Текст книги "Стихотворения"
Автор книги: Александр Дольский
Жанр:
Поэзия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)
Стихи с известной датой написания
ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ
Раздвигаю я ветви взглядов,
и слова, как листва шуршат.
Я туда, где мне будут рады,
но встречать меня не спешат,
и не ставят на стол закуски,
и не льют ни вина, ни речей,
а встречают там безыскусно,
словно ранней весной грачей.
Слишком долго бродил я где-то
и был нужен, хотя не мил.
Там я бросил чужое лето,
там – весну не свою забыл.
Там я спорил о том, что ясно,
и не верил словам детей...
Был я грешным, святым и разным,
застревая в сетях путей.
Мне вернуться давно пора бы -
не найти все равно руно.
Где мой остров? Там будут рады,
Где мой остров? Или окно...
Буду долго стоять у двери
под последним своим дождем.
Я не верю, нет, я не верю,
что меня там никто не ждет.
Серые облака -белые от гусей.
Итака, Итака, я твой Одиссей.
1956
ЕСТЬ В МУЗЫКЕ ТАКАЯ СИЛА...
Есть в музыке такая сила,
такая тягостная власть,
что стоит под нее подпасть,
и жизнь покажется красивой.
Но музыканты, вот напасть,
порой горды невыносимо
и неоправданно спесивы,
что публике попали в масть.
Они забыли, что призванье,
не рента славы и утех,
и за таланты, как за грех,
грядет работы наказанье.
А музыка, живя в природе,
сама служителей находит.
1956
ПИАНИСТ
Вошел он в комнату ко мне
и сел к роялю.
и с гор потоками камней
прелюд роняет.
Вот на басах зеленый тон
проснулся в роще.
и стал пейзаж со всех сторон
ясной и проще.
Кузнечиками быстрых нот
под солнцем скачет.
В речной волне водоворот
звенит и плачет.
И вот на княжеских балах
летит под крышу.
И в золотых колоколах
я песню слышу.
Ее как яблоню трясут
с веселым свистом.
Осенний сад шумит, как суд
над пианистом.
Но поздно, поздно! Белый зал
Былой столицы...
Аккорды, словно красный залп
по белым лицам.
И снова полудремный лес -
ромашки, маки,
и звон косы и синь небес,
и лай собаки.
И темнота, и в темноте
огонь от спички,
в далекой, черной тишине
шум электрички.
От ветра занавески шелк
заколыхался.
Он встал, закрыл рояль, ушел,
а я остался...
1956
ВАРИАНТ
Ко мне в комнату вошел,
И сел к роялю.
И вальс с пальцев, словно шелк,
Роняет.
Материя течет как дым
И улетает.
Заря туманом от воды
Течет и тает.
Вот на басах зеленый тон
Проснулся в роще,
И стал пейзаж со всех сторон
Ясней и проще.
Кузнечиками быстрых нот
Под солнце прыгнул,
Арпеджио водоворот
Пространство выгнул.
И вот на княжеских балах
Летит под крышу,
И в золотых колоколах
Я песню слышу.
Ее как яблоню трясут
С веселым свистом,
Осенний сад шумит как суд
Над пианистом.
Но поздно, поздно, белый зал
Былой столицы,
Аккорды словно красный залп
По белым лицам.
И снова тихо и легко
Плывет адажио,
И ты сквозь музыку веков
Мне снишься даже.
И я в сонаты синий шелк
Весь замотался...
Он встал, закрыл рояль, ушел,
А я остался.
СТАРИННЫЕ ЧАСЫ
Идут часы, идут часы,
старинные часы.
Висят две стрелки, как усы
у них не для красы.
Они стучат тик-так, тик-так
и бьют бум-бел-бум-бил,
а кто-то слышит – Все не так,
не так на свете жил!
А кто-то слышит – Плачь – не плачь,
летят, летят года...
А время – старый мудрый врач.
забудется беда.
Ты скажешь, мне – Прощай, мой друг,
ступай к своим часам.
Не для меня их тихий стук,
не для меня ты сам.
И вновь идут мои часы,
отстав на много лет.
Я бросил Время на весы.
но гирь достойных нет.
1956
ЭТОТ ДЕНЬ
Многих дней череда
промелькнет без следа,
но единственный день – он настанет.
Он пришел, он принес
тонкий запах волос,
легкость рук, радость слез
и растаял.
Он так быстро умчался,
сердце билось так часто....
Белый свет – на две части,
а прощанье – одно
это было не просто,
это было не прозой,
это было так остро
и не так уж давно.
А года, а года
все летят в никуда
и ложатся на лица дороги.
И скупей наша речь...
А в случайности встреч
удается сберечь
так немного.
И все реже и реже
мы теряем надежды...
Так легко было прежде
нам надежды терять.
И все чаще и чаще
в то далекое счастье
нужно нам возвращаться,
возвращаться опять.
1956
СНЫ
Не спрашивай меня о том,
что вижу я во снах текучих.
Они. как рана за бинтом,
как солнце за огромной тучей.
Все сны мои, скажу одно,
уносят времени неволю,
как золотистое вино,
как ветер в бесконечном поле.
Сны, сны, сны -черно-белые грустны.
В облаках, летящих низко лица недругов и близких,
и блуждающие искры, и мерцающие мысли...
Так туманны, неясны сны, сны, сны...
Иные сны звучат во мне,
как песни древние Отчизны.
Порой живу я, как во сне
и вижу сны реальной жизни.
Сны, сны, сны -золотисты и красны,
голубыми журавлями сны летят над тополями,
над рекой и над полями... Смотрят спящие земляне
пьесы вечной новизны. Сны, сны, сны...
В пространстве я свободен там -
как птица над Землей, парю я,
диктую форму я цветам,
с далеким детством говорю я.
Сны, сны, сны... За виденьями войны
снится мне другое детство – без болезней и без бедствий...
Так доступно это средство -полетать и отогреться
переулками весны. Сны, сны, сны...
1957
В ТВОЕЙ ТЕНИ
Час настал. Пора идти,
но нужен первый шаг,
Разойдутся все пути,
а часы спешат.
Музыку шагов твоих
я помню наизусть...
Это песня для двоих -
прости ее за грусть.
И в мелодии шагов
последний такт звучит...
Я и к этому готов.
Вот и все. Молчи ...
Ты над миром серых крыш,
Солнце в полсвечи,
для меня всегда горишь.
Вот и все. Молчи ...
Пахнут волосы травой.
И любовь, и жизнь,
светло-русой головой
на плече лежит.
На прощанье протяни
мне рук своих лучи.
Мне тепло в твоей тени.
Вот и все. Молчи ...
Эту песню поутру
промолчат грачи.
Ты уйдешь, и я умру ...
Вот и все. Молчи ...
1957
ЛЮБОВЬ, ЧТО ЗЕМЛЯ
Любовь, что Земля, а Люди – что Лес,
кленами и сосняками...
Недоуменный стою, как крест
с березовыми руками.
И вечно один и тот же звук -
листья мои шелестят устало -
Почему так много Деревьев вокруг?
Почему, почему Земли так мало?
(Вы о чем, леса, землю все просите?
Ваши чудеса – кроны да просеки).
Почему засыхает побег один,
другой свою крону купает в тучах?
гибнут на жирной Земле равнин
и живут на базальте холодной кручи?
(Почему же совсем не растет один,
а кто-то крону купает в тучах?
Почему для одних – покой равнин,
а для других – неизбежность кручи?)
Почему ты, Земля, не ко всем равна?
К одним ты суха, к другим ты влажна.
Налей ты и мне своего вина,
дай утолить мне сегодня жажду.
(Налей же и мне своего вина,
сегодня мне пьяным быть очень важно.
Вы о чем, леса, землю все просите?
Ваши чудеса – кроны да просеки.)
1957
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
А ветры закружили, завертели
листву и закачали сосняком,
но ласточки еще не улетели,
и даже люди ходят босиком.
Шальная развеселая картина -
мне осень платит листьями за грусть,
но все они застряли в паутине,
и я до них никак не дотянусь.
А может быть в стране далекой где-то,
куда не залетали корабли,
в ходу такие желтые монеты -
раскаянья и совести рубли.
Осталось две получки до метели
и ни одной любви до рождества,
но ласточки еще не улетели,
и на березах желтая листва.
1958
НЕКТО В ШЛЯПЕ
Некто в огромной сиреневой шляпе
шел по проспекту в ужасном волненье,
не разбирая, по лужам он шлепал
и на прохожих смотрел с удивленьем.
Дети в него из рогаток стреляли,
робкие барышни делали крюк.
Был он белее кастрюльной эмали,
и припадал он на правую руку.
Был он не пьян, просто очень взволнован,
но было всем непонятно и ново,
что вверх ногами по улице шел он
нервной походкой в перчатках дешевых.
Был он безмолвен и очень печален,
только в груди нарастало, как вой:
Вы объясните доступно вначале,
что вы все ходите вниз головой?!
1958
ПЕСНЯ К БОГАМ ЭЛЛАДЫ
Узнав в бесконечных дорогах
вселенской любви прейскурант,
великие боги, уставшие боги,
я понял ваш главный талант.
Помог Лукиан в вашей тине
увидеть сквозь тысячи лет,
как тягостны Зевсу богини,
как гадок ему Ганимед,
как Мойры вплетают несчастье
в Арахны липучую нить,
как дорого вам безучастье,
как любите вы не любить.
Инертна душа Афродиты,
без песен замшел Пелиоп,
и туп на созвучья и рифмы
обрюзгший от сна Аполлон.
Не знают к земле интереса,
живут без друзей и врагов. . .
И только Идас и Марпесса
похожи чуть-чуть на богов.
Беседами в форме эклоги
давно уж не балуют нас
замолкшие боги. Великие боги,
воспряньте, пришел этот час!
Зевес, твои дети ослепли,
и Стикс затопил полземли,
и спился Гермес, а Асклепий
дурманам предаться велит.
Ты, Аргус, плащом многозвездным
озябшую землю одень, не то проклянете,
но поздно свою олимпийскую лень.
Гефест, из Аида взойди ты!
Жена пусть идет впереди —
нужна красота Афродиты,
чтоб высшие цели спасти.
Нужна нам святыня живая,
не догмы, что крепче оков.
Мы поздно, увы, прозреваем
насчет своих бывших богов.
И поздно к нам опыт подходит,
цена его – горе и смерть.
И свойственно нашей природе
жестокое право посметь.
Посметь и убить, и прелюбы
свершить, и украсть, . . и не раз.
Вы боги, а мы все же люди. . .
Мы можем, увы! больше вас.
Воспряньте, свой облик примите,
свою благородную стать.
Безумные в мире событья!
Не верят ни в вас, ни в Христа.
Мы можем свой род уничтожить,
страдая инсультом вины.
Мы вам надоели, и все же
вернитесь! Вы очень нужны.
1959
СВИДАНИЕ
На берегу реки, у перекрестка
(пожалуй, было девять с половиной)
стоял мужчина небольшого роста
с высокой женщиной
(как видно – с половиной)
И дергался он странно, и наверно,
его та женщина все дергала за лацкан.
И было видно – ему плохо, скверно,
до невменяемости человек заласкан. ъ
И шляпа его съехала на ухо,
а шляпка у нее в траву упала.
И жить он не хотел, но глухо, глухо
она его к любви все призывала.
И повторяла все одну и ту же фразу-
вопрос бессмысленный и грандиозный -
Скажи мне правду, правду, я ни разу
не вспомню, ведь еще не поздно.
– С ума ты сходишь, – он в ответ бормочет-
возьми себя ты в руки! Он уверен,
что говорит разумно, то, что хочет,
но загнан в угол он, несчастен и потерян.
Машина, что писать умеет письма,
и верить обещаниям, и ждать
всей тяжестью судьбы на нем повисла.
Скажи мне правду, я хочу все знать!
1959
СОНЕТ ИЗМЕНЫ
Я все отдал бы, чтобы верить
в твою измену, милый друг.
Я не боюсь тогда разлук,
когда осознана потеря.
И не сомневаюсь в той же мере,
в какой горю от страшных мук.
Но разорвать порочный круг
Боюсь, себя в беде уверя.
И не решаюсь произнесть
вопрос жестокий и постыдный,
чтобы услышать то, что видно
и предпочесть покою честь.
И мы молчим, молчим лукаво
Пока молчать имеем право.
1959
СОНЕТ НЕСОВПАДЕНИЙ
Я жил, как будто я бессмертен,
как боги греческие встарь.
Григорианский календарь
хранил в заклеенном конверте.
Конверт был с маркой голубой.
На ней твоя головка,
повернутая так неловко,
что я все плакал над тобой.
Воспоминаний тех казна
лежит, их тратить не могу я.
Тебя я встретил– не узнал
И полюбил совсем другую.
Но в том краю, где Горний Скит,
она не мне принадлежит.
1959
ДЖЕМ
Наши лица просты,
как открытая дверь,
как раскрытые рты
наши души теперь.
Сто диезов сейчас
фокусируют в нас,
философствует джаз
и пульсирует бас.
Шесть нейлоновых рельс,
а лады – двадцать шпал. . .
Разогнавшийся вальс
мне в ладони упал.
Все потом, а сейчас
пусть молчит шансонье,
в ритмах, скрытых от глаз,
миг поймать шансов нет.
Пусть течет, как река,
бесконечный мотив,
опустилась рука,
на аккорде застыв.
Черновик старых чувств
взмахом перекрести,..
океаны искусств
нам не перегрести.
Слышишь отзвук грозы? —
проясняется синь,
затихают басы,
слышен шелест осин,
возникают в тиши
полутоны зари.
Не дыши, не дыши. ..
Не смотри, не смотри. . .
1959
ОСЕННЯЯ ДЕВУШКА
Всюду ветры разнесли эти разговоры -
подарила осень мне не златые горы...
Привела она ко мне желтыми лесами
девушку с пушистыми серыми глазами.
Вышла незаметная издалека,
из страны, запрятанной в Божеское Око,
из попей, засеянных русскими слезами,
девушка осенняя с серыми глазами.
Мне бы не печалиться, жить себе беспечно,
только все дареное я теряю вечно.
Все, что снизошло ко мне с Небосвода,
тратил я на Музыку и Свободу.
И обиды грубые, и проклятья
я носил, как царские носят платья.
Песней разговаривал с Небесами.
И они ответили серыми глазами.
Я придумал Новое Песнопенье,
как вопрос неистовый и моленье.
Но молчали Ангелы, что теряли сами
каждый – легкокрылую с вечными глазами.
Потому что помнили, как с другими
с губ срывалось тихое ее имя.
И как будто шла опять желтыми лесами
девушка с забытыми серыми глазами.
То ли на года беда, то ли праздник...
Это осень шалая сердце дразнит.
Привела она ко мне желтыми лесами
девушку с пушистыми серыми глазами.
1959,94
ОСЕННЯЯ ПЕСНЯ
Верится – не верится, Осень подарила
То, что мы давно уже С ней обговорили.
С красными кустами, С желтыми лесами,
Девушку с пушистыми Серыми глазами.
Мне бы не печалиться, Только я не знаю,
Почему дареное Я всегда теряю.
Помните – не помните, Вы теряли сами
Девушку с пушистыми Серыми глазами.
А потом угрюмые Словно скалы
Вы ее растерянно Так искали.
Звали вы весенними Голосами
Девушку осеннюю С пушистыми глазами.
Только не найти ее. И с другими
Вдруг срывалось с губ у Вас Это имя.
И как будто шла опять Желтыми лесами
Девушка с пушистыми Серыми глазами.
Верится – не верится В ту обиду,
Только я веселый с ней Лишь для виду.
Что бы не подумала, Не узнала:
Верю я в дареное Очень мало.
ПОСЕЩЕНИЕ МАЛЕНЬКОГО ПРИНЦА
" Малыш, я хочу еще послушать,
как ты смеешься..."
Антуан де Сент Экзюпери
Был поздний вечер, дождь. И вдруг,
я слышу в двери легкий стук...
В такое время уж пусты дороги,
и путники уже не те...
Я отворил и в темноте
стоял мальчишка светлый на пороге.
Мне нужен друг – сказал он мне.
Ты видел звезды в вышине?
Они огромные для, кто с ними рядом!
А я один, и там вдали,
в дорогах – годы от Земли,
мне для кого – то быть огромным тоже надо.
Я ждал тебя давно, малыш,
входи, ну что же ты стоишь?
Через порог привычек и сомнений
я сам к тебе боюсь шагнуть,
я не решаюсь, дальний путь
вначале легок, дальше не по мне он.
Мы сами мир свой создадим,
представим солнце, звездный дым,
любовь себе придумаем вполмира,
м журавлями в облака
надежды пустим, а пока
входи, мы потолкуем, друг мой милый.
– Но ты качаешь головой,
ты недоволен, мальчик мой,
что неделимое хочу делить на части.
Зачем придумывать другой,
когда под радугой – дугой
прекрасный мир дождей и слез, и счастья!?
И лучше пусть измена вновь,
чем вечная полулюбовь,
и лучше уж ползком, чем без движенья...
Пусть я весь мир не облечу -
летать и падать я хочу,
и вновь летать сквозь силы притяженья!
1959
ПОВИННЫЙ СОНЕТ
Представь себе – с повинной я пришел
не в первый раз в дороге нашей длинной.
Тебе и мне опять нехорошо,
и я опять пришел к тебе с повинной
Не виноват ни в чем, и потому
пришел склониться искренно и низко.
Что не дано холодному уму,
то сердцу натерпевшемуся близко.
Ты не права, но ясно мне одно -
ты ни при чем, виновны третьи лица.
Тебе неправой право быть дано,
ты женщина, и всё тебе простится.
Ведь не придет на ум – винить природу
в непостоянстве красок небосвода.
1960
МЕНЯ ЛЮБОВЬ ПОДСТЕРЕГЛА
Меня любовь подстерегла,
как дичь охотник неумелый,
и поразила так несмело
В плечо из левого ствола.
И правый ствол свой навела
мне прямо в грудь, где сердце пело,
но дрогнула. Такое дело
прилично сделать не смогла!
1960
СЕНТЯБРЬ. ДОЖДИ.
Дожди забренчали сонаты
по клавишам мокнущих дней,
и труб водосточных стаккато
органных тонов не бедней.
Я вот уже многие годы
от каждого ноября
жду этой дождливой погоды.
Все жду я, все жду я, а зря...
Хоть я не наивен, как прежде,
твержу я – дождей подожди!
Живу я в невнятной надежде,
а годы идут, как дожди.
Последнему будет работа...
Мой голубоглазый палач -
мой тысячный дождь для кого-то
всего только первый плач.
А если бы жизни кривая
легла на ладонь, словно путь,
я смог бы, глаза закрывая,
в грядущее заглянуть.
Нет, лучше, пожалуй, не надо!
И так не в ладах я с судьбой.
Известны исходы парадов,
а чем же закончится бой?
Ну вот, наконец – то,
дождливый сентябрь!
Ну вот, наконец – то,
прохладная осень!
И тучи повисли
косыми сетями,
и кончился месяц
под номером восемь.
1960
СИМПОЗИУМ
Когда-то, что-то, может быть,
зачем-то где-то там,
тогда, наверно, не забыть
уже ни вам, ни нам.
И даже вовсе никому
и просто ни за что,
и уж конечно, потому,
что именно никто.
Четыре времени в часах
и два у нас в груди,
пять измерений в небесах
и очень впереди.
Сардинелла с Пульчинеллой
танцевали тарантеллу,
фибула по альвеоле
забренчала в фарандоле,
амальгама в радиоле,
мелодрама в карманьоле,
дети в школе на виоле
заскрипели в баркароле.
Тогда никто, тогда нигде
ни в ком – ни в вас, ни в нас,
а если, может быть, везде,
еще бы и как раз.
А перемножь-ка Да и Нет,
и вычти Ну и Ну,
и раздели на восемь лет
Пять Суток и Луну,
и рассмотри издалека
Пожалуй и Чуть-Чуть.
недавно, может, и пока,
с Ума Сойти и Жуть.
Хулиганы-меломаны
доставали ятаганы,
интриганы-бонвиваны
прихватили чистоганы,
пенни прыгнули на пони,
причесали чичероне,
шаривари, лори-тори,
харакири априори.
Все это нонсенс и Сен-Саяс,
и с ним Зулус-Лотрек,
и Авиценна, и цена,
Бетховен и хавбек.
И Аполлоном полон дом -
бемоли и бомоад,
Махатма и тьма хамов в нем,
и синий Сен-Симон.
Конечно, это не для всех.
Еще бы – вас ист дас!
Оф коз, но, может быть, успех
тому, кто вас издаст.
Хиппи хапнули богему,
апофегма парадигму,
в полудреме теорема
засолила догму в сигие,
прозевали свдни будни,
проплясали бредни блудни,
референдум бивни – плавни,
меморандум дровни – ставни.
1960
ГОСУДАРСТВО СИНИХ ГЛАЗ
ВАРИАНТ НАЧАЛА
Я не ездил за кордоны
В Рим, Париж или Брюссель,
Где учтивые пардоны,
Путешествий карусель.
Я живу – в траве колени.
Удивляюсь каждый час
Чудесам и откровеньям
В государстве синих глаз.
ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ ВАРИАНТ
Летний вечер от пригорка
малахитом стелет тень.
Земляникой сладкой – горькой
на губах растаял день.
Я живу – в росе колени,
удивляясь каждый час
чудесам и откровеньям,
в Государстве Синих Глаз.
В этом царстве – государстве,
где погодится без бурь,
мне прощается гусарство
и мальчишеская дурь.
Пусть я поданный, но все же,
я весьма беспечный класс-
притворяюсь я вельможей
в Государстве Синих Глаз.
Только, что тут притворяться -
я, как на ладони весь.
Пропадай мое дворянство -
спесь меняется на лесть.
Подольститься просто очень,
это делал я не раз -
сверхдоверчивые очи
в Государстве Синих Глаз.
А устроен я так странно -
все скучаю по ветрам,
неизведанные страны
снятся, снятся по утрам.
А когда за сотни далей
я шагаю, как сейчас,
мои мысли улетают
в Государство Синих Глаз.
1960
ЭКЗАМЕН ПО ХИМИИ
Я чем-то был в тот день ужасно занят
и прибежал последним на экзамен.
А за столом сидит доцент Смирнов Эль Ве
и бьет себя по лысой голове.
Попались мне валентности и спектры.
и тут у меня выпали конспекты ...
А за столом сидит доцент Смирнов Эль Ве
и хлопает себя по голове.
Он бросил мне две колбы очень ловко.
В обеих жидкость, как компот в столовке.
– А ну-ка, – говорит, – давайте живо -
определите, что это за жидкость -
и эпсилон, н жу, и мю, и рю,
удельный вес и прочую муру.
А я нюхнул – ну, видно, дядя спит ...
Ведь это ж настоящий винный спирт!
Ну, думаю, сейчас определю -
попробую сто грамм себе налью.
И тут уж я совсем забыл про спектры ...
И вдруг у меня выпали конспекты ...
А за столом сидит доцент Смирнов Эль Ве
и хлопает себя по голове.
-Ну, -спрашивает, -как?.., Определили?.
–А что вы там в стаканчик-то налили??-
– Да так, – говорю, – наверное, вода ...
А он как закричит – не пей, балда!
Ну прямо так на стенку и полез.
– Да ты же,– говорит, – умрешь, балбес!
Да в этой колбе, там же аш-два-эс!
и добавляет еще о четыре раза,
и обзывает идиотом и заразой.
А я ему в ответ – и все вы врете!
Вы кто, – говорю, – ученый ?... А орете.
Ну вы, наверное, дядя, просто спите.
Ведь это ж настоящий винный спиртик!
Вы кандидат, а я дитя полей!
А он мне говорит – а ну налей!
И я налил, ни капельки не жалко.
И он спокойно, по науке, жахнул.
И стал еще немножечко просить.
Нет. – говорю, – мне надо закусить.
Ты бойкий, ну а я еще бойчей ...
И он принес мне стеариновых свечей.
Ну только эти колбы доконали.
а он, гляжу, еще несет, каналья.
-Последняя, чего беречь напрасно -
–для госбюджетных опытов запасы,
И тут уж я совсем забыл про спектры
и вдруг у меня выпали конспекты ...
А за столом сидит доцент Смирнов эль ве
и хлопает меня по голове.
Я говорю ему – ну, что, сдавать экзамен?
Он говорит: Сдавайте, я сейчас не занят.
Вы только в вертикальности держитесь,
определите, что это за жидкость.
–Конечно, спирт, – Вы, видно, парень тертый,
и ставлю я вам твердую пятерку.
Да вы не суетитесь, не спешите,
и сами тут в зачетке распишитесь.
Я подписи своей не ставлю ценной -
за мной охотятся шпионы и доценты.
Ну, я пошел, адью, в таком аспекте,
и тут у меня выпали конспекты.
А за столом сидит доцент Смирнов эль ве
и хлопает себя по голове.
Никто бы не узнал об этом деле,
но наша группа – в щелку подглядели.
С тех пор меня считают парнем тертым ...
Еще бы – на весь курс одна пятерка!
А в общем-то я химию учил ...
Пятерку я и так бы получил.
1961