Текст книги "История Франции т.2"
Автор книги: Альберт Манфред
Соавторы: Сергей Сказкин,С. Павлова,В. Загладин,В. Далин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 50 страниц)
Однако при всех этих процессах, подтверждавших, что и во Франции совершался переход капитализма к монополистической стадии развития, ее промышленность, как и экономика в целом, сохранила ряд своеобразных черт. Это сказывалось прежде всего в особенности структуры промышленности. Наряду с крупным производством по-прежнему значительную роль играли средняя и мелкая промышленность. Наиболее многочисленные мелкие предприятия обнаруживали большую живучесть. Производство так называемых «парижских изделий» – предметов роскоши и моды, одежды и других предметов потребления – было сосредоточено преимущественно на мелких предприятиях. Но эти старые традиционные отрасли производства, опиравшиеся на завоеванную репутацию на внутреннем и международном рынках, по самому своему характеру, не требуя ни солидной энергетической базы, ни особой технической вооруженности, оказывались порою более конкурентоспособными, чем предприятия тяжелой промышленности. Отсюда их устойчивость, их живучесть.
Замедление темпов промышленного развития страны и количественное преобладание мелкого и среднего производства, будучи следствием определенных исторических условий, в свою очередь оказывали обратное влияние и на развитие сельского хозяйства.
Если исходить из данных официальной статистики, то Францию в конце XIX в. следует считать все еще аграрно-индустриальной страной. В 1876 г. сельское население составляло 67,9 % всего населения. 20 лет спустя, в 1896 г., оно, по официальным данным, было равно 60 %. Однако цифры эти в значительной мере условны[813]813
По официальному определению французской статистики, «городским должно считаться население каждой местности, имеющей более 2 тыс. жителей, связанных вместе, а сельским – каждая община, количество жителей которой ниже этого числа». Нетрудно представить, что в числе населенных пунктов, имеющих менее 2 тыс. жителей (и числящихся, следовательно, как сельские), было немало городских поселков.
[Закрыть]. Самодеятельное сельское население было в действительности меньшим. В конце XIX в. собственно в сельском хозяйстве было занято уже менее половины населения[814]814
«Statistique agricole de la France, publiee par le Ministere de l’Agriculture… Resultats generaux de l’enquete decennale de 1892». Paris, 1897; Flour de Saint-Cenis. La propriete rurale en France. Paris, 1902; A. Compere Morel. La question agraire et le socialisme en France. Paris, 1912; Auge-Laribe-L'evolution de la France agricole. Paris, 1912; Ю. Г. Тройский. Эволюция структуры сельскохозяйственного производства во Франции за последнее столетие. – «Проблемы всеобщей истории». Казань, 1967, вып. 1; он же. Крестьянское движение во Франции в конце XIX в. – «Уч. зап. по новой и новейшей истории», т. III. М., 1957; А. Шнеерсон. Аграрный вопрос во Франции. М., 1948.
[Закрыть].
Дробление крестьянской собственности на протяжении столетия привело к преобладанию парцеллярного и мелкого хозяйства в деревне. Хозяйство с наделом земли меньше 1 га и от 1 до 10 га, т. е. парцеллярные и мелкие хозяйства, по переписи 1892 г., составляли 85 % всех хозяйств. Весьма многочисленны были также безземельные крестьяне. Сельскохозяйственных пролетариев и полупролетариев, по данным Компер-Мореля, насчитывалось около 4 млн.
В литературе вопроса приводилось немало разных подсчетов распределения земельной собственности во Франции. Сближая эти расчеты и округляя цифры, можно считать, что количественно немногочисленные крупные землевладельцы и зажиточные крестьяне, т. е. капиталистические хозяйства, занимали 75 % сельскохозяйственной территории, а середняки, бедняки и рабочие с наделом, количественно (по числу хозяйств) в пять раз превосходившие первых, имели лишь 25 % сельскохозяйственной территории, т. е. в 3 раза меньше. Таким образом, во Франции шел, хотя и медленно, процесс концентрации земельных владений и параллельно рост числа парцеллярных хозяйств. Крайнее раздробление земельной собственности, затруднявшее применение сельскохозяйственной техники и иных усовершенствований, конкуренция дешевого заокеанского хлеба и фальсифицированных дешевых вин, сбивавших цены на рынке, привели к затяжному кризису сельского хозяйства во Франции, преодоленному лишь в начале XX в.
Оставаясь страной относительно отсталого сельского хозяйства и медленных темпов промышленного развития, Франция конца XIX в. была вместе с тем обладательницей огромного денежного капитала. Денежная аристократия уже давно, со времен Июльской монархии, была крупной силой. Но в конце XIX в. обнаружилось нечто новое. Уже не индивидуальный капитал, не алчные, упорные, одержимые манией обогащения стяжатели-ростовщики, вроде Гобсека или Нюсингена из галереи образов «Человеческой комедии» Бальзака, даже не казавшаяся в середине века всесильной биржа господствовали в финансовом и «деловом» мире. Власть, решающая роль переходит в конце века к крупным банкам. Несколько больших, ведущих банков подчиняют себе финансовые учреждения страны, контролируя их через акционерные общества, через сберкассы, через «дочерние» банковские учреждения.
Французские банки, достигшие еще в середине века значительной мощи, к концу столетия сосредоточили в своих руках огромные многолетние накопления капиталов и сбережений различных слоев. За тридцать с лишним лет стоимость ценных бумаг, принадлежавших французским капиталистам, поднялась с 33 млрд, франков в 1869 г. до 85-100 млрд. фр. в 1906 г.[815]815
A. Neymarh. La situation iinanciere cle la France. Paris, 1908, p. 24. В эти суммы не включены французские капиталы, инвестированные за границу.
[Закрыть]
Процесс концентрации банковского хозяйства шел значительно быстрее концентрации промышленности. Уже в 80-90-х годах вся банковская система во Франции фактически находилась под контролем и в той или иной мере и зависимости от четырех крупнейших банков: Национальной учетной конторы, Лионского кредита, Генерального общества и Парижско-Нидерландского банка. Судьба этих могущественных банков была неодинаковой; но каким бы метаморфозам они ни подвергались, могущество финансовой олигархии возрастало. Всесилие банков вело к господству узкого круга финансовых королей – Ротшильдов, Верне, Мале и т. д. – богатейших семейств, тесно связанных родственными связями, но конкурирующих между собой. Главенствуя в нескольких крупнейших банках, они подчиняли себе всю банковскую систему и связанные с ней отрасли промышленности[816]816
J. Bouvier. Les Rothschild. Paris, 1960; idem. Le Krach de l’Union Generale 1878–1885. Paris, 1960; idem. Le Credit Lyonnais de 1863 a 1882, v. I–II. Paris, 1961; J. Lescure. Epargne en France. Paris, 1914; Lysis. Contre l’oligarchie financiere en France. Paris, 1908; A. Raffalovich. Le marche financier en 1894/1895. Paris, 1895; C. Hegemann. Die Entwicklung des franzosischen Grossbankbetriebes. Munster, 1908; B. Mahrens. Die Entstehung und Entwicklung der grossen franzosischen Kreditinstitute. Stuttgart-Berlin, 1911; Ю. Б. Соловьев. Франко-русский союз в его финансовом аспекте (1895–1900). – «Французский ежегодник. 1961». М. 1963.
[Закрыть].
Однако огромные капиталы, сконцентрированные французскими банками, лишь в незначительных размерах шли на оплодотворение отечественной экономики. В. И. Ленин писал: «Пока капитализм остается капитализмом, избыток капитала обращается не на повышение уровня жизни масс в данной стране, ибо это было бы понижением прибыли капиталистов, а на повышение прибыли путем вывоза капитала за границу, в отсталые страны»[817]817
В, И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 360.
[Закрыть]. Это глубокое обобщение В. И. Ленина, данное им в труде «Империализм, как высшая стадия капитализма», полностью подтверждается примером Франции. Французские финансисты предпочитали не помещать капиталы во французскую промышленность и сельское хозяйство, так нуждавшееся в них, а вывозили их за границу.
В 70-х годах французские капиталы вкладывались в Турцию, в строительство железных дорог в Испании, в страны Латинской Америки. С конца 70-х – начала 80-х годов крупные французские капиталы устремились в Австро-Венгрию, в Россию – в угольные копи Польши, в Донбасс, в железные рудники Кривого Рога, в предприятия Горловки; они проникали в горнодобывающую, нефтяную промышленность, в городское хозяйство России. За 20 лет с 1869 по 1890 г. французский капитал, помещенный за границей, удвоился и достиг крупной суммы – 20 млрд. фр.
С 80-х годов французский экспорт капитала стал принимать преимущественно характер вывоза ссудного капитала. Это значило, что большая часть экспортируемых капиталов уже не вкладывалась в иностранную промышленность, а вывозилась в форме государственных займов – на процентах. Начиная с 1888 г. французские банкиры стали предоставлять крупные займы царскому правительству на весьма выгодных условиях. Тем самым французский экспорт капитала приобретал ярко выраженный ростовщический характер. Позже В. И. Ленин определит французский империализм как ростовщический [818]818
В. И. Ленин. Поль. собр. соч., т. 27, стр. 362.
[Закрыть]. Ростовщический характер французского экспорта капитала задерживал экономическое развитие страны, консервировал экономический уклад Франции – большой удельный вес мелкого производства в промышленности и сельском хозяйстве, наряду с немногочисленными высокоразвитыми промышленными предприятиями и концентрированным банковским хозяйством.
Наконец, предваряя последующее изложение, отметим пока в общей форме, что одновременно с развитием финансового капитала начинается интенсивная колониальная экспансия. Между двумя этими процессами существовала несомненная связь. В. И. Ленин на нее прямо указывал: «Не случайность, что во Франции как раз особо быстрое развитие финансового капитала, при ослаблении промышленного, вызвало с 80-х годов прошлого века обострение аннексионистской (колониальной) политики»[819]819
Там же, стр. 389.
[Закрыть]. Именно в конце XIX в. Франция совершает самые крупные колониальные захваты и становится обладательницей второй в мире, после Англии, колониальной империи[820]820
В 1880 г. французские колониальные владения составляли: по площади – 0,7 млн. кв. миль, по населению – 7,5 млн. человек, в 1899 г. их площадь составляла уже 3,7 млн. кв. миль, а население – 56,4 млн. (см. В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 27, стр. 374).
[Закрыть].
Эти особенности экономического развития Франции в конце XIX столетия накладывали отпечаток и на ее социальное развитие. В стране зрелого капитализма, вступавшего в монополистическую стадию, рядом с могущественной финансовой буржуазией, рядом с сильной промышленной, колониальной и землевладельческой буржуазией и – на другом полюсе – неоднородным по своему составу, но весьма активным, опиравшимся на боевые революционные традиции пролетариатом, большое место занимали многочисленные промежуточные социальные группы: сельская и городская мелкая буржуазия и так называемые «средние слои» Такая расстановка классовых сил в значительной мере определяла и развитие политической борьбы в Третьей республике.
«Республика буржуазных республиканцев»
Вынужденная отставка Мак-Магона в 1879 г. и избрание президентом Жюля Греви знаменовали новый этап в истории Третьей республики. Угроза реставрации монархии, нависавшая в 70-е годы над страной, была отныне снята. Республиканский строй утвердился; ему больше не угрожала никакая опасность. Наступило новое время, время «республики республиканцев», когда уже никто не препятствовал, не мешал осуществлению давно возвещенной программы реформ. Народ, вынесший на своих плечах главную тяжесть борьбы за республику, с нетерпением ожидал широких демократических преобразований, обещанных республиканскими лидерами в дни острых схваток с монархистско-реакционными силами.
Отражением общественных настроений тех лет была огромная популярность в народе, в стране великого поэта Виктора Гюго. Избранный в январе 1876 г. сенатором, Гюго мужественно выступал против сил реакции, требовал амнистии коммунарам, отстаивал требования демократии. Празднование 80-летия Гюго в 1882 г. превратилось в грандиозную национальную демонстрацию.
Однако буржуазные республиканцы, достигнув власти, не обнаруживали торопливости в реализации ранее данных обещаний. Уже на пороге прихода к власти Леон Гамбетта дал понять, что правительственная политика республиканцев не будет полностью соответствовать их прежним обещаниям. «Я человек правительства, а не оппозиции, – говорил Гамбетта 7 января 1878 г. в Марселе, – чего я хочу, это – прихода к власти французской демократии, так как один год власти плодотворнее десяти лет героической оппозиции»[821]821
J. Reinach. Le ministere Gambetta Paris. 1884, p. 122.
[Закрыть]. Это было как бы предвосхищением последующей политики оппортунизма. Но Леон Гамбетта, самый влиятельный и популярный из буржуазных республиканцев, не был в их среде самым умеренным, и потому возглавляемая им группировка «республиканский союз» фактически осталась за пределами правительства.
Непосредственное руководство правительственным аппаратом оказалось в руках наиболее правой части умеренных республиканцев – так называемого «левого центра». Им поручил новый президент республики Жюль Греви формирование кабинета, и это соответствовало его собственным политическим настроениям. Люди разных, даже противоположных взглядов сходились на том, что отличительными чертами президента «республики республиканцев» была его личная честность и его … буржуазность. Правый историк Бенвилль писал, что Жюль Греви – это «само олицетворение умеренности, скромности и буржуазного благоразумия»[822]822
J. Bainville. La troisieme Republique. Paris, 1935, p. 86.
[Закрыть]. Свидетель из противоположного лагеря бывший видный деятель Парижской Коммуны, руководитель партии бланкистов Эдуар Вайян подчеркивал у Греви ту же черту: «Его (Греви) буржуазность очевидна, огромна»[823]823
«Ni Dieu – ni Maitre», 4.XI 1880.
[Закрыть].
Не удивительно поэтому, что президент поручил формирование правительства одному из самых консервативных и осторожных представителей умеренных республиканцев, Генри Ваддингтону. В предшествующем кабинете Дюфора Ваддингтон был министром иностранных дел и прославился на этом посту главным образом тем, что во время Берлинского конгресса 1878 г., к удивлению современников, более всего старался установить дружбу с Бисмарком: недаром князь Орлов писал, что французский министр иностранных дел – «англичанин по рожденью и вкусам и пруссак из страха»[824]824
«Русско-германские отношения 1873–1914» (Документы из секретного архива б. министерства иностранных дел). М., 1922, стр. 88.
[Закрыть].
Конечно, не случайно, что, возглавив правительство, Ваддингтон попросил остаться на своем посту министра финансов, занимавшего ранее эту должность крупнейшего миллионера Леона Сэ.
Правительство Ваддингтона, находившееся у власти в течение десяти месяцев (февраль – декабрь 1879 г.), за это время успело провести лишь одну прогрессивную меру из многих обещанных в свое время буржуазными республиканцами – Правительство и парламент перенесли свое местопребывание из Версаля в Париж.
Неудовлетворенность народа правительственной политикой побудила Греви поручить руководство кабинетом более гибкому политику – Шарлю де Фрейсине, возглавлявшему во время войны вместе с Гамбетта штаб обороны в Туре и слывшему человеком, близким к левым кругам. Но Фрейсине, открыто не порывая, сумел незаметно отдалиться от Гамбетта и от левых. «Человек эллипсов и кривых», как его называли журналисты, мастер сглаживания острых углов, Фрейсине искал срединную, примиряющую линию. Возглавляемое им правительство, находившееся у власти целый год (сентябрь 1879 г. – сентябрь 1880 г.), что по тем временам во Франции было необычным, провело целый ряд реформ[825]825
О деятельности Фрейсине см. прежде всего его собственные мемуары: Ch. М. Freycinet. Souvenirs, t. II, 1878–1893. Paris, 1913, a также многочисленные свидетельства современников.
[Закрыть].
Фрейсине, ранее противившийся амнистии коммунарам, убедившись, что это требование, поддержанное всем народом, приобретает угрожающий характер, уже в июле внес в палату проект полной амнистии. В защиту амнистии в палате выступал Распайль, в сенате горячую речь произнес Виктор Гюго[826]826
См. Виктор Гюго. Собр. соч., т. 15. М., 1956, стр. 681–683.
[Закрыть]. Герои Парижской Коммуны, внушавшие страх многим буржуа[827]827
Возвращение коммунаров порождало в буржуазных кругах такой страх, что в правительстве даже обсуждали проект назначения генерала Галифе губернатором Парижа (см. J. Adam Lambert). Apres l’abandon de la Revanche. Paris, 1908, p. 307).
[Закрыть], вернулись на родину и заняли почетные места в рядах демократического движения. День взятия Бастилии-14 июля – был официально провозглашен национальным праздником республики. «Марсельеза» стала государственным гимном. Правительство объявило распущенными иезуитские общества, а другие религиозные конгрегации были поставлены под его контроль.
Законы, проведенные правительством Фрейсине, были встречены сочувственно народом. Это были внешне эффектные меры – вся Франция пела с воодушевлением «Марсельезу», вся страна с большим подъемом впервые отпраздновала 14 июля как национальный праздник. Беда была в другом – эти меры были недостаточны; они были лишь малой долей обещанной программы реформ, требований, выдвигаемых народом.
И следующее правительство – первое правительство Жюля Ферри (сентябрь 1880 г. – октябрь 1881 г.) было вынуждено продолжать буржуазно-демократические реформы. Были проведены через парламент законы о свободе собраний, закон о свободе печати, отменявший обязательные раньше денежные залоги для издания газет; была осуществлена широкая реформа народного образования. Министерство Ферри осуществило на практике роспуск религиозных конгрегаций, с которыми Фрейсине вел преимущественно словесную борьбу. Были приняты и проведены в жизнь законы об обязательном светском обучении детей от 7 до 13 лет, о светском среднем женском образовании и т. д.
Конечно, все эти реформы 1879–1881 гг. имели прогрессивное значение и способствовали в известной мере демократизации политического строя Третьей республики. Но они далеко не соответствовали ни ожиданиям народа, ни старой республиканской программе. Буржуазные республиканцы смогли прийти к власти лишь благодаря поддержке народа. В течение многих лет они обещали проведение широких реформ: демократизацию конституции, уничтожение верхней палаты, ликвидацию должности президента, широкое социальное законодательство, охрану интересов труда, изменение налоговой политики, отделение церкви от государства и т. п. Получив на выборах, благодаря поддержке народа, прочное большинство в парламенте и почувствовав себя вполне уверенно, буржуазные республиканцы сочли, что теперь следует строго дозировать осуществление программы реформ. Они намеренно, вполне обдуманно затягивали проведение реформ, ограничиваясь либо самыми необходимыми, либо второстепенными мерами, сопротивляясь, сколь возможно, осуществлению главных пунктов своей предвыборной программы. По свидетельству вполне авторитетного в этих вопросах Шарля Фрейсине, Жюль Ферри уже в период своего первого министерства был убежденным противником реформ. «Невозможно каждое утро делать революции, нельзя каждый день изобретать новости», – говорил Ферри[828]828
Ch. de Freycinet. Souvenirs, t. П, p. 189.
[Закрыть]. Реформы, проведенные правительством Ферри, доказывали не его склонность к широким демократическим преобразованиям, как это утверждали его биографы-апологеты[829]829
См., например, A. Rambaud. Jules Ferry. Paris, 1903.
[Закрыть], они были вырваны у правительства пролетариатом, народом.
Программа буржуазных республиканцев, после того как они стали «партией власти» и перестали быть оппозицией, была уже совсем иной. «Не будем приносить наших интересов в жертву нашим симпатиям. Будем сильными и будем богатыми – вот цель, к которой должны мы стремиться», – говорил Жюль Ферри[830]830
Цит. по: R. David. La Troisieme Republique… Paris, 1934, p. 158.
[Закрыть]. Это была в сущности перефразированная старая программа Гизо: «Обогащайтесь!», «Будем сильными и будем богатыми!» Эти призывы примерно одинаковы по содержанию.
Салтыков-Щедрин, посетивший как раз в эти годы Францию, метко и зло определил дух, господствующий «в республике республиканцев»: «…вместо проклятых вопросов, самая благонадежная каплунья мудрость!.. Теперь у него (французского буржуа. – Ред.) своя собственная республика, республика спроса и предложения, республика накопления богатства и блестящих торговых балансов, республика, в которой не будет ни „приключений“… ни горизонтов… Эта республика обеспечила ему все… обеспечила сытость, спокой и возможность собирать сокровища»[831].831
M. E. Салтыкоь-Щелуин. За рубежом. M., 1935, стр. 407.
[Закрыть]
Эта «республика накопления богатств» искала возможности собирать сокровища не только у себя дома, но и за морем Она вставала на путь энергичной колониальной экспансии. Весною 1881 г. правительство Жюля Ферри, действуя в интересах финансовых групп и опираясь на политическую и дипломатическую поддержку бисмарковской Германии, организовало военную экспедицию в Тунис. Поводом для нее послужили якобы имевшие место нападения воинственного племени крумиров на французских солдат, охранявших границы Алжира. Анри Рошфор был недалек от истины, когда на страницах своей газеты, в статье «Ищите крумиров» писал, что «крумиров выдумали, их нет … мы идем сражаться против невидимого врага» и что «правительство Ферри дало бы 30 тыс. фр. тому, кто показал бы хоть одного живого крумира»[832]832
H. Rocheforl. Les aventures de ma vie, t. IV. Paris, (s. a.), p. 244.
[Закрыть].
Тем не менее в апреле 1881 г. французские дивизии вторглись на территорию Туниса, вслед за тем 2 мая был высажен 8-тысячный десант под командованием генерала Бреара; не встречая сопротивления, французские войска окружили дворец бея, расположили против него две артиллерийские батареи, после чего генерал Бреар дал бею на подпись «договор о союзе». Бей, не дожидаясь истечения срока в несколько часов, предоставленного ему для перевода документа, поставил подпись под этим «договором». «Договор» в Бардо 12 мая 1881 г. устанавливал протекторат Франции над Тунисом[833]833
«Ministere des Affaires Etrangeres. Documents Diplomatiques. Affaires de Tunisie. 1870–1886». Paris. 1881, Doc. Dtp. Fr., Affaires de Tunisie, avril-mai 1881. Paris. 1881; Doc. Dtp Fr., t. III, N 353, 355, 358, 382, 416–417, 428–429, 436, 442, 455, 456, 465, 472; Doc. Dip. Fr., t. IV, N 2, 9, 21; «Annales de la Chambre des Deputes… 1881», t. III. Paris, 1882, p. 129–139, 152–156.
[Закрыть].
Последовавшая за этим «договором о союзе и гарантиях» оккупация Туниса французскими войсками привела к восстанию туземных племен, заставивших французские войска втянуться в несправедливую длительную истребительную войну, стоившую и французской стороне весьма дорого – людские жертвы и материальные потери были велики.
Ближайшим внешнеполитическим последствием оккупации Туниса было, как и рассчитывал Бисмарк, подталкивавший Францию к захвату Туниса[834]834
Doc. Dip. Fr., t. II, N 369; Gt. Fol., Bd. III, N 657; J. Adam. Apres l’abandon de la Revanche, p. 70–77; A. 3. Манфред. Внешняя политика Франции, 1871–1891. М. 1952. стр. 226–335.
[Закрыть], резкое обострение франко-итальянских отношений. Заключенный еще в октябре 1879 г. союз между Германией и Австро-Венгрией, направленный против Франции и России, был теперь стараниями германской дипломатии расширен. Двойственный союз был превращен в Тройственный – к нему присоединилась Италия. 20 мая 1882 г. был заключен договор между Германией, Австро-Венгрией и Италией. И хотя германская пресса, маскируя истинную сущность, называла союз срединных монархий «лигой мира», в действительности образование Тройственного союза означало создание в Европе агрессивной военно-политической группировки держав, возглавляемой Германией[835]835
«История дипломатии», т. II. стр. 134–188; A. Billot. La France et l'Italie. Histoire des annees troubles 1881–1899, t. I–II. Paris, 1905.
[Закрыть].
Внешнеполитические позиции Франции заметно ухудшились.
На парламентских выборах 1881 г. республиканцы одержали полную победу над монархистами. Республиканцы получили 457 мест в палате депутатов против 90 мандатов разных монархистских группировок. Но на этих выборах против умеренных республиканцев выступали отделившиеся от них радикалы. Крайне левые, или радикалы, во главе со своим лидером Жоржем Клемансо (1841–1929) выдвинули требования старой республиканской программы, от которых практически отказались умеренные республиканцы, дополнив их рядом программных пунктов Рабочей партии. Главными требованиями радикалов на выборах 1881 г. были демократический пересмотр конституции, прогрессивно-подоходный налог, социальное страхование рабочих, отделение церкви от государства. В области внешней политики радикалы, прежде всего Клемансо – один из лучших ораторов палаты, решительно осуждали колониальную политику и требовали сосредоточения всех сил страны для предстоящей борьбы с Германией. Радикалов поддерживали средняя и мелкая буржуазия и часть рабочих, первоначально даже довольно значительная.
Поскольку на выборах 1881 г. из всех буржуазно-республиканских партий наибольшее число голосов получил «республиканский союз» Леона Гамбетта, ему было поручено сформировать кабинет.
Кабинет Гамбетта, впервые возглавившего правительство, еще до его образования прозвали «великим министерством». От него ожидали многого. Однако правительство знаменитого лидера республиканцев продержалось у власти всего 73 дня. Уже при формировании правительства (ноябрь 1881 г.) Гамбетта столкнулся с немалыми трудностями. Возглавляемая Жюлем Ферри «республиканская левая» и другие партии буржуазных республиканцев отказались от вхождения в состав правительства. Гамбетта должен был составить кабинет только из членов Республиканского союза. Предложенный Гамбетта проект пересмотра конституции не удовлетворил ни левых, ни правых. Палата отвергла проект, и Гамбетта должен был уйти в отставку[836]836
L. Gambella. Discours et plaidoyers politiques, t. VII–XI. Paris, 1883–1885; idem. Letrres… recueillies et annotees par D. blalevy et E. Pillias, Paris, 193.8. J. Reinach. Le ministere Gambetta. Paris. 1884.
[Закрыть]. Вскоре при обстоятельствах, все еще не вполне выясненных, он умер.
У мусорного ящика. Т. Стейнлен
В феврале 1883 г. к власти снова пришел Жюль Ферри. Второе правительство Ферри было одним из длительных – оно продержалось до апреля 1883 г. Считаясь с растущим общественным недовольством и настроениями палаты, правительство Ферри должно было пойти на некоторые реформы: был упразднен институт пожизненных сенаторов, был принят закон о свободе профессиональных союзов (1884 г.), была установлена выборность мэров. Но эти законы прогрессивного характера были проведены в палате главным образом усилиями левых парламентских групп, считавшихся с повышением политической температуры в стране.
Второе правительство Жюля Ферри начало свою деятельность в момент обострения экономических трудностей и социальных противоречий. Банкротство в январе 1882 г. банка «Юнион женераль» и последовавший за этим «великий крах» в банковском мире были лишь началом острого экономического кризиса, охватившего все отрасли хозяйства и затянувшегося на долгие месяцы[837]837
J. Bouvier. Le krach le l’Union generale. 1878–1885. Paris, 1960; «Annuaire statistique», v. 20. Paris, 1900, p. 492–494; «L'Economiste francais», 1882–1883.
[Закрыть].
Экономический кризис повлек за собой ухудшение положения трудящихся и, как следствие этого, подъем массового рабочего движения. В 1882 г. было зарегистрировано наибольшее число забастовок с начала Третьей республики-182; в них участвовало свыше 40 тыс. рабочих[838]838
«L’Ecoiiomisie francais», N 12, 22. III 1890, p. 365; «L’Egalite», N 3, 26.X 1882.
[Закрыть]. Несмотря на то, что большинство стачек закончилось поражением рабочих, в следующем, 1883 г. забастовочная борьба рабочих продолжалась с возрастающим упорством. Крупная, отличавшаяся большим ожесточением забастовка развернулась в 1884 г. на угольных копях Казимира Перье в Анзене. Правительство Ферри – впервые после подавления Коммуны – двинуло против бастующих войска. То же самое повторилось в 1886 г., когда снова была применена военная сила против бастующих горняков в Деказвилле[839]839
«Almanach rie la question sociale pour 1892». Paris, 1893; E. Dolieans. His toire du mouvement ouvriere. 1871–1936. Paris, 1948.
[Закрыть]. Новый лозунг, выдвинутый Ферри, – «опасность слева» (в речи 14 октября 1883 г. в Гавре) – был направлен не столько против радикалов, как это нередко изображается в литературе, сколько против пролетариата, против «социальной опасности»[840]840
A. Rambaud Jules Ferry, p. 205.
[Закрыть].
Разрыв между буржуазными республиканцами, переходящими от саботажа реформ к консервативной политике и открытому применению репрессий, и рабочим классом, против которого направлялись удары карательной политики «республики республиканцев», становился все более полным.
Рабочие освобождались от иллюзий. Буржуазные республиканцы, в которых они видели в 70-х годах, в период борьбы против монархистов, своих Союзников, теперь предстали в истинном свете. «Оппортунизм (т. е. буржуазный республиканизм. – Ред.) все более и более разоблачается как воинствующий авангард реакции…», – писал в январе 1881 г. Эдуар Вайян[841]841
Dieu – ni Maine, N 27, 2.1 1881.
[Закрыть]. Еще более резко выступала Луиза Мишель. «Враг – это Гамбетта!» – заявила она 17 декабря 1880 г., перефразируя старый лозунг Гамбетта – «клерикализм – вот враг!» Последующая политика сменявших друг друга правительств буржуазных республиканцев еще более способствовала освобождению рабочего класса от наивных иллюзий прежних лет.
Жюль Гед
Классовая зрелость пролетариата росла. Это проявлялось не только в подъеме массового рабочего движения, но и в распространении социалистических идей в пролетарской среде, в успехах Рабочей партии.
Возглавляемая Жюлем Гедом и Полем Лафаргом Рабочая партия стала первой во Франции пролетарской партией, открыто провозгласившей верность марксизму. Заслуги Геда и Лафарга в популяризации и пропаганде идей марксизма на французской почве в тот период были весьма велики. Гед не щадил себя: он отдавал себя целиком делу служения рабочему классу; живя в нужде, превозмогая болезни, он неутомимо выступал на сотнях рабочих собраний, терпеливо разъяснял рабочим их задачи, убеждал колеблющихся, приобщал к социализму все новые и новые слои пролетариев. Жюль Гед писал весной 1879 г. Марксу: «Перерубить канат, который удерживает еще наших трудящихся в фарватере радикализма или буржуазного якобинизма, и показать им всю никчемность полюбовных или мирных решений (кооперация, банк и т. д.) – таким должен быть и таким был наш двойной план, теперь быстро приближающийся к успешному завершению»[842]842
«Французский ежегодник. 1962». М., 1963, стр. 446–447.
[Закрыть].
И он, и его друзья проявляли огромную энергию для достижения этой цели. Рабочая партия росла количественно, но ее влияние было шире организационного охвата рабочих. Энгельс еще в мае 1880 г. писал Августу Бебелю: «И во Франции дела идут отлично. Наши коммунистические воззрения там повсюду прокладывают себе дорогу…»[843]843
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 34, стр. 353.
[Закрыть]. Отражением роста влияния партии был успех начавшей выходить в 1881 г. новой ежедневной газеты, издаваемой гедистами, «Ле ситуайен», тираж ее достигал 25 тыс. экземпляров[844]844
Fridrich Engels, Paul et Laura Laforgue. Correspondance. Textes recueillies, annotes et presentes par E. Bottigelli, t. I. Paris, 1956, p. 67.
[Закрыть].
Однако французскому рабочему движению были присущи и слабости. Главной из них была раздробленность рабочего движения, распадение его на соперничающие, порою даже враждующие организации.
В 1880 г. возвратившиеся во Францию после амнистии коммунары-бланкисты, примкнувшие первоначально к Рабочей партии, затем создали свою собственную партию – Центральный революционный комитет, возглавляемую после смерти в 1881 г. О. Бланки Эдуаром Вайяном. При несомненной преданности революционному делу и готовности идти ради него на жертвы бланкисты в то же время проявляли склонность к сектантству, обособлялись от Рабочей партии, оставались чужды марксизму. Позже часть бланкистов стала обнаруживать готовность к сотрудничеству с радикалами[845]845
См. М. Dommanget. Edouard Vaillant. Un grand socialiste. 1840–1915. Paris, 1956.
[Закрыть].
Поль Лафарг
Немало рабочих, в особенности ремесленных, и беднейшие слои городской мелкой буржуазии испытывали влияние анархистов. Часть анархистов в период борьбы с кооператорами-барберетистами входила в блок коллективистов. Принятие на Гаврском съезде в основном марксистской программы обострило разногласия и привело к размежеванию анархистов и марксистов. Анархисты организовали в 1882 г. ряд террористических покушений, значение которых было раздуто начатыми против них преследованиями. В 1883 г. правительство организовало процесс против анархистов и приговорило многих из участников анархистского движения, в том числе П. А. Кропоткина и Эмиля Готье, к разным срокам тюремного заключения[846]846
См. П. A. Кропоткин. Записки революционера. M. 1931; J. Maitron. Histoire du mouvement anarchiste en France (1880–1914). Paris, 1951.
[Закрыть]. Этот процесс лишь способствовал популярности анархистов.
Вне влияния Рабочей партии по-прежнему находились отдельные разрозненные, большей частью очень мелкие синдикаты – профессиональные союзы.
Наконец, в рядах самой Рабочей партии вскоре после ее создания развернулась острая внутренняя борьба. Как уже говорилось, Рабочая партия сложилась в 1879–1880 гг. как блок разных групп коллективистов, объединенных общей враждебностью к реформистскому направлению кооператоров-барберетистов. После победы коллективистов на Марсельском конгрессе 1879 г. и принятия партией в 1880 г. марксистской программы можно было ожидать, что руководящее ядро партии во главе с Гедом и Лафаргом обеспечит развитие партии в боевую, пролетарскую марксистскую партию. Старания Жюля Геда и Лафарга, несмотря на некоторую их склонность к сектантскому догматизму, были направлены к этому[847]847
J. Guesde. Collectivisme et revolution. Paris, 1879; idem. Le socialisme du jour au jour. Paris, 1899.
[Закрыть].
Однако в партии постепенно начали все громче раздаваться иные голоса. Часть коллективистов, блокировавшихся ранее сфранцузскими марксистами, выступила против них. Революционномарксистскому направлению в партии было противопоставлено иное – мелкобуржуазно-реформистское; его главными лидерами были бывшие сподвижники Бакунина Поль Брусе и деятель Парижской Коммуны Бенуа Малой. Брусе и Малой, отвергая идеи марксизма, в особенности Марксову теорию социалистической революции, проповедовали эклектические, путаные взгляды, заимствованные у Прудона, у Бакунина, у буржуазных радикалов. Постепенно в их шумных, крикливых выступлениях отчетливо определилось главное: они хотели превратить Рабочую партию в партию реформ, ограничить задачи рабочего класса практически достижимым в буржуазном обществе, встать на путь «осуществления идеалов по кускам»[848]848
Friedrich Engels, Paul et Laura Laforgue. Correspondance, f. I, p. 68–97; К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 35, стр. 185–191, 219, 279–280, 310–315, 319–320.
[Закрыть].
Эти утопистско-реформистские устремления в конце концов конкретизировались в идеях «муниципального социализма», провозглашенного бруссистами столбовой дорогой рабочего движения. Завоевание социалистами на местных выборах наибольшего числа мест в муниципалитетах объявлялось главной задачей рабочего класса. Естественно, что эта дезориентировавшая пролетариат идея встретила решительные возражения Геда и Лафарга, справедливо отвергавших и всю сумму реформистских взглядов, всю теорию и практику «поссибилизма».
Принципиальные разногласия, обостренные резкой взаимной полемикой, сделали неизбежным разрыв. На очередном конгрессе Рабочей партии в Сент-Этьенне в 1882 г. произошел раскол[849]849
К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 35, стр. 185–191, 219, 279–280, 310–315, 319–320.
[Закрыть]. Гедисты, оказавшиеся в Сент-Этьенне в меньшинстве, открыли собственный конгресс в Роанне; они сохранили за партией старое наименование.
