Текст книги "Ген человечности - 3"

Автор книги: Александр Афанасьев (Маркьянов)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

Еще один…

Глушитель у меня был только на пистолете – но хватил и его, выстрелил навскидку и свалил с двух выстрелов. Этот догадался залечь – но поднимался опять-таки слишком вяло, как обычный человек, позволяя мне получить преимущество. Не сравнить с городскими одержимыми – те по скорости не уступают дикому животному.

Ради любопытства нагнулся – после того, как осмотрел окрестности, посмотрел на того, кого я убил. И замер от удивления.

Это был полицейский! Остатки формы, вполне различимые! Точно. Коп – даже пояс, на поясе…

Рация вышла из строя, дубинки не было – но я разжился двумя наручниками и Смит-Вессоном, пластиковым, M&P сорокового калибра, с двумя запасными магазинами. Еще два гнезда на поясе под запасные магазины были пусты. Верней, магазины то там были – но пустые. Глянул – так и есть, в пистолете – тоже неполный, только шесть патронов осталось.

Подал рукой знак – безопасно – и тут задумался. Если этого копа покусали – то получается, это произошло не больше чем дней десять назад. А что он делал целый месяц до этого? С кем так воевал? В которого то же он высадил больше чем полпачки патронов.

Или это я придумываю проблемы на ровном месте.

Подал знак рукой – двигаемся дальше…

Господи, какие же тут места…

Южная Каролина – один из тех штатов, которые как нельзя лучше выражают суть самой Америки. Один из штатов, где есть история – а не вычурные новоделы. Один из штатов, который имеет свое лицо – не Техас, не лопающая от денег и медленно угасающая от их отсутствия, не надменный Бостон. Я не был в Европе – если не считать выездов на совместные тренировки – но мне кажется, что в Европе есть нечто подобное. Например – такое, как этот мостик через дорогу, старинный, каменный. Но мы через мостик конечно же пойдем – мы речку перейдем, и ноги замочим – но на мост не пойдем. Потому что мало ли что там есть – на мосту на этом…

А пока мы просто лежим, рассредоточившись на берегу. Прикрываем сержанта, который ищет выходной след – дело это нелегкое, учитывая сгущающиеся сумерки. Сумерки здесь тоже хороши. Господи, мирно то как… как будто и нет вокруг людоедского кошмара, если бы вон не тот трейлер с пикапом дальше моста, брошенный с открытыми дверцами – так можно подумать что ты не в этом мире, а в том. Закат, не оранжевый как обычно – а нежно розовый, четко очерчивает зубчатую стену леса, коим поросли местные невысокие холмы. И если не думать о том, что след мы в этом ручье потеряли – то все вообще прекрасно…

– Как ты, кадет…

Пацан криво усмехнулся.

– Хорошо, сэр.

– Автомат не тяжел? Если тяжел – можешь отдать.

– Никак нет, сэр, все нормально.

И испугался, что оружие – наверное, мечтал о нем – заберут. Черт, когда-то и я мечтал, потом мне русскую винтовку подарили дешевую, двадцать второго калибра. Сносу не было!

– Устал?

– Нет, сэр.

– Врешь. Никогда не ври офицерам. Ноги нормально?

– Нормально, сэр, я еще в учебке кое-что сделал, стельки гражданские постелил и еще кое-то. Нормально…

Так и не решил что с тобой делать, кадет Вейн. С одной стороны, сейчас – детский сад, и идем не слишком быстро – а как бой начнется? Не хотелось бы, группа три человека по любым уставам не должна принимать бой, она должна уклоняться от него. В Афганистане это прочувствовали шкурой, когда во время одного из разведвыходов оказалась заблокирована группа четыре человека и погибли трое, а потом и вертолет со всей спасательной командой свалили. Для боя нужна группа численностью не меньше отделения. И что мы будем делать с пацаном? Он просто затормозит отход, подставит всех нас. И бросить его тоже нельзя, что с оружием, что без, потому что не будет детей… и ни хрена не будет. Так и вымрем – последние оставшиеся на земле.

А если подстрелят? Не простим ведь себе.

Вернулся Родерик. И сказал то, что я и предполагал услышать.

– Сэр, след потерян. Вышли из реки и… все.

Глупость вообще это была – идти непонятно за кем. Может, оно и к лучшему что потеряли…

– Тогда прокладывай новый курс. Идет в Форт Брэгг.

На тварей мы нарвались под утро – прошли от моста примерно восемь миль, решили встать лагерем, отдохнуть. Это и спасло – если бы шли на расстоянии друг от друга – не спаслись бы, сбили бы с ног и сожрали…

Собаки…

Даже не знаю, откуда взялось их столько. Напали молча, услышали мы их поздно. Только дыхание, едва слышное, шорох лап по тропе и яростная, неукротимая злоба – в каждом движении.

– Контакт с тыла!

Они шли по нашему следу – как мы поняли потом. Наверняка сожрали убитых нами одержимых – но то ли мало им этого показалось, то ли просто решили поохотиться. Короче говоря – они бросились в погоню за нами.

В тот момент на мне были очки ночного видения – на единственном из всех. И все что я успел сделать – это вскинуть пистолет и включить прицел – на Мк23 есть специальный режим, невидимое прицеливание, луч виден только в очках. И начать стрелять, не поддавшись оцепенению от того что увидел.

Собак было не меньше двадцати. Первым бежал доберман – машина для убийства, короткая шерсть, почти нет ушей, пасть в оскале зубов. Следом – и вовсе что-то, похожее на волка, мохнатая здоровая тварина. Остальных я не видел, да и некогда было смотреть.

Первая пуля попала доберману в грудь, мне некогда было выцеливать голову, потому что расстояние отделяющее его от меня он мог пробежать за несколько секунд! Но тварь продолжала бежать – инерция несла ее вперед! Вторая пуля досталась «волку» – тут доберман споткнулся, упал под ноги волка – и волк легко перепрыгнул его! Попадание было то ли по касательной, то ли просто адреналин не давал остановиться. Спасло меня то, что я вспомнил совет первого полкового оружейника и инструктора по стрельбе, выучившего этому делу многих, в том числе и меня. Он говорил: когда на тебя бежит кто-то, неважно человек ли зверь, может получиться так, что он успеет добежать до тебя, прежде чем твои пули не только попадут в него, но и собьют с ног. В этом случае бить надо по ногам, или по тазовым костям, если то что к тебе приближается передвигается на двух ногах, а не на четырех. Потому что без ног – идти просто невозможно…

Третья пуля ушла мимо, но попала в кого-то, кто бежал позади, четвертая перебила волкодаву оду из передних лап – и он споткнулся, а остальные наседали, сбивая его с ног. Расстреляв все что было пистолете, я выставил вперед руку, подставляя ее под клыки – и в этот момент рядом веером, неприцельно, открыл огонь пулемет…

Что-то ударило в меня – тяжелое настолько, что я не удержался на ногах, упал на спину. Руку, которую я подстивавил на растерзание пронзила боль, левой я зацепил висящий на поясе с другой стороны второй пистолет – тот что я отнял у копа – и вдруг челюсти разжались, а навалившаяся на меня тварь завизжала – как и полагается визжать собаке, когда ей очень больно, обижено и звонко. И ослабла – так ослабла, что я сбросил ее и вскочил на ноги, выхватывая пистолет. Высадил целый магазин – и только тогда понял, что стрелять больше не в кого…

Зрелище, особенно если смотреть в очки ночного видения, которые не разбились – было поистине страшным. Пулемет остановил стаю – покрошив собак в мясо, в живых не осталось ни одной. От парного, мутного запаха крови и мяса, смешанного с запахом пороха, мутилось в голове, подступало к горлу. Черт, даже твари – так не атакуют, все видел – и все равно – хреново.

Звенело в ушах – пулемет оглушил.

– С тыла чисто!

– Кадет, ты цел?

– Да, сэр… – дрожащим голосом отозвался пацан.

Я обернулся, увидел в его руке нож – и понял, что он сделал. Увидел я и собаку – еще один доберман, если бы кадет не ударил ее ножом, она вполне могла сломать мне руку своими челюстями. А это в такой как сейчас ситуации – почти кранты.

Да и сейчас – не шоколадная конфета.

– Капитан, сильно?

Тварь цапнула от души – в свете инфракрасного фонаря выглядело не так страшно, но болело просто адски. Моей ошибкой было то что я встал на дежурство с одним пистолетом, посчитав что он бесшумный и для пары одержимых его хватит, тем более что одержимые тут не слишком активные. Но того что на нас попрет стая обезумевших псов – этого я не предусмотрел.

– Надо сворачиваться. Нашумели.

– Сначала надо посмотреть вашу руку, сэр. Сержант, кадет – сворачивайте лагерь. Смотрите по сторонам!

Командование принял на себя Озказьян – и получилось это у него на пять баллов. В такой ситуации кто-то должен командовать – иначе начнется паника. А мне сейчас – не до командования, мне бы понять смогу ли я стрелять в ближайшее время.

Антибиотик из аптечки, потом перевязка – черт его знает, как это обернется потом. Руку вряд ли потеряю, тем более что тварь всего лишь укусила, рвануть как следует не успела – кто в теме тот поймет. Но все равно – предельно мерзко.

– Как то раз я попал в такую же ситуацию капитан… – сказал Озказьян, занимаясь моей рукой – это тоже был чертов доберман. Собака-убийца, всем кому нужен убийца, которого нельзя осудить – покупают себе добермана. Чертовы твари. Хлебните, сэр.

– Не надо. Где это произошло?

– В Панаме, верней чуть южнее Панамы. Не спрашивайте, правду все равно сказать не смогу. Этого нет в моем личном деле.

– Да какая сейчас разница…

– Э, нет… – рассудительно сказал майор, заканчивая с перевязкой – разница есть и большая. Все то что тогда творилось – имеет значение и теперь. Если бы было по-другому – мы бы не сидели сейчас в такой заднице. И дальше оно будет иметь значение. Потому что кроме как военным, больше власть брать – некому. А в нашей среде все это имеет большое значение. И без срока давности.

– Военным. Какая нахрен сейчас власть.

– Рано или поздно она все равно будет. Без власти совсем – жить нельзя, а сейчас не до двухпалатного конгресса.

Забыл упомянуть, что все это время я думал – что быстрее сломается – зубы или челюсть. Потому что эта тварь питалась явно не Педигри, она питалась мясом одержимых, и это гнилое мясо застряло у нее в зубах. Если не обработать рану как следует – то можно остаться и без руки. Да, у нас были антибиотики из армейского комплекта – но как показал Ирак, в этом случае нет ничего лучше старого доброго спирта или пороха. Решили ограничиться спиртом, благо он у нас тоже был…

– Кажется, все… Как самочувствие?

– Лучше бы эта тварь отгрызла все нахрен.

– Еще не поздно – сказал Родерик, уже сменивший ленту в пулемете и наблюдавший за обстановкой. Он схватил мой пулемет – в то время как я стрелял из пистолета. Еще един мой прокол…

Мы вскочили – даже не вскочили, буквально взвились в воздух…

– Проверка бдительности.

– Черт, сержант… – сказал Озказьян – за неимением военной полиции я следующий раз просто набью тебе морду.

Вышли на рассвете. Поменяться с сержантом оружием я наотрез отказался и упорно тащил пулемет. Хоть и не такой тяжелый как стандартный М240, специально модифицированный для лазанья по афганским горам – но все же пулемет. Опасаясь, я спрятал пистолет и теперь шел с пулеметом – хрен с ней со скрытностью, если тут бродят стада таких вот тварей…

Откуда они взялись? Да очень просто – сбившиеся в стаю псы, как бездомные так домашние. Слабых постепенно съели, остались сильные. Бездомные научили домашних выживать. Постепенно стая стала вести себя как и полагается – метить охотничью территорию и защищать ее, совершать набеги на соседние. Похоже, что мы прошли по их территории – и собаки атаковали нас, чтобы защитить ее. Людей они уже не боялись, и сколько таких собачьих стай в городах и вообще в мире – известно одному Богу…

– Воздух!

Мы были не на открытой местности, нас более-менее прикрывали деревья – но все равно попадали кто где был, накрылись сетями. Судя по звуку – не вертолет, а легкий самолет. Таких самолетов – полно, и на любой из них за день работы можно присобачить разведывательный контейнер. Так делали во Вьетнаме – судя по всему, так придется делать и теперь. Как только эта тварь улетит – надо увеличить скорость движения, ползем как беременные черепахи, экономим силы. Если нас все же засекут – то начнут прочесывать местность…

Пролежали полчаса – самолет кружил, то улетал, то возвращался. Вполне возможно – кто-то слышал стрельбу и сейчас пытается выяснить, в чем дело. Проклятые твари, израсходовали по ним ленту, два пистолетных магазина – и без толку. Убитые твари – это не в толк, мы были вынуждены стрелять, ничего с них не взяли и обозначили свое присутствие для противника.

Самолет улетел.

Я описал рукой круг над головой – общий сбор.

– Начались поиски. Надо ждать, что начнется прочесывание.

И осмотрелся по сторонам. Все это было дико, понимаете – дико. Мы знали, что и как делать – но мозг не желал мириться с дикостью происходящего. Десятилетиями страна посылала нас сражаться за океан – и мы сражались. Мы сражались в Европе, в Корее, во Вьетнаме, в Ираке, в Афганистане. Мы знали что должны делать – и мы делали это. Патрулирование, засады, обстрелы. Десантные операции, стелящиеся над землей вертолеты под музыку «Валькирий». Жестокие перестрелки в городах, мгновенные – несколько секунд – и несколько трупов – Багдад, Баакуба, Тикрит. Но все время мы возвращались. Иногда страна ждала нас иногда нет. Но в нашей стране, в Соединенных штатах Америки – был мир, эта земля просто не знала что такое десантная операция или зачистка. И мозг просто не желал включаться, когда ты осознавал что все это – не учения, что это всерьез и надо выходить из-под удара. Что вон то небольшое поселение, кондоминиум – там либо мертвецы, либо собаки, либо что еще хуже – засада.

– Предлагаю уходить на север. Пойдем в обход.

– Почему бы не на запад? Этого они еще меньше ждут – они ждут, что мы пойдем на восток или северо-восток.

– На западе – их логово, забыл? Ты помнишь, в какую сторону летели вертолеты? Мы должны проскочить между двумя векторами: на Западе их гнездо, на востоке – Форт Брэгг. Так у нас будет свобода выбора…

Разговор прервало хлопанье вертолетных лопастей. Вертолет и не один.

– Придется побегать. Кадет, ты как?

– Сэр!

– Тогда за мной.

На их месте я бы поступил классически – молот и наковальня. Пулеметные засады – и мобильные группы, загоняющие нас на них. Поэтому, пробежав пару миль – я свернули все-таки на Восток, потом – снова на север и еще раз – на восток. По дороге нам попались две речушки – и мы использовали их для того, чтобы хоть как-то замести следы и уйти от преследования. Открытые участки местности пересекали бегом, потому что иного выхода не было, неслись как кони, в любую минуту ожидая что спереди, от новой лесной опушки ударит пулемет. Иногда Озказьян оставался позади нас – один и прикрывал наш пробег, а мы потом прикрывали его. Один раз вертолет прошел в опасной близости от нас – это тоже был Ястреб – но мы так и не поняли, сумел он нас засечь или нет. На всякий случай – снова резко сменили направление движения, уходя на запад – еще и для того чтобы обойти населенный пункт. В любом случае – за все время, пока мы бежали, выбиваясь из сил – мы ни разу не вошли в непосредственный контакт с силами прочесывания и так и не установили достоверно – какого черта тут делали вертолеты. Отстреляли нескольких одержимых – удалось сделать бесшумно и без риска для себя…

Под конец – мы загнанно остановились на очередной лесной опушке.

– Майор?

– Черт я на занятиях по выживанию так не бегал.

– Велосипед бы…

– Где ты сейчас возьмешь велосипед? Сержант?

– Пока жив.

– Кадет?

– Сэр, еще миля и я сдохну.

Аналогично. Больше – мы не пройдем, резервы исчерпаны. Надо остановиться, поискать, где мы встанем на ночлег. Потому что рука уже не выдерживает, при таких экстремальных нагрузка первыми начинают «сыпаться» самые слабые звенья, что человеческие, что машинные. В данном случае – мя рука которая уже пульсирует. Вряд ли гангрена, все таки новейшие антибиотики и спирт должны дать о себе знать, да и укус небольшой, там нет отмирающих тканей. Но все равно – пот для раны тоже нехорошо…

– Я тоже скоро сдохну. Надо искать, где встанем.

– Оторвались?

– Ночью…. узнаем.

Да уж, непременно узнаем…

– Двигаемся дальше. Надо пройти еще милю, потом устроимся на ночлег.

– Сэр…

Как ни странно – этот приглушенный голос сержанта испугал меня, да и не только меня больше – чем крик. Это значило – что рядом кто-то есть, и если и идти вперед – так очень осторожно…

Сержант бы у самой опушки леса, он молча показал вперед, когда мы подошли ближе. Я посмотрел – и не поверил своим глазам.

Перед нами был луг – даже не луг, а поле, большое и совсем недавно скошенное. От нас оно уходило вниз с небольшим уклоном и так получилось – что мы могли его просматривать на очень дальнее расстояние. До ближайшего лесного массива было миль пять, он едва угадывался на горизонте тонкой зеленой прерывистой линией. И мили четыре было до фермы – большой фермы, с двухэтажным домом, с большой старомодной выгородкой для скота – загон, защищенный забором и большой, несколько квадратных миль, огороженный колючей проволокой выгон – проволока, которой был окружен выгод, повторяла изгибы отвоеванного у леса пространства. Там же стояли: трактор и большой, тяжелый пикап – с такого расстояния невозможно было различить какой именно. Но в загоне – был скот. Живой мясной скот! Самые настоящие коровы, быки – и не видно было, что они истощены и их никто не кормил…

– Снайпер! – доложил Озказьян, устроившийся со своей винтовкой – на крыше одного из зданий снайпер с винтовкой. Винтовка гражданская… охотничий карабин. Одет в камуфляж, отсюда плохо видно.

Еще бы… четыре мили дальность.

– Второй… у трактора. Вооружен, то-то делает с трактором… Вооружен винтовкой. Больше никого не наблюдаю.

– Собаки?

…

– Не наблюдаю.

А вот одержимые были – в дохлом виде, висели на проволоке и лежали рядом. В одном месте было заметно, как скот не подходит к этому месту, боится. Скорее всего – застрелили недавно и не успели убрать.

Из заповедной зоны мы вышли. Получается – перед нами был фермерский анклав, сумевший сохранить нормальную жизнь каким-то чудом. Да, им сейчас некуда продавать мясо – пока некуда – но зато им не надо платить банкам кредит за землю, и вообще они теперь свободны как ветер. Земля в округе теперь – их, причем столько, сколько они смогут обработать и защитить от набегов одержимых. Рано или поздно – закончится эпопея с одержимыми, Тим надо просто перезимовать и на следующий год они, люди на этой ферме станут одной из колыбелей новой жизни. Это – если те кто засел к западу отсюда не придумают нечто новенькое…

Сухой, едва слышный треск автоматной очереди привлек наше внимание. Видно было плохо даже майору, с его оптическим прицелом на винтовке, а нам – и вовсе, лишь едва заметное шевеление каких-то точек.

– Тот, кто копался у трактора теперь целится куда то из М16. Второй… на крыше, тоже целится. Одержимый. Кажется на них вышел одержимый, но я него не вижу. Собака! У них есть собака! Большая собака на поводке!

Собака сейчас, тем более, если это охотничья и выдрессированная собака – великое благо. Собачий нос чувствительнее человеческого в сотню раз, если ее надрессировать на запах одержимого – она предупредит тебя, а может и спасет твою жизнь, остановив атаку. Правда, если у них есть сторожевая собака – к ферме мы подойти не сможем.

Придется сидеть до темноты…

Вечером, оседлав лошадь, один из фермеров выехал в объезд своих владений, причем находился он по ту сторону ограждения. Сначала мы подумали, что он слишком рискует, отправляясь в такое путешествие один – но потом увидели собаку. Большая черная собака бежала рядом с конем на поводке…

Конь шел медленной иноходью, далеко выбрасывая ноги, было видно, что это не рабочая лошадь, а скаковая, пусть и не самой лучшей породы. Вероятно, всадник хотел проверить – не разрушено ли где ограждение через которое на территорию фермы могут проникнуть звери или одержимые. Раньше это ограждение, судя по небольшим изоляторам, было под током, так часто делают фермеры – пускают ток небольшого напряжения по изгороди – но сейчас вряд ли, электричество если и есть – то вырабатывается от дизеля, а дизель надо питать солярой или бензином, а соляра и бензин сейчас большая ценность. Поэтому – вся защита выгородки сейчас – это колючки на проволоке, легкий забор, защищающий островок сохранившейся нормальной жизни от наступающего со всех сторон безумия.

У того места, где на проволоке висел одержимый, конь шарахнулся в сторону, но всаднику удалось справиться с ним. У того места где сидели мы – рванулась с поводка собака.

В этот момент, если бы не требования скрытности – я бы дал по башке сам себе – как следует за тупость и глупость. Что нам мешало засесть напротив мертвого одержимого? Вонь? Ничего, пережили бы. Зато – реакция и коня и собаки получила бы вполне разумное объяснение, да и собака не факт что учуяла бы нас из-за трупной вони. Сейчас же – реакция собаки была вполне очевидной – она зарычала и рванулась к забору. Значит – в лесу что-то есть…

Всадник остановил коня, легко спрыгнул на землю, перехватывая винтовку. Он не крикнул «кто там» потому что знал, что кричать сейчас бесполезно, и не попытался укрыться от возможных пуль, потому что знал, что одержимые не стреляют, одержимые бросаются и жрут. Мы сидели на самой опушке, замаскировавшись, конечно – но все равно в эти моменты нам было очень и очень неуютно. Всадник был молодым – лет двадцать – и хорошо подготовленным к современным реалиям жизни – винтовка М16А2, ружье за спиной – не обрез, а самая настоящая «утятница» длинноствольная и револьвер в кобуре на поясе, не видно какой – но длинноствольный и крупного калибра. Джинсы, какая-то рубашка, похожая на самодельную, из грубой ткани, полусапоги, не ковбойские, какие-то странные. Волосы, довольно длинные, черного цвета, сзади схваченные резинкой в короткий хвост, внимательный, бегающий взгляд – знает, стервец как смотреть, пытается углядеть нас боковым зрением, так гораздо больше шансов что-то углядеть. Глаза узкие и не из-за прищура – возможно, есть в жилах немного индейской крови. Вопреки распространенному мнению не все индейцы сейчас продают сувениры и организовывают казино на племенных территориях.[32]32
  По американским законам на территории резерваций разрешено открывать казино и иные заведения с азартными играми. Эти пользуются многие – и сейчас доход большинства племен складывается в основном от азартных игр. Но Лас-Вегасу такие казино не конкуренты – все таки племенные земли находятся не в самых удобных местах, и такого размаха как в Лас-Вегасе индейская игорная индустрия не достигла.


[Закрыть] Слышали когда-нибудь про отряд «Волчьи тени»? Нет? А я – не только слышал – но и проходил курс подготовки, где они были инструкторами. И скажу я вам – не хотел бы я встретиться с любым из этих индейцев – их всего двадцать один человек – на узкой тропе. Последний раз, когда я слышал про них – говорили, что они находятся на территории Казахстана, готовят казахский спецназ и еще кое-какие части из того региона. Повышают уровень подготовки местных – и сами учатся действовать в тех местах.

Заметил?

Всадник вдруг вскинул винтовку, треснула короткая очередь – и на меня посыпались выбитые пулями щепки! Черт! Ублюдок, еще бы немного и…

Так и не решившись ни сам перелезть через забор, ни пустить собаку – всадник вскочил на лошадь, рванул поводок хрипящей от злобы собаки – и поехал дальше.

Черт!

– Все целы?

Целы были все – пули пришлись как раз в дерево, под которым занимал позицию я, чуть выдвинувшись вперед с пулеметом. Возьми он чуть ниже прицел – и… Черт бы все побрал – не уйду теперь без свежего мяса, MRE осточертели. С другой стороны – ни один из обитателей этой фермы не сделал ничего противозаконного и ничего враждебного для нас, и более того – они одни из тех, кому бы обязаны служить и кого защищать. Распавшееся ко всем чертям государство этот долг с нас не снимает…

– Общий сбор…

Кадет здорово перетрухал – но опять держался молодцом. Не побежал под обстрелом. Помню, как в такой ситуации поступил я – это было в первом Ираке, я тогда еще совсем зеленым был, наступали на Кувейт. Проклятые саддамовцы подожгли нефтяные скважины, не видно было совсем ни хрена, мы плевались черной слюной, постоянно кашляли, в горле саднило, глаза тоже слезились. Мы перли прямо по пустыне – по пескам, огибая горящие нефтяные скважины, мобильная ударная группа из пятидесяти единиц бронетехники. Кто-то из умников в штабе заметил отходящую в Ирак дивизию республиканской гвардии и послал несколько мобильных ударных групп на перехват. Мы не могли точно знать, какой путь для отступления выберет иракский генерал, поэтому поделили блокирующие силы на несколько частей и отправили их перекрыть все пути отхода. Расчет был на то, что одна из групп, на которую нарвется эта дивизия, свяжет противника боем, снизит скорость его передвижения – и тем временем с разных сторон будут подходить другие группы, атакуя противника с разных сторон. Потом поднимется и авиация, прошерстить иракские танки. Взять бы этого умника – да запихнуть в первую же БМП.

Первым попал головной дозор, всего три Хамви – их просто смели сосредоточенным огнем. Тем продвижения иракской бронетанковой дивизии по сложной местности отказался едва ли не в два раза выше, чем тот, что предполагали наши умники – и мы вынуждены были вступать в бой с ходу, не закрепившись на позициях.

Только помню, как мы вывалились из уже подбитой, потерявшей ход Брэдли, и сделали это чертовски вовремя. Через несколько секунд еще один саддамовский танк всадил в нее снаряд, и наша машина вспыхнула как рождественская елка. Капрал Горовиц единственным имевшимся у нас РПГ подбил танк, но неудачно – угодил в гусеницу и эта тварь осталась на месте. Если бы это была мотострелковая часть, тут бы нам и пришла крышка – но это были танки, без прикрытия пехоты, за счет высокой скорости, прикрываясь дымом с подбитых нефтяных скважин, они отступали обратно в Ирак – а мы как сумасшедшие ползли между этими чудовищами, моля всех богов, в том числе и Аллаха – чтобы нас не заметили. Потом, мы узнали, что эти танк, вырвавшись из кольца атаковали наш фланг, песчаная буря не дала поднять штурмовики – и генерал Шварцкопф приказал занять оборонительные позиции фронтом на север, то есть в сторону Ирака. Саддам отступил из Кувейта, большая часть проклятых республиканских гвардейцев выскользнула из мешка, даже с техникой.

– Варианта два. Обходим или проверяем. Кто что думает?

– Это чертовски непохоже на опорный пункт противника – задумчиво сказал сержант.

А что сейчас похоже на опорный пункт противника? Сейчас вообще ничего ни на что не похоже. Похоже, что все, как и я задаются одним вопросом – на чьей стороне эти? Это ошибка – думать, что сами по себе, самих по себе сейчас не бывает. Когда начинается гражданская война, нужно определяться, за тех ты или за этих, между – быть нельзя. Мы сами принесли войну на нашу землю, и сами теперь тоже должны делать выбор.

– За свою жизнь я видел чертовски много самых разных опорных пунктов – не согласился Озказьян – и многие из них были черт знает на что похожи.

– А ты, кадет? – спросил я – что думаешь об этом.

Пацана вопрос застал врасплох, он до сих пор не числил себя полноправным бойцом группы и не ожидал, что в группе практикуется свободный обмен мнениями. Но группа, действующая в свободном поиске на территории противника, может действовать и выжить только так.

– Ну… мне показалось что это гражданские, сэр.

– Почему, кадет? Ты видел винтовку?

– Не знаю, сэр. Действуют они… как гражданские.

– Почему же… Объезд территории. Оружие.

– Ну… сэр, майор дал мне посмотреть в бинокль. Когда они стреляли – оба они видели только то, во что они стреляют, никто из них не попытался прикрыть тыл. А нас учат, что прорыв небольшими силами на одном направлении может являться отвлекающим и прикрыть прорыв более крупными силами на другом. Те, кто занят на дежурстве, должны обозревать свой сектор даже в случае нападения. Этот парень на крыше должен был убедиться, что тот, кто отражает нападение, справляется – и вернуться к наблюдению, а он не сделал этого. Более того – он принял участие в отражении нападения – хотя не должен был в такой ситуации вести огонь, демаскируя себя.

– Неплохо учат в кадетских корпусах – меланхолично заметил Озказьян.

– Так точно, сэр! – пацану явно пришлось по душе похвала.

– Майор ошибся – сказал я – кое-чему все-таки тебя не научили. Ты не на плацу – а в разведвыходе. Отныне – никакого громкого голоса, и как можно меньше этого «так точно, сэр». В любом месте за нами может наблюдать снайпер.

– Да, сэр…

– Вертолет!

Все залегли – показалось, что вертолет идет прямо на нас. Ночной – сейчас уже почти стемнело, ни один разумный летчик не полетит на дневном. Идет… похоже, быстро идет, не в поисковом режиме. Быстро и низко, над самыми деревьями. И прямо на нас.

Вертолет скользнул прямо над нами – черная, смертельно опасная птица – и ушел дальше. Над фермой – он тоже не задержался.

– Капитан! – позвал меня Озказьян, когда шум лопастей вертолета давно растаял вдали.

Я глянул в том направлении, куда он указывал – и понял, о чем он хотел мне сказать. Ферма казалась вымершей – ни одного огонька, ни одной живой души.

– Выдвигаемся. Майор, прикроешь нас, пойдешь последним. Кадет… делаешь то, что скажет майор. В точности…

Выдвигаться на самом деле было тяжело – выкошенное поле, укрыться совершенно не за чем – а из-за особенностей рельефа местности все оно просматривается с фермы. Решили выдвигаться по кромке леса – чтобы хоть немного сократить расстояние, которое придется преодолеть по голому полю. Хотя – почему немного, раза в три точно сократим. Майор, убедившись что на проволоке нет тока, перебрался через нее и пополз вперед – проволока защищала его от одержимых, камуфляжная накидка Гилли и ночь – от преждевременного обнаружения. Кадет, насколько я понял, остался за оградой, у самой колючей проволоки – передвигаться, как передвигается снайпер, он не мог и его единственной задачей было прикрывать тыл – как только сможет. От внезапного нападения одержимого его могла защитить колючая проволока – одержимому через нее перебраться будет очень даже непросто.

А вот на нас одержимый нарвался. К этому моменту мы экономили батарейки в ПНВ и шли без них – спасло от более серьезных неприятностей только то, что одержимый был полуголый и светлое пятно в лесу я заметил. Выстрелили – одновременно я из пистолета и Родерик – из автомата с глушителем. Одержимый упал на землю, мы несколько минут ждали, пытаясь понять, нет ли тут еще одержимых – потом двинулись дальше.

Колючка была натянута для скота – нижний край больше чем в футе над землей – и поэтому мы просто проползли под ним. Потом двинулись вперед, ползя уже по-пластунски. От такого способа передвижения у меня заныла только что успокоившаяся рука, укушенная одержимым. Черт, надеюсь что брат не ошибся, определяя меня как несовместимого… Кстати – надо было спросить у брата, как действует вакцина на несовместимых – а я этого не сделал.