Текст книги "Слёзы Рублёвки"

Автор книги: Александр Пересвет

Соавторы: Ирина Боур
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Иными словами, она концентрируется на измене и реагирует на неё. Она приспосабливает измену к своей жизни. В результате та навсегда остается с другой.

А женщина умная сразу делает одну важнейшую вещь. Она признаёт это изменение реальности. И признаёт тот факт, что ей теперь в этой реальности – жить. Она перестаёт копаться в себе и в причинах несчастья. А принимает программу рационального выхода из ситуации и… И – да, формирования новой! С тем же мужчиной или – что чаще – с другим. Но она в любом случае нацеливается на успех.

– Никогда не живите прошлым, Настя, – подвёл я итог этим рассуждениям. – Его не вернуть. Но жизнь – круглая, как земной шар. Только на земле мы можем позволить себе стоять или лежать, а жизнь сама убегает назад. Причем угловая скорость этого вращения-убегания с возрастом только увеличивается. Но в этом есть и положительный момент: с каждым новым вынужденным шагом, что заставляет нас сделать это вращение из прошлого в будущее, в настоящем открываются новые горизонты. И перед нами встают новые цели.

Если всё время оглядываться назад… там вы уже всё равно ничего не измените. И можете лишь бессильно наблюдать. А можно нацеливаться на те вещи, что открываются впереди. Прошлое не рационально. Рациональна – цель. И рациональны те мысли, которые вы направляете на обдумывание путей её достижения.

И тогда вы сами себя направляете к успеху. И здоровью. Ведь вам некогда тратить время на унылые мысли и упадочнические чувства. Воспоминания вы используете только как копилку опыта. Вы освобождаете себя от зависти, ревности, злобы, беспокойства. От страха. Вы всего этого не подпускаете к себе.

А не подпуская к себе отрицательные мысли и такие же чувства, вы тем самым… становитесь здоровее!

Физически здоровым!

И по очень простой причине.

Мысль влияет на эмоции. А положительные эмоции способствуют образованию в мозгу эндорфинов. А уже они благотворно воздействуют на иммунную систему. И всё – круг самоочищения замкнулся! Лучше мыслишь – легче дышишь! Буквально так!

А теперь вспомним, что в мозгу вырабатывается более пятисот различных гормонов, которые регулируют жизнедеятельность практически всех систем организма. Оцените ситуацию оптимистично – и организм благодарно вам поклонится. И поможет преодолеть настоящую беду. Подумайте о чём-то позитивно – сами вбросите в своё тело вырабатываемые в нём же лекарства.

А если ещё добавите и ту специальную гимнастику, которая подталкивает системы организма к ещё более активной борьбе за здоровье вашего тела – оно, здоровье, будет несокрушимо!

– Да, – чуть смущённо сказала Анастасия. – Сначала, после всего этого… ну, понимаете… у меня опять было появились боли. Но я увеличила время, отводимое упражнениям – и сразу полегчало!

– Так и должно быть, Настя!

Но теперь мы подошли к новому этапу. Главному. Мы будем с вами вновь отстраивать… нет, не вашу семейную жизнь! Я, как уже сказано, – не семейный доктор и не консультант по вопросам брака.

Нет, мы с вами – и Виктором, пусть пока отдельно от вас… – отстроим наново вашу жизнь. Такую, какой она должна быть. Со смелым взглядом вперёд и оптимистичным взглядом вокруг. И с положительными эмоциями. И это будет тем легче, что учёными доказано: девяносто процентов того, о чём мы беспокоимся, не осуществляется! Так зачем на этом концентрироваться?

И вот тогда, – тут я высказался как-то слишком торжественно; поменьше бы надо пафоса… но уж больно я хотел заразить её энтузиазмом. – Тогда я уверен: и семья ваша восстановится. Потому что она органична. И как только мы уберём из жизни всё, что искривляет это ваше органичное семейное строение – вы никуда друг от друга не денетесь!

Х.11.

– Мне всё-таки не удалось от них уйти, Витя.

Матвей выглядел не очень. Но бодрился.

– Там была третья машина. Она приняла меня подальше… впереди. Подошли уверенно, по-хозяйски. А я – раненный… Потребовали полную несуразицу. Что-то вроде платы за транзит. А потом… взяли в оборот. Из-за предприятия…

У Серебрякова ходили желваки на скулах. Сергей, водитель и для этой командировки уж точно – охранник – с тревогой смотрел на босса. Всю дорогу он уговаривал только получить информацию и ничего не предпринимать в самом городе.

Серебряков был с этим согласен. Месть то блюдо, которое подают холодным. Но сейчас сдерживаться было трудно. Он переживал за человека, который до последнего пытался отстоять их общие интересы. Пострадал, можно сказать, из-за него.

– Поначалу мне казалось, что это обычные отморозки, – продолжал тяжко Матвей. – Не девяностые годы, всё давно поделено… и все, в основном, играют по правилам. Залётные, думаю…

Он помолчал, тяжело дыша.

– Уверен, что залётные. Наших бы я вычислил. Да и юристы у них наготове, нотариусы… А главное – проговорились они… Думали, я не слышу из другой комнаты. Они нового, своего человека, к торговой сети 'Днепровский' подключают. А тут все знают, что она не местным принадлежит… Москвичам.

11.

Первое прямое нападение на сеть сбыта Серебрякова произошло возле Смоленска. Матвей, его тамошний доверенный дилер, позвонил из больницы. И рассказал, что его фирму у него попытались отобрать. Чисто бандитскими методами…

* * *

Чёрный автомобиль оттолкнулся от обочины мягко, словно мячик. Оттолкнулся и наискось пошёл за Матвеем. Чуть спереди отъехала вторая машина, тоже с литовскими номерами. 'Коробочка' была классической…

Та-ак, приехали.

Но не на таковского напали, решил Матвей тут же, утапливая педаль газа в пол. Разбираться с вами прямо здесь я не собираюсь. Вот добежим до Орши, а там видно будет.

Жалко, не хватало времени взять трубку и позвонить ребятам, чтобы встретили. Давно ведь говорил себе, голова садовая, что надо эту штучку на ухо купить, с микрофоном, чтобы говорить, не отрывая руки от руля. Хотя… всё равно – номер-то набрать тоже сейчас некогда. Руки от руля уже не отпустишь…

Кто бы это мог быть? – плавал вопрос по краю сознания. Вроде бы давно всё успокоилось, мы никому на мозоль не наступали, на нас никто не наезжал. С 'крышей' вопрос давно решили, хорошая 'крыша', 'красная'. И годы уже не девяностые…

Недавно, правда, казаки какие-то нарисовались. Но после разговора за 'рюмкой чая' всё поняли, откланялись вежливо и ушли.

Так что не то. Поднимать тему вновь они бы сейчас не стали.

Матвей всё прибавлял и прибавлял газу, стараясь успеть набрать скорость до пересечения курсов и возможного столкновения. Это только неопытные водилы при угрозе со стороны соседнего агрессивно ведущего себя автомобиля стремятся притормозить. А то и остановиться. И попадают на проблемы. Но Матвей был водителем опытным. Ещё в девяностые занимался перегоном машин через Польшу и Белоруссию, так что в подобных переделках побывал. И прекрасно знал: доберёшься до ста шестидесяти – ни один мазурик не осмелится совершать рядом с тобой сложные манёвры. Тут малейшая неправильность при повороте руля может стоить головы.

Нападавшие, похоже, тоже знали этот принцип. И передняя машина стремилась придавить его, не дать ни скорости, ни пространства, в то же время чутко реагируя на все его движения.

Тем временем сзади-справа неумолимо приближалась тяжёлая чёрная 'бэха'.

'Коробочка' становилась всё более тесной.

Так, решил Матвей. А вот сейчас я вас буду наказывать.

Холодок опасности заставлял пузырьками закипать кровь.

Снизив под давлением передней машины скорость до 110 километров в час и уже видя справа, как пассажиры 'бээмвэшки' машут ему руками, делая знаки остановиться, он переключил рычаг своей типтроники на ручную передачу. Быстро передёрнул на третью – и буквально прыгнул вперед, за секунды разогнавшись до ста пятидесяти, хищно нацеливаясь на левое переднее крыло первой машины преследователей.

Это старый, но верный способ: противник либо не выдерживает психологически, либо ты, пожертвовав правой накладкой бампера, закручиваешь его вокруг оси.

Главное – не переборщить, чтобы не вмазаться слишком глубоко, иначе и сам закрутишься вместе с ним…

…Психология сработала: передний 'дух' резко шарахнул по тормозам и увернулся от столкновения. Был вынужден затормозить и второй. Матвей же тем временем вырвался на простор, гоня стрелку спидометра к 180.

Ничего не было ещё решено. Это он знал. 'Бэха' – машина мощная, она его снова догонит. Единственная гарантия – держать высокую скорость, чтобы им было сложнее снова зажать его.

Но Матвей запомнил, как они затормозили…

Надо же… Когда не нужны менты – они тут как тут. А вот сейчас – ну хоть бы один! За помощью к нему обращаться, конечно, бессмысленно, – но можно проскочить на скорости, чтобы он бросился к рации и поднял более серьёзные силы. Будут злиться, конечно, на капот положат, но там уж как-нибудь разберёмся.

Да, но это тоже – ежели менты не в доле. А то ведь примут, а потом этим, неизвестным преследователям дружески и передадут…

Что же это такое, лихорадочно продолжал размышлять Матвей, ловя в зеркалах манёвры чужих машин. Кто? Что не так сделал? Чей интерес на себя обратил?

Оп-па! Интерес!

Да! Интерес к нему проявляли и до этого.

Сначала прислали пару писем по емэйлу, с вопросом-предложением, не хочет ли он хорошо заработать на своем бизнесе, выгодно продав его.

Матвей не хотел. Слишком много лет он занимался чёрт-те чем, дабы лишь заработать лишнюю копеечку. Которая, как только ты её заработаешь, исчезает в неведомые копейкины дали ещё до того, как ты сообразишь, как её с толком потратить. Чего только не делал! И машины перегонял, и палатку открывал, и фирму строительную создавал, наивно гордясь, что он, Матвей, называется теперь 'генеральным директором'…

Даже в Чечню съездил, 'боевых' подзаработать.

Нет, жил он, по смоленским масштабам, – грех жаловаться. Пока хватало энергии и возможностей, позволял себе даже в одиночку содержать семью, давая жене не работать. Собственно, работы у той просто не было – спрос на музейных служителей практически исчез. А переквалифицировать в кассирши… Это она попробовала разок. Через три месяца на неё навесили материальную ответственность, а ещё через месяц спросили за какую-то уж очень невероятную недостачу.

Матвею тогда даже пришлось обращаться к друзьям по Чечне, чтобы помогли призвать к порядку зарвавшихся хозяев.

Помогло. Расплющенный по стене охранник да сдвоенный удар ладонями по ушам генеральному директору – очень болезненно! – убедили руководство фирмы в ошибочности своих действий. Подкрепили это убеждение два развороченных компьютера – самого генерального и главного бухгалтера, хард-диски которых нашли себе новое пристанище в сумке одного из визитёров. Они ж не отморозки какие, угрюмо скалясь, сообщил он. Они за справедливость. Вот изучат финансовые документы компании и точно скажут, кто прав, кто неправ в этом досадном расхождении во мнениях. А с ответом не замедлит явиться местный УБЭП, где служил один из 'чеченцев'.

УБЭП не явился, что, впрочем, стоило фирме-шакалу достаточно круглой суммы. Очень круглой – причитающуюся его жене 'за обиду' часть они даже смогли вложить в ту самую строительную фирму.

Тем не менее это были разовые удачи, Хотелось чего-то поосновательнее. Стабильной работы со стабильной зарплатой. Чтобы что-то капало на пенсию.

Здоровьишко, опять же, – требует. Незаметно подкатила старость. Уже не тянет к выпивке – нет в ней теперь того вкуса, как в юности. Да и чтобы заиграла она внутри, надо выпить очень много – и, значит, следующий день провести в тошноте и в ожидании мстительных протестов печени…

Уже, честно говоря, и от женщин нет той радости, что в молодости…

В общем, возраст подступил…

А стабилизация, между тем, происходила в стране, а не у него. Бурная вольница начала и середины девяностых всё больше закостеневала. Вокруг всё меньше места находилось для самостоятельных, мелких строительных бригад, автосервисов в собственном гараже и одиночных продовольственных палаток, кормящих лишь хозяина и двух продавщиц с Украины. В городе всё больше появлялось крупных фирм – и филиалов крупных фирм – которые, впрочем, хорошо платили только своим высшим менеджерам. И требовались там не опытные, тёртые в поиске собственного куска хлебы мужики, а образованные лощёные клерки. Выпускники вузов по специальностям, значения которых и со словарем не поймешь… Мерчендайзинг, м-мать!

Так что когда его общие знакомые связали с Серебряковым – случайно практически, – он сразу согласился с предложением открыть здесь, в Смоленске, представительство фарфоровой фирмы. Работа была стабильной, постоянной. Доходы можно было надёжно прогнозировать. И это была уже не палатка.

А дальше Матвей постепенно оброс и другими делами. Притулился к нему магазин автозапчастей – взял в нём долю. Открыл прилавок автосувениров. К сувенирам кое-какие заказчики от магазинов потянулись. В общем, можно жить!

Правда, пришлось уже по-серьёзному – не мент с санврачом прикормленные – выходить в острый мир отношений с государством. Но постепенно и тут всё наладилось. Друг из УБЭП помог. Отыскались общие знакомые – город-то небольшой, – с чиновниками сошлись, договорились об интересах…

И потому непонятен был Матвею вот этот вот 'наезд' на трассе. Вот уж действительно – наезд!

Но что ни думай, а надо биться, ибо налётчики не отставали.

На ста шестидесяти неизвестные понемногу начали снова настигать его. Это пока не страшно. На ста шестидесяти только дурак осмелится кого-либо зажимать – на такой скорости любое неверное движение может стоить жизни.

Он дал им себя нагнать.

Правый автомобиль снова поравнялся с ним, задний подобрался почти под бампер. Сигналят.

Матвей чуть придавливает педаль газа ещё, дожидается, пока задний снова начинает его подпирать, и на мгновение прикасается к педали тормоза. Нет, не для того, чтобы остановиться – просто хорошо настроенная 'лягушка' тут же зажигает красные фонари.

Водитель, что сзади, рефлекторно бьёт по тормозам, и его начинает заносить. Некогда за ним наблюдать, Матвей только успевает заметить, как тот дёргается, пытаясь удержать машину.

Теперь надо быстро рыскнуть чуть вправо, чтобы сбить с дороги второго. Манёвр рискованный. Его стоит проводить тогда, когда у тебя наступает убыстрение сознания. Опытные водители, особенно автогонщики, знают, что такое бывает в критических ситуациях. Тогда ты соображаешь и реагируешь настолько быстро, что всё вокруг кажется тебе замедленным.

Однако сейчас это спасительное чувство к Матвею не приходит. Всё происходит так быстро, что руки сами дергают баранку туда-обратно. Его машина сваливается вправо и начинает ёрзать по дороге – но держится, держится, держится, милая! Зато тот, что летел справа от него – ему бы прямо держать, и он бы противника 'сделал'! – тоже отваливает. Но резко, слишком резко. Слышится удаляющийся визг тормозов, хлопающий звук удара об ограждение трассы, и чёрный автомобиль замирает у обочины, подняв к небу мятую лысину капота. Второго выносит на разделительную полосу, и он нелепо прыгает по газону, круша свою подвеску и кроша зубы пассажиров…

Вот только Матвей рано радовался. Словно из воздуха – ведь не было же никого на трассе! – прямо перед ним материализовалась третья машина. И подставила ему левое крыло…

* * *

Было ещё несколько уже физических нападений на его дилеров. Всякий раз – по-разному. И системы снова, на первый взгляд, не было.

И в то же время система чувствовалась… И вела она к тому, что дела Серебрякова шли всё хуже и хуже. Продажи по-прежнему падали.

Но один случай снял у Серебрякова все сомнения.

* * *

Сергей Лодкин имел уникальный бизнес. По крайней мере, для Перми. Он торговал старинной радио– и звуковой аппаратурой.

Конечно, лишь в известном смысле слова. Старинная для сего дня – это 70–80 годы прошлого столетия. Тогда производители уже ведали, что такое транзисторы. И аппаратуру для широких слоёв потребителей – Серёга называл их 'гражданскими' – выпускали сплошь на кремниевой основе. Но знатоки и тогда, и сейчас понимали прекрасно: такого звучания, какое даёт качественный ламповый усилитель, не даст никакой транзисторный.

Для широкой публики, для 'гражданских', тут всё было приемлемо. Мощность, широта, частоты. К тому же с возможностями чисто компьютерной обработки и улучшения звука. Для всех этих попсяр, за которых поёт и играет именно компьютер – самое то. Но настоящие музыканты, специалисты, мнения не меняли – настоящий звук идёт только через лампы. Ламповые фильтры даже по объективным, природным характеристикам, давали лучшую полосность звука, чем более современные аналоги.

Почему так происходило, сказать трудно. Сергей в этот вопрос глубоко не вдавался. Было и всё.

И Лодкин заказывал такую аппаратуру везде, где только мог. Отыскивал через интернет, через базы данных музыкантов, через знатоков, через коллекционеров. У него самого была уже вполне солидная база данных. Которая, по нынешним временам, сама становилась всё более ценным товаром. Если бы он задумался о её продаже.

Вот только бизнес это был длинный. И слишком дорогой. Сначала соответствующий аппарат надо было заказать. Чаще всего – в Америке. Там довольно бережно относились к подобного рода артефактам. И сохранилось их довольно много. Что, впрочем, не мешало им раздражающе уверенно дорожать: не в одной России специалисты знали цену ламповой аппаратуре.

Заказал – надо оплатить. Это не вопрос, для таких дел у Сергея была фирма-оператор. Которая, собственно, и заключала контракты и проводила платежи через границу. Проблемы начинались потом. Когда заказ потихоньку добирался от Аппалачей до Урала, а всё это время немалые деньги были выключены из оборота.

Затем – доставка, растаможка, проверка целостности товара. Тут возможны были всякие сюрпризы. Скажем, объявляет некий таможенный деятель, что аппаратура – военного назначения. Чем это грозит обороноспособности России, оставалось неясным, но крови выпить и нервов у него, у Сереги, вымотать по этому поводу – тут возможности необозримые. Тем более что обе стороны прекрасно сознают: речь идёт всего лишь о 'неформальной' торговой сделке строго между ними. И придирки одного и упрямство другого всего лишь были плюсами и минусами в формировании цены. Цены выкупа товара.

Хотя, впрочем, бывало, проходило и без всяких трений тоже.

Или, например, выяснялось, что некоторых деталей в аппаратуре не хватает. И было совершенно неясно, к кому по этому поводу обращаться. В спецификации есть, а по факту – нет! Американцы не поставили? Возможно, но не докажешь. По их бумагам всё правильно. Почтовики руку приложили? Тоже не исключено, хотя пломбы все на месте. Таможня? А чёрт её знает, может, и она. Только тоже ничего не докажешь. Да лучше и не доказывать.

Правда, и маржу Сергей имел на этом тоже приличную. Потому, собственно, и держался за этот бизнес.

Но для гарантии от случайностей и неприятностей, да просто от нежданных потерь и пауз в доходах взялся он за параллельный бизнес. Через третьи руки, через приятелей столкнулся как-то с вопросом торговли фарфором. Точнее, кто-то был знаком с кем-то, к кому обратился московский поставщик с темой организовать в Перми магазин. Чтобы тот входил в сеть дистрибьюторов данного товара. По сути, сказали, речь идёт в перспективе о создании филиала московского производства.

Лодкина в городе знали как человека предприимчивого и рискового. Готового и способного ввязаться в новое дело, даже если оно попахивает авантюрой.

А тут попахивало. Про фарфор Сергей знал только то, что он белый и бьётся. Какой-то сервиз – точнее, его остатки – в доме были. Унаследованные ещё от матери, которая в своё советское время, как и все интеллигенты, 'вложила деньги' в столовый набор.

Да, ещё знал Сергей, что в ГДР делали какой-то ценный сервиз под названием 'Мадонна'. Еще когда ГДР существовала, он как-то поехал туда по туристской путевке. И его поразило, как по прибытии в Дрезден, когда основная часть группы пошла на экскурсию в Дрезденскую галерею и 'Грюнес Гевёльбе'… Где рассматривала великолепнейшие, чудеснейшие вещи. А часть тёток чуть ли не с воем сорвалась с места и побежала в какую-то только им известную подворотню. И обратно в автобус они заявились кто с одним, кто аж с двумя сервизами. Гордые и лучащиеся от удовольствия. Долго ещё рассуждали, какое это удачное вложение денег. И как дорого можно будет перепродать потом этот товар в Союзе.

Как бы то ни было, Сергей предложением заинтересовался. В принципе, магазин есть. Клиент у него – по-своему тоже элитарный. Есть деньги на эпохальную аппаратуру – значит, жёны найдут денег и на красивую посуду. А далее, размышлял Лодкин, можно будет действительно развернуться в эксклюзивного поставщика по точкам уже на местах. В тот же Челябинск, к примеру. В Пермь, к Роджеру. В Курган.

Такие перспективы обрисовал ему и поставщик, Виктор Серебряков, когда Серёга приезжал к нему в Москву.

Принимали воистину великолепно. Жалко, что после одной истории Лодкин был в завязке. Поскольку подчас выпить за компанию с Серебряковым хотелось нестерпимо. Где он только берёт такие напитки?

И как застольный собеседник Виктор был великолепен. Неистощим на истории, на байки, на интересные темы. Вот уж никогда Сергей не думал, что ему будет интересно рассуждать о том, был или не был Большой Взрыв, в результате которого якобы создана наша Вселенная… Или размышлять на тему, не является ли наш мир одной большой компьютерной игрой для неких запространственных… э-э… эгрегоров. Которые, по сути, нами и управляют, как какой-нибудь любитель 'Цивилизации-2'…

И в то же время впечатляла совершенная деловая хватка Серебрякова, его умение мгновенно перестраиваться с тем общих, забавных, на конкретный деловой лад.

И предложения его были весьма приемлемы. Давал продукцию на реализацию. И полученные суммы готов был оставлять Сергею на развитие. В форме как бы беспроцентного кредита. До определённого уровня, разумеется. После которого надо было и погашать кредит, и делать перечисления. Процент, из которого должен был работать Лодкин, был тоже вполне бодрящим.

В результате Сергей подписал договор.

Надо сказать, что работать с Серебряковым было неплохо. Партнёром, правда, он был жёстким. Дырки в отчетности вычислял мгновенно, и после пары попыток поиграть с цифрами Сергей зарёкся это делать. Слава Богу, удалось изобразить эти попытки как проколы бухгалтерии. Неизвестно, насколько в это поверил Серебряков, но внешне в его поведении ничего не изменилось. И когда он как-то заехал к ним в Пермь с контрольным визитом, то был всё так же открыт и распашен.

Так продолжалось года четыре. Бизнес вполне наладился. Хотя, откровенно говоря, миллионером на нём Сергей не стал. Это было, пожалуй, и невозможно с тем объёмом спроса, что мог обеспечить Урал. Товар всё-таки 'долгоиграющий'. И хоть в последние годы благосостояние людей начало расти, что тут же отразилось на торговле, бурных взлётов ожидать было трудно. Но это был тот плавучий якорь, который стабилизировал весь Серёгин бизнес. Когда заказы на аппаратуру заставляли себя ждать, на поверхности его поддерживал фарфор.

За это время Лодкин и в самом деле организовал дополнительные точки в Екатеринбурге и Челябинске, через которые сбывал определённые партии товара каждый месяц.

При этом он тщательно берёг свою независимость. Не от Серебрякова конкретно, а – вообще. Серебряков пока ещё не Билл Гейтс, чтобы гордо вывешивать на стенку грамотку с информацией, что ты являешься его эксклюзивным и полномочным дилером. Главное, что Лодкин таким по факту является. Без всякой грамотки. А дел у него может быть ещё много и помимо торговли посудой. Та же аппаратура. То же партнёрство с бывшей женой. Которая нашла свои ходы к администрации и теперь издавала за её деньги какие-то справочники и каталоги.

Он так и сказал Серебрякову, который как-то заикнулся на предмет, как бы Серёге войти в его дилерскую сеть напрямую. Дескать, юрлицо своё береги, сколько хочешь, антиквариатом своим торгуй – а мою продукцию реализуй через мою дочернюю фирму. Дескать, надёжнее так. Всё в одних руках, трудно будет со стороны подкопаться.

Лодкин тогда отказался наотрез. Хотя, собственно, никаких проблем в том, чтобы зарегистрировать и возглавить ещё одну фирму, не было. Но он всегда был независим. Даже тогда, когда первым в городе, ещё даже до начала реформ, открыл свой магазинчик электронной техники. И даже был тем самым эксклюзивным дилером 'Филипса', каким сегодня стал для Серебрякова. С грамоткою.

Только тогда всё это было как раз новым, завлекательным: диплом на стене, голографические печати, визитки, где написано волшебное слово 'Sony'…

Даже когда он платил бандитам, они не претендовали на его самостоятельность. Напротив – в меру своих возможностей защищали от попыток поглощения более крупным бизнесом, что после всех пертурбаций начала девяностых стал всё более уверенно обосновываться в их городе.

Если бы не та война между их бандами, о которой взахлёб писала вся пресса, то неприятной истории могло бы и не случиться…

* * *

Тревожный сигнал пришёл из Челябинска. Магазин, через который Лодкин сбывал фарфор, без объяснения причин разорвал с ним договор. Тамошние владельцы были даже готовы выплатить неустойку за преждевременное расторжение соглашения. Но настойчиво стояли на своём: 'Этот товар нам невыгоден, забирайте'.

В чём была подлинная суть демарша, Сергей выяснить так и не сумел. Буквально чуть ли не вчера всё было ещё нормально. Они созванивались с директором, тот доложил, что новую партию товара получил благополучно, уже выставил на прилавок, выразил, дипломатически говоря, готовность развивать дальнейшее сотрудничество… И практически вдруг, сразу, через ночь, переменил позицию на сто восемьдесят градусов!

Сергею пришлось самому лететь в Челябинск, забирать товар, искать новую точку.

Директор магазина во время разговора то прятал глаза, то вдруг вел себя нагло-вдохновенно, заявляя, что всегда лишь мучился с этим фарфором, что продажи идут так себе, что на этом месте он развернёт другой товар, который начнёт приносить барыши куда большие и немедленно. Очевидно было, что за мужиком кто-то стоял, но было непонятно, кто.

Это выяснилось скоро. Когда однажды к Лодкину в офис вошли двое парней в хороших костюмах, очень интеллигентно попросились к директору, и в кабинете выложили без обиняков:

'Ты работаешь с Серебряковым. Бизнес у тебя, правда, маленький, кисленький. Но мы решили тебе помочь в развитии. У тебя ведь ООО? Позвони вот по этому телефону. Там тебе помогут перерегистрироваться в ЗАО. Чтобы мы могли вложиться в акции твоего магазина'.

И внимательно и цепко смотрели ему в глаза, пока Сергей судорожно искал подходящий ответ на это предложение.

Видимо, удовлетворившись произведённым впечатлением, более старший из посетителей продолжил:

'Уставной капитал мы тебе рекомендуем установить в размере ста тысяч. Долларов. Маловато, конечно, но больше ты пока не потянешь. Наша доля – 51 процент. Мы её вносим немедленно, чтобы тебя ничего не задерживало с регистрацией. Вот…'

И на стол перед Лодкиным лёг… червонец. Десять рублей.

Сергей страшно растерялся. Призыв поделиться был знаком. Это было даже нормально. Те, кто работал с продажами в девяностых годах, подобным – 'простым' наездам уже не удивлялся. Тем более, что обычно было к кому обратиться за помощью, а процесс взаимодействия, в том числе и финансового, с 'крышами' был отработан до тонкостей.

Сергей ожидал даже требования включить их человека в число работников фирмы, чтобы тот получал зарплату, значительно превышавшую все остальные, вместе взятые. Но такого вот откровенного и наглого отбора своего бизнеса он не ожидал никак.

'Мало', – сумел он лишь сказать пересохшими губами.

Посетители радостно согласились:

'Конечно! Мы тоже так думаем'.

'Мы даже и на заседании правления это говорили', – нагло-сочувственно добавил младший.

'Но нас не послушали, – продолжил старший. – Поэтому придётся тебе добавить недостающую сумму. Сам понимаешь, закон надо соблюдать. Так что вот тебе реквизиты, на которые ты перечислишь недостающую до пятидесяти одного процента сумму, а уж потом мы её зачислим на счет АО'.

Иными словами, у него отбирали бизнес и ещё предлагали заплатить за это!

…Сергей не взял у них десятку. И не стал ничего делать. Вообще ничего. Только рассчитался с людьми и закрыл магазин.

И очень скоро остро пожалел об этом. Нет, утюгов на живот ему никто не ставил. Не те времена. Ему даже не угрожали. Просто позвонили и выразили сожаление, что он не пошёл на сотрудничество.

До Серебрякова он дозвониться не смог. Отправил сообщение по мэйлу, но когда тот его прочтёт…

А уже на следующий день к нему в магазин ворвались собровцы. Устроили обыск – вернее сказать, разгром. А его, вызванного на место, хозяина, заковали в наручники и долго, со смаком колотили в автобусе. А потом некий оперативник – Сергей так и не сумел прочесть его 'корочку' залитыми кровью глазами – в гражданском внимательно смотрел на него. И спрашивал, не захочет ли гражданин Лодкин дать добросердечное признание в отмывании криминальных капиталов. И как он смотрит на перспективу найти у него наркотики, чтобы уж сразу закрыть его в СИЗО, где гражданина Лодкина можно будет допросить, не сходя с места.

Сергей понял всё сразу.

Он сказал: 'Три'. Чем вызвал оптимистичный смех молодого оперативника.

'За три, – ласково ответил тот, – мы к тебе сейчас домой поедем. Проверим, не прячешь ли ты 'дурь' в вещах своей дочки'.

Сошлись на восемнадцати.

Он и тогда ещё не сдался. Но после визита в травмпункт, где снял побои, ему позвонил участковый. Сергей был с ним в добром знакомстве с тех пор, как когда-то регистрировал охотничье ружьё. Пару-тройку раз распивали коньячок, когда участковый заходил проверить условия хранения оружия, болтали кратенько о том, о сём, когда встречались во дворе…

Теперь милиционер был официален.

'Сергей Борисович, – сказал он. – Вы хороший человек, я вас давно знаю. Но мне вот поступила бумага из травмпункта, которой я обязан дать ход. И меня попросили помочь вам, из-за чего справка пришла ко мне, а не в отделение милиции по месту избиения. Оттуда её уже будет не вытащить…'

С участковым сошлись на двухстах долларах и закрытии дела вследствие бытового характера травм, полученных во время ремонта дачи…

Вечером он дозвонился до Серебрякова. Тот слушал очень внимательно. Затем сказал:

– Так. Ты не беспокойся пока. То есть беспокойся, конечно, но ты не первый. Между нами, конечно… И я не знаю пока, кто за этим стоит. Ты только держись. Я его найду…

Но держаться было невозможно. Потому что затем была налоговая. Причём абсолютно в своём законном праве. Ведь Сергей действительно занимался изредка обналичкой. Как все. Да и в деятельности магазина, с его наличным оборотом, полной чистоты перед законом никогда не добьёшься…