Текст книги "Новый горизонт (СИ)"

Автор книги: Алекс Хай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)

Глава 18

Остальные экзаменаторы тоже вскочили, но они были на трибуне – слишком далеко, чтобы успеть.

Я не думал. Просто действовал. Рванул вперёд, ударил ладонью в пол.

Земля откликнулась мгновенно. Каменная стена выросла между Майделем и вихрем – толстая, прочная, перекрывающая прямую линию.

Одновременно я схватил воздух вокруг вихря, разорвал его структуру. Спираль распалась на хаотичные потоки.

Огонь остался без основы. Я перенаправил энергию вверх, к потолку, где защитные барьеры могли её безопасно поглотить.

Вихрь коллапсировал за секунду. Пламя погасло. Осталось только тепло и запах гари.

Майдель упал на колени, тяжело дыша. Руки были красными – ожоги, но не критичные. Я стоял рядом, готовый вмешаться снова, если понадобится. Но страшное было позади.

Экзаменаторы прибежали через несколько секунд.

– Что произошло⁈ – Соколов склонился над Майделем. – Ваше благородие, вы в порядке?

Майдель кивнул, не в силах говорить. Глаза были широко раскрыты, лицо побледнело от шока.

– Вызовите лекаря! – приказал Соколов одному из помощников.

Через минуту в зал вбежал дежурный лекарь – мужчина средних лет с седой бородой. Он опустился на колени рядом с Майделем, начал осмотр.

Проверил руки, пульс, зрачки. Провёл ладонью над грудью барона, тестируя внутренние повреждения.

– Ожоги второй степени на обеих руках, – констатировал он. – Ничего смертельного, но болезненно.

Он посмотрел на меня:

– Без вашего вмешательства, господин Фаберже, было бы намного хуже. Наверняка летальный исход…

Майдель медленно повернул голову, посмотрел на меня.

В его взгляде была сложная смесь эмоций. Благодарность – очевидная. Унижение – тоже. Злость на себя за провал. И осознание долга жизни.

Соколов выпрямился, посмотрел на барона строго:

– Барон фон Майдель, экзамен провален. Вы продемонстрировали недостаточный контроль над стихиями. Более того – создали опасную ситуацию, угрожающую не только вам, но и окружающим. Боюсь, вы будете отстранены от сдачи экзаменов на шесть месяцев. Господин Фаберже, – экзаменатор повернулся ко мне, – пожалуйста, проводите его благородие на скамью для отдыхающих. Мы должны завершить экзамен.

Майдель кивнул, опустив голову. Говорить он не мог – то ли от боли, то ли от стыда. Я протянул руку бывшему врагу, помогая подняться. Он взялся за неё – осторожно, из-за ожогов – и встал на ноги.

Я отвёл его к скамье у стены. Майдель опустился, облокотившись спиной о холодный камень. Лекарь начал тут же обрабатывать ожоги мазью, накладывать повязки.

Мы долго молчали. Наконец барон с трудом выдавил:

– Я… в долгу перед вами, господин Фаберже.

Я покачал головой:

– Не стоит благодарностей. Любой бы поступил так же.

Майдель посмотрел на меня тяжёлым взглядом.

– Нет. Не любой. Особенно после… После того, как я вызвал вас на дуэль.

Я промолчал. Что тут скажешь?

Майдель продолжил, с трудом подбирая слова:

– Вы спасли жизнь человеку, который вызывал вас на поединок. Который… желал вам зла.

Я пожал плечами.

– Потому что это было правильно. Смерти я вам никогда не желал.

Майдель закрыл глаза, откинув голову назад.

– За мной теперь долг жизни, – пробормотал он. – По правилам моего сословия – я у вас в долгу. Навсегда. Или до тех пор, пока вы не сочтёте мой долг выполненным.

Экзамен продолжался. Соколов вызывал следующих кандидатов. Но атмосфера в зале изменилась, все стали осторожнее, внимательнее. Инцидент с Майделем напомнил всем, что магия – не игрушка.

А я сидел рядом с бароном, которого спас. И который теперь считал себя мне должным.

Пусть и прошло полторы сотни лет, пусть времена изменились, но аристократия крепко держалась за свои правила, традиции и кодекс чести. Долг жизни был самым тяжёлым испытанием для аристократа, особенно если он задолжал не себе подобному, а человеку низшего сословия.

Благородные старались всеми силами сбросить этот груз. Чаще всего откупались – деньгами, дворцами, автомобилями. Эдуард фон Майдель оказался в неприятной ситуации. Мало того что завалил экзамен, так ещё и сделал свою семью моим должником. Иронично, учитывая предысторию нашего с ним знакомства.

* * *

Экзамен завершился, и теперь наша группа сидела в коридоре, ожидая результатов. Время тянулось медленно, кофейный автомат не работал, люди вокруг нервничали.

Майдель ушёл сразу после инцидента. Ему не нужно было ждать результатов – его экзамен завершился провалом и спасением.

Я откинулся на спинку деревянной скамьи, анализируя свою работу.

В теоретической части я не сомневался – всё расписал подробно и точно. А вот практическая часть во многом зависела от мнения комиссии.

Земля – отлично. Все задания выполнены безупречно, даже те дополнительные, которыми придирчивый экзаменатор пытался меня завалить.

Огонь – хорошо. Температурная точность, вращение сферы, всё было под контролем.

Воздух – на пределе, но справился. Это моя слабая стихия, но я продемонстрировал достаточный уровень.

Комбинированное задание – выполнил то, что другим даже не предлагали. Три стихии одновременно, сложная балансировка.

Предвзятость комиссии была очевидна. Но я прошёл все испытания. Завалить меня у них просто не было оснований. И всё же они могли попытаться.

Дверь в коридор открылась.

Я поднял голову, ожидая увидеть Соколова с результатами, но вошла… Алла Самойлова.

Я удивлённо встал:

– Алла Михайловна? Приветствую. Что вы здесь делаете?

Она остановилась, слегка смущённо улыбнулась:

– Я… решила заехать. Поддержать вас. К тому же как раз нужно было забрать копию сертификата.

Она кивком поприветствовала остальных и подошла ближе, поправляя шарф. Я жестом кивнул в сторону выхода – будет уместнее поговорить там, где меньше глаз и ушей.

– Вы поддержали меня на моём экзамене, – смущённо улыбнулась девушка. – Сегодня моя очередь. Надеюсь, не помешала?

Я покачал головой:

– Нет, конечно. Спасибо за внимание. Я тронут.

Алла села рядом на скамью. Сняла перчатки, убрала их в сумочку. Выглядела элегантно – тёмно-синее пальто, изящная шляпка, лёгкий макияж.

– Как прошёл экзамен? – спросила она тихо, чтобы не мешать другим.

– Сложно, – признался я. – Комиссия была… требовательной.

– Придирались?

– Можно и так сказать.

Алла посмотрела на меня с сочувствием:

– Но вы справились, я уверена. Я ведь сама видела, на что вы способны.

– Скоро узнаем, Алла Михайловна.

Мы сидели рядом, ожидая. Алла рассказывала последние новости, и её приятный голос звучал, как ручей:

– Родители очень довольны, что мне удалось получить четвёртый ранг. Мама даже устроила небольшой приём в честь этого. Пригласила родственников, друзей семьи. Все поздравляли, дарили цветы.

Она улыбнулась:

– Отец сказал, что гордится мной. Это было… приятно слышать. Он очень редко нас хвалит.

– Вы заслужили эту похвалу, – отозвался я.

Алла повернулась ко мне:

– Это всё благодаря вам, Александр Васильевич. Без вашей помощи я бы не справилась. Вы научили меня… верить в свои силы. Мои инструкторы великолепны, я очень благодарна им. Но именно ваше участие заставило всё работать. Это как недостающий кусочек мозаики. Понимаете?

Я пожал плечами:

– Понимаю. Но главную работу проделали вы, не забывайте.

– Не преуменьшайте свою роль, – возразила она мягко. – Вы были терпеливым учителем. И хорошим другом.

Наши взгляды встретились.

Короткая пауза. Что-то неуловимое повисло в воздухе – лёгкое напряжение, едва заметная искра.

Алла первой отвела взгляд, слегка покраснев, и тут же поправила мнимую складку на пальто.

Дверь открылась – на этот раз действительно вышел Соколов. В руках у него была папка с документами.

Все вскочили, напряжённо ожидая.

– Господа, – начал председатель комиссии, – я уполномочен сообщить вам результаты экзамена на шестой ранг.

Он открыл папку, зачитывая по списку:

– Воронихина Мария Сергеевна – экзамен сдан успешно. Шестой ранг присвоен.

Чиновница облегчённо вздохнула, даже перекрестилась.

– Громов Пётр Иванович – экзамен сдан успешно. Шестой ранг присвоен.

Военный кивнул, лицо оставалось бесстрастным.

– Фаберже Александр Васильевич – экзамен сдан успешно. Шестой ранг присвоен.

Соколов продолжил зачитывать остальных. В итоге семеро провалились – им предложили пересдачу через три месяца.

– Прошедших прошу подойти для получения сертификатов, – объявил Соколов.

Я подошёл к стойке регистратора вместе с Воронихиной и Громовым. Алла тактично отошла к стене.

Регистратор – та самая строгая женщина в очках – достала из ящика три сертификата. Протянула первый мне:

– Александр Васильевич Фаберже. Пожалуйста, проверьте данные.

Я взял сертификат. Плотная гербовая бумага с водяными знаками. В верхнем углу – витиеватая печать. Внизу – подписи всех пяти членов комиссии.

Текст был напечатан чёткими буквами:

«Сим удостоверяется, что Александр Васильевич Фаберже успешно сдал ранговый экзамен и ему присвоен шестой магический ранг шестой. Рабочие стихии: земля, огонь, воздух…»

Соколов подошёл, посмотрел на меня строго, но с едва заметным уважением:

– Господин Фаберже, вы показали высокий уровень владения стихиями. Несмотря на… сложности экзамена.

Лёгкая пауза – намёк на предвзятость одного из экзаменаторов.

– Теперь вы можете подать заявку в квалификационную комиссию Гильдии артефакторов. Наверняка вы собираетесь получить право работать с самоцветами…

– Именно. Благодарю.

Я отошёл от стойки, держа сертификат.

Алла подбежала, лицо сияло:

– Я знала, что вы справитесь! Поздравляю!

Она импульсивно обняла меня, но тут же отстранилась.

Я улыбнулся:

– Спасибо за поддержку, Алла Михайловна.

Мы вышли из здания вместе. На улице похолодало, падал снег. Крупные хлопья медленно опускались на землю, покрывая город белым покрывалом.

Алла подняла воротник пальто:

– Ну что ж, теперь у нас обоих новые ранги. Я – четвёртый, вы – шестой.

– Да, – согласился я. – Хорошая неделя выдалась.

Пауза. Мы стояли на ступенях, снег падал вокруг.

Алла посмотрела на меня:

– Тогда до встречи в «Ливерпуле»?

– Конечно. Надеюсь, Обнорский не соскочит в последний момент.

Мы разошлись к своим машинам. Алла села в элегантный чёрный автомобиль с шофёром. Я – в свой.

Перед тем как завести двигатель, я посмотрел в её сторону. Она тоже смотрела через окно. Наши взгляды встретились, и девушка улыбнулась.

Я тоже улыбнулся и поехал домой через заснеженный город.

* * *

Паб «Ливерпуль» на Знаменской улице был точной копией традиционного английского заведения – настолько точной, что казалось, будто его целиком перевезли из Британии и собрали заново в центре Петербурга.

Стены были обшиты дубовыми панелями, пол из массивных досок, барная стойка из того же дуба тянулась вдоль всей левой стены. За ней – ряды бутылок: виски, эль, портер, джин.

Мебель добротная – кожаные диваны тёмно-зелёного цвета, массивные столы, кресла с высокими спинками. На стенах висели викторианские гравюры и фотографии.

Запах витал характерный: табачный дым, пиво, жареное мясо, старое дерево.

За столиками сидели не простые выпивохи, а творческая интеллигенция: журналисты, писатели, художники, профессора университетов. Тихий гул разговоров смешивался с негромкой джазовой музыкой.

Это место славилось как точка сбора мыслящих людей. Здесь проходили закрытые литературные вечера, дискуссии о политике и искусстве, встречи единомышленников. Неудивительно, что Обнорский выбрал именно его.

Я выбрал угловой столик – спиной к стене, с обзором на вход. Старая привычка – всегда контролировать пространство.

Подошёл официант в белой рубашке с чёрным фартуком:

– Добрый вечер. Что будете заказывать?

– Виски без льда.

Он кивнул и ушёл. Через минуту принёс тяжёлый хрустальный стакан с янтарной жидкостью. Я поставил его перед собой – для виду. Пить не собирался, нужна ясная голова.

Алла появилась через пять минут. Элегантное тёмное платье, пальто, небольшая кожаная сумка с документами. Выглядела она собранной, деловой – никаких светских улыбок, только сосредоточенность.

Девушка устроилась напротив и заказала чай.

– Готовы? – тихо спросила она. – Все документы с собой?

Я кивнул на лежащую на столе папку:

– Всё здесь.

Пока мы ждали Обнорского, я мысленно прокручивал то, что узнал о журналисте за последние дни.

Алексей Викторович Обнорский. Пятьдесят два года.

Тридцать лет в журналистике. Начинал как военный корреспондент во Второй Русско-японской. Знал пять языков: русский, английский, французский, немецкий, японский.

После войны вернулся и занялся расследованиями. И… стал занозой в заднице у всех нечистых на руку чинуш.

Раскрыл коррупционную схему в Министерстве путей сообщения. Выяснил, что чиновники завышали стоимость строительства железных дорог в три раза. Разница оседала в карманах министра и его заместителей. После публикации – отставка министра, суд, приговор: три года каторжных работ.

Затем расследовал поставки некачественного продовольствия на военных складах. Солдатам поставляли гнилое мясо, разбавленную муку. Подрядчики экономили, делились прибылью с интендантами. Публикация вызвала скандал по всей империи. Император лично назначил комиссию. Смена руководства интендантской службы, несколько уголовных дел.

После этого разоблачил земельные махинации в Смоленске. Губернатор продавал казённые земли своим родственникам по заниженным ценам, а те перепродавали с огромной прибылью. После публикации – отставка, уголовное дело, конфискация имущества.

Обнорского боялись и ненавидели в высоких кругах. Его называли «грозой чиновников» и «совестью империи». Особенно его боялись те, кому было что скрывать.

И не зря боялись.

На него совершались покушения. Три раза.

Пять лет назад – попытка отравления мышьяком в ресторане. Выжил благодаря случайности: в тот вечер у него был желудочный грипп, почти не ел.

Ещё через год – нападение возле дома. Трое с ножами. Спас телохранитель, которого Обнорский нанял после первого покушения.

И ещё спустя полгода – поджог квартиры ночью. Обнорский успел выбраться через окно, получил ожоги, но выжил.

После этого журналист стал осторожнее, но не остановился. Продолжал копать, писать, публиковать.

Именно такой человек нам был нужен. Если кто и мог помочь тягаться с Хлебниковыми – так это он.

Дверь паба открылась, вошли четверо.

Первым – высокий мужчина лет пятидесяти. Обнорский собственной персоной.

Рост около ста восьмидесяти пяти сантиметров. Худощавый, но жилистый – была видна сухая мускулатура под костюмом. Седые волосы коротко острижены, почти под ноль. Проницательные серые глаза за очками в тонкой золотой оправе.

На левой щеке – шрам. Тонкий, старый, но заметный. Память о покушении.

Одет просто, но качественно. Тёмный костюм без излишеств, белая рубашка, галстук серого цвета. Никаких украшений, кроме простых часов на запястье.

Двигался он уверенно. Спина прямая, шаги чёткие. Взгляд цепкий – окинул зал за секунду, отметил все выходы, людей, потенциальные угрозы.

За ним шли трое.

Молодой человек лет тридцати с блокнотом и футляром для камеры – помощник. Худой, в очках, нервный.

Двое крепких парней в штатском – охрана. Оба под два метра, широкоплечие, с внимательными глазами. Руки держали в карманах – явно на рукоятках оружия.

Обнорский подошёл к нашему столику. Остановился, посмотрел сначала на меня, потом на Аллу.

– Господин Фаберже? Графиня Самойлова?

Голос глубокий, спокойный, с лёгкой хрипотцой курильщика.

Я встал, протянул руку:

– Александр Васильевич Фаберже. Рад встрече, Алексей Викторович.

Рукопожатие получилось крепким, сухим. Обнорский пожал руку, оценивающе глядя в глаза.

Он повернулся к Алле:

– Ваше сиятельство.

Девушка кивнула:

– Благодарим за то, что согласились встретиться.

Обнорский сел напротив нас. Помощник и охрана остались у барной стойки – на расстоянии, но в пределах видимости.

Журналист снял очки, протёр платком, надел обратно. Посмотрел на нас внимательно – изучающе, профессионально.

– Итак, приступим, – сказал он ровным тоном. – Время – ценный ресурс для всех. Предлагаю не тратить его на церемонии. Давайте сразу к делу?

Глава 19

Я начал рассказ с самого начала – с деяний Пилина, презентации модульных браслетов в ноябре и о том, как презентацию пытались сорвать.

Обнорский делал пометки в блокноте, не поднимая головы.

– Затем, уже после успешного запуска, к нам приехали представители Хлебниковых. Предложили партнёрство – использование их заводских мощностей для массового производства.

– Условия? – коротко спросил Обнорский.

– Кабальные, – ответил я. – Разделение прибыли шестьдесят на сорок в их пользу. Передача технологии. Эксклюзивность – запрет работать с другими производителями. Жёсткие штрафные санкции за любое нарушение.

Обнорский кивнул, продолжая писать.

– Мы отказались. Вскоре началась информационная атака.

Алла достала из сумки папку, положила на стол. Обнорский взял её, начал изучать.

– Заказные статьи в газетах и роликах ряда блогеров, – пояснила Алла. – Клевета, подрыв репутации, прямая ложь. Они намеренно портили наши изделия и выдавали это за брак, чтобы подорвать репутацию дома Фаберже и мою лично.

– Мы провели расследование по своим каналам, – добавил я. – Выяснили, что статьи финансировались через дочернюю компанию в холдинге Хлебниковых, а подстава с заменой самоцветов в артефактах через некого Фому.

Обнорский поднял бровь:

– Фома? Интересно. Я уже слышал это имя.

Мы с Аллой напряжённо переглянулись. Неужели наконец-то ниточка?

– Наш Фома занимается грязной работой для Хлебникова, – сказал я. – Запугивание, подкуп, оформление документов на подставных лиц. Он же пытался запугать нашего нынешнего партнёра, купца Овчинникова. И он организовал похищение грузовика, чтобы сорвать презентацию.

Обнорский записал имя, обвёл его в кружок.

– Продолжайте.

– И уже совсем недавно случилось нападение на наш груз под Угличем. К счастью, охране удалось отбить атаку.

– Есть полицейские протоколы? – спросил Обнорский.

Я достал ещё одну папку:

– Всё здесь. Протоколы допросов, заключения следователя, фотографии места происшествия.

Обнорский взял документы, быстро пролистал. Его лицо оставалось непроницаемым, но глаза внимательно скользили по каждой строке.

– Нападавших поймали?

– Увы, – кивнул я. – Мы наняли «Астрей» для охраны грузов. Это крепкие орешки. Когда нападавшим оказали достойное сопротивление, они смылись.

Обнорский усмехнулся.

– «Астрей», значит. Знаю, хорошие ребята…

Он продолжил записывать. Я рассказывал дальше – о делах Сазикова и Верховцева, которых Хлебниковы аналогично загнали в угол и поглотили.

– Схема одинаковая, – сказал я. – Предлагают партнёрство. Создают невыполнимые условия. Доводят до банкротства. Скупают активы за копейки.

Обнорский кивнул:

– Классическая рейдерская схема. Видел такое раньше. Но обычно это мелкие дельцы. Хлебниковы – крупные игроки. Им незачем марать руки о конкурентов вашего уровня.

Он посмотрел на меня вопросительно:

– Почему они так активно против вас действуют?

Я откинулся на спинку стула:

– Потому что сначала мы были для них лакомым кусочком и брендом, который они хотели заполучить в свой холдинг. А теперь мы стали угрозой. Наши модульные браслеты – революция на рынке. Доступные артефакты для всех классов. Это подрывает монополию крупных производителей, включая Хлебниковых.

– Понятно, – Обнорский записал ещё несколько строк. – Что ещё?

Я сделал паузу. Пришло время главного.

– Алексей Викторович, я понимаю, что в этой битве дом Фаберже один не выстоит.

Журналист поднял голову, внимательно посмотрел на меня.

– У Хлебниковых слишком много ресурсов, – продолжил я. – Деньги, связи, влияние. Но главное – за ними стоит правительство Москвы.

– Генерал-губернатор Волков, – констатировал Обнорский.

– Вы знаете, – улыбнулся я.

– Я журналист-расследователь, – сухо ответил он. – Моя работа – знать. Про связь Хлебникова и Волкова ходят слухи давно. Но они осторожны.

Я достал папку, полученную от Дяди Кости, и положил на стол ближе к журналисту.

– У меня есть кое-что по этой теме.

Обнорский открыл папку. Первым увидел фотографию – Хлебников и Волков в клубе «Империал», с сигарами и коньяком, расслабленные, во время беседы.

Журналист изучал снимок долго. Потом перешёл к договорам подряда.

– Бриллиантовая палата Кремля, – прочитал он вслух. – Реставрация и техническое обслуживание экспозиции. Подрядчик – одна из фирм Хлебникова.

Он пролистал дальше, увидел данные о подставных фирмах-участниках конкурса.

– Липовый конкурс, – пробормотал он. – Три фирмы существуют только на бумаге.

Обнорский поднял голову:

– Откуда это у вас?

– Из надёжного источника, – уклончиво ответил я. – Это всё, что могу сказать. Он предпочитает не светиться.

Журналист кивнул – понимал, не настаивал. Он изучал документы ещё несколько минут. Потом откинулся на спинку стула, снял очки, потёр переносицу.

– Бриллиантовая палата, – задумчиво повторил он. – Я давно интересуюсь этой историей.

Он посмотрел на меня:

– Слухи о подделках ходят года три. Несколько западных коллекционеров хвастались, что купили «оригиналы из кремлёвской коллекции». Официально всё отрицается. Но дыма без огня не бывает.

– Вы займётесь этим? – спросил я прямо.

Обнорский молчал, обдумывая. Постукивал карандашом по столу.

Наконец кивнул:

– Да. Я беру эту тему.

Алла с облегчением выдохнула и улыбнулась.

– Но вы должны понимать, – строго продолжил Обнорский, – расследование займёт время. Нужно проверить всё, найти источники, получить дополнительные доказательства. Нельзя публиковать непроверенную информацию – подадут в суд за клевету, и всё развалится.

– Понимаю, – кивнул я. – Сколько нужно – столько и работайте. А мы будем держать оборону.

Обнорский забрал все документы, аккуратно сложил в свою папку:

– Будем работать комплексно и обложим Хлебникова со всех сторон. Моя команда займётся делами Сазикова и Верховцева. Поговорим с бывшими сотрудниками, изучим финансовые документы. Если схема одинаковая – это усилит дело против Хлебниковых.

Алла наклонилась вперёд:

– Мы можем чем-то помочь?

– Да, – кивнул Обнорский. – Если появится новая информация – сразу сообщайте. Любые детали, документы, свидетельства. Чем больше материала – тем сильнее наша позиция.

Он посмотрел на нас серьёзно:

– Господин Фаберже, ваше сиятельство, вы должны понимать риски. Хлебниковы опасны. Волков ещё опаснее. Рано или поздно они узнают о расследовании и будут мешать всеми возможными способами.

– Я готов к этому, – твёрдо сказал я.

Обнорский мрачно усмехнулся.

– На меня уже покушались трижды. Я привык. Но вы – не журналисты. У вас семьи, бизнес, репутация. Будьте осторожны.

Он поднялся, собирая свои вещи:

– Свяжемся через неделю. Сообщу первые результаты анализа.

Он развернулся и направился к выходу. Помощник и охрана последовали за ним.

* * *

Через неделю после встречи с Обнорским я прибыл в здание Гильдии артефакторов на Вознесенском проспекте. Мне предстояло самое сложное в профессии – пройти квалификационный экзамен, который открывал право работать с самоцветами низшего порядка.

Здание Гильдии располагалось в старинном особняке – одном из тех, что пережили пожары, войны и смену эпох, сохранив свою величественность. Мраморные колонны у входа, высокие потолки с лепниной внутри, шикарная парадная лестница.

Я подошёл к стойке. За ней сидела женщина средних лет в строгом костюме, с собранными волосами и очками на цепочке.

– Добрый день. Александр Васильевич Фаберже. Записан на квалификационный экзамен. Самоцветы низшего порядка.

Я протянул документы: сертификат о получении шестого ранга, паспорт, квитанцию об оплате пошлины. Немалой, к слову. Большинство молодых артефакторов собирали эту сумму многие месяцы, отказывая себе во всём.

Женщина взяла документы, начала проверять. Остановилась на фамилии, подняла глаза:

– Фаберже? – В её голосе прозвучал скептицизм. – После того скандала с императорскими артефактами?

Я сдержал вздох. Скандал преследовал нас, несмотря на реабилитацию отца.

– И после запуска линии артефактов, которые помогут тысячам магов.

Регистратор поджала губы:

– Посмотрим, что скажет комиссия.

Она проштамповала документы и выдала мне временный пропуск:

– Зал ожидания – вторая дверь налево. Не задерживайтесь, когда вызовут.

Я взял пропуск и прошёл дальше по коридору.

Зал ожидания оказался небольшим, с рядами деревянных скамей и высокими окнами. В зале уже сидели пятеро кандидатов.

Пожилой мастер лет шестидесяти с седой бородой и руками в шрамах от ожогов – явно опытный, пришёл на повышение квалификации.

Миловидная женщина лет тридцати, нервно теребившая сумочку – первая попытка, судя по тому, как она держалась. В углу ещё трое мужчин средних лет переговаривались вполголоса.

Я выбрал место у окна. Достал из кармана блокнот, начал просматривать записи – освежить в памяти теоретические аспекты.

Один из мужчин в углу посмотрел на меня и нахмурился:

– Вы ведь тот самый Александр Фаберже, сын Василия Фридриховича?

Я поднял голову.

– Да, это я.

Все обернулись на меня. В зале повисла напряжённая тишина.

Пожилой мастер покачал головой:

– Смелость, надо признать. После того скандала явиться сюда…

Я спокойно встретил его взгляд.

– Виновный наказан. Моя семья оправдана. Или вы сомневаетесь в решении суда?

Мужчина отвернулся и буркнул что-то неразборчивое. Женщина смотрела с любопытством, но промолчала.

Я вернулся к блокноту, невозмутимый внешне. Но внутренне готовился к битве.

Случай с императорскими артефактами не забылся. Отец реабилитирован, но шлейф остался. Людская память длинна, особенно когда речь о скандалах. Придётся жёстко отстаивать право на работу. Потому что сейчас для них всех я был лицом семьи.

И я был готов.

Наконец, дверь открылась, и вошёл высокий мужчина лет семидесяти.

Седая борода, аккуратно подстриженная. Строгое лицо с глубокими морщинами. Острый взгляд из-под густых бровей. Руки мастера – сильные, покрытые шрамами от работы с металлом и камнем.

– Господа, – начал он, обводя нас взглядом, – я мастер Иван Петрович Ковалёв, председатель квалификационной комиссии Гильдии артефакторов.

Все выпрямились.

– Экзамен состоит из трёх этапов, – продолжил Ковалёв. – Первый – теоретический. Вопросы по истории ювелирного дела, свойствам материалов, техникам работы, правилам безопасности.

Он сделал паузу.

– Второй этап – практическая демонстрация ювелирного мастерства. Вам будет дано задание создать изделие с использованием определённых техник. Третий этап – работа с самоцветами и магией. Оценка магических свойств камней, создание артефакта.

Ковалёв строго на нас посмотрел.

– Экзамен сложный. Не все проходят с первого раза. Будьте готовы к серьёзной проверке ваших знаний и навыков.

Он достал список:

– Итак, первый кандидат…

Меня вызвали третьим.

Я встал, прошёл за Ковалёвым по коридору в большую аудиторию.

Внутри располагался длинный стол, покрытый зелёным сукном. За столом сидели семь человек – экзаменационная комиссия.

Ковалёв занял место в центре.

Справа от него расположились двое старых мастеров. Один – лысый, с тяжёлым подбородком. Второй – худой, с длинными седыми волосами, поджимал губы. Этого я знал. Николай Бертельс, глава артели и один из придворных ювелиров. Неприятный и чванливый тип.

Слева от Ковалёва сидели ещё трое мастеров среднего возраста. Невозмутимые лица, профессиональная отстранённость.

– Господин Фаберже, – Ковалёв указал на стул напротив комиссии, – садитесь. Начнём с теории.

Я сел за стол напротив комиссии. Ковалёв в центре, по бокам остальные эксперты. Все смотрели на меня с профессиональной отстранённостью.

Кроме Бертельса. Он смотрел на меня с плохо скрываемой враждебностью.

– Господин Фаберже, – начал Ковалёв, – теоретическая часть экзамена проходит в форме устного опроса. Мы будем задавать вопросы по истории ювелирного дела, технологиям работы с металлами и самоцветами, магической теории артефактов. Отвечайте чётко и по существу. Готовы?

– Готов.

– Первый вопрос, – Ковалёв открыл блокнот перед собой. – Опишите процесс изготовления перегородчатой эмали и её применение в артефактном деле.

Классический вопрос. Базовый.

– Перегородчатая эмаль, или клуазоне, – начал я, – техника, при которой на металлическую основу напаивают тонкие перегородки из проволоки, создавая ячейки. Эти ячейки заполняются эмалью – стеклообразной массой различных цветов. После обжига при высокой температуре эмаль застывает, создавая прочное декоративное покрытие.

Я сделал паузу, переводя дыхание:

– В артефактном деле перегородчатая эмаль может использоваться для создания узоров, по которым затем будет проходить сеть магических контуров. Сама по себе, без самоцветов в изделии, она не имеет смысла в артефакте.

Ковалёв кивнул:

– Верно.

Бертельс нахмурился и наклонился вперёд.

– Мой вопрос. Объясните различие между огранкой «маркиз» и «груша» применительно к распределению магической энергии в камне.

Каверзный вопрос. Он проверяет не только знание огранки, но и понимание магической физики.

– Огранка «маркиз», – начал я, – имеет симметричную вытянутую форму с острыми концами с обеих сторон. Это создаёт два фокуса магической энергии, направленных в противоположные стороны. В основном используется для разгрузки сильных самоцветов, чтобы не было перекоса в балансе. Поэтому довольно редкая.

Я встретил взгляд Бертельса и улыбнулся:

– Огранка «груша» асимметрична – округлая с одной стороны, заострённая с другой. Это создаёт однонаправленный поток энергии от широкой части к острой. Идеально для колец, кулонов, любых артефактов, где нужна фокусировка в одну точку.

Бертельс поджал губы, но кивнул. Крыть было нечем – в огранке я разбирался великолепно.

– Какова температура плавления платины и какие особые меры предосторожности необходимы при работе с ней?

– 1768 градусов Цельсия, – ответил я. – Платина требует специальных тиглей из оксида алюминия или циркония, так как обычная керамика не выдерживает. Необходима восстановительная атмосфера при плавке – избыток кислорода приводит к окислению. При работе с платиной обязательна магическая стабилизация температуры, иначе металл кристаллизуется неравномерно и становится хрупким.

Ковалёв кивнул, делая пометку. Бертельс снова вступил в игру:

– Сложный вопрос. Объясните феномен «мёртвого камня» и методы его нейтрализации в артефактном деле.

Я почувствовал напряжение. Это была прямая отсылка к болезни моей матери. Кроме того, вопрос был не из списка для подготовки по моему рангу. Мёртвые камни обсуждались только с кандидатами на статус Грандмастера.

Но я не стал спорить и лезть в бутылку. Ибо ответ, увы, знал слишком хорошо.

– «Мёртвый камень», – начал я ровно, – это самоцвет, в котором магическая структура противоположна обычному магическому самоцвету. Такой камень не просто теряет магические свойства – он становится активно враждебным живой энергии и вытягивает её.