Текст книги "Анатолий Тарасов"

Автор книги: Александр Горбунов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 34 страниц)

На стыке 1971/72 года в США был запланирован турнир, который его организаторы громко назвали розыгрышем «Межконтинентального кубка». Если исходить из того, что должны были играть хоккеисты из Европы и Северной Америки, представители двух континентов, то название вполне оправданное. Но состав участников – весьма разношерстный и вряд ли такому названию соответствовал: ЦСКА – обладатель Кубка европейских чемпионов, сборная США, к клубному хоккею отношения не имеющая, пражская «Дукла» как еще один представитель Старого Света и сильнейшая канадская любительская команда. В последний момент канадцы от поездки в Америку отказались, и турнир переименовали в «Турнир трех».

Этот турнир был необходим Тарасову как один из важнейших этапов для подготовки армейских сборников к Олимпиаде в Саппоро. Команда вылетела из Москвы 22 декабря, через два дня после завершения выигранного в Москве известинского турнира – выигранного, надо отметить, с большим трудом, только по разнице заброшенных и пропущенных шайб (по очкам было равенство с чехами и финнами), и на следующий день после проигранного чехословацкой сборной товарищеского матча – 1:3. Короткая остановка в Лондоне и – Нью-Йорк. Из Нью-Йорка на следующее утро вылет в Колорадо-Спрингс с пересадкой в Чикаго. Четыре часа ожидания – и трехчасовой полет на «Боинге-747» с кинозалом и баром на втором этаже самолета. В Денвере еще одна пересадка. Потом – двадцать минут до Колорадо-Спрингс, летчики даже высоту толком не набирали, держали самолет чуть ниже облаков. «Посадку, – записал в дневнике Тарасов, – произвели ухарски, с невероятно крутого виража».

В Колорадо-Спрингс Тарасов был не первый раз. Приезжал на турниры со сборной СССР. Знал, что акклиматизация проходит не безболезненно: головные боли, головокружение, а то и тошнота – расположен город на высоте 1800 метров над уровнем моря. В первые два дня проблемы были даже у такого физически крепкого игрока, как Геннадий Цыганков, – он был освобожден от товарищеского матча.

В первом матче – против сборной США, которую тренировал хороший тарасовский знакомец Уильямсон, приезжавший на недельную стажировку в ЦСКА летом 1971 года (Тарасов всё американцу рассказывал и всё показывал), – Тарасов поставил перед своими игроками конкретную задачу: выиграть в первом же периоде. «Нам, – говорил Тарасов, – важно было сразу не только добиться превосходства, но и сломить соперника морально, лишив его надежды на победы в будущих встречах». Так и вышло – уже в первом периоде 7:1. В перерыве между кругами турнира ЦСКА сыграл с командой США товарищеский матч. И снова – 7:1.

С таким же счетом армейцы повели в первом периоде матча с американцами во втором круге. В этой встрече случился инцидент: сразу два хоккеиста сборной США набросились с кулаками на Юрия Блохина. Тарасов был противником рукопашных битв. Но его терпение не беспредельно. Он был категорически против того, чтобы безропотно подставлять левую щеку, когда тебе заехали по правой, – сносить запрещенные толчки, удары клюшкой, тычки в лицо локтями, причем при попустительстве судей. «Да и надо же и самим пройти через это испытание», – говорил себе Тарасов, разрешая своим дать острастку. В Миннеаполисе ЦСКА фактически повторил то, что в Калинине армейцы сделали с командой «Шербрук Биверс». На сей раз в схватке, в которой к обеим сторонам подоспела подмога, участвовали по восемь хоккеистов от каждой команды. Длилась она почти пять минут. «По истечении этого времени, – с удовлетворением констатировал Тарасов, – восемь американцев лежали на льду, прижатые сверху нашими ребятами».

Тарасова порадовала тогда реакция публики, заполнявшей трибуны на матчах с участием советской команды в Сент-Луисе, Филадельфии, Миннеаполисе, Нью-Йорке. Сначала она, понятно, поддерживала своих, потом, когда у своих возникли проблемы, притихла, а на заключительном этапе потасовки аплодировала победителям.

Уже в ранге победителей турнира ЦСКА крупно проиграл чехословацкой команде – 1:6 (в первом круге «Дукла» была обыграна 8:3). Тарасов рвал и метал. Он было огорчен действиями некоторых опытных хоккеистов, давших себе послабление, и крепко им всыпал. Но еще больше Тарасова – в преддверии Саппоро! – расстроил слабо сыгравший против «Дуклы» Третьяк.

5 января 1972 года ЦСКА был приглашен на проходивший в Нью-Йорке матч энхаэловских клубов «Нью-Йорк Рейнджерс» – «Сент-Луис Блюз». Силы оказались неравными. «Рейнджеры» выиграли с крупным счетом 9:1. Большого профессионального интереса матч у Тарасова не вызвал, но он, как всегда, добросовестно вносил в блокнот наблюдения – хозяева площадки были достойны того, чтобы с их помощью попытаться понять, каков уровень хоккея НХЛ на тот период времени, когда там оказался Тарасов со своим клубом.

В графе «плюсы» тренер пометил и подчеркнул:

– умело, по всему полю, борются телом, подбирая шайбу клюшкой;

– в завершающих фазах атаки и обороны умеют становиться беспощадными;

– в завершающей фазе атаки быстрота берет верх над расчетливостью, хоккеисты действуют страстно, с риском, с удалью;

– вратари активно реагируют на всё происходящее: умело подхватывают шайбу у своего лицевого борта и хорошо ею распоряжаются, быстро заменяются в ходе игры во время штрафов противника;

– игроки в ближнем бою умеют не обращать внимания на удары противника. Удивительно живучи (что это – навык или признак хорошего волевого воспитания?);

– интересны кистевые передачи и броски;

– большой набор технических средств для ведения индивидуальной игры;

– особенно хорошо исполняется прием шайбы, обводка и добивание шайбы в ближнем бою с противником;

– ловля шайбы на себя.

В соседней графе – «минусы» – Тарасов написал:

– удивительно слабо, временами инертно катаются без шайбы;

– в ближнем бою довольно часто борьба ведется не туловищем, а руками и клюшкой – с нарушением правил;

– высокая техническая оснащенность игроков и тактический примитив команды;

– защитники часто даже не стремятся активно поддерживать атаку, рано раскрывают зону противнику, зато подолгу возятся с шайбой у себя в зоне;

– невелика у хоккеистов сумма скоростей в единицу времени.

Делая эти записи ровно за месяц до начала Олимпиады-72 в Саппоро, Тарасов, всегда державший в уме предстоявшие матчи с канадскими профессионалами, говорил, что не собирается ни склонять голову перед профи, ни критиковать их.

Самым главным для него было «сфотографировать» игру, «чтобы знать, что делать, если придется встретиться с ними лицом к лицу, чем нейтрализовать их сильные стороны, как учесть бреши и слабости».

Записи эти Тарасов делал не для кого-нибудь, а для себя, постоянно надеясь на положительное решение вопроса об организации матчей СССР – Канада. Разумеется, в роли тренеров советской сборной он видел себя и Чернышева.

Бывая в Северной Америке, Тарасов всегда старался посещать тренировки клубов НХЛ. Так было и в конце 1971-го – начале 1972 года. Организаторы «Турнира трех» шли навстречу пожеланиям Тарасова и договаривались на этот счет с тренерами профессиональных клубов. И проблем не возникало: имя Тарасова служило пропуском.

Тарасова поражали однообразие и монотонность тренировок в командах НХЛ. «Ничего не изменилось, – сокрушался он, – с того дня, когда в ноябре 1957 года мы впервые попали в Канаду и “завидущими глазами” смотрели тренировки и особенно матчи профессионалов». И в то же время Тарасов никак не мог совместить «упрощенные тренировки» с «исключительно высоким индивидуальным мастерством», а «высокую техническую оснащенность игроков» с «внутренним содержанием игры, лишенной того творчества, того искусства, что характерно для лучших европейских команд, для советской хоккейной школы».

Оценивая в начале 1972 года уровень команд НХЛ, Тарасов подчеркивал: раньше, когда в НХЛ было только шесть клубов, в каждом из них было много настоящих, выдающихся мастеров. Теперь, когда клубов стало в два с половиной раза больше, количество выдающихся хоккеистов – в лучшем случае – осталось таким же.

«И еще убежден я в том, – говорил после возвращения из Америки Тарасов, – что однообразие – результат того, что профессионалы варятся в своем соку, что не встречаются с противником, играющим в иной манере, исповедующим иные идеи. Нет борьбы мнений, не с кем богатому канадо-американскому хоккею сравнивать себя, не с кем по-настоящему помериться силенкой».

Советскому хоккею, надо сказать, тоже не с кем было сравнивать себя в сложившейся тогда ситуации. Но хоккей продолжал интенсивно развиваться, поскольку оставался молодым видом спорта. За короткий отрезок времени наш хоккей добился многих международных побед и быстро превратился в стране во второй – после футбола – по популярности вид спорта.

Тарасов всегда был уверен в том, что в истинно коллективной игре советский хоккей опережал зарубежный, прежде всего канадский. Да, игра везде ведется посредством паса. Но взаимосвязь, взаимопонимание между игроками одного звена – в советском хоккее всё это отработано почти до автоматизма в тренировочном процессе. Плюс – весомое дополнение в виде взаимовыручки, заложенной на генетическом уровне.

Тарасова обвиняли в том, что его команды превращаются в машины, механизмы, предназначение которых – загнать как можно больше шайб в ворота соперника, что это запрограммировано тренером, запрещающим, дескать, даже малейшие попытки игроков импровизировать на площадке. С истиной подобное обвинение даже не соседствует. Время в хоккейной игре измеряется долями секунд. Тарасов, добиваясь на тренировках слаженности и синхронности в действиях каждого звена, выкраивал тем самым дополнительные доли секунд для импровизации игроков, которым не требовалось ломать голову над тем, как поступить в простейших, стандартных ситуациях. Стереотипы для их реализации были заложены многочисленными повторениями на тренировках, и тем самым высвобождалось время для ярких, неожиданных ходов, хоккей Тарасова всегда украшавших.

Любое импровизационное движение хоккеиста в матче, опускающее гирьку на командные весы, Тарасов приветствовал и выговаривал игрокам лишь в тех случаях, когда их попытка сыграть неожиданно, нестандартно, оборачивалась неприятностями у собственных ворот. «Вы что, роботы? – мог возмущаться Тарасов действиями тройки, только-только вернувшейся со льда. – Вы же кудесники, артисты! Вы всё знаете. Вносите в игру свои краски. Больше хитрости!»

Тарасов, сам великий артист, умевший сыграть так, что все его действия принимались за чистую монету, приветствовал лукавство, ложный маневр и хитрость на спортивной площадке. Одна из его любимых историй – из довоенного футбола, когда он еще играл сам: за ЦДКА в 1940 году и за ККА в 1941-м. В 40-м армейский клуб проводил матч в Киеве с местным «Динамо». Григория Федотова «взял в оборот» центральный защитник киевлян Иосиф Лифшиц. Он не отходил от армейца ни на шаг. Играл против него на грани фола, а то и переступая эту грань. Во втором тайме, пытаясь перехватить адресованный Федотову мяч, Лифщиц сбивает московского футболиста с ног. Судья не реагирует. Федотов с трудом поднимается с газона, поднимает вылетевший после столкновения из-под его гетры щиток и… протягивает его Лифшицу, что-то при этом говоря. Киевский футболист недоуменно берет щиток, начинает оправдываться. «И в этот момент, – делал акцент в своем рассказе Тарасов, – мяч попадает к нашему инсайду Петру Щербатенко, а он длинной передачей посылает его на ход Федотову. Тот, убежав от продолжавшего что-то объяснять Лифшица, устремляется к мячу, выходит один на один с вратарем киевлян Издковским и забивает гол. А Лифшиц как стоял, так и остался стоять как вкопанный. С федотовским щитком в руках. Обнаружив это, он, вне себя от ярости, бросает его в сторону трибун, что-то бормочет и грозит рукой Григорию Ивановичу…»

Глава шестнадцатая АКАДЕМИЧЕСКИЙ ОТПУСК

По завершении сезона 1969/70 года Тарасов отправился в «академический отпуск». Необходимо было немного передохнуть, для того чтобы подготовить диссертацию и сдать кандидатский минимум. Никто не собирался ставить Тарасову оценки и принимать от него незавершенную работу, что называется, за «красивые глаза». Да и сам тренер, привыкший каждодневно пахать по 24 часа в сутки, не так был воспитан, чтобы выпрашивать для себя поблажки, организовывать через кого-то послабления и что-то получать без приложения усилий. К тому же на переходе Тарасова на работу, где меньше нервотрепки, в тот момент настаивали врачи. Остановились на годичном варианте под названием «академический отпуск».

Неправда, что Тарасов никак не обозначил вероятность своего возвращения в ЦСКА. Об «отпуске» он заранее договорился со всеми, кто имел тогда отношение к руководству армейского клуба вообще и хоккейного в частности. Тарасов согласовал все условия своего отсутствия в команде. Разумеется, возник кадровый вопрос: кто заменит Тарасова? Анатолий Владимирович назвал имя единственного кандидата, способного, на его взгляд, без замешательства и шараханий из стороны в сторону, продолжить присущую хоккейному ЦСКА планомерную, годами налаженную работу, – Борис Павлович Кулагин. С Кулагиным, своим бессменным помощником, с которым они проработали десять лет, Тарасов тоже обо всем договорился.

В опубликованной в начале сентября 1970 года заявке команды старшим тренером ЦСКА впервые за многие годы значился не Тарасов, а другой специалист. Заслуженный тренер СССР, Кулагин получил это звание – редчайший для советского спорта случай! – пребывая постоянно в роли ассистента.

В первых матчах с новым тренером ЦСКА выиграл у горьковского «Торпедо» (6:2) и «Крыльев Советов» (4:3). Результат приемлемый. Настораживало лишь одно: в обеих встречах армейцы проиграли третьи периоды. То же самое случилось и в первом полуфинальном матче Кубка европейских чемпионов с «Лександом» в Швеции. «Лександ» дважды был обыгран – 6:2 и 6:1, и Кулагин впервые в карьере вывел свою команду в финал еврокубкового турнира. В соперники армейцам достался «Спартак», и афиша решающих игр за чемпионский Кубок ожиданий не обманула.

В чемпионате СССР тем временем ЦСКА проиграл динамовцам (1:4), которые и возглавили таблицу. Тарасов, нет сомнений, получал самую полную информацию о том, что происходило в команде. И по должности – он занял пост главного тренера Вооруженных сил СССР по хоккею и обязан был контролировать работу всех армейских клубов. И – по зову сердца. «Не знаю, – вспоминал он, – можно ли вообще говорить о том, что я уходил из ЦСКА. Я часто видел ребят, не пропускал, если был здоров, их игры, тренировки, заглядывал изредка и в раздевалку. Хоккеисты обращались ко мне за советом, консультацией, и я помогал им как мог».

После седьмого тура, в котором ЦСКА с огромным трудом выиграл у ленинградского СКА (2:0), еженедельник «Футбол-хоккей» заметил, что «ЦСКА переживает сейчас трудный период – смену поколений, процесс этот всегда болезнен и сопряжен с потерями», воздал должное Кулагину за то, что «человек выдерживает напряжение борьбы, неся минимальные потери и одновременно закаляя свой резерв», и назвал стратегию армейского клуба «осторожной, дальновидной и гибкой».

Первый, слабенький пока, сигнал о том, что «академический отпуск», возможно, придется прервать досрочно, поступил Тарасову, надо полагать, в ходе стартового матча Кубка чемпионов. 8 октября, поведя в счете (2:0), ЦСКА проиграл (2:3), провалив третий период и ничего путного не сумев противопоставить спартаковскому командному движению, умному и целенаправленному. Второй же европейский матч со «Спартаком», состоявшийся 10 октября, заставил бить тревогу.

В объемном, на две с половиной полосы, отчете об этой встрече, написанном Владимиром Пахомовым и опубликованном в «Футболе-хоккее», автор ни словом не обмолвился о событии, поразившем всех, кто наблюдал за игрой, и в значительной степени повлиявшем на ход встречи и на последовавшие в скором времени кадровые перемены в хоккейном ЦСКА. Журналист заметил лишь, что в заключительном периоде «неукротимый дух, страсть к победе проявили хоккеисты ЦСКА. Давно уже мы не видели команду такой неудержимой, сметающей все препятствия, единой в порыве к победе».

Свидетелями же произошедшего стали посетившие в тот вечер Лужники болельщики и миллионы телезрителей.

ЦСКА поначалу выигрывал (2:0), потом принялся проигрывать, словно школьная команда, напоровшаяся на мастеров. Армейские форварды, а ими, на минуточку, были Михайлов – Петров – Харламов, Викулов – Фирсов – Полупанов, Блинов, Мишаков, Моисеев, выглядели уставшими, будто гири на себя нацепили. Защитники ЦСКА, сплошь мировые и олимпийские чемпионы (Рагулин, Ромишевский, Цыганков, Лутченко, Гусев, Кузькин), предстали перед публикой расслабленными донельзя, пропускающими атаки соперника раз за разом. И когда счет стал 5:3 в пользу «Спартака», за спинами армейских хоккеистов, сидевших на скамейке ЦСКА, возникла знакомая фигура. Тарасов, занимавший место в ложе «А», был не в силах наблюдать за процессом «избиения младенцев». Он всегда страстно подчеркивал, даже выпячивал роль тренера в управлении командой в экстремальных ситуациях. В Лужниках возникла именно такая ситуация, потребовавшая немедленного тренерского вмешательства. И это заставило его спуститься вниз сразу после того, как в начале третьего периода, на 44-й минуте, Старшинов забросил пятую шайбу.

Тарасов рассказывал, как в 1965 году в Тампере, когда стало ясно, что основным соперником советской сборной на чемпионате мира будет команда Чехословакии, он отправился смотреть игру чехов с канадцами. 8:0 в пользу Чехословакии. Легкая, казалось бы, расправа. Но Тарасов в отличие от большинства наблюдателей обратил внимание на немаловажное, по его мнению, обстоятельство, такой разгром предопределившее. «Никакого тренерского руководства игрой Канады, – вспоминал он. – Всё пущено по воле волн. Игроки злятся, ругают друг друга, судей. А где тренеры? Они стоят, опершись о борт, как посторонние наблюдатели, каждый, конечно, по-своему переживая неудачу. Ни одного слова игрокам, никаких мер, которые как-то могли бы спасти канадцев от разгрома».

«Всё выглядело так, – вспоминает появление Тарасова в игровой зоне писатель Александр Нилин, – что не выдержал он – бросился к скамейке игроков, вмешался, дал мудрейшие указания и спас. А уж Кулагина отодвинул ненароком, не задумываясь о ритуале – ведь на выручку тонущих бросился. И действительно выручил – победили 8:5».

В том-то и дело, что никуда Тарасов не бросался, не перепрыгивал через ступеньки Дворца, устремляясь вниз, а спускался медленно, можно даже сказать, степенно. И будучи, как точно подметил Владимир Акопян, «наделенным от природы удивительным внутренним тактом – таким неподдельным, что иногда даже высшие профессиональные интересы не позволяли ему переступить некий нравственный этический барьер», на скамейку к игрокам не проходил, Кулагина не отодвигал, оставался за спинами хоккеистов. Они даже не оборачивались к нему – только слушали его монологи-внушения, обращенные к каждому и, судя по тому, как заиграла после этого команда, правильно услышанные.

Тарасов не кричал, говорил негромко, но так, чтобы слова его не потерялись за шумом стадиона, а доходили до сознания каждого. Говорил всё, что он думает об игроках. Словосочетания, характеристики и эпитеты не подбирал, о самолюбии хоккеистов не заботился.

Сначала ЦСКА сравнял счет, а потом Петров, Викулов и Фирсов за четыре минуты забросили еще три шайбы. После последней, фирсовской, влетевшей в спартаковские ворота на 56-й минуте, Тарасов столь же неспешно, как и спускался, поднялся к своему постоянному месту в ложе «А» и досматривал матч сидя.

Потом, после награждения ЦСКА, Тарасов спустился на лед и сфотографировался с командой. Алексей Хомич, легендарный в прошлом футбольный вратарь, ставший фотокором, запечатлел победителей Кубка европейских чемпионов. На опубликованном в еженедельнике «Футбол-хоккей» фото Тарасов стоит не в группе тренеров, расположившихся на снимке слева, а справа, рядом с игроками, между Виктором Полупановым и Владимиром Викуловым.

Автор отчета, Тарасова во всей этой истории «не заметивший», объяснил внезапную метаморфозу просто: «Архитрудная ситуация сыграла для ЦСКА роль пружины, которая действует тем сильнее, чем больше ее сдавливают. Тренерам ЦСКА удалось воодушевить игроков, поднять их настроение. Особо мне хочется сказать о Б. Кулагине… Тот перелом, который создала армейская команда в повторной встрече Кубка чемпионов, то воодушевление, с которым хоккеисты ЦСКА вели штурм в заключительной 20-минутке, говорит о том, что армейцами руководила твердая рука тренера».

Вот так. Кулагин был: воодушевил, руководил… Тарасова – не было…

На момент второго европейского матча со «Спартаком» ЦСКА сыграл в чемпионате СССР семь туров и проиграл всего одну встречу. Потом он без проблем расправился в гостях с аутсайдерами – «Трактором» и «Сибирью», но по возвращении в Москву был крепко бит армейцами Ленинграда (2:7). Из девяти следующих матчей ЦСКА проиграл четыре, в том числе дважды «Химику». И в день домашней игры с горьковским «Торпедо», 16 ноября 1970 года, Тарасов был вызван к заместителю министра обороны, который объявил ему о назначении начальником и старшим тренером хоккейного клуба ЦСКА. Сообщить об этом публике уполномочили ТАСС, что агентство и сделало с телеграфным лаконизмом: «Старшим тренером хоккейной команды ЦСКА вновь назначен А. В. Тарасов».

Тарасов понимал, что за сложившуюся ситуацию – отсутствие внятной игры и десятиочковое отставание от «Динамо» – ответственность прежде других несет он сам. Это он, уходя, рекомендовал Кулагина, специалиста хорошего (Борис Павлович подтвердил потом свою квалификацию, работая в «Крыльях Советов»), но с ЦСКА в отсутствие Тарасова справиться не сумевшего.

Кулагин был хорошим помощником Тарасову. «Мы находили с ним общий язык, – говорил Анатолий Владимирович, – и сотрудничество наше было плодотворным. Большую часть времени руководил командой я, а он мне помогал». Когда Тарасову приходилось на какое-то время ложиться в госпиталь, он нисколько не опасался за качество работы в команде без него. Хоккеистам и в голову не приходило снижать к себе требования, филонить, халтурить – каждый из них был осведомлен о том, что Тарасов вот-вот появится на тренировочной площадке.

Ошибся ли Тарасов, рекомендуя в качестве преемника, пусть даже всего на год, своего многолетнего помощника, которому он всецело доверял? Скорее да, чем нет. Тарасов, надо полагать, недооценил важный фактор: отсутствие у Кулагина навыков самостоятельной работы. Не стоит, впрочем, забывать о том, что, рекомендуя Кулагина, Тарасов настоятельно просил Бориса Павловича «обязательно сохранять традиции команды, бережно относиться к ветеранам, учиться у “стариков”, как это и делали мы с ним многие годы».

Вернувшись летом 1970-го из отпуска и придя на тренировку ЦСКА, Тарасов был поражен. Он увидел, что «меняется, по существу, весь тренировочный процесс». Тарасов немедленно собрал тренеров. По должности он имел право наблюдать за занятиями всех армейских команд и давать – при необходимости – корректирующие рекомендации. «Я, – вспоминал Тарасов, – сказал им, что напрасно они сразу же пошли на столь решительную перестройку. Смена руководства команды – процесс непростой, спортсменам требуется какой-то срок, чтобы привыкнуть к новым тренерам, и поэтому рискованно резко менять курс движения – на повороте может занести».

Кулагин с этим не согласился. «Встал вопрос, – говорил он, – копировать Анатолия Владимировича или нет? Пришли к единодушному выводу: копировать не стоит! В противном случае никто не понял бы нас». Кулагин настаивал на том, что обязан придумать что-то свое, а не работать по старым лекалам. Доля истины в его упорстве есть. Тарасов и сам всегда выступал против слепого, бездумного копирования. Но ошибка Кулагина – первая ошибка – заключалась в том, что он нарушил один из основополагающих принципов – принцип постепенности при переходе к новым формам тренировочного процесса. Во многом отказавшись от прежних методов, привычных для подавляющего большинства хоккеистов, прошедших школу Тарасова, Борис Павлович не сумел убедить подопечных в жизнестойкости предложенного им «нового тренировочного курса». Он, как подметил Тарасов после разговора с игроками, «не увлек их, не заинтересовал, опытные мастера не приняли его… и команда была обречена на неизбежные неудачи».

Вторая ошибка нового тренера (а быть может, и первая) – его твердая решимость избавиться от большой группы игроков. «У нас сейчас в ЦСКА, – сказал Кулагин в интервью еженедельнику «Футбол-хоккей», опубликованном 8 ноября, за восемь дней до возвращения Тарасова, – пришла пора, когда нужно одну группу игроков сменить другой… В нашей команде требуется замена сразу нескольким хоккеистам. Да каким! Многократным чемпионам страны и мира!» Не исключено, что интервью это легло на ту чашу весов, на которой разместились проигрыши команды и ее невнятная игра.

Заявив о необходимости замены сразу нескольких ведущих игроков, Кулагин, сам того не ведая, присоединился к голосам тех, кто с первых же минут после появления информации об уходе Тарасова в «академический отпуск» принялся обвинять тренера в хитрости и малодушии. Прикинул, дескать, Тарасов, что основные хоккеисты сдают, что команда нуждается в срочных кадровых переменах, и быстренько «слинял» под надуманным предлогом. «Разговоры такие велись, я о них знал, – признавался позже Тарасов. – И чувствовал отвратительное бессилие – разве объяснишь каждому, что армейцы по-прежнему полны энергии, что команда у нас перспективная, что мне, наконец, и в самом деле было трудно тогда – по состоянию здоровья – проводить матчи чемпионата страны. И я ведь не уходил из ЦСКА навсегда».

Объяснил Тарасов и бессмысленность затеи Кулагина, связанной с обновлением пятерок осенью 70-го.

В первой пятерке играли тогда Михайлов (26 лет), Петров (23), Харламов (22), Гусев (23), Кузькин (30). Кузькин еще многие годы после этого – до 1976-го – оставался одним из лучших защитников страны.

Во втором звене были задействованы Викулов (24), Полупанов (24), Фирсов (29), Лутченко (21), Рагулин (29). В этой пятерке, по предположению Тарасова, «под подозрением были, видимо, Фирсов и Рагулин. И не только под подозрением. С Рагулиным, насколько я знаю, тоже хотели проститься. Фирсова Кулагин готов был отпустить, – продолжал Тарасов, – он никак не поддерживал его и при первой же неудаче снимал с игры, и Фирсов терял веру в свои силы». Спустя небольшое время после возвращения Тарасова Рагулин и Фирсов заиграли так, что «молодые и в мыслях не могли себя равнять с ними».

Третья пятерка, судя по интервью, вызывала наибольшее беспокойство Кулагина: Мишаков (29), Моисеев (30), Блинов (21), Цыганков (23), Ромишевский (29). Да, эта пятерка уступала в мастерстве другим звеньям, но ее можно было не перегружать, наигрывая четвертое – молодежное – звено. Средний возраст хоккеистов трех пятерок – 25 с половиной лет. Это золотой возраст, с хорошей перспективой.

Неудачи, однако, привели к панике. Она была облечена в дипломатичную формулу «поиска оптимального состава третьего звена». Поиски эти Тарасов назвал «бесконечными». Иного определения и не подобрать. «Доходило до того, – отмечал он, – что в одном матче, в одном, подчеркиваю, матче ЦСКА пробовал пять (!) различных сочетаний игроков в третьем звене». Естественно, ни о каком взаимопонимании хоккеистов, ни о каком боеспособном коллективе не могло быть и речи.

Утраченную веру в игроков Тарасов называл «самым большим тренерским грехом. Когда это происходит, – писал он, – в качестве оправдания возникает старый, как спортивный мир, аргумент – “необходима смена поколений”».

Ошибки Кулагина – вполне объяснимые ошибки человека, впервые в тренерской жизни получившего в руки классную команду и собиравшегося доказать, что резкими переменами – в тренировочном процессе и в составе – он в состоянии сделать ее сильнее. Но спрессовать время Кулагину не удалось. Он был отставлен, потом сам уволился из армии и принял предложение «Крыльев Советов», с которыми в сезоне 1973/74 года преуспел, взяв чемпионский титул. С десятком примерно игроков, прошедших школу ЦСКА. В том числе с тройкой Лебедев – Анисин – Бодунов, от которой фактически отказался Тарасов. Когда Кулагина позвали в «Крылья», он пришел к Тарасову посоветоваться. Тарасов сказал: «Надо браться».

Выиграв с «Крыльями» в один год чемпионат и Кубок СССР, Кулагин продолжал пребывать в убежденности, что в ЦСКА в 70-м ему «просто не дали довершить начатое». Он считал, что имел право вносить что-то новое, что-то свое в подготовку команды, руководство которой ему доверили, и настаивал, что работал тогда на перспективу.

Оказавшись же в «Крыльях», Кулагин до основания перестроил тренировочный процесс и сделал то, что в ЦСКА, как ни странно, делал далеко не всегда – резко увеличил объем нагрузок, перейдя на режим трехразовых занятий и заставив своих игроков работать больше, чем работали армейцы. В день знакомства с «Крыльями» Кулагин сказал хоккеистам, что опередить ЦСКА можно лишь в том случае, если превзойти этот клуб в организации учебно-тренировочного процесса.

Два клуба впервые встретились в полуфинале турнира на призы «Советского спорта» в начале сентября 1971 года. Для Кулагина, равно как и для молодых форвардов, только-только перешедших из ЦСКА (Лебедев, Анисин, Бодунов), встреча была сверхпринципиальной. Им было что доказывать. И – кому. В первую очередь – Тарасову.

Счет 3:1 в пользу ЦСКА в середине второго периода рушил, казалось, все доказательства. Но если прежние «Крылья» выбросили бы на лед полотенце, то «Крылья» кулагинские заставили ЦСКА в конце третьего периода удерживать изо всех сил ничью, а в дополнительное время, когда армейцы снова добились разрыва в две шайбы (5:3), едва не вырвали победу. Спасибо Третьяку. Он без устали отбивался от осаждавших его ворота хоккеистов «Крыльев» и пропустил лишь одну шайбу.

Не следует, впрочем, забывать: с 26 августа по 7 сентября того года армейцы сыграли 15 матчей, причем встреча с «Крыльями» пришлась на следующий день после первой финальной игры за Кубок европейских чемпионов с «Дуклой». В Москве чехи были разгромлены (7:0). Матч с «Крыльями» завершился в одиннадцать вечера, в пять утра хоккеисты ЦСКА собрались в своем дворце и через два часа вылетели в Чехословакию, где на следующий день сыграли ответный финал вничью (3:3) и привезли домой чемпионский Кубок.