Текст книги "Калифорнийская славянка"

Автор книги: Александр Грязев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)

– Да и тотьмичи тоже.

– И тотьмичи, и вологжане, – согласился отец Алексей, – и каргопольцы, и лальцы, и сольвычегодцы, да мало ли ещё кто. Сибирь велика. Все они там свои суда имеют и промыслом морских зверей заняты.  Дело их сие во славу Божию и на пользу Отечеству…

…Долго в эту ночь в своей горенке не мог уснуть Иван Кусков от всего увиденного и услышанного им за день сегодняшний.

Многие думы навеялись в его голове от рассказа отца Алексея о делах и подвигах устюжских мореходов. Правда, кое-что ему поведал ещё в Тотьме отец Галактион. Он тогда же подумал:  почему город Устюг, почти сухопутный, стоящий лишь на берегу хоть и большой,  но всё же реки,  стал чуть ли не столицей русских мореходов, первооткрывателей новых земель на таких далёких от их родины берегах Великого океана.

Почему устюжане были такими непоседами? Что их заставляло бросать родной дом и идти в неведомые края, совсем не зная, что из этой затеи получится? Никто же не может знать, что будет вон за той рекой, или горой, вон за тем небоскатом, где каждое утро встаёт солнце?

Так что же они хотели? Славы? Но она могла и не прийти, а если  приходила, то многие ли о ней знали? Нет, не ради славы и личного блага шли землепроходцы «встречь солнцу».

А может быть они  искали в тех краях Беловодское царство, где все жили вольно и свободно, где не было ни начальников, ни судей, ни сборщиков налогов, ни надзирателей, ни тюрем, а была между людьми только любовь? Но в такой земной рай вряд ли они верили и искали его.

Стало быть, прав был отец Алексей. Шли землепроходцы ради познания неведомого, а дела свои вершили ради пользы и блага Отечества, ради умножения его земель и народа российского… Иван с удивлением отметил, что и ему тоже хочется узнать что-то неведомое, быть похожим на таких же мореходов и землепроходцев, а в будущем самому открыть какую-нибудь землю в  тех неведомых краях… С этой мыслью Иван и уснул, а другим утром он опять отправился на шумную, говорливую ярмарку, каковою в эти первые июльские дни жил весь Великий Устюг. И на этот раз ему повезло.

В одной из лавок того же Гостиного двора, вчера ещё никем не занятой, встретил Иван и познакомился с торговым человеком из Тобольска Степаном Лукичем Шергиным. Да к тому же  приказчиком тотемского купца Артемия Ивановича Ряшкина, который давно обосновался в Тобольске, а  оттуда со своими сыновьями вёл  торговые дела по сибирским городам на ярмарках и торжках разными товарами.

– Что-то я вчера тут никого из сибирских городов не встретил. Только из Койгорода прибыли.

– А мы запозднились по дороге, да на таможне долго своей очереди ждали. А когда товар в амбар убрали, то я своих земляков тут встретил – холмогорцев, я ведь сам-то из Архангельского города. Так и сидели за полночь, разговоры вели. Приятно было родину свою вспомнить, да и польза была… Я им свой товар сговорил продать: бруски да точила, меха разные, перец турецкий, чай китайский, а они мне слюду на окончины, гужи моржовые, кипы хмеля.

Оказалось, что новый знакомец Степан Шергин и сам был купцом, но торговли своей пока не имел.

– А пошто тебе, брат, сибирские купцы, коли ты их ищешь?

– А хочу эту страну сибирскую повидать, да может,  своё дело найду. Ведь там много теперь наших – вологжан, тотьмичей, устюжан.

– Да, почитай, в каждом городе один или два торговых человека из здешних мест родом всяко найдутся, – согласился Степан.

– Вот и я говорю. А дойти мне надобно до самого Иркутска.

– Да, в большую дорогу ты собрался, Иван. До Иркутска путь долог.

– А я не спешу. Где надо, там останавливаться, али зимовать буду. Ты только, Степан Лукич, мне до Тобольска помоги добраться. Сговоримся?

– Сговоримся, что не сговориться. Бывали  не раз такие попутчики со мной в ту сторону. Да я и сам так  когда-то туда ушёл. Правда, по зимнему пути. А сейчас даже до Тобольска путь долог.

– Ничего, выдюжу… А незнакомая дорога меня всегда манит. Только, ежели в Тобольске зимовать останусь, то работу искать придётся.

– Ну это дело нехитрое. Тот же Алексей Иванович Ряшкин помочь может. Земляк ведь.

– Так значит по рукам, – сказал Иван с надеждой.

– По рукам, – согласился Степан, отвечая на пожатие. – Только я ведь не завтра поеду, а пока свой товар не продам и новый не закуплю.

– Я понимаю и думаю, что могу помочь тебе подходящий товар тут искать. Только скажи, что ты желаешь взять, – предложил Кусков.

– Возьму льну для пряжи кип несколько, бечевы судовые, овчины и полсти, мыла, судовые гвозди, сети неводные, да деревянной посуды воз,– загибая пальцы, говорил Шергин.– У меня три  подводы с возчиками… Лавочного сидельца я здесь нанял.

– Я знаю, – сказал ему Иван, – что из Вологды привезены сюда бечевы судовые, пряжа и холсты, сети неводные, ложки, блюда деревянные, да всякая такая утварь. Могу с ними хоть сейчас договориться. Кое-что у своих тотьмичей посмотрю.

– Иди тогда сговаривайся… Поприценяйся, а потом  мне поведаешь. Я же тут, на Гостином дворе, у ярославцев к медной посуде приценюсь, у костромичей надо мыла взять, да  заказ у меня на медную же ендову и воск есть. Ну ещё кое о чём  подумаю…

На том и порешили.

А через каких-нибудь два дня, когда некоторые иногородние гости ярмарки начали разъезжаться по домам или по другим ярмаркам да торжкам, погрузил на свои подводы весь намеченный к вывозу в Тобольск товар и Степан Шергин со своими людьми.

– А вот  судовых гвоздей только одну тысячу  взял, – сказал он Ивану, помогавшему тобольцам при погрузке. – Везти их много легче по санному пути. Но зато хоть заказ сделал местным кузнецам на четыре тысячи штук. Даст Бог, на зимнюю пушную ярмарку приеду и заберу. Так что можем прямо сейчас  в путь отправляться.

– Перед дорогой, Степан Лукич, надо бы в храм зайти, да помолиться, – предложил Кусков.

– Это само собой, – кивнул Шергин.

– Тогда пошли в Успенский храм. Там отец Алексей, у которого я на постое,  благословит нас и молебен отслужит на дальнюю дорогу.

Предупреждённый ещё накануне вечером, отец Алексей ждал сибиряков в соборе и, отслужив молебен для путешествующих, благословил и напутствовал каждого.

Поблагодарив отца Алексея за приют, попросив его молиться о нём и его спутниках, Иван Кусков закинул котомку на телегу и обоз тобольцев из четырёх подвод , нагруженных ярмарочным товаром, двинулся на выезд из города.

 Только об одном спросил Иван Степана Шергина, когда их обоз выехал на сольвычегодскую дорогу.

– А что не через Лальск, Степан Лукич? Говорят, что там путь до Койгорода короче.

– Короче-то короче, – согласился Шергин, – но летом туда дорога худа. А по Бабиновской дороге через Сольвычегодск уже лет двести в Сибирь ходят. Она пока, так сказать, казённая, государева, на ней и гати мостят, переправы содержат, на почтовых станциях лошадей меняют, ежели у кого подорожные есть до любого города, хоть до нашего Тобольска. Но этот сказ не про нас. Мы деньги за лошадей должны платить будем. Так что, Господи, благослови, – сказал Шергин и, перекрестившись, дал команду возчикам продолжить путь.

Глава  двенадцатая

– Завяжите испанцам глаза, – приказала Алёна своим тёмнокожим воинам, когда солдаты Лопеса скрылись за поворотом дороги с высокой травой и кустарником по обе её стороны.

– А зачем это делать, белая женщина? Если ты решила меня лишить жизни, то я хотел бы при этом стоять с открытыми глазами, – неожиданно твёрдо произнёс Лопес.

– Твои слова достойны настоящего мужчины, испанец, – улыбнулась Алёна. – Но я уже сказала, что мы, макома, никого убивать не собираемся, тем более безоружных людей, да ещё и пленных. Твоей жизни сейчас ничего не угрожает, хотя с этим согласны не все мои воины, ибо вы, испанцы форта Сан-Хосе, много зла принесли моему племени… Помнишь ли ты последний ваш набег на нашу деревню?

– Уж не хочешь ли ты, женщина, вести нас в ту свою деревню на суд твоих подданных? – спросил Лопес, когда на голову его и вакера надели какие-то кожаные колпаки шерстью наружу.

– Да нет, испанец. Хотя отвечать вам когда-то придется за всё… Всему свой час.  Суда земного и Божьего каждый дождётся. А глаза вам завязали, чтобы вы не видели, куда мы отсюда пойдём.

 Алёна взмахом руки приказала воинам перейти через дорогу и идти в противную  сторону.

– А что толку, что мы не увидим или увидим, куда вы уйдёте. В такой траве разве найдёшь следы ваши.

– Бережёного Бог бережёт… Мы знаем, что у вас есть свои следопыты. Знаем и то, с какими нашими врагами из здешних племён вы дружите. Но сразу хочу тебе сказать, испанец, чтобы вы  не пытались нас искать. От этого хуже будет только вам.

Все эти слова Алёна говорила Лопесу, пока её воины  не остановились по знаку вождя у одной из стоящих недалеко от дороги сосны-чаги и повелела снять колпаки с голов пленников.

– Вот теперь мы тут и поговорим ещё немного, испанец. Садись, – предложила Алёна и первая села, прислоняясь к стволу сосны.

– Почему ты меня зовёшь только испанцем? Я лейтенант Лопес, Альберто Лопес – моё полное имя.

– Хоть ты и офицер, но много будет чести, чтобы я – вождь племени макома называла тебя по имени. Ужели знакомство со мной ближе иметь хочешь? – засмеялась Алёна.

– А почему бы и нет? – серьезно сказал Лопес. – ты женщина красивая, да к тому же белая, а я, как видишь, тоже белый.

– На вид-то ты белый, но душа у тебя чёрная, испанец. А посмотри на моих мужчин, – и Алёна повела рукой в сторону стоявших рядом воинов. – Они темнее телом, но души их светлые и чистые, ибо живут они на своей земле, которую им Бог даровал.

– Это земля испанской короны,  мы ею владеем.

– Была бы ваша, ежели дарована,  али куплена. Но земля эта вами захвачена. Вы прошли по этой земле с мечом и огнём, а называете себя христианами. Разве не так?

– Да, мы – христине, – кивнул Лопес.

– Но как можно называть себя христианами, а Божии заповеди нарушать? «Не убий», а вы убиваете, кого хотите. «Не укради», а вы крадете и землю и людей. «Не прелюбодействуй», а вы насилуете жён и девушек местных.

– Кто ты, женщина?! – опять воскликнул Лопес.

– Обо мне тебе всё сказано. Зачем повторять.

– Так что же ты хочешь от меня?

– Я тебя уже спрашивала… Помнишь ли ты последний ваш набег на деревню макома?

– Конечно, помню. Тогда я впервые там тебя увидел. Ты убила троих наших солдат.

– Мы защищались, а вы напали на мирных и безоружных людей. Зачем?

– Нам нужны были работники на плантациях.

– Так работайте сами на ваших полях.

– У нас нет столько людей.

– Тогда берите тех, кто пойдёт к вам доброй волей.

– Таких почти нет. Они все быстро разбегаются.

– Для вольных индейцев работа у вас тяжела, да ещё под надзором солдат. Это труд рабов, а не вольных людей, коими они родились. А вы их даже на ночь запираете в сараи, как скот. Не так ли?

– Это делается для того, чтобы они не убежали.

– Из форта с его высокими стенами или через ворота, где стоят караульные солдаты? Ты нам сказки не рассказывай, испанец. Всё это вы делаете потому, что индейцев вы за людей не считаете. Вот почему мы говорим с тобой на разных языках.

– Но разве я один виноват в том, в чём ты сейчас нас обвиняешь?

– Конечно, не один. Ты виноват вместе со всеми… Нам с тобой никогда не сговориться. А по сему ты пойдёшь сейчас в крепость и передашь своему коменданту, что если ваши набеги на нас или другие племена будут  продолжаться, то мы объявим вам войну. И тогда посмотрим – чья возьмёт. Уразумел, испанец? Ясно сказала?

– Ясно, – согласился Лопес. – Чего тут не понять.

– Тогда ступай домой и помни о том, что я тебе говорила, – сказала Алёна, поднимаясь с земли.

Она приказала своим воинам отвести испанцев на дорогу и развязать им руки, а когда Лопеса собирались уводить, подошла к нему.

–  Ещё одну истину помни, испанец: «Пришедший с мечом, да от меча и погибнет». Помни.

Лейтенант Лопес ничего не ответил на эти слова Алёны и они с вакером, окружённые  воинами макома, пошли к дороге.

Ещё было светло, когда Лопес постучался в ворота форта, а когда караульный отворил пешеходную калитку, лейтенант почти бегом бросился к дому коменданта.

Капитан Муньос ужинал и совсем не ожидал вот сейчас увидеть своего пропавшего офицера, а когда Лопес распахнул двери и Муньос увидел его на пороге, то капитан, радостно воскликнув, вскочил из-за стола и подбежал к лейтенанту.

– Наконец-то, Лопес!.. Ты здоров? Не ранен?

– Нет, господин капитан, я…– начал было говорить лейтенант, но комендант остановил его.

– Ничего не говори, Лопес. Давай сразу за стол,  вот тебе стакан вина. Да что там вина, вот тебе стакан рому. Выпей, а потом  говорить будем.

Лейтенант Лопес благодарно глянул на коменданта, сел за стол,  залпом выпил предложенный ему стакан крепкого рома, потом, шумно и устало вздохнув, вымолвил:

– Я готов…

– Ну и хорошо, Альберто. Хорошо, что ты жив и здоров. А то, что с вами случилось, я знаю. Мне доложил Альварес. Значит, ты встретил опять ту самую белую женщину из племени макома.

– Так точно, господин капитан. Но она оказалась вождём этого племени.

– Меня это особенно поразило в рассказе твоего сержанта.

– И тем не менее – это правда. Теперь я в этом убедился сам.

– Но откуда она там у диких появилась? Вот в чём загадка.

– Не знаю, господин капитан, но макома её боготворят и говорят, что она им дана самим богом океана,  что она вышла к ним из морской воды после бури. Интересно, что женщина это тоже подтвердила.

– Ну, это сказки диких индейцев, которые верят в духов своих предков и богов. Мы-то не дураки, чтобы в это поверить. Нет, Лопес, здесь что-то другое.

– Наверняка так, господин капитан. Я сам думал об этом, но ничего в голову не идёт, а она сама не говорит, хотя и спрашивал.

– А почему эта белая девка-вождь тебя оставила, а других отпустила. И никого из вас дикие не убили. Почему?

– Сказала, что макома мирные люди и никого, особенно пленных, они не убивают. Хотя некоторые из её воинов предлагали расправиться с нами. Но она не разрешила.

– А я уже собрался идти к тебе на выручку.

– Вот тогда она могла с нами расправиться.

Стакан рома подействовал на Лопеса успокаивающе, напряжение внутри его спало и он поведал коменданту весь разговор с вождем племени макома. Когда же дошёл до того места разговора, где хотел узнать её имя и сказал своё, то Муньос перебил его:

– И всё же влюбился ты, Лопес, в эту белую девку? – сказал он, смеясь. –Правда, или мне так кажется?

– В такую не грех и влюбиться, господин капитан: белокожа, беловолоса и глаза – синие небеса. И я дал себе слово, что встречусь с ней непременно.

– Понимаю, понимаю тебя, лейтенант. Мы с тобой так давно не видели белых женщин, – согласился Муньос. – И всё же главное в вашем  разговоре – её предупреждение нам о возможном нападении на наш форт, если мы силой будем набирать себе работников?

– Да, сеньор капитан.

– Так что же нам теперь делать? Не водить работников на поля? Ведь завтра она со своим диким воинством опять нападёт на наших людей.

– Думаю, что нет, сеньор.

– Почему?

– Мне показалось, что она в этот раз просто освободила мужчин своего племени. Их у неё, видимо,  не очень много. Так что завтрашнюю команду можно смело вести на работу. Но караулы  надо усилить. Так, на всякий случай, – высказал своё предположение Лопес.

– Где же я тебе столько солдат возьму? А если дикие и вправду нападут на форт?

– Думаю, что сейчас это исключено, сеньор. Чтобы напасть на нас, диким племенам надо объединиться. А это дело не скоро делается.

– Пожалуй, что так, – согласился Муньос. – Но и нам не следует сидеть, сложа руки!

– Конечно, сеньор. Новых солдат надо попросить у коменданта форта Сан-Франциско или даже в Монтерее, – предложил Лопес.

– Согласен, – кивнул Муньос, – и мы с тобой в Сан-Франциско съездим, когда время придёт.

– Но есть ещё у меня задумка, сеньор капитан, – как-то даже загадочно   проговорил Лопес.

– Давай, выкладывай скорее, – поторопил его Муньос.

– Дело в том, что не все местные племена индейцев дружны между собою.

– Я об этом знаю, – согласился комендант.

– Ну, так нам надо найти врагов макома и столкнуть их. К примеру, за той рекой обитает племя чолбонов. Они с макома не дружат, а к нам относятся по– доброму.

– Да и работают неплохо. Ведь мы их кормим хорошо. А вождь их от нас подарки получает, когда здесь бывает.

– Его и шамана следует опять позвать сюда, поговорить по-хорошему, да и подарками задобрить.

– Ты молодец, Лопес. Хвалю и радуюсь. Давай ещё выпьем за успех в наших делах против диких на благо испанской короны и сей земли нашей – Новой Испании, – радостно проговорил Муньос, разливая ром  по стаканам.

– С удовольствием, сеньор капитан, – поддержал его Лопес. – А как вы насчёт того, чтобы мне с нашими ребятами найти макома и привести сюда эту их девку-вождя?

– А ты опять за  своё, лейтенант …  Нет, Лопес… Не будем торопиться. Сперва всё узнаем о ней через индейцев-чолбонов.

  В эту ночь опять долго не могла уснуть в своей хижине  Алёна. Думы о том, как защитить  людей макома от испанцев, одолевали её. Алёна понимала, что одной с мужчинами своего племени ей это дело не по силам. Выход был только один: объединиться против врагов с дружественными макома племенами, добыть коней и оружие, обучить мужчин обращаться с тем и другим. Ну, а храбрости и мужества воинам макома не занимать. Но обо всём этом завтра надо будет обговорить на совете старейшин племени. С этой мыслью Алёна, успокоившись, и уснула.

Глава  тринадцатая

Путь в Сибирь и впрямь оказался многотрудным и долгим, но для Ивана Кускова интересным: почти каждый день на этом пути он делал для себя какие-то открытия, как бывает всегда, когда идёшь в даль, до того тебе неведомую, знакомую лишь по рассказам других людей, в той дали побывавших. Сперва вдоль берега Северной Двины дошёл он с обозом Степана Шергина до Сольвычегодска. Это, считай, что своя сторона. А вот от сего города и началась та самая сухопутная дорога «встречь солнцу» уже в сибирскую сторону.

Дорога  именовалась Бабиновскою. Потому, сказывают, что лет двести тому назад, почти что во времена Ермака Тимофеевича и царя Ивана Грозного, проторил её посадский человек Соли Камской Артемий Бабинов.

От Сольвычегодска шла она на восток через дремучие леса и Каменный Пояс, через большие и малые реки, перевалы, переправы,  ровные долины, до многоводного Иртыша и до славного города Тобольска, бывшего ещё совсем недавно столицей необъятной страны Сибири, перенесённой ныне по указу императрицы всероссийской Екатерины Великой в город Иркутск на реке Ангаре, которая несёт свои воды по той земле от великого Байкала в столь же великий Енисей, а тот в океан Ледовитый. Но всё это где-то там, в далёкой тысячевёрстной восточной стороне,  куда ведут мечты его – тотьмича Ивана Кускова.

Сказывали бывалые люди, что соликамский посадский человек Артемий Бабинов сократил дорогу из России в Сибирь на целую тысячу вёрст вместо  старопрежнего Печёрского пути, который пролегал ещё севернее Сольвычегодска через Печору и Пермь Великую за Камень в Югорскую землю и на Обь-реку. И давно ведомо, что ходили по тому пути в Сибирь охочие рати новгородцев, вологжан и устюжан задолго до Ермака Тимофеевича.

…Всё сие познавал Иван Кусков от Шергина и его спутников, на  ночёвках в слободах и сёлах, в ямщицких избах от встречных людей или от попутчиков.

Говорили ещё они, что дорога сия скоро станет малолюдною, ибо уже пошли обозы в Сибирь из России по новой дороге через Пермь и  Кунгур, а там на Екатеринбург,  в Тюмень и Тобольск.

Названиями тех мест, где обитали люди, Кусков не шибко удивлялся, но вот видами природы, которые ежедень менялись, он часто умилялся и восхищался. Правда, в иной день  не до того было. Особенно при переправах через реки, когда перегружали весь товар с телег на речные суда.  Такими днями Ивану приходилось изрядно попотеть. В обозе Шергина Кусков не был нахлебником, а трудился, когда случалась в том необходимость, вместе со всеми своими спутниками.

 Когда же останавливались на ночлег или отдых в ямских слободках, да почтовых станциях, то он читал Евангелие и, если удавалось, то брал у смотрителя перо с чернильницей и записывал в свою тетрадь кратко о тех местах, где проезжал обоз, о том, что увидел и отложил в памяти своей. А записывать и вправду было что…

Так, от Сольвычегодска отъехав, пришлось вскоре переправляться через Вычегду-реку, а потом в селе Большой Двор, куда прибыли под вечер, пришлось заночевать и сменить лошадей, заплатив за прогон до следующего яма местным крестьянам, свободным от государевой ямской гоньбы. И так потом часто бывало.

На этом почтовом тракте стояло много деревень, жители которых, обслуживая ямскую гоньбу, подрабатывали на жизнь  подвозом торговых людей от яма до яма, едущих в Сибирь или обратно.

Названия тех мест, где проезжали  по тракту, Иван, конечно не все запомнил, но отметил для себя, что деревни вдоль дороги были весьма опрятны и ухожены. Так же хорошо возделаны пашни  меж перелесков, а иногда и  у речных берегов.

Особенно запомнился Ивану большой лес по берегу Сысолы, когда через селения Куратово, Палауз и Ужгу подъезжали к Койгородку на Сысоле же реке. Здесь заночевали, сменили лошадей и отбыли опять по большому дремучему лесу прямо на восход солнца до Козьего яма на реке Козе, а на другой день прибыли к берегу широкой и многоводной Камы-реки.

Здесь пришлось весь товар с подвод переносить на широкую ладью под парусом: от берега до берега было не меньше версты. Пришлось ждать ещё и тихой погоды, как всегда при переправах по широкой воде, когда даже маленький ветер поднимает на реке большую волну, способную перевернуть судёнышко.

После переправы через Каму сменили повозки и лошадей, а под вечер подъехали к Соликамску, где на постоялом дворе Степан Шергин объявил об однодневном отдыхе. Все с ним благодарно согласились, ибо за эти первые дни пути люди устали от частых перевалок товара, от пешего хода. А того и другого впереди ожидалось  ещё  много.

Вечером того дня после бани за квасом и ужином Иван Кусков спросил Шергина:

– Далеко ли ещё до Пояса Каменного, Степан Лукич?

– А дня через два-три, однако. Когда переберёмся через реку Яйву, то  горы каменные увидишь. А там за ними уже Сибирь-матушка начнётся.

Так всё и произошло, когда после ночёвки в деревне Верхняя Усолка, запомнившейся Кускову огромным  озером, на берегу которого она и стояла, переправились через речку Яйву. Тут  увидел Иван Кусков долгожданные горы и скалы, какие отродясь пока не видывал. Обоз проехал мимо трёх высоких гор, покрытых тёмным хвойным лесом, и двинулся дальше по дороге вдоль берега ручья Чикман, притока Яйвы, пока версты через две или три не остановились в селе Верхне-Косвинском, где тоже стояли горы  ещё выше прежних.

– Ну вот, мы и в Сибири, – подошёл Шергин к Ивану, с интересом с каким-то восторгом взиравшему на необычную местность. – Вот  эти самые горы, зовомые Камень, и разделяют Россию и землю сибирскую… Да ты впереди ещё не такое увидишь. Сейчас же нам помолиться надо, однако.

Ничего не сказав Степану Лукичу, Иван Кусков пошёл вместе со всеми в сельский храм – небольшую деревянную церквушку с шатровой колоколенкой, какие и  в вологодских краях  стоят повсюду.

Местный сельский батюшка и, как оказалось, давнишний знакомец Степана Лукича, после обедни отслужил заказанный Шергиным молебен о благополучном прибытии обоза с товаром и людьми в Сибирь и о благополучном же продолжении их пути к Тобольску.

За трапезой в харчевне при постоялом дворе у почтовой станции Иван спросил Степана Шергина о том, долго ли ещё идти до Тобольска.

– Далековато, однако, будет. Так что ты верняком ещё одни сапоги стопчешь… Домой придём в сентябре-октябре, а там скоро и зима грянет. Чем заниматься будешь? Или далее в Иркутск пойдёшь? – спросил Шергин.

– Да мне, Степан Лукич, спешить особо некуда. До Иркутска я всё  равно с Божьей помощью доберусь, но на эту зиму, видно, останусь в Тобольске… Поизноситься да поиздержаться придётся в дороге. Где-то там у вас поработать надобно будет… На одежду, на обутку, да на дальнюю дорогу до Иркутска.

– Ну что же… Правильно мыслишь, Иван Александрович… Думаю, что хозяин наш Алексей Иваныч Ряшкин, как я тебе уже сказывал, в помощи земляку не откажет. Это ему не в убыток, а скорее, наоборот будет. Мужик ты, вижу, работящий, да и по коммерческой части соображение имеешь. А нашему хозяину такие люди завсегда нужны… Похлопотать же за тебя я смогу, ежели ты сам охоту к тому имеешь.

– Спаси тебя, Господи, Степан Лукич. Век буду благодарен, – сказал в ответ Кусков.

– А-а, не стоит благодарности. За хорошего человека почему не порадеть.

В тот вечер спать легли рано, и выехали из села по сибирскому тракту тоже рано, и опять, как говорили издавна, «встречь солнцу», которое только-только будто проснулось и, умывшись утренней росой, поднималось, играя, над лесом и невысокими горами на восточной стороне небозёма.

И опять Иван отмечал про себя часто меняющиеся красоты здешней природы, совсем не похожей на природу родных тотемских мест: горы, покрытые лесом, голые высокие скалы, дремучие леса да гладкие речные долины.

Через многие сёла и деревни на старом тракте проезжали, почти не задерживаясь. Потому-то названия их не оставались в памяти Ивана.

А вот река Ляля запомнилась ему своими необычным названием, да ещё тем, что ехали вдоль неё почти целый день, то поднимаясь в горы, то опускаясь с них в густой и дремучий лес, после которого уже к вечеру подъехали к деревне Караул, где и заночевали, дав отдых себе и лошадям.

Утром же ранним тронулись от Караула опять через лес и к вечеру добрались до городка Верхотурья, стоящего на берегу Туры. После переправы через эту реку дорога показалась Ивану малоезжей. Деревни на ней одна от другой, бывало, стояли друг от друга на сорок, а то и на пятьдесят вёрст. Только рядом с переправами было оживленнее. Возле каждой из них были деревеньки, насельники которых помогали проезжим путникам перебираться через реки. Тем, видно, и жили…

       Одну из таких переправ через реку Салду долго будет помнить Иван. А всё из-за случая, что приключился  с ним  уже у другого её берега. Случилось же вот что… Поклажу с воза самого Степана Лукича, рядом с которым всю дорогу шёл Иван, разместили на плоту и он, орудуя веслом, поплыл через реку. Всё было бы хорошо, да Иван немного не рассчитал быстроту течения и плот сильно ткнулся в берег. Потом его развернуло, ящик с гвоздями, бывший на середине плота, сместился на самый край и плот перевернулся. Мешки и тюки с лёгким товаром выловили быстро, а вот сколоченный из толстых досок ящик с коваными гвоздями пошёл ко дну. Благо, что глубина у самого берега была не больше сажени, но всё равно Ивану пришлось изрядно потрудиться: он несколько раз нырял к ящику, пока верёвочной петлёй не обвязал груз, а мужики вытянули его на берег….

       Но беда, как говорится, не приходит одна… После переправы, к удивлению Ивана, Шергин в прибрежной деревне останавливаться на ночлег, как бывало, не стал, а велел поставить походную палатку у края леса в верстах двух  от деревни. Только тут Кусков решился спросить Шергина о причине такой ночёвки.

   – Там у переправы, только в другой деревне, обитают лихие люди,– ответил Степан Лукич.

       – Разбойники?

       – Да, можно и так сказать…Целая деревня этим промышляет на торговой дороге. Потому, говорят, и живут богато… Они о нашей переправе  наверняка  узнали.

        –  Что же они на нас там не напали?

        – А зачем? Там народу много лишнего, да и белым днём им грабить несподручно. Товар, правда , они редко забирают: сбыть его здесь негде.А вот деньги они хорошо берут… Так что сегодня с темнотой можно ждать гостей.

         – И что делать будем?– спросил Иван.

         – Так борониться будем,– сказал Шергин и достал из ящика под сидением  короткоствольное ружьё.– Ты стрелял когда-нибудь из такого мушкетона?

          – Нет, не приходилось,– покачал головой Кусков,– но видеть видывал.

           – Дело сие не хитрое, научишься. Вот, смотри… Сперва его надо зарядить…

             Степан Лукич достал из кожаной сумки  бумажный патрон с порохом. Затем, откусив низ его, засыпал порох в ствол ружья и туда же затолкал шомполом оставшуюся часть патрона. Потом сыпанул туда немного дроби, забил  бумажный пыж и всё утрамбовал шомполом.

           – Вот всё и готово. Теперь только пороху сюда на полку насыпать вот из этой пороховницы и можно стрелять. Курок  с кремнем. От искры порох  загорится… Держи – это тебе,– заключил Шергин  обучение и протянул ружьё с пороховницей Кускову.

              – Мне?– удивился Иван.– А ты с чем будешь?

               – У меня ещё есть,– произнёс Шергин и достал из того же ящика  пистоль с широким раструбом на конце ствола.– Лучшей защиты от разбойников, чем этот пистоль, я пока не знаю. Заряжай хоть дробью, хоть картечью или пулей. А можно и крупной солью.

            – А я и у возчиков наших ружья видел,– поведал Иван.

             – Ну, а как же. Без этого в нашем деле нельзя. Особенно здесь, в Сибири…

             … Незваных гостей долго ждать не прошлось. Едва Шергин и его спутники успели поужинать, расположившись у костра, как перед ними  явились два бородатых мужика. Оба были в сермяжных кафтанах и в портах из крашенины, заправленных в невысокие голенища сапог. На головах пришельцев были войлочные колпаки. Если бы не угрюмые лица подошедших мужиков, то можно было подумать, что это просто прохожие  люди из деревни при переправе. Ещё издали заметив приближение гостей, Степан Шергин встал за одну из подвод с товаром.

              – Кто тут у вас хозяин? – спросил один из бородачей, подойдя к самому костру.

               Иван Кусков и возчики ничего не сказали в ответ, а Шергин  вышел из-за телеги, скрестив руки на груди.

               – Ну я, – спокойно молвил он.– А что вам надобно?

               – Надобно, чтобы ты деньги нам отдал.

               – А разве я вам должен? За переправу я с мужиками  рассчитался. О каких деньгах речь ведёте? Да и кто вы такие?

                – Мы о переправе речь не ведём. Ты деньги нам должен за проезд по нашей дороге.

                  – А я думал, что дорога сия государева.

                  – До государыни далеко, – заговорил второй  из мужиков.– На этой дороге мы хозяева. Так что давай, купчик, раскошеливайся.

                  – Вот вам мой ответ,– громко сказал Шергин и, достав из-за пазухи пистоль, направил его на лихих мужиков.– Идите туда, откуда пришли, покуда целы.

                По этому сигналу Иван и три шергинских возчика отошли от костра к телегам и достали свои мушкетоны.