Текст книги "История Франции т.2"
Автор книги: Альберт Манфред
Соавторы: Сергей Сказкин,С. Павлова,В. Загладин,В. Далин
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 50 страниц)
Свержение монархии
Революция, начавшаяся в 1789 г. во Франции, потрясла Европу, весь мир. Весть о падении Бастилии была встречена в Лондоне и Риме, Петербурге и Мадриде, Берлине и Афинах как событие огромного значения. Передовые люди во всех странах восторженно приветствовали революцию; они видели в ней начало новой исторической эры. Английский поэт Кольридж написал оду на взятие Бастилии. Знаменитый философ Кант и прославленные поэты Фридрих Шиллер, Виланд, Клопшток в стихах и в прозе славили французскую революцию. В. Англии Шеридан, Вордсворт, Томас Пэн объявили себя сторонниками революции, начавшейся по ту сторону Ла-Манша. В Испании, в итальянских государствах, в Греции, даже в далеких испанских и португальских колониях в Латинской Америке революция во Франции была воспринята передовыми людьми как призыв к освободительной борьбе.
В екатерининской России, где только что было подавлено крестьянское восстание Пугачева, передовые люди с величайшим вниманием и по необходимости скрываемой симпатией следили за событиями в далекой Франции. Выходившие в то время в России газеты «С. Петербургские ведомости» и «Московские ведомости» публиковали подробные сведения о происходившем в мятежном французском королевстве. В 1790 г. вышла ставшая знаменитой книга Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву», перекликавшаяся некоторыми мыслями с Французской революцией. Радищев был не одинок. Исследования советских историков показали, как широка была группа радикально или даже революционно настроенных разночинцев, разделявших «вольнолюбивые мечты» и, естественно, с глубоким сочувствием принявших вести из Франции. К известным именам Ф. В. Кречетова, И. Г. Рахманинова, Н. И. Новикова, И. А. Крылова прибавилось много новых [35]35
См. М. М. Штранге. Русское общество и Французская революция 1789–1794 гг. М., 1956; он же. Демократическая интеллигенция России в XVIII в. М., 1965.
[Закрыть].
В сопредельных с Францией странах влияние революции оказалось еще более сильным. В Бельгии национально-освободительное движение против австрийского гнета с осени 1789 г. переросло в революцию. В западных германских землях – в Рейнской области, в Майнцском курфюршестве, в Саксонии и некоторых других малых немецких государствах – поднялось сильное антифеодальное крестьянское движение. Но не только крестьянство вступало в борьбу. В Гамбурге 14 июля 1790 г. местные буржуа организовали демонстрации в честь взятия Бастилии. Все громче звучал голос немецких демократов[36]36
Н. Schell. Suddeutsche Jakobiner… Berlin, 1962; J. Droz. L'Allemagne et la Revolution francaise. Paris, 1949.
[Закрыть]. Большое влияние оказала Французская революция и на венгерское национально-освободительное движение[37]37
См. «A magyar jakobinusok iratai», 1–3. k. Budapest, 1952–1957; K. Benda. A magyar jakobinus mozgalom tortenete. Budapest, 1957.
[Закрыть].
Но если все угнетенные, все бесправные, все стремившиеся избавиться от феодально-самодержавной тирании с надеждой и радостью прислушивались к раскатам грома, доносившимся из Парижа, то совсем иным, прямо противоположным было восприятие революции приверженцами старого мира. Монархи, правительства, аристократия, церковная знать больших и малых государств Европы видели во Французской революции нетерпимое попрание «законного порядка», бесчинство, мятеж, опасный своей заразительностью.
Империя Габсбургов, империя Романовых, монархия Гогенцоллернов по самой своей природе должны были стать противниками революционной Франций. В той же мере ими были и монархии малых государств, чувствовавшие еще больше шаткость своих тронов. Но и буржуазно-аристократическая Англия в лице своих правящих классов встретила Французскую революцию с неменьшей враждой. Не случайно самый злобный памфлет против Французской революции был создан английским автором: уже в 1790 г. были опубликованы «Размышления о французской революции» Эдмонда Берка[38]38
E. Burke. Reflections on the Revolution in France and on the Proceedings in Certain Societies in London Relative in a Letter Intended to Have Been Sent to a Gentleman in Paris. London, 1790. Но надо помнить, что одновременно в Англии развернулось и сильное общественное движение в пользу Французской революции (см. S. Maccobu. Englisch radicalism, 1786–1832. London, 1955).
[Закрыть], давшие идейное оружие всем противникам революционной страны.
Но старый мир склонен был защищать свои позиции отнюдь не только идейным оружием. Гораздо большие надежды он возлагал на оружие в собственном смысле слова – на силу штыков. С конца 1789–1790 г. мысль о вооруженной интервенции против Франции стала практически обсуждаться в Лондоне и Петербурге, Вене и Берлине. Контрреволюционные эмигранты из Франции, возглавляемые братьями короля графом Прованским и графом д’Артуа, заполнившие все приемные дворов европейских монархов, подогревали эти настроения.
Необходимость борьбы против «революционной заразы», грозящей всем монархиям, заставляла их преодолевать распри.
27 июля 1790 г. Австрия и Пруссия, враждовавшие до того, заключили соглашение, разрешавшее все спорные вопросы. То было необходимой предпосылкой вооруженной интервенции против Бельгии. Подавление же бельгийской революции должно было быть первым шагом к подавлению революции во Франции.
Действительно, после того как силой оружия революция в Бельгии была сломлена, венский и берлинский дворы стали договариваться о совместных действиях против «мятежной Франции». 27 августа 1791 г. император Леопольд II и прусский король Фридрих-Вильгельм II, встретившись в замке Пильниц, подписали декларацию об общих действиях в защиту французского монарха. Пильницкая декларация была по существу манифестом, провозгласившим интервенцию против революционной Франции. Полгода спустя, 7 февраля 1792 г., реализуя Пильницкую декларацию, Австрия и Пруссия заключили договор о военном союзе против революционной Франции. Обе союзные державы должны были двинуть против взбунтовавшейся Франции по 40–50 тыс. солдат каждая.
Таким образом, угроза вооруженной интервенции европейских монархий против французского народа к началу 1792 г. стала несомненной. Нельзя было обманываться и в масштабе, размахе начинавшегося контрреволюционного похода: Австрия и Пруссия были лишь застрельщиками; вслед за ними в вооруженную борьбу против восставшего народа должны были вступить и другие силы контрреволюционной Европы.
Какой же тактики в этих условиях должна была придерживаться сама Франция? Какую позицию должно было занять Законодательное собрание? Что надлежало делать?
Людовик XVI, чувствовавший себя после неудачной попытки бегства пленником на троне, все свои надежды, все расчеты на успех связывал с войной. Поддержать рушащееся здание монархии могли только иностранные штыки; собственные были для этого слишком слабы. Явная подготовка Австрии и Пруссии к вооруженному вмешательству во внутренние французские дела воодушевила контрреволюционную партию. Из королевских покоев, в особенности из покоев королевы Марии-Антуанетты, незримые нити протягивались к императорскому двору в Вене. Королевский двор и его ближайшее окружение хотели войны и тайно торопили ее приближение; их поддерживали в этом Лафайет и некоторые другие фейяны.
Жирондисты и прежде всего их лидер Бриссо по иным мотивам с осени 1791 г. выступили с энергичным требованием немедленного объявления войны. Внешне позиции жирондистов выглядели крайне революционно. Они рисовали опасность, нависшую над Францией со стороны европейских деспотов, и призывали, не дожидаясь интервенции, первыми нанести удар тиранам[39]39
См. S. P. Brissot. Memoires… publ. par C. Perroud, t. 2. Paris, 1911; H. A. Coetz-Bernstein. La diplomatie de la Gironde. Paris, 1912; Edith Bernardin. J. M. Roland et le ministere de l'Interieur (1792–1793). Paris, 1964.
[Закрыть]. Действительные их побуждения имели более прозаическую подоплеку. Представляя по преимуществу интересы торгово-промышленной буржуазии, они надеялись победоносной войной добиться расширения границ Франции, усиления ее экономических позиций в Европе. К тому же, обеспокоенные растущей требовательностью народных масс, они хотели отвлечь их от социальных вопросов и косвенно, с их помощью, прийти к политическому господству. Но каковы бы ни были субъективные побуждения жирондистских вождей, пропаганда ими революционной войны была на руку партии двора.
Максимилиан Робеспьер первым разгадал опасность этой авантюристической политики. В речах в Якобинском клубе 12 и 18 декабря Робеспьер предостерегал, что при сложившейся расстановке политических сил во Франции объявление войны пойдет на пользу только двору и внутренней контрреволюции[40]40
M. Robespierre. Oeuvres completes., t. VIII. Paris, 1953, p. 39–42, 47–67.
[Закрыть] с последующих выступлениях по этому самому острому вопросу дня Робеспьер вновь и вновь доказывал, что, пока не подавлена внутренняя контрреволюция, нет шансов на победу над внешней контрреволюцией. Он раскрывал крайнюю опасность для народа воинственно-революционной бравады жирондистов, их планов «освободительной войны», т. е. «экспорта революции», пользуясь терминологией нашего времени. Он предостерегал, что «вооруженное вторжение может оттолкнуть от нас народы», и решительно отвергал пропагандируемую жирондистами идею, будто бы «свободу можно принести народам на острие штыка»[41]41
Ibid., p. 132–152.
[Закрыть].
Робеспьера поддержал Жан Поль Марат[42]42
См. «L’Ami du peuple», N 627, 12. IV; N 628, 13. IV 1792.
[Закрыть]. Но вожди революционной демократии не смогли переубедить даже Якобинский клуб[43]43
В феврале 1792 г. Якобинский клуб принял обращение к своим членам, в котором говорилось, что «нация желает войны», – («La Societe des Jacobins», t. II. Paris, 1889, p. 513).
[Закрыть]. Пропаганда войны жирондистами была поддержана народом; она отвечала его патриотическим чувствам.
Позиция жирондистов, как это сразу же понял Робеспьер, соответствовала тайным расчетам двора. В марте король призвал жирондистов к власти. Жирондистское министерство означало войну. Действительно, 20 апреля Франция объявила войну королю Богемии и Венгрии – австрийскому императору. Но, несмотря на то, что Франция первой объявила войну, но своему характеру эта война была справедливой, оборонительной с ее стороны, так как она защищала завоевания революции от интервенции европейских феодально-абсолютистских держав.
Как и предсказывал Робеспьер, война, с легким сердцем объявленная жирондистами, вскоре же привела к поражениям на фронте. Эти поражения не были следствием недостаточной храбрости и стойкости солдат. Напротив, армия, как и весь народ, была охвачена патриотическим порывом. Но командующие армиями генералы Лафайет, Люкнер, Рошамбо, высшие и старшие офицеры были настроены контрреволюционно и косвенно способствовали успеху противника. Из королевского дворца в Париже нити измены протягивались к штабам интервенционистских армий. Французские войска отступали по всему фронту. Над революционной Францией нависла грозная опасность. Король, уже уверенный в близком торжестве, 13 июня уволил министров-жирондистов и снова вернул к власти фейянов.
Ни Законодательное собрание, ни жирондисты – «партия государственных людей», как иронически называл ее Марат[44]44
«Journal de la Republique francaise», N 138. 2.III 1793.
[Закрыть], не могли, не умели организовать силы народа. Эту задачу взяли на себя Робеспьер, Марат, революционные демократы-якобинцы. Они раньше выступали против объявления войны. Но раз война идет, раз на Францию движутся войска контрреволюционной Европы, ее надо вести по-революционному.
Их призывы были услышаны. Народ ответил на возрастание опасности широким патриотическим движением. Повсеместно, во всех департаментах, стали создаваться батальоны добровольцев, торопившихся грудью встретить врага. Под звуки «Песни рейнской армии», гениального творения Руже де Лилля, воплотившего гнев и отвагу революционного народа, марсельские добровольцы-федераты шли на фронт. Вскоре «Марсельезу» пела вся страна. Вооруженный народ был полон решимости преградить дорогу иностранным завоевателям, шедшим на Париж.
Под давлением народа 11 июля Законодательное собрание объявило отечество в опасности Все мужчины, способные носить оружие, должны были в рядах армии защищать родину. Но нерешительное, колеблющееся Законодательное собрание не обладало ни волей, ни способностью претворить декрет 11 июля в жизнь Оно не умело и не хотело осуществить главное – искоренить измену, гнездящуюся в самом Париже, во дворце короля.
Народ это понимал К неудовлетворенности социальными и политическими результатами революции присоединились страх за судьбу родины, оскорбленное национальное чувство, ненависть к предателям и изменникам, умножающим бедствия страны. Народный гнев сосредоточился теперь против монархии, против королевы-«австриячки» и двоедушного, лживого короля, обманывавшего свой народ.
«Марсельеза» Рельеф Ф. Рюда на Трицмфальной арке в Париже
Требование свержения монархии с конца июня – начала июля обретает все новых и новых сторонников в батальонах федератов, в народных низах столицы и провинции. Тщетно жирондисты, напуганные огромным размахом движения, призывали к уважению конституционных норм. «Надо спасти государство каким бы то ни было образом: антиконституционно лишь то, что ведет к его гибели», – возражал Робеспьер[45]45
M. Robespierre. Oeuvres completes, t. IV, p. 307.
[Закрыть], и это был истинно революционный взгляд на вещи. Лишь инициатива народа, его действенное вмешательство в ход событий могли спасти революцию.
3 августа в Париже стал известен опубликованный за неделю до этого манифест герцога Брауншвейгского, командующего армией интервентов. Манифест раскрывал цели интервенции: австрийская и прусская армии «намерены положить конец анархии во Франции… и восстановить законную власть короля». Манифест грозил покарать бунтовщиков и подвергнуть Париж, в случае если будет затронута особа французского короля, военной экзекуции и полному уничтожению.
Герцог Брауншвейгский, публикуя от имени австрийского императора и прусского короля это угрожающее послание, рассчитывал запугать французов. Манифест произвел прямо противоположное впечатление. Он вызвал гнев французских патриотов и лишь ускорил уже назревавшее народное восстание. 47 из 48 секций Парижа потребовали от Законодательного собрания низложения Людовика XVI. С 5 августа почти открыто парижские секции стали готовиться к выступлению.
10 августа народ Парижа, поддержанный отрядами федератов, прибывшими из провинций, поднял восстание. Тюильрийский дворец, защищаемый наемными швейцарскими солдатами, был взят штурмом. Король и королева, укрывшиеся было в здании Законодательного собрания, по требованию революционной Коммуны, руководившей восстанием, были арестованы и заключены в крепость Тампль. Монархия, существовавшая во Франции около тысячи лет, была свергнута[46]46
См. P. Chaumctte. Memoires sur la Revolution de 10 aout 1792. Paris, 1893; F. Braech. La commune du 10 aout 1792. Paris, 1911; A. Maihiez. Le dix aout Paris, 1931, h ap.
[Закрыть].
По требованию Коммуны Законодательное собрание декретировало проведение выборов в Национальный конвент на основе новой избирательной системы, свободной от всех ограничений, связанных с имущественным цензом. Это значило, что вместе с монархией была ликвидирована и антидемократическая цензовая избирательная система. Французская революция, продолжая развиваться по восходящей линии, все явственнее обнаруживала свой народный характер.
Борьба горы и жиронды
Народное восстание 10 августа свергло не только тысячелетнюю монархию, но и политическое господство крупной буржуазии и ее партии – фейянов. На смену фейянам к политическому руководству пришли жирондисты. Они господствовали в Законодательном собрании, опираясь на поддержку перешедших на их сторону депутатов центра: в их руках фактически было правительство.
Но своеобразие положения, сложившегося после 10 августа, заключалось в том, что, наряду со старыми органами власти – Законодательным собранием и Исполнительным советом, возник новый орган, располагавший реальной властью в Париже – революционная Коммуна, опиравшаяся на революционный народ. Политическое руководство Коммуной принадлежало монтаньярам – якобинцам. Робеспьер, Марат, Шометт, Паш, в разное время вошедшие в ее состав, стали ее фактическими руководителями.
Уже на другой день после 10 августа обнаружились разногласия между Законодательным собранием и Коммуной. Все обострявшийся конфликт между официальными, «законными» органами власти и рожденной революционным творчеством масс Коммуной Парижа скрывал за собою более глубокое содержание. Прежде всего это была борьба Горы и Жиронды.
Жирондисты, при всех индивидуальных различиях их лидеров – Бриссо, Верньо, Бюзо, Ролана, представляли в конечном счете интересы провинциальной торгово-промышленной и земледельческой буржуазии, выигравшей от революции и потому на ранних ее этапах смело выступавшей против феодально-абсолютистских сил. Но, достигнув власти, превратившись, благодаря народному восстанию 10 августа (в котором они не участвовали), в правящую партию, жирондисты стали стремиться – как и ранее фейяны – к торможению революции. Они превращались в консервативную, а затем антиреволюционную силу, логикой борьбы скатывавшуюся к контрреволюции.
Гора, или якобинцы, представляла собой блок демократической – средней и низшей – буржуазии, крестьянства и плебейства. Эти классово неоднородные силы еще не добились удовлетворения своих интересов в революции, и, хотя у разных классовых групп были разные задачи и цели, их объединяла и сплачивала на данном этапе общая революционно-демократическая программа, решимость защищать завоевания революции и двигать ее дальше.
Таким образом, борьба Горы и Жиронды была лишь выражением более глубоких процессов. Гора шла с теми социальными силами, которые стремились углубить революцию, Жиронда пыталась остановить революцию на достигнутом уровне. Столкновение было неизбежно.
Важнейшей силой революции по-прежнему оставалось крестьянство. Прошло три года с начала революции, а его главные требования все еще не были удовлетворены. С 1791 г. крестьянские движения в стране вновь резко усилились. Считаясь с тем, что на выборах в Конвент крестьяне составят основную массу избирателей, жирондисты поспешили провести в Законодательном собрании аграрные законы, шедшие навстречу крестьянским требованиям. По августовскому законодательству 1792 г., общинные земли подлежали разделу между крестьянами, часть земель эмигрантов подлежала также распределению между ними, отменялись все судебные дела против крестьян, возникшие на основе феодальных претензий. Впрочем ни декрет о разделе общинных земель, ни декрет о разделе земель эмигрантов не были практически реализованы, так как Законодательное собрание даже не определило порядка проведения этой аграрной реформы.
Августовское аграрное законодательство 1792 г. было следствием народного восстания 10 августа. Оно было встречено крестьянами сначала сочувственно, но далеко не удовлетворило их требований. Крестьянство по-прежнему оставалось движущей силой революции; оно стремилось добиться от нее главного – земли и полной ликвидации феодальных отношений во всех их формах.
Ожесточенность борьбы Горы и Жиронды усугублялась еще крайней напряженностью военной обстановки, быстрым возрастанием опасности для страны, для революции по мере продвижения войск интервентов. К концу августа – началу сентября положение стало катастрофичным. 19 августа прусская армия вступила на территорию Франции; 23-го без боя врагу была сдана крепость Лонгви. 2 сентября противник овладел Верденом. Больше на пути к Парижу крепостей не оставалось; армия интервентов уверенным маршем шла на столицу Франции.
В эти критические часы жирондисты проявили растерянность, колебание, трусость. Устами Ролана они предложили покинуть Париж и перенести резиденцию правительства и Собрания в Блуа.
Якобинцы с негодованием отвергли этот призыв к бегству. В час опасности они обнаружили твердость, храбрость, веру в беспредельные силы народа. Именно тогда Дантон, показавший себя в грозное время великим, полным революционной энергии патриотом, произнес знаменитые слова: «Набат гудит, но это не сигнал тревоги, это угроза врагам отечества. Чтобы победить их, нужна смелость, смелость, и еще раз смелость – и Франция будет спасена!»
Народ Франции поднялся на защиту родины. Спешно формировались отряды добровольцев и стремительным маршем шли на фронт – навстречу врагу. Женщины шили бойцам одежду. Рабочие, ремесленники переплавляли металлическую церковную утварь, свинцовые гробы в пики, холодное оружие. Огромный патриотический подъем охватил страну. Все понимали – в эти дни решается будущность Франции.
21 сентября 1792 г. в Париже открылись заседания Конвента, избранного на основе новой, более демократической избирательной системы – всеми мужчинами, достигшими 21 года. В партийном отношении его состав был неоднороден: якобинцы имели в нем не более 100 мест; жирондисты значительно больше. Подавляющее большинство депутатов принадлежало к «равнине», или «болоту», как их иронически называли; они поддерживали ту группировку, которая в данный момент была сильнее.
21 сентября Конвент начал свою работу актом об отмене монархии. «Дворы – это мастерские преступления, очаги разврата, логовища тиранов. История королей – это мартиролог наций», – заявил под гром аплодисментов якобинец Грегуар. Провозгласив день 21 сентября начальной датой «новой эры» – IV года свободы, первого года Республики, – Конвент тем самым возвестил установление во Франции республиканского строя [47]47
См. «Debats de la Convention nationale, ou analyse completes des seances…», II. Pans, 1828.
[Закрыть].
Работы Конвента начались при знаменательных обстоятельствах. Накануне, 20 сентября, в сражении при Вальми французские войска впервые с начала войны одержали победу над интервентами. Армии революционной Франции перешли в наступление. Они вступили на территорию Бельгии, тесня отходящего противника; 6 ноября в битве при Жемаппе разбили австрийцев, вышли на средний Рейн, заняли Аахен, Вормс, овладели Франкфуртом-на-Майне. Блистательные победы революционного оружия окрылили французский народ.
Якобинцы, стремясь к сплочению всех патриотических сил, протянули жирондистам руку примирения. Марат открыто объявил о том на страницах своей новой газеты[48]48
«Journal de la Republique francaise, par Maral, l’Ami du peuple…», N 1 (без даты, сентябрь 1792 г.)
[Закрыть]. Но жирондисты, переоценивая силу своего влияния в стране, отвергли примирение. Напротив, они выступили с яростными нападками на Робеспьера, Марата. Борьба между двумя партиями возобновилась с новой силой. 10 октября 1792 г. Бриссо и другие жирондисты были формально исключены из Якобинского клуба.
Разногласия между жирондистами и якобинцами охватывали почти все вопросы революции. Но наиболее острым, или вернее сказать, выдвинувшимся на первый план стал вопрос о судьбе короля. Якобинцы требовали казни короля; жирондисты – прямо или, чаще, маскируясь – брали его под защиту. Но это не был спор о личной судьбе Людовика Капета; это был спор о большем – о революции, о том, должна ли она идти вперед.
Преданный суду Конвента бывший король, вопреки всем маневрам жирондистов, большинством голосов был приговорен к смертной казни[49]49
«Le pour et le contre. Recueil complet des opinions prononcees a l’Assemblee conventionelle dans le proces de Louis XVI». Paris, 1793; A. Soboul. Le proces de Louis XVI. Paris, 1966.
[Закрыть]. 21 января 1793 г. он был гильотинирован.
Война требовала огромного напряжения сил страны. С начала 1793 г. в антифранцузскую коалицию вступили Англия, Голландия, Испания, ряд итальянских и германских государств. Контрреволюционная коалиция все расширялась. В марте 1793 г. вспыхнул контрреволюционный мятеж в Вандее, быстро распространившийся на ряд северо-западных департаментов. Число врагов росло.
С осени 1792 г. военные действия развивались для Франции успешно. Но в марте 1793 г. командовавший войсками в Бельгии генерал Дюмурье, тесно связанный с жирондистами, пытался повернуть армию против Парижа и, потерпев неудачу, бежал в лагерь врага [50]50
См. A. Chuquct. Dumouriez. Paris, 1914.
[Закрыть]. После измены Дюмурье французская армия начала отступать из Бельгии. Одновременно теснимые превосходящими силами французы отходили из занятых земель Германии. Противник перехватил инициативу; он вторгся на территорию Франции и перешел в наступление на всех фронтах.
Внутреннее положение страны также резко ухудшилось. Война требовала огромных расходов. Не желая возлагать издержки войны на богатых – облагать их налогом, жирондистское правительство встало на путь непрерывных эмиссий. Выпущенные в большом количестве ассигнаты резко пали в цене. Следствием этого был рост дороговизны на продовольственные товары. Произведенные правительством реквизиции сельскохозяйственных продуктов для снабжения армии привели к тому, что зажиточные крестьяне стали припрятывать хлеб. В результате всего этого беднейшее население городов и сельская беднота, не имея средств на покупку продуктов по взвинченным ценам, оказались обреченными на муки голода. С осени 1792 г. в Конвент стало поступать множество петиций и жалоб на то, что народ голодает.
В Париже и других городах начались волнения на продовольственной почве. Большое влияние среди санкюлотов стала приобретать политически не оформленная, распыленная группа народных агитаторов, вошедших в историю под именем «бешеных». «Бешеные» – Жак Ру, Варле, Леклерк – поддержали выдвигавшееся беднотой требование установления максимума – твердых цен на продукты питания. Жак Ру, священник в церкви Николая на полях, в секции Гравилье, в Париже смело обличал «аристократию имущих» и требовал жестоких мер наказания против спекулянтов и барышников. Он был одним из первых проповедников политики социального террора, т. е. террористических мер против богатых. «Необходимо, чтобы серп равенства прошелся по головам богатых», – говорил он. Его популярность в кварталах бедноты быстро росла. Он был избран в члены Коммуны, выступал в Клубе кордельеров, составлял смелые обращения к Конвенту[51]51
Вопрос о «бешеных» нельзя считать еще полностью исследованным исторической наукой. Наиболее крупный вклад в изучение этой темы внесли Я. М. Захер и Вальтер Марков (см. Я. М. Захер. «Бешеные». Л., 1930; он же. Движение «бешеных». М., 1961 (в этом издании исправлены ошибочные оценки, данные в ранних работах того же автора) и ряд его статей во «Французском ежегоднике» за 1959, 1961 и 1965 гг., IV. Markov. Robespierristen und Jacqueroutins. – «Maximilien Robespierre». Berlin, 1961; idem. Jacques Roux oder vom Elend der Biographie. Berlin, 1966; idem. Die Freiheiten des Pristers Roux. Berlin, 1967, и его статьи во «Французском ежегоднике» за 1960, 1964 гг.; idem. Jacques Roux und Karl Marx. Berlin, 1965; см. также статьи Л. С. Сытина о «бешеных» в «Ученых записках Ульяновского гос. пед. ин-та» за 1956 и 1959 гг.).
[Закрыть].
Смутные, неотчетливые стремления низов к иному, более справедливому общественному строю находили отражение и в ряде утопических проектов социального переустройства. Безбожник и материалист Сильвен Марешаль – позднее участник заговора Бабефа, требовал, чтобы по окончании войны было произведено уравнение имуществ, устраняющее все преимущества богатых[52]52
М. Dommangel. Sylvain Marechal, l'egalitaire, «L’homme sans Dieu». Paris, 1950 (там же библиография).
[Закрыть]. Сам Гракх Бабеф уже во время революции подходил к коммунистическим взглядам[53]53
В. М. Далин. Бабеф накануне и во время Великой французской революции. М. 1963.
[Закрыть]. Коммунистические утопии развивали в эти же годы Буассель, Шапюи и другие неизвестные ранее выразители социальных чаяний народных низов, открытые лишь в последние годы исторической наукой[54]54
А. Р. Иоаннисян. Коммунистические идеи во время Великой французской революции. М., 1966.
[Закрыть].
Между якобинцами и «бешеными», не говоря уже о мечтателях-коммунистах, остававшихся по большей части одиночками, сторонившихся политической борьбы, существовали немалые различия. Правда, среди якобинцев и их вождей были люди, последовательно и твердо защищавшие интересы бедноты, и среди них в первую очередь должно быть снова названо имя Марата[55]55
А. Р. Манфред. Жан Поль Марат – друг народа. – А. Манфред. Очерки истории Франции. М., 1961; он же. Марат. М., 1962; Ц. С. Фридлянд. Ж. П. Марат и гражданская война XVIII в. М., 1958.
[Закрыть]. Но в целом якобинцы уделяли значительно больше внимания вопросам политическим, чем социальным. Они отнеслись первоначально отрицательно к требованию максимума на продовольствие, видя в нем нечто «старорежимное» – ограничение свободы в экономической сфере. Они не скрывали и своего недоверия к «бешеным» в целом.
Но сила якобинцев в том и заключалась, что они прислушивались к голосу народа. Под влиянием требований народных низов они пересмотрели свое отношение к максимуму. Сначала за поддержку требований максимума высказалась Коммуна Парижа, затем и якобинцы в Конвенте. Поддержка якобинцами требований максимума означала установление на практике блока с «бешеными». К этому вела и логика борьбы с жирондистами.
Несмотря на ухудшающееся положение на фронтах, жирондисты, пренебрегая опасностью, нависшей над родиной, направляли все свои усилия на борьбу против Горы, на разжигание внутренних разногласий. В апреле 1793 г., нарушая депутатскую неприкосновенность, они добились предания Марата суду революционного трибунала. Но процесс против Друга народа превратился в его триумф. Трибунал оправдал Марата, и народ на руках принес его в здание Конвента.
4 мая жирондисты потерпели поражение и в Конвенте. Несмотря на их яростное сопротивление, большинство проголосовало за внесенные якобинцами предложения об установлении твердых цен на зерно. Первый максимум, декретированный Конвентом, с неизбежностью влек за собою и другие меры государственного регулирования торговли и распределения продуктов[56]56
Н. М. Лукин. Избр. труды, т. I. М., 1960, стр. 259.
[Закрыть].
Но понесенные поражения не отрезвили жирондистов. Они выступили с прямыми угрозами революционному Парижу, пытаясь противопоставить страну столице. Скатываясь к контрреволюции, они установили в ряде городов фактический блок с роялистами, а в Лионе подняли открытый мятеж. 18 мая им удалось создать в Конвенте комиссию 12-ти для расследования деятельности Коммуны. В момент, когда пять иностранных армий, вторгшихся на территорию Франции, теснили отступающие войска республики, жирондисты подготавливали удар по революционным организациям столицы.
Народное восстание 31 мая – 2 июня 1793 г., возглавленное Коммуной Парижа, пресекло эти гибельные попытки и сбросило власть Жиронды. Конвент распустил комиссию 12-ти, а затем 2 июня по предложению Жоржа Кутона декретировал арест 29 депутатов-жирондистов. Народное восстание восторжествовало. Власть перешла в руки якобинцев.
