Текст книги "Нечестивый (СИ)"

Автор книги: Алекс Лис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

Симулякр

Тело горело будто обожженное, но ни малейшего следа на коже не осталось. Спустя мгновение боль стихла, и я обратил внимания на неподвижно лежащего на песке Кудряшова. Его обнаженное тело покраснело, а на ногах вздулись пузыри, заполненные желтоватой жидкостью. Он был чуть ближе меня к взрыву, вероятно и задело сильнее. Я подошел и осторожно коснулся плеча мужчины. Он тотчас же дернулся и застонал. Рана на его щеке запеклась и обросла черно-багровой коркой.

– Что произошло? – еле слышно прошептал он, отрывая голову от песка.

– Не знаю, – ответил я, – думал, вы объясните, что за зерня там творилась.

Он приподнялся и осторожно сдул песчинки с опаленной взрывом кожи. Потом недоверчиво покосился на меня, оглядел островок и лазурную гладь воды.

– Всю жизнь был атеистом, – сказал он наконец, – но предполагал, что в раю трава будет, овечки всякие. Хотя, я совсем не чувствую, что умер.

Я решил пока не говорить ему, что имею прямое отношение к этому месту, хотя рассказать хотелось жутко. Кудряшов поднялся, ойкнув от боли в обожженных ступнях и встав на одну ногу, отодрал что-то от ступни.

– Подошва расплавилась и прилипла, – сказал он, придирчиво осмотрев предмет – полагаю, что будь мы на небесах, подобной нелепости не случилось. Да и кто вы такой, молодой человек, и почему, у вас есть повязка, а я стою, в чем мать родила? Привилегия для девственников?

Выходит, что он совершенно не помнит меня? Все эти перемещения настолько перемешались у меня в голове, что и я сам с трудом понимал, кто есть кто.

– А что последнее вы помните? – спросил я его.

– Опыт мы проводили, – ответил он, – ничего особенного, просто исследования мозга.

– А название «аппарат четыре», вам ничего не говорит? – спросил я Куряшова, сам удивившись смелости вопроса.

Я обычно теряюсь и несу тупую околесицу, когда разговариваю с незнакомыми людьми, но сейчас уверенность буквально наполнила мое тело.

– Откуда ты знаешь про него, – нервно спросил Кудряшов, – это что такая проверка?

– Красное желе, символы на полу, куб из трубок, – начал перечислять я, – вы меня точно не помните?

– Я ничего не помню, – огрызнулся доктор, испуганно смотря по сторонам, – да и черт возьми, кто ты такой?

Я приблизился к нему, наблюдая, как Кудряшов неуверенно пятится назад. В груди сжался тугой комок раздражения на упрямившегося мужчину.

– Девушка полоснула вас когтями по лицу, помните? – спросил я, продолжая наступать.

– Помню, – кивнул Кудряшов, почти подступивший к воде.

– Тамара напал на нее и упав на куб, нарушила целостность барьера, потом произошел взрыв, ведь так? – спокойно произнес я, смотря как ступни Кудряшова погрузились в прозрачную воду.

– Что такое этот куб? – спросил я, – и почему вы хотели испытать его на нас?

За спиной Кудряшова, метрах в десяти от берега, уже было видно бурление воды, похоже, что рыбки почувствовали сукровицу из обожженной кожи. Я не знал, стоило ли загонять его в воду, но само присутствие мужчины вызывало смутную тревогу.

– Я понял, я все понял, – не к месту рассмеялся Кудряшов, – меня накачали каким-то новым наркотиком и теперь допрашивают, я ведь прав?

– Нет, вы не правы, – резко ответил я, – разве все вокруг похоже на галлюцинации?

Рыбкам оставалось до Кудряшова пара метров, когда он сдался и жалобно посмотрел на меня.

– Хорошо, – сказал он, – я расскажу.

Я рванул вперед и дернул его за руку, увлекая за собой на кромку песок. Пузырящееся облако остановилось в полуметре от берега.

– Ползите вперед, – сказал я, внимательно наблюдая за водой, – даже не думайте вставать.

Он только послушно кивнул и пополз со мной к костру. Мы присели и я засунул руку в костер, надеясь удивить Кудряшова. Но он только испуганно смотрел на воду, словно ожидая, что сейчас оттуда выпрыгнет огромная акула.

– Зачем надо было ползти? – спросил он, оторвав взгляд от спокойной глади воды. На мою руку в пламени костра, он будто нарочно внимания не обращал.

– Там рыбы, они чуют кровь и выпрыгивают, впиваясь в тело, – путано объяснил я, – вы обещали рассказать про странное устройство.

Кудряшов покосился на меня, будто ожидая, что я передумаю, но увидев мое лицо, горестно вздохнул и зачерпнул горсть песка.

– Я хотел помочь…, – начал он, пересыпая песок из ладони в ладонь, – у сестры была тяжелая форма шизофрении и я наделся, что смогу вылечить ее. Спустя годы учебы я понял, что мозг слишком сложно устроен и ничем не смогу помочь сестре. Вот ты знал, что мозг принимает решения гораздо раньше, чем человек это осознает? Или что африканские аборигены реально умирают от проклятий колдунов?

– Нет, – ответил я, несколько ошарашенный его внезапным напором.

– Человеческий мозг это удивительная штука, – сказал Кудряшов и грустно добавил, – но его очень трудно изучать. Поэтому, когда я прочитал, что один ученый занимается вопросом визуализацией мозговой деятельности, то сразу перевелся в его отделение. Мы сработались и он посвятил меня в свои разработки.

Он замолк и со злостью отшвырнул песок. Я заметил, как из его уха высунулся маленький белый червячок. Я уже видел похожую мерзость, когда притащил забинтованную тварь в этот мир. Тело напряглось и я неосознанно придвинул ноги к себе. Татуировка настороженно обожгла грудь, реагирую на мои опасения.

– Я рассчитывал, что Павел Михайлович разработал новый вид энцефалографии, – продолжил рассказ Кудряшов, – но детально разобравшись в устройстве аппарата, носившего номер три, я понял, что это просто куча проводов и транзисторов, выводящая на экран помехи. Но доктор действительно верил, что аппарат работает и мог часами толковать шум на экране.

– А куб и символы? – спросил я, садясь на корточки.

Возможно, что эта тварь просто прикидывается Кудряшовым, чтобы отвлечь мое внимание и убить. Но мне было жутко интересно, чем закончится история и какое я имею к ней отношение.

– Год назад доктор привел мальчика, – продолжил Кудряшов, начав ковыряться в ухе, – имя у него было странное, вроде Мефодий, не вспомню уже. Он научил доктора символам, но нужен был сильный источник энергии. Тогда я придумал куб Кудряшова. Точнее мне он приснился, как Менделееву его таблица.

Он с гордостью посмотрел на меня, словно ожидая аплодисментов. Я состроил одобрительную мину, не забывая следить за его движениями.

– И оно сработало, – радостно воскликнул Кудряшов, – оно и правда показывало самые мучительные человеческие переживания и страхи. За рубежом были только примитивные схемы, а у нас живое кино прямиком из подсознания. Была только одна проблема, испытуемые умирали сразу после сеанса. Но мы старались выбирать людей, оставшихся без родственников.

– Но какого хера, я оказался у вас, привязанным к стулу? – спросил я, наблюдая за переплетенным пучком червей, высунувшихся из левой ноздри Кудряшова.

– Молодой человек, я вас впервые вижу, – удивился тот, – хотя, вначале голос показался мне странно знакомым. До взрыва мы проводили эксперимент на пожилом мужчине, с биполярным расстройстве, и молодой девушке, с маниакальным синдромом. Поэтому, я удивился, откуда ты знаешь такие подробности.

– Понятно, – сказал я, – хотя на самом деле ничего не понятно.

После того, как я увидел белесых червей, то и дело выглядывающих из всех отверстий, откровенничать перехотелось.

– А как звали вашу сестру? – спросил я, внимательно наблюдая за его реакцией.

Кудряшов недоуменно посмотрел на меня, словно я сморозил несусветную глупость.

– Ее звали… – начал он и прервался, словно сам удивленный, тем фактом, что забыл имя сестры.

– Спаси меня! – громко закричал Кудряшов и обрушился градом мелких, извивающихся тварей.

Я тотчас же вскочил на ноги и отбежал подальше. Как и ожидалось, через пару секунд шевеление превратилось и осталась только белый налет. Почему он попросил меня спасти его?

Я помотал головой, сейчас это не имеет никакого значение. Чем больше ты думаешь над тем, чего не понимаешь, тем больше запутываешься и теряешься. Самое главное идти вперед, чтобы вновь не ощутить невыносимую боль.

Бобус

Я осторожно погрузил ступню в воду, внимательно наблюдая за поверхностью. Рыбки реагирует на кровь, хоть первая и попробовала пробраться мне в уретру. Ничего не произошло, ни всплесков, ни бурления и я побрел вперед.

Островок давно остался позади, а я все шел, рассекая теплую водичку. Ступни приятно щекотал мягкий песок на дне. Кожа сморщилась от долгого пребывания в воде. Вокруг была только лазурная, блестящая гладь, куда ни глянь колышущаяся водная пленка. Я вспомнил, что в прошлый раз видел едва уловимые очертание разрушенных зданий вдалеке.

Я даже не ощутил момента, когда все поменялось. По бокам возникло множество мелких песчаных островков, с пучками остролистной желтой растительности. Минуту назад все вокруг казалось монолитным слиянием воды и неба, но вот вдалеке начали прорезаться высокие шпили из черного гранита. Вероятно, именно их я принял за очертания зданий, но ровные, отесанные края камней и вправду походили на рукотворные сооружения.

Через несколько минут под ногами остался только сухой песок. Везде были разбросаны большие, черные отломы скал и скрученные сухие стебли кустарника. Я направился к одной из скал, чтобы осмотреть ее вблизи.

Поверхность на ощупь совершенно гладкая, будто ее столетиями неустанно шлифовали водой и песком. Отсюда они уже не выглядели, как здания, было видно, что переходы неровные и хаотичные.

Я направился дальше, петляя между участившимся рядами черных камней. Ноги увязали в сухом, растекающимся под моим весом песке. Я почувствовал соленые капли пота, стекающие на лоб. В горле пересохло, но пить не хотелось. Здесь не хотелось есть или испражняться. Хотя я и ощущал, что при желании могу выдавать из себя вялую струю мочи, но сам акт представлялся странным и неуместным.

Я услышал вдалеке шум. Он слышался за огромной, приземистой скалой, растянувшейся на многие десятки метров. Если остальные камни стремились вверх, то эта скала развалилась ленивой черной гусеницей.

Стараясь не шуршать песком, я направился вдоль скалы к источнику звука. Издали шум казался похожим на человеческую речь, но сейчас, когда нас разделяло всего несколько метров камню, походил на животное фырканье.

Я обогнул скалу и притаившись на самом углу, осторожно вытянул голову. Шум исходил от группы весьма странных существ, походивших на перевернутые кожистые груши, с тонкими палками конечностей. Довольно большие глаза располагались посредине светло серого туловища, но ни рта, ни ушей видно не было. Самый крупный из них едва превышал полтора метра в высоту. Они толкались увесистыми круглыми животами и издавали тот самый фыркающий звук. После угрожающих скелетов, огромных рептилий и прочих тварей выглядели они безобидно, даже по-своему мило.

– Бобус, бобус, – неожиданно закричал самый крупный, – бобус.

Я не сильно ошибся, крик здорово напоминал человеческую речь. Груши существ бросились врассыпную, стараясь поскорее укрыться за скалами. Один попытался скрыться за куцым пучком травы, что выглядело донельзя нелепо. Похоже, они что-то заметили и были испуганы.

Груша спрятавшаяся за травой, видимо поняла бесполезность своего укрытия и громко зафыркав, бросилась в мою сторону. Я наблюдал, как она проворно перебирает ногами, но объемный низ, заставлял тело раскачиваться из стороны в сторону замедлял движения.

До моего укрытия оставалось не более дести метров, когда земля позади существа вздыбилась, подняв фонтан песка и зеленое пятно промелькнуло в вихре осыпающихся песчинок. Груша застыла на месте и спустя мгновение плашмя упала на земля. На ее спине, потирая вытянутыми заостренным конечностями, сидело небольшое насекомоподобное существо. Если отрезать у кузнечика две лапки, увеличить до размера собаки и добавить плоское лицо с круглым ртом, усеянным множеством мелких зубов и черными блестящими глазками, вы получите эту тварь.

Поучается, это и есть бобус, о котором кричала самая большая груша. Я ожидал, что сейчас он, словно пиявка вонзится в беззащитную спину груши, но бобус широко открыл рот и отрыгнул на сложенные ковшиком конечности. Я высунулся из-за скалы, пытаясь рассмотреть, что за дрянь он выплюнул. Груша тщетно пыталась встать, уперев тонкие, постоянно разъезжающиеся ручки в сухой песок.

Бобус привстал на колыхающимся существе и как разъяренный бык, пропахад ногой спину завизжавшей груши. Конечности он невольно вынес в перед, пытаясь не уронить отрыгнутое, и я увидел кучу зеленых шариков поблескивающих от слизи. Бобус аккуратно вложил эти шарики в распоротую спину груши и легонько протолкнул внутрь.

Завороженный кошмарным, но притягательным зрелищем я полностью высунулся из-за скалы. Бобус неожиданно вперил черные глазки прямо в меня. Я отшатнулся обратно и прижался к камню, вот черт, не хватало, чтобы эта тварь меня заметила. Ничего не происходило и выждав минуту, я снова высунулся. Груша лежала на земле, тщетно перебирая тощими руками, но бобуса исчез. Только слева угадывалась небольшая воронка в песке. Похоже, что он скрылся, когда заметил меня, не думал, что здесь есть пугливые монстры.

Я вышел из-за скалы и направился, к пытающейся встать груше. Не знаю отчего, но мне было до жути интересно, что с ней произойдет дальше. Услышав мои шаги, существо приподняла туловище и жалобно заныло. Остановившись в метре от груши, я понял, что она плачет. На желтом песке отчетливо виднелись мелкие влажные пятнышки.

– Бобус, бобус, – жалобно простонала груша, вытягивая ко мне руку, – бобус.

Я всегда с полным безразличием просматривал видео с жестокими убийствами или с жертвами катастроф, но сейчас в груди остро кольнула жалость. Обойдя существо, я увидел, что из раны уже выглядывает странная поросль, смахивающая на плесень на немытой посуды. По груше прошлась волна сокращений, она дернулась пару раз и из нижней части туловища брызнула зеленая жижа. Я слышал, что при смерти тело самопроизвольно испражняется, да и запах поплывший по воздуху, явно намекал на это.

Краем глаза я уловил смутное движение возле скалы, куда побежали остальные груши. Скрывшись в тени скалы, я присел и подхватил небольшой обломок черного камня. Из-за укрытий выбежали остальные груши и потрясывая животами, побежали в сторону сородича. Убегать мне совершенно не хотелось, и я встал наизготовку.

Существа резко остановились в полуметре от тела сородича и неспещно выстроились полукругом. На меня они не обратили никакого внимания. Самый крупный вышел немного вперед и начал покачиваться, другие груши быстро подхватили его движения и закачались следом.

– Бобус, – произнесла главная груша и каждый по очереди повторил за ним.

Неужели, это что-то вроде похоронного обряда? Я начинал чувствовать себя лишним на этой грустной церемонии, но едва отошел в сторону, от группы отделилась самая маленькая особь, подбежав ко мне. В ее движениях не ощущалось желания навредить, скорее страх и неуверенность.

Остановившись совсем рядом, она протянула ко мне тонкую руку с двумя короткими, темно-бурыми пальцами. Кажется, она хочет, чтобы я взял ее за руку. Я лишь отступил на шаг назад, кто знает, чего можно ожидать?

– Бобус, – пропищала она тонким голоском, – бобус.

Большие, глаза на животе быстро заморгали и увлажнились. Я отбросил камень и аккуратно дотронулся до мягкой ладони малышки. Груша обхватила мой указательный палец двумя своими и потянула за собой. Мы подошли к остальной группе, все так же раскачивающийся и бормочущей, и встали с самого края. Малышка задвигалась в такт с остальными, но моя руку не выпустила. Продолжались похороны недолго. Вожак, остановился и зачерпнув пригоршня песка, бросил на уже полностью покрытое порослью тело. Остальные последовали его примеру, печально хлопая глазами. Груша держащая меня за руку, высвободилась и бросила свою горсть земли.

– Бобус, – пропищала она, дергая меня повязку и показала на землю.

Я нагнулся и бросил пригоршню песка на тело. Я неожиданно заметил, что два солнца неподвижно застыли, а тени от скал ничуть не удлинились. По ощущением, я провел здесь не меньше шести часов, но за это время совершенно ничего не изменилось, будто все остановилось. Груши выстроились шеренгой и побрели к скалам, только самая маленькая, видимо прощаясь, провела крохотной ладошкой по моей ноге.

Впервые я пребывал здесь настолько долго. Обычно умирал в первые часы. Делать было нечего и я пошел вперед.

Каменная дева

Мысли вяло перетекали в голове, словно убаюканные мягкими перекатами песка и тишиной вокруг. Больше всего давило то, что я не знал, где моя конечная цель. Дорога ведущая в никуда, всегда будет самой длинной и тоскливой. Внезапные перемены обстановки перестали меня удивлять, все равно происходили они настолько плавно, что не уследишь.

Оглянувшись назад, я увидел только безбрежный океан песка, ни высоких черных камней, ни признаков растительность. Я заметил, что рельеф местности изменился, песок образовывал возвышенности, причем, чем дольше я шел, тем выше они становились. Да и теперь земля стала заметно горячее, обжигая ступни. Похоже на пустыню из телевизора, но здесь песок лежал ровными конусами, будто куличики.

Моя нога проскользнула и упав на колени, я съехал вниз холма. Это начинает превращаться в настоящую пытку, попробуй заберись на гору постоянно осыпающегося песка. Мне бы сейчас верблюда, с тоской подумал я, сиди себе на горбу и плюй на всех.

Я неподвижно лежал и сощурившись смотрел на кругляшки солнц. Ровные, блестящие кружки, никаких пятен не видно, разве что поменьше нашего, но зато их целых два. Интересно, как они называются?

Я поднялся и отряхнув налипшие песчинки, начал подниматься по склону. Забравшись на самый верх, я спрыгнул вниз, надеясь скатиться, словно по горке, но почти сразу остановился. Впрочем, на это и не стоило рассчитывать.

Внизу что-то на секунду блеснуло. Я закрутился на склоне, отыскивая нужный угол. Вот оно, почти у подножья холма. Я сбежал вниз, стараясь не отрывать взгляд от места, где видел блеск.

Приблизившись к подножью, я ничего не обнаружил, только желтый песок. Все же ошибся с местом, пока бежал. Я опустился на земля и медленно описал головой круг, надеясь снова увидеть блеск.

Получилось, но теперь блеск был немного правее и я пополз туда. Из-под песка торчал уголок деревянной доски, обитой серой кожей, а на солнце блестела маленькая заклепка в углу. Я потянул за доску и вытащил щит.

Небольшой, квадратный, с ремнем для руки на тыльной стороне. Я нацепил ремень на ладонь, но вышло крайне неудобно. Повертев щит в руках, я догадался закрепить ремень на предплечье. Выставив ногу вперед, я прижал голову к изгибу руки, словно защищаясь от невидимых стрел. Не потеряй меч, я мог бы заиметь целый комплект. Хотя вряд ли этот кусок дерявяшки защитит от удара скелета.

Я перевалил через верхушку очередного холма и поспешно скатился вниз. Там точно была чья-то фигура, а рисковать мне хотелось, Я снова подполз наверх и высунул голову.

Но мои опасение оказались напрасны. Внизу расположилась небольшая площадка из серого камня. В центре пылал костер, у левого края статуя девушки, которую я принял за кого-то живого.

Нужно быть дураком, чтобы не понять, что пламя костра, что-то вроде сохранения в видеоиграх. Я скатился вниз и поспешно подбежав к костру, прикоснулся к пламени кончиками пальцев.

Знакомое блаженство бросило меня на каменные плиты. Я застонал от удовольствия не обращая внимания, на кровь из разбитой головы. Никогда не занимался любовью с девушкой, но уверен, что наполняющее меня удовольствие стоит на совершено другой ступени.

Горячая волна быстро схлынула, и я с досадой поднялся, ощупывая шишку на голове. На пальцах осталась кровь, но никакой боли я не ощущал. Но мокрая от крови кожа все же неприятно запульсировала от прикосновения. Да и черт с этой раной, все равно умру в ближайшее время. Лучше исследовать каменную фигуру неподалеку. Я положил щит возле костра и направился к ней.

Статуя молодой девушки, с длинными волосами, ниспадающими на обнаженную грудь. В руках она держала наклоненный кувшин, с изящной маленькой ручкой. Нижняя часть статуи была выполнена в виде переплетенных стволов деревьев, утолщавшихся к основания и исчезавших под песком. Походило на забавную вариацию на тему нимфы или лесной дриады.

На ощупь камень оказался немного шершавым и прохладным, несмотря на палящее солнце. От статуи исходил едва слышный гул и я прислонил ухо к ее животу. Сосредоточившись на звуке, я понял, что слышу не гул, а журчание воды.

Я обошел статую вокруг. На спине обнаружились нацарапанные знаки, похожие на закругленные стрелочки. Два раза вправо, один раз влево и одна стрелка уходила вертикально вниз. Несомненно это инструкция, но вот к чему конкретно она относится?

Я забрался на довольно массивную нижнюю часть статуи и попробовал провернуть ей голову. Прохладный камень ничуть не поддался моим усилиям. Я спрыгнул, встал ровно перед статуей. Тогда остается только кувшин. Взялся за ручку и потянул ее вправо, раздался тихий щелчок и сосуд провернулся, еще поворот вправо и обратно. Кувшин легко прокрутился, но когда я попробовал опустить его вниз, то застыл намертво. Тогда я уперся в него обеими руками и навалился всем весом. Сначала послышался металлический щелчок, а потом треск. Я рухнул вниз, продолжая сжимать отломавшуюся часть кувшина. Неслабо приложился подбородком о постамент и откатился в сторону, сжавшись от боли. Выходит, что природная жопорукость не лечится посредством неоднократных смертей.

Сверху меня окатила струя ледяной воды и я заорал от неожиданности, попутно выплюнув осколок зуба.

– Дитя, поднимись и прими свою награду, – раздался мелодичный голос.

Я вскочил и резко отбежал назад. Вблизи никого не было, значит голос исходил от статуи.

– Дитя, прими свою награду, – повторил голос, несомненно шедший от статуи.

Каменные губы оставались совершенно неподвижными, звук словно рождался в глубине камня. Я не особо доверял существам из этого мира, а тут еще и награду обещают.

– Какую еще награду? – спросил я, обращаясь к статуе.

– Величайший дар из всех возможных, – прозвенел в воздухе голос.

Ладно бы, если она сказала, что даст мне целебный эликсир или меч, но величайший дар звучит слишком подозрительно. Бесплатный сыр бывает только в мышеловке.

– Нет, спасибо, – ответил я, – мне уже пора. Извиняюсь за кувшин.

Не отрывая взгляда от статуи, я попятился назад.

– Если ты отказываешь от дара, то я сама вручу его, – голос был настолько громким, что заложило уши.

Массивная нижняя часть статуи задрожала, из-под осыпающегося песка показались извивающиеся черные корни. Лицо у статуи дернулось и серый камень осыпался крошкой, открывая выпуклый черный овал. Несомненно, прими я дар, то меня бы слопали как кролика.

Верх статуи оставался совершенно неподвижным, только виднелись куски черного камня под осыпающейся от движения серой оболочкой.

Недолго думая, я рванул вперед, в миг забежав на песчаную гряду. Статуя уже освободила корни от земли и неожиданно быстро двинулась ко мне, скользя по песку. Извивающиеся корни стремительно несли раскачивающуюся статую.

– Прими мой дар, – не переставая кричала он, – ты должен принять его.

Я чувствовал легкий налет страха, но не более. Я сразу вспомнил, как тряслись колени при встрече со скелетом. Сейчас внутри что-то мешало прорваться фонтану паники и ужаса, словно заполнив все свободное место. Я остановился на вершине холма, с любопытством глядя вниз.

Как я ожидал, едва статую начала подъем, как песок осыпался вниз и она съехала обратно. Громко закричав, каменная дева рванула вперед. Я немного напрягся, на всякий случай отступая назад. Но от резкого рывка статуя покачнулась, замерла на крутом склоне и рухнула на спину. Корни бешено закрутились, пытаясь вернуть тело в прежнее положение, но верхняя часть была слишком тяжелой.

– Дитя, помоги мне и я одарю тебя величайшим даром из возможных, – громко закричала статуя.

Угу, конечно, уже бегу, – сказал я и на полной скорости сбежал вниз, едва не навернувшись.

Я был доволен своей предусмотрительностью, а ведь мог бы и помереть.

Жалко щит оставшийся лежать возле костра. Все никак не могу нажить имущества в этом мире.

Под ногой раздался хруст и я сразу же отпрыгнул в сторону. На ступне повис черный раздавленный скорпион. Хвост с жалом бешено дергался, ожидаемо вонзаясь в мою ногу. Заорав, я ударом руки сбросил тварь. Упав на землю, я задрал ногу, чтобы рассмотреть рану. Ступня была покрыта зеленоватой слизью, вытекшей из раздавленного панциря. Укус почти совсем не ощущался, я даже не смог найти место, куда воткнулось жало.

Есть ведь неядовитые скорпионы, может все обойдется.

Я поднялся, но мир поплыл перед глазами, кидая меня обратно на песок. Сильно зачесались мгновенно пересохшие глаза. Попытавшись потереть их, я обнаружил, что руки остались неподвижны. Я часто задышал, зубы застучали от холода.

Через минуту я с судорожными хрипами пытался втянуть в себя хоть немного воздуха, но распухшие язык и глотка почти ничего не пропускали. Сильно болели глаза, будто в зрачок втыкают большие раскаленные иголки и прокручивают. Я вздрогнул всем телом, но уже не заметил, как струя мочи потекла по бедру и увлажнила горячий песок.