Текст книги "Жнец (ЛП)"
Автор книги: А. Заварелли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц)
ГЛАВА 10
Саша
Я нахожусь на грани между сном и бодрствованием, когда чувствую, что матрас на кровати прогибается под тяжестью моего тела. Сначала мне кажется, что я сплю. Потому что в моем затуманенном сном мозгу это единственная возможность, которую я принимаю, как милость.
Но когда я замечаю тень мужчины, нависшего надо мной, а затем его руку в перчатке, скользящую по моему рту, я пытаюсь закричать. Рука еще крепче прижимается к моему рту, и все, что я ощущаю – это вкус кожи его перчатки, пока я бьюсь под ним.
Он забирается на меня сверху и прижимает своим весом, а непрошеные слезы текут из моих глаз. Но когда он наклоняется вперед, между нами повисает его запах. Запах эля и жареных кедровых орешков. И это сразу же успокаивает меня.
– Ронан?
Вопрос звучит приглушенно из-за перчатки, прижимающейся к моему рту, но когда он чувствует, что я успокаиваюсь, он убирает спутанные волосы с моего лица. Теперь я могу разглядеть его глаза в тусклом свете, дикие от нахлынувших эмоций. На нем нет очков. И пиджак пропал, на нем только белоснежная рубашка, пуговицы которой туго натягиваются у него на груди. Его шея напряжена, дыхание хриплое. Он очень зол. Но я ничего не боюсь.
Я протягиваю руку и отрываю его ладонь от своего рта, чтобы я могла говорить свободно.
– Что ты здесь делаешь? – интересуюсь я. – Как ты вообще сюда попал?
Это два самых логичных вопроса, которые можно задать в данной ситуации, а не то, почему он пробирается в мою комнату, как вор, пугая меня до полусмерти. Ронан всегда ведет себя странно, и вся комичность ситуации в том, что я ожидаю от него такого поведения. Но он, как обычно, не отвечает, и я продолжаю давить на него.
– Поговори со мной, – настаиваю я. – Скажи мне, что случилось.
На самом деле, я не жду, что он ответит. Он никогда мне не отвечает. Так что на этот раз, когда он все-таки отвечает мне, сам факт этого потрясает меня до глубины души.
– Ты мне ничего не говорила, – говорит он.
В его голосе проскальзывают обвинительные нотки, с оттенком обиды и гнева.
– Что я тебе не говорила?
– Насчет Донована.
Стыд поднимается изнутри меня, и я смаргиваю слезы, качая головой. Я не хочу об этом говорить. Я не хочу пытаться объяснить логику своего поступка. Для него это всегда будет бессмысленно. Это парни, все они думают одинаково. Он обидится, если я скажу ему, что пыталась защитить его. Но альтернативный вариант еще хуже.
– Я знала, что ты сделаешь с ним, если я скажу тебе, – шепчу я. – Не думаю, что ты бы смог справиться с собой. Совсем как с Блейном.
Он спокоен и неподвижен, изучает меня своими глазами. Эти глаза заставляют меня чувствовать себя беззащитной. Как будто я не смогу спрятаться от него. Но сейчас я этого и не хочу.
– Я права, Ронан?
Молчание. Я ненавижу его молчание. Я не понимаю, почему он не может просто поговорить со мной. Почему он может говорить со всеми, кроме меня.
– Я знала, какими будут последствия, если ты его убьешь, – говорю я. – И я не могла этого допустить. Я не могла допустить, чтобы с тобой что-то случилось по моей вине. Из-за того, что ты сделал для меня.
Он даже глазом не моргнул. И не сдвинулся с места. И вообще никак не отреагировал на мое признание, если не считать всепоглощающей печали в его глазах. Это заставляет меня чувствовать, что я предала его. Он не может этого понять. Он никогда не мог понять.
– Я знаю, что ты обо мне думаешь, – пытаюсь оправдаться я. – Но я никогда не отдавала ему свое тело. Я делала вещи, которыми не горжусь, чтобы заставить его молчать. Но я просто хотела, чтобы он держал рот на замке. Я просто хотела…
Рыдание срывается с моих губ, и в этот момент Ронан опускается на меня, полностью поглощая меня своим телом. Он прижимает меня к себе, мое тело пропитывается жаром его тела. Он делает глубокий вдох. А потом еще один. Он борется с самим собой. Он пожирает меня взглядом, пока пытается мысленно отговорить себя от неизбежного. Но уже слишком поздно. И мы оба это знаем.
В следующую секунду он вдавливает меня в кровать. Его руки на моем теле, ощупывают меня. Они кажутся мне просто огромными. Грубые и мозолистые. Твердость против моей мягкости. Он зарывается лицом в моих волосах, поднимая их, пока его нос двигается вдоль моей шеи. Он вдыхает мой запах. Втягивает в себя так, будто это все чего он жаждал все это время. Его набухший член упирается в мое бедро, когда он буквально вонзается в меня.
Он раздвигает мои ноги и проталкивает свою ладонь между моих ног так, будто заявляет свои права на эту часть меня. Кто я такая, чтобы спорить? Он и вправду завладел мной. Он осквернил мой разум так, что я могу думать только о нем. Хотеть только его одного.
Мои руки скользят вверх по его спине, когда я обхватываю его ногами и притягиваю ближе. Разгорячено шепчу его имя, прижимаясь к уху. Любой стыд или смущение растворились в тумане маниакальной жажды обладания. Никогда не пойму, что именно в этом тихом, загадочном человеке заставляет меня терять последние остатки рассудка.
Ронан тоже это чувствует. Эту взрывоопасную связь между нами. Все, что мне нужно сделать, это войти в его личное пространство, чтобы оказаться полностью в его власти. Подозреваю, что именно поэтому он всегда избегает меня. Он не хочет поддаваться той же силе.
Но прямо сейчас, в темноте моей спальни, он уже сдался. Он возится с пряжкой своего ремня, умоляя меня положить конец этому безумию.
– Прикажи мне остановиться, – выдыхает он. – Прикажи мне тебя не трогать
Я не реагирую. Вместо этого я провожу пальцами по его волосам и смотрю, как он вздрагивает от моего прикосновения.
– Раздевайся, – возражаю я. – Дай мне почувствовать тебя, Ронан.
Он игнорирует меня, слишком далеко зашел, чтобы услышать или понять смысл моих слов. Он грубо оттягивает мои трусики в сторону и врезается в меня одним жестким толчком. Сдавленный стон от испытываемого шока и удовольствия вырывается из моего горла, и он замирает, чтобы посмотреть на меня сверху вниз.
– Продолжай, – умоляю я.
Он не мог остановиться, даже если бы попытался. Он трахает меня, как пьяный. Маниакально и бесконтрольно. Врезается в меня так сильно, что потом останутся синяки. Его глаза постоянно закрываются, но он пытается держать их открытыми. Наблюдает за мной.
Он изучает мое лицо, но я не могу сказать, что именно он хочет увидеть. Я чувствую, что он нуждается в моей поддержке. Что он еще не убил меня в приступе своего безумия. Что он все делает правильно. Не знаю почему, но в его взгляде проскальзывает уязвимость.
Я провожу пальцами вниз по его шее и притягиваю его ближе. Мне хочется его поцеловать. Он никогда не давал мне целовать его. Я даже не могу себе представить, насколько это будет хорошо, но я знаю, что как только попробую, я буду разрушена навсегда.
Ему требуется мгновение, чтобы понять, чего же я хочу. И когда я касаюсь его губ своими, он колеблется. Но это длится всего секунду. Дрожь пробегает по его телу, когда мое дыхание смешивается с его, и это вызывает что-то внутри него. Его пальцы грубо сжимают мое лицо, удерживая меня на месте, когда он тоже пробует меня на вкус. Это совсем не сладко. Это даже не мило. Это что-то дикое, вынашиваемое долгих три года. Поцелуй, который стирает память обо всех поцелуях до него.
Ронан пожирает меня своим ртом и своим телом. Его толчки хаотичны и неуправляемы. Думаю, что он пытается быть нежным, но не может обуздать себя. Его руки обхватывают мой затылок, наши языки и зубы сталкиваются с силой нашего желания друг к другу. У него сейчас такой вид, будто он в агонии. Как под кайфом, которым зарядил меня так, что я не могу заставить себя отвернуться ни на секунду. Сила этого человека не имеет себе равных, но сейчас он мой раб.
Но наша связь не односторонняя. Каждая клеточка моего тела реагирует на него. На его вкус и на его прикосновения. Хаотично и жарко – то, как наши бедра ударяются друг о друга, и мы, кажется, не можем найти удобную позу. Мы втянуты в безумие, и я никогда еще за всю свою жизнь не была так возбуждена, как сейчас. Он трахает меня так, будто я его награда. Его трофей.
И вот он вдруг замирает. Его голова откидывается назад, и все его тело сотрясается, когда он издает мучительный стон. Тепло наполняет меня, и это меня удивляет. И не только меня.
На мгновение воцаряется тишина, прежде чем Ронан неловко отстраняется, снова ища в моих глазах чего-то, чего он не хочет видеть. Даже если того, что он ищет там, нет, он ищет все, за что может зацепиться. Причину, чтобы уйти. Я прижимаю его лицом к себе и терзаю его своими губами.
Это срабатывает. Потому что все, что было у него на уме всего лишь мгновение назад, вскоре забывается, когда его член снова разбухает во мне. Чем дольше мы целуемся, прикасаемся и чувствуем друг друга, тем тверже он становится. А потом он снова вонзается в меня. Я прокладываю себе дорожку из поцелуев вниз по его шее, пробуя на вкус его кожу и вдыхая его запах. Издаю стоны, и каждый раз, когда я это делаю, звук облегчения и удовольствия эхом отдается в его собственной груди.
Мои руки находят его задницу, и я пытаюсь прижать его еще ближе к себе, но он подталкивает мои ладони по направлению вверх по своей спине. Я не возражаю. Ронан другой, не такой, как все. Не знаю, произошло ли с ним что-то ужасное. Не знаю, почему он не хочет раздеваться и каковы его негласные правила. И я не хочу выталкивать его из зоны комфорта.
Но это не мешает мне устроить проверку на прочность этих правил. Когда я просовываю руки под ткань его рубашки, чтобы почувствовать его кожу, он издает удовлетворенный стон. Его движения все еще резкие. Сильные, грубые толчки, которые он едва может контролировать. Его тело мощное и твердое в моих руках. Но он не уверен в себе.
Когда он сдергивает с меня сорочку и мои груди свободно подпрыгивают, он отвлекается и вообще перестает двигаться, чтобы посмотреть на них. Его глаза наполнены неистовым голодом, когда он опускает голову, чтобы попробовать меня на вкус. Он прижимает меня к себе и облизывает мои соски. А потом он засасывает мою кожу в рот, издавая характерные стоны.
Он – ядовитая смесь жестокости и чувственности. Ласковый и жесткий. Грубый и вдумчивый.
Все в нем чертовски мужественное. Его руки, его рот… они перемалывают каждую частичку меня. В его объятиях я маленькая и хрупкая. Полностью в его власти. Его член внутри растягивает меня до точки наслаждения и боли.
Он снова начинает двигаться, и я не могу ничего сделать, кроме как лежать и принимать его. Его идеальные волосы растрепались от моих рук, его брюки свисают с бедер, когда он грубо трахает меня в моей постели. Я хочу, чтобы это никогда не кончалось. Но напряжение, от которого мне так отчаянно нужно избавиться, нарастает внутри меня, и я больше не могу сдерживаться.
Моя голова резко откидывается на подушку, и я впиваюсь пальцами в его спину, когда резко кончаю, сильно сжимая его член. Гортанные и незнакомые звуки вырываются из моего горла где-то в районе груди Ронана, когда он вторит мне такими же вибрирующими звуками. Меня заполняет изнутри теплота его семени, когда он откидывает голову назад и закрывает глаза.
Я обхватываю его руками и сжимаю, боясь, что он сейчас уйдет. Как он всегда делает. Что он уедет и будет притворяться, что этого никогда не было, следующие два года. Я к этому не готова. Я не могу с этим справиться.
Я не хочу прекращать прикасаться к нему. Я не хочу прекращать чувствовать себя настолько хорошо, когда я с ним. Может быть, это делает меня слабой, когда я так сильно хочу кого-то. Но достаточно было бы одного его слова, чтобы я принадлежала ему. Я сделаю все, что бы он попросилв этот момент.
Но, как я и боялась, когда его дыхание успокоилось, он отстраняется. Он даже не смотрит на меня, застегивая пряжку ремня и молнию на брюках, прежде чем пригладить волосы.
– Ронан?
Но ответа не последовало. Он просто игнорирует меня, как будто я ничто. И я могу принять это отношение ко мне от всех остальных, но только не от него. Поэтому, когда он встает, чтобы уйти, я набрасываюсь на него единственным доступным мне способом.
– Когда мне ждать твоего возвращения? – кричу я ему в спину. – Еще через два года? Ты просто придешь сюда и трахнешь меня так, как тебе нравится, как это делают все остальные мужики в прикиде, как у тебя? Не забудь, в следующий раз обязательно захвати с собой презерватив, потому что я не принимаю эти долбаные таблетки!
Он втягивает плечи, когда тянется к двери, и я понимаю, что задела его за живое. Я не должна была этого говорить, но это правда. Ему не нужно беспокоиться об этих вещах, пока он делает свое веселенькое дельце, ведь об этом якобы забочусь я.
Как и в прошлый раз.
Я видела, как он смотрел на меня после прошлого раза. В течение нескольких месяцев он постоянно поглядывал на мой живот. Удивление. Страх. Тревога. Я читала все это по его глазам. Он боялся, что я забеременела от него.
Это только усугубляет боль.
И если мне нужно было какое-то подтверждение того, что покинуть это место – самый лучший вариант для меня, то это оно и есть. Но когда он захлопывает за собой дверь, от этого легче не становится.
ГЛАВА 11
Ронан
Времени в этом черном пространстве не существует.
Я понятия не имею, сколько времени прошло с тех пор, как я видел другого человека. Даже Фаррелла или Койна. Ближе всего я подхожу к двери, когда она открывается, и на мгновение внутрь просачивается маленький лучик света, когда они бросают мне сетчатый мешок с моим дневным рационом.
Хлеб всегда заплесневелый и черствый, но я все равно его ем. Я скучаю по той женщине в комнате. Той, которая заботилась о нас. Но мне сказали, что я больше никогда ее не увижу. Говорят, теперь я мужчина. Пришло время забыть обо всем остальном, кроме моего обучения и моей цели.
Шум никогда не прекращается. Каждый день звучит громкая музыка. А потом орут дети. Мучительные крики. Бесконечная какофония звуков. Я стал невосприимчив к этому. Научился спасть в окружении шума. Но так и не привык к жукам и крысам. Они всегда ползают по мне, а я их не вижу.
Мне кажется, что я схожу с ума. Думаю, что это то, чего они хотят. Именно тогда я задаюсь вопросом, реальны ли жуки. Может быть, они – игра моего воображения.
Мне не известен ни день, ни год, когда они снова придут за мной. Койн и Фаррелл. Они выглядят по-другому. У них отросли бороды, а когда прохладный воздух касается моей кожи, я понимаю, что произошла смена времени года. Они говорят со мной, пока мы идем, но я не восприимчив к словам.
Мой разум все заглушил. Даже их. Они ведут меня к большому зданию, в котором я никогда раньше не был. А потом – в кухню с металлической дверью. Фаррелл открывает ее и толкает меня внутрь. Он указывает в угол, где стоит ведро и есть одеяло. Его губы шевелятся, но при этом слышен только крик. Вопли. Громкая музыка.
А потом они уходят.
Здесь холодно. Даже холоднее, чем в подвале, где меня держали раньше. Понимаю, что это морозильник. Вскоре Койн и Фаррелл возвращаются с другим парнем. Я видел его во время тренировок. Алекс. Они запихивают его внутрь и указывают на другое ведро и одеяло.
Он даже пытается заговорить со мной. Я сажусь, накидываю одеяло на плечи и спрашиваю себя, сколько мне сейчас лет. Кажется, двенадцать. Может быть, даже старше. Я не имею ни малейшего понятия. Существует только тьма, даже здесь, на свету.
Воздух становится холоднее с каждой минутой, и вскоре мои веки тяжелеют. Я засыпаю, и мне становится хорошо. Мне тепло. И очень удобно. Но потом кто-то пинает меня в бок ботинком. Я поднимаю глаза и вижу Алекса, и звон в ушах наконец-то прекращается. Теперь я слышу его голос, хотя он все еще искажен.
– Ты должен продолжать двигаться, – говорит он.
Я отталкиваю его ногой и пытаюсь снова заснуть. Но он упорствует.
– Если ты снова заснешь, то умрешь. Ты должен двигаться, чтобы согреться. Это проверка. Когда тебе очень холодно, тебя клонит в сон. Но если ты это сделаешь, то никогда больше не проснешься.
Я моргаю и перевариваю все сказанное им. Я не знаю, прав он или нет, но, возможно, все-таки прав. Может быть, именно поэтому мне так тепло. Именно поэтому чувствую, что не хочу двигаться.
Когда я наконец это делаю, мое тело коченеет, и я не чувствую своих пальцев, когда прижимаю их к губам.
– Мы должны продолжать двигаться, – говорит Алекс. – Это единственный способ остаться в живых. Мы должны сделать это вместе. Главное, не давать друг другу заснуть.
Я встаю и жду указаний Алекса. Не знаю, откуда он так много знает, но его привезли сюда намного позже, чем меня. Он говорит о местах за пределами комплекса. О школе и о том, чему он там научился. Я не знаю ничего из этого, но когда он рассказывает, я верю ему.
Он шагает вдоль холодильника, и я следую его примеру. А потом он рассказывает мне больше о тех местах, где был. Он говорит о церкви. Большая белая церковь, куда они с мамой ходили каждое воскресенье. Он так и не сказал, что с ней случилось, но его голос печален, когда он произносит ее имя. Он мне много чего рассказывает о ней, но никогда не упоминает, что с ней произошло.
У меня нет мамы. Или папы. Только Койн и Фаррелл.
А теперь есть еще и Алекс.
Мы не должны разговаривать друг с другом. Но он всегда говорит со мной. И мы, кажется, находимся на одном и том же этапе обучения.
В течение следующего часа он рассказывает мне о самых разных вещах. Но мы оба заторможены. Я едва могу держать глаза открытыми, а слова Алекс произносит невнятно.
Когда Койн, наконец, возвращается за нами, я испытываю облегчение. Но это облегчение длится недолго. Он не ведет меня обратно в яму. Вместо этого он ведет нас к пруду, где уже поджидает Фаррелл.
Мы становимся в ряд с другими парнями, и они связывают нам руки и ноги. И затем они одного за другим толкают нас в воду.
Мы вдесятером заходим в воду. Но выходит оттуда только семеро.
***
Когда я ухожу от Саши, мне звонит Кроу. Точен как часы.
– Да, – отвечаю я. – Что случилось?
– Найл получил весточку от русских, что Андрей вернулся в город, – говорит он. – Они хотят, чтобы ты об этом позаботился.
– Где?
– Это дом, – отвечает он. – Я пришлю тебе адрес смской.
– Ладно.
– Для начала просто осмотрись вокруг, – говорит мне Кроу. – Они не знают, один ли он там.
Повисает тишина, и мои мысли снова возвращаются к Саше наверху. О том, как я в очередной раз выставил себя перед ней полным идиотом. О том, как я не имею ни малейшего понятия, что делать с ней или как доставить удовольствие женщине. Когда она прикасается ко мне, я не могу контролировать свои реакции. Это слишком приятное чувство. И я понимаю, что ставлю себя в неловкое положение. Вот прямо как сегодня вечером.
Я мог бы спросить об этом Кроу. Но мне становится плохо только от одной мысли об этом. На данном этапе моей жизни мне следовало бы уже разобраться с подобными вещами. Но я так и не разобрался с этим.
Я всегда был хорош только в одном. И явно не в этом.
– Фитц? – Кроу нарушает молчание. – Все в порядке?
– Все под контролем, – говорю я ему. – Я разберусь с Андреем.
– Они хотят, чтобы все было чисто, – говорит Кроу. – Передозировка или самоубийство были бы идеальным вариантом. Все, с кем он вел дела, должны знать, что он мертв.
– Я позабочусь об этом, – заверяю я его.
– Уверен, что мне нет нужды напоминать тебе, что ты хотел большую сферу ответственности, – говорит Кроу. – Выполнить эту работу очень важно, Фитц.
Я ничего не отвечаю. Ему не нужно объяснять мне это. Он хочет, чтобы я доказал, что чего-то стою. Важен для синдиката. Для него.
Для Саши.
Мне казалось, что если я возьму на себя больше ответственности, то смогу стать достойным ее. Но сейчас я явно не тот, и сомневаюсь, что когда-нибудь стану тем человеком, который ей нужен. Моя сегодняшняя слабость только еще раз доказала это. Я слишком возбуждаюсь каждый раз, когда я рядом с ней. Именно поэтому я держусь на расстоянии.
– Ты уверен, что все в порядке? – снова спрашивает Кроу.
– Ага. Все просто замечательно.
***
Когда я добираюсь до адреса, который прислал мне Кроу, знакомое давление и гнев так сильно сжимаются внутри меня, что я едва могу сдержать их.
Вот почему я – Жнец.
Никто из других парней в Синдикате не заинтересован в этой работе. У них нет свойственной мне ярости. Или свойственной мне жажды крови. Они не чувствуют этого зова внутри себя. Они убивают по необходимости. Это переключатель, который они могут включать и выключать по собственному желанию. Я же всегда на готове. Во мне всегда бурлит эта ярость, закипающая где-то внутри. Мне лишь стоит выбрать воспоминание, мысль… и она сразу же поднимается на поверхность.
Я отстраняюсь. Жизни, которые я забираю, ничего не значат. И они ничего не значат для меня. Эти люди поступили неверно. Совершили что-то непоправимое. Моя единственная задача – отправить их прямиком на встречу с Создателем. Раньше меня это никогда особо не беспокоило. Только теперь я вижу Сашино лицо. То, как она смотрела на меня в подвале в "Слейнте". Интересно, что она думала обо мне в тот момент. Интересно, что она думает обо мне сейчас.
Полагаю, это не имеет никакого значения.
Я вытаскиваю из машины спортивную сумку и собираю все, что мне необходимо. В доме слишком много света, что указывает на то, что Андрей не один. Люди в основном не оставляют так много света включенным, когда они одни. Если только они не боятся чего-то. А Андрей явно не из тех, кто боится.
Он мясник, как и я. Но в отличие от меня он делает это ради удовольствия. В основном это касается женщин. Проституток. Он вырезал их и оставлял кровавые следы в каждом городе, в котором ступала его нога. Он был сообщником русских, но предал их. Меня это не удивляет. Я сомневаюсь, что этот парень знаком с совестью, а если и знаком, то он над ней лишь насмехается.
Кроу хотел, чтобы все было сделано чисто. Если я сейчас туда войду, все будет по-другому. Его ожидания превращаются в рой кружащихся в моей голове мыслей, смешиваются с горечью этого вечера. Мысли о Саше.
Мне было неловко перед ней.
Ярость вновь вспыхивает и стирает все остальное. Накручиваю глушитель на оружие и направляюсь к задней части дома. На первом этаже есть окно. Пинаю его ногой, а затем иду к задней двери, затаившись в ожидании, когда в доме раздадутся голоса.
На лестнице в подвал раздаются шаги, и кто-то кричит по-русски, чтобы проверили задний двор.
Первый парень едва успел открыть дверь, как я всадил ему пулю в голову. Он падает на пол, а я переступаю через его тело и направляюсь прямо в гущу выстрелов, которые направлены в мою сторону.
Мне удается уложить еще одного стрелка из-за соседней стены.
Оставшиеся два голоса о чем-то приглушенно спорят на русском, прежде чем прийти к соглашению. В подвале есть еще один. И еще двое на кухне. И я так и не понял, кто из них Андрей. И не пойму этого, пока не увижу его.
Входная дверь захлопывается, и у меня нет выбора. Я иду вслепую. Пуля свистит мимо моего уха, а потом еще одна попадает мне прямо в плечо.
Человек, стрелявший в меня, получает в ответ пулю между глаз. Его друг крадется к двери. И это не Андрей. Я подозреваю, что именно он, будучи трусом, выскользнул через парадную дверь и убежал. Это всего лишь молодой парень. Он держит пистолет, но по безнадежному выражению его лица я догадываюсь, что обойма у него пуста.
Его глаза широко раскрыты от страха. Это не то выражение, к которому я привык. Большинство людей боятся смерти. Это совершенно естественно. Но этот парень мне напоминает кого-то, кого я знал когда-то. Того парня из лагеря. Того, кто умер от рук Фаррелла. Тот, кто запустил маховик событий, превративших меня в того, кто я есть.
И теперь, глядя на этого парня, я одновременно жалею и ненавижу его.
Но я не могу найти в себе силы поднять оружие.
Он уже хорошо рассмотрел мое лицо. Было бы неразумно отпускать его. Но именно этим я сейчас и занимаюсь. И что еще хуже, когда он выскальзывает за дверь, я подписываю себе смертный приговор. – Передай Андрею, что привет от Жнеца. Мы встретимся в другой раз.
