Текст книги "Мёртвые душат. Мертвые пляшут (СИ)"

Автор книги: Александр Бреусенко-Кузнецов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 63 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

   Проехавшись по Звонкому ручью и преодолев Большую тропу мёртвых, Дрю углубился в кленовый лес, в котором у посланников Смерти была секретная башня. Стояла она в самой чаще и прикрывалась от непосвящённых специальными чарами.

   В башне ему встретился посланник Кайл из Хэрда, хороший знакомый, с которым они учились в университете Приза. Дрю рассказал Кайлу обо всём, что с ним произошло, и попросил разузнать о причине такого приёма в Цанце. У Кайла было срочное задание, но, видя бедственное положение товарища, он согласился свернуть в Цанц и всё разузнать. Приехал уже на следующий день – с озадаченным лицом.

   – Плохи твои дела, дружище, – сказал он. – Весь Цанц с окрестностями считает тебя пособником Живого Императора, встань ему кость поперёк горла. Я даже не пытался их переубеждать, чтобы не приняли меня за сообщника. Они на мои вопросы и так косились. Знаешь что? Отлежись в этой башне, сколько можешь: никто в городе о ней не знает. А я сейчас больше ничего сделать для тебя не могу.

   Дрю отлёживался, заживлял раны, почитывая на своём вынужденном досуге ранее собранное досье на Чичеро. Он надеялся, что ему ещё придётся встретиться с тем ложным Чичеро, с которым он виделся на приёме у Цилиндрона, и уж тогда он выведет самозванцев на чистую воду. А для этого надо хорошо знать биографию собрата по Ордену.

   Чичеро (Кикеро) Кройдонский родился в Кройдоне, что в Серогорье, весной 230 года Второй эпохи, в мелкопоместной дворянской семье. Как младший сын, поместья не унаследовал. Первые пятнадцать лет провёл в Кройдоне, затем отправился на юг, в Адовадаи, где сошёлся с девицей Бланш из Флёра (Плёра), с которой прожил вне брака девять лет – до 254 года Второй эпохи, когда упомянутая девица была похищена неизвестными драконами (ничего себе!). Надеясь отбить возлюбленную у драконов, добрался до Карамца, где потерял их след.

   Из Карамца вернулся в родной Кройдон, где, поскольку продолжал интересоваться вопросами борьбы с драконами, сошёлся с заклинателями стихий из круга некроманта Гру (Гржу). В следующем, 255 году Второй эпохи (от основания Порога Смерти), перешёл в посмертие с целью обрести неуязвимость в битве с драконом. Обрядом управлял некромант Флютрю (Плютрю) – ученик Гру. В ходе обряда имел незначительные (в пределах нормы) потери памяти, впоследствии восстановленные.

   Попыток выслеживания драконов больше не предпринимал.

   Следующие десять лет – до 265 года Второй эпохи – провёл в Кройдоне, проходя учёбу у пребывавшего там магистра некрософии Гру, после чего отправился в Западное Запорожье. Учился в университетах Абалона (266-267), Кадуа (268-269) и Приза (270-273). В 283 году Второй эпохи, согласно закону некрократии о воинской повинности мёртвых, вступает в четырнадцатую тьму войска Восставших из Гроба, в составе которого участвует в боевых действиях против Восточно-Человеческой империи. Ветеран битвы за Отшибину (1 год Третьей эпохи). После победы некрократии вновь посещает Карамц (2-3 годы Третьей эпохи), Адовадаи и Флёр (4 год). Ещё в Карамце подаёт прошение на имя Владыки Смерти о вступлении в Орден посланников Смерти, в ожидании ответа едет по Большой тропе мёртвых в Западное Запорожье. В 7 году Третьей эпохи – допускается к инициации, с 9 по 14 годы путешествует в нижний мировой ярус, посещает Владыку Смерти в подземном чертоге, возвращается полноправным посланником Смерти. В 15-45 годах выполняет секретные миссии в Западном Запорожье (города Дахо, Циг, Бон, Кулют, Приз, Дрит, Харбор).

   С 46 года Третьей эпохи направлен с миссией в Нижнюю Отшибину и Серогорье, где неоднократно посетил город Кройдон, селения Стубр, Дыбр, Ырон, Шенк, Чинг и Квинт.

   В свободное время от выполняемых миссий отлучался из Отшибины, вновь посещал Флёр, Карамц и Адовадаи (в 47 году Третьей эпохи) и Карамц, Адовадаи, Флёр (в 49 году).

   По мере углубления знакомства с биографией Чичеро на лице Дрю расширялась кривая улыбка. Что ж, вот о чём он спросит зарвавшихся карликов, прикидывающихся посланником Смерти: кто такова Бланш из Флёра?

Глава 21. Некромантская дочка

   Лёгкость, с которой великан Плюст его отпустил, Чичеро обескуражила. Случилось это так. Однажды утром, ещё до завтрака, один из стражников пригласил посланника на пятый ярус, в великановы личные покои. Пришлось идти, хотя очень не хотелось.

   Чичеро пошёл к Плюсту в полном составе: все три карлика сидели на своих местах, невольно создавая впечатление, будто посланник с прошлых дней несколько поправился.

   Когда Чичеро поднимался по лестнице, ведущей на пятый ярус, он любовался висящими тут картинами великанов почти что в натуральную величину. Некоторые из картин, представших его взору, выглядели повешенными позже прочих. Их с трудом втелющили на свободные места между картинами, висевшими ранее.

   Поскольку это были в основном портреты, создавалось впечатление, что изображённые на них великаны пытаются пролезть в каждую щёлочку. Причём Лимну, который ради справедливости сидел сегодня сверху, эти портреты показались странно знакомыми, но он не был уверен в своей догадке, пока среди них не нашёл пейзаж, изображающий замок Мнил. Эти картины были уже лишним подтверждением версии об ограблении Плюстом доброго Ома с помощью карлицы Бокси.

   Вслед за стражником Чичеро прошёл в самую большую – центральную – башню замка, ту самую, с флюгера которой срывались синие молнии. Внутри башни ничто не свидетельствовало об оборонном её назначении. Здесь стоял высокий стул – уменьшенная и расширенная (приспособленная для задницы великана) копия сидения Владыки Смерти, а также того стула, на котором в Цанце восседал Цилиндрон.

   – Здравствуйте, посланник Чичеро, – сказал Плюст непривычно мягко и вежливо. – Мои гостьи хотят уже отправляться в замок Окс, и я при всём своём желании не могу их задерживать. Они просили отпустить с ними также и вас, но обещали вернуть вас в скором времени.

   Чичеро поклонился, пряча радостную улыбку. А великан продолжал проникновенным тоном:

   – Нам с вами, Чичеро, так и не пришлось, по сути, пообщаться в Глюме. Дела, знаете, пятое-десятое... Эх, да что говорить: мне жалко вас сейчас отпускать. Сейчас, когда многое не обсуждено, – Плюст в сокрушении шмыгнул носом, – я бы в жизни своей посмертной вас не отпустил, если бы не дамы! Так что вас, Чичеро, я отпускаю, но с тем же условием: поклянитесь, что месяц спустя вы без напоминания вернётесь в мой замок!

   И только-то? Тут Чичеро с серьёзным видом кивнул хозяину:

   – Клянусь! – так легко бывает клясться, когда тебя нет!

  * * *

   Свободен! По дороге посланник обнялся с Бларпом Эйуоем, шедшим к трапезной палате с особым таинственным видом (то ли заготовил для произнесения очередную легенду, то ли это с ним провела последнюю ночь неудержимая госпожа Кэнэкта). Можно было зайти в свою комнату, но Чичеро не стал этого делать: все карлики находились при нём, все ценные вещи были утеряны. И он уселся в повозку великанши Клюп, запряжённую белыми лошадьми, постепенно осознавая, что сел в крытые сани на колёсах.

   – Это сани? Почему сани? – спросил он.

   – Так уже ведь середина зимы! – громким гортанным голосом ответила грубоватая великанша. – Повсюду снегу навалило! Это только в Глюме снега не бывает. Тут у моего друга Плюста особая пушка магическая – тучи молниями рассеивает!

   Стражники подняли решётки и опустили мост. Великанша, госпожа Кэнэкта и Чичеро, обернувшись, махали гостям замка, глядящим им вслед с галерей второго-четвёртого яруса, махали вышедшему их проводить во двор великану Плюсту, махали четырём оставшимся замковым башням, теряющимся на горизонте.

   Снег начал попадаться уже через десять минут езды. А спустя двадцать великанша Клюп остановила коней, соскочила в снег и, приподняв сани (вместе с сидящими в них госпожой Кэнэктой и посланником Чичеро), сняла их с рамы, снабжённой колёсами. Раму с колёсами она закинула в багажное отделение саней, вернулась на своё кучерское место.

   Кони теперь пошли резвей, и Чичеро, глядя на поднимающуюся вьюгу, по которой они столь быстро неслись, ушёл в какие-то сентиментальные грёзы, всё чаще посещавшие его со времени потери души.

   Сквозь грёзы пробивались суровые мысли, взывающие к ответственности Чичеро за свою судьбу. Почему он не сказал великану Плюсту: "А теперь верните мою тень?". Почему так глупо обрадовался избавлению, что даже не попытался забрать главное? Ну, почему – это понятно. Именно потому, что он был лишён тени, он и испытывал затруднения в том, чтобы затребовать её обратно. И вот теперь хитрый хозяин Глюма имеет гораздо более надёжное средство, чем вынужденная клятва посланника, для возвращения его обратно.

   Но вполне расстроиться открывающимся дальним перспективам у Чичеро не получалось, кругом мела очаровательная метель, а он ехал в санях, управляемых величественной великаншей – совсем как в легенде о Снежной Королеве, которая была известна в Серогорье ещё в период живого детства Чичеро...

   Аналогия со Снежной Королевой так поразила посланника, что он, перекрикивая шум ветра и скрип полозьев по снегу, поделился ею с госпожой Кэнэктой, но та, похоже, провела детство в иных районах, где легенда о Снежной Королеве была не в ходу. Заинтересовавшись упомянутой Чичеро историей, она долго выясняла, кто там с кем переспал, а выяснив, утратила к Снежной Королеве всякий интерес.

   Но что было Чичеро до интереса попутчицы? Его радовало, что путешествие продолжается, радовало и то, что Клямщина, та местность, в которой находится замок Окс, лежит как раз на полпути между Глюмом и городом Цанц, а значит, путешествие близится к завершению. Радовало, что поднялась вьюга, как в памятной легенде, радовало и то, что вьюга утихла.

   На подъезде к замку Окс метель совсем улеглась, воздух очистился от снежной взвеси, и пятибашенный красавец предстал взору Чичеро во всей чёткости своих архитектурных форм. Посланник содрогнулся, обнаружив, насколько замок Окс похож на Глюм.

   Должно быть, эти два расположенные неподалёку замка возводились одними и теми же мастерами фортификационного дела; во всяком случае, они строились в одно и то же время. Как и Глюм, Окс был пятиярусным, и для жизни великанов были приспособлены лишь два яруса сверху. Как и Глюм, Окс окружала – если не пропасть, то внушительный ров. Как и Глюм до недавнего времени, Окс имел пять башен; только и разницы, что верхняя из них не плевалась молниями (отчего все крыши замка были покрыты шапками снега), а на крайней правой из них вместо стилизованного черепа дракона возносился к небу стилизованный фаллос.

   – Здесь любят заниматься любовью! – указав глазами на навершие этой башни, заговорщически шепнула посланнику госпожа Кэнэкта.

   Чичеро поблагодарил её за предупреждение.

   Когда полозья саней великанши зазвучали по льду перекинутого через ров моста, а решётки главных ворот со скрипом поехали вверх, Чичеро показалось, что всё это с ним когда-то уже было. Может, пару месяцев назад в Глюме, может, в прошлой жизни.

   Въезжая во двор замка, довольно пустынный и заваленный снегом, Чичеро заметил в нём одну лишь стройную женскую фигурку в полушубке. Игривый смешок госпожи Кэнэкты заставил его присмотреться к этой фигурке повнимательнее.

   Ну конечно же, это была она: Лулу Марципарина Бианка, можно просто – Бяша. В тот момент, когда Чичеро её узнал, решётки замка с лязгом поехали вниз, а обледеневший подъёмный мост стал вздыматься вверх подобно фаллосу.

  * * *

   Невеста подскочила к Чичеро, вышедшему из саней, бросилась ему на шею, приникла к устам Лимна долгим и страстным поцелуем. Кэнэкта и Клюп стояли тут же и ободрительно улыбались.

   – Клюп, заведи коней в конюшню, – на миг оторвавшись от Чичеро, велела Лулу.

   Отстранившись, жених внимательно на неё посмотрел, наморщил лоб от недоумения:

   – Что это значит, Бяша? Ты приказываешь хозяйке замка?

   Марципарина беззаботно расхохоталась:

   – Скоро будет пять лет, как Умбриэль Цилиндрон выкупил у нашей Клюп её замок. Хозяйка этого замка теперь я, а ей я просто позволяю здесь жить – в верхних этажах. Помнишь, я рассказывала о полном замке моих удовольствий? Так вот, это здесь!

   Чичеро смутно вспоминал рассказ Бианки о невольниках, что служат её удовлетворению. Гораздо ярче ему помнились те двое наложников, выписанных из Карамца, которые удовлетворяли невесту у него на глазах – в памятный день помолвки.

   – А, Хоп и Бум? – переспросила Лулу. – Ну да, это самые мои любимые, но здесь их нет; я их оставила в Цанце. Здесь, в замке Окс, нет таких умелых красавцев, как они, зато есть то, чего не может дать никакой Цанц – количество! Ты не представляешь, любимый, какие массовые сцены здесь можно устраивать! Настоящий театр похоти, и мы с тобой – в главных ролях!

   Невеста льнула к нему, а Чичеро не мог действенно сопротивляться, ведь его тень по-прежнему находилась взаперти в замке Глюм. Что должно было произойти между ними, то произойдёт, понял посланник, и произойдёт в этом замке.

   Может быть, и ноздреватый Плюст со своим двуличием и странными пристрастиями попался у него на пути лишь затем, чтобы привести его к жаждущей Лулу Марципарине. Может, всё происходящее с ним, начиная с памятной битвы с Живым Императором, будь проклято его имя, суть лишь звенья единого женского заговора?

  * * *

   Стал ли Чичеро свободнее в замке Окс? Это как посмотреть! Конечно, возможность перемещения по всему замку, а не по отдельным выделенным для гостей ярусам не могла не радовать. С другой стороны, ему не удавалось ни на миг остаться одному. Постоянно рядом с ним находилась невеста, а стоило ей на малый срок отлучиться, как рядом оказывалась Кэнэкта, либо верная Клюп.

   Разумеется, и речи не могло быть, чтобы суметь спрятать от будущей жены своих карликов. Она проникла в их тайну в первую же ночь. Но не расстроилась, как ожидал Чичеро. Она не осуществила желанного опыта с мёртвым телом, зато, вступила в противоестественные сношения с тремя живыми карликами одновременно – и нашла, что такое приключение дорогого стоит.

   Карлики её восхитили; она им тоже понравилась; Чичеро же смотрел на всё, что они вытворяли, и тихо за них радовался. Иногда он фантазировал; в фантазиях тело Лулу Марципарины Бианки, экстатически сплетающееся воедино с тремя неутомимыми партнёрами, и само утраивалось, сообразно трём её именам: Лулу шаловливо играла с Лимном, Марципарина агрессивно обрушивалась на Зунга, Бианка сладостно подчинялась Дулдокравну.

   Госпожа Кэнэкта также была посвящена в тайну состава тела Чичеро. Иногда она просила у подруги вожделенного Дулдокравна, и та – всегда в таких случаях – щедро делилась. Других карликов Кэнэкта никогда не просила; она не дерзала быть подобной своей подруге во всех отношениях.

   Так в сладострастных утехах проходили дни и ночи. Невольников, постоянно живущих в замке Окс, Лулу Марципарина к своим отношениям с Чичеро почти не привлекала, настолько сильно её восхитили неутомимые карлики. Теперь, когда Марципарина Бианка знала о своём женихе неизвестное многим, – знала об его трагически изменённой, комбинированной телесности – её отношение к нему стало только более доверительным. Она пользовалась его карликами, как орудиями сладострастия, но к нему самому относилась иначе, видела в нём человека. Чичеро чувствовал эту перемену в невесте и удивлялся.

   Лулу и сама осознавала происходящее в ней.

   – Я чувствую к тебе уважение, гордость и любовь, – как-то раз с высокой точностью определила она владеющие ею новые силы. – Знаешь, за что я тебя уважаю? Я как-то посчитала, сколько тебе лет (а тебе – без четверти года сто двадцать!) и подумала, что ты удивительно молод, но уже имеешь бесценный опыт.

   – Да, – уныло соглашался Чичеро, – я молод для мертвеца, ведь Смерть открывает возможность очень долгого посмертия. Правда, вынужден признать, что по сравнению с мертвецами, гораздо более старыми, чем я, мне не удалось так же хорошо сохраниться, – пожаловался Чичеро с горькой иронией.

   – Ты прекрасно сохранился! – воскликнула Лулу. – Я говорю не о теле, а о тебе самом, о сокровенном в тебе. Ты не дрожал над сохранностью своего тела, ты смело боролся с врагом, и тем себя сохранил. Что же касается тела, то уж в одном ты можешь быть совершенно спокоен: твои карлики очень милы, они знают, как удовлетворить женщину.

   Слушая о прекрасной сохранности сокровенного в себе, Чичеро вновь горько улыбался. В проблему кражи у него "призрачной шкатулки" с личной тенью (и во все последствия этой кражи) он не счёл нужным посвящать невесту. Не то – куда только и денется всё её уважение!

   – А ещё я тобой горжусь, – продолжала Лулу Марципарина. – Я горжусь тем, что ты – совершенно особенный. Даже среди посланников Смерти (которые, наверное, все себя считают особенными). У тебя в опыте столько всего, ты это пережил – пережил что-то главное, основное – и выдержал...

   Здесь Чичеро вновь оставалось горько усмехнуться. Лулу, по всей видимости, переполняла гордость за него, как за одного из немногих людей в мире, которым посчастливилось встретиться с двумя особыми существами, воплощающими целые мировые принципы – с Владыкой Смерти и Живым Императором. Посчастливилось, нечего сказать: один из них перестал отвечать Чичеро на его настойчивые медитативные призывы, другой – тот вообще его уничтожил.

   – Но главное – я тебя люблю! – восклицала Лулу Марципарина Бианка. – А люблю я тебя теперь просто так. Не за то, что ты мне сделаешь так хорошо, что я на стену полезу (хотя карлики стараются), не за то, что я с тобой будто гуляю по древнему замку (хотя ты очень интересно рассказываешь, когда даёшь себе труд); нет! Я люблю тебя – сама не знаю за что!

   Чичеро казалось, он её понимал. Лулу шла от своих фантазий к переживаемой реальности. На смену исходному, предварительному желанию (своего рода исследовательской похоти, направленной на опыт взаимодействия с его фантастическим мёртвым телом), пришла хвастливая любовь к столь же фантастической его "героической сути", а за ней – так и просто любовь.

   Любовь к нему прекрасной молодой девушки стала для Чичеро опытом изумления. Это был значимый для посланника опыт, ради которого стоило приставить к жадному женскому телу всех своих карликов без остатка и до конца дней.

   К сожалению, пребывание Чичеро в замке Окс не могло представлять собой один перманентный половой акт без перерывов на сон и приёмы пищи. Перерывы наступали, карлики останавливались, переводили дух, и посланник Смерти принимался рефлексировать над новым для себя образом жизни.

   Рефлексия быстро убивала радость. Настроение Чичеро тут же омрачалось осознанием бесперспективности такого гедонистического существования, какое он здесь вёл. Бесперспективности – в плане возложенных на себя обязательств. Миссию, возложенную на Лимна, Зунга и Дулдокравна карличьим вождём Занз-Ундикравном, ему удавалось здесь выполнять столь же мало, как и в лишённом любовных радостей замке Глюм.

   Унынию в часы отдыха от половой страсти способствовали и виды со стен и башен Окса, куда Чичеро взбирался полюбоваться окрестностями. Не то, чтобы из замка открывались некрасивые пейзажи, просто вокруг него постоянно шныряла Дикая охота великана Плюста, слишком хорошо выделяясь тёмно-красным окрасом гончих и аналогичной мастью коней на белом снегу.

   Карлики, чья тайна в Оксе была раскрыта, больше не прятались, только один из них традиционно сидел в плаще Чичеро и представлял его точку зрения. Чаще всего внутри посланника теперь оказывался Зунг: с нынешним образом мысли Чичеро его роднил природный пессимизм.

   Правда, Зунгу случалось и взбадриваться. Именно Зунг, который, правду сказать, вне Отшибины странствовал впервые лишь сейчас, беседуя от имени Чичеро с Марципариной, – закатывал глаза, нашёптывая ей о тех чудесных местах Западного Запорожья, которыми она интересовалась: о Призе, Циге, Кадуа, о стонской и кранглийской землях.

   В отношениях Чичеро с тройкой карликов уже давно прошёл тот момент, когда их совокупные непосредственные впечатления оказывались сильнее, перевешивали взвешенные реакции посланника на увиденные диковины.

   Как он поразился, впервые посетив Цанц! А ведь Цанц был, уж точно, ничуть не ярче Карамца, и во многом проигрывал столицам западных земель – тем же самым Призу, Цигу, Кадуа, ежегодно перестраиваемым по последнему слову мертвецкой моды.

   Восторгаясь городом Цанцем, Чичеро следовал за состоянием карликов – домоседов, редко покидающих Дыбр и почти никогда – Серогорье. Начиная уже с Мнила, он понемногу вводил западную мерку, которой поверял увиденное. Мнил ему казался большим домом – в сравнении с замками стонской земли. Глюм и Окс, впрочем, держались вполне на уровне западных аналогов.

   – А правда ли, что в лесах за Западным Порогом совсем нет живых животных? – спрашивала невеста.

   – Чистая правда, – отвечал Чичеро, – более того, в этих лесах нет и живых растений. Все деревья и травы подвергаются полной кристаллизации, чтобы устранить возможность их соучастия в продлении животной жизни. Поэтому западные леса так комфортны для пребывания там мертвецов из Шестой расы, которые не терпят рядом с собой ничего живого.

   – А правда ли, что там, на западе – в основном мертвецы из Шестой расы?

   – Не совсем так, дорогая. Да, правда, что представители Шестой расы, явившиеся из глубокого Подземелья, обитают в нашем мировом ярусе только за Порогами Смерти, но и там их вовсе не много. Мертвецов Седьмой расы, таких как я, гораздо больше. Но численный перевес, конечно, ничего не решает. Шестую расу все уважают как расу высшую.

   – А какие они, мертвецы Шестой расы?

   – Выглядеть они могут очень по-разному. Им самим Владыкой Смерти был дан дар постепенной трансформации, и они могут себе выращивать новые органы, или встраивать механические детали.

   – Да, любимый? Я заинтригована. Наверное, они очень изобретательны в любовных играх?

   – Нет, радость моя. Шестая раса вообще не занимается любовью. Их посмертье неизмеримо совершеннее нашего; они никогда не были живыми, и, в отличие от мертвецов нашей расы, не усвоили рудиментарных привычек живой телесности.

   – А правда ли, что Пороги Смерти так устроены, что через них не может пробраться ничто живое?

   – Да, хотя речь идёт не о самом архитектурном устройстве ворот, а о наложенных на них некромантских чарах. Эти чары накладывали очень сильные некроманты – таких сейчас, может быть, и нет. Всех их при помощи одной из своих подлейших хитростей погубил Живой Император, чтоб ему до конца жизни заикаться!

   – А как он схитрил?

   – Укрылся под вымышленным именем, гад, а от него такого подвоха не ожидали.

   – А мой отец – тоже сильный некромант, – хвасталась Лулу, – ну, может, не настолько сильный, как те, кто воздвигал Пороги...

   Чичеро не возражал, хотя прекрасно понимал, что в число блестящих способностей Умбриэля Цилиндрона магические уж точно не включены; что до некромантии, то она представляет собой область, в которой с посредственными знаниями Управителя Цанцкого воеводства в некрософии и некроистории делать уж наверняка нечего.

   – Говорят, какая-то часть его способностей должна быть унаследована и мной, – говорила Лулу, – хочется надеяться, что это так, хотя до перехода в посмертие о таком не узнаешь.

   – У каждого человека есть определённые задатки к некромантии, – дипломатично отвечал Чичеро, – а уж разовьются ли они в настоящие способности и таланты, зависит от его выбора, усидчивости и, конечно, дара Владыки Смерти.

   – Хорошо, пока я жива, буду думать о другом! – лукаво восклицала Марципарина Бианка и, забравшись под строгий плащ Чичеро, вынимала оттуда Зунга, уже готового к любовным подвигам. Повинуясь этому сигналу, Лимн, подобно котёнку, тоже прыгал к ней на колени, начиная забавляться сосками её груди, а неистовый Дулдокравн, выждав положенное время, набрасывался на неё сзади с криком:

   – Ну, держись, некромантская дочка!

   И начинались весёлые игры живых, в которых вдумчивому Чичеро, честно говоря, не доставало смысла и сверхзадачи, но которые, надо признать, вызывали в нём какие-то давным-давно позабытые за годы посмертия внутренние движения.

   От вторжения этих позабытых материалов Чичеро словно зависал на ниточке над разверзающейся пропастью, – и разверзающейся именно там, где миг назад под ногами тянулась Большая тропа мёртвых, выложенная непоколебимым серым камнем.

  * * *

   Странные переживания посещали посланника в ответ на откровенные признания невесты. Ощущение ухода из-под ног твёрдой опоры являлось столь часто, что Чичеро напоминал себе летающее существо наподобие дракона. Одно из признаний Бяши – самое оглушительное – прояснило её недавние полунамёки о магическом даре отца.

   Оказалось, Лулу Марципарина Бианка вовсе не приходилась дочерью Умбриэлю Цилиндрону. Подлинный её отец – некромейстер Гны. Просто некромантам высоких ступеней посвящения не полагается иметь детей, а от градоначальников и воевод этого как раз ждут (надеясь, что мёртвая власть не совсем импотентна).

   – Посуди сам, как я могу быть его дочерью, если мне сейчас тридцать два года? Да тридцать два года назад Цилиндрон был уже лет сорок, как мертвецом! – говорила Бяша, а Чичеро в растерянности закрывал глаза. Он пытался понять, что этот факт меняет в понимании образа действий самого Цилиндрона, да и общей картины происходящего в Цанце.

   Понятнее становилось, пожалуй, вот что. Для Цилиндрона статус его дочери и правда важнее самой дочери. Поэтому в её честь назначаются праздничные симпозиумы, на которых её присутствие – словно бы излишнее. Поэтому "отец" вместо воспитания Лулу воспитывает своих подчинённых так, чтобы они на неё не претендовали. Поэтому же он откупается от бурных желаний "дочери" подарками (замок для утех!) и, когда подарки не спасают, готов её пристроить замуж куда-нибудь, за кого попало, лишь бы дома не мешала. И не случайно именно некромейстер Гны (реальный отец Лулу) самолично вёл церемонию обручения.

   Всё это теперь стало понятнее, но отчего же оно не трогает мёртвого сердца Чичеро?

   А вот отчего. Вынужденная Цилиндроном женитьба Чичеро на его "дочери" в Цанце (которой теперь, кажется, не избежать), насильственное "гостевание" посланника в Глюме, нынешнее половое рабство в Оксе (стыдное для карликов, хотя и приятное им) – всё это звенья одной цепи, сковывающей Чичеро.

   А первым звеном, похоже, выступило принятие на себя той миссии, которую своим разведчикам предложил Врод Занз-Ундикравн...

   Но нет, и это звено – не самое первое. Сначала был переход в посмертие – и связанное с ним разделение. Смерть надо было поместить на конце иглы, иглу надо было спрятать в "призрачную шкатулку", а последнюю с этих пор – постоянно беречь, чтобы никто тебе не навязал не избранной тобой судьбы.

   О Лулу Марципарина Бианка, дочь некроманта, верни мне мою тень!

   Но нет, не вернёт твою тень Лулу Марципарина Бианка! Она влюблена, она щедра, она бы отдала тебе твою тень, если бы имела. Но тень осталась в замке Глюм (или ты забыл?). Её ты там оставил сам, тебе её и забирать. Верни же свою тень сам, дохлый мертвец!

Глава 22. Неудобовспоминаемый осёл

   Две недели улетели, будто сон поутру. Не за горами уже был срок, отведённый для возвращения Чичеро в замок Плюста. Посланник теперь с каждым днём всё яснее понимал, что вернуться не просто придётся, а ему нужно вернуться.

   Но вернуться – по-умному. Для этого ему понадобится киоромерхенная суэнита. Ведь не будет у него шанса обыскать весь замок Глюм, чтобы найти похищенную. С этой суэнитой ему понадобится спуститься в глухой колодец двора, в котором тени, ведомые рукой Плюста, дают свои представления.

   Там он соберёт в "призрачную шкатулку" все тени, какие сможет, но главное – найти собственную. Как только это случится, он станет собой – посланником Смерти Чичеро, – а уж с ним шутки Плюста будут плохи.

   К сожалению, Окс – замок живых людей. Из мертвецов здесь находилась, пожалуй, одна лишь великанша Клюп, а все слуги, как и все предметы страсти Лулу Марципарины, как и её подруга Кэнэкта – все были живыми. Раз уж Умбриэль Цилиндрон, купивший для дочери замок, взялся не потакать её интересу к мертвечине, то он уж выполнил всё от него зависящее.

   Никаких деревень с мертвецами-крестянами под Оксом тоже не было. Великанша Клюп не очень твёрдо помнила: то ли крестьяне здесь вымерли ещё живыми, то ли их продали в замок Глюм вместе с деревнями, а уж тогда они вымерли. Так или иначе, кроме каких-то древних пепелищ, деревень на Клямщине не видать аж до Кляма и Батурма.

   Как и следовало ожидать, Чичеро не нашёл в Оксе суэниты. Единственная суэнита, которая могла бы обнаружиться в замке, принадлежала Клюп, но великанша была не настолько глупа, чтобы её хорошо не спрятать (ведь эта самая великанша ставила на место даже ужасного Плюста).

   Замечая, каким озабоченным становилось лицо Зунга, как только он совершал переход от её сладкого тела к строгому плащу Чичеро, Лулу Марципарина спрашивала у возлюбленного, что за кручина его гложет. Чичеро отвечал, что он печалится о скором возвращении в замок Глюм, к которому его принуждает неосторожно данная клятва.

   Он, конечно, слегка лукавил, придавая такой вес именно клятве, и меру своего лукавства прекрасно понимал. Посланник предпочитал посвящать невесту в более возвышенные свои мотивы, а не в низменные. И ещё, как водится, – в суть своих свободных решений, а не вынужденных обстоятельствами реакций.

   – Не переживай, любимый, наша добрая Клюп тебя с радостью подвезёт к Плюсту, ты возьмёшь назад свою клятву, и будешь снова свободен как ветер! – так убеждала Чичеро его верная Лулу Марципарина.

   – Не всё так просто, дорогая, всё не так просто! – скулил в ответ тот. Что именно непросто, он ещё надеялся придумать – в выгодном для себя свете.

   – Ничего нет проще, чем добраться из замка Окс в замок Глюм! – наставительно провозглашала его любимая, – Здесь менее пяти часов на санях, а по подземному ходу – и того меньше.

   Услышав про подземный ход, Чичеро чуть не свалился с роскошной постели, на краешке которой сидел в своём затасканном чёрном плаще.

   – Значит, замки Глюм и Окс сообщаются под землёй? – не мог он поверить.

   – Да, конечно. И не только они. Из Окса под землёй легко добраться, например, в Батурм...

   Известие о подземном ходе стало не только приятным сюрпризом для Чичеро, но и основанием для тревоги. В начале оно ошарашивало тем, что отпуская его в Окс, хозяин Глюма, в сущности, никуда его не отпускал, а лишь удлинял поводок: ибо что стоит стражникам из Глюма по подземному ходу явиться сюда, в оплот любовных наслаждений, и снова его выкрасть?