Текст книги "Английский детектив. Лучшее"

Автор книги: Агата Кристи

Соавторы: Артур Конан Дойл,Гилберт Кийт Честертон,Энн Перри,Джон Диксон Карр,Найо Марш,Фредерик Форсайт,Ян Флеминг,Саймон Брэтт,Роберт Барнард
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 43 страниц)

– Вы думаете, сам Дикки знал, что с ним происходит?

– Нет, я уверен, что он не догадывался. До самого конца. Я ему об этом точно не говорил. Я хотел оградить его от лишней боли.

– Это очень благородно.

– Да… В общем, дело в том, что Ричард совершенно не думал о свое здоровье. Для него болезнь была просто неудобством, помехой.

– Отрывала его от изучения старофранцузского синтаксиса.

– Вот именно.

– Плохо, что доктор Харт не сумел сразу определить, чем болеет Дикки.

– Да, наверное.

– У вас не возникло желания поговорить с ним, когда у вас появились подозрения?

– Да, я думал об этом. Но, скажу вам откровенно, поняв, что происходит, я решил – хотя, может быть, это и неправильно с моей стороны, – никому не рассказывать об этом. Понимаете, ведь от СПИДа нет лекарств, и Ричард был обречен на смерть с той минуты, когда заразился этой страшной болезнью. Когда с одной стороны тебя ждут бесконечные проверки, когда на тебя смотрят, как на прокаженного, и кладут в больницу, а с другой – есть шанс умереть дома и с достоинством…

– И не зная, что с тобой происходит…

– Да. И боюсь, что я выбрал второе.

– Хм. – Харриет задумалась. – Странная это болезнь, СПИД. Никто о ней ничего толком не знает.

– Да. И поэтому она так страшна.

– Были даже случаи, когда патологоанатомы отказывались делать вскрытие умерших от СПИДа.

– Я тоже про такое слышал.

– Обычные доктора тоже подвержены этому страху. Они ведь, в конце концов, просто люди. Некоторые из них даже боятся осматривать больных СПИДом.

– Может быть.

– И только радуются, если от тел умерших пациентов избавляются поскорее и без лишних вопросов.

– Наверное, и такое случается, да.

– Еще странно то, что многие симптомы, по крайней мере на ранней стадии, очень похожи на симптомы других заболеваний.

– Вы правы.

– Вот вы, например, знаете, – неожиданно произнесла Харриет, – что систематическое отравление может вызвать такие же симптомы, как СПИД?

Майкл Бруэр смутился на какую-то долю секунды.

– Нет. Нет, я этого не знал.

– Например, отравление мышьяком.

– В самом деле?

– Да. Понос, рвота, а потом и потеря веса из-за того, что пища не задерживается в организме жертвы… Обесцвечивание кожи, дерматит – все это классические симптомы отравления мышьяком. Если не изучать случай очень внимательно, ошибиться очень легко.

Майкл Бруэр вежливо улыбнулся.

– Вы настоящий кладезь информации, мисс Чейли. Наверное, вы прекрасно играете в викторины.

– Спасибо. Да, я неплохо играю.

– Но, конечно же, вам известно, что сейчас в нашей стране достать мышьяк чрезвычайно сложно, так что ошибка, о которой вы говорите, в реальной жизни практически невозможна.

– Но учтите, что в других странах мышьяк все еще можно свободно купить.

– Правда? Это вы тоже из викторин знаете?

– Нет. Я просто хочу сказать, что ввезти в нашу страну из-за границы мышьяк так же просто – пожалуй, даже еще проще, – как другие запрещенные вещества.

Майкл Бруэр молча смотрел на нее холодными, как лед, глазами. Когда он заговорил, в голосе его послышались стальные нотки:

– Могу я узнать, что конкретно вы хотите этим сказать, мисс Чейли?

– Я хочу сказать, что в этом городе очень много наркоманов. В университете и среди местных подростков.

– Я слышал об этом.

– И молодые люди должны откуда-то получать наркотики.

– Вероятно.

– И один из их адресов – этот дом. Семьдесят три на Дреффорд-роуд.

– Что? – Лицо его вдруг сильно побледнело. – Кто вам такое сказал?

– Один молодой наркоман.

– Вы что же, считаете, что им можно верить?

– Этому я поверила… Это тот парень, который приходил сюда вчера вечером.

– Ему были нужны не наркотики. Он искал…

Харриет перебила его:

– Мальчик искал наркотики. Он мне сам это сказал. Вы все устроили очень ловко. Сделали так, чтобы я подумала, будто он – мальчик по вызову и пришел к Дикки. Но он приходил не за этим. Ему были нужны наркотики. Как и всем остальным, кто являлся в этот дом по ночам.

– Но ваш брат…

– Мой брат не был гомосексуалистом.

– Послушайте, я понимаю, как вам трудно принять то, что член вашей семьи…

– Бросьте, мистер Бруэр. Продолжать прикидываться бесполезно. Я знаю, что происходило здесь.

– Знаете? – Голос его стал еще холоднее.

– Вы уже несколько лет возите наркотики из Южной Америки. Не знаю точно, как долго, но наверняка с тех пор, как потеряли работу.

– Я вас не понимаю.

– Видите ли, мистер Бруэр, старинные «бентли» – дорогое увлечение. У вас должен быть стабильный и немалый доход, чтобы этим заниматься.

– Но я…

– Вы придумали отличную схему. И все у вас шло как по маслу, пока Дикки не узнал, чем вы занимаетесь. Он всегда ненавидел наркотики, ненавидел то, что они делают с людьми, и, я думаю, он пригрозил вам, что сообщит в полицию о вашем занятии.

– Вы не понимаете, что говорите.

– Понимаю, – непреклонным тоном произнесла Харриет. – Какое-то время вы водили Дикки за нос. Может быть, пообещали, что прекратите продавать наркотики, может быть, сказали, что сами сознаетесь. Каким-то образом вам удалось выиграть время. Но брат продолжал представлять опасность. А потом вы придумали способ избавиться от него. Причем таким образом, чтобы никто не стал доискиваться причин его смерти. И вы начали систематически травить его, а заодно постарались все устроить так, чтобы выглядело, будто он находится в категории риска.

Майкл Бруэр уже взял себя в руки. К нему вернулось его спокойствие. Он задумчиво почесал подбородок.

– Предположим, то, что вы говорите, правда. Позвольте узнать, что вас натолкнуло на подобные мысли?

– Две вещи, – твердо ответила Харриет. – Во-первых, эти журналы. – Она указала на стол.

– А что с ними?

– Подбросить журналы – хорошая мысль. Я думаю, что вы собирали их для себя, а потом, ближе к концу, подложили их в комнату брата, когда Дикки был слишком болен, чтобы замечать, что происходит вокруг. Вы их спрятали, но не слишком тщательно. Специально, чтобы доктор Харт нашел их. Так же, как я нашла их вчера.

– Вы этого не докажете.

– Думаю, что докажу. По крайней мере, косвенные улики у меня есть.

– Интересно.

– Видите этот журнал? – Она снова показала на стол. – Он вышел всего две недели назад.

– Но…

– А тогда Дикки уже не вставал с кровати, потому что был слишком слаб. И уж тем более не мог выйти на улицу и покупать журналы.

– Понятно. – Майкл Бруэр уныло кивнул, признавая свою небрежность. – Вы упомянули о двух вещах… – Он уже почти окончательно потерял уверенность в себе.

– А второе – это наркотики.

– Наркотики?

– С наркотиками это уже был перегиб. Согласна, мы теперь знаем (после всех публичных кампаний этого невозможно не знать), что главные жертвы СПИДа – это неразборчивые в связях гомосексуалисты и наркоманы, которые колются чужими иглами. Чего-то одного было вполне достаточно, чтобы люди начали задумываться о причинах его болезни. Но делать из него и гомосексуалиста, и наркомана – это уже чересчур. Это тоже натолкнуло меня на мысль, что вы имеете доступ к наркотикам.

Майкл Бруэр покаянно склонил голову.

– Да, согласен. Это был перебор.

– Вы понимаете, – сказала Харриет, – что эти ваши слова фактически равносильны признанию в том, что вы действительно убили моего брата?

– Да. – Он мрачно усмехнулся. – Да, я это понимаю. – Он медленно ослабил узел на галстуке. – Но и вы должны понять, почему я не боюсь в этом признаться вам.

– Признаться в том, что вы убили Дикки?

– Да. Это я его убил. И я думаю, что о моей тайне не узнает больше никто, потому что вряд ли вы сможете покинуть этот дом живой.

Тут он резко сорвал с шеи галстук, конец которого взвился в воздух, как кнут.

– Вы и меня хотите убить?

– Вы не оставили мне выбора. Ваш брат тоже не оставил мне выбора. Боюсь, мне пришлось его убить, хоть я этого и не хотел. Но я защищался. В этом деле, знаете ли, не бывает перемирий.

– Я знаю, – ответила Харриет. – В конце концов, я ведь работаю в Министерстве иностранных дел.

Майкл Бруэр снисходительно улыбнулся и начал делать из галстука петлю.

– Вы же знаете, как важно выиграть время. Если даже не сработает, все равно стоит попытаться.

– Если вы меня задушите, – заметила Харриет, – замести следы вам будет труднее, чем в прошлый раз. В первый раз вы были куда изобретательнее. Теперь вам еще придется ломать голову над тем, как избавиться от тела.

– Чего не сделаешь, когда нужда заставит, дорогая моя. – Майкл Бруэр медленно двинулся к ней. – Я ценю вашу заботу, но не беспокойтесь, я что-нибудь придумаю.

– Более того, – храбро продолжила Харриет, – я не думаю, что даже доктор Харт подпишет свидетельство о моей смерти, если удушение там будет названо «естественной смертью».

– ЧЕРТА С ДВА ОН ЭТО ПОДПИШЕТ!

Новый голос застал врасплох обоих. Дверь ванной отлетела в сторону, и в комнату ворвался доктор Харт.

Майкл Бруэр разинул рот от удивления. Рот его захлопнулся с громким щелчком, когда кулак доктора Харта врезался в его подбородок. Еле устояв на ногах, убийца попятился и не стал сопротивляться, когда доктор воткнул ему в запястье иглу шприца.

– Пусть отдохнет, пока приедет полиция.

– Боже мой, – пробормотала Харриет.

Доктор Харт несколько смутился.

– Простите меня. Я вообще-то человек спокойный, но, боюсь, когда дело касается наркотиков, я просто свирепею. Когда я ударил его, я бил всех торговцев наркотиками. Когда я думаю о тех несчастных молодых людях, которые проходят через мой кабинет…

– Да. Вы точно все записали?

– Конечно. – Он сходил в ванную и вернулся с кассетным магнитофоном. Немного отмотав пленку, он нажал кнопку «play». Признание Майкла Бруэра повторилось.

Харриет с сожалением осмотрела комнату.

– Никогда не прошу себе, – сказала она, – что не сошлась с Дикки ближе. Но по крайней мере теперь я буду знать, что он был таким, каким я его помнила.

– Да. – Доктор Харт посмотрел на нее. – Спасибо, что обратились ко мне за помощью.

– Мне больше не к кому было обратиться.

– Теперь я хотя бы знаю, что сделал хоть что-то. Я говорил вам, что вы вчера заставили меня почувствовать…

– Да.

– Что ж, по крайней мере сегодня утром я уже не чувствую себя старым невежественным дураком. – Он устало улыбнулся. – Во всяком случае, ощущение это стало чуточку меньше.

МАЙКЛ ГИЛБЕРТ
Африканские древесные бобры

Долгая писательская карьера, прекрасные романы и рассказы Майкла Гилберта (1912–2006) получили признание в 1987 году, когда Ассоциация детективных писателей Америки присудила ему звание великого магистра. Мистер Гилберт работал адвокатом и был совладельцем крупной лондонской юридической фирмы, поэтому местом действия его произведений часто становился зал суда, а среди героев было немало юристов. Он написал три десятка романов, сотни рассказов, многочисленные сценарии радио– и телепостановок. Майклу Гилберту особенно удавалась шпионская тема, и несколько рассказов, вошедших в его сборник «Игра без правил» (1967), по праву можно назвать одними из лучших образчиков этого жанра. Один из самых известных его персонажей – Патрик Петрелла, главный инспектор лондонской полиции, который появился в нескольких изумительных полицейских детективах.

Рассказ «Африканские древесные бобры» не о полиции, но это один из самых захватывающих и запутанных детективов, которые вы когда-либо читали.

~ ~ ~

Подобно многим практичным и лишенным воображения людям, мистер Колдер верил в плохие приметы. Например, он никогда не садился на поезд, отправляющийся без одной минуты час, с подозрением относился к числу двадцать девять и отказывался вскрывать любые конверты и пакеты, на которых почтовая марка была наклеена вверх ногами. И надо сказать, что однажды это спасло ему жизнь, когда он не захотел вскрывать совершенно безобидный с виду пакет с логотипом его любимого в прошлом книжного магазина. Как выяснилось позже, на этот раз конверт содержал в себе три унции тритолуола и контактный запал. Когда об этом узнал мистер Беренс, он скептически хмыкнул, но согласился, что его другу повезло.

Еще мистер Колдер верил в совпадения. Говоря точнее, он верил в особый закон совпадений. Если вы в течение двенадцати часов дважды слышали новое имя или до сих пор неизвестный вам факт, то до окончания следующих двенадцати часов вы обязательно услышите его еще раз. И никакие убеждения, никакая логика не могли поколебать его веру. Если бы его попросили привести пример, он рассказал бы о случае, произошедшем с преподобным Фрэнсисом Осбалдестоном.

Впервые мистер Колдер услышал это имя в одиннадцать часов вечера на встрече ветеранов пехотного полка, в составе которого он воевал памятные восемь месяцев 1942 года в Ливийской пустыне. Он приходил на эти встречи раз в три года, но не для того, чтобы предаваться воспоминаниям о войне. Его больше интересовали произошедшие с тех пор перемены. Ему доставляло удовольствие видеть, что капрал транспортной роты, чьи запачканные маслом джинсы ему до сих пор прекрасно помнились, стал процветающим владельцем гаража; что канцелярский писарь, который приторговывал местами в расписании увольнительных, развив свой талант, стал сначала помощником букмекера, а потом и букмекером; и что богоподобный старший роты поднялся не выше консьержа в многоквартирном доме в Патни, а потому своего бывшего писаря при встрече в обычной жизни ему приходится называть «сэр».

Там было несколько старинных друзей. Фредди Фолкнер, который остался в армии и теперь командовал батальоном, проскользнул через толпу и сунул ему в руку почти полный стакан виски. Мистер Колдер был ему за это благодарен. Он обнаружил, что одним из недостатков старения является то, что мочевой пузырь теряет способность удерживать в себе пиво.

– Ты когда исполнишь свое обещание? – перекрикивая гам толпы, спросил полковник Фолкнер.

– Какое обещание? – сказал мистер Колдер. – Тут сколько порций виски? Три или четыре?

– Я решил сразу взять тебе много, тут к бару не пробиться. Ты что, забыл? Ты ведь обещал заехать ко мне в гости.

– Я не забыл. Просто трудно вырваться.

– Да брось. Ты же холостяк, что тебе мешает?

– Я не могу бросить Расселаса.

– Пса своего? Черт возьми, где я, по-твоему, живу? В Хампстед-Гарден-Саберб, [26]26
  Фешенебельный район Лондона.


[Закрыть]что ли? Привози его с собой! Он только рад будет. У меня для него настоящее раздолье. Там полно живности, пусть собака немного побегает, главное, чтоб моих фазанов не трогал.

– Он у меня очень воспитанный, – сказал мистер Колдер, – и выполняет все команды. Если ты правда хочешь, чтобы я приехал…

– Конечно, хочу. Кроме того, я могу познакомить твоего Расселаса с еще одним любителем животных. С нашим приходским священником Фрэнсисом Осбалдестоном. Это удивительный парень. Ну ладно, доставай свой ежедневник и записывай дату…

На следующее утро в десять часов это имя настигло его снова. Мистер Колдер сидел, растянувшись, в кресле перед камином с закрытыми глазами и прислушивался к остаткам не лишенного приятности ощущения похмелья. Мистер Беренс сидел в другом кресле с воскресной газетой в руках, а почти все пространство перед ними занимал Расселас.

Мистер Беренс оторвался от газеты.

– Вы это читали? Интересная статья. О священнике, который творит чудеса.

– Сейчас самое большое чудо священников, – сонно произнес мистер Колдер, – это то, что им еще удается заманивать людей в церковь.

– В его церковь они сами идут. Толпами, каждое воскресенье. Прихожанам даже стоять приходится, потому что всем не хватает мест.

– И как ему это удается?

– Личное обаяние. Он даже на животных воздействует. И злого, и робкого – любого он может подозвать к себе, и они идут к нему и ведут себя смирно.

– Он бы такой фокус с быком попробовал проделать.

– Он делал. Вот послушайте: «Однажды был случай, когда пасшийся бык отвязался и чуть не бросился на отдыхавших на поле детей. Пастор, случайно проходивший мимо, успокоил строптивого быка несколькими словами, и вскоре дети уже катались на спине усмиренного быка».

– Животный магнетизм.

– Да вы, наверное, встретив самого Франциска Ассизского, и то сказали бы: «Животный магнетизм».

– Он был святым.

– А откуда вы знаете, что этот пастырь не святой?

– Может, он и святой, только, чтобы убедить меня в этом, понадобится нечто большее, чем несколько трюков с животными.

– Тогда как насчет чудес? «В другой раз ночью во время грозы пастор был разбужен криком „Пожар!“. Прибежавший к нему церковный сторож рассказал, что молния ударила в сарай. Телефонная линия к ближайшему городу была разорвана, поэтому вызвать пожарную команду было невозможно. Пастор сказал: „Нельзя терять ни секунды. Нужно звонить в колокола“. И как только он произнес эти слова, колокола начали звонить сами собой».

Мистер Колдер фыркнул.

– Это сущая правда! – заверил его мистер Беренс. – Мистер Пенни, сторож, клянется, что так и было. Он рассказывает, что к тому времени, когда он сходил к себе домой, где хранится единственный ключ от колокольни, и вернулся к церкви, колокола звонить перестали. Он поднялся на колокольню, но там никого не оказалось. Веревки висели на крючках, все было в идеальном порядке. И в это время приехали пожарные, они услышали звон и успели потушить сарай.

Мистер Колдер сказал:

– Все это слишком похоже на сказку. Что скажешь, Расселас? – Пес приоткрыл пасть, словно улыбаясь, и показал длинные белые зубы. – Он со мной согласен. Как зовут этого чудотворца?

– Преподобный Фрэнсис Осбалдестон.

– Приходской священник Хеджборна, в самом сердце сельского Норфолка.

– Вы его знаете?

– Я его имя первый раз услышал вчера вечером около одиннадцати.

– В таком случае, – заметил мистер Беренс, – согласно вашим фантастическим правилам, вы должны столкнуться с этим именем еще раз сегодня до десяти часов вечера.

И именно в этот миг зазвонил телефон.

Поскольку телефонный номер мистера Колдера не только не значился в справочнике, но и каждые шесть месяцев менялся, звонить ему могли только по делу. Поэтому он не удивился, узнав голос мистера Фортескью, который, среди прочего, был старшим управляющим вестминстерского отделения банка «Лондон Энд Хоум Каунтис».

Голос в трубке произнес:

– Мне нужно поговорить с вами и с мистером Беренсом как можно скорее. Скажем, завтра днем.

– Конечно, – ответил мистер Колдер. – А я могу узнать, в чем дело?

– Почитайте «Обсервер», там есть статья о священнике, который творит чудеса. Фрэнсис Осбалдестон.

– Ага! – торжествующе произнес мистер Колдер.

– Вы, кажется, чему-то радуетесь? – спросил мистер Фортескью.

Мистер Колдер ответил:

– Просто вы только что доказали одну теорию.

– Насколько я понимаю, – сказал мистер Фортескью, – вы довольно хорошо знаете полковника Фолкнера, еще по армии.

– Он был командиром моей роты, – пояснил мистер Колдер.

– Вы бы назвали его человеком с богатым воображением?

– Я бы сказал, что воображение у него развито примерно так, как у автобуса.

– Или человеком, которого можно легко ввести в заблуждение?

– Такого я бы не сказал.

Мистер Фортескью с важным видом поджал губы и сказал:

– У меня тоже сложилось такое впечатление. Вам знакомо название Хеджборн?

– В самой деревне я не бывал, но ту часть Норфолка знаю. Глухое местечко. Во время войны там находились армейские полигоны. Потом армия не хотела возвращать эти земли.

– Я тоже припоминаю, – сказал мистер Беренс, – что вокруг этого потом скандал разгорелся. Даже в парламенте обсуждали. Так они в конце концов вернули землю или нет?

– Большую часть. Оставили себе поместье Снелшем вместе с его парком. После проблем, которые возникли на экспериментальной станции в Портоне, они перевели газовое отделение в Корнуолл, а отдел бактериологического оружия в Снелшем, от которого до Хеджборна меньше двух миль.

– Надо полагать, – заметил мистер Колдер, – армия должна очень хорошо охранять такие заведения, как Снелшем. Но чем их мог обеспокоить праведный пастор, живущий в двух милях от них?

– Вы не слышали, что случилось на прошлой неделе?

– А мы должны были это слышать?

– Прессе запретили об этом печатать, но рано или поздно информация все равно просочится. Ваш праведный пастор организовал то, что иначе как «деревенским боевым отрядом» и не назовешь. Он собрал его из членов совета местного прихода и еще пары десятков сельчан и фермеров. Они вторглись в само поместье Снелшем.

– Господи, – сказал Колдер, – наверное, заграждения там совсем ни к черту.

– С заграждениями там все в порядке: два ряда колючей проволоки и патрули с собаками. Деревенский кузнец перерезал проволоку в двух местах, а потом по этому месту они проехали трактором. У фермеров были ружья, поэтому с охранниками, вооруженными только дубинками, они быстро справились.

– А собаки?

– Когда они увидели этого священника, там такое началось, что, насколько мне известно, они его чуть не зализали до смерти.

– И что же они сделали, когда оказались внутри? – спросил Беренс.

– Ворвались в лабораторию и освободили двадцать кроликов, дюжину морских свинок и почти полсотни крыс.

Мистер Беренс засмеялся, но, увидев устремленные на него глаза мистера Фортескью, сумел сделать вид, что на него напал кашель.

– Надеюсь, вам это не кажется смешным, Беренс. Многие из этих крыс были заражены азиатской чумой. Теперь остается лишь надеяться, что их всех изловили и уничтожили.

– А что с пастором?

– Естественно, сообщили в полицию. Из Тетфорда к пастору приехали инспектор с сержантом, но их не пустили.

– Не пустили?

– Им сказали, – пояснил мистер Фортескью, – что, если они попытаются арестовать пастора, против них будет применена сила.

– Но можно ведь… – произнес мистер Беренс и замолчал.

– Вот-вот, – сказал мистер Фортескью. – Думайте, прежде чем что-то говорить. Вы только представьте, что начнется, если наши друзья в Движении за ядерное разоружение и разных мирных организациях узнают, что для поимки какого-то сельского священника были использованы вооруженные силы.

Мистер Беренс ответил:

– Представляю. По-вашему, какая-нибудь более предприимчивая организация – скажем, Группа Международного Братства – могла заслать своего человека в Хеджборн? Человека, который использует в своих целях исключительное влияние пастора…

– Такое тоже возможно. Но нужно помнить, что отдел бактериологического оружия находится там всего только два года. Если туда кого-нибудь действительно послали, то это было сделано сравнительно недавно.

– А сколько там живет пастор? – поинтересовался мистер Колдер.

– Полтора года.

– Понятно.

– Дело запутанное, согласен. Я бы предложил вам взяться за него с обеих сторон. Я думаю, Беренс, что немногие знают о ГМБ и его ответвлениях больше, чем вы. Вы сможете выяснить, не занимались ли они в последнее время этим районом?

– Сделаю все, что в моих силах.

– Да, все сделаем то, что в наших силах, – согласился мистер Фортескью. – А вы, Колдер, немедленно отправляйтесь в Хеджборн. Вас, кажется, хотел пригласить к себе полковник Фолкнер?

– Он уже меня пригласил, – сказал мистер Колдер. – На охоту.

Деревушка Хеджборн за последние четыреста лет изменилась, но не сильно. Местная церковь была построена в эпоху правления Карла Мученика, а поместье – во времена правления Анны Доброй. Здесь до сих пор стоит кузница, где заезжий фермер может подковать лошадь. Там же он может купить и дизельное масло для трактора. Над крытыми соломой крышами возвышаются телевизионные антенны.

Мистер Колдер высунулся из окна спальни и окинул взглядом спящую деревню, залитую светом полной луны. В дальнем конце улицы он мог разглядеть церковь, примостившуюся на пригорке. Ее колокольня четко вырисовывалась на фоне неба. Церковь со всех сторон окружали домики. Один из них принадлежал мистеру Пенни, церковному сторожу, который и прибежал к приходскому священнику с известием о пожаре на ферме Аслопа. Если бы мистер Колдер высунулся из окна чуть дальше, он смог бы разглядеть и крышу дома приходского священника среда деревьев в другом конце улицы.

Возможно ли, чтобы история с колоколами была правдой? Здесь это уже не казалось таким невероятным, как в Лондоне.

Негромкий стук в дверь возвестил о приходе Стоукса, бывшего денщика полковника, а теперь его слуги.

– Не хотите ли на ночь стаканчик чего-нибудь, сэр?

– После такого чудесного ужина, конечно же, нет, – ответил мистер Колдер. – Вы сами его готовили?

Стоукс приосанился с довольным видом.

– Это вам не ресторанное питание.

– Все было превосходно. Скажите, а вам не кажется, что здесь как-то скучновато?

– Я к этому привык, сэр. Я тут родился.

– Я об этом не подумал, – признался мистер Колдер.

– Я видел, вы сегодня днем заглядывали на кузницу. Инок Клейверинг – мой двоюродный брат. Да мы тут почти все родственники: Аслопы, Стоуксы, Воуэлы, Клейверинги.

– Так это Инок перерезал колючую проволоку вокруг Снелшема?

– Совершенно верно, сэр, – вежливо ответил Стоукс, но в его голосе послышалась настороженность. – Позвольте спросить, а как вы об этом узнали? В газетах об этом не печатали.

– Мне полковник рассказал.

– Ах да. Но все равно, я не понимаю, откуда он это узнал, ведь его тогда не было с нами.

– С вами? – удивился мистер Колдер. – То есть, если я правильно понял, вы, Стоукс, тоже участвовали в этом… предприятии?

– Конечно, сэр. Я ведь состою в совете нашего прихода. Что-нибудь еще, сэр?

– Нет, ничего, – ответил мистер Колдер. – Спокойной ночи.

Прежде чем заснуть, он еще долго лежал, прислушиваясь к разговору прятавшихся в вязах филинов…

– Все верно, – сказал следующим утром полковник Фолкнер. – Мы все немного родственники. В Норфолке все не как у людей, так что это лишь добавляет нам немного странности.

– Расскажи о вашем священнике.

– Он был миссионером, насколько я знаю. Где-то в самой черной Африке. Потом подхватил малярию, сильно болел, и его оттуда выслали.

– Из самой черной Африки в самый черный Норфолк. И что ты о нем думаешь?

Полковник неторопливо зажег трубку и на какое-то время задумался. Потом сказал:

– Не знаю, Колдер. Он или святой, или проходимец. И он имеет какое-то влияние на животных, это точно.

– А его чудеса?

– Ну, это все немного преувеличили. Но… м-м-м… насчет этих колоколов… Тут я сам был свидетелем. От колокольни есть только один ключ, и я прекрасно помню, какой тут в прошлом году был переполох, когда он куда-то потерялся. Никто не мог взять ключ в доме Пенни, открыть башню, позвонить в колокола, а потом вернуть ключ на место так, чтобы этого не заметила ни одна живая душа. Подобное абсолютно невозможно.

– Сколько колоколов звонило?

– Тенор и дискант. Мы так всегда звоним, когда что-то случается. Кто-то из фермеров с другой стороны поля услышал звон, встал с кровати, увидел зарево и позвонил пожарным.

– Два колокола, – задумчиво произнес мистер Колдер. – Значит, звонить мог один человек.

– Если бы попал туда.

– Совершенно верно. – Мистер Колдер заглянул в список. – Меня интересуют три человека, с которыми я хотел бы встретиться. Смедли…

– Церковный староста. Я деревенский староста, так что он, можно сказать, моя противоположность. Не нравится он мне.

– Мисс Мартин, ваша органистка. У нее, кажется, дом рядом с церковью. И мистер Смоллпис, ваш почтальон.

– А почему именно эти трое?

– Потому что, – пояснил Колдер, – кроме самого священника, они – единственные, кто поселился в деревне за последние два года. Так мне сказал Стоукс.

– Стоукс должен это знать, – сказал полковник. – У него тут полдеревни родственников.

Мистер Смедли жил в маленьком темном коттедже позади трактира «Виконт Таунзенд», перед которым висела табличка с портретом самого второго виконта. Великий сельскохозяйственный реформатор [27]27
  Чарльз «Репа» Таунзенд, второй виконт Таунзенд (1674–1738) – английский политик, получивший прозвище из-за того, что ввел в Англии масштабное выращивание репы.


[Закрыть]был чрезвычайно похож на репу, с которой ассоциируется его имя.

Мистер Смедли оказался сухим и недоверчивым стариком. Он лишь немного оттаял, когда узнал, что его посетитель – сын каноника Колдера из Солсбери.

– Крупнейший специалист по церковным мемориальным доскам, – сказал он. – С мировым именем. Вы должны гордиться им.

– Я об этом понятия не имел.

– Да-да. У меня где-то есть его эссе о верденских изображениях в Ганновере. Чрезвычайно ученая работа. В нашей церкви тоже есть несколько таких латунных досок. Они, конечно, не такие старые и большие, как в Сток Даберноне, но тоже красивые.

– Интересная у вас деревня. О вас в газетах пишут.

– Да? Я и не знал, что наши мемориальные доски настолько знамениты.

– Не доски. Ваш священник. Его выставляют прямо-таки чудотворцем.

– Меня это не удивляет.

– Почему?

Мистер Смедли недобро прищурился и сказал:

– Меня не удивляет способность прессы опошлять все, к чему она прикасается.

– Но чудеса действительно происходили?

– Что в вашем понимании чудо? Если вы принимаете определение Бернарда Шоу, который говорил, что чудо – это событие, которое рождает веру, тогда да. Мы были свидетелями чуда.

Мистеру Колдеру вдруг пришло в голову, что церковному старосте их беседа доставляет больше удовольствия, чем ему самому. Он сказал:

– Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду. У этих событий есть какое-то рациональное объяснение?

– Все опять же зависит от того, что вы вкладываете в слово «рациональное».

– Я хочу знать, – прямо сказал мистер Колдер, – это чудеса или ловкие фокусы?

Мистер Смедли подумал немного, склонив голову набок, потом сказал:

– Этот вопрос вам стоит задать священнику. В конце концов, если нам показывают фокусы, то фокусником может быть только он.

– Я как раз собирался сделать это, – промолвил мистер Колдер и собрался уходить.

Когда он был уже у самой двери, хозяин задержал его, возложив руку, похожую на костистую лапу, ему на плечо.

– Позволите дать вам совет? – произнес он многозначительным тоном. – Это необычная деревня. Первое слово, которое приходит на ум, это «первобытная». Нет, я не хочу нагнетать страх, просто она настолько оторвана от внешнего мира, что развивалась намного медленнее, чем окружающие деревни и города. И еще одно… – Старик замолчал и вдруг напомнил мистеру Колдеру старого черного ворона, осторожно приближающегося к лакомому кусочку пищи. – Я должен предупредить вас, что люди здесь за своего священника стоят горой. Если то, что они считают проявлением Божественной силы, вы назовете ловкими фокусами… Вы меня понимаете?

– Понимаю, – ответил мистер Колдер.

Выйдя на деревенскую улицу, он пару раз глубоко вдохнул прохладный свежий воздух и направился к почтовому отделению.

В почтовом отделении было темно, пыльно и пусто. Он слышал, как почтальон в соседней комнате возится с ручным коммутатором. Прислушавшись, мистер Колдер понял, что мистер Смоллпис не был коренным норфолкцем. Судя по его голосу, он скорее был родом из тех мест, где слышен звон колоколов церкви Сент-Мэри-ле-Боу. [28]28
  Одна из самых известных церквей в Лондоне. Считается, что только человек, родившийся в пределах слышимости ее колоколов, может называться настоящим кокни.


[Закрыть]Когда почтальон вышел в зал, это предположение подтвердилось. Если мистер Смедли был сельским вороном, то мистер Смоллпис был лондонским воробьем.