Текст книги "Калифорнийская славянка"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Через месяц, после жестокого шторма, пристали они к острову Беринга, где и перезимовали, а весной отправились сперва на алеутский остров Уналашку, а потом и на Кадьяк у самого берега Аляски.

В этом странствовании было всё: и морские бури, и болезни, и бои с воинственными жителями Кадьяка – конягами, и замирение с ними. Преодолевая все эти невзгоды, Григорий Иванович Шелихов сделал, однако, главное: заложил русские крепости на островах Кадьяке и Афогнаке, на берегу Кенайского залива Аляски. Над всеми этими крепостями развевались русские стяги, а на видных местах были заложены медные доски с надписью: «Земля российского владения». Тем он, Григорий Иванович Шелихов, и положил начало Русской Америки.

Оставив в новых поселениях своих людей, он вернулся на галиоте «Три Святителя» в Охотск, а потом и в Иркутск. Описав своё странствие к берегам Америки с перечислением заложенных там крепостей, Шелихов послал свой доклад в Петербург, а потом опять в  семьсот восемьдесят восьмом  году с Иваном Голиковым поехал в столицу, желая получить исключительное право на промысел и торговлю на Тихом океане, да  попросить ссуду в двести тысяч рублей и воинскую команду в сто человек.

Но императрица Екатерина Алексеевна и в этот раз, прочитав доклад Шелихова, отнеслась с непонятным холодком к мыслям и делам Григория Ивановича, хотя и наградила его за труды на благо Отечества золотой медалью на Андреевской ленте и золотою же шпагою, а вот в монопольном праве на действия компании опять отказала. Шелихов объяснил такое отношение к его предприятию со стороны императрицы только тем, что сейчас всё своё внимание и деньги она обращала на войну с Турцией, которая объявила её России  в прошлом  семьсот восемьдесят седьмом году…Шелихов с Голиковым возвернулись в Иркутск, а недавно Григорий Иванович вновь оказался в Охотске,  затеи своей не оставил и продолжал дело компании. Но ему нужны были надёжные помощники для управления всеми делами, крепостями, людьми и промыслом в Русской Америке. Вот он и уговорил на это дело Александра Андреевича Баранова, а тот, стало быть, и  его – Кускова Ивана Александровича…

– …Вот такой он человек, – завершил свой рассказ Баранов. – С деловой купеческой хваткой, с державным умом и заботой о благе Отечества… Думаю, что и нам с тобой, Иван Александрович, в будущих делах наших поступать так же следует, как и Григорий Иванович Шелихов.

– Я готов к сему, Александр Андреевич, – твёрдо произнёс Иван Кусков.

… Дорога после этой ночевки стала намного труднее, и в некоторых местах болотиста, особенно после дождя, и тогда приходилось лошадей вести под уздцы. Через реку же Амчу, не слишком широкую, но весьма глубокую, переправили сперва лошадей, а потом и сами на лодках, взятых в соседней деревне, переплыли на другой берег, где Баранов в якутском стойбище за деньги поменял уставших лошадей на свежих.

 К счастью, за весь путь до Охотска никаких у  них особенных приключений не было. Разве только отметил Иван, что в дороге, особенно после Амчи, каждый день встречались им медведи и приходилось тогда быть настороже. Но звери вели себя, на удивление, мирно. И лишь однажды  ранним утром Баранова с Кусковым разбудили громкие крики проводников-якутов. Оказалось, что ночью медведи задрали одну из лошадей. Пришлось груз  переложить на других, а потом   купить у якутов новую лошадь.

Потом была ещё река Алдан в две версты шириной, и через неё переправились на пароме. Здесь дорога шла по холмистой и каменистой местности. Опасно было переходить горные быстрые речки и перевалы через горный хребет Чебог-Дола и  через несколько других высоких хребтов, но зато какая была радость, когда, пройдя все эти опасные места, караван подошёл к берегу реки Охоты и, переправившись через неё, завершил сорокадневный путь от Якутска до Охотска в пятнадцатый день августа семьсот девяностого года.

Глава  двадцатая

Едва развьючив лошадей и перетаскав поклажу в амбар на заднем дворе компанейского дома, Александр Андреевич щедро рассчитался с якутами и те, заметно повеселев, отправились по своим делам: ведь не сегодня-завтра им уже придётся искать попутчиков с такою же поклажею до Якутска. Впрочем, о них не надо было беспокоиться. В обратную сторону желающие ехать всегда найдутся. Для якутов дело это и прибыльное, и привычное, для попутчиков – чаще всего – необходимое.

Взяв с собой Ивана Кускова, Баранов поднялся на второй этаж деревянного особняка, где встречного канцеляриста в чёрном сюртуке спросил про кабинет его начальника Шелихова. Тот молча показал рукой на дверь, а Баранов, подойдя и постучавшись, резко распахнул её.

Хозяин кабинета Григорий Иванович Шелихов сидел за огромным письменным столом  с белым пером в руке, читая какую-то бумагу. Услышав, как скрипнула дверь, он поднял голову и тут же светлая улыбка озарила его широкое лицо. Да он и сам, казалось, весь светился. В светлом камзоле и белой рубашке с длинными рукавами, в белом парике с буклями и белым же платком на шее, Шелихов был похож на какого-нибудь чиновника в Иркутске или даже в Петербурге. Да это и на самом деле было так в судьбе именитого гражданина и купца. Шелихов вышел из-за стола навстречу Баранову с распростертыми для объятий руками.

– Жду, жду тебя, дорогой ты мой, Александр Андреич, – говорил он на ходу. – Давно поджидаю.

Они обнялись как старые и добрые знакомцы.

– Как добрались? Всё ли ладно? – спросил Шелихов.

– А всё ладно и  хорошо Григорий Иваныч, – ответствовал Баранов. – С Божьей помощью добрались без особых приключений. Мы старались побыстрее, и по Лене-реке у нас получилось  пройти довольно скоро. Сюда же от Якутска дорога не шибко хороша, и мы шли дольше, чем хотелось… А со мной мой помощник Иван Александрович Кусков. Прошу, как говорится, любить и жаловать. Сам он из Тотьмы, что в Вологодской губернии. Искал в Иркутске себе службу по коммерческой части, а я в это же время такого человека тоже подыскивал. Вот и встретились у его земляка Нератова.

– Слыхал, слыхал про таких, – сказал Шелихов, подавая руку Кускову. – Ежели рекомендован тотьмичами, то, стало быть, без обмана… У нас тотемские купцы давно тут промышляют…  Ну и тебя, Иван Александрович, к нам в компанию милости просим. Очень рад.

– Благодарствую, Григорий Иваныч, – сказал в ответ Кусков. – И я рад буду служить у вас под началом Александра Андреича.

– Ну вот и славно, – кивнул довольный Шелихов, приглашая гостей присесть в кресла у стола. – Вы, я гляжу, прямо с дороги и ко мне?

– Да, Григорий Иваныч, – ответил Баранов. – Только на переправе успели в реке умыться да почиститься.

– Тогда, может, вам сперва отдохнуть после такого трудного пути? – предложил Шелихов. – А потом и побеседуем?

Но Баранов не согласился.

– А чего зря время терять, – сказал он. – Сей же час и поговорим, а отдохнуть успеем.

– Ну, что ж… Будь по-вашему… Ты прав, Александр Андреич. В нашем купецком деле время – деньги. А посему тут, в Охотске, вы на долгую остановку и не помышляйте. Судно моё будет готово к отплытию к американским берегам через три дня… Жить будете и отдыхать в моём доме. Я теперь один: супруга моя, Наталья Алексеевна, уехала в Иркутск и там ждёт меня… Провожу вас, а сам отправлюсь в Иркутск,  потом, Бог даст, поеду в Петербург.

– Опять о компании хлопотать? – спросил Баранов. –  Надежда-то  есть, Григорий Иваныч? Ведь не впервой туда собрались вояжировать.

– Без надежды и веры, Александр Андреич, ни жить, ни чего-то делать нельзя… Вот и решил я попытаться ещё раз оборотить лицо царицы нашей на восток, к нашим берегам и бедам.

– Через высоких чиновных людей, пожалуй, только и можно сие сделать, – предположил Баранов.

– В Петербурге и в царском дворце многие чиновные люди к нам благоволят. Только вот у императрицы теперь все мысли о войне с Турцией. Но, я думаю, что война скоро кончится. С фельдегерской почтой получили мы известие, что Суворов разбил турок при Фокшанах и Рымнике, а Ушаков громит их на море.

– А новый иркутский  губернатор  Пиль  к сему нашему делу расположен?

– Пиль нас, слава Богу, очень даже поддерживает, и уже два всеподданнейших доклада послал императрице. Там он писал ей, что испанские и английские суда проникают всеми неправдами в наши воды к берегам Курильских да Алеутских островов и самой Америки, просил укрепить наше там присутствие. А оно возможно только через привилегии нашей компании Северо-Американской.

Иркутский генерал-губернатор и кавалер Иван Пиль действительно искренне поддерживал компанию Шелихова и Голикова. Он даже все острова у американских берегов и всю Аляску называл не иначе, как Американским уездом Иркутской губернии.

– Ну, коли так, то сие похвально для губернатора, – сказал Баранов.

– А  ещё, братцы мои, – продолжал Шелихов, – надежда у меня в Петербурге на зятя моего Николая Петровича Резанова. Он теперь камергер двора императорского и вхож к самой императрице, так как состоит правителем канцелярии её статс-секретаря Державина Гавриила Романовича… Ему, зятю нашему, отослал я свою рукопись записей о моих тут странствиях.

На столе у Шелихова лежало много книг и бумаг разных, но среди них выделялась высокая стопка бумажных листов, аккуратно и ровно уложенных.

– Да вот она, – показал Григорий Иванович на эту стопу бумаги и взял в руки верхний лист. – А назвал я её так: «Российского купца Григория Шелихова странствование с 1783 по 1787 год из Охотска по Восточному океану к Американским берегам и возвращение его в Россию с обстоятельным уведомлением об открытии новообретенных им островов Кыктака и Афогнака, до коих не достигал и славный английский мореход капитан Кук и с приобщением описания образа жизни, нравов, обрядов, жилищ и одежд обитающих там народов, покорившихся под Российскую державу, также климат, годовые перемены, звери, домашние животные, рыбы, птицы, земные произрастания и многие другие любопытные предметы, там находящиеся, что всё верно и точно описано им самим»… Я вас не утомил одним только названием моих записок?

– Нет, Григорий Иваныч, – сказал Баранов. – Очень даже интересно и любопытно. Да и труд сей твой великий был, что и говорить.

– Да, пришлось потрудиться. Я ведь две зимы прожил только на Кадьяке. Везде там походил и поплавал… Это мне копиисты списали, а самоличная рукопись у Резанова. Просил я его в какой-нибудь типографии там, в Петербурге, издать книжицей и государыне Екатерине преподнести. Надеюсь, что они с Державиным смогут сие сделать.

– Дай-то Бог, дай-то Бог, – сказал Баранов.

– Ну, а ежели дело наше в Петербурге не свершится, то труд сей мой на память потомкам останется…

– Григорий Иваныч, – заговорил Баранов. – А мне вот сей же час подумалось, что тобою здесь уже сделано главное. Новые земли у берегов Америки открыты и тобою описаны. Наши люди живут и трудятся там на пользу компании и Отечества. Так что дело сие надо продолжать и никакой Петербург остановить предприятие наше не сможет, да и не захочет. Так ли я мыслю?

– Ты говоришь правду, Александр Андреич, и спасибо, что ты меня понимаешь. Но я хочу ещё увеличить число пайщиков и компанейских судов, заиметь монопольное право на промысел в этой части Великого океана, закрепить вновь открытые земли за Россией и заселить их нашими людьми. А для сего нужен указ Сената и императрицы… Ну, да хватит об этом. Пора и о вашем с Иваном Александровичем участии в делах сих говорить.

– Я слушаю тебя, Григорий Иваныч, – с готовностью произнёс Баранов.

Шелихов поднялся из-за стола и, пройдясь по кабинету, обратился к Баранову:

– На Кадьяке я оставил нашего грека Евстрата Ивановича Деларова. Ты его сменишь и дела у него примешь. Наших людей с ним где-то около двух сотен человек… Хочу тебе, Александр Андреич, сразу сказать, что все они наемные и служат у нас по контракту, а посему уж больно вольные. Так что тебе там без крепкого слова, да и крепкой руки не обойтись.

– В этом не сомневайтесь, Григорий Иваныч. Я через всё такое проходил. В разных переделках побывал и разных людей повидал.

– А я и не сомневаюсь, Александр Андреич. И совсем недаром выбрал тебя на должность сию – Главного правителя русской Америки.

– Благодарствую, Григорий Иваныч, –  наклонил голову Баранов.

А Шелихов подошёл к стене супротив стола, где висела карта-чертёж, на которой были видны очертания Камчатки, Курильских и Алеутских  островов, аляскинского берега Америки.

– Вот, Александр Андреевич, – заговорил Шелихов, когда Баранов подошёл к нему и глянул на карту. – Обрати внимание на сии острова. Вот Кадьяк, откуда ты будешь править и промыслом и всей этой землей. Здесь на соседних островах, с согласия вождей племён тамошних, нами заложены медные доски… Знать тебе надо и то, какие племена туземцев на сих островах обитают… Вот на Шелидаке и Сукле живут чугачи и, хотя с нами знакомы давно: Сукле назван ещё от Беринга мысом святого Ильи, они воинственны и коварны. Не раз чугачи покушались на наших людей, хотя с ними торговать и покупать у них меха можно… А вот здесь, у острова Хликах, есть бухта, куда входить нашим судам безопасно… А на этом острове Каяк жителей никаких нет, а напротив него на матёром берегу обитают колюжи, хотя много их и на берегу залива Якутат. Но здесь, на острове, они миролюбивы, поскольку их тойон хочет с нами торговать, дружить и расположен к нам более, нежели к иностранцам. Наверно, потому, что те европейцы ссорят племена между собой и с нами. Так что с англичанами, французами и испанцами тебе придётся побороться. Лезут и лезут они в наши воды, торгуют с островитянами, подарками одаривают. Мой поверенный Деларов писал недавно, что были там у нас два фрегата испанские. Он общался с капитанами  и обнаружил на одном из них четырнадцать пушек. И всё это творится в наших, считай, российских пределах, – заключил Шелихов свой долгий рассказ.

– Но как же я, Григорий Иваныч, буду с ними бороться, ежели у них даже пушки есть? – развёл руками Баранов.

– Будут и у тебя в крепости пушки, а ещё военные фрегаты Камчатской флотилии помогут гнать непрошенных гостей, – успокоил Баранова Шелихов.

– Тогда дело другое.

– И ещё, Александр Андреич, один мой наказ таков будет… Тамошних обитателей-туземцев, служащих при компании, в работе содержать надобно в хорошем призрении, чтобы сыты они были, обуты, одеты, и никаких обид ни словами, ни делом не допущать. Обидчиков же наказывать штрафами. Опирайся в делах своих на алеутов. Они надежны, ибо давно считают себя подданными России. Относись к ним и ко всем туземцам с любовью и терпением, да  другим своим людям накажи.

Баранов хорошо знал о том, в каких отношениях состоял с туземцами на Кадьяке сам Шелихов, внушая тем, что русские добрые, мирные люди, и  чтобы они ничего не опасались. Он же на Кадьяке и школу открыл для индейских детей, чего там никогда не бывало.

Это дружеское отношение к туземцам Кадьяка привело к тому, что индейцы полностью доверились Шелихову, а после его рассказов о России попросили свозить их в Охотск, где бы они смогли сами посмотреть русский город, узнать, чем занимаются его жители. Шелихов устроил индейцам такой вояж в Охотск, взяв к себе на судно человек сорок туземцев, в том числе  детей, из коих несколько маленьких индейцев привез в Иркутск, где определил учиться в навигацкой школе на мореходов. Остальных же, одарив подарками и одеждой, отправили обратно на Кадьяк…

– Я постараюсь следовать советам твоим, Григорий Иваныч, – заверил Шелихова Баранов. – И благодарен тебе за них. Так что о сем не изволь беспокоиться.

– Но это я сказал тебе, Александр Андреич, только о начале дел твоих на земле Америки российского владения, – загадочно улыбнувшись, произнёс Шелихов.

– Что же ещё ? – спросил Баранов.

– Главное, конечно, добыча морских зверей… Но нам надо думать и о будущем сего края России… Моя мечта – построить где-нибудь на аляскинском берегу большой город. Я даже название ему придумал – Славороссия… И будет он столицею Русской Америки, как Петербург, – мечтательно сказал Шелихов. – Так что ты там между делом для будущего города место присматривай.

– Но для сего дела люди нужны  иные, Григорий Иваныч.

– Согласен… Алеуты-охотники и наши зверобои хлеб сеять, лес валить и дома строить не станут. А посему я буду просить императрицу послать к тебе хлебопашцев, мастеровых людей, да и просто посельщиков-переселенцев. А ещё православных священнослужителей, дабы они несли в народы, там обитающие, слово Божие и свет веры нашей православной, – сказал Шелихов.

…Они с Барановым ещё долго говорили о будущем русских владений в Америке и Кусков, не вмешиваясь в их разговор, невольно наблюдал за ними и радовался, что судьба свела его с этими, богатыми умом и сердцем русскими людьми, бескорыстно и честно желающими положить судьбы свои на пользу и благо Отечества. И ему, Ивану Александровичу Кускову, ещё больше захотелось быть причастным к тем делам, какие ожидали их с Александром Андреевичем Барановым в «чаемой земле американской».

Глава двадцать первая

Шелиховский двухмачтовый галиот «Три Святителя», на котором  Григорий Иванович сам странствовал не так давно до американских берегов, через три дня стоял у причала  охотского порта и сегодня, девятнадцатого августа  семьсот девяностого года, был готов к отплытию  к тем же берегам. Все эти дни судно загружали разным имуществом, потребным в походе и на острове Кадьяк близ Аляски – конечной цели пути галиота: бочками с пресной водой, строительными досками, судовыми коваными гвоздями в деревянных ящиках, ремесленным инструментом, палатками, запасным судовым такелажем, съестными припасами в мешках и рогожах, железными печками и дровами к ним… Да разве можно всё перечислить, что потребуется судовой команде и   промысловикам, плывшим на Кадьяк, в столь дальнем морском походе.

Командовать галиотом Шелихов поручил штурману и капитану Дмитрию Ивановичу Бочарову. Сей знатный бывалый человек слыл одним из лучших мореходов во всей  шелиховско-голиковской компании. Он плавал от Охотска и Камчатки по всему океану. Бывал на Аляске, ходил к островам Курильским и  Японским, в Китай и даже в европейские  порты захаживал. Так что Григорий Иванович Шелихов в деле мореходном  Бочарову весьма доверял и потому в этот поход тоже его назначил и сам представил его Баранову с  Кусковым.

Дав последние устные наставления капитану, Шелихов вручил ему ещё и письменные. Он всегда так делал и мореходы на него не обижались. Они тоже доверяли Григорию Ивановичу и знали, что все слова его, сказанные им в напутствие, равно как и написанные, способствуют их благополучию. Сам же Шелихов чувствовал себя при этом увереннее и спокойнее.

Ветер сегодня попутствовал и Григорий Иванович, ещё немного поговорив  с  Барановым и Кусковым, стал с ними прощаться. Обняв каждого,  он сбежал по трапу на берег. Матросы убрали трап, причальные концы и судно стало отходить от пристани, на которой остались провожающие галиот жители Охотска и стоял с грустным лицом Григорий Иванович Шелихов. Он  махал рукой  вослед уходящему в море  своему паруснику. Баранов с  Кусковым в ответ сняли свои фуражки и тоже  махали ему. Они, конечно, и думать не думали, что прощались с Шелиховым навсегда…

…В первые две недели плавания  море было спокойным и всё шло хорошо, но потом начались волнения. Не только на океанском просторе, но и у команды галиота,  у всех, кто находился на борту судна.

Началось же  с того, что несколько бочек с пресной водой дали течь и совершенно опустели. То ли перед погрузкой их плохо пропарили  да замочили, то ли повредились они при постоянной морской качке.

На судне же было более пятидесяти человек и капитану пришлось ограничить расход воды для питья сперва до трёх, а потом  до двух стаканов в день. Но, в конце концов, плавание на Кадьяк  Бочаров, посоветовавшись с Барановым, прервал, повернул галиот к Уналашке – самому ближнему из алеутских островов, дабы запастись там пресной водой.

В небольшой островной бухточке бросили якорь. Запас воды пополнили дня за два и пора было собираться  продолжить путь на Кадьяк, но тут случилась новая и страшная беда: на остров налетел внезапный и мощный ураган. Галиот сорвало с якорей и бросило на прибрежные скалы…

Целую неделю неистово бушевал шторм и люди мало чего смогли  спасти из бывшего на корабле груза.  Одно  утешение, что все живы остались. О путешествии на Кадьяк  думать было нечего. Потому и решили Баранов с Бочаровым здесь, на Уналашке, зазимовать. Сразу пришлось рыть полуземлянки, но, главное, заботиться  о пропитании и здоровьи зверобоев и команды. Слава Богу, что  многие промысловики сохранили ружья и в ясную погоду они ходили на охоту, добывая то сивучей, то лесных зверей или птиц…

… Остров Уналашка был одним из самых больших среди Лисьих островов  Алеутской гряды, открытых  более полусотни лет назад вологодским мореходом Степаном Глотовым и простирался почти на двести вёрст в длину. Были на нём и леса, и речки, и горы.  Одна из них в ясную, без туманов, погоду была особенно заметна, но не так высотой своей, как тем, что из вершины её, как  говорили, «шёл вечный дым». А ещё сказывали, что гора та, бывало, гудела и тогда трус земной был велик и страшен, а дым из вершины валил ещё выше и обильнее.

   Из жителей на острове обитали только алеуты, да и то в малом числе и   всего лишь в нескольких селениях. Сказывали, что их  было больше в те времена, когда первые  промышленные люди появились на Уналашке и  близлежащих островах.

    Не все они в те времена вели себя достойно с местными обитателями: насильничали, обманывали, а  порой  даже и  жизни лишали. Алеуты в долгу не оставались и много русских промышленных людей устлали здешнюю землю своими телами. Усобицы и болезни тоже намного сократили число алеутов на сих островах и на Уналашке.

Но сейчас, слава Богу,  такое уже позади: местные жители почти все крещёные и исправно служат России, как и полагается её подданным.

   Так что у Баранова и всех его людей не было чувства обречённости и уныния. В редкие ясные дни, а погода на острове с постоянными ветрами, туманами и дождями часто даже на одном дне менялась не раз,  он никогда не сидел в землянке, а ходил в компании с Кусковым по берегам острова, забирался в горы, записывая потом обо всём, что ими было увидено, в свою толстую походную тетрадь…

…Так, в холоде и голоде, прошла эта трудная уналашкинская зима, а как только потеплело, то из остатков разбитого корябля умелыми руками матросов команды капитана Бочарова  и зверобоев Баранова были построены три больших лодки. На них и поплыли на Кадьяк, до которого добирались от острова к острову с новыми приключениями, в том же холоде и в том же голоде, целых два месяца. Лишь в конце июня Александр Андреевич Баранов со своим помощником  Кусковым и всеми, бывшими с ними людьми, прибыли  к месту назначенной  службы  на острове Кадьяк у самых аляскинских берегов.

…В первые же дни жизни на острове, Баранов, едва оправившись от неожиданно  трудного и опасного пути сюда, стал знакомиться с делами, которые передавал ему Деларов, да  и  с самим островом тоже. Вместе с Кусковым они обошли на байдаре вокруг огромного Кадьяка, побывали  на других островах и на самом побережьи Аляски.

Только после этого путешествия Александр Андреевич  Баранов понял, что Русская Америка – целая страна, и  он её Главный правитель, а также то, что трудов здесь хватит ему на все, оставшиеся жизненные годы…

… Так началась служба Баранова на Кадьяке, а затем и на острове Ситха, что лежал у другого берега Аляскинского залива и куда он  перенёс через несколько лет столицу российских владений. Началась жизнь, со всеми её радостями и огорчениями, с любовью и ненавистью, с победами и бедами.

Он всё переносил достойно, как полагалось  Главному правителю  и  истинно  русскому человеку.  Лишь однажды Александр Андреевич по-настоящему опечалился и огорчился: когда он получил известие о том, что в Иркутске двадцатого мая семьсот девяносто пятого года внезапно и загадочно окончил свои земные дни Григорий Иванович Шелихов, которого он почитал как отца Русской Америки.

В эти, самые печальные для него дни, решил Александр Андреевич быть  здесь ещё более  достойным  продолжателем его, Шелихова, дела…

Ч А С Т Ь   II

Глава первая

Побережье матёрой земли американской, Аляскою называемой… Вода, кругом вода. А ещё частые острова и скалистые их берега в лёгком тумане раннего утра. И над всем этим тишина. Только слышен плеск волн о кожаный борт байдары, да глухой звук смазанных жиром уключин.

В лодке куча свежих котиковых шкур и десятка два алеутов-зверобоев во главе с байдарщиком Сысоем Слободчиковым, сидящим на корме. Он зорко глядит вперёд и по сторонам водной глади. Все другие молчат,  равнодушно взирая на океанский простор, на волны и скалы. Видно, что люди устали после многодневной тяжёлой работы и жили только ожиданием возвращения с промысла домой.

Но вдруг Сысой насторожился и махнул рукой гребцам своей байдары.

– Стой! Суши вёсла! – скомандовал жестами и негромко сказал Слободчиков.

Все повернулись в ту сторону, куда вглядывался Сысой. Там из-за островной скалы выставилась корма какого-то незнакомого и большого парусного судна, стоящего на якоре.

– Кажись, не наш, – сказал один из охотников.

– Знамо, не наш, Гуря, – подтвердил Сысой. – Нашим людям в сем углу тайном делать нечего. Да и неоткуда им тут взяться.

Слободчиков расстегнул на груди кафтан, достал из-за пазухи подзорную трубу. Корма незнакомого судна приблизилась к его зорким глазам, и он смог прочитать чёткие латинские буквы «Аlbatros».

– Англичанин… Ещё один разбойник в наших водах. Видно, опять что-то затевают, собаки… К берегу! – приказал Сысой гребцам.

Он подал знак рукой на идущие следом байдары и все лодки  повернули к скалистому, поросшему кустарником берегу одного из ближних островов.

Над высокой скалой-кекурой Новоархангельской крепости – резиденции Главного правителя русских владений в Америке на острове Ситха развевался трёхцветный с двуглавым орлом флаг Российско-Американской компании. Он будто плыл над домами, амбарами и другими крепостными постройками. У самого же причала среди других стояло  иностранное судно с английскими буквами на борту – «Аmetist», на которое по сходням работные люди заносили тюки и рогожные мешки с пушниной. Видно, что загрузка судна шла полным ходом, а за ней из окна дома правителя Русской Америки Александра Андреевича Баранова наблюдал американец Томас Мур – капитан этого самого торгового судна. Хозяин же кабинета Баранов сидел за столом и что-то писал на большом листе бумаги.

– Я старый морской бродяга, мистер Баранов, но на берегу мне более всего по душе вот эта картина, – сказал, кивая на окно, Мур.

Баранов встал из-за своего рабочего стола и подошёл к окну.

– Вы правы, господин Мур, – согласился с гостем Баранов. – И у меня от сей картины на сердце любо.  Я всегда, глядя на это, чувствую свое участие в деле, ради которого мы пришли сюда, на край земли. Но главное – всё это на пользу Отечеству.

– Мы, американцы, мистер Баранов, желаем как можно дольше работать вместе с вами – русскими. Ведь что хорошо для вашей  компании, то хорошо и для народов наших.

– Да, господин Мур, – подтвердил Баранов. – Наша с вами служба – взаимная выгода для наших народов. Но, к сожалению, тут, у матёрой земли американской, подвизаются и совсем другие люди.

– Есть, есть они, мистер Баранов, – кивнул Мур. – Вот, говорят, что в здешних водах появился известный пират Самуэль Гельбер…

– Англичанин?

– Да… Моряк, однако,  превосходный. Но там, где он появляется, всегда смута, всегда кровь. Так что будьте с ним осторожны. Хитёр и коварен этот человек.

– Ещё неведомо мне о нём, но, если говорят, стало быть, так и есть.

– У меня точные сведения, мистер Баранов. Этот разбойник где-то здесь,  у Аляски.

– И что ему  надо? – произнёс Баранов, будто спрашивая самого себя.

– Как что? – удивлённо сказал Мур. – Всё очень просто. Гельбер мелок сам по себе, но за ним стоят испанцы и англичане. А им вы – русские, и мы тоже – конкуренты у этих берегов и не нужны здесь. Вот и послали они этого самого Гельбера.

– Несколько лет тому назад здесь разбойничал пират Барбер. Много нам крови попортил. Подымал против нас туземцев, и они даже захватили нашу крепость. Еле замирились. А сам Генри Барбер потом служил у нас капитаном корабля «Ситха», да однажды в бурю погиб у камчатского берега вместе с кораблём… И вот теперь, значит, вместо Барбера прибыл Гельбер. Жизнь, однако, скучать не даёт. А что англичане и испанцы творят тут беззаконие? Почему ваши власти их не урезонят? – вдруг спросил Баранов.

– Видите ли, мистер Баранов, – ответил американец. – Моя страна ещё слишком молода. Тридцать с небольшим лет всего прошло с тех пор, как мы стали независимы от Британии. И англичане, и испанцы всё ещё сильны у нас. Ведь наша земля – бывшая колония Англии.

– Англичане с испанцами ведут себя здесь как разбойники с большой дороги, говоря по-нашему, по– русски. Мы вот ружья туземцам не продаём, а пираты колошам даже пушки за меха дают и постоянно подбивают туземцев против нас.

– Они считают всё побережье от Калифорнии до Ситхи своей землёй, – сказал Мур.

– Земля эта ничейная, – убеждённо произнёс Баранов. – А, вернее, тех племён индейских, кои на ней живут. И многие  изъявили своё желание войти в российское подданство доброй волей. В землях сих на американском берегу врыты нами медные доски, где литыми буквами написано: «Земля российского владения».

– Всё так, – согласился капитан Мур. – И мне сие давно известно. Но от коварства англичан и испанцев доски не спасут. Им нужны здешние лежбища морских котов. А для этого они  подкупают местных тойонов и поднимают против вас туземцев.

– Сие они умеют, – подтвердил Баранов. – Коварству их учить не надо. Да ведь зло своё творя, как они жить собираются? Мне говорили, как они огнём и мечом прошли от моря и до моря по земле Америки, истребляя целые племена туземцев ради собственного блага. Мы же пришли сюда не завоёвывать Америку… Вот посмотрите, господин Мур,– Александр Андреевич подвёл гостя к большой карте, висевшей на стене кабинета и продолжил. – Мы давно обжили все эти острова… Уналашку, Кадьяк, Афогнак. Наши крепости есть и на земле Кеная, Якутата. Ныне мы вот здесь, на острове Ситха. Крепость наша – Ново-Архангельск – столица Русской Америки. Но мы мечтаем о большем, господин Мур. А мечта наша – построить на американском берегу город вроде Санкт-Петербурга… С широкими проспектами, площадями, православными храмами, высокими домами и портом со многими причалами… И назовём его – Славороссия!