два очка. А накануне того самого решающего матча уже опережали соперника – на одно очко. В игре, фактически оказавшейся финальной, «Спартаку» достаточно было для выигрыша титула сыграть вничью.

Незадолго до скандальной встречи, 5 мая, ЦСКА выиграл в исключительно напряженном матче с «Динамо» Кубок СССР. «Спартак» в полуфинале был остановлен динамовцами. Карпов не скрывал, что поражение его совершенно не расстроило. За Кубок, конечно, побороться хотелось, но еще больше хотелось получить достаточное время для подготовки к главному матчу сезона – с ЦСКА.

Начало скандальной встречи было за «Спартаком». Еще в первом периоде Валерий Фоменков и Вячеслав Старшинов забросили две шайбы, оставшиеся без ответа. Во втором периоде ничья (0:0), а в третьем с самого начала, с гола Владимира Викулова, ЦСКА принялся «рвать» «Спартак». За мгновение до сигнала о смене ворот (согласно тогдашним правилам, в третьем периоде команды через 10 минут менялись воротами) Владимир Петров счет сравнял. По поводу этой шайбы и разгорелся скандал. Заброшена она была по всем правилам, когда на табло до смены ворот оставалась секунда игрового времени. Можно предположить, конечно, что кем-то была поставлена задача спровоцировать Тарасова. Если так, то задача эта была успешно решена. Но более вероятно, что всё произошло случайно, и уже постфактум тарасовские враги воспользовались оказавшимся в их руках подарком.

Николай Карпов утверждал, что «табло, как потом выяснилось, управлял болельщик ЦСКА», но не привел ни одного факта, подтверждавшего это. Когда главный арбитр встречи Юрий Карандин подъехал к судейскому столику, для того чтобы внести в официальный протокол имя хоккеиста, забившего гол, ему, как вспоминал он спустя годы, «неожиданно сообщили, что табло показывает неправильное время и что уже был дан сигнал на перерыв, причем сигнал был дан по контрольному секундомеру». Гол Карандину пришлось отменить. Арбитр на льду не имеет права оспаривать решения судей-хронометристов. Никто до матча и во время его не предупредил команды о том, что часы на табло неисправны. Когда же после игры их проверили, оказалось, что вся система отсчета времени работала, как и прежде, до ситуации с незасчитанным голом, безупречно.

Борис Майоров, игравший в том матче, первопричиной тарасовского демарша называет чрезмерные эмоции тренера. Даже не задумываясь о возможных санкциях, Тарасов забыл тогда обо всем на свете – о зрителях, о телезрителях, о присутствии на игре Брежнева и – самое главное! – о том, что имело непосредственное отношение к хоккейной игре. Мысль о несправедливости, совершенной по отношению к его команде, не позволила тренеру предвидеть дальнейшее развитие событий на площадке.

Между тем возникшая на полчаса с лишним пауза была как воздух необходима спартаковцам, уже – это все видели – проседавшим под серьезным давлением ЦСКА. «Спартак» в третьем периоде оказался прижатым к своим воротам. «На ребятах не было лица, – вспоминал Николай Карпов. – Их просто колотило. Даже мою надежду и опору Бориса Майорова. ЦСКА постоянно давил, мы из последних сил судорожно отбивались. Счет стал 2:1. Дотянуть бы до смены ворот…»

«Перерыв пришелся нам очень кстати, – подтверждает Борис Майоров. – Мы неспешно катались по льду, отдыхали, а у бортика в это время кипели разбирательства между Тарасовым и судейской бригадой. Вердикт арбитра оставили в силе. Матч продолжился. Но атакующий порыв армейцев уже потух, и мы без особого труда довели матч до победы». Не стоит забывать и о том, что ЦСКА наказали двумя минутами штрафа за немотивированную остановку матча. На соблюдении этого правила рьяно настаивал Карпов.

По свидетельству вратаря Александра Пашкова, находившегося тогда в запасе и готового в любой момент заменить Владислава Третьяка, после матча Тарасов в раздевалке сокрушался: «Ребята, матч проиграл я. Мы бы их дожали, но я дал им передышку».

Как признавался Николай Карпов, победы над ЦСКА были для него вдвойне приятны, ведь именно у Тарасова в ЦСКА он начинал свой путь в большой хоккей. В 1951 году спартаковский воспитанник Карпов был призван в армию, попал в ЦДСА, но задержался там ненадолго. Тарасов был тогда играющим тренером. Когда однажды перед вторым карповским сезоном в армейском клубе команда переезжала с тренировочной базы на основной каток, Карпову как молодому игроку поручили нести инвентарь. «По пути, – вспоминал Карпов, – пристал Мухортов – не знаю, помнит ли кто такого игрока? Дай ему клюшку и дай. У тебя, мол, целая охапка, куда тебе столько. Так он меня достал, что я выдернул первую попавшуюся и отдал – только бы он отвязался. И надо же такому случиться – это была клюшка Тарасова! Когда он обнаружил пропажу, выстроил всю команду и рыком: “Куда делась моя клюшка?” Все молчат. Я понял, что лучше признаться по-хорошему. Говорю: “Я взял”, – “Десять дней гауптвахты, – мгновенно назначил Анатолий Владимирович и добавил: – И чтобы духу твоего здесь не было!”» Карпов оказался в Ленинградском ОДО. У него там стало получаться. Спустя время он заиграл во второй сборной в паре с Сологубовым. Тарасова, по словам Карпова, вызывали к руководству: «Ну как же ты упустил такого?» – «Да, – признался Тарасов, – променял масло на маргарин».

Спустя годы после демарша тогдашний капитан ЦСКА Виктор Кузькин говорил, что, окажись он на месте Тарасова, поступил бы точно так же. Он рассказал, что Николай Озеров, который довольно часто вел репортажи с матчей прямо от бортика, подозвал к себе во время возникшего перерыва его и Вячеслава Старшинова и, протянув микрофон, спросил: «Вы слышали объявление диктора о том, что время берется по контрольному секундомеру?» Старшинов сразу же ответил: «Конечно, слышал!» А Кузькин: «Да никто, кроме Славы, этого объявления не слышал». «Мы были в шоке, – вспоминал Кузькин. – А можете себе представить состояние Тарасова? В раздевалке он стоял мрачнее тучи, считал, что произошла вопиющая несправедливость. И в эмоциональном порыве совершил такое, что в обычной игровой ситуации никогда бы себе не позволил. Кстати, Локтев в середине 70-х сделал то же самое, что и Тарасов. В Филадельфии за Харламовым устроили настоящую охоту, да и других не щадили. Судья же делал вид, что ничего не происходит. Локтев дал указание игрокам покинуть площадку». (Стоит заметить, что по возвращении ЦСКА в Москву Тарасов отчитал Локтева за неверное, по его мнению, решение.)

Нина Григорьевна вспоминала, что когда увидела по телевизору, как ее муж уводит команду с площадки, встала перед телевизором на колени. Режиссер телетрансляции часто показывал крупно лицо негодовавшего Тарасова, и жена обратилась к нему буквально с мольбой: «Толя, пойми, ты же задерживаешь главу нашего государства». «Очень тогда испугалась», – повторяла она.

Татьяна Тарасова была на матче со своей подругой Надеждой Крыловой, балериной Большого театра. По ее словам, отец подчинился лишь после того, как в раздевалку Дворца спорта пришел порученец от министра обороны Андрея Гречко. Подчинился потому, что носил форму, – приказ есть приказ. «Был страшный момент, – пишет Татьяна Анатольевна в сборнике «Всё о моем отце», мысленно обращаясь к отцу, – когда ты вышел из служебного подъезда стадиона, где у входа собралась огромная толпа болельщиков. Они хотели растерзать тебя. А ты шел напролом, словно танкер, рассекающий волны. Люди свистели, галдели, хватали тебя за волосы (я видела это!), рвали одежду, а ты продолжал идти, мрачно уставившись в одну точку и даже никак не отбиваясь от рук, норовивших сделать тебе больно. Мне впервые стало страшно за тебя, и одновременно я испытывала какую-то необъяснимую гордость, что ты вот так идешь напролом, прорывая чужую ненависть и злобу своей силой, своей мощью, одним мускульным движением, как будто не замечая всех криков и оскорблений. Ты только сказал: “Дайте детям сесть в машину. И я отвечу на все интересующие вас вопросы”. Нам дали протиснуться в “Волгу”. Толпа отпрянула, потом снова обступила машину и подняла ее вместе с нами. А потом как-то враз отпустила, и мы тихонечко поехали. Это сейчас на бумаге выглядит, будто я кино по кадрам рассказываю, а в тот момент было по-настоящему страшно».

О том, что происходило во время длительного перерыва в матче, журналисту и писателю Николаю Долгополову рассказывали работники «Лужников»:

«Брежнев был в гневе. Вызвали кого-то из спортивных руководителей. Члены Политбюро с аппетитом и от нечего делать истощали заготовленные съестные и прочие запасы, и тут срочно потребовалось подкрепление официантов, уборщиц посуды. Нервничала охрана: в ложе появились новые люди. Приносили съестное, а ведь “не положено”. На столе генсека всё должно было быть заранее проверенным, апробированным».

Спортивные власти с подачи властей партийных отреагировали моментально. «Это что же, Павлов в своем хозяйстве порядок не в силах навести?» – передали слова Брежнева бывшему комсомольскому секретарю, брошенному на спорт. А быть может, и не было этих слов и Павлов сам решил выслужиться. Ни для кого не было секретом, что Брежнев Павлова недолюбливал.

Для начала Павлов подключил газету своего ведомства – «Советский спорт». Евгений Рубин, возглавлявший тогда в издании отдел спортивных игр, в своих мемуарах не решился прямо сказать, что газета получила указание из Комитета по физкультуре и спорту «размазать» Тарасова. «Прессе, – дипломатично написал Рубин, – положено на такие ЧП реагировать. Но как? Мы знали: связываться с Тарасовым – себе дороже стоит. Наутро выяснилось, что коллеги из других газет сочли за лучшее промолчать». Но следующий день пришелся на понедельник, а по понедельникам в советские времена выходила только одна газета – «Правда». Так что «других газет» попросту не было. Но вот поразительное совпадение: в тот понедельник, 12 мая 1969 года, на последней полосе «Правды» была напечатана давно подготовленная антитарасовская статья трех журналистов (в том числе и Рубина). Об этой статье – отдельный разговор. Стоит отметить лишь, что в текст статьи была заверстана короткая информация о воскресном инциденте.

Евгений Рубин фактически признался, что испугался подготовить обличительный в отношении Тарасова текст для «Советского спорта» за своей подписью: «Я тоже не решился побрить этого влиятельного и мстительного человека от своего имени, а избрал обходной маневр». «Мстительным» Тарасов назван для красного словца. Хорошо знавшие Анатолия Владимировича люди, в частности Вячеслав Колосков, убеждены: в чем в чем, а в мстительности Тарасова обвинять – последнее дело. Он был вспыльчивым, порой до невыносимости, чрезмерно эмоциональным, но – не злопамятным, быстро отходил. «Обходным» же «маневром» стала написанная Евгением Рубиным заметка под рубрикой «Реплика» и под заголовком «…И сохранить достоинство» – за подписью Николая Сологубова (который, по словам журналиста, говорил о случившемся «матерными словами»). «Инцидента, подобного тому, который произошел во время воскресного матча ЦСКА – “Спартак”, – говорилось в опубликованной во вторник 13 мая заметке, – кажется мне, не знает история нашего хоккея. И мне, человеку, вся жизнь которого связана с командой ЦСКА, который около десятка лет был ее капитаном, особенно больно, что виновником случившегося стали мои одноклубники. Но я не хочу упрекать команду и ее хоккеистов: они выполняли указание своего старшего тренера. И мне тем более горько, что имя этого старшего тренера – Анатолий Тарасов, тот самый Тарасов, который столько раз вел и приводил ЦСКА и сборную страны к выдающимся победам».

Рубин пишет, что Сологубов, уйдя из хоккея и с воинской службы, «перестал скрывать ненависть к своему первому учителю». «Ненависти» в словах защитника, ставшего выдающимся игроком во многом благодаря Тарасову, не обнаружить даже с помощью мощного увеличительного стекла. Перевод, сделанный журналистом с «матерного», вполне вписывался в рамки задания, полученного газетой от Сергея Павлова. Тем более что дополнением к тексту Сологубова стала редакционная заметка. Коэффициент смелости и на этот раз оказался очень «высоким» – подписать заметку побоялись.

Она между тем легла в основу спорткомитетовского пресс-релиза. Именно «Советский спорт» фактически предложил отобрать у Тарасова звание заслуженного тренера СССР. «Это звание, – резюмировал безымянный автор (не исключено, что им, как и в случае с Сологубовым, был тот же Евгений Рубин), – присваивают лишь людям, которые не только высоко эрудированы в своем виде спорта, но и являются подлинными педагогами, воспитывающими в своих питомцах лучшие качества советского человека, в том числе и своим собственным примером. В связи с этим возникает вопрос: достоин ли этого высокого и обязывающего звания тренер А. В. Тарасов?»

Вопрос поставлен после того, как в редакционной заметке на него уже был дан ответ: «…В печати, на заседаниях президиума Всесоюзной федерации, в руководящих физкультурных органах А. Тарасову неоднократно указывали на факты пренебрежительного отношения к хоккеистам, судьям, зрителям. Однако А. Тарасов не считался с критическими замечаниями в свой адрес, расценивал каждое из них едва ли не как личное оскорбление. Таким образом, его поведение во время воскресного матча – отнюдь не случайность. Только на этот раз оно больно ударило по интересам 14 тысяч зрителей и миллионов телезрителей, смотревших матч. Кстати, 35-минутная непредвиденная задержка в игре нарушила программу Центрального телевидения на целый день. Не подействовало на А. Тарасова и вмешательство руководителей отдела хоккея Всесоюзного комитета и Федерации хоккея СССР, которые терпеливо объясняли ему, что судьи действуют в полном соответствии с правилами, и приглашали лично посмотреть на показания контрольного секундомера.

Заслуживает осуждения грубость и бестактность А. Тарасова по отношению к судьям матча – молодым людям, один из которых является инженером, а другой – рабочим, отдающим свое свободное время тому самому делу, которому посвятил себя и тренер Тарасов…»

Павлов сообщил в ЦК КПСС, что «в последнее время т. Тарасов уверовал в свою непогрешимость и безнаказанность, все чаще проявляет заносчивость и высокомерие, пренебрежительное, а подчас и оскорбительное отношение к спортсменам, тренерам и судьям, нетерпимость в любой форме критики своих действий».

А затем на заседании коллегии Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Тарасов был лишен звания «Заслуженный тренер СССР». Спорткомитет выпустил пресс-релиз с обязательной публикацией в спортивной прессе. Газета «Советский спорт» опубликовала спорт-комитетовскую депешу (привезенную в редакцию курьером) 16 мая, еженедельник «Футбол-хоккей» – 18 мая.

«11 мая с. г., – говорилось в выпущенном из стен Спорткомитета информационном сообщении под заголовком «За нарушение спортивной этики», – во время заключительного матча на первенство страны по хоккею между командами ЦСКА и “Спартак” старший тренер команды ЦСКА А. В. Тарасов грубо нарушил нормы спортивной этики. Оспаривая решение судейской коллегии, не засчитавшей шайбу, заброшенную игроком ЦСКА, А. В. Тарасов запретил команде выходить на поле для продолжения встречи.

Матч был прерван на 35 минут, что, естественно, не могло не вызвать самой резкой отрицательной реакции со стороны миллионов поклонников хоккея, следивших за ходом игры.

Таким образом, последний матч первенства страны, который должен был стать подлинным праздником для всех любителей спорта, был омрачен. Тщательное рассмотрение всех обстоятельств, в том числе изучение видеомагнитофонной записи матча, неопровержимо доказывает, что судейская коллегия, не засчитав шайбу, заброшенную командой ЦСКА после истечения времени первой половины третьего периода, приняла правильное решение.

А. В. Тарасов, несомненно, внес большой вклад в развитие хоккея в стране. С его именем связаны многие победы на чемпионатах мира, Европы и Олимпийских играх. Однако за последнее время А. В. Тарасов, уверовав в свою непогрешимость, стал проявлять нетерпимость к критике своих неправильных действий, заносчивость и высокомерие, он неоднократно оскорблял судей, пренебрегал советами своих коллег-тренеров.

Федерация хоккея СССР терпеливо разъясняла А. В. Тарасову недопустимость такого поведения и неоднократно осуждала его неправильные действия.

На заседании коллегии Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР А. В. Тарасову не хватило принципиальности и мужества для того, чтобы дать правильную оценку своим действиям, несовместимым с нормами поведения советского тренера-педагога.

Учитывая все эти обстоятельства, коллегия Комитета по физической культуре и спорту при Совете Министров СССР приняла решение лишить А. В. Тарасова почетного звания “Заслуженный тренер СССР”».

Это звание Тарасову было присвоено (удостоверение № 44, выдано 29 апреля 1957 года) приказом председателя Комитета по физической культуре и спорту при Совете министров СССР Николаем Романовым (№ 302 от 4 августа 1956 года).

Сразу же заговорили о том, что Тарасов воспринял наказание на удивление хладнокровно. Это не так. Выдающийся тренер был ошеломлен. Татьяна Тарасова вспоминает, что она дважды в жизни видела отца плачущим. Первый раз это было тогда, когда во время автомобильной аварии, случившейся во время поездки на юг, маленькой Тане дверной ручкой автомашины пробило голову. Второй – когда Тарасов вернулся домой после заседания коллегии. Он всем телом рухнул на кровать и заплакал.

Тарасов отправился в Скатертный переулок, не сомневаясь в том, что будет наказан. Но он и представить не мог, какое наказание придумал для него Павлов. Тарасов, называющий в телефильме о себе свой лужниковский демарш «безобразным поступком», предполагал, что получит строгий выговор, что его оштрафуют (о штрафе Анатолий Владимирович говорил в 1991 году, но в советские времена системы финансовых штрафов не существовало). Снимут с работы, наконец, размышлял тренер.

Но Павлов, сославшись на указание сверху и показав при этом многозначительно глазами на потолок, нанес жестокий удар. Тарасов был уверен в том, что никакого указания сверху не было – просто Павлов хотел выслужиться перед Брежневым. «Не имеете права, – ответил Тарасов. – Я воспитал пятьдесят чемпионов мира, а заслуженного давали даже за одного». А уже после принятого решения, уходя, сказал возмущенный: «Принесете мне на блюдечке с голубой каемочкой. А я работать не буду».