Текст книги "Новый горизонт (СИ)"

Автор книги: Алекс Хай

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 16 страниц)

Фаберже-2. Новый горизонт

Глава 1

Я пробежался глазами по строчкам, и первая же фраза заставила меня замереть:

«Если вы читаете это письмо, значит, меня уже нет в живых…».

Почерк был мелкий, торопливый, руки писавшего точно дрожали. А подпись внизу страницы не оставляла сомнений:

«Николай Пилин».

Тот самый Пилин, который несколько дней назад сидел в камере. И который, согласно данным Ушакова, отбыл к праотцам с сердечным приступом.

Письма от покойников – это определённо новый уровень в нашей семейной переписке. До этого нам хватало счетов от кредиторов и скрытых угроз от конкурентов.

Я сложил листы и направился обратно в гостиную. За столом всё ещё сидели Василий Фридрихович и Ушаков, неспешно потягивая напитки из пузатых бокалов и обсуждая последние новости рынка. Лена и Лидия Павловна рассматривали новый каталог Картье, который я привёз из Швейцарии.

Едва я переступил порог, как оба собеседника замолчали. Василий Фридрихович первым заметил выражение на моём лице – годы семейной жизни научили его мгновенно считывать перемены в настроении.

– Саша, что это? – он кивнул на письмо в моей руке.

Я остановился у стола, не садясь. Такие новости лучше сообщать стоя – на случай, если кому-то понадобится срочно присесть или опереться о стену.

– Послание от призрака, – сказал я и протянул письмо отцу.

Денис поставил бокал и вопросительно посмотрел на меня. В его глазах я увидел знакомую готовность к очередному удару судьбы. Привычка человека, который работает в государственных структурах – там сюрпризы случаются ежедневно, и редко приятные.

Василий Фридрихович взял письмо, развернул и прищурился, разглядывая мелкий почерк. Я присел на край стула, приготовившись к традиционному семейному чтению вслух.

В нашем доме любые важные документы – от банковских уведомлений до деловых предложений – зачитывались перед всей семьёй. Демократия в действии.

Письмо от мёртвого человека, пожалуй, станет новым словом в этой традиции.

– Если вы читаете это письмо, значит меня уже нет в живых. Знаю, что после всего содеянного не имею права просить прощения, но должен рассказать правду…

Женщины замолчали и с недоумением уставились на отца. Он сделал паузу, поправил очки и продолжил:

– Это я подбросил мёртвый камень в вашу мастерскую. Камень предназначался для Василия Фридриховича, но Лидия Павловна случайно взяла его первой. Я не рассчитывал на это и никогда не хотел причинить вред женщине, которая ни в чём не виновата…

Денис резко выпрямился в кресле и сжал кулаки.

– Все эти месяцы меня мучила совесть, – продолжил читать отец. – Особенно когда я узнал, что Лидия Павловна при смерти. Я совершил два злодеяния против вашей семьи – подменил камни в императорских артефактах и подбросил мёртвый камень в кабинет. Оба раза – по заказу. Но не по своей воле…

Василий остановился и посмотрел на меня поверх очков. В его глазах читалось изумление вперемешку с яростью.

– Продолжай, отец, – тихо сказал я. Мне уже было известно содержание. Теперь его должны были услышать все.

– Меня запугали, но предложили большие деньги, если я соглашусь. У меня двое детей, жена не работает… Я был ужасно напуган и боялся за семью. Заказчик знал всё о моей жизни – где живу, где учатся дети, какие у нас долги и кредиты и чем больны родители…

Ушаков налил себе ещё «Наполеона» и залпом выпил. Понимаю его реакцию – услышать подробности заговора против друзей не самое приятное развлечение.

– На суде я взял всю вину на себя, потому что надеялся, что моих близких оставят в покое. Но сейчас понимаю – от меня избавятся. За мной придут – не одни, так другие. Тюремщики не смогут меня защитить, никто не сможет. Я смирился со своей судьбой, но… Умоляю вас, позаботьтесь о моей семье! Они ничего не знали о моих делах и ни в чём не виноваты!

Василий снова оторвался от чтения – ему было очень тяжело переваривать информацию. Но, взяв себя в руки, глава семейства продолжил:

– Заказчиком был мужчина по имени Фома. Больше я ничего о нём не знаю – ни фамилии, ни откуда он. Всегда появлялся внезапно. Говорил мало, но знал о моей семье всё до мелочей. Платил исправно и заранее. Оплата за мои действия поступала мне на счёт…

Василий Фридрихович перевернул страницу. Почерк становился всё более нервным и торопливым.

– Понимаю, что вашего прощения не заслуживаю. Но если со мной что-то случится, знайте – Фома опасен. Он не просто враг вашей семьи. Я не думаю, что он питает к вам личную неприязнь, мне показалось, что ему всё равно. У него или тех, на кого он работает, есть план, и ваше разорение было только началом. Берегитесь и, молю, не забудьте о моей семье. Старший, Андрей, пошёл по моим стопам и учится в академии. Если бы вы помогли ему устроиться, чтобы он смог содержать моих родных… Прощайте. Николай Пилин.

Отец закончил чтение и медленно сложил листы. В столовой повисла гробовая тишина.

Фома. Киняев, очевидно. На которого вышел Денис в своём расследовании. Якобы, фермер из Вологодской губернии.

– Что ж, – наконец произнёс я. – Теперь хотя бы понятно, кто стоит за заказом всего этого кошмара. Остаётся выяснить, кто такой этот Фома, на кого он сам работает.

Денис покачал головой.

– Саш, если это то, о чём я думаю…

Я кивнул:

– То искать мы будем долго и не факт, что успешно.

Я откинулся на спинку кресла и мысленно разложил информацию по полочкам. Отчасти даже приятно осознавать, что у тебя есть персональный враг с долгосрочной стратегией. Они, как правило, достойные противники.

Денис взял письмо из рук отца и внимательно изучил почерк, бумагу, чернила – привычка проверять подлинность документов.

– Это точно рука Пилина, – заключил он. – Узнаю почерк. Письмо непременно нужно передать капитану Морозову. Он вёл дело, знает все детали.

Ушаков сложил листы и посмотрел на меня:

– Но вот что странно, Саш. При жизни Пилин так никого и не сдал. А тут вдруг решил исповедаться…

– Боялся, – ответил я. – Это и по тексту письма видно. Человек писал в панике, торопился. Видимо, понял, что дни его сочтены.

Василий Фридрихович резко встал из-за стола. Лицо у него было мрачнее грозовой тучи.

– Значит, моя жена стала случайной жертвой! – проговорил он сквозь зубы. – Этот мерзавец целился в меня, а попал в Лиду…

Отец сжал кулаки так, что костяшки побелели. Я редко видел его в такой ярости. Обычно Василий Фридрихович был человеком спокойным, рассудительным и порой даже меланхоличным – творческая натура. Но когда дело касалось любимой женщины…

– Отец, успокойся, – сказал я. – Злиться сейчас бесполезно. Лучше подумаем, что делать дальше.

– А что тут думать? – отец резко обернулся ко мне. – Найти этого Фому и…

– И что? Мы же понятия не имеем, кто он такой.

Василий осёкся и тяжело опустился обратно в кресло.

– Но ведь кто-то должен знать этого человека! Фома… – он задумчиво повторил имя. – Нет, никого такого не припомню. За всю жизнь в ювелирном деле не встречал.

Я переглянулся с Денисом. Ушаков понимающе кивнул – он тоже помнил наш разговор о загадочных переводах.

– Завтра же поеду к следователю, – сказал я. – Передам письмо, а заодно спрошу, как дела с тем водителем грузовика, которого мы им сдали.

Ушаков тяжело вздохнул.

– Сдаётся мне это, тупик, Саш. Нет, всё нужно сделать правильно и по закону. Но и машина правосудия не всегда работает эффективно.

– Если не сможет Морозов, тогда будем искать сами, – ответил я. – И найдём. Это уже дело чести.

* * *

Следственное управление располагалось в мрачном сером здании на Литейном проспекте. Всем своим видом оно недвусмысленно намекало: сюда лучше не попадать.

Я припарковался у входа и прошёл через металлоискатель и детекторы артефактов под внимательными взглядами охранников. Дежурный, изучив мои документы с подозрительностью собаки-поисковика, наконец соизволил выдать пропуск.

– К Морозову… Третий этаж, кабинет триста семь, – буркнул он, даже не поднимая головы. – Прямо, направо и на лифте.

Лифт скрипел, постанывал и явно сомневался в целесообразности своего существования. Я предпочёл лестницу – быстрее и надёжнее.

Коридоры следственного управления напоминали больничные – серые стены, запах хлорки из уборных, смешанный с табачным дымом, и какая-то безысходность. По сторонам тянулись двери с табличками: «Отдел такой-то», «Допросная № 3», «Экспертно-криминалистический отдел». Романтика правоохранительной деятельности во всей красе.

Из одного кабинета доносился монотонный голос – кого-то допрашивали. Из другого – стук клавиатуры. Видимо, составляли протокол.

Кабинет триста семь оказался в самом конце коридора. Я постучал и услышал приглашение войти.

– Добрый день, капитан, – поприветствовал я.

Григорий Викторович Морозов сидел за стареньким деревянным столом у окна. Он поднял на меня красные глаза.

Мужчина лет тридцати пяти, среднего роста, с редкой проседью в тёмных волосах. Лицо усталое, но внимательное. На столе у компьютера расположились стакан остывшего чая, пепельница с окурками и стопка папок из серого картона.

Обстановка кабинета была спартанской даже по меркам государственного учреждения. Металлический стол, два стула, сейф в углу, карта Петербурга на стене и портрет государя. Никаких личных вещей, семейных фотографий или декоративных элементов. Рабочее место человека, который не питает иллюзий относительно красоты мира.

– Александр Васильевич? – Морозов изобразил любезную улыбку. – Неожиданно. Дело Пилина закрыто за… Думаю, вы сами уже знаете.

Он жестом пригласил меня сесть. Стул скрипнул под моим весом – мебель здесь не меняли с прошлого императора.

– Григорий Викторович, у меня появилась информация, которая может быть важна для следствия, – я достал конверт из внутреннего кармана пальто и положил на стол. – Вчера вечером мне передали это письмо.

Морозов взял конверт.

– От кого?

– От Николая Пилина. Написано незадолго до смерти, полагаю.

Следователь резко поднял голову:

– Пилин умер от сердечного приступа. Никаких предсмертных записок в камере не находили.

– Тем не менее он нашёл способ исповедаться и даже нашёл того, кто передаст эту исповедь, – я кивнул на конверт. – Ознакомьтесь, пожалуйста.

Морозов надел перчатки, развернул листы и углубился в чтение. Я наблюдал за выражением его лица. Сначала – профессиональная сосредоточенность. Потом – удивление. А к концу письма на лице следователя отчётливо проступило напряжение.

– Интересно, – протянул он, складывая письмо. – Очень интересно. Спасибо, что принесли, Александр Васильевич. Это письмо, определённо, пойдёт в работу. Кто доставил письмо?

Я пожал плечами:

– Какой-то курьер. Почту принял лакей, он не заметил особых примет.

Следователь быстро что-то записал в блокноте и нахмурился. Морозов явно не был рад внезапно свалившейся на него дополнительной задаче. Понять его можно – наше дело было далеко не единственным, а начальство требовало успехов.

– Григорий Викторович, насколько я понимаю, вы параллельно расследуете нападение на наш грузовик и похищение моей сестры? – напомнил я. – Есть новости?

Морозов кивнул:

– Да, но пока идут следственные действия, я не вправе делиться подробностями. Понимаете…

– Понимаю. Но кое-что я могу рассказать вам, – перебил я. – Этот Фома, о котором пишет Пилин. Я знаю, что Пилину платили со счёта некого Фомы Киняева из Вологодской деревни. И судя по датам переводов, оплата была именно за замену камней.

Морозов удивлённо посмотрел на меня:

– Откуда у вас эта информация?

– Из банковских документов. У меня есть друзья в соответствующих структурах.

Я заметил, как следователь снова напрягся. Интересная реакция.

– Григорий Викторович, что вы уже выяснили об этом Фоме? – спросил я прямо. – Вы заинтересованы раскрыть дело, я – тоже. И я готов помогать.

Я не играл с ним, но не раскрывал того, что уже выяснил от пленного водителя грузовика. И всё же мне хотелось понимать, что из него вытащил Морозов.

Капитан помедлил с ответом, явно взвешивая, сколько информации можно раскрыть.

– На допросе водитель грузовика тоже указал на некого Фому как на заказчика нападения, – наконец сказал он. – Описание весьма размытое. Он встречался с водителем и его сообщниками в кафе на окраине. Платил наличными, сразу всю сумму. Сообщников мы тоже взяли, идёт работа. Большего сказать не могу, прошу понять. Я и так сказал вам больше, чем следовало.

Я коротко кивнул. Действительно, Морозов не должен был говорить и этого. Но слова водителя подтвердились.

– И никаких зацепок?

– Работаем, Александр Васильевич. – Морозов встал из-за стола. – Поверьте, этот Фома нас тоже очень интересует. Особенно в рамках его возможной связи с Пилиным.

По тону я понял – разговор окончен. Давить на представителя силовых структур смысла не было – он и так пошёл навстречу.

– Спасибо за письмо, Александр Васильевич.

Но я не спешил вставать.

– Григорий Викторович, у меня есть просьба.

– Слушаю.

– Не мне учить вас выполнять свою работу. Но я хочу обратить ваше внимание на возможную связь этого Фомы с фирмой Хлебниковых. Тех самых Хлебниковых.

Следователь изменился в лице и едва не поперхнулся.

– Александр Васильевич, это смелое заявление.

– Посудите сами, – спокойно ответил я. – На счету Хлебниковых есть как минимум два грубых поглощения именитых ювелирных домов. Сазиковых и Верховцевых. Схема похожа на ту, которую пытались провернуть в случае с моей семьёй.

Морозов молча выслушал меня и покачал головой.

– Александр Васильевич, я не могу работать на основании одних лишь подозрений. Если у вас есть доказательства…

– Прямых – нет. Но если поискать связь этого Фомы с Хлебниковыми, они могут появиться.

– Александр Васильевич, – тон Морозова стал почти умоляющим. – Дело Пилина было закрыто, а сейчас… под вопросом. Я пока что веду только расследование похищения грузовика. А вы мне предлагаете искать связи с одним из богатейших магнатов Москвы! Вы же понимаете, что это не тот уровень?

Я улыбнулся.

– Не хотите вести сами – найдите зацепку и передайте коллегам. Впрочем, если мои подозрения верны, то на этом деле вы сможете сделать карьеру. Вы и так что-то засиделись в капитанах…

Я наконец-то поднялся и пожал ему руку:

– Если что-то ещё выяснится, обязательно сообщу. А вы подумайте над моим предположением.

– Будем на связи, – кивнул Морозов.

Выходя из кабинета, я обернулся. Морозов уже снова склонился над письмом Пилина, внимательно перечитывая каждую строчку.

Я спустился по ступеням следственного управления и остановился на тротуаре, пропуская мимо себя поток прохожих. Нужно было переварить полученную информацию. Я достал ключи от машины и как раз собирался сесть за руль, когда зазвонил телефон.

На экране высветилось имя: «Холмский Н.»

– Слушаю, Николай.

– Александр Васильевич! – голос Холмского звучал возбуждённо. – У меня отличные новости! Павел Акимович Овчинников подтвердил встречу на послезавтра.

Я прислонился к машине. Да уж, с такими новостями я едва не забыл о грядущей командировке в Златоглавую.

– Отлично, Николай. Во сколько встреча?

– В одиннадцать утра. Завод находится в Замоскворечье, адрес я знаю. Павел Акимович предлагает провести полную экскурсию по производству, показать технологические линии и мастеров.

– Будем, – отозвался я. – «Соколом» не хочу, поедем ночным экспрессом. Хоть выспимся.

– Как скажете! Я уже проверил расписание. «Мариинский» отправляется в половине двенадцатого, прибывает в Москву в половине восьмого утра. Как раз успеем позавтракать и добраться до завода.

Холмский явно уже всё просчитал и спланировал. Хорошо иметь толкового помощника. По этому пареньку было заметно, что выходец из старого купеческого рода. Деньги и дело видел с рождения, но относился к ним без легкомыслия.

– Прекрасно. Выкупайте всё купе. Я подъеду к тебе завтра к семи вечера, захватим чемоданы и отправимся на вокзал.

– Понял, Александр Васильевич. А что с образцами браслетов? Везти или сначала посмотрим производство?

– Везём обязательно – и низшие, и средние элементы. Пусть Овчинников увидит, что именно мы хотим производить. И отдельно возьми все элементы заготовок и камни-вставки – мастера должны понимать этапы.

– Хорошо, всё сделаю!

Я попрощался и сел в машину. Следовало ехать домой и готовиться к поездке – подготовить весь пакет документации, все чертежи и описание. Да и Лену не мешало бы проинструктировать. Она девчонка способная и уже брала бразды правления в свои руки, но нагрузка увеличилась.

А тайны и заговоры подождут до возвращения из Златоглавой.

Глава 2

Давненько я не ночевал в поезде!

Купе «Мариинского» экспресса оказалось просторным и удобным, хотя и поспать получилось недолго. Ещё только начало светать, но мы уже были готовы.

Василий Фридрихович расположился у окна с папкой чертежей, Холмский пристроился напротив с портфелем документов, а я принёс всем по кофе и вчерашний номер «Деловых ведомостей».

– Итак, господа, – начал я, когда поезд проехал очередную станцию, – давайте ещё раз проговорим, что мы хотим получить от встречи. Я не готов отдавать господину Овчинникову эксклюзивные заказы. Николай, ты донёс это до Павла Акимовича?

Холмский с готовностью кивнул.

– Конечно, Александр Васильевич. Павел Акимович – реалист и понимает, что уровень его и ваших мастеров разный. Артефакторов выше шестого ранга у него почти нет… Речь пойдёт только о серийном производстве однотипных элементов, я чётко это проговорил.

– Хорошо, – отозвался я, пригубив кофе. Почему-то именно в поезде он был таким вкусным. – Не думай, что я не доверяю тебе, Николай. Но в столь ответственном деле нужно не раз перепроверить, как все друг друга поняли.

Холмский лишь улыбнулся.

– Всё в порядке, Александр Васильевич. Полностью с вами согласен.

Василий поправил очки и развернул производственную карту:

– Главное – понять масштабы их мощностей. Если Овчинников сможет взять на себя серийное производство основ из металлов, то мы сосредоточимся на камнях и сложных элементах. Плюс контроль качества. Классическое разделение труда.

– Именно. – Я снова отпил кофе. – Нам важно не потерять контроль над технологией.

Поезд мерно постукивал колёсами, за окном проплывали поля с жухлой травой, пологие берега рек и редкие деревушки.

Проводница принесла завтрак – три фирменные коробки с бутербродами, джемами и шоколадками.

– Расскажи о Павле Акимовиче, Николай, – попросил я. – Я уже понял, что у него хорошая деловая репутация. Но что он за человек?

Холмский улыбнулся, словно погрузился в приятные воспоминания.

– Человек он честный. Его предки были из старообрядцев, как и мои. Ну, у нас в Москве почти всё купечество из староверов вышло… Но это давно было, с тех пор времена изменились, от многих традиций отказались. Сейчас всё уже не так строго. Хотя мы для вас, петербуржцев, всё равно кажемся старомодными…

Я улыбнулся, намазывая джем на хлеб.

– Не вижу в этом ничего постыдного. Пока столичные модники думают о внешнем виде, вы занимаетесь делом и не отвлекаетесь на всякую чепуху.

Холмский усмехнулся.

– Может и так… Как бы то ни было, Павел Акимович – человек в Москве уважаемый, пусть и не крупный игрок. Дело потомственное, три поколения драгоценным металлом занимаются. Овчинниковы всегда тратились на благотворительность – помогают сиротскому приюту и рабочему училищу…

Это хорошо. Мне импонировали люди, которые думают не только о собственном благополучии, но и забоятся о других.

– А семья? – спросил Василий Фридрихович.

– Жена Евдокия Матвеевна, она из рода Липкиных. И трое детей. Старший сын Арсений учится в московском коммерческом училище, дочь Татьяна… – Холмский позволил себе мечтательную улыбку, – студентка художественного училища. Хочет заниматься дизайном по металлу, изучает народные промыслы. А младший, Савелий, пока определяется с будущим. Я с Сеней и Таней хорошо знаком, росли вместе. Толковые ребята, серьёзные, воспитаны в правильных традициях. Ещё братья самого Павла Акимовича с семьями в деле участвуют – они как раз и управляют остальными заводами…

Поезд замедлил ход. В окне уже мелькала плотная застройка ближайших пригородов. Я сверился с часами.

– Спасибо, Николай. Через десять минут прибываем, господа.

Николаевский вокзал встретил нас привычной суетой – носильщики, извозчики, торговцы горячими пирожками и утренними газетами.

Представитель Овчинникова оказался молодым человеком в добротном пальто с серебряным значком фирмы на лацкане. Он уже ждал нас на перроне.

– Господа Фаберже? – Он слегка поклонился. – Господин Холмский. Позвольте представиться – Иван Семёнович Краснов, приказчик Павла Акимовича. Добро пожаловать в Москву! Павел Акимович приглашает вас воспользоваться нашим гостеприимством…

Он распорядился нашим багажом и проводил к поджидавшему автомобилю – серебристому «Руссо-Балту» последней модели.

Москва встречала по-царски. Если Петербург – это величественная политическая столица с дворцами и министерствами, точка притяжения аристократии, то Москва – сердце империи деловое и торговое. Живое, немного суетливое и громкое, но искреннее.

Нас встречали широкие проспекты, вдоль которых тянулись вывески банков, торговых домов и промышленных контор. «Рябушинский и сыновья», «Товарищество Прохоровской мануфактуры», «Московский учётный банк» – имена, которые знала вся Россия.

Краснов оказался неплохим гидом.

– Видите здание справа? – показал он. – Это новая биржа, только в прошлом году открылась. А вон там, с башенками – штаб-квартира «Товарищества нефтяного производства семьи Нобель». Каждый день через эти стены проходят миллионы…

Автомобиль свернул на Пятницкую улицу, и характер застройки изменился. Вместо роскошных особняков появились фабричные корпуса из красного кирпича, склады и заводские трубы. Деловой центр Замоскворечья – район, где вершились судьбы российской промышленности.

– А вот и мы, – объявил Краснов, когда машина остановилась перед внушительными воротами с вывеской «Овчинников и партнёры. Изделия из драгоценных металлов».

Завод производил впечатление: три корпуса из красного кирпича, пар из высоких труб, звуки молотков и шум работающих станков. Солидно и основательно.

Павел Акимович Овчинников лично встречал нас у входа в главный корпус – знак уважения, который я оценил.

Это был мужчина лет пятидесяти, крепкого телосложения, с окладистой бородой и внимательными тёмными глазами. Одевался просто, немодно, но добротно – суконный пиджак, белая рубашка, старинные золотые часы на цепочке. Никаких излишеств, но каждая деталь говорила о достатке и серьёзности.

Холмский взял инициативу на себя, выступив в роли посредника:

– Павел Акимович, позвольте представить – Василий Фридрихович Фаберже, грандмастер восьмого ранга и глава ювелирного дома. И его сын – Александр Васильевич Фаберже, управляющий делами фирмы…

– Большая честь, – Овчинников крепко пожал нам руки. – Имя Фаберже известно всему миру. А о вашей последней разработке, Александр Васильевич, уже вся Москва толкует. Добро пожаловать в Москву, господа!

Мне понравилась его манера держаться – без заискивания, но с искренним уважением. Человек, который знает себе цену и умеет ценить других.

– Павел Акимович, мы тоже много слышали о ваших заводах, – ответил я. – Сразу обозначу намерения – они у нас серьёзные. Особенно интересует организация массового производства при сохранении качества.

– Что ж, тогда лучше один раз увидеть. Прошу!

Мы прошли через проходную и оказались в просторном дворе, окружённом производственными корпусами. Я обратил внимание на систему безопасности – Овчинников здорово в неё вложился. Казалось, комар без обыска не пролетит. Но для нас, разумеется, сделали исключение и трясти не стали.

– Этот завод занимается только золотом. Здесь у нас три цеха, – начал экскурсию Овчинников. – Литейный, где отливаем заготовки, механический для обработки и отделочный для финальных работ. Начнём с литейного – там, как по мне, самое интересное…

Первый цех поразил размахом. Десяток печей, у каждой работали по два мастера в кожаных фартуках. Воздух был наполнен жаром и характерным запахом расплавленного металла. Организация производства впечатляла – каждый знал своё дело и работал без суеты.

Линии тоже были разные: в основном неартефактные ювелирные украшения, предметы галантереи, домашняя утварь.

– Сколько человек в смене? – спросил Василий, изучая процесс заливки форм.

– В литейном – пятьдесят мастеров, работаем в две смены. Выход заготовок – в зависимости от сложности изделий. Тут нужно модель смотреть…

Я присмотрелся к формам – точность отливки была действительно высокой. Брак минимальный, поверхность чистая. Неплохо для заводского производства.

Во втором цехе располагались станки. Мастера обтачивали заготовки, наносили резьбу, готовили поверхности под инкрустацию камнями и эмалью.

– А вот этим я особенно горжусь, – Овчинников подвёл нас к угловому участку, где работали несколько молодых людей. – Ученическая мастерская. Беру ребят из ремесленных училищ, обучаю три года. Лучшие остаются мастерами, остальные получают хорошие места на других заводах…

Правильный подход. Квалифицированные кадры – основа любого серьёзного производства. Моя семья тоже много вкладывалась в обучение молодых кадров.

Третий цех был самым тихим – здесь шла тонкая работа. Полировка, гравировка, закрепка камней. Мастера работали за индивидуальными столами с хорошим освещением.

– Камни среднего и высшего порядка мы не используем, – пояснил Овчинников. – Да и вообще артефактов почти не делаем – маловато у нас мастеров. А вот с обычными самоцветами наши ювелиры хорошо справляются. Магия магией, а люди во все времена любят себя украшать…

Я обратил внимание на организацию контроля качества – на каждом этапе стояли старшие мастера, которые проверяли работу и отбраковывали неподходящие изделия.

– Какой процент брака в заготовках? – поинтересовался я.

– Не более пяти процентов. Бракованное переплавляем, так что потери минимальные.

Отличный показатель. У нас в мастерской брака обычно было и того меньше, но мы привыкли делать штучные изделия. А для массового производства пять процентов – превосходный результат.

Завершали экскурсию мы в административном корпусе, где размещались конструкторское бюро, склады готовой продукции и отдел сбыта.

– Впечатляет, – признал Василий. – Особенно система контроля и подготовка кадров.

– Спасибо, Василий Фридрихович. Дело жизни, можно сказать. Дед начинал с одного горна, а теперь у нас двести человек работает только на золоте. И все семьями живут неплохо.

По тону было видно – Овчинников искренне гордился своим предприятием. И было чем.

– Господа, надеюсь, вы не откажетесь отобедать у нас дома? – предложил хозяин, когда мы закончили осмотр. – Супруга моя, Евдокия Матвеевна, уже всё приготовила, да и детям не терпится познакомиться с прославленными петербургскими артефакторами…

Отказываться было бы невежливо, да и любопытство взяло верх. Дом человека многое говорит о его характере и приоритетах. В нашем деле так было принято – раз уж позвал к себе человека, то окажи гостеприимство как родному. И накорми, и ночлег организуй, и досуг.

Особняк Овчинниковых располагался в пяти минутах езды от завода – добротное трёхэтажное здание в псевдорусском стиле с резными наличниками и милой башенкой. Не кричащая роскошь, но солидность и достаток налицо.

Хозяйка дома, Евдокия Матвеевна, встретила нас в просторной гостиной. Женщина лет сорока с хвостиком, полноватая, с добрым лицом и умными глазами. Видно было – хозяйка хваткая и дом держала в порядке.

– Милости просим, дорогие гости! – она радушно поприветствовала нас, а слуги поклонились. – Павел Акимович столько о вас рассказывал. Подумать только, самих Фаберже принимаем в своём доме…

Дети тоже собрались всем составом. Старший сын Арсений – парень лет двадцати, высокий, серьёзный, в форме студента с гербом училища. Изучал коммерческие науки и явно готовился продолжить семейное дело.

Младший сын, Савелий, выглядел полной противоположностью брата – лет семнадцати, живой, непоседливый, с горящими глазами мечтателя. Пока не определился с будущим, но по разговорам было понятно – тянуло его не к торговле, а к технике.

И дочь Татьяна… Что ж, теперь я понял, почему Холмский так улыбался, рассказывая о ней. Миловидная девушка лет восемнадцати с тёмными волосами, собранными в простую причёску, и выразительными серыми глазами. Одета она была без излишеств – в нашем сословии, особенно в Москве, незамужние девицы держались скромно. Говорила Татьяна мало, но когда включалась в разговор, высказывания были умными и точными.

За обедом разговор, естественно, перешёл на деловые темы. Овчинников оказался не только опытным производственником, но и дальновидным предпринимателем.

– Я давно убедился, Василий Фридрихович, – говорил он, разрезая утку, – в нашем деле главное – не размер прибыли, а репутация. Можно один раз сэкономить на материалах, но потерять клиентов на годы…

– Совершенно верно, – поддержал отец. – Имя Фаберже создавалось десятилетиями. И один скандал чуть не разрушил всё за несколько месяцев.

– Слышал про ваши неприятности, – кивнул Павел Акимович. – Ох, вся Москва о них толковала… Но вы справились, хвала небесам, и даже усилили позиции. А это дорогого стоит. Все падают, но не все находят волю подняться…

Арсений включился в разговор:

– Александр Васильевич, я много читал в интернете о ваших новых артефактах для простых магов. Судя по тому, что пишут знающие люди, вы создали нечто революционное.

– Революционное – громко сказано, – улыбнулся я. – Скорее, эволюционное. Мы просто подумали о потребностях покупателей. Не всем повезло родиться в богатых семьях, а жить и пользоваться магией нужно.

– Умно, – заметила Татьяна. – Идея очень интересная, я видела ваши браслеты в блоге у графини Самойловой. Как конструктор для взрослых, только с магией.

Забавное сравнение.

– А не боитесь, что идею украдут? – поинтересовался Савелий. – В Москве мастеров много, кто-нибудь да скопирует.

– Метод уже запатентован. Да и секрет не в идее, а в исполнении, – объяснил Василий. – Создать систему взаимозаменяемых элементов, которые не конфликтуют магически, – задача непростая. Мы потратили немало времени на отладку.

Павел Акимович задумчиво покрутил в руках стакан с морсом:

– А каковы ваши планы на будущее? Например, если получится наладить производство этих браслетов. Вас-то всё же знают как придворных ювелиров… Неужели свернёте индивидуальное производство в пользу заводского?

– Нет, оставим и то и другое, – ответил я. – Эксклюзивные заказы – наша традиция и престиж. Но массовый сегмент даёт стабильный доход и позволяет развиваться.

– И правильно! У нас похожая ситуация – делаем и дорогие изделия на заказ, и массовые серии попроще. Главное – не смешивать технологии и не экономить там, где нельзя.