Текст книги "Нечестивый (СИ)"

Автор книги: Алекс Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Глава наблюдателя – Наши мертвые

Лет с шестнадцати он полностью перестал спать. Чтобы не таскали по больницам, каждую ночь лежал в кровати по шесть часов, а начав жить отдельно, научился извлекать выгоду из своего положения, тратя освободившееся время на чтение.

Утро выдалось неожиданно солнечным, с легким теплым ветерком, вяло колыхающим шторы. Лена ворочалась во сне, причмокивая губами и зовя отца.

Лицо Сомова недовольно кривилось, он не мог собрать цельную картинку. Он знал, что резко увеличилось количество самоубийств, сумасшедший развешивает собак, дом с зашкаливающим количеством смертей, вдобавок парень из него отъехал в дурку. Добавить подслушанный разговор про людоедку, друзей перегрызших глотки, и главное – зараженная старуха.

Едва он вошел в квартиру Курицыной, как почувствовал знакомый аромат разложения и веяние потустороннего, будто оказываешь в старом, заброшенном склепе.

Случаи такого профиля были его основным занятием. Если случалось странное происшествие, нетипичное изменение трупов, слухи про чудовищ, буйствующие маньяки, то в скором времени он оказывался там.

Почти всегда виновата оказывалась человеческая хитрость и изворотливость. Чего только не делают люди, чтобы избежать наказания – растворяют трупы в негашеной извести, разрубают на куски и скармливают свиньям, подстраивают самоубийства, съедают сами.

Про червей, изменивших тело старухи Сомов мало знал, Его предшественники впервые нашли их в телах крестьян, после моровых поветрий. Червь иссыхал даже при недолгом контакте с воздухом, что сильно мешало изучению. В мертвом теле сохранялся до получаса. В единичных случаях чудовищно изменял тело человека, к домашней скотине не приставал. Наблюдался только на севере, не вынося теплый климат.

Зараженных червем Сомов встречал дважды. Первый раз в юности, когда путешествовал по дальнему востоку. В небольшой рыбачкой деревне, люди вынесли на берег кишащую червями девушку лет шестнадцати. Он помнил, как они сыпались из ее рта, пока она горела, облитая бензином и подожжённая односельчанами. Местные едва не отстрелили ему голову, когда он подошел к останкам, чтобы их осмотреть.

– Невеста дьявола, – сказал один высохший старик, – не подходи.

Второй случай произошел не так давно. В одном провинциальном городишке, старуха съела трехлетнего внука, которого оставила ей на попечение мать-алкоголичка. Ему удалось только достать фотки, на которых бабка лежала на диване, укрытая тряпками. Расспросив оперов он узнал, что у бабки на живота была огромная язва, заполненная белыми червями.

Чем больше Сомов занимался странностями, тем тоньше он мог ощущать тонкую грань, отделяющую нормальный мир от жуткой изнанки, порожденной больным, извращенным разумом. Граница теперь виделась не только в местах жутких преступлений, но и в вещах донельзя обычных – безделушках, выражениях лиц или цвете носков.

Он размотал полотенце на руке и увидел, что рана покраснела, а края разбухли. Он не переживал, что укус может загноиться или он заразиться червями. С нежностью посмотрев на спящую Лену, он подхватил плащ и вышел на улицу, предупредив портье, что девушка еще немного поспит.

По дороге он зашел в аптеку, где купил перекись водорода, антибиотиков и три плитки гематогена. Сомов шел по улице, медленно отламывая кусочки от шоколадного цвета плитки, отправляя их в рот. Он внимательно осматривал всех прохожих, проезжающие машины, стены домов, но утром можно мало чего увидеть. Утро – время обычных людей и посредственных декораций.

Единожды его взгляд зацепился за троицу подростков. Две девушки и лысый, худенький мальчишка. Одна из девушек двигалась очень знакомо, но компания быстро скрылись за поворотом.

Здание управление было на соседней улице, да и Сомову не хотелось бегать впустую. Перейдя дорогу, он обогнул собачью кучку и вошел в здание. На посту сидел угрюмый, жирный дядька, с почти лопающейся на груди рубашкой.

– Документики попрошу, – пробурчал он, завидев Сомова.

Тот достал бумажку и ткнул под нос мужчине, который медленно, шевеля губами прочитал ее и тут же вскочил, опрокидывая стул.

– Прошу прощения, товарищ генерал, – громко прокричал мужик и попытался отдать честь, но ему помешала пожирневшая рука, отказавшаяся сгибаться в локте.

– Я к начальнику, – сухо сказал Сомов, проходя вперед.

Толстяк попытался что-то сказать, но только махнул рукой и плюхнулся на затрещавший стул. Уже на лестнице чувствовался запах сигарет и негромкие голоса. Возле двери столпились мужчины в форме, некоторые сидели, прижавшись спинами к стене, остальные мрачно перетаптывались на месте.

Один из них, грузный майор попытался остановить Сомова, взявшегося за ручку, но наткнувшись на холодный взгляд, съежился и отошел назад.

В кабинете прохладно из-за распахнутых настежь окон. Павел Павлович стоял у подоконника, держа в руке почти допитую бутылку коньяка. На столе стояло три пустых бутылки водки и валялись окурки, вперемешку с разбросанными бумагами.

– А, товарищ генерал, – обернулся начальник, выглядевший довольно трезвым, – решил я вашу проблему.

Сомов отодвинул кресло и присел, подобрав полы пальто. Его лицо оставалось безразличным и спокойным, он не первый раз видел выражение, промелькнувшее на лице Павла Павловича.

– Это все из-за солнечной бури, – сказал начальник и доверительно подмигнул, – и самоубийства и людоеды сраные. И Павлуша мой.

– У вас что-то случилось? – спросил Сомов, закуривая, – может я смогу помочь?

– Да бросьте вы, – отмахнулся начальник. – у вас на лицо все написано, не в обиду сказано. Вам плевать на других, важна только цель, остальное просто расходники.

– И все же, что произошло? – снова спросил Сомов.

– Я ведь почти не знал сына, – грустно произнес Павел Павлович, – раньше всегда на работе был, а после он сам отстранился. Я думал, что жена нагуляла где, настолько рожей не похожи были. Но оно ведь как выходит, вроде и не общались почти, а сейчас тоска такая, что выть хочется и кожу с себя содрать, понимаете?

Сомов ничего не ответил, меланхолично выдувая дым в потолок.

– Павлик по моим стопам пошел, – сказал Павел Павлович, – жена звонила ночью, волновалась, а я сказал, что молодой, гуляет или на дежурстве задержался.

Начальник с трудом вскарабкался на подоконник и залпом осушил коньяк.

– А утром мои соколики прибегают… – запнулся Павел Павлович и тихо всхлипывая, продолжил, – говорят, что нет Пашки больше, мразь какая-то убила и прикопала. Только ведь, не сам он лежит в земле, баба толстая еще и детишки порубленные. Это же как получается, чтоб Бог допускал такое, товарищ генерал?

– Богу виднее, – сказал Сомов, – кому приход, а кого в расход.

– Дела я отсортировал, выбрал те, что месячной давности и откинул мелочевку всякую, – ровным, спокойным голосом произнес Павел Павлович, – записка в верхнем ящике. Парням передайте, чтобы служили с честью и мразь ту нашли, что Пашку убила.

– Останавливать не будете? – напоследок оглянулся Павел Павлович.

– Увидимся на той стороне, – усмехнулся Сомов, туша сигарету о стол.

– Павел Павлович на прощание широко улыбнулся ему, будто смывая с себя всю грусть и сожаление и прыгнул вниз.

Сомов подошел к края стола и развернул первую папку. Ограбление, преступники скрылись. Он скучающе отбросил папку и внезапно жутко улыбнулся, обнажая передние зубы.

– Павлик, Павлик – напевал он, выходя в коридор, – ключик мой.

Милиционеры уставились на него, один даже заглянул за спину, выискивая взглядом начальника. Они пугливо отвернули головы от Сомова и расступились.

– Тело его сына, где нашли? – спросил Сомов, уставившись на стоящего слева рябого, с залысинами опера.

– Октябрьская, дом двенадцать, – сказал тот, опуская взгляд.

– Записку хоть оставил? – спросил усатый, с сединой в коротких волосах мент.

– В верхнем ящика стола, – бросил через спину Сомов.

Охранника на посту не было. Только сиротливо лежал недоеденный бутерброд с плавленым сыром. Сомов вышел на улицу. Уже собралась толпа, обступившая тело начальника. Молодые достали телефоны и ходили туда-сюда, выбирая лучший ракурс.

Засмотревшись, как толстяк пытается разогнать зевак, Сомов снова наступает в собачьи фекалии. Тяжелые черные тучи нависли над окраиной города.

Глава чистильщика – Поцелуй

Солнце просочилось сквозь розовые шторы и залил комнату теплым мягким светом. Алиса закинула на меня руку и пускала слюни в подушку. Я едва успела пережать ей сонную артерию, чтобы вырубить. Нечистого на кровати не оказалось.

Приоткрыв дверь, я услышала шум тарелок и аппетитное шкворчание. Тянуло запахом жареного мяса и свежего кофе. Я зашла на кухню, обходя осколки стекла на полу. Мефодий стоял у плиты и помешивал в сковородке деревянной лопаткой. Он с улыбкой наблюдал, как искорки масла брызгают со сковородки, издавая негромкие хлопки. На кухне было прохладно, несмотря на то, что нечистый заткнул дыру в стекле большим плюшевым медведем.

– А ты у нас хозяюшка, – сказала я, усаживаясь и подобрав под себя ноги.

– Люблю готовить, – улыбнулся он мне, – всегда интересно смотреть, как простые ингредиенты смешиваются и образуют новое, чудесное сочетание. Настоящая магия, не правда ли?

Я готовить не умела и не любила. В нашей семье готовкой и уборкой занимаются женщины, не способные убивать.

– Что ты думаешь о нападении? – спросила я, разглядывая торчащую в столешнице стрелу.

– Нас кто-то хочет убить, – просто ответил Нечистый, – что же еще.

Он выложил в тарелки жареную курицу, карамельные кольца лука, проглядывалась морковь и кукуруза. Мефодий поставил передо мной еду и налил кофе.

– Знаю только одно, – задумчиво сказал он, – нам пора уходить отсюда.

Закидывая в себе довольно вкусный завтрак, я рассказал нечистому о нападении на наших, дежуривших возле дома.

– Думаешь, обычный человек справится с членом семьи? – спросил он, хищно нанизывая брокколи на вилку.

– Если нападают группой или внезапно, то вполне, – ответила я, оставляя пустую тарелку, – сам же говорил, что мы не особо отличаемся от людей.

– Посмотри на свои руки, – внезапно попросил он.

Я удивилась, но последовала его просьбе. Кожа на ладонях казалась слегка сероватой, а ногти заметно отросли. Я постучала ими по столу, отозвавшемуся глухим стуком. Ногтевая пластинка была утолщена и вытянулась вперед, образуя небольшой выступ, выглядели как когти.

– Знаешь, что это значит? – спросил Мефодий.

Я отрицательно махнула головой и пригубила кофе, оказавшийся жутко сладким.

– Тьма влияет на твое тело, возвращая его к первоначальной форме, – осклабился нечистый, – даже интересно, как далеко это зайдет.

Я сразу же подумала про близкое соседство с квартирой Серова, который и является источником всей мерзости. Даже если его здесь нет, то остались очаги заражения.

– Пойдем, я еще кое-что покажу, – сказал Мефодий, отставляя кружку.

Я прошла за ним в ванную, где он легким движением отодвинул стоящую в углу стиральную машину. Придвинувшись поближе, я увидела, что весь угол зарос черной растительностью, напоминающим по структуре мох. Я прикоснулась к нему пальцем, ощущая теплую бархатистую поверхность. Неожиданно поверхность мха заколыхалась, и я почувствовала, как густые щетинки обволакивают кончик пальца.

– Что это такое? – спросила я, торопливо убираю руку.

– Что-то однозначно плохое, – усмехнулся нечистый, – еще я видел огромного черного паука на балконе, но решил не связываться.

– Пойду, разбужу Алису, – сказала я, выходя из ванной.

Я зашла к ней в спальню и увидела, как обнаженная Алиса стоит перед распахнутым окном. Приятно округлые, немного покрасневшие бедра, ровная линия спины, с чистой бледной кожей. Я пробежалась взглядом по косточкам позвонков и остановилась на тонкой алебастровой шее.

– Нравится? – обернулась она, улыбнувшись.

Большие груди качнулись в такт движению, а солнце мягко подсветило нежно-розовые соски.

– Извини, я не знала, что ты голая, – сказала я, отворачиваясь.

– Смотри на меня, – приблизился ее голос, – только на меня.

Она прижалась ко мне всем телом, обжигая затылок прерывистым дыханием. Я обернулась, натыкаясь на внимательный взгляд.

– Оденься, – попросила я ее, – нужно уходить.

– Хорошо, – неожиданно легко согласилась Алиса, – за один маленький поцелуй.

Я резким движением прижала ее к стене и впилась в нежные, податливые губы. Алиса негромко простонала, подаваясь мне навстречу. От нее пахло свежей здоровой плотью, такойсладкой идурманящей.

Прикусив ее нижнюю губу, я скользнула рукой вниз, пройдясь по животу и останавливаясь на мягких завитках волос. Алиса привстала на цыпочках и мои пальцы ощутили ее влагу.

Я ощущала невероятную сладость губ девушки, от которых хотелось откусить маленький сахарный кусочек. Не сдержавшись, я чуть сильнее впилась в тонкую кожу и почувствовала медовый привкус во рту. Алиса тяжело дышала, ритмично двигаю бедрами о мою руку.

Мне хотелось еще больше сладости, тягучего нектара, текущего из пухлых губ. Опустив голову, я провела языком по шелковистой коже шеи и нащупала губами биение тягучей крови. Я сжала челюсти, прокусывая тонкую кожу, и присосалась к ней. Алиса затрепетала в моих руках, выгибаясь от удовольствия.

– Мать твою, вы че творите, – заорал Мефодий, заходя в комнату, – больные суки.

Он сильно толкнул меня, отбрасывая на пол и подхватил падающую Алису. Кровь из прокушенной шеи стекала вниз, оттеняя бледность кожи и укрывая девушку багряным покрывалом.

Я напряглась и застыла, чувствуя, как болезненное удовольствие нарастает и тянет внизу живота. Вырвавшаяся волна горячего удовольствия пробежала по телу, и я застонала, выгибаясь от удовольствия.

– Я сама этого хотела, – прозвучал слабый голос Алисы.

– Она чуть не убила тебя. – недовольно произнес нечистый.

Я чувствовала, как вместе с удовольствием приходит сила, до отказа наполняя волокна мышц. Кожа горела, подожженная бьющей через край энергией. Я вскочила на ноги и подошла к Мефодию, сидящему перед истекающей кровью Алисой.

Пока я корчилась на полу, он зажал край раны, не давая кровь поступать вниз. Несмотря на его усилия, ковер уже пропитался кровью. Лицо Алисы заметно побелело, а дыхание стало мелким и частым.

При достаточном повреждении сонной артерии человек истекает кровью минут за десять, куда быстрее, если затронута яремная вена.

Я переступила через тело Алисы и пошла на кухню. Газ в конфорке вспыхнул, я поднесла лезвие ножа к синему пламени. Подождав пока нож достаточно разогреется, я выключила газ и вернулась в комнату. Нечистый понимающе кивнул и немного отодвинул руку. Я прижала раскаленное лезвие к ране и навалилась всем телом на очнувшуюся Алису. Досчитав до трех, я отбросила нож и вгляделась в исказившееся от боли лицо.

Горячая вспышка ожгла край моего плеча, разбрызгивая алые капли на мраморном животе Алисы. Здраво оценив ситуацию, нечистый мгновенно юркнул в коридор.

Глава чистильщика – Стрелок

На месте стрелка, я бы тоже напала, ситуация хорошо подходит. Странно только, что промахнулся.

Я подхватила Алису и рванула вперед, отбросив резкую боль в плече. Второй выстрел пришелся в бедро, заставляя рухнуть на землю и выронить Алису. Я проползла вперед, стараясь выйти из зоны обстрела.

Мефодий подхватил Алису под мышки, затаскивая в коридор. Я перевернулась на спину, чтобы осмотреть рану. Несмотря на сильную боль и обилие крови, выстрел только задел край бедра.

Получается, стрелок или дилетант, или специально не наносил серьезные повреждения. Держась за стену, я кое-как встала, зажимая рану ладонью. Боль секунду назад казавшаяся нестерпимо острой начала стихать.

– Слушай, не могла бы ты вернуться за одеждой для нее? – спросил Мефодий, указывая на лежащую Алису.

Я застыла, смотря на кровь, капающую из простреленной ноги на пол. Завороженная зрелищем, я провела пальцем по ране и слизала кровь. Не такая сладкая, как у Алисы, но очень густая и приятная.

– Конечно, – медленно сказала я, – сейчас схожу.

Я отлипла от стены и нетвердо шагая, пошла назад. Бедро отдавало болью, но каждый шаг словно смывал, исцелял рану. Кровь перестала идти, оставшись черным росчерком на месте выстрела.

Я ударила кулаком в стену, проламывая тонкий гипсокартон. Силаиграла внапрягшихся жилах и мышцах. С какой же радостью я выпотрошу этого стрелка, когда встречу. Буду лакать кровь из его разорванного горла. Она наверняка будет сладкой и густой, как цветочный нектар.

– Мне нужна кровь, – произнесла я, словно пробую ее на вкус, – густая кровь.

Я схватила валяющиеся на полу джинсы и майку и уверенно ступая, вышла обратно. Из груди вырвалось громкое рычание, отдавшееся в голове всплеском ярости.

Изо рта Алисы выплеснулся поток черной жидкости, обливая лицо Мефодию. Нечистый нашарил в шкафу старый плащ и принялся обтирать свою физиономию.

Алису вырвало несколько раз черной жижей. Я заметила, что черная жидкость также сочится из открывшейся раны на шее. Все же, я переборщила с прижиганием, кожа по краям вздулась и пошла мелкими пузырьками, останется очень уродливый шрам.

– Что за дрянь, – высказался Мефодий, отбрасывая обляпанный плащ и заорал на меня, – чего застыла, кровососка, помоги.

Я подошла поближе и наклонившись над застывшей Алисой, приоткрыла ей веки. Как и ожидалось, весь глаз был залит чернотой, даже мелкие сосудики вокруг век потемнели.

– Хера себе, – присвистнул Мефодий, – если демоны существуют, ябы сказал, что она одержима.

– Уходим, – сказала я, с неожиданным для себя сожалением, поглаживая щеку Алисы, – прощай.

Я почувствовала легкую вину, ведь в лагере клялась, что больше никто не займет в моем сердце даже крохотный уголок.

Я натянула кроссовки и мы с Мефодием поднялись. Шагнув к двери, я вдруг ощутила крепко сжатые пальцы на щиколотке.

– Хозяин, надо найти хозяина, – отчетливо сказала Алиса, – я идти.

Мы наблюдали, как она неуклюже поднимается и смотрит вокруг пустыми черными глазами. Ее кожа, нежная и гладкая, стала пепельно-серой и иссушенной. В движениях Алисы чувствовалась тугая скованность, будто суставы стянули упругими бинтами, мешая двигаться.

– Вы не видеть хозяина? – спросила она и закашлялась, выплевывая черные сгустки на пол, – тогда я идти.

– Эй, Алиса, – позвал ее Мефодий, – ты меня понимаешь?

Не обращая на него внимания, она двинулась дальше, пока не уткнулась мне в плечо.

– Ты мешать, – сказал она, опустив голову в пол, – дай дорогу.

– Постой, Алиса, – сказала я, пытаясь отодвинут ее, но руки будто уткнулись в бетонные сваи, – да погоди ты!

Мощный удар вмял меня в стену. Я задыхаясь, сползла вниз. Ощущение будтоврезался многотонный грузовик, в груди сильно жгло, когда я силилась вдохнуть немного воздуха.

– Проходи, – поднял руки Мефодий, пропуская Алису.

Шаркая ногами по полу, она взялась за дверную ручку. Нечистый схватил плащ, накинул ей на голову и рванул на себя. Алиса увлекаемая рывком, грохнулась назад и затихла. Мефодий аккуратно приподнял ткань плаща и сразу же получил мощный удар ногой, которую Алиса выгнула, как заправская акробатка. Нечистый отлетел назад и она снова затихла, укрытая плащом.

– Она не видит, – догадавшись, прошептала я.

С трудом поднявшись, я на четвереньках подползла к нечистому. Тот лежал навзничь, раскинув руки и грустно посмотрел на меня.

– Не люблю, когда меня бьют. – сообщил он меня, протягивая руку, – помоги подняться.

Даже с моими ранами, он оказался удивительно легким. Откуда только берется в щуплом теле такая чудовищная сила. Из комнаты послышался шум разбитого стекла и тяжелый звук падения.

– Быстро валим отсюда. – прошептал нечистый, – это он.

Я и сама поняла, что стрелок пришел нас добить. Мы рванули к выходу, когда я боковым зрением заметила тень, вылетевшую из комнаты. Тонкий взвизг тетивы. Я падаю на земле, подкошенная стрелой в ноге. Еще выстрел. Расплывающееся от скорости черное древко стрелы вонзается в спину Мефодия.

– Я устал вас ждать, – раздался голос за спиной, – решил сам зайти.

Я попыталась перевернуться, надеясь увидеть лицо говорящего. Засевшая в ноге стрела, при каждом повороте упиралась, доставляя адские мучение. Заревев от боли, я нащупала древко и напрягшись, сломала у основания. Жгучая, резкая боль прокатилась от ноги до затылка.

Слезы залили глаза, но сквозь мутную пелену влаги я увидела высокую темную фигуру, сжимающую лук в правой руке. Я смахнула слезы и наткнулась на совершенно безумные глаза стрелка, их нарочито широко распахнутые веки и вращающиеся белки. Остальное лицо зарывал высоко поднятый красный шарф, истасканный и покрытый бурыми пятнами.

– Убийца, каково ощущать себя на месте жертвы? – хрипло спросил меня стрелок.

Он приставил лук к стене и пройдя мимо нас, проверил дверь, не забыв щелкнуть замком. Стрелок с интересом оглядел тело Алисы. Нагнувшись, потрогал уже подсохшую черную жидкость на полу.

Выждав момент, пока его глаза сфокусируются на пальце, измазанном в черной жиже, я подобрала обломок стрелы из моей ноги. Собрав все силы и оттолкнувшись руками от пола, прыгнула вперед. До бедра стрелка не хватило считанных сантиметров, и я вонзила острие стрелы в ступню. Я ощутила, как лезвие прорезает плотную кожу ботинок и вонзается в ногу, но стрелок даже не шелохнулся.

– Ворожеи не оставляй в живых, – сказал стрелок, безразлично вырывая стрелу.

Я кинула тело вперед, надеясь опрокинуть его на пол. Стрелок мощным ударом ноги отбросил меня к стене. Подошва врезалась в лицо, я сразу же почувствовала острую боль сломанной переносицы.

Голова пошла кругом, едва я оторвала лицо от пола. Руки задрожали и по телу разлилась слабость.

Стрелок подхватила Мефодия за ноги и поволок в комнату. Я бессильно смотрела на исказившееся от страданий лицо нечистого. На его губах вздувались и лопались кровавые пузырьки. Он еще жив.

Едва стрелок скрылся за поворотом, я подползла к Алисе и сдернула накрывающий ее плащ. Она неуклюже встала и медленно обхватила пальцами дверную ручку. Дверь не поддалась, будучи запертой стрелком. Алиса усилила напор. Ручка сначала изогнулась, будто пластилиновая, а после лопнула, оставшись торчать золотистым обломком.

– Нельзя идти, – повернулась ко мне Алиса, – надо найти хозяина.

Две стрелы, пущенные буквально за долю секунды приколотили ее бледное тело к коричневой обшивке двери.

Алиса уставилась на них с максимальным удивлением, которое может выразить мертвым лицом. Ее рука поднялась, чтобы вытащить стрелы, но две новых приколотили руку к двери.

Не понимая своего положения, Алиса подняла вторую руку и ее постигла та же участь. Утыканная стрелами, как дикобраз, она окинула нас печальным взглядом и лягнула дверь ногой, выбивая серую пыль из косяка.

– Упорная девица, – пробормотал стрелок, доставая из колчана новую стрелу.

Я наблюдала, как его пальцы сложились щепотью и неуловимо быстрым движением он послал стрелу в полет, сопроводив ее густой вибрацией тетивы. Стоит отдать ему должное, с такой красотой и изяществом он стрелял.

Из пробитой плоти Алисы вытекло немного черной жидкости, но похоже, что раны не доставляли ей особых неудобств. Стрела вонзилась в левую ногу, совсем лишая девушку возможности двигаться.

С какой силой должна лететь стрела, чтобы пригвоздить человека к двери? Похоже, что стрелок не совсем человек. На всякий случай пустив Алисе стрелу в живот, стрелок отставил лук и взял меня за ноги. Меня потащили в комнату, с каждым метром отломок стрелы все глубже вонзался в бедро, расковыривая рану и доставляя мучительную боль.

– Отпусти, урод, – я попыталась вырваться из его хватки, – я тебя сожру.

– Не дергайся, грешница, – безразлично сказал стрелок.

Его правая рука прокрутилась выворачивая мне лодыжку. Я задыхалась от острой боли, прошедшей импульсом по всему телу. Грубо зашвырнув меня в комнату, стрелок скрылся в коридоре.

– Теперь мне совсем не скучно, – просипел Мефодийи закашлялся, оросив пол капельками крови.

Под ним уже собралась неплохая лужа, быстро впитывающаяся в ковер. Я зачарованно уставилась на испачканные почерневшей кровью губы Мефодия.

– Дай мне ее, – попросила я, – хотя бы немного.

– Нельзя, ты и так уже далеко зашла, – прошептал он, – никогда не видел таких изменений.

Произнеся все это, он часто задышал, похоже, что его силы на исходе.

– Да плевать, – ответила я и подползла к нему, – скажу на всякий случай, я все равно убью тебя.

Нечистый рассмеялся слабым булькающим смехом и уцепившись рукой за край кровати, немного повернулся. Я впилась губами в кровь на ковре, буквально высасывая каждую каплю из ворсинок. Горькая, словно лекарство от простуженного горла. Но оторваться невозможно. Кровь, смешавшись со слюной, стекает по пищеводу, взрываясь огненной волной в желудке.

Высосав ковер почти досуха, я окинула мутным взглядом запачканный кровью бок нечистого. Мои руки немного толкнули его, и я припала губами к ране, ощущая языком острие наконечника. В коридоре послышались шаги и я прижалась губами еще плотнее, пока рука стрелка не схватила меня за волосы, отбрасывая от лакомства.

– Людоедство худший грех, – раздраженно сказал он, – умри.

Он выхватил стрелу, приложил к тетиве, но стрела ушла вбок, пронзив мягкую игрушку, которую я успела швырнуть в последний момент. Кровь нечистого хоть и была горькой, но давала куда больший приток сил. Я вырвала обломок стрелы из бедра и кинула в стрелка, туда же полетел мягкий розовый зайчик.

Отбив луком оба предмета, стрелок опустился на одно колено и выпустил стрелу, попавшую мне плечо. Едва успела уйти вправо, иначе бы попадание пришлось в сердце. Вторая стрела прижалась к древку лука, готовая завершить начатое, но я уже слишком близко. Ударом ноги выбив лук, я ткнула пальцами в лицо стрелка, метя в глаза. Стрелок уклонился, но мои когти оцарапали его щеку, срывая намотанный шарф и заставляя отвлечься.

Стрелок точно был не человеком. Сорванный шарф открыл осклизшую нижнюю половину лица, покрытую черными струпьями. Через свищи в прогнившей щеке проглядывались желтые зубы.

Я ударила ногой в кадык и отскочила назад. У спинки кровати прислонился мой рюкзак. Язапустила руку внутрь, нащупывая холодную тяжелую рукоять. Ощутимый удар бросил меня в пол, осыпав обломками стула.

Щелкнув предохранителем, я быстро перевернулась и оглушительные хлопки выстрела взорвались в комнате. Первые три пули вошли в грудь, две в голову, разбрызгивая черную кровь по комнате.

Стрелок выбил пистолет и опустил тяжелый ботинок, целя мне в голову. Я ударила его ногой, попав в причинное место.

– Убийца будет убит, – прошепелявил стрелок, плюясь черной жижей из разнесенной выстрелом челюсти.

Покачнувшись, он упал на меня, прижимая к полу. Я попыталась столкнуть его, но стрелок оказался куда тяжелее, чем выглядел. Его локоть ударил в солнечное сплетение, выбивая весь воздух.

Шершавые ладони поднялись выше, смыкаясь на моем горле. Я раздирала его руки когтями, но стрелок не обращал внимания на раны. Ударом в локтевое сочленение, я сбросила его правую руку, но он сразу влепил мне оплеуху.

Стрелок навалился всем весом, пытаясь сломать мне кадык. Я захрипела, из последних силнанося удар по его предплечью. Желтая слюна стрелка падала на мое лицо, просачиваясь через дырки в челюсти.

Совсем нечем дышать, в глазах начинает темнеть. Пальцы сжались с чудовищной силой, грозя переломать мою шею, как спичку.

Из черной глотки стрелка вышла стрела, обдав меня чудовищно воняющей гнилью. Через секунда острие прорезалась из уха и стрелок ослабил хватку. Он с громким хрустом задрал голову вверхи застыл.

– Простите, хозяин, – просипел он и дернул шеей, словно пытаясь заглотить стрелу, – но мне пора идти к сестре.

Стрелок завалился набок, прижался изувеченным лицом к огромному коричневому медведю и затих.

– Ты обещала меня убить, сучка, – улыбнулся Мефодий, начиная падать на меня.

Я успела подставить руки, чтобы словить тщедушное тельце и прижала его к себе, поглаживая по колючей голове. Какие же вы придурки, подумала я, любой из семьи давно бросил меня. Но осознание того, что мой враг пришел на помощь, наполняло грудьчувством благодарности.

Смутившись странных чувств, я аккуратно отодвинула нечистого и поднялась. Комната завертелась перед глазами и что-то мягкое ударилось в затылок. Стало темно и я почувствовала, что через мгновение отключусь. Я попыталась усилием воли перебороть нахлынувшую тьму, но предательская мысль, что покой совсем рядом, лишила последних сил.

Черные тени переливались вокруг, то сминаясь в почти узнаваемые образы, то распадаясь на неясные фигуры. Я понимала, что сплю, но притягательный танец теней уводил за собой, тянул глубоко вниз, в темнеющую бездну. Мягкое тепло окутало все тело, как бывает, когда зимним утром просыпаешься в постели. Я протянула руку, пытаясь коснуться их, но едва пальцы погрузились в тени, как они осыпались черными сгустками, открывая таящийся в темноте пейзаж.

Желтые волнистые барханы, черно-синее глубокое небо, с двумя светящимися бляшками, все казалось очень реальным. Я моргнула и внезапно оказалась за спиной у юноши, бредущего по этим бесконечным пескам. Торчали обтянутые смуглой кожей лопатки, будто два рвущихся наружу недоразвитых крыла.

Я сразу почувствовала в нем притягательную противоречивость – тощая, скелетоподобная фигура и безумная аура чего-то злого и опасного. Юноша внезапно запрыгал на одной ноге и отшвырнул от себя черный комок. Теперь, когда он повернулся, я разглядела осунувшееся лицо, острые выступы скул и темные впадины глаз. По груди расползлись хаотичные черные нити татуировки. Он сделал несколько неуверенных шагов и упал лицом в песок. Я ощутила давление на плечо и нетерпеливо дернулась, жутко хотелось узнать, чем все закончится. Юноша корчился на песке, распахивая посиневшие губы, глаза покраснели и выступившая кровь, очертила их, еще больше подчеркивая глубину.

Левая щека вспыхнула от боли, спустя мгновение загорелось все лицо. Я закричала, чтобы мне не мешали смотреть, но жар нарастал и охватил все тело. Перед глазами вспыхнул яркий свет и этот мир взорвался осколками, вышвыривая меня.

Левая рука безжизненно болталась, отдавленная во сне. Я помассировала ее, ощущая, как по коже прошлись тонкие иголочки и смогла шевельнуть пальцами. За разбитым стеклом моросил мелкий дождь, исчезая в клубах тумана. По темно-серому небу не понять, то ли сейчас раннее утро, то ли вечер. Скинув одеяло я поежилась от холода, все же разбитое стекло не способствует комфортной температуре.

Мефодия в комнате не было, но я наткнулась взглядом на труп стрелка, окруженный подсохшими пятнами черной жижи. В носу защекотало и я громко чихнула. Все в комнате покрывал тонкий слой пыли, незаметный из-за освещения. Высморкавшись в одеяло, я вскочила на ноги, отметив, что раны совсем неболят.