Текст книги "Innominatum. Неназываемое"

Автор книги: Александр Розов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)

Александр Розов
Innominatum. Неназываемое

«Одной из самых драматических черт человеческой природы является ужасная связь между глупостью и саморефлексией. Именно глупость заставляет обычного человека отвергать все, что не согласуется с его рефлексивными ожиданиями»

Кастанеда

Эпизод-1. Проштрафившийся телохранитель

Северо-восточная Австралия. Архипелаг Тиви.

Остров Мелв.

Фокси Рорх отшивала любого, кто предлагал сходу поставить ей выпивку. Ведь с точки зрения психологии, человек, сходу ставящий девушке выпивку, хочет ее как-то обязать, пусть и мелочью. Возможно, это просто попытка флирта, но не исключено, что человек готовится манипулировать вами… Профессия одиночного телохранителя накладывает определенные штрихи на психику человека. На внешность – тоже. У мужчин это не так заметно, поскольку мужчинам (по крайней мере, теоретически), полагается быть хоть немного атлетами – с широкими плечами, узкими бедрами, и равномерно-гармоничной мускулистостью. Но те же штрихи на молодой девушке, выглядят, скажем так, не очень традиционно. Если у нее при этом еще и квадратный тип лица с твердым подбородком и крупными прямыми чертами, то дело совсем плохо. Но, Фокси обладала женственным овалом лица, с маленьким носиком – кнопкой, и мягкими очертаниями губ. К этому прилагались зеленовато-карие глаза и огненно-рыжие волосы. Что до фигуры, то весьма некрупные выпуклости бюста выглядели несколько неубедительно на фоне развитой мускулатуры торса. По сумме параметров Фокси была похожа на деревенскую девушку, которая в ранней юности всерьез занялась толканием ядра, не дотянула до олимпийского уровня, и вернулась на ферму, однако сохранила привычку носить в повседневной жизни свободный спортивный костюм вместо платья и кроссовки вместо туфель. Когда она в подобной экипировке появлялась в каком-нибудь баре или кафе, ее порой принимали за девушку с комплексами из-за внешности, готовую прыгнуть в койку к любому субъекту мужского пола – лишь бы предложили. И, следовал вульгарный заход с предложением выпивки. Фокси действительно немного переживала на тему внешности, но вовсе не до такой степени, и незадачливый любитель «снимать дурочек на выпивку» оглянуться не успевал, как шел на хрен, получив бесплатный совет трахнуть самого себя в жопу…

В общем, Фокси отшивала любого, кто предлагал поставить ей выпивку, но здесь был совершенно особый случай, не вписывающийся в краткий курс психологии…

Все началось в баре на первом этаже маленького отеля «Plaza», что на северном берегу острова Мелв, около 8 утра. Массивный, хотя и не толстый, мужчина несколько выше среднего роста, лет примерно сорока, одетый в потертые джинсы и мешковатую ярко-пятнистую рубашку, застегнутую лишь на две средние пуговицы, вразвалочку подошел к стойке, и шлепнулся на табурет рядом с Фокси. Затем, он пригладил широкой ладонью коротко подстриженные, но вздыбившиеся, видимо, после морского купания волосы, почесал коричневую шерсть на пузе, посмотрел на себя в зеркало, надул пару раз щеки, и поморгал льдисто-голубыми глазами. Выполнив все эти действия, он окликнул бармена:

– Эй, Билл, твою мерзкую душонку еще не утащили в девятый ад ракшаса Раваны? Тогда плесни мне той дряни, которая в твоей лавочке в шутку называется «виски».

– Ты еретик, Харрис, – отозвался бармен, грохнув на стойку стакан, – еще не выпил, а уже сквернословишь и поминаешь языческих демонов, да хранит нас от них святой Патрик.

Харрис повернулся к Фокси и спросил:

– Леди, вы слышали, как этот негодный служитель Диониса разговаривает с клиентами?

– Леди, вы слышали, как этот тип богохульствует и бранит мое виски? – отреагировал бармен, пододвигая стакан Харрису, – пей, нечестивец, и попробуй только скажи, что тебе не понравилось! Как жаль, леди, что вы пьете только кофе и колу, а то мы вместе могли бы уличить его в гнусной клевете… О, святой Дунстан! Будьте свидетелем, леди, он глотает виски, как лошадь!

– Не драматизируй, Билл, – ответил Харрис, вытирая губы салфеткой, – я просто его выпил. По-человечески, прошу отметить. Леди, вы когда-нибудь видели лошадь, пьющую из стакана?

– Не видела, – призналась она, едва удерживаясь от смеха.

– Вот! И никто не видел, кроме Билла! Парень, у тебя галлюцинации! Ты надышался паров своей отравы, и тебе мерещатся лошади, пьющие из стаканов! Налей-ка мне кофе… И себе за мой счет, пока твои многострадальные мозги не рассыпались окончательно и ты не угодил в наркологическую клинику. Леди, разрешите вам тоже предложить кофе? Ведь вы честно участвовали в посрамлении этого бесстыжего торговца химической эйфорией.

– С удовольствием, – смеясь, ответила она, – вы оба совершенно сумасшедшие!

Билл и Харрис дружно заржали.

А через три дня Фокси Рорх уже казалось, что она знает этих двоих: рыжего бармена и эксцентричного киношника чуть ли не с детства.

Каждое утро она была вынуждена торчать в этом баре на первом этаже, поскольку клиент – вице-президент международного антикварного фонда – был старым маразматиком с неизлечимым пристрастием к русской водке, колумбийскому кокаину и девочкам легкого поведения. К счастью, с 11 вечера до 7.30 утра он всегда спал. В остальное время он, как правило, сидел или лежал в номере, но в любой момент мог вдруг захотеть поехать в городок, или на пляж, или на какую-то встречу. Фокси не представляла, зачем этому жирному болвану телохранитель, но пунктуально выполняла свои обязанности. В конце концов, это был ее первый серьезный заказ: фонд платил за безопасность своего вице-президента очень приличные деньги.

Билл Доннел работал всегда в утреннюю смену, поэтому они встречались за стойкой бара практически по долгу службы. Впрочем, его напарник, бразилец Сократ Лопес, тоже был парень хоть куда. Они с Биллом были здорово похожи, только вместо святых Патрика и Дунстана, Сократ поминал пресвятую деву и блаженного Августина.

А Харри Харрис просто был жаворонком. День он начинал с 50 грамм виски, чашки кофе, сигары и словесной пикировки с барменом. Фокси с удовольствием в этом участвовала.

Пролетела неделя, а потом случилась катастрофа.

Билл догадался о ней сразу, поскольку Фокси, спустившись в бар не в 7.30 утра, а в 9.30, молча кивнула в ответ на его приветствие и взяла бренди вместо обычной чашки кофе.

– Что стряслось? – спросил он.

– Этот идиот умер. А я в полной заднице.

– Твой клиент? Его все-таки убили?

– Нет. Просто слишком много кокаина. Остановка сердца. А я вылетела с работы.

– Но ты же не виновата, что этот жирный придурок нюхал снежок!

– Поди, объясни это боссу агентства. Передоз наркоты, понимаешь ли, не считается причиной естественной смерти. Так что с меня еще и вычли штраф за срыв контракта. На моем счету теперь вот такой минус. Короче, я сейчас сижу и пропиваю последние монеты.

– И что теперь будешь делать?

Фокси пожала плечами.

– Слушай, погоди минуту, – Билл выскочил в служебное помещение и вернулся как раз тогда, когда она разделалась со своим бренди.

– Давай я все-таки налью тебе кофе, – предложил он.

– Налей. На кофе у меня денег хватит.

А через четверть часа в бар влетел Харрис и, ткнув пальцем в сторону Билла, коротко спросил:

– Где?

– Вот, – ответил бармен, кивая на Фокси.

– Ага! – сказал Харрис.

– Эй, вы о чем? – поинтересовалась она.

– Говорю прямо, по-солдатски. Тебе работа нужна?

– Работа? Кому-то понадобился проштрафившийся телохранитель?

– Нет. Мне понадобилась секретарша – менеджер со специальными знаниями.

– А я-то тут причем? – холодно спросила она, – разве в окрестностях бляди исчезли?

– Фокси, остынь, – сказал Харрис, – говоря «секретарша – менеджер», я имею в виду не персону женского пола, которая спит с боссом. Я имею в виду аккуратного, толкового человек, все равно какого пола, понимающий толк во всяких таких штуках…

Он взял нож для колки льда и изобразил в воздухе пару фехтовальных выпадов.

– Зачем? – поинтересовалась Фокси.

– Вот зачем! – он вытащил из кармана четыре визитки и бросил на стойку.

«Explosive-Extreme Inc (ExEx), Харри Харрис, директор».

«Iron-Star Pictures – Харри Харрис, генеральный консультант по спецэффектам».

«Международный профсоюз каскадеров. Харри Харрис, сопредседатель правления».

«Всемирный клуб технологов игрового кино. Харри Харрис, вице-президент».

– Ты же говорил, что ты просто киношник, – заметила она.

– Ну, да. Так оно и есть. Я просто киношник. Занимаюсь постановкой трюков. Но так получилось, что у меня в этом деле кое-какой авторитет.

– Значит, так, Харрис, – Фокси вздохнула, – Ты хороший парень, и все такое. Но я не нуждаюсь в подачках. Не привыкла, понимаешь?

Он повернулся к Биллу.

– Нет, ты слышал? «Подачка»! Надо же! Да я самый жуткий работодатель на свете. В древности от меня сбегали на греческие галеры и в египетские каменоломни! В Колизее перспективой работы в моей фирме пугали римских гладиаторов – и эти суровые парни плакали, как дети!

– У него учился граф Дракула, – шепнул Доннел, перегнувшись через стойку, – но потом раскаялся и стал гуманно сдирать со своих жертв кожу заживо.

– Нет, серьезно, Харрис, чем ты мне предлагаешь заниматься?

– Деловой перепиской, заметками на киносъемках, решением неформальных проблем и конфликтов, разбором жалоб и критикой предложений, ну и разумеется, каскадерской работой. У нас играют все. Главное, я хочу, наконец, сделать работу каскадеров чем-то нормальным, без киношной суеты и постоянного бардака, свойственного бомонду.

– И сколько ты за это готов платить? – спросила Фокси.

Харрис написал на салфетке число и пододвинул к ней, пояснив:

– Это в неделю.

– Ладно, – сказала она, – где расписаться?

Эпизод-2. Эксклюзивное средневековье

Гавайи. Городок Ваимеа.

В свои 75 лет, Берген Фарриган (известный под ласковым прозвищем «Большой Бонго»), основатель и бессменный президент кинокомпании «Iron Star», был в очень неплохой физической форме. Конечно, репортеры, писавшие, что «Большой Бонго выглядит на полтинник», льстили любимому продюсеру кино-иллюзий, но не слишком сильно. По словам Фарригана, секрет его хорошей формы состоял всего из двух частей: Первая – находиться, в основном, в обществе людей, у которых хорошее настроение, и которые говорят о спорте и сексе чаще, чем об адвокатах и врачах. Вторая – два раза в неделю на целые сутки посылать все дела в задницу. Вообще все, без исключения.

Известный киносценарист Колин Рамсвуд, прилетевший из Сиэтла специально, чтобы поговорить с Фарриганом по серьезному делу, попал ровно на середину таких суток, и Джоан Лайти, секретарша Большого Бонго, проинформировала его об этом сразу по прибытии, встретив в аэропорту.

– Это судьба, мистер Рамсвуд, – молодая гавайская американка картинно подняла брови, выпучила глаза и развела руками, – Или даже карма. Представьте: вдруг, кто-то свыше решил дать вам несколько часов на то, чтобы подумать о чем-то важном.

– Я уже две недели думаю об этом важном, – проворчал Колин.

– Ну, – Джоан пожала плечами, – а вдруг вам не хватало вот этих нескольких часов?

– Может быть, – согласился сценарист, поскольку спорить явно не имело смысла, – а вы могли бы подсказать мне, где тут лучше всего посидеть и спокойно подумать?

– Так-так-так… – секретарша Большого Бонго наморщила лоб, – Вот что! Я отвезу вас в отличный паб рядом с любительским ипподромом. Зеленые холмы. Красивые лошадки. Отличное домашнее пиво. Демократичная обстановка. Но не шумно. Идет?

– Идет, – снова согласился Колин, и менее, чем через полчаса был высажен в довольно симпатичном месте, напоминающем большое ранчо.

Здесь горожане приобщались к любительскому конному спорту. Кто-то приезжал сюда всей семьей, чтобы учиться ездить на лошади (а если страшновато, то на пони). Кто-то приезжал просто посмотреть на лошадок, и погулять по живописным холмам. Кого-то, видимо, привлекал паб с маленькой пивоварней в старом валлийском стиле. Колин, по ситуации, оказался именно в третьей категории, и постарался соответствовать. Бармен, распознав свежего человека, мгновенно выдал набор рекомендаций: какое пиво в какой последовательности пробовать, и чем закусывать, так что думать над выбором не было необходимости, и появлялась возможность сосредоточиться на главной теме…

…Зеленые холмы гавайского острова, как бы, уплыли на второй план, став фоном, а на первый план воображение Колина Рамсвуда вытащило другой остров: Долак в глухой индонезийской провинции Ириан-Папуа. Дикие джунгли и топкие болота, как будто из доисторических времен. В околонаучных журналах про остров Долак сообщалось, что, возможно, там сохранились динозавры. Что-то вроде Парка Юрского Периода…Таким Рамсвуд впервые увидел Долак в самом начале проекта «Авалон». Это было чертовски давно, в те времена, когда молодой сценарист отчаянно нуждался в деньгах для своей только что созданной кинокомпании и, в неком пароксизме креатива, породил идею киносъемочной площадки, как самостоятельного товарного продукта.

Вообще-то, идея витала в воздухе. Множество сценариев уже было написано о героях, попавших в пространство фильма, или в виртуальную кино-реальность! На форумах в Интернет уже в прошлом веке начали обсуждать медиа-приставки к компьютеру для создания «эффекта присутствия» в интерактивном стереофильме. Но это еще мечты, фантастика, а потребитель готов платить уже сегодня! Так почему бы не создать для потребителя кино-реальность непосредственно в ландшафте? Конечно, возможности физического мира скромны по сравнению с полноценным миром «фабрики грез» (как называют Голливуд – в широком, переносном смысле). Но, ведь потребитель пока не требует огнедышащих драконов и инопланетных красавиц. Ему (потребителю) нужно только погрузиться в массовку определенного исторического периода… точнее, кино-исторического. Дайте потребителю войти в королевство Камелот, почувствовать себя рыцарем Круглого стола короля Артура, и насладиться героическим статусом. Именно этого хочет богатый потребитель от кино-реальности. Так считал Рамсвуд, приступая к работе над проектом «Авалон», и нельзя сказать, что он ошибся. Проект пошел просто отлично! Только вот некоторые детали пришлось скорректировать в процессе.

Запросы богатых потребителей оказались еще проще, чем предполагал сценарист. Им совершенно не нужен был Круглый стол и рыцарские турниры, а нужны были деревни, населенные крепостными крестьянами, которые кланялись бы рыцарям, и безропотно выполняли их капризы, включая, например, строительство башни замка вручную. Это пожелание было несложно реализовать – индустрия безропотных гастарбайтеров уже достаточно развилась, чтобы найти тех, кто готов выполнять любую тяжелую работу, пускай даже совершенно идиотскую, и необеспеченную нормальной техникой.

…Башня. Этот образ всплыл из памяти, как мифический чудовищный спрут из глубин океана. Башня тоже выглядела мифической и чудовищной, но она была реальна. Сотни полуголых людей, понукаемых надсмотрщиком, вырубали кирками каменные блоки в каменоломне, и перетаскивали блоки на катках из бревен к строящимся стенам… Это выглядело невероятно и дико, разум отказывался верить тому, что видели глаза. Или, точнее, разум требовал, чтобы происходящее было игрой, как в историческом фильме «Великая пирамида». Вот, сейчас будет перерыв, рабы и надсмотрщики смешаются в общую компанию, а служба обеспечения подкатит на съемочную площадку столики, полевую кухню, и термосы с чаем и кофе (в некоторые из которых, вопреки запрету менеджера, налит виски)… Но, перерыв не начинался. Происходящее не было игрой. Разворачивалась сцена из реальной жизни Авалона – города нового средневековья.

Колин Рамсвуд тряхнул головой, отгоняя эту картину, сделал несколько глотков пива, попытался успокоиться, не забегать вперед и последовательно разбирать события.

После нескольких поездок на Авалон (так назвали гигантский участок болота в центре Долака, арендованный у правительства Индонезии под аграрное развитие бросовой территории), Рамсвуд сформулировал техническое задание на ландшафтный дизайн и требования к персоналу «массовки» (к будущим жителям Авалона), а сама реализация проекта была передана профессионалам узкого профиля. Молодой сценарист получил круглую сумму, занялся своей кинокомпанией и на долгие годы забыл про Авалон. Но недавно, старый проект напомнил о своем существовании письмом по e-mail.

«Уважаемый м-р. Рамсвуд! Вас приветствует Совет Авалона. Мы очень высоко ценим проделанную вами работу, и предлагаем вам внести в устройство нашего государства некоторые дополнения, принятые Советом Лордов. Мы приняли решение, что в нашей столице необходим Колизей, что влечет определенные перепланировки. Кроме того, увеличение числа наших подданных, позволяет улучшить дороги в предместьях, а это требует профессионального проекта. Мы приглашаем вас посетить Авалон, и будем довольны, если вы сможете сделать это в ближайшие дни. Сообщите нам дату, и вас доставит зафрактованный самолет. Подпись: Лорд Поул Грейвер, канцлер Авалона».

И Колин согласился приехать, искренне полагая, что на острове Долак продолжается глуповатая, но, в общем, безобидная игра в средневековых феодалов и вилланов. Он в какой-то момент даже порадовался неугасающей популярности своего изобретения. А подпись «Лорд Поул Грейвер, канцлер Авалона» его рассмешила. В реальности, Поул Грейвер был совладельцем компании, специализирующейся на выпуске кондомов…

Когда Колин Рамсвуд прибыл на аэродром Авалона, и увидел лорда Грейвера, ему стало совсем не смешно. Лорд Грейвер – производитель кондомов ехал в открытом джипе с геральдическим гербом на борту, а вилланы, работавшие на полях, замирали, сгибаясь в раболепном поклоне… Дикое сочетание аэродрома и кланяющихся средневековых вилланов. Анахронизм, который, казалось, мог возникнуть только в мозгу, одурманенном марихуаной, но, тем не менее, существовал в материальной реальности Авалона на острове Долак. Опытный взгляд Рамсвуда мгновенно выделил детали картины, свидетельствующие о том, что люди на полях не играют роль в массовке, а действительно являются вилланами, обязанными сгибаться в поясе и опускать глаза при проезде лорда. А охранники во втором джипе внимательно следят за выполнением ритуала, и готовы немедленно наказать виллана, который проявит непочтительность. Новое средневековье…

Рамсвуд снова тряхнул головой, чтобы прогнать наплывающие картины Авалона. Эпизод с вилланами на полях около аэродрома был только первым. Дальше… Сценарист не хотел вспоминать. На Авалоне было ужасно, но, улетев домой в Сиэтл, сценарист (в принципе) мог потом уговорить себя, что это просто очень реалистичная постановка. Он несколько раз в жизни прибегал к такому приему – и срабатывало. Наверное, если бы Авалон был замкнут в себе и изолирован от окружающего мира, как какие-нибудь дикие племена в джунглях Амазонки или болотах Конго, то Рамсвуд так бы и поступил. Но, Авалон, как оказалось, представлял собой элитный городок, связанный со многими городами через аэропорты индонезийского Джайапура на Новой Гвинее и австралийского Дарвина. Все двадцать (кажется, их было столько) «лордов Авалона», без всяких проблем летали в цивилизованный мир на переговоры, банкеты и саммиты, касающиеся их бизнеса, или связанных с участием их компаний и фондов в политике… Вот это, последнее, пугало Рамсвуда гораздо больше, чем все ужасы, увиденные в Авалоне на Долаке.

Конечно, «калибр» лордов Авалона был слишком мал, чтобы иметь серьезный вес в Конгрессе и Белом Доме. Но, Поул Грейвер входил в некий общественный совет при мэрии Лос-Анджелеса, а другой лорд, Эйб Шепард (член совета директоров довольно крупной сети магазинов модной одежды) значился в списке региональных спонсоров Демократической партии. Факты говорили о том, что «авалонские игры» не мешают «лордам» успешно расти в бизнесе и в политике. Рамсвуд задумался: что будет, если «лорды» пригласят кого-то из более высоких политических кругов «развлечься в новом средневековье»? Почему бы и нет? Многие конгрессмены считают «авалонские» порядки идеалом старого доброго прошлого…

Бармен принес маленькую «тестовую» кружку еще одного сорта местного пива, и как водится, спросил о впечатлениях по предыдущей порции. Рамсвуд высказался крайне одобрительно, и получил приглашение «приезжать сюда чаще»… Возможно, это была хорошая идея. Здесь, на любительском ипподроме, хорошо думалось. Сейчас мысли сценариста переместились на практический вопрос: как строить разговор с Большим Бонго? Берген Фарриган, президент «Iron Star», представлял собой странную фигуру, сотканную из противоречий и парадоксов. Он был независим потому, что зависел от множества внешних сил, он был скрытен, поскольку (как могло показаться) все делал открыто, и он был непредсказуем, поскольку (как, опять же могло показаться), почти всегда выбирал самые примитивные решения из спектра возможных…

За этими раздумьями Колин Рамсвуд провел день и вечер, а потом, настала ночь, и с помощью двух таблеток какого-то новейшего транквилизатора, сценаристу удалось поспать. Правда, утром голова была тяжелая, как с похмелья. «Вот тебе и новейшие таблетки, – подумал Рамсвуд, – лучше было просто хлопнуть стакан виски». С такими мыслями, он привел себя в порядок, выпил в баре две чашки кофе и отправился в яхт-харбор, поскольку (как сообщила Джоан Лайти) встреча назначена на яхте мистера Фарригана. Яхта выходит в море в 8:00, и к этому моменту надо быть на борту…

Большой Бонго был похож на облысевшего и сильно загоревшего Винни-Пуха и, как упомянутый сказочный плюшевый медвежонок, очень любил мед. Раньше Фарриган употреблял мед в виде 40-градусной медовой перцовки, но врачи в какой-то момент запретили ему крепкие напитки, и он перешел на имбирно-медовый безалкогольный горячий коктейль, по рецепту кришнаитов. Сидя в шезлонге, на палубе, в тени паруса, Фарриган молча слушал рассказ гостя, шумно прихлебывая этот коктейль, и вытирая вспотевший лоб полотенцем. Могло показаться, что он слушает только из вежливости, однако, как только Рамсвуд завершил рассказ, первый же вопрос показал, что Большой Бонго слушал более внимательно, чем это можно было вообразить.

– Скажи-ка Колин, а откуда этот пилот, который тебя вез на Авалон и обратно?

– Пилот? – удивленно переспросил сценарист.

– Да, пилот. Ты сказал: «у пилота было такое лицо, будто его тошнит от этого».

– Э… Я не знаю, откуда пилот. Просто, у меня была марка и номер самолета, и номер любительской полосы на восточном малом аэродроме в Джайапуре.

– Какой ты нелюбознательный, Колин, – тут Большой Бонго вздохнул, – в мире столько интересного, а ты не смотришь. Хорошо хоть ты заметил, что пилота тошнило. Это так важно, что ты даже представить себе не можешь. Как писал великий Жан-Поль Сартр: «Дело плохо! Дело просто дрянь: гадина – тошнота, все-таки настигла меня!». Знаешь, Колин, этот роман Сартра так и назван «Тошнота», он написан в 1938-м, и считается гениальным! Гениальным, ты чувствуешь? В этом что-то есть, верно?

– Декадентский словесный понос, – проворчал Рамсвуд, не любивший Сартра.

Фарриган взмахнул кружкой с коктейлем. Чуть не расплескав его.

– Верно, Колин! Адски верно! Все гениальное в литературе, в живописи, в кино – это декадентский словесный понос! И здоровых людей от этого тошнит! Вот что важно! Почему тошнило пилота? Ну, догадайся!

– Тут и догадываться нечего. Я же говорил тебе, Берген: пилот увидел эти поля, где вилланы, или рабы. Я думаю, он и с воздуха что-то тоже видел. Например…

– Нет! – перебил Большой Бонго, – Нет, ты размениваешься на частности! А тут важно другое! Пилот – здоровый человек! Он не из той дерьмовой тусовки! Он внешний!

– Внешний? – переспросил Рамсвуд.

– Да! И странно. У лордов такая экзотика на этом острове. По логике, им надо держать своих карманных пилотов, чтобы посторонние не видели рабов. Но, лорды нанимают внешнего пилота, которого тошнит! Ты записал марку и бортовой номер самолета?

– Да, конечно, все у меня в блокноте.

– Вот, это хорошо, – Большой Бонго кивнул, – сейчас мы пригласим сюда очень умного мальчика Тони, и он растолкует, что может значить такая оплошность с тошнотой.

– Послушай, Берген, – возразил Рамсвуд, – мне не хотелось бы расширять круг…

– Тони Тамере, – снова перебил Большой Бонго, – это не только умный мальчик, но и надежный. Если ты веришь мне, то верь и ему. Я верю ему, как себе, и даже больше. Представь: я верю ему почти так же, как крошке Джо, а ты знаешь, как я ей верю.

– Ладно, Берген, – со вздохом, согласился сценарист, – Я тебе верю. Зови этого парня.

– Ты принял правильное решение, Колин! – Большой Бонго удовлетворенно кивнул и, откашлявшись, крикнул, – Джо, звякни Регги, пусть он подъедет, тут срочное дело.

– ОК, босс, – лаконично отозвалась Джоан Лайти, которая бездельничала на верхнем мостике яхты, деля внимание между журналом «X-life» и телевизором. Уделив каплю внимания телефону, она сделала вызов, промурлыкала в трубку: «Алло, Регги-бой, тут скучно без тебя!». Потом, отбросив телефон, Лайти продолжила бездельничать.

Большой Бонго еще раз кивнул, взял модерновый электрочайник в виде полноценного глобуса, налил себе еще кружку горячего медово-имбирного коктейля, и спросил.

– Колин, может, ты хочешь какой-нибудь болтушки с ромом и со льдом?

– Даже не знаю… – пробурчал сценарист, – я чертовски нервничаю из-за всего этого.

– Нервничаешь? Тогда, открой вот тот холодильник и налей себе виски.

– Наверное, я так и сделаю, – Рамсвуд извлек из небольшого холодильника, стоявшего прямо на палубе, бутылку виски, стакан и ведерко с колотым льдом…

– …Нервничаешь, – повторил Фарриган, – а из-за чего, собственно?

– Понимаешь, Берген… – Колин сделал глоточек виски, – мне пришла в голову мысль: чертовы придурки, которые заказали мне сценарий Авалона, вполне могут оказаться у власти у нас в Америке. Они очень легко находят общий язык с конгрессменами. Это настораживает. Я опасаюсь, что конгрессмены, это люди того же типа, что и лорды.

– Ты только сейчас это понял?! – искренне удивился Большой Бонго.

– В общем, да, – признался сценарист, – я считал, что политика это такой вид бизнеса. Лоббирование, раздача налоговых льгот и бюджетных денег, распределение каких-то правительственных подрядов и финансовой помощи. Примерно так.

– Нет, Колин. Это такая же наивность, как верить, что детей приносит аист. Воровство бюджетных денег это лишь вторичная цель занятий политикой. А первичная цель, это власть! Приведу тебе наглядный пример: вот, на верхнем мостике крошка Джо листает модный журнал и выбирает новую тряпочку. Но главная цель состоит не в том, чтобы нацепить на себя красивую модную тряпочку, а в том, чтобы нравиться парням.

Джоан Лайти, разумеется, услышав разговор, отреагировала:

– Алло, босс, ты имеешь что-то против основного инстинкта?!

– Нет, крошка! Секс, как основной инстинкт, это прекрасно! Но есть и другие сильные инстинкты. Таков инстинкт власти. В природе этот инстинкт довольно близок к сексу. Любой краснозадый павиан-самец стремится стать вожаком ради прекрасных задниц девушек-павианов. Ведь, если другие самцы поклонятся ему, и признают его отцом павианьей нации, то на девушек это произведет неизгладимое впечатление. Если мы копнем любого политика-человека, то увидим того же краснозадого павиана, только испорченного цивилизацией. Он забыл, что альфа-самцом становятся ради секса, и в результате ищет удовлетворения просто подчиняя себе других особей. Он пытается достигнуть оргазма, все усиливая и усиливая свою власть. Он доводит свою власть до физического предела, втаптывая подчиненных в грязь, но оргазма все нет. Он, болван, думает, что надо еще постараться, еще поглумиться над ближними, и вот тогда…

– Ты шутишь или говоришь серьезно? – спросил Рамсвуд.

– Я не шучу. Я утрирую, чтобы прояснить смысл. Жажда политической власти, это не жадность здорового бизнесмена, а психоз сексуального маньяка-импотента. Поэтому, здоровые люди вроде пилота, который тебя вез, при виде лордов или конгрессменов испытывают инстинктивную тошноту. Природа так предостерегает их от контактов с больными маниакальными особями. Ведь мания, как и бешенство, иногда заразна…

– Насчет импотенции ты ошибаешься, Берген, – возразил сценарист, – эти лорды, как я рассказал тебе, устроили в Авалоне право первой ночи, а это значит…

– Это ничего не значит, – перебил его Большой Бонго, – Оргазм, это мистерия, высшее состояние мыслящей материи, а у маниакальных лордов-павианов получается только эрекция и эякуляция. Право первой ночи для них не средство переспать с очередной красоткой, а способ унизить ближних. Психически они импотенты. Эмоциональные уроды. Вот им и понадобился Авалон… Надеюсь, теперь ты понял, что такое власть и политика. А сейчас – видишь пижона, который едет сюда на аквабайке? Это Регги.

Тони Тамере, он же Регги-бой, был чистокровным гавайцем, но походил на ямайского растамана. Правда, косичек «dreads» на его голове было лишь три, и не заплетенных, а примитивных. Такие короткие хвостики, два – по сторонам лба и еще один на затылке, перехваченные простыми, но яркими резинками. За правое ухо Регги-боя был засунут толстый косяк-самокрутка «splif», а физиономию украшали радужно переливающиеся солнцезащитные очки. Из-за этих «примочек» его лицо совершенно не запоминалось. Фигура тоже не запоминалась. Обыкновенный темнокожий парень лет 30, чуть выше среднего роста, одетый в пятнистую рубашку-безрукавку и шорты-бермуды.

– Эй, ми Джо, у тебя классная бандана! – таковы были его первые слова.

– Что, правда? – спросила Джоан, и дотронулась пальцем до своей головной повязки с реалистичным изображением глаза на лбу. Глаз при этом мигнул.

– Ну! – с жаром подтвердил Тони, – реальный hi-tech! Я такое видел только в рекламе!

– Регги! – строго вмешался Большой Бинго, – Я тебя пригласил по рабочей проблеме.

– Я весь внимание, сэр!

– …Во-первых, знакомься: это Колин Рамсвуд, босс кинокомпании «Rams-Wood».

– Очень приятно, Колин! Меня зовут Тони или Регги, кому как нравится.

– Я рад знакомству, Тони… Э… Берген, мне рассказать всю историю с начала?

Большой Бонго отрицательно покачал головой.

– Рассказывать дважды, это не стильно. Лучше зайдем с другой стороны. Регги, что ты знаешь про остров Долак?

– Миллион гектаров болота слева внизу от Новой Гвинеи, – мгновенно ответил тот.

– Так, – Большой Бонго кивнул, – а население и экономика?

– Население десять тысяч. Об экономике данных нет. Видимо, натуральное хозяйство.

– Данных, нет, Регги, а экономика есть. Весь центр Долака арендован фирмой, которая формально занимается развитием территории, а фактически – нелегальными фокусами, которые видны каждому, кто туда попал. А вот тебе ребус: почему хозяева фирмы не создают свой авиатранспортный отряд, а пользуются услугами авиаотряда из столицы Индонезийской Новой Гвинеи – Джайапура, рискуя, что пилоты разболтают лишнее?