Текст книги "История Франции т.2"

Автор книги: Альберт Манфред

Соавторы: Сергей Сказкин,С. Павлова,В. Загладин,В. Далин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 50 страниц)

Русский поход и агония империи

Первое время после Тильзита Россия пыталась добросовестно выполнять соглашения; она объявила войну Англии, прекратила экономические связи с ней. Некоторые отрасли промышленности, прежде всего хлопчатобумажная, извлекли из этой политики определенные выгоды. Но экономика России была слишком тесно связана с Англией. Экспорт хлеба, льна, пеньки, полотна, железа, леса на 80–90 % шел именно в Англию; оттуда же Россия получала в основном промышленные изделия. Континентальная блокада, прекращение экспорта в Англию сразу же чрезвычайно тяжело отразились на всем торговом и платежном балансе России. Резко упал курс рубля: к 1810 г. курс бумажных ассигнаций составлял только четверть серебряного рубля; соответственно чрезвычайно поднялись цены [186]186
  О тяжелых последствиях политики континентальной блокады для экономики России см. капитальное исследование: М. Ф. Злотников. Континентальная блокада и Россия.


[Закрыть]. Между тем трианонские декреты 1810 г. требовали от России не смягчения, а еще более жесткого запрещения торговли не только с Англией, но и с нейтральными странами. Наполеон через своего посланника Коленкура и в личных письмах Александру категорически требовал недопущения в русские порты даже нейтральных судов и конфискации всех привозившихся на них грузов, обосновывая это тем, что под нейтральным флагом ввозятся те же английские товары.

Но этому требованию решительно противились не только влиятельные помещичьи круги, на которых очень болезненно отзывалось запрещение экспорта в Англию, лишившее их важнейшего источника доходов, но и вся промышленная и торговая буржуазия, чьим рупором становились видные представители царской бюрократии, как, например, адмирал H. С. Мордвинов, руководивший департаментом экономии государственного совета[187]187
  См. «Архив графов Мордвиновых», т. IV. СПб., 1902, стр. 485. «Первейший шаг состоять должен в том, чтобы уничтожить все стеснения приходящим в порты нашим судам… и чтобы в делах правительства слова конфискация, кроме случая о запрещенных тарифом товарах, сделать впредь неуместными и неупотребительными» (из докладной записки Александру I, 25 сентября 1811 г.).


[Закрыть]. Несмотря на то, что в официальной дипломатической переписке между Францией и Россией многократно подчеркивалось, что следует «оплакивать государства, которые сражаются между собой из-за частных торговых интересов», именно наполеоновское требование беспрекословного проведения континентальной блокады являлось основной причиной все большего обострения отношений между недавними союзниками. Когда в начале 1811 г. вспыхнул конфликт в связи с оккупацией французами Ольденбургского герцогства, министр иностранных дел герцог Бассано писал французскому посланнику в Петербурге: «Вам одному я могу сказать: ольденбургское дело не имеет значения ни для нас, ни для России; вся суть в торговых интересах и континентальной блокаде»[188]188
  A. Vandal. Napoleon et Alexandre I, v. Ill, p. 228.


[Закрыть].

Наполеон, как он сам заявлял, готов был в крайнем случае допустить, чтобы Россия торговала с Англией в Архангельске, но «Балтийское море должно быть закрыто»[189]189
  Ibid., p. 516.


[Закрыть]. А как раз этого русское правительство не могло обеспечить. «Экономика оказалась сильнее дипломатии и царя, вместе взятых»[190]190
  К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 22. стр. 30.


[Закрыть]. Оппозиция продолжению политики континентальной блокады была так сильна, что Александру I могла угрожать участь Павла I. «Становилось совершенно ясно, что переломить экономическое развитие России было бы безумным; что воевать легче, чем переносить далее тягости континентальной блокады… Александр I ответил на Трианонские декреты русским тарифом 31 декабря 1810 г., представлявшим собой не что иное, как формальное объявление таможенной войны Франции» [191]191
  М. Н. Покровский. Дипломатия и войны царской России в XIX столетии. М., 1923, стр. 33.


[Закрыть]. Этот тариф устанавливал высокие, фактически запретительные пошлины на все товары, ввозившиеся через сухопутную границу, т. е. прежде всего на французские товары, и одновременно разрешал нейтральную торговлю в портах Белого, Балтийского и Черного морей. На это Наполеон и ответил три недели спустя оккупацией Ольденбургского герцогства – демонстративным жестом враждебности лично Александру I.

Уже в январе 1811 г. Наполеон предпринимает первые шаги к подготовке войны против России и сознательно провоцирует царское правительство своей польской политикой. Он отказывается ратифицировать уже подписанную Коленкуром конвенцию, в которой Франция давала гарантию, что Польша никогда не станет вновь самостоятельным государством. Наполеон вовсе и не собирался восстанавливать независимую Польшу, но, отказываясь подписать конвенцию, он надеялся укрепить среди поляков надежду на то, что поможет возрождению Польши, и в то же время вырвать у России уступки угрозой восстановления Польши в границах 1772 г. Никаких симпатий к Польше он не питал. Борьба велась, как подчеркивал Маркс, «не за восстановление Польши, а за систему континентальной блокады против Англии» [192]192
  ЦПА ИМЛ, ф. 1, оп. 1, ед. хр. 1681.


[Закрыть].

Отказываясь от продолжения политики континентальной блокады, гибельной для экономики России, допуская в порты Балтики английские суда, хотя и под нейтральным флагом, Александр I учитывал очень невыгодное для Наполеона соотношение сил на русской границе (русской армии мог противостоять только 45-тысячный корпус Даву и польская армия в герцогстве Варшавском, около 55 тыс. человек). Однако в связи с наращиванием французских военных сил в октябре 1811 г. «под строжайшим и непроницаемым секретом» командующим важнейшими соединениями был отдан приказ: хотя и «нет никаких причин ожидать, что может случиться разрыв между нами и французами», держать вверенных им солдат в постоянной готовности к походу и ждать известия от генерал-лейтенанта Витгенштейна о его переходе границ Пруссии. Это должно было послужить для них сигналом к выступлению в поход по «приложенным в запечатанных конвертах маршрутам»[193]193
  ЦГВИА, ф. ВУА, д. 434, лл. 50–59 (цит. по: Н. И. Казаков. Внешня политика России перед войной 1812 г. – «1812 год. К стопятидесятилетию Отечественной войны». М… 1962, стр. 23).


[Закрыть].

Но такой план был рассчитан на активное содействие Пруссии и доброжелательный нейтралитет Австрии, а Наполеон как раз в это время заключил с обеими странами союзы и заручился даже обещаниями предоставить в его распоряжение военные контингенты. Ряд военных специалистов доказывали Александру I, что наиболее благоприятного исхода военных действий Россия может ожидать в случае оборонительной, а не наступательной тактики.

Однако Россия продолжала твердо придерживаться политики мирных отношений с наполеоновской Францией. В то же время Наполеон, совершенно ослепленный и упоенный своими успехами, уже твердо принял решение о походе в Россию. Опасаясь, что Россия может перехватить инициативу, а его силы на русской границе были еще совершенно недостаточны, Наполеон притворно подчеркивал свое миролюбие и предлагал переговоры. В то же время он начал в тайне, «на цыпочках», по выражению А. Вандаля, передвигать свои армии на восток. В окружении Наполеона раздавалось немало трезвых голосов, предупреждавших его о всем безумии вторжения в Россию. В апреле 1811 г. во время 10-часовой аудиенции Коленкур, уже отозванный Наполеоном из Петербурга из-за расхождений в русской политике, обрисовал императору все возможные губительные последствия похода в Россию. Но Наполеон был абсолютно убежден в своем огромном военном перевесе. Он рассчитывал, что, использовав всех своих союзников, сосредоточит против России огромную армию, которой ничто не сможет противостоять. «Одно хорошее сражение, – самоуверенно заявил он Коленкуру, – и от благих намерений вашего друга Александра ничего не останется»[194]194
  А. L. Caulaincourt. Memoires, v. I Paris, 1933, p. 293 (есть русск. пер. А Коленкур. Поход Наполеона в Россию. М., 1943).


[Закрыть]. Уже в середине 1811 г. Наполеон твердо решил, что война с Россией начнется в июне 1812 г., и с этих пор все его усилия сосредоточены были на методическом и непрерывном передвижении своей огромной армии к русской границе.

К лету 1812 г. Наполеону удалось сосредоточить у русской границы огромную, почти 600-тысячную армию. Только половину ее составляли французы. Около 180 тыс. дали немцы; в их числе был вспомогательный австрийский корпус Шварценберга (30 тыс.) и 20-тысячный прусский корпус Иорка, которые Наполеон расположил на своих крайних флангах. Почти 90 тыс. составляли польские контингенты, около 32 тыс. – итальянцы, испанцы, южные славяне. Уже этот пестрый национальный состав армии являлся источником ее большой слабости. Огромные трудности сулили растянутость коммуникаций, чрезвычайная сложность питания и снабжения такой многочисленной армии, растянувшейся на тысячи километров. Но император был преисполнен оптимизма. В авангардной части «великой армии», предназначенной для боевых операций, было около 430 тыс. солдат; мощная по тем временам артиллерия составляла 1146 орудий. Ей противостояли три русские армии, общая численность которых не превышала 200 тыс., к тому же они были разъединены. Наполеоновская армия «вторжения» более чем вдвое превышала русскую.

В ночь с 23 на 24 июня, без всякого объявления войны, французская армия начала переправу через реку Неман-130 лет спустя почти ту же дату Гитлер демонстративно избрал для своего вероломного нападения на Советский Союз. «Начиналась великая авантюра. Наполеон должен был вернуться властелином всей Европы или повергнутым в прах. Еще один раз он играл ва-банк»[195]195
  С. Lefebvre. Napoleon, р. 390.


[Закрыть].

С первых же дней война приняла иной оборот, чем тот, которого ожидал Наполеон Правда, уже 26 июня он был в гом самом Виленском замке, который еще несколько дней назад занимал Александр I. Но вся стратегия Наполеона неизменно была нацелена на то, чтобы в первые же недели нанести противнику молниеносный сокрушительный удар и вынудить его к капитуляции. К длительной кампании его армии не готовились. На этот раз главные силы русской армии под командованием Барклая-де-Толли, еще до 1812 г. отстаивавшего необходимость стратегии измора, отступали в глубь страны, решительно уклоняясь от генерального сражения. Французам не удалось также отрезать и окружить вторую русскую армию Багратиона. В начале августа обе армии соединились под Смоленском. В этих боях русская армия доказала свои превосходные боевые качества. Город был сдан только после того, как объединенная армия отошла за Смоленск.

К тому времени для французов стали обнаруживаться все тяготы и трудности похода в Россию: на пути в Смоленск французская армия потеряла уже не меньше 80 тыс. человек и из них только 10 тыс. убитыми и ранеными. Ближайшие советники императора и даже он сам предполагали остановиться и перезимовать на линии Днепра. Но как только вновь мелькнула надежда дать генеральное сражение, Наполеон отказался от своего благоразумного намерения и устремился дальше к Москве. «Не пройдет и месяца, как мы будем в Москве; через шесть недель мы получим мир», – самоуверенно утверждал Наполеон, когда в середине августа французская армия двинулась от Смоленска по направлению к Москве [196]196
  A. Vandal. Napoleon et Alexandre I, v. III, p. 529, 531.


[Закрыть].

Русское общественное мнение не мирилось с возможностью сдачи Москвы без боя. Хотя барклаевская стратегия отступления обнаруживала свою полную целесообразность, Александр I под общественным давлением вынужден был поставить во главе армии Кутузова, несмотря на личную антипатию к нему со времен Аустерлица. Русская армия остановилась перед Москвой, и 7 сентября 1812 г. (по н. ст.) произошло знаменитое сражение под Бородином. К тому времени огромный численный перевес наполеоновской армии в результате всех трудностей продвижения был уже утрачен, но все же у французов было около 130 тыс. человек, которым Кутузов мог противопоставить не более 120 тыс.

Больше двух месяцев стремился Наполеон к этому сражению, заранее абсолютно уверенный в победе. Но Бородино принесло ему горькое разочарование – исход этого сражения нисколько не напоминал ни Маренго, ни Аустерлиц, ни Иену или Фридланд. Русская армия сражалась великолепно, и хотя и отступила, но в полном порядке. Обескровленная огромными потерями, французская армия бессильна была преследовать противника.

На военном совете в Филях Кутузов принял на себя ответственность и мужественно решил уступить Москву, но сохранить армию. 14 сентября (н. ст.) Наполеон вступил в Москву. Но это был совершенно опустевший город, в котором очень скоро, по неизвестным причинам, начался пожар, внесший деморализацию во французскую армию и уничтоживший большую часть запасов[197]197
  См. В. М. Холодковский. Кто сжег Москву в 1812 г.? – «Вопросы истории», 1965, № 4.


[Закрыть]. Наполеон вынужден был даже на несколько дней покинуть Кремль, в котором он расположился, и перейти в Петровский замок.

Ошеломленный этим совершенно неожиданным ходом событий, Наполеон в первые дни после пожара готов был покинуть город и отойти на зимние квартиры по линии Витебск-Смоленск. Благоразумие явно диктовало необходимость немедленного отступления из Москвы до начала зимы, тем более что в тылу французской армии, на ее флангах, началось опасное движение русской армии: с севера, от Риги, продвигались войска Витгенштейна, а с юга спешила Дунайская армия, освободившаяся после заключения Бухарестского мира с Турцией. Соединение этих армий угрожало отрезать главную армию Наполеона, зашедшую так далеко в глубь России. Своевременное отступление оставалось единственным шансом для ее спасения.

Но Наполеон был по-прежнему во власти иллюзий. С самого начала кампании он был убежден в том, что занятие Москвы вызовет полное замешательство в России и дворянские верхи вынудят Александра под угрозой дворцового переворота капитулировать и подписать мир. Наполеон упрямо ждал поэтому со дня на день мирного предложения, и, не получая его, направил и в Петербург, и в ставку Кутузова своих уполномоченных. К тому же стоявшая осенью 1812 г. теплая погода вселяла в Наполеона уверенность, что страхи перед зимой и русскими морозами преувеличены.

Однако положение французских войск в Москве становилось все более затруднительным. Над Наполеоном, по прекрасному определению Льва Толстого, уже была занесена «дубина народной войны». Фуражировка и реквизиции продовольствия, остававшиеся единственным средством снабжения, поскольку русская армия при своем отступлении всюду уничтожала склады, стали совершенно невозможными. «Никогда я еще так не падал духом, – писал Мюрат, командовавший авангардом армии, – я устал от беготни от гумна к гумну; нам приходится умирать от голода… Скажите императору, что я со славой командовал авангардом армии вплоть до Москвы, но сейчас я испытываю тоску».

Когда окрепшая русская армия начала переходить к активным операциям, а все более разгоравшаяся партизанская война не только сделала невозможным снабжение, но и поставила под угрозу всю линию коммуникаций французской армии, Наполеон 19 октября (н. ст.) начал отступление из Москвы. Эти пять недель проволочек были последней из роковых ошибок Наполеона, приведших его армию к катастрофе. Сражения под Тарутино и Малоярославцем, выигранные Кутузовым, вынудили Наполеона отступать по старой смоленской дороге, совершенно опустошенной уже во время его продвижения к Москве. Армия Кутузова перешла в контрнаступление. Вынужденная мародерствовать, французская армия переживала ужасающее разложение и с огромной быстротой стала превращаться в толпу полубезоружных беглецов. «Дорога и ее обочины, – вспоминал впоследствии Коленкур, сопровождавший Наполеона в его русском походе, – были полны трупами раненых, умерших от голода, холода и лишений. Никогда ни одно поле сражения не внушало такого ужаса»[198]198
  A. L. Caulaincourt. Memoires, v. II, р. 131.


[Закрыть].

В Москве у Наполеона было еще около 100 тыс. более или менее дисциплинированных солдат. К концу ноября у реки Березины, где Наполеона поджидали армии Чачагова и Витгенштейна, собиравшиеся отрезать французам дальнейшее отступление, у него оставалось не больше 40–45 тыс., причем единственным сохранившим боевой строй соединением была императорская гвардия. Березину наполеоновской армии удалось все же перейти, в значительной мере благодаря оплошностям и несогласованности царских генералов. Но затем, когда французы двигались к Неману, ударили наконец морозы, довершившие полное разложение французской армии. В Вильно добралось около 40 тыс. солдат, но в строю оставалось не больше 4–5 тыс. человек. «Государь, – должен был доложить Наполеону в декабре 1812 г. командующий его штабом маршал Бертье, – армии больше не существует»<sup>[199]199
  L. Madelin. Histoire du consulat et de l’Empire, t. XII, p. 281.


[Закрыть]</sup>. Император мог рассчитывать теперь только на те корпуса, которые в самом начале похода были оставлены на флангах, в глубоком тылу, и на гарнизоны, расположенные в Германии. «Великая армия», которая в июне 1812 г. так уверенно, убежденная в своей непобедимости, переходила Неман, погибла. Только пленными она потеряла около 100 тыс. человек.

Отступление из России Т. Жерико. 1818 г.

5 декабря 1812 г. Наполеон покинул армию и, сопровождаемый Коленкуром, через Польшу и Пруссию в течение двух недель поспешно вернулся в Париж.

Решение покинуть армию созрело у Наполеона еще до перехода Березины. Но появилась еще причина, ускорившая его отъезд. В начале ноября он получил известие, что 25 октября в Париже генерал Мале попытался совершить государственный переворот.

Клод Франсуа Мале (1754–1812) в молодости был активным участником революционных войн, прошел путь от солдата до бригадного генерала. «Пламенный республиканец-демократ», по словам Филиппа Буонарроти, он был убежденным противником наполеоновской монархии. В 1804 г. он отказался даже от принесения присяги императору. Но Мале не был одиночкой. Во Франции, несмотря на репрессии, уцелели все же республиканские традиции. Для борьбы с наполеоновским деспотизмом стали возникать нелегальные организации, имевшие связи в армии. Одной из них было Общество филадельфов. История этого общества до сих пор не изучена, и даже само его существование одно время подвергалось сомнению[200]200
  Впервые о существовании «филадельфов» сообщил Ш. Нодье уже в 1815 г. (Ch. Nodier. Histoire des societes secretes de l'armee et des conspirations militaires. Paris, 1815). – A. Пэиго (A. Pingaud. La jeunesse de Ch. Nodier. Les Philadelphes. Paris, 1919) считал это сообщение Нодье своеобразной мистификацией и сомневался в самом существовании организации «филадельфов».


[Закрыть]. Однако целый ряд свидетельств, в том числе и сообщение Буонарроти, подтверждают, что общество это существовало. Одним из его организаторов был полковник Уде, погибший в 1809 г. под Ваграмом; к «филадельфам», по всем данным, принадлежал и Мале. В 1808 г. был открыт первый заговор генерала Мале – к нему, кроме военных, был причастен член Конвента Рикор, связанный с бавувистским движением, и другие деятели революции. Мале был отстранен от службы в армии и арестован. В тюрьме он установил связи с другими заключенными, противниками Наполеона, преимущественно военными[201]201
  См. Е. Homel. Histoire des deux conspirations du general Malet. Paris, 1873. – Из более новых работ см.: S. Cigon. Le general Malet. Paris, 1915; l·. Masson. La vie et les conspirations du general Malet. Paris, 1921; L. Garros. Le general Malet, conspirateur. Paris, 1936; B. Melchior-Bonnet. La conspiration du general Malet. Paris, 1963.


[Закрыть].

Наполеон в 1814 г. Картина Э. Мейсонье

В 1812 г. Мале, находившийся в тюремной больнице, и его единомышленники разработали план действий. Решено было распустить слух о смерти Наполеона, арестовать виднейших представителей наполеоновской администрации и призвать к власти новое, либеральное правительство. Безумно смелая попытка началась успешно. Мале удалось бежать из больницы, проникнуть в одну из казарм, прочитать мнимое постановление сената о создании нового правительства ввиду смерти императора и освободить из тюрем ряд других генералов. Утром 23 октября заговорщики арестовали министра полиции Савари. Совершенно растерявшийся префект департамента Сены Фрошо приготовил в помещении муниципалитета даже комнаты для нового правительства. Однако Мале потерпел неудачу при попытке ареста военного губернатора Парижа Юлена, бывшего участника взятия Бастилии, ставшего любимцем Наполеона.

Мале и другие участники заговора были схвачены, и военный суд тут же приговорил их к казни. Мале держался на следствии и процессе очень стойко. На вопрос, кто были его единомышленниками, Мале ответил: «Вся Франция, и вы в том числе, если бы моя попытка увенчалась успехом». 28 октября Мале был казнен. Правда, среди участников выступления были и противники Наполеона из других политических групп, даже роялисты, но сам Мале был убежденнейшим республиканцем. В составленном Буонарроти списке «великих людей человечества» вслед за Бабефом и Дарте стояло имя Уде, «основателя Общества филадельфов, созданного для борьбы против тирании Бонапарта», и Мале, бежавшего из тюрьмы, чтобы выступить против «императорского деспотизма и с целью восстановления прав народа. Парижане, привыкшие к унижению, позволили наемникам Наполеона уничтожить его»[202]202
  A. Saitta. Filippo Buonarroti, v. 2, Roma, 1951, p. 45.


[Закрыть]. По некоторым сведениям, сам Буонарроти (находившийся тогда в Женеве под наблюдением полиции) знал о готовившемся заговоре и собирался даже в Париж, чтобы принять в нем участие.

Наполеон вернулся в Париж 18 декабря 1812 г. Казалось бы, что катастрофа в России, огромные человеческие потери, гибель целой армии должны были заставить его призадуматься. Но Наполеон оставался все тем же. Он торопился в Париж для того, чтобы немедленно собрать новую армию и тотчас же возобновить борьбу; в ее успешном исходе он был по-прежнему уверен. «У меня будут новобранцы, – многократно заявлял он в пути Коленкуру, – и не пройдет и трех месяцев, как на берегах Рейна у меня будет под ружьем пятьсот тысяч человек»[203]203
  A. L. Cuulairtcouri. Memoires, v. II, p. 290.


[Закрыть].

Действительно, хотя объявленная Наполеоном мобилизация очередных возрастов прошла с несравненно большими трудностями, при возросшем дезертирстве, но уже к весне 1813 г. ему удалось вновь собрать почти 400-тысячную армию. Около 150 тыс. солдат он мог уже двинуть на передовую линию. Боевые качества этой армии были, конечно, неизмеримо ниже прежних, состоявших из старых, опытных солдат; очень малочисленной была кавалерия в результате огромной убыли конского состава в русском походе.

Но Наполеону приходилось торопиться. Он надеялся, что покинутая им армия под командованием Мюрата прекратит отступление и задержится на зимних квартирах у Вильно и по линии реки Неман. Эти расчеты оказались беспочвенными. Отступление продолжалось безостановочно; совершенно растерявшийся Мюрат оставил армию, вернулся в Неаполь и начал переговоры с союзниками, рассчитывая сыграть роль Бериадота.

Но самое главное, чего не предвидел Наполеон: после катастрофы в России Европа, раньше безропотно ему подчинявшаяся, стала уже совершенно не той. Разгром наполеоновской армии в России пробудил Европу. В Пруссии прежде всего созрело сильное национальное движение. В нем участвовали самые различные элементы и прогрессивно-либеральные, и реакционно-дворянские, но всех их объединяло стремление свергнуть наполеоновское иго. Под давлением общественного мнения прусская монархия вынуждена была провозгласить отмену крепостного права, хотя и на невыгодных для крестьян условиях. Лихорадочно шла организация армии, возглавленная такими талантливыми людьми, как Шарнгорст, Гнейзенау и др. Разгром в России явился сигналом к действию. Сложившуюся историческую обстановку великолепно охарактеризовал В. И. Ленин. «Наполеон I, – писал он в 1918 г., – был в течение ряда лет полнейшим победителем на континенте, его победа над Пруссией была много решительнее, чем победа Вильгельма над Россией. А через немного лет Пруссия оправилась и в освободительной войне, не без помощи разбойничьих государств, ведших с Наполеоном отнюдь не освободительную, а империалистскую войну, свергла иго Наполеона.

Империалистские войны Наполеона продолжались много лет, захватили целую эпоху, показали необыкновенно сложную сеть сплетающихся империалистских [204]204
  Империализмом я называю здесь грабеж чужих стран вообще, империалистской войной – войну хищников за раздел такой добычи (прим. В. И. Ленина).


[Закрыть] отношений с национально-освободительными движениями. И в результате история шла через всю эту необычно богатую войнами и трагедиями (трагедиями целых народов) эпоху вперед от феодализма – к „свободному“ капитализму»[205]205
  В. И. Ленин. Полн. собр. соч., т. 35, стр. 382–383.


[Закрыть].

В начале 1813 г. прусский король и консервативные круги при дворе, не забывшие Иену, боялись еще возобновить войну с Наполеоном, но вскоре им пришлось уступить перед лицом национального подъема. Уже 30 декабря 1812 г., не дожидаясь санкции короля, капитулировал прусский вспомогательный корпус Йорка, входивший в наполеоновскую армию. В феврале 1813 г. восстановлен был русско-прусский союз. Французская армия очистила Восточную Пруссию и герцогство Варшавское. 11 марта 1813 г. русские войска вошли в Берлин. В апреле Александр I и Фридрих-Вильгельм вступили в саксонскую столицу Дрезден. В этой обстановке Наполеон, хотя его военные приготовления и не были закончены, не мог медлить. 15 апреля он покинул Париж и устремился в Саксонию.

На первых порах военное счастье вновь ему улыбнулось. Численный перевес был на стороне французов. Длительный поход от Москвы до Дрездена ослабил русскую армию-весной 1813 г. она насчитывала всего лишь около 60 тыс. человек, немногим больше 40 тыс. было у пруссаков, только начинавших проводить мобилизацию своих резервов. Наполеон мог противопоставить им около 150 тыс. солдат.

Вернувшись к своей тактике 1796 г. – разгрома противника по частям, – он 2 мая нанес пруссакам поражение под Люценом, после чего его противники отступили к Эльбе. Французы вновь заняли Дрезден. Три недели спустя (20 мая н. ст.) Наполеон одержал первую победу под Бауценом, и союзники начали уже задумываться над тем, что им снова придется покинуть Берлин.

Но все эти успехи Наполеона не привели к разгрому его противников; из-за крайней малочисленности кавалерии он не мог преследовать разбитых им армий. Рассчитывая получить подкрепления, он охотно принял австрийское предложение о перемирии, во время которого должны были происходить дипломатические переговоры. Они начались в июле 1813 г. в Праге, причем главную роль посредника приняла на себя Австрия, продолжавшая еще сохранять формальный нейтралитет, но уже ведшая тайные переговоры с Россией, Англией и Пруссией о присоединении к коалиции. Начиная переговоры, австрийский канцлер Меттерних был, по-видимому, заранее убежден, что неуступчивость Наполеона даст выгодный предлог для того, чтобы оправдать вступление Австрии в войну, к чему она, прикрываясь ширмой переговоров, усиленно готовилась.

Наполеону было предложено согласиться на ликвидацию великого герцогства Варшавского, вернуть Австрии ее иллирийские провинции, восстановить Пруссию в ее старых границах, отказаться от протекторства над Рейнской конфедерацией, очистить ганзейские города и Голландию. Это были, конечно, серьезные уступки, но союзники соглашались еще оставить за Францией Бельгию, левый берег Рейна, Италию.

Эти условия мира встретили негласную поддержку очень влиятельных кругов в самом наполеоновском окружении. Виднейшие маршалы, министры и дипломаты требовали от императора прекращения войны. Хотя операции в Саксонии и были удачны, но успехи были куплены ценою больших потерь. Под Люценом и Бауценом погибли ближайшие сподвижники Наполеона – маршалы Бессьер и Дюрок. «Император ненасытен … мы погибнем все, такова наша судьба»[206]206
  A. L. Marmoni. Memoires, v. V, р. 320.


[Закрыть], – заявил после этого один из маршалов. Уже во время переговоров о перемирии русский представитель Шувалов был поражен позицией французского парламентера Коленкура. «Послушав его, – писал он Александру I, – можно подумать, что он жаждет большого поражения для французской армии с тем, чтобы поскорее был заключен мир»<sup>[207]207
  G. Harwleau. Introduction aux Memoires du general de Caulaincourt. – A. L. Caulaincourt. Memoires, v. 1, p. 138.


[Закрыть]</sup>. Как вспоминал Меттерних, в июне 1813 г., накануне его свидания с Наполеоном, сам Бертье сказал ему в императорской передней: «Не забывайте, что Европа нуждается в мире, особенно Франция, она хочет только мира» [208]208
  «Memoires du prince de Metternich», v. I. Paris, 1880, p. 147.


[Закрыть]. Во время переговоров в Праге тот же Коленкур, возглавлявший французскую делегацию, прямо заявил русскому делегату: «Скажите мне только, достаточно ли вы вооружены, чтобы наконец-то образумить нас?» [209]209
  Мартенс. Собрание трактатов и конвенций, т. III. Трактаты с Австрией. СПб., 1876, стр. 114, см. также: Е. Dard. Napoleon et Talleyrand. Paris, 1947, p. 306–312.


[Закрыть].

Но Наполеону все эти настроения были чужды. «Тон ваших писем мне не нравится, – писал он своему министру полиции Савари, настаивавшему на заключении мира. – Вы постоянно надоедаете мне тем, что необходим мир. Я лучше вас знаю положение Империи… Эти вопросы вас совершенно не касаются; занимайтесь своим делом»<sup>[210]210
  «Correspondance», t, XXV, № 20119.


[Закрыть]</sup>. Еще в январе 1813 г. Наполеон гордо заявил, что не уступит ни одной деревни в Варшавском герцогстве, правда, тогда он еще рассчитывал, что французы задержатся на Немане. Но и в августе Наполеон шел на уступки крайне неохотно: за ликвидацию Варшавского герцогства он добивался возмещений для саксонского короля, он хотел сохранить право на оккупацию Данцига, отказывался очистить Гамбург. Даже по отношению к Австрии, которую ему так важно было удержать от вступления в войну, он был неуступчив, – соглашаясь на возвращение иллирийских провинций, хотел все же удержать за собой Триест. Меттерних получил нужный ему предлог. Ссылаясь на отказ императора от предложенных условий, Австрия 12 августа 1813 г. объявила войну.

Теперь соотношение сил резко изменилось в пользу противников Франции. Правда, в первом сражении после возобновления военных действий, под Дрезденом (28 августа), Наполеон добился успеха. Союзники, пытавшиеся штурмовать город, были отброшены с очень большими потерями. Но кавалерийский авангард, брошенный Наполеоном для преследования, был окружен под Кульмом и капитулировал[211]211
  Под Дрезденом погиб Моро, которого союзникам удалось привлечь на свою сторону. По их настоянию он вернулся из эмиграции в Соединенных Штатах и получил даже чин фельдмаршала.


[Закрыть].

Теперь кольцо вплотную сжалось вокруг наполеоновской армии. На стороне союзников был огромный численный перевес. Русские войска насчитывали около 184 тыс. человек, прусские – 160 тыс., австрийские – 127 тыс. В военных действиях приняла участие и шведская армия Бернадота. Крупнейшие французские военачальники предостерегали Наполеона. «Государь, – заявил ему после Кульма маршал Макдональд, – вы потеряли все… вам остается только думать о мире»[212]212
  A. Sorel. Europe et la revolution francaise, v. VIII, p. 138.


[Закрыть]. Но Наполеон все еще верил в свою звезду. «Я считал бы очень счастливым известием, – писал он еще 2 октября маршалу Виктору, – если бы получил сообщение, что противник с армией из 480000 человек направляется к Лейпцигу; война в таком случае была бы очень быстро закончена»[213]213
  «Correspondance», v. XXVI, № 20683.


[Закрыть].

16-18 октября под Лейпцигом, действительно, произошла знаменитая «битва народов», но ее исход оказался совсем иным, чем предполагал Наполеон. Армии союзников в 320 тыс. он мог противопоставить только 160 тыс. солдат. Тем не менее император принял сражение. Французские солдаты сражались очень стойко, но исход столкновения при таком соотношении сил был предопределен. Поражение было ускорено тем, что в самый разгар боя саксонские части, входившие в состав наполеоновской армии, перешли на сторону коалиции. Французы понесли огромные потери – около 30–60 тыс., в том числе 23 тыс. пленными.

Незадолго до Лейпцига, в июне 1813 г. французы, еще в 1812 г. потерявшие Мадрид, понесли решающее поражение под Витторией и вынуждены были полностью очистить Испанию. Началось стремительное крушение Империи. Одно за другим распадались все наполеоновские государства – Вестфалия, Голландия; немецкие союзники поспешно отходили от Наполеона, в том числе баварцы, попытавшиеся даже отрезать путь французской армии. К ноябрю 1813 г. французские войска, насчитывавшие всего лишь около 60 тыс., отступили за Рейн. Правда, в германских крепостях оставались еще многочисленные французские гарнизоны; в одном Гамбурге у Даву было 40 тыс. французских солдат. Наполеон, все еще веривший в свой успех, медлил и не хотел оставлять выгодные стратегические позиции. Но после Лейпцига эти войска, так жизненно ему необходимые, оказались окончательно отрезанными.

Как и в 1793 г., Франция вновь стояла накануне вторжения. Но тогда эта опасность вызвала огромный революционно-патриотический подъем, и призыв Дантона; «Смелость, смелость, еще раз смелость, и мы победим!» – нашел навсегда запечатлевшийся в истории отклик широких народных масс. Наполеон, вернувшись в ноябре 1813 г. в Париж, рассчитывал, что угроза вторжения и на этот раз всколыхнет страну. Но этого не произошло, и прежде всего по вине самого императора.

Слишком дорога была «цена славы», которой французскому народу приходилось расплачиваться за 15 лет наполеоновских побед. Даже по самым скромным подсчетам, с 1800 до 1812 г. призывы в армию коснулись 1,3 млн. человек (из них три четверти на территории старой Франции, без новых, присоединенных департаментов). Только за два последующих года, в 1812–1813 гг. армия во всей Империи поглотила еще миллион рекрутов. Потери составили не меньше миллиона человек[214]214
  A. Meyiner. Une erreur historique. Les morts de la Grande armee et des annees ennemies. Paris, 1934.


[Закрыть]. Как бы ни пытались некоторые историки принизить значение этих цифр, они остаются огромными. Французское крестьянство, остававшееся все годы верной опорой императора, в котором оно видело защитника социальных завоеваний революции – мы встретимся еще в дальнейшем с этими бонапартистскими иллюзиями французской деревни, – к 1814 г. устало от этого бесконечного «налога крови».