Текст книги "Стихотворения"

Автор книги: Александр Дольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

ИТАК ИГРА

Весь мир театр,

                все люди в нем – актеры.

                                (Платон)

Открывается занавес -

    это начинается жизни пора.

Первый акт -

     узнавание света,

      безмятежное детство,

        игра.

Усложняются правила пьесы,

выбираем партнеров себе,

примеряем костюм, интересы,

намечаются роли в судьбе.

Разучив монологи и роли,

занимаем на сцене места.

Все коллеги мы,

все мы актеры,

и у каждого роль не проста.

К сожалению нет репетиций,

а премьера идет каждый час.

Мы стараемся не ошибиться,

повторяя ошибки не раз.

Жизнь – театр,

и кто сердце и нервы

бережет до удобной поры,

тот со сцены спасается первый

от жестокой и честной игры.

И неважно название роли.

Лишь тогда гениальна игра,

когда ближним не делаем боли,

когда роль наша ради добра.

Итак, игра...

Не упрощая, не унижая жизни суть,

мы можем правила чуть-чуть

домыслить, промахи прощая.

Не сразу дорастаем мы

до роли трудной и понятной,

к которой тянутся невнятно

сердца любые и умы.

О вечных истинах порой

была, во-первых, наша тема,

и лишь сигнальная система

была у нас всегда второй.

Итак, игра...

Участье в ней мы

всем существом принять должны

отняв ошибки от вины,

но всепрощению не внемля.

Мы ясно чувствовали час,

и понимали, где опасность,

когда удобная неясность

уводит от решений нас.

Мы все отдали, что смогли,

а взяли то, что было лишним

хотя не нужным, да у близких

бывает часто соль земли.

Итак, игра...

в ее ловушки

влечет успех и манит слово.

Но в ней любовь и жизнь основа,

а остальное все игрушки.

Порой, казалось, со стеной

вели беседу мы измучась,

но все ж благословенна участь,

когда держава за спиной.

И чем судьба порою круче,

тем жизнь тревожней и полнее.

А сердце, чем оно больней,

тем роль свою честнее учит.

ИЩИТЕ

Ищите ветра в поле, закатов по утру,

И облегченья в боли, и трезвость на пиру.

Ищите оправданья вслед будущей вины,

В приметах и гаданьях – науку старины.

В садах Семирамиды ловите снегиря,

Забудьте все обиды в начале января.

Ищите в лица старых прозренья тишину,

И в маленькой гитаре огромную страну.

И в перелете птичьем оседлости покой,

И в правилах приличий – жестокости людской.

Ищите в исключеньях законов высший знак,

Ищите в заточеньях искателей-бродяг.

И звуки клавесина и яростный биг-бит,

Ищите в светло-синем, где красное горит.

Ищите в плоти плотной начало всех искусств,

И пробуйте полотна на запах и на вкус.

Себя во всем ищите, кляня, а не любя.

Найдя – затрепещите, поняв, что не себя.

ИЮЛЬСКАЯ ГРОЗА

Распустила волосы дальняя гроза,

Я пришел в неволю сам,

Серые глаза.

Облаками белыми плачет синева,

Яблоками спелыми падают слова.

Припев: Научили голубя над землей летать,

        Золотую голову некуда девать.

Застилает черным ночь голубую высь.

На зеленых санках прочь

Ветры унеслись.

Разойтись – не встретиться, здравствуй и прощай,

В желтом блюдце месяца стынет звездный чай.

КАК ВЕСЬ НАРОД

Я был чиновником когда-то

Давным-давно, давным-давно,

Имел убогую зарплату,

На хлеб хватало и вино.

Не тем чиновником, конечно,

Что власть имеют и доход,

А нищим, маленьким и грешным,

Как весь народ, как весь народ.

Я перекладывал бумажки,

Не понимая в чем их суть

Тоскливо это, но не страшно, -

Таков мой путь, таков мой путь.

Я вспоминаю эти годы

Не без раскаянья и слез,

Не знал я, право и свободы, -

Вот в чем вопрос, вот в чем вопрос.

Меня с пеленок научили,

Что я, советский человек,

И не должно быть или-или,

И так на век, и так на век.

Я был шутом, я был холопом,

У пролезающих на верх,

Смирился, и ушами хлопал, -

Таков мой век, таков мой век.

Кончины, взятки и реформы

Меняли весь иконостас,

Я пережил такие штормы,

Увы, не раз, увы, не раз.

И каждый новый искуситель

Над нами вел эксперимент,

И начиная, как целитель,

Ломал, курочил инструмент.

И понял я, что в средних сферах,

Беря пример с высоких сфер,

Заводят средние аферы,

И низшим подают пример

Официальные кокотки

Мужской имеют чин и вид,

Не то, что ловкие красотки,

Что за валюту ловят СПИД.

На них теперь заводят дело,

Но заклейменные судом,

Они торгуют личным телом,

А не общественным добром.

Не совестью, не должностями

И не доверием людей,

Не оскопленными вестями

Из-за кордона, из полей.

Я был чиновником, но как-то

Имел с начальством тет-а-тет

Оно не любит этих фактов,

Как осквернение побед

Оно сказало: "Правды ищешь,

Найдешь – она тебя убьет.

Будь рад, имея кров и пищу,

Как весь народ, как вес народ."

И я хожу с ружьем у склада,

Смотрю на звездный небосвод,

И понимаю все, как надо,

Как весь народ, как весь народ.

КАК ЖЕНИЛСЯ ДЖОН

В красавицу Мэри всем сердцем влюблен

К отцу с этой вестью направился Джон:

"Отец раздели мою радость со мной –

Назвать собираюсь я Мэри женой!"

У юноши взор нежной страстью горит,

Но сыну со вздохом отец говорит:

"За матерью Мэри лет двадцать назад

Ухаживал я, сознаюсь, виноват.

Ты свадебных планов, сыночек, не строй -

Тебе, ведь, приходится Мэри сестрой.

"Ужасным известьем таким поражен

Два месяца был в огорчении Джон.

Но Клару увидел и так полюбил,

Что все огорченья свои позабыл.

С веселым лицом он приходит к отцу:

"С любимою Кларой иду я к венцу!"

"Опять неудача", – ответствует тот.

"Пошел уж с тех пор девятнадцатый год.

Короче, открыть мою тайну пора:

И Клара, увы, тебе тоже сестра".

Ужасным известьем таким поражен

Полгода от девушек прятался Джон.

Но Кэт он увидел и так полюбил,

Что все огорченья свои позабыл.

Одна лишь забота тревожит его:

Вдруг снова отыщет папаша родство!

И матери все рассказав про отца

"Так что же мне делать?!" – вскричал он в сердцах,

Ужели бежать из родного села?"

Сыночек расстроен, а мать весела:

"Женись на ком хочешь, сынок, ничего.

Не слушай отца, ты, ведь, сын не его!"

КАК ПОЙМАТЬ ПТИЦУ

Сперва нарисуйте клетку с настежь раскрытой дверцей,

Затем нарисуйте что-нибудь красивое и простое,

Что-нибудь очень приятное и нужное очень для птицы.

Затем в саду или в роще к дереву плотно прислоните,

За деревом этим спрячьтесь, не двигайтесь и молчите.

Иногда она прилетает быстро, и на жердочку в клетке садится,

Иногда же проходят годы, и нет птицы.

Не падайте духом, ждите.

Ждите, если нужно годы,

Потому что срок ожидания, короткий он или длинный -

Совсем не имеет значения для успеха Вашей картины.

Когда же прилетит к Вам птица, если только она прилетит,

Храните молчание, ждите, чтобы птица в клетку влетела.

И когда она в клетку влетит тихо кистью дверцу заприте,

И, не коснувшись ни перышка осторожно клетку сотрите.

А затем нарисуйте дерево, выбрав лучшую ветку для птицы,

Нарисуйте листву зеленую, свежесть ветра и ласку солнца,

Нарисуйте звон мошкары, что в горячей листве резвится.

И ждите, ждите затем, чтобы запела птица.

Если она не поет – это плохая примета,

Это значит, что Ваша картина совсем никуда не годится.

Но если птица поет – это хороший признак,

Признак, что  Вашей картиной можете Вы гордится,

И можете Вашу подпись поставить в углу картины,

Вырвав для этой цели перо у поющей птицы.

КАКИЕ ВЫ ВИДИТЕ СНЫ

Какие видите вы сны,

Как вы живете, кто вас нянчит?

А я все жду и жду весны,

И не могу я жить иначе.

Пусть я понять вас не умел,

Но разлюбить не в силах Вас я.

Стареем мы от дел, от дел.

И любим горше и прекрасней.

Прощайте, есть всему конец,

Но жизнь идет, и слава богу,

Что я дурак, а не подлец.

В дорогу, дураки, в дорогу.

Мы не видались скоро год,

Неверны Ваши предсказанья.

Не избавленье от забот

Разлука с Вами – наказанье...

КАЧАНЬЕ, КАЧАНЬЕ, КАЧАНЬЕ

Качанье, качанье, качанье,

Проклятие, благословенье.

Минуты молитвы в молчанье,

Спасительные мгновенья.

Губами, плечами, речами,

Летящими в пропасть ночами.

Ковчегов чудных окончанья,

Что с первыми тают лучам.

Припев: Отзвенела, отбренчала

        Молодость моя лихая.

        Отманила, откричала,

        Только я ничуть не каюсь.

        Как и встарь по белу свету

        Словно ветер я летаю,

        От улыбки, от привета

        Словно воск в ладонях таю.

И взлет, и полет, и паденье,

Распятие и воскресенье.

И следом опять понедельник,

И старых забот новоселье.

И слепота и  прозренье,

И вера идет к недоверью.

Везенье везет в невезенье,

В руке – журавлиные перья.

Припев.

КОГДА ОТДАМ ДОЛГИ

Иду по проспекту в дырявых галошах,

Голодный, как волк, и уставший, как лошадь.

Эйнштейн и Спиноза меня доканали,

Сейчас бы понюхать картошки на сале.

Пальтишко мое на рыбьем меху,

Перчатки мои на змеином пуху.

Стипешку отдал за долги я в два дня,

Кто же сегодня накормит меня?

Пузом раздвинув серый народ,

Иван Иваныч навстречу идет.

Иван Иваныч – мой будущий тесть,

Уж он-то, надеюсь, устроит поесть.

Иван Иваныч живет в коммунизме.

Все у него есть: от "Волги" до клизмы.

Хоть он не профессор и не композитор,

А просто завмагом и соцпаразит он.

Жена его субретка, а дочь инженю,

Все дело к тому, что на ней я женюсь.

Иван Иваныч деньгами сорит,

Меня в ресторане шампунью поит.

"Женись ты, Алешка, на нашей Фае,

Она ж тебя любит, я точно знаю.

Купим вам хату, а к ней "Бирюсу",

Пальтишко на вате. Зима ж на носу".

Плевал я на «Волгу», плевал я на хату,

На то, что Иван, ох, Иваныч богатый.

Сбегу я сейчас в общежитие наше,

Пойдем мы в кино со Смирновой Наташкой.

Посмотрим «Старичков на уборке хмеля»

Одну эскимошку на пару разделим.

Да только кина не увижу я, братцы,

Опять будем мы весь сеанс целоваться.

Иван Иваныч, считайте проценты,

Долг вам отдам, когда стану доцентом.

КОГДА Я ПРИЕДУ В МОСКВУ

Когда я приеду в Москву

из невских любимых туманов,

в московских дымов синеву

войду где-то возле Басманной.

И чтоб приноровить свой шаг

к потоку, шагаю я с краю:

в Москве никогда не спешат,

в Москве на бегу умирают.

Многолица ты, столица,

где же главный твой анфас?

Чтобы знать, на что молиться,

помолись и ты за нас.

Заеду к друзьям на Арбат,

потом загляну на Безбожный,

и все, что во мне Ленинград,

забуду на время в прихожей.

И сплетням великой Москвы

внимаю с большим интересом:

о жизни столичной, увы,

подчас узнаешь не из прессы.

Ах, Арбат, казенный край,

неродные крыши.

для кого дорога в рай,

для кого – повыше.

Теперь предстоит мне пустяк-

Москвы основные предметы -

дела и бумаги бумаг,

приемные и кабинеты.

Пройти этот тягостный круг

нельзя без родных унижений,

и все, что во мне Петербург,

оставит дела без движенья.

Я люблю тебя, Москва,

горький мегаполис.

ты всегда во всем права,

ну, а мне на поезд.

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

Плавает, летает музыка литая,

Лавою литавры бом-бом-бом,

Барабанят градом, опадает садом,

Тает снегопадом бом-бом-бом.

Припев: Звук из рук -

        Стрела и лук,

        Тетива едва жива.

        Бом-бом-бом-бом,

Это не на битву, и не на молитву

Серебро малиновое бом-бом-бом.

В сердце новоселье, песне развеселье,

А в душе похмелье, бом-бом-бом.

Припев.

Это быль и небыль запахами хлеба

Постучалась в небо бом-бом-бом.

Это очень грустно, это очень густо

Это очень вкусно, бом-бом-бом.

Припев.

КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Когда-то я, как ты был мал,

и тоже в колыбели спал;

и так же не предполагал,

что стану я большой.

И даже бабушка моя,

уже тогда седая вся,

мурлыча песенку свою

могла поднять меня.

Припев: Спи, мой маленький,

        Спи, мой маленький,

        Спи, и соску не проси.

        Глазки-фонарики, глазки-фонарики

        Погаси, погаси.

Тепло на бабкиной груди,

и спрятан в шаль курносый нос,

и что-то будет впереди,

а я все рос и рос.

Припев.

Потом меня качал отец,

я стал для бабушки тяжел;

и научился наконец

пешком ходить под стол.

Припев.

Я постоянно рос и рос

и, видишь, стал какой большой.

И как-то аист мне принес

тебя, сыночек мой.

КРАСОТА

Я на базар поспешил,

Что бы купить красоту

И для начала купил

Сложность и простоту.

Что мне еще нужно? -

Не знаю.

И я купил шум лесов,

Каску от прошлой войны,

Спешку больших городов

И только миг тишины.

Что мне еще нужно? -

Не знаю.

Так и не смог я найти

То, что искал целиком.

Ты все покупки несла,

Рядом ты шла босиком.

Что мне еще нужно? -

Не знаю.

КРУГОСВЕТНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ

Я сяду на белую-белую лошадь

И в желто-зеленый осенний закат

Тихонечко трону по первой пороше,

Пишите на запад мне, я буду рад.

        Неспешно проеду уральские кряжи,

        Промчусь через Волгу,

        Разбрызгаю Дон.

        По Польше гарцуя

        Степенно и важно,

        На юг поверну,

        Где писали мадонн.

Как храбрый идальго в безумном веселье

В Ла-Манче на мельницы я посвищу.

В Марселе отели мелькнут каруселью.

В Альгамбре под песни цыган погрущу.

Покажется башня, и острые крыши,

Я вспомню старинный негромкий шансон.

И тихо проеду левее Парижа,

Пусть смотрят французы предутренний сон.

Я белую лошадь в каштанах стреножу,

К мосту Мирабо по полям я пройду.

И дворника раннего я потревожу,

На улице Роз в дом четыре войду.

И снова летят торопливые мили.

Под утренним солнцем блестит Альбион.

Вот Лондон, где лорда хромого травили,

А вот океан с девяноста сторон.

        И белая лошадь, как белая рыба,

        Меня понесет на блестящей спине.

        Мелькнут и исчезнут

        Нью-Йорские глыбы

        И виллы останутся

        Все в стороне.

И лошадь устанет от этого ритма,

Я лягу на спину в сосновом лесу,

И стану смотреть в небеса, как Уитмен,

И космос его я в себе унесу.

        Сквозь Лос-Анжелеса слепящие краски,

        Сквозь желтый от золота звезд Голливуд,

        Скачу я туда,

        Где просторы Аляски,

        И в страхе бизоны,

        Как зайцы бегут.

На дальневосточные въеду просторы,

Бескрайней Сибирью я буду скакать.

И снова увижу Уральские горы,

Наемся пельменей, и лягу я спать.

КРУТИТ ДЕВУШКА ХУЛА-ХУП

Крутит девушка хула-хуп

 в Сухуми на пляже,

вся, от пяток до алых губ

 пляшет, пляшет.

Круг вращает она, стройна,

 как веревка, превращает она меня

ну в подростка, ну в подростка.

Я гляжу и глядит Кацо:

 – Ай, вертится!

Каждый думает: "Мне б в кольцо

 превратиться!"

Чтоб касаться ее колен, ее талии.

Как вас девушка звать, Кармен?

 Что вы, Таня! Что вы, Таня!

А глаза ее бирюза, губы – ягоды.

 Расправляю я паруса точно яхта,

Мы, как в море, плывем в саду

 в молчании позднем,

и над нами танцует Сатурн

 хула-хуп в звездах.

КУЗНЕЦЫ

В работе кузнецов секрет таится,

они скупы и в жестах и в речах.

И отрешенно холодны их лица,

когда как пульс их молоты стучат.

Их легкие на первый взгляд движенья

под бесконечный и ритмичный стук

огромное скрывают напряженье

как клещи крепких и могучих рук.

Припев: В атомный век – мозоли,

        и сладко спина болит,

        и пот солонее соли,

        но это – соль земли.

И вот громада молота упала,

и словно звезды на броне рубах.

Погасли искры жаркого металла

и вкус металла на сухих губах.

У самых главных на земле рабочих,

где и дела и воздух горячи,

расчет быть должен холоден и точен -

они куют орала и мечи.

КЭТТИ

К-К-К-Кэтти, крошечка Кэтти,

Посмотри кругом какая благодать!

Лишь только месяц землю осветит,

Буду я тебя на к-к-кухне ждать.

К-К-К-Кэтти, крошечка Кэтти,

Самый лучший выбрал я тебе букет.

В этом букете алые маки,

Но краснее твоих г-г-губок нет!

К-К-К-Кэтти, крошечка Кэтти,

Говорят, что я заика, ну и пусть!

Ну разве можно это заметить,

Если я об этом не з-з-заикнусь!

ЛЕНИНГРАДСКИЕ СТАРИКИ

Как лица стариков безумны и жестоки.

какая горечь тлеет в розовых очах,

какие в них живут дотошные пороки

и варится чугун в мыслительных печах

Им гадко выходить на грязные проулки,

где в каждом уголке ларек или лоток,

и где торгуют всем – от девочек до булки.

и едет Петербург все дальше на Восток.

По этим же камням, что звались мостовые,

стучали их подборы в давние года.

Звериные сердца их были молодые.

и пахла иногда младенцами еда.

Всё было впереди в те годы озорные...

Прекрасен грубый быт их социальных грёз...

И были влажными делишки их дневные,

а ночью настигал донос или понос.

Как жаль – они тогда – врагов недоубили,

недолюбили, недовыпили вино...

Тоскливо умирать в чужой, неясной гнили.

Куда их мир исчез – понять им не дано.

Им тяжело сейчас таскаться по трамваям.

с опаскою косясь на полусытый люд,

и бить детей в лицо, тюремно обзывая,

и созерцать вокруг великий новый блуд.

Как мало их теперь, как точны их плакаты

с угрозами пресечь, убить и закопать.

Терпите этот крик последний, демократы,

и почитайте их. как неродную мать.

Они нам не нужны. Они, как души наши,

загажены враньем, замучены борьбой...

Страны великой тень, счастливый день вчерашний.

и завтрашний мятеж, и будущий запой.

И вот они живут – праящеры Эдема,

и помогают нам, являясь в нужный час,

на дьявольском балу Убогая Богема,

в минуты торжества Похожие На Нас.

Фантомы кричат по ночам от тоски и от боли...

Снова, снова на мясе войны воскресает их рать,

Но каждый ли выбор есть выбор неволи?

А нам предстоит выбирать.

ЛИЦОМ К ВЕТРУ

Нет спокойствия на свете,

миг затишья миновал.

Поднялся великий ветер,

налетел огромный шквал.

Не теряйся и не кисни,

и уйми тоску и дрожь,

этот ветер нужен жизни,

в этом ветре ты живешь.

Беспокойство и тревогу

нагнетает ветер злой,

от него устанут ноги,

он глаза закроет мглой.

Но не падай на колени,

не сворачивай назад,

он ни трусости, не лени,

он вперед идущим рад.

Не проси его, чтоб стих он,

мертвый штиль – коварный сон,

подберется к сердцу тихо

и уснешь, таков закон.

Ветер встречный жизни вечной

бьет без промаха он в грудь

от него немеют плечи,

без него не ясен путь.

Ветер счастья, ветер мук,

обжигающий, прохладный.

Повернись лицом к нему

и дыши, дыши им жадно!

ЛОЖЬ

Я долго внимательно слушал, и от вранья еле жив.

Смертельно опасной кривды скопилось невпроворот

Но лгуны иногда, опомнясь, кричат, мол, "довольно лжи!"

Попробуй, скажи ми правду– и тебе затыкают рот.

Лгут родители детям, дети родителям лгут.

Женам – мужья, а друга легко облапошит друг.

В лицо начальника преданно смотрит наглец и плут.

Один начальник другого охотно берет на испуг.

А тем немногим, ничтожно немногим,

стремящимся правду найти,

Или тихо ломают ноги,

Или перекрывают пути.

Заводят иные писаки, поднаторев в рублях,

Песенку о морали, о скромности канитель,

Актеры путают фразы в заученных наспех ролях,

Искусство налог на глупость возводит в конечную цель.

Ложь большая и маленькая, сытая и убогая,

частная и всеобщая свершают гигантский труд.

и селятся в наших квартирах, где правда живет однобокая,

И как элементы комфорта семейный уют создают.

А тех немногих, ничтожно немногих,

В которых свет истины есть,

Бросаем одних в дороге

И песни поем в их честь.

От зависти и по расчету, от глупости и от лени,

Ложь подрезает крылья, застит просторы уму,

Живущий во лжи безмятежно достоин сожаленья,

Стоит презренья и смеха лгущий себе самому.

А балыгу и пустобая мало назвать лжецом.

пугливость и деликатность – это твоя вина.

Но если ты выбрал драку – вперед и не прячь лицо:

Вор и предатель жиреют на трусости нашей всегда.

А тех немногих, ничтожно немногих,

Желающих правду копнуть,

Считают чокнутыми в итоге,

Что в общем меняет суть,

Что в целом меняет суть,

что в корне меняет суть.

ЛЮБОВЬ ВСЕМОГУЩАЯ

Хочешь?

Повисну вниз головой,

За Млечный Путь зацепившись ногой?

Хочешь?

Солнца шар золотой,

Как мороженое положу на язык?

Хочешь?

Льва отдеру за гриву

В городском зоопарке?

Хочешь?

Легко и даже игриво,

Точно давно привык,

Пышные волосы, точно парик,

Сниму с головы, как с консервной банки?

Ресницы твои – колонковые кисти

Рисуют любовь где-то на сердце.

Картину эту возьму и выставлю,

Пусть смотрят умники, которым не верится.

Хочешь?

Выпью водопад Ниагарский,

Построю дом из света лунного?

Хочешь?

Стану как Луначарский,

Немного лысый и здорово умный?

Но ты не слушаешь, ты хохочешь,

Лукаво блестит твой взгляд озорной.

Я понял, опять целоваться хочешь.

Как же все просто, Боже мой!

МАДАМ АНЖУ

Хотите, вам я расскажу,

Как я любил мадам Анжу?

Мадам Анжа, мадам Анжа,

Она прелестна и свежа.

Раз прихожу к мадам Анже,

Меня встречает в неглиже.

И я бросаюсь на Анжу,

С нее срываю неглижу.

Но тут пришел Анжов Луи

И вмиг разбил мечты мои,

Поскольку вместе с тем Луем

Мадам забыла о моем.

Мадам Анжа, мадам Анжа,

Вы куртизанка и ханжа.

С мадам Анжой расстался я

Из-за Анжувого Луя.

МАНЕКЕН

Стоит в витрине девушка

От пяток до ушей

Сделанная, сделанная из папье-маше.

И лишь ее увидят

Девчонки вдруг

Завидуют, завидуют и к ней бегут: -

"Смотри, какие туфельки

И платье – хоть куда

Ах, мама мне не купит такого никогда".

А кукла гложет зависть

К девчонкам молодым

Одетым чуть похуже, но живым.

Так грустно в одиночестве

Ночи  и дни.

В то время, как девчонки

Все гуляют не одни.

И горько-горько

Плакала по ночам,

И капала на платье холодная печаль.

Но вот однажды вечером

Галантный джентльмен

Веселый и беспечный увидел манекен.

Он с первого взгляда

Влюбился в нее

Он сбегал, купил букет,

И предложил он ей сердце свое,

Но что же услышал в ответ? -

"Не видно горьких слез моих,

О, если б смогла я отсюда сбежать.

Влезайте сюда, становитесь со мной,

И будем мы вместе всю жизнь стоять".

Стоят с тех пор в витрине

Они вдвоем

В модном магазине

В городе моем.

Завидуют девчонки

Еще больше ей,

Вот им бы постоянных таких парней.