355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Альберт Манфред » История Франции т.2 » Текст книги (страница 7)
История Франции т.2
  • Текст добавлен: 5 октября 2016, 05:57

Текст книги "История Франции т.2"


Автор книги: Альберт Манфред


Соавторы: Сергей Сказкин,С. Павлова,В. Загладин,В. Далин

Жанр:

   

История


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 50 страниц)

Мятеж вспыхнул 13 вандемьера III года (5 октября 1795 г.). Против Конвента выступило почти 20 тыс. вооруженных секционеров. Положение осложнилось тем, что командующий вооруженными силами Конвента генерал Мену держался чрезвычайно примирительный политики по отношению к восставшим. Термидорианцам приходилось искать поддержку слева. Были срочно сформированы три батальона «патриотов 1789 г.» Угроза, нависшая над республикой, сразу всколыхнула демократов, в частности тех, кто находился в тюрьмах. Сохранились записи активного робеспьериста Марка-Антуана Жюльена, находившегося в это время в парижской тюрьме Плесси: «Весь день в Париже бил набат; под вечер стали слышны пушки; издалека доносился шум сражения. Вдруг наступила страшная тишина. Приближалась ночь. Гудел набат… Мрачное и глубокое беспокойство заметно было на лицах заключенных».

В тюрьме Плесси находились в то время Бабеф (переведенный вновь в Париж из Аррасской тюрьмы), Буонарроти, К. Фике (один из организаторов прериальского восстания) и др. Несмотря на их справедливое возмущение политикой термидорианского Конвента, они готовы были в этот решающий для судеб республики момент принять непосредственное участие в вооруженной борьбе на стороне Конвента против участников монархического мятежа. Эта верность республике, готовность жертвовать за нее жизнью и в дальнейшем будет, как мы увидим, отличительной чертой французских демократов.

Сохранилось написанное рукой Бабефа обращение заключенных тюрьмы Плесси, требовавших своего хотя бы временного освобождения для участия в вооруженной борьбе против мятежников: «…мы слышим призыв набата, и мы вправе испытывать живейшую тревогу в момент, когда решается, возможно, судьба и национального представительства, и Республики… Если Конвент находится под угрозой, они готовы соорудить вокруг него защитный вал из своих тел, чтобы сражаться, умереть или победить рядом с народными представителями… Вместо того чтобы жертвовать нами в угоду подлой мести королевской партии, предоставьте нам возможность пролить кровь за отечество, перед которым мы всегда преклоняемся; доверьтесь нашей республиканской честности, обязательству вернуться в оковы после победы, которое мы на себя принимаем…»[105]105
  ЦПА ИМЛ, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 802 и 805.


[Закрыть]

Правительство не использовало этого предложения. К тому времени оно вновь стало хозяином положения. Термидорианцы поставили во главе своих вооруженных сил Барраса, который привлек ряд генералов-республиканцев, бывшего кордельера Брюна, Карто и др., а главное, Наполеона Бонапарта, который из-за своих робеспьеристских симпатий был отстранен от всякой активной военной деятельности и должен был довольствоваться ничтожной должностью в картографическом бюро генерального штаба.

13 вандемьера Бонапарт обнаружил ту же энергию и инициативу, которые выдвинули его на первое место и при осаде Тулона. По его распоряжению Мюрат, уже проявивший себя в прериале, молниеносно доставил орудия из военного лагеря вблизи Парижа. Опираясь на перевес в артиллерии, Наполеон окружил мятежников и под угрозой пушек заставил их сдаться. Это подавление мятежа снова вернуло Бонапарта на авансцену. Баррас добился его назначения командующим «внутренней армией», т. е. парижским гарнизоном. «Генерал 13 вандемьера», как прозвали теперь Бонапарта, приобрел, благодаря расправе с монархистами, большую популярность среди республиканцев.

Через три недели после подавления мятежа термидорианский Конвент закончил свое существование. 4 брюмера IV года (26 октября 1795 г.) на последнем заседании была провозглашена амнистия по всем делам, «связанным с революцией». Она распространилась на десятки тысяч «террористов», заключенных в тюрьмы после 9 термидора. Все они, в том числе и Бабеф, были освобождены.

Термидорианский Конвент оставлял сложное и трудное наследство. Народные массы, так горячо поддерживавшие республику, имели все основания быть недовольными термидорианской политикой, обрекшей их на невиданные страдания. Но термидорианцы имели сильных противников и справа в лице монархистов. [106]106
  L’Esprit, ф. 317, оп. 1, ед. хр. 802 и 805.


[Закрыть]

Бонапарт – генерал внутренней армии. По Герену

Умеренные круги буржуазии склонялись на их сторону. Республика вступала в полосу неустойчивости и политических кризисов, приведших к ее крушению.

Не менее сложно было и международное положение Франции. Правда, термидорианцам удалось пожать плоды героических усилий якобинской диктатуры, всей блестящей деятельности робеспьеристского Комитета общественного спасения. После победы под Флерюсом (26 июня 1794 г.) территория Франции была окончательно освобождена, и все дальнейшие военные операции велись за ее рубежами.

Летом 1794 г. французские войска заняли всю Бельгию, а к декабрю и Голландию. В январе 1795 г. на ее территории образовалась Батавская республика, первая из «дочерних республик», возникших под влиянием французской революции. Армии Конвента заняли территории и ряда немецких курфюршеств на левом берегу Рейна. Французская армия наступала и на юге. Перейдя Пиренеи, она заняла некоторые испанские провинции.

Положение Франции значительно улучшилось и благодаря тому, что войска держав, входивших в состав первой коалиции – Пруссии и Австрии, – все больше отвлекались на восток, к Польше. В марте 1794 г. здесь вспыхнуло героическое восстание, возглавленное Тадеушем Костюшко Это вынудило пруссаков перебросить с Рейна на Вислу значительную часть своих сил. Опасаясь, что новый, третий раздел Польши будет проведен только между Россией и Австрией, прусский король Фридрих-Вильгельм II продолжал держать свои войска на территории Польши и вступил с Францией в переговоры о сепаратном мире. После третьего раздела Польши (январь 1795 г.) он подписал в отместку своим союзникам в апреле 1795 г. в Базеле мир с Францией. Секретными статьями этого договора предусматривалось, что в случае, если Германский союз уступит Франции владения по левому берегу Рейна, Пруссия за определенные территориальные компенсации не будет против этого возражать.

Так был поставлен вопрос об «естественных границах» Франции – левый берег Рейна, Пиренейские горы и Атлантический океан. Большинство термидорианцев, в особенности вновь избранные члены Комитета общественного спасения Сиейес и Рёбель, настаивали на этих «естественных границах». 9 вандемьера (1 октября 1795 г.) Конвент провозгласил присоединение к Франции всей Бельгии, из которой составились девять новых департаментов.

Вслед за Базельским миром с Пруссией был заключен (27 флореаля-16 мая) договор и с Голландией, по которому Франция получила некоторые территории, право размещения на голландской территории 25-тысячного оккупационного корпуса и контрибуцию в 100 тыс. флоринов. Война начинала приносить буржуазной Франции прямые выгоды. В июле того же года был подписан мирный договор с Испанией, уступившей Франции испанскую часть о-ва Сан-Доминго; год спустя (август 1796 г.) с ней был заключен и договор о военном союзе (глава испанского правительства Годой получил за это даже титул «князя мира»).

Но все эти дипломатические успехи не могли привести к прекращению военных действий. Став на точку зрения продолжения войны до обеспечения «естественных границ», термидорианцы делали тем самым невозможным заключение мира, так как Австрия и Англия категорически противились присоединению к республике Бельгии и немецкой территории до левого берега Рейна. Несмотря на примирение с Пруссией и Испанией, война продолжалась. Обеспечить стране мир дипломатическим путем термидорианцы оказывались неспособными.

Директория

Термидорианцам удалось, таким образом, сохранить власть в своих руках. Правда, на выборах 1795 г. прошло только 379 бывших члена Конвента, и притом из числа наиболее умеренных. Но предусмотренное декретами «избирательное собрание Франции» из уже переизбранных термидорианцев пополнило их число, и в новых законодательных органах из 750 членов оказалось вновь 511 членов бывшего Конвента-«постоянных», как их стали иронически называть. Однако вновь избранная треть депутатов состояла почти исключительно из монархистов различных оттенков.

В состав первой Директории (1795–1797 гг.) вошли исключительно бывшие члены термидорианского Конвента, все «цареубийцы», голосовавшие за казнь Людовика XVI, в том числе бывший жирондист, довольно умеренный республиканец, хотя и последовательный антиклерикал Ларевельер-Лепо и Рёбель, наиболее способный из всех членов Директории, руководитель ее внешней политики, сторонник политики «естественных границ» После отказа Сиейеса в Директорию избран был также бывший член робеспьеристского Комитета общественного спасения Лазар Карно, очень, однако, поправевший; за ним послушно следовал другой термидорианец – Летурнер, совершенно бесцветная фигура. Бессменным членом Директории, вплоть до ее падения (.1799 г.) был Поль Баррас, «воплощавший в себе все пороки старого и нового общества, лишенный всяких моральных устоев, циник, искавший власти только ради денег и связанных с ними удовольствий… готовый продаться кому угодно и заботившийся только о личных интересах»[107]107
  A. Mathiez. Le Directoire. Paris, 1933, p. 45.


[Закрыть]
. Один из организаторов термидорианского переворота, руководитель военных сил в Париже и 9 термидора, и в прериале, и 13 вандемьера, Баррас казался термидорианской буржуазии столь необходимым ей «сильным человеком». Дальнейшие события показали всю неосновательность этого мнения.

Продолжавшая в основном линию термидорианского Конвента, Директория на первых порах проводила политику известного крена влево, отличавшую деятельность Конвента в последние недели его существования, после подавления мятежа 13 вандемьера. Результаты выборов трети депутатов встревожили термидорианцев. Выдвинуто было предложение об аннулировании выборов. Но на это термидорианцы не решились. Конвент ограничился принятием на своем предпоследнем заседании 3 брюмера декрета, предусматривавшего ряд мер против угрозы монархической реставрации. Все лица, связанные с эмигрантами, все их родственники лишались права занимать общественные должности. Число эмигрантов составляло около 120 тыс. человек, и эта мера коснулась, таким образом, довольно значительной группы населения. Предусматривалось также усиление репрессий против контрреволюционного духовенства, «неприсягнувших» священников и т. д.

Одновременно Директория попыталась привлечь на свою сторону некоторых якобинцев (например Фуше) путем предоставления им должностей, субсидирования левых газет. С ноября 1795 г. в Париже была разрешена деятельность Общества друзей республики, собиравшегося в здании Пантеона и привлекшего около 9 тыс. членов. Среди деятелей этого клуба, наряду со сторонниками Директории, был освобожденный по амнистии Филипп Буонарроти, убежденный робеспьерист, ставший в тюрьме ближайшим единомышленником Бабефа, и другие активные демократы. Однако вся экономическая и социальная политика правительства, целиком определявшаяся интересами новой буржуазии – финансистов, банкиров, военных поставщиков, приобретателей национальных имуществ, спекулянтов, скупщиков, – очень быстро положила предел этой попытке «объединения республиканцев» вокруг Директории.

Усиленная инфляция, выгодная буржуазии, проводилась чрезвычайно последовательно. К концу существования термидорианского Конвента в обращении находилось свыше 10 млрд, ассигнатов. За первые четыре месяца пребывания у власти Директории количество ассигнатов выросло почти до 39 млрд. К. Маркс обратил внимание на то, что в эти месяцы ассигнаты выпускались по преимуществу крупными купюрами. Было выпущено более 7 млрд. ассигнатов купюрами по 10 тыс., 11 млрд. – по 2 тыс., около 6 млрд. – по 1 тыс. фр. и только 1,7 млрд ассигнатов меньше чем по 100 фр. Эта «лавина эмиссии крупными купюрами» осуществлялась в интересах «банкиров и военных поставщиков… За восемь месяцев ассигнаты потеряли около 90 %… Так подготовлялось банкротство… Стоявшие у власти сами хотели покончить с ассигнатами»[108]108
  ЦПА ИМЛ, ф. 1, on 1. ел. хр. 3920, стр. 19 (конспект Маркса книги: С. Avenel. Lundis revolutionnaires. Paris, 1875).


[Закрыть]
.

Эта сознательно проводившаяся политика усиленной инфляции вызывала страшную дороговизну и невероятно обострила нужду масс, особенно в столице. «Могу ли я медлить, – писал Бабеф в своем „Трибуне народа“, издание которого он возобновил через месяц после своего освобождения, – когда я не ел вот уже 48 часов? Когда утром я не знаю, не придется ли мне продать последнюю пару брюк, уже изношенную старую одежду, или худое одеяло, или все вместе взятое, чтобы раздобыть огромную сумму, необходимую для того, чтобы обеспечить пропитание на один день»[109]109
  «Le Tribun du peuple…», N 35, 9 frimaire l'an IV (29 ноября 1795 г.), p. 76.


[Закрыть]
.

Правда, Директория сохраняла выдачу хлеба в столице по пониженным ценам. Но в связи с полным обесценением ассигнатов крестьяне упорно отказывались продавать зерно за бумажные деньги, подвоз хлеба все сокращался, и выдача хлеба доходила до 2 унций. Хлеб приходилось поэтому докупать на черном рынке. Между тем рост цен продолжался. «Люди страдают от недостатка во всем, – с отчаянием писал Бабеф, – нет хлеба, нет дров, нет обуви, нет одежды, нет даже самого убогого ложа – все, до последней койки, продано»[110]110
  «Le Tribun du peuple…», N 37, 30 frimaire l'an IV (21 декабря 1795 r.)t p 141.


[Закрыть]
. Царит «ужасающий голод», «трудящийся, рабочий народ разорен спекулянтами и плутами»[111]111
  «Le Tribun du peuple…», N 41, 10 germinal l'an IV (30 января 1796 r.), P 272.


[Закрыть]
.

К весне 1796 г. ассигнаты были совершенно обесценены. 28 вантоза IV г. (18 марта 1796 г.) Директория прекратила их выпуск. Была создана новая система бумажных денег – так называемые «территориальные мандаты», обеспеченные все теми же национальными имуществами, в том числе и новыми владениями, конфискованными у церкви в Бельгии. «Мандаты» были выпущены первоначально в количестве 2 млрд. 400 млн.; они могли обмениваться на ассигнаты, причем курс, установленный для обмена, с самого же начала был установлен чрезвычайно выгодный для спекулянтов, для владельцев крупных купюр. «Мандаты» в свою очередь обесценились в невероятно короткий срок. Уже в апреле их курс составлял всего лишь около 20 %, а в июле их отказывались принимать в обращение; к сентябрю «мандат» был совершенно обесценен.

Но эта операция оказалась источником огромного обогащения для термидорианской буржуазии. «Мандаты» принимались в уплату за национальные имущества, которые продавались теперь уже без всяких аукционов. Крупные покупатели, обогатившиеся сперва на выгодном обмене ассигнатов на «мандаты», расплачивались теперь за свои приобретения обесцененными мандатами и извлекали из этих операций колоссальные выгоды. «В IV году, – писал Маркс в своем конспекте книги Авенеля, – начата была кампания мандатов, которую вели еще быстрее, чем Бонапарт итальянский поход. Чтобы покончить с ассигнатами, потребовалось восемь месяцев; кредит новых денег исчерпали за 4 месяца с тем, чтобы приобрести имущества эмигрантов за самую низкую цену». Кроме вновь конфискованных имуществ в Бельгии, тогда были распроданы большие участки лесов и бывшие королевские резиденции в Сен-Клу, Венсене, Сен-Жермене, Рамбуйе – «короли финансов становились хозяевами замков прежней монархии»[112]112
  ЦПА ИМЛ, ф. 1, он. 1, ед. хр. 3920, с. 21, 22.


[Закрыть]
.

Нужда народных масс с введением «мандатов» только возросла. Возникли три цены – на ассигнаты, на «мандаты» и на звонкую монету, бывшую тогда еще чрезвычайной редкостью. «Забастовка» имущих слоев деревни продолжалась. Подвоз хлеба в города, особенно в Париж, все сокращался, выдача дешевого хлеба уменьшалась. В этой обстановке инфляции, страшной дороговизны, «голода среди изобилия» и возник знаменитый «Заговор во имя равенства», возглавленный Гракхом Бабефом.

Коммунистические взгляды Бабефа, складывавшиеся еще до революции, достигли к тому времени полной ясности. Если в первые годы революции Бабеф считал несвоевременным выступать с открытым забралом, то после жерминаля и прериаля он полагал, что только смелая программа «совершенного равенства» может вывести массы из господствовавшего после поражений состояния апатии, безразличия, полного упадка политической инициативы.

Уже в Аррасской тюрьме, весной 1795 г., он составил проект «Манифеста плебеев». Он опубликовал его почти тотчас же после освобождения, в 35-м номере «Трибуна народа». «Народ! Пробудись, – заканчивался „Манифест“, – выйди из своего оцепенения… Пусть это произведение станет молнией, которая оживит, возродит всех преисполненных когда-то жаром и мужеством… Пусть народ узнает подлинную идею равенства… пусть развернется борьба вокруг этого знаменитого завета подлинного равенства и отрицания собственности. Пусть будут низвергнуты все старые, варварские учреждения. Пойдем смело к равенству. Пусть будет видна нам цель общества, пусть будет видно общее благоденствие»[113]113
  «Le Tribun du peuple..», N 35, 9 friuiaire I an IV (29 ноября 1795 r.), p. 106–107.


[Закрыть]
.

Бабеф Гравюра Перонара

Для осуществления этого подлинного равенства Бабеф предлагал уничтожить частную собственность, обязать каждого человека сдавать все продукты его труда в натуре на общие склады; установить администрацию продовольствия, которая, учитывая всех граждан и все ресурсы, будет распределять их на основе самого строгого равенства[114]114
  Ibidem.


[Закрыть]
. Эта программа отличалась примитивным и грубоватым уравнительством, но она была первой попыткой связать коммунистический идеал с революционной борьбой широких народных масс. Коммунизм переставал быть отвлеченной книжной теорией, какой он был для Мабли и Морелли, – впервые в истории коммунистическая идея становилась знаменем революции.

Ядро будущего «заговора» сложилось еще в 1795 г., в Аррасской и парижских тюрьмах. В число заговорщиков входили члены Совета Парижской коммуны после 10 августа, Центрального комитета, готовившего восстания 31 мая – 2 июня, деятели наблюдательных комитетов, революционных трибуналов, администраторы революционной полиции, участники жерминаля и прериаля. Наряду с бывшими эбертистами и «бешеными» в движении участвовали и робеспьеристы, такие как Филипп Буонарроти, Александр Дарте (один из виднейших деятелей якобинской диктатуры в департаменте Па-де-Кале, ближайший сподвижник казненного после 9 термидора члена Конвента Ж. Лебона), Шарль Жермен, Ф. Лепелетье, сделавшие свои выводы из уроков революции и, в значительной мере под влиянием пропаганды Бабефа, перешедшие от мелкобуржуазного эгалитаризма к коммунизму.

Освобожденные из тюрьмы после амнистии 4 брюмера, будущие бабувисты широко использовали клуб Пантеона, где они постепенно завоевали решающее влияние. Директория приняла тогда решение о закрытии клуба, и эта операция была осуществлена Бонапартом как командующим «внутренней армией» (7 вантоза IV г. – 24 февраля 1796 г.). Пять дней спустя Бонапарт был поставлен во главе армии, предназначенной для военных действий в Италии.

Лишенные легальных возможностей, бабувисты создали тайную организацию. 10 жерминаля IV г. (30 марта 1796 г.) был создан повстанческий комитет, в состав которого вошли Бабеф, Буоиарро-ти, Дарте, Антонелль (бывший член Законодательного собрания, при якобинской диктатуре – член парижского революционного трибунала), Сильвен Марешаль (известный атеист, активный деятель революции, один из редакторов «Парижских революций»), Феликс Аепелетье, брат убитого члена Конвента, знаменитого Мишеля Лепелетье.

Комитет развил лихорадочную деятельность для подготовки вооруженного восстания и свержения Директории. Париж был разбит на 12 округов, во главе каждого из них стоял «тайный агент» из среды виднейших деятелей парижских секций. Одним из руководителей военной организации стал Жан Россиньоль, рабочий-ювелир, первый генерал-плебей, одно время стоявший во главе всех армий, действовавших в Вандее.

Параллельно с созданием повстанческого комитета в Париже оживилась деятельность уцелевших левых членов Конвента, из числа тех 68 якобинцев, которых термидорианцы лишили права быть переизбранными. Среди них видную роль играли Друэ, в 1791 г. арестовавший в Варение Людовика XVI во время его бегства, Вадье и Амар, бывшие руководители комитета общей безопасности, и др. Между обоими центрами начались переговоры о совместном выступлении. Якобинцы полагали, что в случае победы восстания власть должна перейти в их руки. Бабувисты, ставившие целью уничтожение частной собственности и осуществление «подлинного равенства» и считавшие, что якобинцы не способны решить такую задачу, добивались создания подлинной революционной диктатуры. Это признание необходимости революционной диктатуры для осуществления коммунистического преобразования общества было крупнейшей исторической заслугой бабувистов, при всем утопизме и грубо уравнительном характере их взглядов.

В конце концов между бабувистами и якобинцами было достигнуто соглашение. Бабувисты выработали «акт о восстании», в котором предусматривался и план восстания, и определенные экономические меры в случае его успеха – реквизиция пекарен, раздача хлеба, конфискация имуществ контрреволюционеров, вселение бедноты в их дома, возвращение вещей из ломбардов. Власть должна была перейти в руки нового собрания – по одному депутату от каждого департамента, но эти кандидатуры должны были выдвигаться повстанческим комитетом.

В Париже, где как раз в этот момент началось введение «мандатов», пропаганда бабувистов встречала сочувственный отклик «Я поджидаю их у мандатов», т. е. в момент получения заработной платы, – писал Моруа, один из «тайных агентов» наиболее плебейского Сент-Антуанского предместья[115]115
  Archives Nationales, XV 560-Х (по фотокопии в ЦПА ИМЛ); см. также «Copie des pieces saisies dans le local que Babeuf occupoit lors de son arrestation». Paris, frimaire-nivose an V («Наш округ состоит только из рабочего класса, наиболее драгоценного для общества». – Там же).


[Закрыть]
. Инфляция, бешеная дороговизна болезненно затрагивали и средние слои населения, армию, даже ее офицерский состав[116]116
  «Нет ничего более грустного, чем жизнь военных, – писал в „Трибуне народа“ капитан саперов из западной армии. – Им отказывают в приеме ассигнатов и не хватает звонкой монеты даже для покупки табака» («Le Tribun du peuple…», N 40, 5 ventose l'an IV (24 февраля 1796 г.), p. 251–252.


[Закрыть]
. В столице начались волнения, затронувшие «полицейский легион», где бабувисты имели связи. «Тайные агенты», руководимые Бабефом и Буонарроти, составили списки бывших канониров, участников прежних революционных выступлений 10 августа и 31 мая, на которых можно положиться в случае нового восстания. Кое-какие связи бабувисты имели и в провинции. Об известном росте их влияния говорит и позиция Барраса, наиболее гибкого из всех членов Директории, вступившего в переговоры с некоторыми известными ему бабувистами.

Но большинство Директории, руководимое тогда Карно, держалось твердой позиции. 27 жерминаля (16 апреля 1796 г.) принят был закон, угрожавший смертной казнью за призывы к восстановлению монархии или конституции 1793 г., к грабежу или «разделу собственности под именем аграрного закона». Через несколько дней после этого был распущен полицейский легион.

Среди деятелей бабувистской организации оказался предатель – офицер Гризель, сообщивший Карно все сведения о подготовке восстания. 21 флореаля (10 мая 1796 г.) были арестованы Бабеф и Буонарроти, а вслед за ними все деятели движения, в том числе и Друэ (позднее ему удалось бежать, при явном содействии Барраса). Директория попыталась восстановить против «флореалистов», «анархистов», «кровопийц», «раздельщиков», и «грабителей» всю имущую Францию. Ее поддерживала буржуазная печать. «Если бы Бабефу удалось низвергнуть Директорию, – писала газета „Друг законов“, – то под именем первого трибуна он заставил бы удушить и своих врагов, и своих единомышленников»[117]117
  Цит. по записи, сделанной самим Бабефом в Вандомской тюрьме (ЦПА ИМЛ, ф. 223, оп. 1, ед. хр. 473-«Ami des loix». 24 pluviose l'an IV).


[Закрыть]
.

В железных клетках обвиняемые были перевезены в небольшой городок Ван дом. Их судил специально созданный Верховный суд. Процесс, начавшийся в феврале 1797 г., продолжался три месяца. Подсудимые, в особенности Бабеф, держались чрезвычайно мужественно. 26 мая 1797 г. был объявлен приговор. Бабеф и Дарте были присуждены к смертной казни; семь человек, в том числе Буонарроти, к каторжной ссылке. Бабеф и Дарте пытались покончить с собой в зале заседания. Казнь состоялась ночью. По сообщению одного из бабувистов, Таффуро, труп Бабефа уже после казни был обезглавлен.

Парижские предместья, обескровленные после жерминаля и прериаля, не поднялись в защиту бабувистов. В сентябре 1796 г. уцелевшие участники движения предприняли попытку поднять войска, расположенные в Гренельском лагере, в пригороде Парижа. Но эта попытка была в значительной мере спровоцирована самой Директорией, заранее предупрежденной о выступлении. Из 131 арестованных 30 было расстреляно военным судом, в том числе 3 бывших члена Конвента.

Вслед за подавлением «Заговора во имя равенства» (так назвал его в своей книге, вышедшей в 1828 г., Филипп Буонарроти) в политике Директории начался резкий крен вправо.

* * *

После заключения мира с Пруссией и Испанией в составе первой коалиции остались только две державы, продолжавшие войну, – Англия и Австрия. Нанести удар Англии республика была не в состоянии; чтобы добиться мира, оставалось сломить Австрию. Весной 1796 г. предполагалось, что с этой целью будут развернуты операции на Рейне и Дунае. Но назначение Бонапарта командующим итальянской армией смешало все карты.

Как раз в те недели, когда пропаганда «равных» достигла своего кульминационного пункта, начались действия итальянской армии в Италии. Она была немногочисленной, всего 38 тыс. солдат, противостоящих почти вдвое более многочисленным армиям австрийцев и пьемонтцев.

Итальянский поход был, несомненно, одной из интереснейших военных операций. В нем со всем блеском сказался военный гений Наполеона. Все качества, присущие ему как полководцу, – стремительность, сила натиска, умение моментально охватить все особенности обстановки, способность почти безошибочно находить наиболее уязвимый пункт для нанесения молниеносного удара противнику, – великолепно проявились в этой первой его самостоятельной кампании[118]118
  См. А. 3. Манфред. Наполеон Бонапарт. М-, 1971.


[Закрыть]
.

Бонапарту удалось прежде всего отделить пьемонтские войска от австрийских и разгромить их. 12 апреля под Монтенотте пьемонтцам было нанесено первое поражение, затем – два других. Уже 28 апреля было подписано перемирие, а 15 мая заключен мир с Пьемонтом. Вслед за этим наступил черед австрийцев.

10 мая 1796 г. австрийская армия под Лоди потерпела сокрушительное поражение. Эта победа впервые вскружила голову Бонапарту. «В этот вечер, – вспоминал он на о-ве Святой Елены, – я почувствовал себя не просто генералом, но человеком, призванным влиять на судьбу народа»[119]119
  Las Cases. Memorial, t. 1, р. 119 (ed. 1840).


[Закрыть]
.

Вслед за победой под Лоди французская армия вступила 14 мая в Милан – столицу австрийской Ломбардии. Австрийскому командованию пришлось перебросить в Италию новые силы, чтобы остановить натиск французов и освободить блокированную крепость Мантую, где была окружена большая австрийская армия. Но одна за другой – под Кастильоне (15 августа), Арколе (15–17 ноября), Риволи (14 января 1797 г.) – следовали новые победы французской армии. 2 февраля капитулировала Мантуя – важнейший стратегический узел в северной Италии. В апреле 1797 г. в Леобене было заключено перемирие. Первый итальянский поход Бонапарта завершился блистательным успехом.

Но этот успех вызвал и первые серьезные трения между Наполеоном и Директорией. Она по-прежнему считала Италию второстепенным театром военных действий. Главной целью своей внешней политики она (в особенности Рёбель) ставила присоединение левого берега Рейна и продолжала готовить операции рейнских армий, которые должны были повести победоносное наступление на Вену. Перед Бонапартом Директория ставила задачу двинуться на центральную и южную Италию с целью извлечь возможно больше ресурсов и, в частности, захватить Рим.

Но Бонапарт не собирался уступить пальму первенства своим соперникам – командирам рейнских армий Гошу и Моро. Он заботился поэтому не о левом береге Рейна, а торопился самостоятельно заключить мир с Австрией и закрепить свои завоевания в Ломбардии, которую он превратил в Цизальпинскую республику – следующую после Батавской «дочернюю республику».

Спровоцировав столкновение с Венецианской республикой, Бонапарт занял Венецию и превратил ее владения в предмет торга с Австрией. 18 октября 1797 г. в Кампо-Формио (фактически в Пассариано) он, не дожидаясь санкции Директории, подписал мирный договор с Австрией. Вопрос о левом береге Рейна остался открытым – правда, по тайным статьям договора, Австрия при условии территориальных возмещений не возражала против уступки его Франции, если на то согласится Германский союз. Австрия получала Венецию и большую часть ее владений – Иллирию, Далмацию и т. д. Франция приобретала Ионические о-ва – важную стратегическую позицию на Средиземном море. Австрия должна была признать независимые итальянские государства.

Условия Кампоформийского договора, вся итальянская политика Бонапарта начали вызывать сомнения в искренности его республиканских убеждений среди некоторых, наиболее прозорливых французских и итальянских демократов. Они рассчитывали, что Наполеон окажет содействие движению за превращение Италии в единую республику. Но уже заключение мира с пьемонтской монархией и отказ от помощи пьемонтским «якобинцам» вызвал «страшные сомнения» у тех, кто хотел видеть в Наполеоне «врага тиранов, спасителя Италии, надежду республиканцев».

Бабеф, который еще в 1796 г. обратил внимание на то, что Директория «дала генералу Бонапарту 800 тыс. франков на устройство его дома»[120]120
  «Le Tribun du peuple…», N 41, 10 germinal l'an IV (30 января 1796 г.), p. 276.


[Закрыть]
, с тревогой наблюдал за действиями Наполеона в Ломбардии, назначившего без всяких выборов временные представительные органы[121]121
  ЦПА ИМЛ, ф. 223 ед. xp. 520: «Бонапарт, победитель Ломбардии, счел, что это звание дает ему право диктовать организацию правительства этой страны. Он потребовал списки лучших граждан из всех классов и сформировал из иих временный генеральный представительный совет миланского народа…»


[Закрыть]
. Эти первые проявления авторитаризма дали основание одному из бывших членов бабувистского «повстанческого комитета», Сильвену Марешалю, выступить с памфлетом «Поправка к славе Бонапарта», в котором он предупреждал: «Бонапарт! Твоя слава является диктатурой!.. Если ты позволяешь себе такое поведение в Италии, ничто не дает мне уверенности в том, что во время предстоящих в жерминале (весной 1797 г. – Ред.) первичных избирательных собраний ты не заявишь: „Французский народ! Я вам составлю Законодательный корпус и исполнительную директорию…“ Я не вижу, что может помешать генералу явиться в Национальное собрание и сказать: „Я дам вам короля в моем духе или трепещите. Ваше неповиновение будет наказано“»[122]122
  См. A. Mathiez. Une brochure antibonapartiste en l'an VI. Les predictions de Sylvain Marechal. «La Revolution francaise», 1903, t. XLIV; M. Dommanget. Sylvain Marechal. Paris, 1950, p. 339–348.


[Закрыть]
.

В целом итальянский поход принес Наполеону огромную популярность. Армия и генералитет вообще начинали играть в республике новую роль. В 1792–1794 гг. французская армия, подлинно демократическая, крестьянская в основном по своему составу, вела справедливую, оборонительную войну против феодальной коалиции. Весь характер войны потребовал коренного обновления командного состава. Во главе армии стали новые генералы, часто выходцы из самых демократических слоев народа, связавшие свою судьбу с делом революции. Они беспрекословно подчинялись якобинскому конвенту.

Но в эпоху Директории войны начинали менять свой характер. Они были еще прогрессивными, но велись уже не на французской территории. Французские армии содействовали ломке феодализма в странах, которые они занимали, – и в этом смысле они продолжали оставаться носителями прогресса. Но они облагали население контрибуциями и реквизициями. В условиях полной дискредитации бумажных денег Директория остро нуждалась в золоте, в звонкой монете, в других материальных ресурсах. Их могли доставить прежде всего победившие генералы. Так Директория начала попадать в зависимость от них. «Гражданский дух начинал постепенно отступать перед духом завоевания. За солдатами революции все чаще обозначались кондотьеры» [123]123
  H. Calvet. Napoleon. Paris, 1943, р. 34.


[Закрыть]
.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю