Текст книги "Сердце огня - Роман"

Автор книги: Агата Кристи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
МИСС ВАЙНЕР ВЫНОСИТ СУЖДЕНИЕ

Кэтрин выглянула в окно спальни мисс Вайнер. Шел дождь, не особенно сильный, но ни на минуту не прекращавшийся. Из окна был виден садик, по которому к калитке вела дорожка. По обе стороны от дорожки были разбиты цветочные клумбы, на которых цвели поздние розы, гвоздики и голубые гиацинты.

Мисс Вайнер лежала в большой кровати викторианской эпохи. Она отставила в сторону поднос с остатками завтрака и вскрывала почту, время от времени делая едкие замечания по поводу прочитанного.

Кэтрин держала в руках раскрытое письмо и читала его во второй раз. Письмо было отправлено из отеля «Ритц» в Париже.

«Уважаемая мадемуазель Кэтрин, надеюсь, вы пребываете в добром здравии и возвращение в английскую зиму не показалось вам слишком унылым. Что касается меня, то я с усердием продолжаю расследование, так что не подумайте, будто у меня тут сплошной праздник. Очень скоро я буду в Англии и надеюсь иметь удовольствие снова встретиться с вами. Вы ведь не откажетесь отобедать со мной? Я напишу вам немедленно по приезде в Лондон. Не забыли, дело мы расследуем вместе. Надеюсь, помните. Будьте уверены, мадемуазель, в моей неизменной преданности и уважении.

Эркюль Пуаро».

Кэтрин слегка нахмурилась, как будто в прочитанном письме что-то удивило и заинтриговало ее.

– Ожидается пикник для хористов, – говорила между тем мисс Вайнер. – Если на нем будут Томми Сандерс и Альберт Дайкс, я не дам денег. Интересно, о чем они только думают, когда стоят по воскресеньям в церкви. Томми пропоет: «Боже, поспеши на помощь нам» и больше не открывает рта, а этот Альберт Дайкс все время жует какую-то мятную гадость. Или уж мой нос стал не таким, как раньше, или жует он, гадкий выпивоха, неспроста.

– Да, я знаю, они ужасны, – согласилась Кэтрин.

Она начала читать второе письмо, и на ее щеках появился внезапный румянец. Голос мисс Вайнер доходил до нее как будто издалека.

Когда она снова стала замечать окружающее, мисс Вайнер подводила свою длинную речь к торжествующей развязке.

– И я сказала ей: «Вовсе нет. Так уж случилось, что мисс Грей – родная кузина леди Тэмплин». Ну, что вы на это скажете?

– Вы меня все время защищаете, очень любезно с вашей стороны.

– Можешь и так считать. Для меня титул – пустой звук: хоть эта женщина и жена викария – она просто злобная кошка. Намекает на то, что ты купила себе место в высшем обществе.

– Может быть, она и не слишком ошибается.

– Ну, а взгляни на себя, – продолжала мисс Вайнер. – Разве ты вернулась оттуда этакой чопорной дамой, хоть у тебя и была полная к тому возможность? Нет. Ты здесь, такая же разумная, как всегда, на тебе приличные белбриггенские чулки и туфли. Я только вчера говорила об этом с Эллен. «Эллен, – говорю я, – ты посмотри на мисс Грей. Она на короткой ноге с разными знаменитостями, а разве она ведет себя, как ты, разве она носит юбки выше колен или эти шелковые чулки, которые расползаются под мужскими взглядами?»

Кэтрин улыбнулась про себя – не стоило пытаться избавить мисс Вайнер от ее предрассудков. Между тем, старая леди продолжала, все более входя во вкус:

– Для меня было огромным облегчением, что тебе не вскружили голову. Ты знаешь, я вчера просматривала свой альбом – там есть несколько вырезок о леди Тэмплин и ее госпитале, но я ничего как следует не разглядела: ты видишь лучше меня, мне бы хотелось, чтобы ты их просмотрела. Альбом в ящике секретера.

Кэтрин взглянула на письмо, которое держала в руке, и хотела сказать что-то, но вместо этого подошла к секретеру, достала альбом и стала просматривать. Со времени возвращения в Сент Мери Мэд, она не переставала восхищаться стойкостью и мужеством мисс Вайнер. Она понимала, как мало могла сделать для своей старшей подруги, но знала по опыту, как много такие мелочи значили для старых людей.

– Вот заметка, – сказала она. – «Виконтесса Тзмплин, которая устроила на своей вилле в Ницце госпиталь для раненых офицеров, стала жертвой сенсационного ограбления. Были украдены ее драгоценности и среди них несколько знаменитых изумрудов – наследственные драгоценности семейства Тзмплин».

– Должно быть, стразы, – сказала мисс Вайнер. – Эти дамы из высшего света очень часто подменяют настоящие драгоценности.

– А вот еще одна, – сказала Кэтрин, – с фотографией. «Великолепный студийный портрет виконтессы Тэмплин с ее маленькой дочерью Ленокс».

– Дай-ка взглянуть, – попросила мисс Вайнер. – Лица ребенка почти не видать, правда? Но я бы сказала, что и к лучшему: наш мир построен на контрастах – у красивых матерей как правило уродливые дети. Наверное, фотограф понял: самое лучшее, что он мог сделать для девочки – снять ее со спины.

Кэтрин рассмеялась.

– «Одной из очаровательных хозяек этого сезона на Ривьере является виконтесса Тэмплин, вилла которой находится на Cap Martin.

У нее гостит кузина, мисс Грей, которая недавно унаследовала крупное состояние».

– Вот эта-то мне и нужна, – сказала мисс Вайнер, – кажется, в газете была твоя фотография, но я не смогла ее найти – ты знаешь, что я имею в виду: миссис такая-то с таким-то – обычно с тростью и с ногой, поднятой для нового шага. Тем, кто снимается, иногда следовало бы посмотреть, как они получаются на фотографиях.

Кэтрин не отвечала, разглаживая пальцами заметку, и была чем-то озабочена. Она достала из конверта второе письмо и снова его просмотрела, потом обратилась к мисс Вайнер.

– Знаете, на Ривьере я познакомилась с одним человеком, который очень хочет приехать сюда и повидать меня.

– Мужчина? – спросила мисс Вайнер.

– Да.

– Кто он?

– Он секретарь мистера Ван Алдена – американского миллионера.

– Как его имя?

– Кнайтон. Майор Кнайтон.

– Гм… секретарь миллионера, и хочет приехать сюда. То, что я скажу тебе сейчас, Кэтрин, послужит для твоей же пользы. Ты прекрасная и разумная девушка, в поступках ты осторожна, но, поверь мне, раз в жизни любая женщина совершает глупость. Десять против одного, что ему нужны твои деньги.

Она жестом остановила Кэтрин, которая собиралась ответить.

– Я и ждала чего-нибудь подобного. Кто становится секретарем у миллионера? В девяти случаях из десяти, молодой человек, привыкший вести легкую жизнь. Он, конечно, привлекателен и хорошо воспитан, но у него нет ни ума, ни предприимчивости, а если и можно найти себе работу полегче, чем быть секретарем у миллионера, так жениться на богатой женщине, точнее, на ее деньгах. Я не говорю, что в тебя нельзя влюбиться, но ты уже немолода, и хотя у тебя хорошая фигура, ты не красавица. Так что советую не делать из себя дуры, а если ты все-таки не можешь сдержаться, то проследи, чтобы твои деньги оставались при тебе. Ну вот, я закончила. Что ты хочешь сказать?

– Ничего, – ответила Кэтрин, – но вы не будете возражать, если он приедет повидать меня?

– Я умываю руки, исполнив свой долг, – сказала мисс Вайнер. – Что бы теперь не случилось, это будет на твоей совести. Ты хочешь пригласить его к обеду или к ужину? Я думаю, Эллен может приготовить неплохой ужин.

– Все же лучше к обеду, – ответила Кэтрин, – вы очень добры, мисс Вайнер. Он просил меня позвонить, так что я сейчас так и сделаю, сказав, что мы будем рады, если он отобедает с нами. Он приедет на машине из города.

– Эллен умеет готовить мясо с жареными помидорами, – сказала мисс Вайнер, – может быть и не блестяще, но лучше, чем кто-либо другой в нашей глуши. Торт печь не стоит – торты у нее не выходят, но ее пудинги не так уж плохи, а у Эббота можно купить отличный кусок стилтонского сыра. Я слышала, что молодые джентльмены любят сыр, а кроме того, у меня есть отличное старое вино, оно осталось еще от отца. Я думаю, искристое мозельское подойдет.

– О нет, мисс Вайнер, вина не нужно.

– Чепуха, детка. Ни один джентльмен не будет счастлив, если он за едой хорошенько не выпьет. Если ты думаешь, что он предпочитает виски, то у меня есть немного хорошего – еще довоенного. А теперь делай, как я тебе говорю, и не спорь. Ключ от винного погреба в третьем ящике туалетного столика, во второй паре чулок, слева. Поищи – найдешь.

Кэтрин повиновалась.

– Во второй паре, – напомнила мисс Вайнер, – а в первой – мои бриллиантовые серьги и филигранная брошь.

– О! – растерянно сказала Кэтрин, – а почему бы вам не держать их в футляре?

– Вот еще! – мисс Вайнер фыркнула, – у меня слишком много здравого смысла, спасибо. Дорогая, я отлично помню, как мой бедный отец установил внизу сейф. Ужасно довольный собой, он сказал моей матери: «Теперь, Мэри, ты каждый вечер будешь отдавать мне свои драгоценности, и я буду запирать их». Мама была очень тактичной женщиной и знала, что мужчины любят настоять на своем, и она, как он ей и сказал, каждый вечер приносила ему ювелирный футляр, и он запирал его. А однажды ночью их ограбили и, конечно, первым делом вскрыли сейф. Так оно и должно было случиться, потому что бедный папа целыми днями только и делал, что хвастался перед всей деревней своим сейфом, как будто держал там сокровища царя Соломона. Грабители очистили сейф: они унесли столовое серебро и папину золотую дарственную медаль и, конечно, ювелирный футляр.

Она вздохнула и наморщила лоб, вспоминая.

– Папа очень жалел мамины драгоценности: там было венецианское колье, несколько чудных камней и розовых кораллов, но мама успокоила его, сказав, что, будучи разумной женщиной, она держала все свои драгоценности завернутыми в старый корсет – там они и лежали в целости и сохранности.

– А ювелирный футляр был пуст?

– Конечно нет, дорогая, – сказала мисс Вайнер, – тогда бы он был слишком легким. Моя мама была умной женщиной – она держала в ювелирном футляре пуговицы: в одном отделении большие, в другом – мелкие, а в третьем – какие придется. Самое интересное, что папа страшно рассердился на нее. Он сказал, что не терпит обмана. Но я совсем заболталась, а ты, наверное, хочешь пойти позвонить своему другу, кроме того, тебе надо сходить выбрать хороший кусок говядины. И скажи, пожалуйста, Эллен, чтобы она не надевала дырявых чулок, не тот нынче случай.

– Мисс Вайнер, ее зовут Эллен или Хелен? Я думала…

Мисс Вайнер закрыла глаза.

– Я еще не разучилась произносить «х», дорогая, могу произносить не хуже других, но Хелен – не подходящее имя для служанки. Удивляюсь, о чем только думают теперь женщины из низших классов? Дать имя Хелен простушке…

Когда приехал Кнайтон, дождь уже кончился. Ярко светило солнце, в его лучах поблескивали волосы Кэтрин, когда она вышла на крыльцо встретить гостя. Кнайтон быстро, почти юношеской походкой, шел ей навстречу.

– Я надеюсь, вы извините меня, мне просто необходимо было поскорей увидеться с вами. Надеюсь дама, у которой вы живете, не возражает?

– Заходите, вы наверняка подружитесь, – сказала Кэтрин. – Она может показаться строгой, но сердце у нее добрейшее.

Мисс Вайнер важно расположилась в гостиной, на ней был полный набор камней, столь счастливо сохраненный для семьи. Она с достоинством поздоровалась с Кнайтоном, проявив такую чопорную вежливость, что смутила бы любого мужчину. Но Кнайтона было трудно сбить с толку, и минут через десять его обаяние заставило мисс Вайнер оттаять. Обед прошел весело, прислуживала Эллен, или Хелен, на которой были новые шелковые чулки – без спустившихся петель и дыр. После обеда Кнайтон и Кэтрин пошли прогуляться, а вернувшись, пили чай вдвоем, потому что мисс Вайнер прилегла отдохнуть.

Когда, наконец, машина уехала, Кэтрин медленно поднялась наверх. Мисс Вайнер позвала ее в свою комнату.

– Он уехал?

– Да. Большое за все спасибо, я так тронута…

– Не стоит благодарности. Неужели ты думаешь, что я эдакая старая карга, которая не дает пожить другим?

– Нет, я думаю, что вы очень милы, – ответила Кэтрин.

– Чушь, – сказала мисс Вайнер, однако почувствовала себя польщенной.

Когда Кэтрин выходила, мисс Вайнер снова позвала ее.

– Кэтрин?

– Да.

– Я была несправедлива к молодому человеку. Если мужчина хочет понравиться кому-нибудь, то он может быть сердечен и галантен, оказывать кучу мелких любезностей и вообще быть обаятельным. Но если мужчина действительно влюблен, то он становится похожим на овцу и тут уж ничего не поделать. Так что я беру свои слова назад. Твой молодой человек вполне искренен.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
МИСТЕР ААРОНС ОБЕДАЕТ

– Вот это да! – одобрительно сказал мистер Ааронс.

Он сделал большой глоток пива, поставил стакан на стол и вытер губы. Затем он одарил своего гостя – месье Эркюля Пуаро – ослепительной улыбкой.

– Дайте мне, – сказал мистер Ааронс, – хороший бифштекс и стакан чего-нибудь, что стоит пить, и можете забирать себе всю вашу французскую стряпню – омлеты и жульены и рюмочки с ликером. Дайте мне, – повторил он, – хороший бифштекс.

Пуаро только улыбнулся в ответ.

– Нет, я, конечно, не возражаю против рагу или пудинга из козлятины, – продолжал мистер Ааронс. – Яблочный пирог? Да, мисс, я, пожалуй, съем пирога, и дайте мне, пожалуйста, еще горшочек сливок.

Официантка принесла пирог и сливки, и мистер Ааронс принялся за еду. Наконец, тяжело вздохнув, он отложил ложку с вилкой, но тут же принялся за сыр и не переходил к делу, пока не съел его весь.

– Кажется, вы говорили, месье Пуаро, что у вас какое-то дело ко мне? – заметил он. – Буду счастлив помочь, если только смогу.

– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Пуаро. – Дело вот в чем. Я подумал: если надо узнать что-то о чем-нибудь, связанном с театром, то я знаю человека, которому известно все, что только стоит знать. Я подумал о вас, мой старый друг.

– И вы не ошиблись, – самодовольно сказал Джозеф Ааронс. – Не было, нет и не будет такого человека, которого можно было бы предпочесть в подобном деле Джозефу Ааронсу.

– Precisement. Я хочу спросить вас, что вам известно о молодой женщине по фамилии Кидд?

– Кидд? Китти Кидд?

– Да, Китти Кидд.

– Такая умница: исполняла роли подростков – певица и балерина, о ней, наверное, речь?

– Да.

– Она была очень ловка. Отлично зарабатывала – никогда не оставалась без контракта. Чаще всего играла роли подростков, и нельзя не признать, что была отличной актрисой.

– Да, я слышал, – сказал Пуаро, – но в последнее время, говорят, ее нигде не видать?

– Нет. Она уехала во Францию и там связалась, по слухам, с каким-то аристократом. Наверное, бросила сцену – навсегда.

– И когда это случилось?

– Подождите… Три года назад. То была потеря для театра, позвольте заметить.

– Значит, она была умна?

– Хитра, как целая стая обезьян.

– А вы не знаете, как звали того человека, с которым она сошлась в Париже?

– Я точно знаю, что это был какой-то аристократ. Граф… или, может быть, маркиз… Да, я думаю – я почти уверен – именно маркиз.

– И с тех пор вы ничего не слышали о ней?

– Ничего. Даже случайно. Наверное, теперь она мотается по модным заграничным курортам – уже как маркиза. Ну, Китти может справиться с любой ролью.

– Понятно, – задумчиво сказал Пуаро.

– Очень жаль, что я больше ничем не могу вам помочь, месье Пуаро, – сказал мистер Ааронс, – хоть и очень хотел бы. Вы однажды оказали мне большую услугу, я, разумеется, не забыл.

– О, мы квиты, вы тоже очень помогли мне.

– Услуги взаимно уничтожились – ха, ха! – рассмеялся мистер Ааронс.

– У вас, должно быть, очень интересная профессия? – сказал Пуаро.

– Да как вам сказать, – неуверенно ответил мистер Ааронс, – в общем-то она совсем не плоха, и я, вроде бы, справляюсь, но ведь все время нужно быть начеку – разве можно понять, чего хочет публика?

– В последнее время, как будто, стал очень популярен балет, – задумчиво сказал Пуаро.

– Вы знаете, я никогда не понимал, что люди находят в русском балете? Для меня русский балет – слишком возвышенно.

– На Ривьере я встречался с одной балериной – с мадемуазель Мирель.

– Мирель? Пикантная штучка. К ней все время стекаются деньги, хотя, если говорить честно, зарабатывает она своим трудом – девочка умеет танцевать: я сам ее видел, а уж я-то разбираюсь. Сам я с ней дела не имел, но, говорят, с ней трудно поладить – сплошные нервы и истерики.

– Да, – сказал Пуаро, – да, вполне могу представить.

– Темперамент! – сказал мистер Ааронс. – Темперамент! Моя жена до замужества была балериной, и я благодарю Бога, что у нее никогда не было никакого темперамента. Темперамент дома – ужасно, месье Пуаро.

– Я согласен с вами, друг мой – дома ему не место.

– Женщина должна быть хорошенькой и спокойной, – сказал мистер Ааронс, – и должна хорошо готовить.

– Мирель не так уж давно выступает, ведь так? – спросил Пуаро.

– Года два с половиной, – ответил мистер Ааронс. – Ее открыл какой-то французский герцог. Я слышал, что теперь она сошлась с греческим премьер-министром – дипломаты всегда легко выкладывают денежки.

– Вот, право, новость! – сказал Пуаро.

– О! У этой дамы не бывает простоев. Говорят, молодой Кеттеринг убил из-за нее свою жену, хотя я и не слышал подробностей. Так или иначе, он в тюрьме, а ей пришлось подыскивать себе другого – и тут уж она не промахнулась: говорят, она теперь носит рубин величиной с голубиное яйцо – я, правда, сам никогда не видел голубиных яиц, но так говорят.

– Рубин с голубиное яйцо! – сказал Пуаро. Его глаза позеленели. – Как интересно!

– Я слышал от своего друга, – сказал мистер Ааронс, – но то может быть и цветное стекло. Все женщины одинаковы – всегда стремятся перещеголять друг друга по части драгоценностей. Мирель хвастает, что ее рубин – роковой камень. Кажется, она называет его «Сердце огня».

– Но, если я хорошо помню, – сказал Пуаро, – рубин под названием «Сердце огня» – это центральный камень в колье.

– Вот видите! Я же сказал вам, что женщины все врут о своих драгоценностях: у нее отдельный камень, он висит на платиновой цепочке у нее на шее. Так что, как я и говорил: десять против одного – не рубин, а кусок цветного стекла.

– Нет, – тихо сказал Пуаро. – Нет, почему-то я не думаю, что это цветное стекло.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
КЭТРИН И ПУАРО ОБМЕНИВАЮТСЯ МНЕНИЯМИ

– Вы изменились, мадемуазель, – неожиданно сказал Пуаро. Они с Кэтрин сидели друг против друга за маленьким столиком в отеле «Савой». – Да, вы изменились.

– В чем?

– Мадемуазель, нюансы так трудно описать словами.

– Я стала старше.

– Да, вы стали старше. Но я не хочу сказать, что у вас прибавилось морщин. Когда мы впервые встретились, мадемуазель, вы выглядели как спокойный зритель, с интересом следящий за тем, что происходит на сцене.

– А теперь?

– А теперь вы больше не зритель. Может быть, что, то я сейчас скажу, бессмыслица, но теперь вы похожи на бойца, ведущего трудный и утомительный поединок.

– Мою старушку иногда тяжело переносить, – Кэтрин улыбнулась, – но могу вас уверить, что я не веду с ней баталий. Вы как-нибудь приезжайте, познакомьтесь с ней, месье Пуаро – думаю, вы должны оценить ее мужество и стойкость духа.

Они помолчали, пока официант устраивал на столе блюдо с цыпленком en casserole. Когда он ушел, Пуаро сказал:

– Я вам когда-нибудь рассказывал о своем друге Гастингсе? О том, который назвал меня человеком-устрицей? Eh bien, мадемуазель, вы очень похожи на меня, вы – даже больше, чем я, – предпочитаете действовать в одиночку.

– Чепуха, – сказала Кэтрин.

– Эркюль Пуаро никогда не говорит чепухи. Все именно так, как я сказал.

– Вы встречались с кем-нибудь из наших друзей по Ривьере с тех пор, как вернулись в Англию, мадемуазель?

– Я виделась с майором Кнайтоном.

– Ага. Ну и как?

Под взглядом мерцающих глаз Пуаро Кэтрин опустила веки.

– Значит, мистер Ван Алден все еще в Лондоне?

– Да.

– Я должен постараться увидеть его завтра или послезавтра.

– У вас есть для него новости?

– Почему вы так подумали?

– Я… просто мне так показалось.

Пуаро пристально глянул на нее.

– Я вижу, мадемуазель, вы хотите о многом спросить меня. Так в чем же дело? Разве загадка «Голубого поезда» не наш с вами собственный «roman policier»?

– Да, да, я хотела бы спросить вас кое о чем.

– Eh bien?

Кэтрин вдруг решилась и подняла глаза.

– Что вы делали в Париже, месье Пуаро?

Пуаро слегка улыбнулся.

– Я посетил русское посольство.

– Вот оно что…

– Я вижу, это ни о чем вам не говорит. Но я не буду человеком-устрицей. Нет, я положу карты на стол, чего устрицы, вне всякого сомнения, никогда не делают. Вы подозреваете, не правда ли, что я не доволен ходом дела Дерека Кеттеринга?

– Да, как раз то, что меня удивляет. Тогда, в Ницце, я думала, что вы покончили с делом.

– Вы говорите не все, что думаете, мадемуазель, но я все признаю. Это я – вернее, мое расследование – привело Дерека Кеттеринга туда, где он сейчас находится. Если бы не я, следователь по сию пору тщетно пытался бы приписать преступление графу де ля Рош. Eh bien, мадемуазель, я не жалею о том, что сделал. У меня был только один долг – открыть правду, что и привело меня прямо к Дереку Кеттерингу. Но кончается ли след именно здесь? Полиция говорит – да, но я – Эркюль Пуаро – не удовлетворен.

Он вдруг сменил тему.

– Скажите, мадемуазель, вам в последнее время не писала мадемуазель Ленокс?

– Только одно очень короткое письмо. Кажется, ей неприятно, что я вернулась в Англию.

Пуаро кивнул.

– Я говорил с ней в тот вечер, когда был арестован месье Кеттеринг, – во многих отношениях интересный разговор.

Он опять замолчал, и Кэтрин тоже молчала.

– Мадемуазель, – сказал он наконец, – я теперь вступаю в деликатную область и не могу промолчать. Есть, я думаю, кто-то, кто любит месье Кеттеринга – поправьте меня, если я ошибаюсь. Так вот, для ее блага, да, ради ее блага – и я надеюсь, что прав, а полиция ошибается, – скажите, если знаете, кто эта дама?

После короткой паузы Кэтрин ответила:

– Да… думаю, что знаю.

Пуаро склонился над столиком.

– Я не удовлетворен, мадемуазель. Нет, я не удовлетворен. Факты – основные факты – ведут прямо к Дереку Кеттерингу. Но есть один факт, на который никто не обратил внимания.

– О чем же речь?

– Обезображенное лицо жертвы. Я сотни раз спрашивал себя, мадемуазель: «Стал бы Дерек Кеттеринг наносить страшный удар в лицо, уже совершив убийство?» Что это могло ему дать? Какая цель преследовалась? Сообразно ли такое действие характеру месье Кеттеринга, его темпераменту? И, мадемуазель, ответы абсолютно неудовлетворительны. Снова и снова я задавал себе один и тот же вопрос – «Зачем?». Единственное, что помогло мне в решении проблемы – вот что.

Он достал записную книжку и вынул из нее что-то, держа это что-то между большим и указательным пальцами.

– Вы помните, мадемуазель? Вы видели, как я снял волоски с пледа в железнодорожном вагоне.

Кэтрин наклонилась и внимательно посмотрела на волосы.

– Я вижу, они ничего не говорят вам, мадемуазель. И все-таки, я почему-то думаю, что вы догадываетесь о многом.

– У меня были мысли, – медленно сказала Кэтрин, – очень странные мысли. Поэтому я и спросила вас, месье Пуаро, что вы делали в Париже.

– Когда я написал вам…

– Из отеля «Ритц»?

На лице Пуаро появилась загадочная улыбка.

– Да, как вы сказали, из отеля «Ритц». Я иногда люблю пороскошествовать – особенно, когда платит миллионер.

– Русское посольство, – Кэтрин нахмурилась. – Нет, я не вижу, как связано одно с другим.

– Тут не прямая связь, мадемуазель. Я пошел туда, чтобы получить определенные сведения. Я встретился с нужным человеком и пригрозил ему, да, мадемуазель, я – Эркюль Пуаро – пригрозил ему.

– Полицией?

– Нет, – сухо сказал Пуаро, – прессой. Газеты – гораздо более действенное оружие.

Он взглянул на Кэтрин, и та улыбнулась и покачала головой.

– А не становитесь ли вы снова устрицей, месье Пуаро?

– Нет, нет, я не хочу задавать загадок. Сейчас я вам все объясню. Я подозревал, что этот человек принимал самое активное участие в продаже рубинов месье Ван Алдену. Я обвинил его и, в конце концов, вытянул из него всю историю. Я узнал, где состоялась продажа, и я узнал также о человеке, который в то время прохаживался взад-вперед по улице – о человеке с почтенной седой головой, но с легкой юношеской походкой, и я дал этому человеку имя – «месье Маркиз».

– А сейчас вы приехали в Лондон, чтобы повидаться с мистером Ван Алденом?

– Не только, у меня были и другие дела. В Лондоне я повидался еще с двумя людьми: с театральным агентом и с нужным мне врачом. От обоих я получил определенные сведения. Ну а теперь, мадемуазель, располагая новыми фактами, попробуйте сделать то же, что сделал я.

– Я?

– Да, вы. Я скажу вам одну вещь, мадемуазель. Я все время сомневался, совершил ли ограбление тот же человек, который совершил убийство? Долгое время я не был уверен…

– А теперь?

– А теперь я знаю.

Они замолчали. Потом Кэтрин подняла голову, ее глаза горели.

– Я не так умна, как вы, месье Пуаро. Половина из того, что вы мне сказали, кажется мне совершенно не относящимся к делу. Мысли мои совсем о другом…

– О, но так всегда и бывает, – спокойно сказал Пуаро, – зеркало показывает правду, но каждый смотрится в него со своего места.

– Может быть, мои мысли абсурдны, может быть, они совсем отличны от ваших, но…

– Да?

– Взгляните, вот это ничем не сможет вам помочь?

Он взял из ее протянутой руки газетную вырезку, прочел ее и мрачно кивнул.

– Как я и сказал вам, мадемуазель, каждый смотрит в зеркало со своего места, но зеркало одно и то же для всех, и то, что в нем отражается, тоже одно для всех.

Кэтрин встала.

– Мне нужно спешить, – сказала она, – я еле успеваю на поезд. Месье Пуаро…

– Да, мадемуазель?

– Нельзя, чтобы это продолжалось долго. Я… я не смогу долго выдержать.

В ее голосе слышались едва сдерживаемые рыдания. Пуаро ободряюще похлопал ее по руке.

– Будьте мужественны, мадемуазель, вы должны выдержать – конец уже близок.