Текст книги "История Франции т.2"

Автор книги: Альберт Манфред

Соавторы: Сергей Сказкин,С. Павлова,В. Загладин,В. Далин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 50 страниц)

Выступление потерпело неудачу. Оно не было подготовлено, не было своевременно возглавлено. Рабочие явились невооруженными, а между тем их ожидали 60 тыс. стянутых в Париж вооруженных солдат. «Истинное счастье, что, вопреки Г. Флураису, на похоронах Нуара не началась заварушка. – писал Энгельс[536]536
  «Troisieme Proces de l'AIT a Paris», p. 33.


[Закрыть] Марксу – …Подумать только! 200 000 безоружных рабочих должны были из открытого поля (т. е. находясь вне крепостных стен. – Ред.) завоевать Париж, занятый 60 000 солдат!»[537]537
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 32. стр. 355.


[Закрыть] Организационная слабость революционных сил была со всей очевидностью продемонстрирована событиями 10–12 января. Ни деятели Федеральной палаты рабочих обществ Парижа, ни руководящие члены парижской организации Интернационала не возглавили движение.

Политическая обстановка в стране все более обострялась 19 января разразилась стачка 10 с лишним тыс. рабочих металлургических предприятий Шнейдера в Крезо, подавленная вооруженной силой и повлекшая за собой аресты. За стачкой последовали события 7–8 февраля, вызванные арестом Рошфора за статьи в «Марсельезе» в связи с убийством Нуара. В Ла-Вилетте, Бельвилле, Тампле, на площади Шато д’О, у тюрьмы Сент-Пелажи и в других пунктах Парижа были сооружены баррикады, раздавались возгласы «Да здравствует республика!». За «участие в мятеже» были привлечены к судебной ответственности 94 человека, главным образом рабочие. Но и на этот раз социалистам в обращении членов парижской организации Интернационала к рабочим пришлось признать, что «момент для решительных и немедленных действий еще не наступил»[538]538
  «La Marseillaise». 7.II 1870.


[Закрыть].

Между тем подъем рабочего движения нарастал. Дальнейшие крупные стачки произошли в Сен-Кантене, Лионе, снова в Крезо, в Фуршамбо, в Париже и в других промышленных центрах, в частности в департаменте Верхний Рейн. В окрестностях Лиона в первые месяцы 1870 г. бастовало около 7 тыс. сельскохозяйственных рабочих[539]539
  «L’Egalite». 28 V 1870.


[Закрыть]. В еще большей степени, чем прежде, стачки приводили к созданию новых профессиональных объединений и секций Интернационала. «Франция скоро вся покроется секциями Интернационала», – писала в конце апреля газета «Солидарите». В Париже в то время существовало 16 секций МТР, куда, по сообщению Варлена, входили 25 из 40 профессиональных объединений, составлявших парижскую Федеральную палату. Объединение парижских секций Интернационала в единую федерацию становилось неотложной задачей в условиях быстрого нарастания политического кризиса.

Созданию Парижской федерации МТР сопротивлялась правопрудонистская группа Голена. Варлену и другим парижским социалистам удалось сломить противодействие прудонистов, и 18 апреля 1870 г. на общем собрании членов парижских секций под председательством Варлена была создана Парижская федерация Интернационала. Об этом знаменательном собрании, на котором присутствовало 1200–1300 членов МТР, Поль Лафарг восхищенно писал 20 апреля Марксу: «Что было прекрасно на этом собрании – так это потребность в централизации, которую испытывали все члены, ясное и четкое понимание рабочим классом своей индивидуальности как класса, своего антагонизма к буржуазии. Как счастливы были бы Вы, рыцарь классовой борьбы, присутствовать при проявлении этих чувств»[540]540
  ЦПА ИМЛ. Ф. 1. оп. 5, ед. хр. 8209.


[Закрыть]. И далее Лафарг подчеркивал, что именно «благодаря Интернационалу, который со времени последних выборов добился громадных успехов, как и благодаря Федеральной палате рабочих обществ, рабочий класс в настоящее время сознает свою силу и хочет действовать во что бы то ни стало»[541]541
  Там же.


[Закрыть]. Лаура Лафарг 18 апреля 1870 г. сообщала Марксу: «Интернационал делает здесь чудеса. Рабочие явно питают к Товариществу неограниченное доверие; секции образуются ежедневно»[542]542
  Там же, ед. хр. 8190.


[Закрыть].

Первым крупным политическим актом вновь созданной Парижской федерации Интернационала была широкая пропагандистская кампания, имевшая целью разъяснить трудящимся массам подлинный смысл плебисцита, назначенного бонапартистским правительством на 8 мая. Декретом от 23 апреля французский народ призывался ответить путем голосования на вопрос, одобряет ли он либеральные реформы, осуществлявшиеся императором с 1860 г., и ратифицирует ли он опубликованную 20 апреля новую, либеральную конституцию, в которой эти реформы зафиксированы. При такой постановке вопроса утвердительный ответ означал одобрение не только конституции, но и всего государственного строя, возглавляемого Наполеоном III. Опубликованное одновременно с новой конституцией обращение к французскому народу за подписью императора не оставляло сомнений на этот счет. «Дайте мне новое доказательство вашей приверженности, – говорилось в нем. – Ответив утвердительно на поставленный вам вопрос, вы отвратите угрозу революции, поставите на прочный фундамент порядок и свободу и облегчите переход короны к моему сыну».

В совместном манифесте Парижской федерации МТР и Федеральной палаты рабочих обществ, опубликованном 24 апреля в «Марсельезе», указывалось, что единственным правильным ответом на плебисцит является воздержание от голосования, ибо никакая монархическая конституция не способна удовлетворить трудящихся. Только демократическая и социальная республика является предметом их законных стремлений. Они должны поэтому добиваться осуществления таких социальных преобразований, как превращение рудников, каналов, железных дорог, банков из средств эксплуатации в общественные предприятия, функционирующие в интересах народа. Далее перечислялись другие требования, фигурировавшие в избирательной программе парижских социалистов 1869 г. Особенностью манифеста являлось обращение к труженикам деревни, в котором подчеркивалась общность их интересов с интересами трудящихся города. Руанская, Марсельская и Лионская федерации МТР опубликовали схожие манифесты.

По мере приближения дня плебисцита усиливались преследования социалистов, главным образом членов Интернационала. Все средства террора и провокации были пущены в ход, чтобы обезглавить французские секции. В циркуляре за подписью Эм. Оливье, разосланном 30 апреля генеральным прокурорам, им предоставлялись широкие полномочия на арест членов Интернационала и прочих лиц, «занимавшихся на публичных собраниях подстрекательством к убийству императора». Глава либерального кабинета указывал своим агентам: «Мы не можем пассивно наблюдать, как в стране разливается революционный поток». Предписания ускорить «вылавливание членов Интернационала», имеющего свои организации «во всех крупных городах», рассылались и в следующие дни. «Не проявляйте колебаний… ударьте главным образом по руководящей головке» [543]543
  «Papiers secrets et correspondance de la famille imperiale», t. I, 2-eme ed. Paris. 1873, p. 315, 316, 319.


[Закрыть], – гласил один из циркуляров, разосланных по всей стране.

Благодаря грубому давлению на крестьян, а также благодаря сфабрикованному очередному «делу о покушении на жизнь императора», благодаря бешеной травле социалистов правительство Наполеона 111 получило 7 358 786 утвердительных голосов, что составляло около 70 % участвовавших в плебисците. 1 577 939 человек (14,8 %) голосовали против и 1 894 681 (15,6 %) воздержались. Вместе с тем результаты плебисцита содержали в себе и тревожные симптомы для бонапартистского правительства. В крупных городах процент противников империи и воздержавшихся был достаточно велик. В Париже, например, только около одной трети участников плебисцита ответили утвердительным голосованием. Голосование в армии также дало малоутешительные результаты. В одном только парижском гарнизоне 46 тыс. солдат высказались отрицательно. По данным французской оппозиционной печати, «часть армии не только голосовала против империи, но и высказалась за республику» [544]544
  АВПР, Ф. Пресса, 1870 Г., д. 101, Л. 207.


[Закрыть]. Парижский корреспондент русской газеты «Nord» сообщал в Петербург: «Император очень взволнован оппозиционным голосованием в армии»[545]545
  Там же, л. 211.


[Закрыть].

Маркс и Энгельс считали великолепным поведение французских рабочих во время плебисцита. «Эти люди теперь снова начали действовать, а это их стихия, в этой области они мастера», – писал Энгельс 19 мая Марксу. Несколькими днями раньше Энгельс следующим образом оценивал общие результаты плебисцита: «Итоги в крупных городах Франции очень хороши. В остальных местах имела место фальсификация, и они не идут в счет»[546]546
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 32, стр. 429, 418.


[Закрыть]. Маркс с величайшим одобрением отзывался и о самоотверженной антибонапартистской борьбе французских членов Интернационала после плебисцита. Преследования не приостановили деятельности Интернационала, как и не ослабили стачечного движения во Франции. В мае – июле 1870 г. оно еще шире распространилось по стране.

Начавшийся 22 июня 1870 г. в Париже третий процесс Интернационала наглядно показал, каких успехов он достиг со времени второго процесса, несмотря на непрерывные правительственные гонения. Само обвинительное заключение по делу 38 привлеченных к судебной ответственности заключенных свидетельствовало об этом: в нем был приведен обширный документальный материал, конфискованный полицией при обысках. «Это было один из самых захватывающих процессов», – писала впоследствии Луиза Мишель, сообщавшая, что в зале суда присутствовало около 3 тыс. человек[547]547
  L. Michel. La Commune. Paris, 1898, p. 22–23.


[Закрыть]. Убежденность и мужество, с каким подсудимые – в большинстве своем 25-30-летние рабочие – отстаивали свои социалистические убеждения, произвели огромное впечатление на аудиторию. Процесс вместе с тем показал, что даже передовые французские рабочие, члены Интернационала, не освободились еще в 1870 г. от влияния прудонизма. Наиболее зрелым в идейном отношении, несмотря на молодость (ему было 26 лет), среди подсудимых был Лео Франкель. Согласно приговору, вынесенному 8 июля, Варлен (заочно, ибо он эмигрировал 21 апреля в Бельгию), Жоаннар, Комбо, Мюра, Малой, Пенди, Элигон были приговорены к году тюремного заключения и денежному штрафу, остальные – к 2 месяцам тюрьмы и штрафу. Парижская организация Интернационала была объявлена ликвидированной.

Франко-Прусская война

Уже 19 июля 1870 г., вслед за третьим процессом Интернационала, правительство Второй империи официально объявило войну Пруссии. В победоносной внешней войне, которая должна была последовать за разгромом революционного движения внутри страны, правящая бонапартистская клика видела выход из все углублявшегося политического кризиса, принимавшего угрожающие размеры. К войне стремилось также прусское правительство, усматривавшее в правительстве Наполеона III главное препятствие на пути объединения Германии под гегемонией Пруссии. Конфликт между Францией и Пруссией из-за кандидатуры принца Леопольда Гогенцоллерна на испанский престол был использован обеими сторонами для ускорения начала войны, объявление которой Бисмарк провокационно предоставил Франции.

Через четыре дня после официального объявления войны Маркс в воззвании Генерального Совета Интернационала от 23 июля 1870 г. предсказал неизбежность близкого крушения бонапартистской империи. «Чем бы ни кончилась война Луи Бонапарта с Пруссией, – похоронный звон по Второй империи уже прозвучал в Париже», – гласило воззвание. Назвав войну оборонительной для немецких государств, Маркс вместе с тем разоблачал провокационную роль Пруссии, реакционность и агрессивность ее господствующих классов и от имени Генерального совета предупреждал немецкий рабочий класс, что если он «допустит, чтобы данная война потеряла свой чисто оборонительный характер и выродилась в войну против французского народа, – тогда и победа и поражение будут одинаково гибельны» [548]548
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 17, стр. 3, 4.


[Закрыть].

Французское командование во главе с Наполеоном III (на время его пребывания в армии в качестве главнокомандующего императрица Евгения была объявлена регентшей) делало ставку на молниеносную войну, диктовавшуюся военными и политическими соображениями. К ведению затяжной, регулярной кампании французская армия не была подготовлена: прусская армия обладала численным превосходством и более высокими боевыми качествами. Затяжная война была, кроме того, чревата политическими осложнениями, так как народ Франции, согласно донесениям агентов Второй империи, не хотел войны. Если, далее, учесть, что Франция вступала в войну, не имея союзников, и что только первые победы французского оружия могли побудить Австрию и Италию выступить на ее стороне, то станет тем более понятным почему правительство Наполеона III ориентировалось исключительно на стремительное вторжение французских войск в пределы Германии и на создание в самом начале войны военного преимущества для Франции. Это облегчалось особенностями французской кадровой системы, позволявшими завершить мобилизацию гораздо раньше, чем прусская система ландвера, и воспрепятствовать благодаря этому соединению северогерманских войск с южногерманскими.

Но для успешного осуществления такого плана требовалась полная подготовленность к ведению молниеносной, наступательной кампании. Между тем уже первые дни после объявления войны показали, что военный план французского командования не мог быть реализован. Французская армия не выступила ни 20 июля, согласно первоначальному плану, ни 29 июля, в день, когда прибывший накануне в Мец Наполеон III, взявший на себя главное командование, намеревался переправить войска через границу. Вследствие беспорядочной, запоздалой мобилизации необходимые для вторжения боевые силы не были своевременно подтянуты к границе, а те численно недостаточные силы, которые были здесь сосредоточены, не были обеспечены ни походным снаряжением, ни боеприпасами, ни провиантом. Беспорядок и путаница, царившие на железных дорогах, усугубляли положение. Вынужденная задержка с началом военных действий существенно изменила положение дел в пользу немцев. «Пожалуй, можно сказать, что армия Второй империи до сих пор терпела поражения от самой же Второй империи»[549]549
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 17, стр. 21.


[Закрыть], – справедливо писал в эти дни Энгельс.

Упустив благоприятный момент для наступления, французское командование было вынуждено перейти к непредусмотренной им оборонительной войне против первоклассной для того времени прусской армии. Немецкое командование, выигравшее время для переброски своих войск к границе и для сосредоточения их на намеченных позициях, 4 августа само перешло в наступление, атаковав линию Виссамбура в Эльзасе, – один из наиболее слабых пунктов французской обороны. Вследствие плохой организации разведки французская вторая дивизия под командованием генерала Абеля Дуэ – единственная дивизия, противостоявшая здесь немцам, – была застигнута врасплох. Не получив подкрепления из-за разобщенности французских войск, растянутых на 70 миль вдоль франко-германской границы, она одна героически сражалась против трех армейских корпусов немцев и отступила только после того, как нанесла численно более чем в пять раз превосходившему ее противнику значительные потери. В бою был убит генерал Абель Дуэ. Храбрость французских солдат в этом первом серьезном столкновении была впоследствии отмечена даже главнокомандующим прусской армии фельдмаршалом Мольтке[550]550
  Н. Moltke. Geschichte des deutsch-franzosischen Krieges von 1870–1871. Berlin, 1891, S. 13.


[Закрыть].

Несмотря на старания французского правительства скрыть от населения истинное положение вещей, слух о поражении просочился 5 августа в Париж, который пришел в крайнее возбуждение. «Если в течение 24 часов население не получит сообщения о победе, то неизвестно, до каких крайностей оно способно будет дойти»[551]551
  A. Darimon. Les cent seize sous le Second empire. Paris, 1874, p. 408.


[Закрыть], – записал в этот день парижский публицист Альфред Даримон. И действительно, 6 августа Париж облетел слух о крупной победе, одержанной первым корпусом Рейнской армии под командованием маршала Мак-Магона у Верта (Эльзас). Этот ложный слух, пущенный не без ведома правительства биржевыми воротилами Парижа, был к вечеру опровергнут поступившими сведениями о поражении Мак-Магона. В тот же день, 6 августа, на границе Лотарингии у Форбаха понес крупное поражение генерал Фроссар, командовавший вторым корпусом Рейнской армии. Оба сражения были проиграны, несмотря на отвагу и стойкость французских солдат.

В результате трех первых поражений французской армии немцы оккупировали часть Эльзаса и Лотарингии.

Сражения 4 и 6 августа воочию показали, что французская армия, все еще сохранявшая за собой до начала войны славу первоклассной армии, «в час испытания, – как писал Энгельс, – … не могла противопоставить неприятелю ничего, кроме славных традиций и врожденной храбрости солдат»[552]552
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 17, стр. 99.


[Закрыть]. А этого одного было недостаточно для успешного ведения войны.

Многочисленными антиправительственными манифестациями ответили 7 августа народные массы Парижа и ряда провинциальных центров на известие о поражениях предыдущего дня. В разных районах столицы происходили столкновения манифестантов с жандармерией и правительственными войсками. Раздавались требования низложения Наполеона III и провозглашения республики. «В Париже чувствовалось… дыхание революции»[553]553
  J. Р. Т. Bury. Gambetta and the National Defence. London, [1936], p. 42.


[Закрыть].

Однако народные манифестации носили стихийный характер. Их никто не организовал, никто не возглавил. Рабочие Парижа в результате преследований были в это время лишены своих признанных вождей. «Наши французские секции разгромлены, самые испытанные люди либо бежали, либо заключены в тюрьму»[554]554
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 33, стр. 115.


[Закрыть], – писал Маркс 2 августа 1870 г. И. -Ф. Беккеру. По этой причине не были использованы благоприятно сложившиеся 7 августа обстоятельства для свержения империи: в правительственных кругах царили замешательство и растерянность после получения депеши генерального штаба о поражениях 6 августа. По свидетельству одного из бонапартистских журналистов, «город в течение двух часов оставался без власти. Министры метались растерянные… На бульварах гудели толпы народа. В префектуре растерянность была еще большая, чем в министерстве внутренних дел… Полицейские и жандармерия… не получали никаких распоряжений, никаких инструкций»<sup>[555]555
  Цит. по: A. Ranc. Sous l'Empire Faris, 1872, p. 156.


[Закрыть]</sup>.

Правительство больше всего опасалось выступления рабочих Парижа под руководством депутатов-республиканцев. Однако уже очень скоро оно убедилось в необоснованности своих опасений. Депутаты левой фракции не присоединились к народу, а предпочли направить к председателю законодательного корпуса Шнейдеру делегацию (Фавр, Симон, Пеллетан и др.), чтобы убедить его передать исполнительную власть комитету из состава одного только бонапартистского большинства палаты. «Мы же на власть не претендуем, мы хотим лишь служить ей»[556]556
  J. Favre. Le gouvernement de la defense nationale, du 30 juin au 31 octobre 1870, i. 1. Paris. 1871, p. 32.


[Закрыть], – убеждал его Фавр. Однако Шнейдер не дал согласия поддержать это предложение. Поведение левых депутатов приободрило бонапартистов. Они перешли в наступление.

Уже 7 августа правительство приняло ряд чрезвычайных мер для подавления возможных выступлений. Париж был объявлен на осадном положении, около 40 тыс. солдат были из разных пунктов спешно переброшены в столицу. 8 августа на осадное положение был переведен ряд департаментов. В воззвании к парижанам, появившемся в этот день на стенах Парижа, усиленно подчеркивалось, что участие в волнениях равносильно борьбе против французской армии, что республиканцы являются врагами отечества, шпионами Пруссии. На 9 августа созывалась чрезвычайная сессия законодательного корпуса.

Не добившись уступок от бонапартиста Шнейдера, депутаты левой фракции вступили в сговор с орлеанистами, прилагая дальнейшие усилия, «чтобы спасти монархический принцип за счет династии Бонапартов»[557]557
  «Der Volksstaat», 11.VIII 1870.


[Закрыть], как писал по этому поводу центральный орган немецкой социал-демократической рабочей партии. Они намеревались совместно с орлеанистами внести 9 августа в законодательном корпусе предложение об установлении временного коалиционного правительства. В страхе перед революцией левые депутаты, к которым рабочие Парижа неоднократно обращались в эти дни, безуспешно предлагая им возглавить борьбу за свержение империи [558]558
  «Enquete parlementaire sur les actes du gouvernement de la Defense nationale» (далее-«Actes»), t. 1-Vil. Paris, 1872–1876, t. V, p. 202. Deposition Garnier-Pages.


[Закрыть], бросились в лагерь монархической реакции, чтобы совместными стараниями буржуазных партий предотвратить революционное свержение империи и установление республики.

Ко времени открытия чрезвычайной сессии законодательного корпуса большинство бонапартистов было уже уверено в том, что депутаты левой фракции «неспособны рискнуть на переворот»[559]559
  A. Ranc. Sous l'Empire, p. 155.


[Закрыть]. И тем не менее они с тревогой ожидали открытия сессии, считая, что опасность для империи еще не миновала. Подавляющая часть населения Парижа настоятельно требовала свержения империи. Свою основную задачу бонапартисты видели в том, чтобы, перехватив инициативу у левых депутатов, ограничиться сменой министерства Оливье. Они имели наготове новый кабинет во главе с ярым бонапартистом графом Паликао.

Открывшееся 9 августа в час дня в Бурбонском дворце заседание законодательного корпуса происходило под усиленной охраной воинских и полицейских частей. Около 100 тыс. парижан[560]560
  «Actes», t. V, p. 113 Deposition Pielri.


[Закрыть], среди которых преобладали рабочие, заполнили прилегающую ко дворцу площадь Согласия и соседние улицы. Возгласы «Да здравствует республика!», звуки «Походного гимна», требования оружия раздавались со всех сторон. Когда в ответ на пронесшийся над площадью клич «Вперед, к палате!» вся многотысячная масса людей двинулась к зданию законодательного корпуса, ей преградили путь кавалерийские части, охранявшие Бурбонский дворец; по имеющимся сведениям, здесь неоднократно раздавались выстрелы. Отдельные группы манифестантов проникли в прилегающий ко дворцу сад.

Все происходившее за стенами законодательного корпуса, в гуще народных масс, теснившихся на подступах к нему, не могло не оказать влияния на ход заседания внутри Бурбонского дворца. Вслед за пространным выступлением Эмиля Оливье, всеми средствами пытавшегося спасти свой кабинет и с этой целью доказывавшего, что первые военные неудачи Франции не окажут существенного влияния на дальнейший ход войны, если усилия, предпринятые правительством, чтобы пополнить численность армии, получат поддержку палаты, слово получил Жюль Фавр, выступивший от имени 34 депутатов левой фракции с двумя предложениями: о вооружении всех боеспособных граждан, занесенных в списки избирателен, и об отстранении Наполеона III от командования армией и от управления государством с передачей функций исполнительной власти комитету из 15 депутатов законодательного корпуса.

Если первое предложение, требовавшее в сущности выдачи оружия только буржуазным слоям населения, не встретило сопротивления (слишком напряженной была политическая обстановка в стране) и было лишь дополнено поправкой о необходимости распространить это мероприятие и на провинцию (вооружением реакционных элементов провинции, в том числе крестьянства, хотели обезопасить себя от революционного Парижа), то второе предложение левой фракции вызвало бурю протестов и было отклонено бонапартистским большинством. Левые депутаты, настаивая на неотложности низложения Наполеона III, руководствовались стремлением предотвратить революционный захват законодательного корпуса народом. Их беспокоили раздававшиеся поблизости выстрелы, свидетельствовавшие о столкновениях народных масс с правительственными войсками. Левый депутат Жюль Ферри счел даже необходимым в этот критический момент прийти на помощь командующему войсками, охранявшими дворец, маршалу Бараге д’Илье. С террасы дворца он убеждал рабочих, ворвавшихся в сад Бурбонского дворца, отказаться от намерения проникнуть в помещение законодательного корпуса, апеллируя к их «патриотическим чувствам».

Увещевания левых депутатов, добивавшихся незамедлительного создания правительственного комитета, не возымели действия на бонапартистское большинство, которое отдавало себе отчет в том, что создание такого комитета практически означает передачу власти в руки орлеанистов и их союзников – буржуазных республиканцев. Поэтому они непреклонно настаивали на сохранении нетронутым существующего режима, доказывая, что это единственное средство предотвратить революцию. Обсуждение этого острейшего вопроса приняло столь бурный характер, что председательствующий вынужден был прервать заседание.

Когда заседание возобновилось, левый депутат Э. Пикар предложил отложить решение вопроса о власти и ограничиться отстранением кабинета Оливье. Поставленное на голосование предложение левой фракции было отклонено 190 голосами против 53, при 2 воздержавшихся. Министерство Оливье подало в отставку. Формирование нового кабинета было поручено графу де Паликао. Бонапартисты одержали временную победу.

Таким образом, события 7–9 августа 1870 г., которые даже по признанию префекта парижской полиции могли с успехом привести к революции[561]561
  «Acies», V. V, р. 113. Deposition Pietri.


[Закрыть], благодаря пособничеству левых депутатов продлили дни Второй империи в ущерб национальным интересам Франции, интересам ее безопасности. Пришедшая к власти в итоге этих событий правобонапартистская клика во главе с графом Паликао, назначенным также военным министром, подчинила интересы страны интересам сохранения бонапартистского режима и тем самым ускорила военный разгром Франции.

Новый кабинет, в состав которого вошли отъявленные бонапартисты, назвал себя «министерством национальной обороны», давая этим понять, что считает своей единственной задачей борьбу против внешнего врага. «Вновь сформированный кабинет… проникнут единственной мыслью, которой он неустанно вдохновлен, – мыслью об обороне дорогого всем нам отечества. Мы употребим для этого все наши усилия. Ни один час не будет потерян; можете быть в этом уверены»[562]562
  «Annales du Senat et du Corps legislatif» (далее-«Annales»). Corps legislatif. Seance du 10 aout 1870, p. 27.


[Закрыть], – так определил 10 августа на заседании законодательного корпуса программу нового министерства председатель государственного совета Бюссон-Бийо.

Однако, вопреки своим заявлениям, новые правители Франции, отождествляя интересы правящей бонапартистской клики с государственными интересами, направили главные усилия на борьбу с «внутренними врагами», т. е. противниками сохранения империи, демагогически утверждая в своих обращениях к населению, что успешная борьба против внешнего врага невозможна без «спасения отечества» от «внутренних врагов». Первые же мероприятия нового министерства свидетельствовали о его решимости беспощадно подавить любое проявление антибонапартистских настроений и вместе с тем указывали на его непрочность.

Уже 10 августа были закрыты республиканские газеты «Ревей» и «Раппель». Вместо предполагавшейся отправки в подкрепление Рейнской армии части войск, вызванных накануне в Париж, сюда были затребованы новые воинские части из пограничных департаментов. Все новые департаменты переводились на осадное положение. По этому поводу английская «Таймс» писала: «Во всем этом мы усматриваем невольное признание того, что недовольство существующим режимом и неприязнь к нему получили широкое распространение… Всего за две недели Наполеон III подорвал основы своего трона в гораздо большей мере, чем это было сделано до сих пор объединенными усилиями всех оппозиционных классов вместе взятых»[563]563
  «Times», 13.11 1870.


[Закрыть]. В том же духе высказывались другие видные английские газеты. Британский посол в Париже лорд Лайонс весьма скептически оценивал положение правительства Паликао Что касается зарубежной социалистической печати, то она единодушно считала министерство Паликао нежизнеспособным. «Империя приближается к своему концу и уже не считает более нужным сохранять маску приличия… С безрассудной и беззастенчивой быстротой она стремится навстречу своему крушению»[564]564
  «Der Vollksslaat», 17.VIII 1870.


[Закрыть], – писал, в частности, орган германских социал-демократов.

В этом свете заслуживает особого внимания безоговорочная поддержка, которую с первых дней нашло правительство Паликао у республиканских депутатов. И с трибуны законодательного корпуса, и в своих контактах с населением они старались создать о новом министерстве ложное представление, как о дееспособном и патриотическом. Гамбетта не составлял в данном случае исключения. Уже 12 августа он, выступая в законодательном корпусе, поспешил выразить благодарность главе правительства за его благие намерения в деле обороны страны[565]565
  «Annales». Corps legislatif. Seance du 12 aout 1870, p. 65.


[Закрыть].

Между тем в стране не прекращались антибонапартистские выступления, несмотря на осадное положение и террор. В числе городов, в которых после прихода к власти министерства Паликао имели место «беспорядки», печать ряда стран (бонапартистская печать умалчивала об этом) называла Лион, Марсель, Тулузу, Лимож, Бордо и др. В целом, как сообщала русская печать, «в семи или восьми департаментах» Франции произошли в эти дни «республиканские вспышки»[566]566
  «Дело», 1870, № 8, стр. 87.


[Закрыть]. Это были беспомощные выступления, неизбежно кончавшиеся неудачей. В Париже 11 августа была предпринята новая попытка оказать давление на депутатов левой фракции. К ним была направлена от имени Федерации синдикальных палат делегация в составе 60 человек, которой было поручено запросить их, «намерены ли они дать наконец сигнал к ниспровержению этого злополучного правительства», на что был получен ответ, что такое выступление несвоевременно[567]567
  G. Lefrancais. Souvenirs d'un revolutionnaire. Bruxelles, [1902], p. 385–386.


[Закрыть].

В ночь на 12 августа в Париж из Брюсселя нелегально прибыл Бланки по вызову своих приверженцев. Убежденные в том. что 9 августа достаточно было обратиться с призывом к народным массам на подступах к законодательному корпусу, чтобы с успехом осуществить революцию, они были уверены, что и после событий этого дня можно в любой момент свергнуть империю. После некоторой подготовки они 14 августа предприняли такую попытку, окончившуюся провалом: они не встретили поддержки у рабочего населения. На бульваре Ла-Вилетт, где собрались бланкисты, они со всей ясностью убедились, «что их план не имеет никаких шансов на успех», как признавал месяц спустя сам Бланки. «Напрасно взывали они к населению: „Да здравствует республика! Смерть пруссакам! К оружию!“ Ни единого слова, ни единого движения не последовало в ответ…»[568]568
  A. Blanqui. Affaire de la VilleUe. – «La Pairie en danger», 16.IX 1870.


[Закрыть] – с горечью вспоминал он впоследствии.

Многие передовые люди Франции (Варлен, Жюль Валлес и др.) осуждали бланкистов за их безрассудство, называя их при этом «честными и храбрыми, преданными своим принципам и своему отечеству республиканцами» [569]569
  J. Valles. L’insurge. Paris, 1886, p. 180.


[Закрыть]. Луиза Мишель посвятила им взволнованные стихотворные строки[570]570
  «Memoires de Louise Micliel, ecrites par elle-meme», t. I. Paris, 1886, p. 163.


[Закрыть]. Что касается буржуазных республиканцев, то они полностью присоединились к гнусной клевете, распространявшейся бонапартистской печатью, будто «покушение» 14 августа – дело рук прусских шпионов. Военный трибунал уже 16 августа приступил к судебному разбирательству «дела Ла-Виллетт». С трибуны законодательного корпуса Гамбетта 17 августа рассыпался в благодарностях правительству Паликао за то, что оно «как всегда безошибочно… сразу напало на след агентов Бисмарка, изобличив их перед общественным мнением»; он требовал применения самых суровых мер к участникам выступления[571]571
  «Annales». Corps legislatif. Seance du 17 aout 1870, p. 143.


[Закрыть]. Поведение Гамбетта вызвало гнев и возмущение социалистов и демократов во Франции и за ее пределами. «О, бандит! – негодовал Жюль Валлес – ему лучше других известно, что выступление совершено мужественными, благородными людьми» [572]572
  J. Valles. L’insurge, p. 184.


[Закрыть]. Арестованные 14 августа бланкисты Эд и Бридо были вскоре приговорены военным трибуналом к смертной казни. По этому поводу русская газета «Неделя» писала: «Кровь этих людей отчасти ляжет и на Гамбетта»[573]573
  «Неделя», 16(28).VIII 1870 г., стр. 1086.


[Закрыть]. Даже умеренно либеральный «Вестник Европы» осуждал Гамбетта за то, что он «решился утвердить своим голосом справедливость приговора военного суда»[574]574
  «Вестник Европы», 1870, кн. IX. Иностранное обозрение, стр. 392–395.


[Закрыть].