Текст книги "Шаг за черту"

Автор книги: Ахмед Салман Рушди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц)

Весна буйствовала, и всё: ивы, персики, манго, цветы – пустилось в безудержный рост. Все мерзкое и уродливое скрылось под свежим благоуханным покровом. Зовущее к новому, к дерзости, время это звучало ликующей и мечтательной нотой в душе. Говоря языком медицинским, оживший воздух заставлял усиленно работать мои железки, вынуждая меня восклицать: «Ого-го, Джемисон!» – и стремиться жить, жить!

А вот другой пример:

Такое бывает только в Индии. У меня случилось жуткое безденежье: в общем, я по уши увяз в долгах. Но, как ни странно, на Востоке безденежье вполне сочетается с любовью и женщинами. Здесь, в Англии, если человек разорился, женщины тут же от него отворачиваются. Тут все умные. А на Востоке они только нежнее льнут к неудачнику. Вот вам восточный колорит!

Это «бабу-английский», просторечный, полуграмотный, неказистый английский язык, которым пользуются на базарах, облагороженный образованием, умом и лукавым талантом Десани, обретший уникальный стиль и ритмику, новую, литературную, ипостась. Трудно представить себе без Десани недавнюю книгу А. Алана Сили, евразийскую комическую сагу «Троттер-наме», внушительный том, насыщенный интерполяциями, восклицаниями, поворотами, панегириками и трагедиями. Я и сам кое-что позаимствовал у Десани.

Вед Мехта известен своими ехидными комментариями по поводу индийских реалий, а также несколькими книгами на автобиографическом материале. Первая из них наиболее трогательна: «Веди», воспоминания слепого о юности, где жестокость и доброта описываются одновременно и бесстрастно, и выразительно. (Не так давно Фирдаус Канга в своем автобиографическом романе «Попытка вырасти» тоже описал физические страдания, оживляя высокий стиль юмором.)

Рут Прауэер Джабвала, автор книги «Зной и пыль», получившей премию «Букер» (впоследствии по этой книге был снят фильм), является выдающимся мастером. Как писателя ее порой недооценивают в Индии, потому что, как я думаю, стиль интеллектуала, лишенного корней (что составляет самую суть ее манеры письма), совершенно чужд в стране, где региональная принадлежность ценится превыше всего.

Рут Джабвала многим известна как успешный сценарист. Но многие ли знают, что величайший индийский кинорежиссер Сатьяджит Рей был также и мастером короткого рассказа? Его отец издавал на бенгали известный детский журнал «Сандеш», и язвительные притчи Рея только выигрывают от почти детского обаяния его стиля.

Анита Десаи, один из самых крупных современных писателей Индии, заслуживает сравнения с Джейн Остин. В таких романах, как «Ясный свет дня», написанных непринужденным английским языком, полным тонких нюансов, она демонстрирует и выдающийся дар социального портрета, и полноценный, в духе Джейн Остин, сарказм проникновения в суть человеческих помыслов. В романе «В заключении», возможно ее лучшем произведении на сегодняшний день, она мастерски использует английский язык, чтобы отобразить упадок другого языка, урду, а также высокую культуру, с которой он был связан. Здесь (в противоположность Нараяну) поэт, последний, спившийся и хилый, пленник вымирающей традиции, играет роль Забияки: а главный герой романа, Девен, юный почитатель поэта, выступает в качестве Нытика. Десаи повествует о том, что уходящее прошлое, старый мир может оказаться не менее тяжким бременем, чем корявое, порой бестолковое настоящее.

Хотя В. С. Найпол рассматривает Индию как бы со стороны, его сопричастность ей настолько сильна, что без него обзор современных авторов оказался бы неполным. Три его документальные книги об Индии: «Область тьмы», «Индия: раненая цивилизация» и «Индия: миллион мятежей сегодня» – представляются важными, и не только потому, что в них ставятся острые вопросы. Резкость его ответов поражает многих индийских критиков. Наиболее беспристрастные из них признают: да, он нападает на то, что действительно заслуживает нападок. Один южноиндийский писатель признался мне: «Когда я приезжаю на Запад, я против Найпола, но когда возвращаюсь домой в Индию, я за него».

Одной из мишеней для Найпола (в книге «Индия: раненая цивилизация») стал институт прикладных технологий, где изобрели «обувь для жатвы» (с прикрепленными лезвиями), чтобы индийские крестьяне использовали ее для сбора урожая, это поистине заслуживает всей разящей остроты сарказма. Временами, однако, он излишне высокомерен. Индия, утраченный рай его предков-эмигрантов, не устает разочаровывать его. Впрочем, в последней книге трилогии он отзывается о положении дел в стране более благосклонно. С одобрением пишет о возрождении «руководящей воли, руководящего разума, национальной идеи» и обезоруживающе трогательно признается в атавистическом настроении, в котором пребывал во время своей первой поездки по стране тридцать лет тому назад: «Индия моей мечты и сердца оказалась невозвратной и невосстановимой. В этой первой поездке я был всего лишь испуганным путешественником».

В книге «Область тьмы» Найпол отмечает у индийских писателей, названных в данной статье, характерное смешение согласия и расхождения. Вот что он пишет:

Широко распространено мнение, что английский язык, столь полезный для Толстого, не может воздать должного писателям, пишущим на одном из индийских языков. Может, и так; те переводы, которые я прочитал, не вызывают у меня желания прочитать что-нибудь еще. Премчанд… оказался всего лишь автором нравоучительных басен… Другие авторы утомили меня, неустанно внушая, сколь печальна нищета, сколь печальна смерть… Многие из современных рассказов всего лишь перелицованные народные сказки…

В сущности, он выражает со свойственным ему бесстрашием и прямотой то, что ощущал и я. (Хотя Премчанда я оценивал несколько выше.) Далее он отмечает:

Роман на Западе – это проявление озабоченности судьбами человечества, реакция на то, что происходит здесь и сейчас. В Индии мыслящая часть общества предпочитает повернуться спиной к тому, что происходит здесь и сейчас, и довольствоваться тем, что президент Радхакришнан называет «тягой человека к неведомому». Вряд ли это качество годится для создания и чтения романов…

В этом я с ним согласен только отчасти. Действительно, многие из образованных индусов ушли в непролазные дебри критического мистицизма. Однажды я слушал весьма известного и увлеченного древнеиндийскими учениями писателя, излагавшего свою теорию того, что можно назвать «движизмом». «Возьмем воду, – поучал он нас. – Вода без движения – это что? Это озеро. Очень хорошо. Вода плюс движение – это что? Это река. Понимаете? Вода – все та же вода. Только ей придано движение. – И он продолжил: – Если использовать тот же принцип, язык – это молчание, которому придано движение». (Талантливый индийский поэт, сидевший рядом со мной на выступлении этого великого человека, прошептал мне на ухо: «Кишка без движения – это что? Запор! Кишка плюс движение – это что? Дерьмо!»)

Я согласен с Найполом в том, что мистицизм вреден для романиста. Но я знаю, что в Индии на каждого заумного «движиста» найдется ехидный «кишкист», шепчущий кому-то на ухо. На каждого возвышенного искателя древней восточной мудрости найдется трезвомыслящий очевидец происходящего здесь и сейчас совершенно в духе того, что Найпол неточно определил как исключительно западную черту. А когда Найпол приходит к выводу, что, как незаконный плод индо-британской «случайной связи», Индия представляет собой всего лишь общество подражателей, что ее художественная жизнь пребывает в застое, «творческий порыв иссяк» и «Шива перестал плясать», боюсь, тут мы расходимся полностью. «Область тьмы» была написана в 1964 году, всего через семнадцать лет после обретения независимости – рановато для некролога. Уровень индийской англоязычной литературы поднялся и может еще изменить его мнение в лучшую сторону.

В 1980-е и 1990-е годы поток хорошей литературы превратился в потоп. Бапси Шидхва формально пакистанка, но литература не признает границ, и роман Шидхвы «Разделенная Индия» представляет собой одно из ярчайших свидетельств того, какие ужасы повлек за собой раздел Индийского субконтинента (полуострова Индостан). Роман Гиты Мехты «Река Сутра» – это заслуживающая уважения попытка современной индийской писательницы освоить индусскую культуру, которая послужила для нее почвой. Качество современной индийской литературы находит выражение и в творчестве менее известных писательниц: Падмы Переры, Аньяны Аппачаны («Слушать сейчас») и Гиты Харихаран.

Формируются новые стили: реализм в духе Стендаля у писателей вроде Рохинтона Мистри, автора двух востребованных романов, «Такое длинное путешествие» и «Тонкое равновесие», и сборника рассказов «Истории Фирожи Бааг»; прелестная, немного менее натуралистичная проза Викрама Сета (его тщательно продуманный роман «Подходящий жених» обнаруживает некоторую приверженность к облегченному повествованию): изысканное социальное обозрение Упаманью Чаттерджи («Английский, август»): более живая и яркая манера Викрама Чандры («Любовь и страсть в Бомбее»). Самое крупное достижение Амитава Гхоша на сегодняшний день – это документальная книга об Индии и Египте «На древней земле». Может, его талант как раз и раскрывается в полной мере именно в таких эссе. Сара Сулери, чья автобиографическая книга «Постные дни» напоминает произведение гостьи с пакистанской границы Бапси Шидхвы «Расколотая Индия», тоже публицист, отмеченный оригинальностью и изысканностью стиля. А проза Амита Чаудхури, великолепно тягучая и уклончивая, вообще не укладывается ни в какие категории.

Внушает надежду и то, что подрастает новое поколение. Кераланская писательница Арундхати Рой появилась под фанфары. Ее роману «Бог мелочей», отмеченному энергией и блеском, присущ тщательно отделанный и исключительно индивидуальный стиль. Производят впечатление также дебюты двух других романистов. Книги «Серфингист» Ардашира Вакила и «Переполох в саду» Киран Десаи, каждая по-своему, представляются исключительно оригинальными произведениями. Рассказанная Вакилом история о парне, выросшем рядом с Джуху-Бич в Бомбее, остроумна, забавна и динамична; нравоучительная притча Киран Десаи о непослушном мальчике, который взбирается на дерево и становится маленьким гуру, написана сочно и исполнена фантазии. Киран Десаи – дочь Аниты Десаи, ее появление знаменует рождение первой династии в истории современной индийской литературы. Но она имеет собственный писательский голос и подтверждает, что союз Индии и английского языка отнюдь не бесплоден и способен порождать новых, щедро одаренных от природы детей.

Карта мира в проекции Меркатора[111]111
  Проекция Меркатора – равноугольная цилиндрическая проекция, сохраняющая углы и формы, но искажающая расстояния. Названа по имени фламандского картографа Герхарда Меркатора (Герарда Кремера, 1512–1594), применившего ее в 1569 г.


[Закрыть] безжалостна по отношению к Индии, заставляя ее выглядеть значительно меньше, например, Гренландии. На карте всемирной литературы Индия тоже чересчур долго выглядела недомерком. Однако пятьдесят лет спустя после обретения независимости эпоха безвестности подходит к концу. Писатели Индии разорвали старую карту и энергично чертят свою собственную.

Март 1997 года.

Перев. Т. Казакова.

Индии пятьдесят лет

Первоначально опубликовано в журнале «Тайм»

Есть два способа встретить пятидесятилетие. Можно: 1) дерзко показать нос Старику Хроносу и, закатив крутую вечеринку, во всеуслышание объявить, что вы нахально намерены жить и дальше, или 2) притвориться, будто ничего не случилось, и, спрятав голову под подушку, весь день ждать, чтобы он поскорее прошел. Когда я отмечал свои полвека, то решил, например, жить дальше. Теперь подошел черед Индии; но хотя годовщину – пятьдесят лет со дня освобождения от британского владычества – громко отмечает весь мир, сама Индия если не игнорирует ее, то относится к ней явно с прохладцей, как бы недоуменно пожимая плечами, и факт этот не без удивления отметили все международные обозреватели. Просто ни дать ни взять этакая леди, которая не желает обнародовать свой возраст.

Отношение к торжественным датам в Индии вообще менее трепетно, чем на Западе. Поглядеть на яркие ежегодные парады 26 января (в День республики) собираются в основном иностранцы, чтобы поглазеть на слонов в сверкающих попонах, тогда как местные жители в большинстве своем не обращают на них внимания. Довольно скромно отмечают даже 15 августа (День независимости). Я приезжал в Индию десять лет назад, в день ее сорокалетия, и стоял у Красного форта[112]112
  Красный форт – историческая цитадель эпохи Великих Моголов, откуда премьер-министр Индии обращается к народу 15 августа, в День независимости.


[Закрыть] в Дели, где записывал выступление тогдашнего премьер-министра Раджива Ганди[113]113
  Раджив Ланди (1944 1991) – старший сын Индиры Ганди, премьер-министр Индии в 1984–1989 гг. Убит «Тамильскими тиграми».


[Закрыть], который обращался с речью к толпе, внимавшей ему с поразительным равнодушием. Все, что он говорил, было всем до такой степени неинтересно, что люди начали расходиться, не дожидаясь конца выступления.

Правящая индийская элита всегда с осторожностью относилась к публичным празднествам. Принято считать, что народ будто бы не одобрит разбазаривания средств, которые лучше потратить на сооружение ирригационной системы, а не на фейерверки, например. Возразить тут можно только одно: после недавних коррупционных скандалов и внутрипартийных склок репутация лидеров нации и так хуже некуда, потому вряд ли один праздник, устроенный для народа, способен ее испортить. К тому же самих лидеров это, похоже, нисколько не беспокоит.

Потому в преддверии круглой даты можно было бы ожидать, что в Индии захотят немного развлечь народ. Как потом выяснилось, планы подготовки к празднованию были и включали в себя самые разнообразные мероприятия – от традиционного занудства (прослушивание в записи выступлений основоположников государства членами Национальной ассамблеи) до малобюджетных любительских спектаклей, инсценировок знаменитых эпизодов Бомбейской сессии, на которой 8 августа 1942 года была принята резолюция, призывавшая британцев добровольно покинуть Индию, а также таких нелепых инициатив, как, например, предложение – сделанное совершенно серьезно – ознаменовать юбилей открытием памятника Ганди (разумеется, в знаменитой набедренной повязке) в Антарктиде. В Пакистане правительство Наваза Шарифа – судя по информации из посольства Пакистана в Лондоне, – также приняло решение отметить праздник «скромно», хотя и для Пакистана это круглая дата. До сих пор пакистанские политики в излишней скромности замечены не были, так что, наверное, подобное случилось впервые.

Пятьдесят лет назад, когда г-н Неру вступал в должность первого премьер-министра самостоятельного государства Индия, в своей инаугурационной речи он назвал обретение независимости моментом, «когда… подает голос долго молчавшая душа народа». Объяснение тому, отчего сегодня этот народ не желает бросать в воздух шапочки а-ля Неру, нужно искать в цепи событий, последовавших за освобождением, которые стали причиной новых страданий для его едва почувствовавшей свободу души. Если в 1947 году, когда Индия еще не растеряла своего идеализма, август связывался с надеждами на грядущие перемены, то в 1997-м главное впечатление от августа – ощущение конца. Заканчивается еще одна историческая эпоха, эпоха, можно сказать, рождения постколониальной Индии. Но, как оказалось, она отнюдь не стала золотым веком свободы. Разочарование – доминирующий сейчас настрой. И комментаторы, и частные лица, все как один, с одинаковой готовностью называют целый ряд причин, начиная с Раздела, оказавшегося оборотной стороной освобождения. Принятое тогдашним правительством решение о выделении мусульманских штатов в самостоятельное государство привело к кровавым конфликтам, в которых погибло более миллиона индуистов, сикхов и мусульман. Последствиями его, словно ядом, пропитана вся история взаимоотношений двух новорожденных государств. Так с какой теперь стати кто-то здесь должен праздновать пятидесятую годовщину Раздела, который стал для обеих стран трагедией века?

Я, как и многие индийцы, придерживающиеся секулярных взглядов, готов поспорить с тем, что Раздел был якобы неотвратим, и считаю его не проявлением исторической неизбежности или воли народа, а результатом политической борьбы – между Ганди и М. А. Джинной, между Конгрессом и Лигой[114]114
  М[ухаммед] А[ли] Джинна (1876–1948) – основатель партии Всеиндийская мусульманская лига (1906). Конгресс – Индийский национальный конгресс, самая большая и старейшая (создана в 1885 г.) политическая организация Индии.


[Закрыть], – в ходе которой Джинна из убежденного противника раскола превратился в ярого его сторонника, а затем стал основателем исламского государства. (Старая тактика британского правительства «разделяй и властвуй» только усугубила противоречия.) В результате множество мусульманских семей, в том числе и моя, оказались по разные стороны границы. Мои родители и два моих дяди остались в Бомбее, а тети со своими семьями перебрались в Западный Пакистан, как он назывался до 1971 года, пока восточная часть страны, отделившись, не образовала новое государство Бангладеш. Нашей семье повезло в том, что на нашу долю не выпало кровопролитий, но жизнь наша с тех пор стала определяться границами, которые пролегли между нами. Разве в Европе нашелся бы человек, который захотел бы отпраздновать сооружение Берлинской стены или возникновение «железного занавеса»?

История обеих стран после Раздела отмечена непрерывной вереницей трагедий и бед. А главные социальные болезни не вылечены. Знаменитый лозунг г-жи Индиры Ганди «Garibi Hatao» («Долой нищету!») так и остается лозунгом; Индия живет в такой же бедности, как и раньше, но стала еще более многонаселенной, причем главным образом из-за нежелания сына г-жи Ганди, Раджива, продолжать кампанию насильственной стерилизации, начатую в период чрезвычайного положения в середине 1970-х при правительстве г-жи Ганди; прекращение этой кампании, призванной установить контроль над рождаемостью, отбросило страну более чем на целое поколение. Неграмотность, использование детского труда, высокая детская смертность, обнищание низших каст и низших слоев – все эти тяжкие проблемы остаются нерешенными и сегодня. (Какой-то хулиган в Бомбее наносит оскорбление памяти д-ра Амбедкара, лидера неприкасаемых, водрузив его памятнику на шею гирлянду из сандалий, и эта глупая шутка приводит к новой вспышке насилия[115]115
  [Бхимрао Рамджи] Амбедкар (1891–1956) – первый политический деятель, боровшийся за права неприкасаемых, первый неприкасаемый, окончивший университет и получивший степень доктора; юрист, экономист, философ. По его инициативе неприкасаемые массово обращались в буддизм, не признающий кастовых различий. Прикоснуться к чужой обуви в Индии считается оскорбительным.


[Закрыть].)

Жестокие обычаи, жившие здесь испокон веков, теперь принимают новые формы. Выросло число сожжений молодых вдов ради их приданого. Страшные вещи рассказывают очевидцы о ритуальных жертвоприношениях детей среди последователей культа богини Кали. Не прекращаются общинные распри. В Пенджабе рвутся бомбы сикхских сепаратистов, в прекрасной Кашмирской долине похищают туристов. Индуистские националисты разрушают мечеть Бабура[116]116
  Мечеть Бабура (Бабри) возведена по приказу первого могольского императора Бабура в XVI в. в священном для индуистов городе Айодхья. До 1940-х годов называлась мечетью Джанмастан («мечетью места рождения»).


[Закрыть], на месте которой, по их верованиям, родился бог Рама, и в результате кровь льется рекой во всем штате Уттар-Прадеш, в Мируте, Айодхье и Ассаме.

Мой родной город Бомбей один, кажется, оставался свободным от злейших пороков современного индийского общества, но в 1993 году взрывы прозвучали и там, в самом сердце огромного мегаполиса, где есть все хорошее и все плохое, что присуще меняющейся Индии, со всеми ее новациями и безнадежной нищетой, с ее глобальным мышлением и узколобым сектантством, разрушив миф о Бомбее и уничтожив вместе с мифом – может быть, навсегда – идеализм и целомудрие всей постколониальной эпохи.

Не забудем о коррупции. Один из героев моего романа «Последний вздох мавра» дает свое определение современной индийской демократии («Один человек – одна взятка») и формулирует индийскую теорию относительности («Относите всё в семью»). Его шутки, как и большая часть того, что сейчас пишут об этом в Индии и об Индии, кажется преувеличениями, а на самом деле невозможно даже передать размах, какой приняла здесь коррупция, разросшаяся до гротескных масштабов. Начиная со скандала с «Марути» в 1970-х (когда бюджет программы «Народный автомобиль», которой руководил лично Санджай Ганди[117]117
  Санджай Ганди (1946–1980) – младший и любимый сын Индиры Ганди, которого она видела своим преемником в политике. Погиб в авиакатастрофе.


[Закрыть], не досчитался огромных денег), «Бофорского скандала» из-за сделки по закупке оружия со шведской компанией «Бофор», запятнавшего репутацию Раджива Ганди (когда огромных денег не досчитался уже бюджет страны) и до попытки в 1990-х регулировать индийский рынок ценных бумаг с помощью гигантских сумм, заимствованных из бюджета, что привело к катастрофическому падению рынка. Сейчас одновременно под следствием находится несколько десятков влиятельных политических лидеров, подозреваемых в коррупции, включая премьер-министра П. В. Нарасимху Рао. Кроме него есть еще и Лалу Прасад Ядав, главный министр Бихара (одного из беднейших штатов), подозреваемый в причастности к «фуражной афере», с чьего соизволения в течение многих лет огромные бюджетные средства тратились, увы, на приобретение кормов для несуществующего скота. Мошенники похитили более 150 миллионов долларов – сумма, о какой бессмертный Чичиков, антигерой гоголевского романа «Мертвые души», не мог бы даже мечтать.

Продолжить список сегодняшних бед легко. Стал заметен рост националистических индуистских движений экстремистского толка; приходит в упадок гражданская служба, долго составлявшая здесь основу демократии; в коалиционном правительстве премьер-министра И. К. Гуджрала наметилась тенденция к расколу. Из него с удручающей регулярностью выходит фракция Ядав и вот-вот выйдет ДМК[118]118
  ДМК (Дравида муннетра кажагам – Федерация дравидского прогресса) – одна из двух ведущих тамильских партий.


[Закрыть], и если правительство еще не рухнуло, то исключительно потому, что на самом деле перевыборов никто не желает – никто, кроме разве что военизированной БДП[119]119
  БДП (Бхаратия джаната парти – Индийская народная партия) – одна из двух ведущих общенациональных партий Индии (наряду с Индийским национальным конгрессом). Относится к правым и часто характеризуется как партия «индуистского национализма».


[Закрыть], у которой больше всего мест в парламенте и которая, хотя она еще не дорвалась до власти, в следующий раз наверняка получит больше мест, и тогда бороться с национализмом станет куда труднее. Сторонникам традиционных ценностей будет кому пожаловаться на Эм-ти-ви, которое портит молодежь, а любителям спорта – на отсутствие в Индии спортсменов мирового класса.

Тем не менее в преддверии юбилея настроение у меня праздничное. Не все плохо. [Например, президентом страны впервые избран кандидат от далитов (неприкасаемых), г-н Кочерил Раман Нараянан, что, возможно, заставит приумолкнуть самых ярых сторонников кастового деления.) Как бы то ни было, я для начала хотел бы воздать должное идее, которая появилась на свет пятьдесят лет назад и продержалась все это смутное время, иначе говоря так называемой индийской идее. Большую часть своей взрослой жизни я размышлял и писал именно о ней. В 1987 году, накануне прошлой круглой даты, я объехал всю Индию, расспрашивая людей о том, как они понимают индийскую идею и нужна ли она сейчас. Как ни странно (учитывая размеры и разнородность страны, а также местный патриотизм жителей Индии), все, с кем я об этом заговаривал, отвечали мне доброжелательно, твердо считая себя индийцами, в полной уверенности, что знают, о чем речь, хотя, когда я начинал углубляться в предмет, оказывалось, что все понимают ее по-своему, как и вопрос о своей государственной принадлежности.

Но, в конечном счете, разнообразие мнений – это явление положительное. В современном мире мы все вынуждены учиться осознавать себя как сложное единство, как совокупность составляющих, иногда противоречивых, а иногда и малосовместимых. Учиться понимать, что и мы то сами каждый день разные. Становясь старше, мы делаемся не похожи на себя, какими были в юности; смелые рядом с друзьями, можем оробеть в присутствии работодателя; очень принципиальные, когда учим жизни детей, способны, не устояв перед соблазном, оказаться абсолютно беспринципными; мы бываем серьезными и легкомысленными, тихими и шумными, твердыми и податливыми. То единое, главное «я», которое было основой многих концепций девятнадцатого века, сменилось теперь множеством соперничающих, толкающихся маленьких «я». Тем не менее обычно (если мы здоровы и ничто не выбило нас из колеи) каждый из нас более или менее осознает, кто он. Я с уважением отношусь к каждому своему проявлению, считая каждое свое «я» собой. Эта параллель прекрасно иллюстрирует современное состояние Индии. В соответствии с новыми веяниями страна стала смотреть на себя шире, считая собой без малого миллиард разных «я». Ее главное «я» настолько огромно и эластично, что в состоянии их принять, как бы разительно они ни отличались друг от друга. Индия с уважением относится ко всем и всех называет индийцами. Такое понимание единства куда интересней, чем старые плюралистские идеи «плавильного котла» и «культурной мозаики». К тому же оно работает, поскольку каждый индиец видит в себе отражение нации в целом. Потому они все так доброжелательно относятся к национальной идее, потому легко отождествляют себя с Индией и чувствуют свою к ней «принадлежность», несмотря на смуты, коррупцию, мишуру несмотря на все разочарования последних пятидесяти лет.

Когда-то Черчилль сказал, что индийский народ – это не народ, а «абстракция». Джон Кеннет Гэлбрейт[120]120
  Джон Кеннет Гэлбрейт (1908 2006) – американский экономист, один из столпов экономической теории XX в., с 1961 по 1963 г. – посол США в Индии.


[Закрыть] дал определение более сочувственное и более запоминающееся – «функционирующая анархия». Но, на мой взгляд, оба – и Черчилль, и Гэлбрейт – недооценили жизнестойкость индийской идеи. А это сейчас, наверное, самая современная национальная идея, появившаяся на свет в постколониальный период. И вот ее рождение отпраздновать стоит, хотя бы лишь для того, чтобы общей радостью защититься от врагов, которых у нее хватает и внутри страны, и за ее пределами.

Июль 1997 года.

Перев. Т. Чернышева.