Текст книги "Наследие белого дракона (СИ)"

Автор книги: Ада Лисовская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

Глава 28. Даруй кровь свою – и узришь кровь свою

Я и моргнуть не успела, как за спиной Драмии нарисовался ветхий домишка. Он был укрыт свисающими ветками иссохших деревьев, как одеялом. Подле него, по бокам, образовалась застывшая жижа той зелёной гнили, что сочилась из деревьев, но запаха совсем не было.

– Как он тут появился? – спросила я, рассматривая жилище драконицы. Что она жила здесь – сомнений не было. Дом был таким же странным, как и она сама. Казалось, поднимись ветер – и они свалятся оба. И покосившийся домик, и тонкая старуха.

– Он всегда был здесь.

Вопросы роились в моей голове, как стая насекомых. Плевать. Нужно просто переждать эту встречу.

– Скрасите дни старухи, детки? – спросила драконица, собирая перед нами дверную занавеску. По всей видимости, она совсем не боялась лесных хищников, раз не обзавелась крепкой дверью. Возможно, потому что хорошо знала, что самое опасное существо во всей округе – это она сама.

– Дни? Мы не планировали задержаться так надолго…

– Мирра, – оборвал Кайонел, одновременно с этим положив ладонь на моё плечо и покачав головой. Опять.

– Ты захочешь остаться и дольше, – старуха хихикнула, шаркая к шаткому деревянному столу посреди комнаты. Платье волочилось за ней вместе с длинными волосами, совсем потеряв свой вид: тосковало по молодой девушке, на чьем теле было ещё несколько минут назад. У ножки стола располагался низенький комод, погребенный под ворохом тряпья. Присыпанным то ли порошком из трав, рассыпанных старухой, то ли пылью.

О, а пыли здесь было достаточно. Зеленоватая, совсем как гниль снаружи, такого же глубокого насыщенного цвета, она собиралась на столе, на скрипучих досках пола и даже оседала полупрозрачным слоем на бумажках, раскиданных по всему дому.

Я остановилась напротив стены и прищурилась, пытаясь прочитать написанное на расклеенных по ней желтоватых пергаментах:

– Огонь – это свобода и искупление… – прочитала я, едва разбирая почти выцветшие каракули, а потом обратила взгляд на совсем свежие письмена.

 
Дитя пророчества на отчий трон взойдёт,
В душе два дара обретёт.
И в мир войдёт, с собою провожая
Добро иль зло, мир сохранив иль бога ненависть собою пробуждая.
 

– Сожру!

Я взвизгнула: бледная ладонь драконицы впечаталась в стену, закрывая от моих глаз написанное на и заставив попятиться.

– Простите, – пискнула я, боясь разозлить безумную бабку.

– Ничего страшного, моя дорогая гостья, мой вестник смерти, – тут же мило улыбнулась она, по-доброму потрепав меня за щеку.

И я мученически застонала, опять услышав обидное прозвище, которым она меня одарила.

– К делу, – ворвался в странный разговор Кайонел. – Где реликвия?

– Та бесполезная бумажка? – чуть визгливо вопросила Драмия, приподняв белёсые брови. – Ты же знаешь, что она не откроется тебе, мальчик? Не озарит твои слепые очи древними знаниями богов.

– Плевать. Я открою.

Старуха улыбнулась шире и наконец отпустила мою уже начинавшую ныть щеку. Движения её были заторможенны, глаза смотрели не на Кайонела, но сквозь него, будто сквозь и само время. Пока старуха не мотнула головой, заставляя ее волосы волной прокатиться по полу, сметая зелёную пыль.

– Второй свиток праотца Драххара, Первого Дракона и создателя нашей Сферы, – мечтательно пропела она, прикрыв глаза. – Принадлежал императорской семье, берущей начало ещё от семени Прародителя, с начала времён. Его жаждет твоё сердце, мальчик?

Кайонел коротко кивнул и прищурился:

– Я знаю, что это вы украли его у императора.

– Украла! – с напускным удивлением воскликнула старуха, прижав руки к груди, – Он принадлежит семье императора! Не хочешь ли ты оскорбить меня, мальчик? Я не достойна этого свитка? Реликвии моей же семьи?! – она прищурилась, когда Кайонел сглотнул, а потом весело расхохоталась. – Что ж, значит, украла… Но лишь чтобы позлить отца! Он жизнь положил, чтобы открыть её, но так и не преуспел, чему я очень рада. Так с чего я должна отдать её тебе, если не вернула даже брату Дремору?

– Я намерен открыть его, – снова повторил дракон. – Первый свиток дал нам знания об истории и создании мира, рассказал о Первом Драконе. Второй, возможно, сможет остановить то, что задумала императрица Ламора.

– Ламора, – прошептала драконица, отводя взгляд. – Я помню её маленькой девочкой с испуганными глазами. Если бы они только могли видеть то, что видела тогда я.

– То что? – Кайонел следил за старухой лишь взглядом, не двигаясь, когда она принялась шаркать вокруг него, помещая в центр круга из своих белых волос.

– То она не поверила бы в пророчество, что дала ей я. Тогда же сбылось первое, – Драмия грустно улыбнулась, переводя мутный взгляд с меня на Кайонела и обратно. – В моих глазах мир разделился на два задолго до того, как это произошло благодаря моему отцу и Совету. Задолго. А потом мне никто не поверил, – она захихикала, возводя глаза к темному и пыльному потолку домика, будто там ей могли раскрыть все секреты сами звёзды. – Почему же жалкий свиток остановит её, мой мальчик? В нем нет ценности первого, многие поколения потомков Драххара не смогли прочесть его. Бесполезная бумажка.

– Почивший император смог бы, – с уверенностью сказал Кайонел, и Драмия фыркнула.

– Мой братец не смог сделать многое в этой жизни, свиток бы лишь пополнил список этих вещей, мой мальчик. Хватит об этом, – гаркнула она, увидев, что Кайонел готовится вновь спорить за своего императора. – Я вижу, что ты здесь не только за этим. Говори.

– Я, – дракон облизнул губы и покосился на меня, будто желал остаться с Драмией наедине. Но сглотнул, отметая сомнения, и посмотрел точно в глаза старухе. – Я хотел узнать о себе, вот и всё. Я намерен остановить Ламору и войти в Совет, вернув Сфере былое величие. Но Высшие Рода никогда не признают безродного, обладай он хоть всей силой этого мира. Для этого мне нужно узнать семью. Обрести имя.

Старуха громко рассмеялась, разгоняя пыль по своему жилищу, а потом закашлялась.

– Нынешний молодняк желает заполучить власть так же, как и прошлые поколения… Ничего не меняется в этом мире.

– Я лишь хочу нести волю своего императора. Направлять и наставлять нового правителя, помогать ему.

– Сфере хватит и одного неудачника.

С губ дракона сорвалось глухое рычание. На что старуха вновь фыркнула, будто говоря взглядом «Только осмелься». И Кайонел сжал руки в кулаки и отвернулся.

– Во мне больше нет силы, что ты ищешь.

– Как это?

– Я, – она нахмурилась, поднимая к глазам отросшие острые ногти, – перед смертью мне хотелось поделиться с кем-то своими глазами, оставить что-то после, я решила создать собственную реликвию. Артефакт не семьи императора, а мой, Драмии, вечной принцессы. Память обо мне не сотрёшь, он будет жить в этом. Хорошо звучит, мой мальчик?

Кажется, старуха снова была уже где-то в своих мечтах, не замечала нас и игнорировала просьбу Кайонела. Она принялась кружиться вокруг себя, заматываясь в подол платья и собственные волосы.

– Очень хорошо.

Я скрыла улыбку. Мужчина явно решил подыграть безумной драконице.

– Кайонел, – шепнула я, пока Драмия хихикала, пытаясь не споткнуться. – Она бредит. Будет лучше, если мы выведем её в столицу, где кто-то сможет о ней позаботиться…

– Твоя спутница видела крупицы силы, что я придержала для избавления от одиночества, – между делом продолжала старуха. – Понравились мои детки, как там тебя?

– Очень, спасибо, – я взяла пример с Кайонела и принялась дёргать его за рукав рубашки. – Пошли…

– Правильно, я принимаю твою благодарность. Немногим выпадал шанс узреть мою реальность. Нашу с ними реальность. Мои глаза – их глаза. Твои глаза, если такова будет моя воля. После разделения миров и переселения сотен бездарных я поклялась больше не прикасаться к чужим воспоминаниям, разуму и глазам, но спустя сотни лет не смогла удержаться, в конце концов скоро умирать, – она хихикнула, плюхаясь наконец на ветхий стул, тут же крякнувший под её небольшим весом. – О чем это мы… Сто лет ни с кем не болтала, уморилась! А так охота… Ах, да, реликвия для будущих поколений! Место, где обо мне будут помнить, как ни ройся в головах даже великим даром подобным моему.

Она повела глазами в сторону, и Кайонел тут же устремил взгляд туда же.

– Найди его среди этого столетнего хлама, милый, и я помогу тебе.

Он здесь? Я принялась оглядываться, размышляя над ее словами и поглаживая под слоями платья кулон Рина. Если правильно поняла, старуха влила свой дар в какой-то предмет так же, как и Рин в украденный кулон нэс Грувии.

Кайонел ждал не дольше секунды. Двинулся по скрипучему полу и дёрнул в стороны тряпицы импровизированной шторки в проходе.

– Камень, – без каких-либо эмоций в голосе произнёс дракон. И старуха скривилась, вздёрнув одну бровь и склонив голову.

– Я просила развлечь меня! – заверещала она, но уже через миг стихла, что-то недовольно бормоча себе под нос. – Хорошо. Нужно окропить валун кровью чистой девы, мой мальчик.

Я прошла вслед за Кайонелом и ахнула, не в силах сдержать удивление. Огромный камень молочного цвета, сияющий в тусклом свете свечей. Посреди комнаты старухи. Это и есть реликвия?

– Чистой девы? – дракон сглотнул, отводя глаза, а потом прищурился, когда старуха гадко ухмыльнулась.

И перевёл решительный взгляд уже на меня.

– Что?! – воскликнула я, когда на меня были устремлены уже две пары глаз. Одни – мутные и с искрящимся весельем в многовековой глубине, вторые – как сама ночь. Решительные, но с толикой вины, видимой только мне.

Старуха потёрла ладони друг о друга и стрельнула глазами в сторону молочного валуна.

– Располагайтесь, детки. Он немного твёрдый, но…

– Мирра, – дракон протянул мне руку, обтянутую чёрной перчаткой, и я попятилась. – Не бойся.

– Что это ещё значит?! А ну не подходи ко мне! Вы оба чокнутые!

– Мирра, – предупреждающе прорычал Кайонел, а старуха гаденько захихикала, вновь заматываясь в волосы и пряча хитрое лицо под слоем белых прядей.

– Кайонел, – прошипела в тон ему я, упирая руки в бока. – Никакой крови, отойди от меня!

– Ты же слышала, так нужно. Я сам не в восторге…

– Нужно лишь, чтобы ты отошел от меня, безумец!

– Драхх, я совсем ничего не понимаю… – мужчина, совершенно неожиданно для меня и остановившейся от громкого звука старухи, хлопнул себя ладонью по щеке. – Мне нужна эта информация!

– Тебе нужна – ты кровь и проливай.

– Я не чистая дева, – в его голосе опять послышалось рычание, и я прищурилась.

– Это уже твои проблемы! Я купальни тоже несколько дней не видела, к слову.

– Ладно, хватит, – крякнула старуха, убирая волосы с лица, чтобы мы смогли увидеть, как она раздраженно дёрнула губой. – Я пошутила. Просила же развлечь меня, а не орать на весь лес. Что за поколение…

Кайонел тут же спрятал смущение за злостью во взгляде, а я фыркнула, складывая руки на груди и отворачиваясь от него.

– Итак, – продолжила Драмия, поманив нас пальцем и последовав к своему камню. Любовно огладила его, обойдя со всех сторон и остановилась, чтобы поглубже вдохнуть его… запах? Пыль? Я нахмурилась, а старуха блаженно прикрыла глаза, словно впитывая его магию обратно в себя. Ах да, точно, в нём же живет её частичка… Дар. – Окропи валун кровью своей – и узришь кровь свою.

– А в чём смысл?

Кайонел шикнул на меня, и я снова нахохлилась, пообещав себе больше и слова ему не говорить.

– Окропи валун кровью своей – и узришь кровь свою, – повторила Драмия, и, наконец, открыла глаза. В них плескался огонь. Угасающий с каждой секундой, с каждым шагом, что делала она от своего камня, но будто всё ещё живой, плещущийся в её душе.

Кайонел лишь кивнул. А потом… Стянул с левой руки перчатку и достал из ножен короткий клинок. Я удивлялась, зачем он ему с таким сильным даром, а теперь дракон нашёл ему применение. Полоснул по ладони и приложил к валуну, закрывая глаза и не смотря, как кровь полилась по молочному камню, обходя на своём пути трещинки и заломы, а потом… Засветилась. Или засветился сам камень, испещрённый багровыми нитями.

Старуха улыбалась.

– Что с ним? – взволнованно спросила я, заглядывая в бледное лицо, по которому прошла мрачная тень. Кайонел больше не выглядел вовлечённым в происходящее, его глаза метались под веками, словно он что-то видел. – Кайонел? – ноль внимания. Я пощёлкала пальцами возле его лица, и ни один мускул на нем не дернулся.

– Узрел кровь свою, – спокойно ответила старуха, будто это что-то проясняло. Настолько спокойно, что мне захотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть.

– Я это уже слышала! – рявкнула я, тыкая в неё указательным пальцем. – Если с ним что-то случится…

– Что же сделает маленькая вестница смерти? – невинно улыбнулась старуха, захлопав глазами. Вновь мутными, затянутыми глухим туманом изнутри, мешающим ей здраво смотреть на мир. Ни искры.

– Исполню свою роль, видимо.

– Злючка, – старуха оскалила зубы и клацнула ими. – Такая маленькая и такая злая! Он просил у меня своей крови – я дала ему его кровь. Он вернётся к нам с историей. С именем и родом.

Кровь! Я чуть не хлопнула себя по лбу ладонью. Кайонел просил узнать о семье, вот что за кровь. Драххова старуха, разучилась разговаривать нормальным языком за столетия одиночества! Но мне больше не хотелось ударить её. Лишь узнать подробнее.

– А этот камушек, – я сглотнула и аккуратно обошла Кайонела, чтобы получше разглядеть валун. – Он всё-всё может показать?

– Кровь твою, – пожала плечами старуха.

– Как я могла забыть о ней, – протянула я злобно, косясь на неё. – А мою? Мою кровь он может показать?

При мысли о том, что могу увидеть маму, в груди заныло. Как она там без меня? Горюет ли или доверилась служанкам и думает, что я в порядке? Я молилась Милостивой Праматери каждый вечер, думая о ней. А ещё папа… Я не помнила его лица, но вдруг…

– Уважаемая Драмия, – произнесла я наконец, прочистив горло. И глазки старушки загорелись, когда она уловила мой тон. – А не могла бы я тоже… Узреть кровь свою?

– Всё же этот валун будет окроплен кровью невинной девы, – мечтательно произнесла старуха, довольно жмурясь. – Достойное условие для активации реликвии, как считаешь? Древней и ужасающей!

– Опять ваши выдумки, – прищурилась я.

– Не выдумки! С условием звучит гораздо лучше и… важнее звучит! Древнее! Ещё бы сюда перо из хвоста феникса… Я не успела подумать над всякими этими штуками, понимаешь, милая вестница? Совсем забыла. Бывал тут у меня один знакомый из сферы ведьм, Люцитор, вот там на выдумки горазды! – поделилась она с восхищением. – Суженая его, к слову, вырвала черное сердце своё из груди и прокляла бедолагу магией крови, запретной в тех землях. С тех пор он тут иногда ошивается, ищет способ вновь соединиться с отвергнувшей парой и вернуть свой облик. Ждёт, когда мои глаза увидят… Была бы я одарена толикой фантазии этих взбалмошных тёмных девиц, о-о-ой!

– Выдумаете свои трудные условия потом, а сейчас… – я начинала терять терпение, погружённая в мысли о маме. Какие ещё, к драхху, ведьмы?! – Мне можно сделать так же с другой стороны камня? Или подождать, пока Кайонел закончит?

– Ммм, да, вперёд, – отмахнулась старуха, зашаркав обратно в первую комнату. И вернулась со стопкой пожелтевшей, но ещё чистой бумаги. В глазах её горела решимость. – А я буду творить.

– Отлично.

Я аккуратно вытащила из ножен Кайонела чёрный клинок и на всякий случай обтерла о юбки платья.

– Много должно быть крови?

– Ммм? – старушка склонилась над листами и что-то увлечённо писала. – Капли хватит. Иди уже, не мешай!

Я сглотнула, поднеся острие к пальцу и чуть нажала, прежде чем закусить губу и зажмуриться. Почувствовала укол и не задумываясь прижала к холодному камню.

Глава 29. Холодное пламя

 
И взмыла она ввысь, оберегая сон
Безумной матери своей, ушедшей на покой.
Лелея боль и кружево огня,
Ожогами осевшие в груди,
Похоронив родных и отпустив мечты
Оставила несчастья позади.
 

(Из свитков на стене старухи Драмии)

Девочка сидела посреди темной сырой комнаты и водила руками по полу. Перебирала белые волосы, которые когда-то по утрам ей заплетали в пышные косы служанки мамы. Грязные волосы, недостойные их великого Рода. Теперь, когда они больше не были частью её, а спутались на полу, она и сама больше не была грязной.

Наверху послышался топот. Зазвонил колокол. Мама предупреждала, что прибудут гости, перед тем, как прийти с ножницами в подвал.

Но никто не пришёл. Часы тянулись медленно, так же, как и все предыдущие дни до этого. Еду тоже не принесли. Девочка прислонилась спиной к стене и подтянула колени к груди, поправив на них ткань запачкавшегося сарафана. Когда-то у неё были красивые платья, как у мамы. Красные ленты и бусины в волосах, браслеты, овивающие кисть, как крыло дракона.

– Моя искорка, – кто-то нежно потянул девочку за плечо и слегка встряхнул. – Открывай глазки.

Она не заметила как заснула. И улыбнулась, потянув руки к красивой женщине с волосами цвета её любимого шоколада и горящими огнём глазами в темноте подвала. Глаза, благословленные Праотцом Драххаром. Она их не унаследовала.

– Мамочка… Я ждала тебя.

– Моя дорогая искорка, – женщина любовно погладила малышку по щеке. – Мама принимала важных гостей. Как твоя рука?

– Ещё побаливает, – девочка нехотя прикоснулась к повязке, обмотанной вокруг кисти. – Я уже могу выйти?

– Нет, моя дорогая. Пока рано. Тебе стало легче после нашей последней встречи, Мора?

– Мне было больно. И больно сейчас.

Глаза матери загорелись. Из них пропала любовь, к которой изо всех сил тянулась девочка.

– Какой дракон, – процедила женщина, искривив красивые тонкие губы, – получит повреждения после такой мелочи?! Дай сюда!

– Ай! – девочка зажмурилась, а потом медленно приоткрыла один глаз, почувствовав что-то холодное на правой руке. Зелёный камешек. Он забирал в себя боль, терзающую кожу.

– Я попросила знакомого из Древесного Дома отдать мне эту вещицу. Что чувствуешь теперь?

– Руке больше не горячо, мама.

Она прищурилась и принялась разматывать руку дочери. Чтобы тут же скривиться вновь, увидев ожог от собственного дара.

– Ты не исцеляешься! Совсем!

– Прости, мама…

– Ох, Мора, – женщина прикрыла глаза и принялась растирать виски пальцами. – За что это наказание пришло в наш Дом? Чем я прогневала Праотца… Бездарность меньший грех, чем это!

– Прости, – повторила Мора, начиная плакать. Она не хотела быть плохой.

– Тшш, моя искорка, – тут же переменилась мать, увидев детские слёзы. – Я не брошу тебя, обещаю. Клянусь честью нашего Дома, милая. Мы вместе справимся с этим и вернём расположение Праотца Драххара. Огонь ещё вернётся в наш Дом.

– Да, – повторила Мора, горячо закивав. – Он вернётся.

И тут же замерла, когда иней начал расползаться из-под её пальцев, покрывая пол. Мама подняла голову и тяжело сглотнула. Она не могла скрыть ненависть во взгляде, когда это происходило.

– Я выжгу твой холод и этот грех. Огнём проникну под твою кожу, моя искорка, пока тело твоё не очистится от грязи и этой напасти, напитываясь божественным пламенем. Ты готова?

Мора почувствовала, как мурашки побежали по её спине, а дыхание перехватило от предчувствия новой боли.

– Готова, мама.

Холод теперь не пугал совсем. Мора жалась к ледяным стенам подвала, моля прародителей остудить её горящую от ожогов кожу, впитать в себя жар её матери. И холод помогал. Стягивал боль с ее тела и сердца, покрывая их тонкой корочкой льда. Слой за слоем, пока боль не исчезала совсем.

– Ты исцеляешь себя, – говорила мама после, с удовлетворением осматривая её тело. – Как обычный дракон. Мы на правильном пути, моя искорка.

Мама гордилась ею, и этого было достаточно.

– Я хочу выйти, – говорила девочка монотонно, смотря остекленевшими глазами сквозь мать, в сторону двери. Где-то с той стороны был тяжёлый засов, который никак не поддавался в первые недели заточения. А может, сейчас его уже и нет? Проверять не было ни сил, ни желания.

– Терпение, Мора, – строго отвечала мать. – Будь послушной нэссой и подожди. Я делаю это для твоего блага, не забывай.

– Да, мама.

Женщина встала во весь свой рост, нависая над девочкой. Кружевное пышное платье покрылось пылью этого места. Или это была сожженная плоть Моры, обратившаяся в пепел? Мама брезгливо смахнула с открытого плеча паутинку и медленно стянула с рук перчатки. Длинные. Но Мора уже знала, до скольки нужно мысленно сосчитать, прежде чем руки мамы стали бы свободны от дорогой, но стесняющей пламя ткани.

Глаза мамы загорелись алым в темноте подвала. И с рук её вспорхнули пламенные бабочки. Невероятно красивый дар, радующий глаз всех, перед кем мама его демонстрировала. Раньше Мора часто просила показать его, визжала от восторга и смеясь, бегая между красивыми огненными созданиями. И мама создавала ещё и ещё, сидя под тенью дерева с чашкой чая, пока они с братом бегали по саду и считали бабочек в небе, а потом падали в мягкую траву и заливались смехом ещё сильнее, когда мама устраивала им красивое представление и обращала своих созданий в яркие вспышки света высоко в небе.

Теперь Мора не просила. Бабочки больше не казались прекрасными. А брата теперь не было рядом.

Девочка посмотрела на шрам, оставшийся на руке после первого очищения: тогда она ещё не умела исцелять себя.

И завопила от боли, сотрясая стены подвала, когда пламенные создания с треском закружили вокруг неё, опускаясь на истерзанную кожу. В глазах потемнело. А стена, о которую опиралась Мора, стремительно начала покрываться льдом.

Мама поджала губы и отвела взгляд:

– Это не Праотец отвернулся от нас, доченька, это лишь испытание нам, – её глаза загорелись более ярким, безумным светом. – Просто оно сейчас холодное… Твоё пламя ещё будет гореть ярче моего, вот увидишь, нужно лишь…

Детский крик, полный боли, разнесся по туннелям дворца, когда пламя женщины стало настойчивее. Проникало под кожу, прижигая её, калеча разум и душу.

Никто из драконов не был так восприимчив к огню, лишь она. Грязная и недостойная своего рода.

– Х-холодное пламя, мама? – ноги девочки дрожали, а зубы стучали, не попадая друг на друга.

– Да, – повторила мать шепотом. – Нужно лишь сделать его горячим, разжечь, вот и всё.

– Мама, – сглотнула Мора, ломая ногти о стену, но стараясь устоять на ногах, не провалиться в беспамятство, чтобы подольше побыть с матерью. – Но это ведь лёд?

– Нет! Не смей так говорить! – взвизгнула она, меняясь в лице. А потом тяжело задышала, озаряя подвал ещё большим светом от потрескивающих бабочек. – Старайся, моя прекрасная доченька, и твои волосы окрасятся в прекрасный цвет огня. Душа запылает и запоёт под небом, что создал для нас Праотец Драххар. И мы выйдем отсюда вместе, рука об руку. Я люблю тебя.

Бабочки. Целая стая жгучих бабочек налетела на её тело, и Мора потеряла сознание под собственный, раздирающий горло, крик.