Текст книги "Жнец (ЛП)"

Автор книги: А. Заварелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 3
Ронан

– Что он ест? – интересуюсь я.

Конор указывает на мешок с кормом для собак, и я хватаю его, не глядя на этикетку.

– У него розовый ошейник, – замечает Конор. – И, похоже, когда-то на нем была бирка.

– И что?

– Вполне вероятно, что он принадлежит кому-то, – говорит он. – Я не представляю, чтобы Донни покупал собаке розовый ошейник. Или даже мог позаботиться об одной, если на то пошло. В доме нет игрушек для собак или даже еды. Может быть, он одной из его шлюх.

Парень прав, но сейчас это не имеет значения.

– Я мог бы отвести его в приют, – предлагает он. – Кто-то может взять его.

Я представляю себе место, о котором он говорит, и перед моим мысленным взором предстают только четыре цементные стены и ничего, кроме темноты. Мне не нравится его предложение. Игнорирую его, и хватаю несколько других вещей с полок до того, как свалить отсюда.

Когда мы возвращаемся к моему дому, я вручаю Конору ключ и открываю багажник БМВ.

– Накорми псину. Идет? Надо решить кое-что с Кроу.

– Ты же понимаешь, что не можешь просто взять и оставить псину у себя на каких-то пару дней, верно? – спрашивает Конор. – Тебе придется приходить домой через каждые несколько часов и выпускать его. Убедиться, что у него есть еда и вода. Ну, знаешь все, что нужно, чтобы поддерживать в нем жизнь.

– Как раз для этого ты мне и нужен, – говорю я ему.

Он ворчит и закрывает дверь, а я жду, пока он войдет внутрь, прежде чем отправиться обратно в клуб. Оказавшись там, я направляюсь прямиком к барной стойке и заказываю два бокала неразбавленного ирландского виски. Кроу не будет здесь еще, как минимум, полчаса, так что свободно могу убить время. Направляюсь к задней части здания, незаметно проскальзывая в VIP-комнату. По крайней мере, я на это надеялся. Через две минуты после моего появления, Кайя осторожно крадется в мою сторону.

– Привет, Ронан, – приветствует она меня. – Хочешь сегодня составлю тебе компанию?

– Нет, – коротко отвечаю я.

Это она слышит от меня постоянно.

Она закатывает глаза и следует за моим взглядом на сцену. Ни для кого не секрет, что я здесь бываю каждую ночь, если у меня получается. Когда работает Саша. Она, конечно, об этом не знает, но Кайя знает. Однажды ночью она застукала меня здесь, наблюдающим за Сашей из тени, и с тех пор взяла на себя смелость тупо нервировать меня каждый раз.

В последнее время из-за того, что я заделался нянькой Мак – нарушительницей спокойствия Кроу. Она заявилась в клуб и перевернула все с ног на голову своей ложью и своими планами. Но как бы то ни было, у Кроу снесло крышу от этой девушки, а мне пришлось быть начеку, пока он не разузнал ее мотивов. Вот почему Донни сумел подобраться к Саше. Приперся сюда, когда я был по уши в делах, и лапал ее своими грязными ручищами.

– Знаешь, – голос Кайи прорывается сквозь привычной тишину, а я лишь моргаю, глядя на нее. Понятия не имею, почему она все еще стоит здесь. – Думаю, что у нас могут возникнуть проблемы, Ронан. И я правда не знаю, с кем об этом поговорить.

Она картинно шевелит губами. Выпячивает губы, как будто дуется. Наклоняю голову и пытаюсь понять, чего она от меня хочет.

– А что за проблемы? – интересуюсь я.

– Саша в последнее время принимает слишком много таблеток, – отвечает она. – Думаю, она постепенно превращается в наркоманку.

Мой ответ последовал чрезвычайно быстро. Прежде чем я успеваю совладать с собой, я хватаю ее за руки, впиваясь взглядом в ее испуганное лицо.

– Тебе ведь нравится работать здесь, в "Слейнте"? – спрашиваю я ее.

– Д-д-да, – заикаясь, отвечает она.

– А тебе очень нравится просыпаться по утрам?

Она судорожно кивает головой, но на этот раз не произносит ни слова. Это даже хорошо, потому что я понятия не имею, что делаю. Просто я теряю контроль, когда дело касается Саши. Вот почему я держусь от нее подальше.

– Никогда больше не упоминай имя Саши, – говорю я Кайе. – В таком тоне или с подобными намеками. Ты меня поняла?

Она снова кивает, но я с ней еще не закончил.

– Ее мать умирает. И она уверена, что ты ее подруга. Если ты хоть раз посплетничаешь о ней с кем-нибудь из девушек или из парней …

– Хорошо, Ронан. – Она пытается погладить меня по груди, чтобы успокоить. Я отталкиваю ее, и она чуть ли не падает с высоты своих каблуков.

– Я поняла, – быстро отвечает она. – Извини, я вовсе не пыталась ехидничать.

– Но так оно и было, – отвечаю я.

Она поджимает губы и скрещивает руки на груди.

– Я больше не заикнусь об этом.

– Я не желаю больше видеть тебя, – говорю я ей. – Уходи.

Она выполняет мою просьбу, ковыляя в сторону раздевалки.

Я уже знаю про Сашу и про таблетки. Я нашел их в ее сумочке на прошлой неделе, когда заметил, что она немного не в себе во время выступления. И с тех пор каждую ночь я провожал ее до дома и проверял пузырек.

Это проблема. Одна из тех, с которыми я еще не разобрался. Как и со всем, что относится к Саше. Но я не потерплю, чтобы кто-то сплетничал о ней. Она не наркоманка. Она расстроена из-за болезни своей мамы, и это явно немного сводит ее с ума.

Я сам этого не понимаю, но с Кроу происходило то же самое, когда умерла его мать. Я и раньше видел, как это происходило с парнями, когда кто-нибудь из наших товарищей встречался с Создателем. Я считаю, что это естественное развитие событий. Но я потакал всем безрассудствам Саши так долго, как только мог. Эта проблема с таблетками нужно решить. Сегодня все и закончится.

Откидываюсь на кожаное сиденье и смотрю на часы. Пока я жду, проходит пять минут, и я провожу их, вливая в себя виски стакан за стаканом. Когда начинает играть музыка и зажигается свет на сцене, сажусь поудобнее, сосредотачивая все свое внимание на танцовщице на сцене.

Ее длинные шелковистые темные волосы почти касаются изгибов ее прекрасной задницы, когда она плавно выгибает спину и наклоняет голову назад. Ее тело будто было создано специально для танца. Именно это сказал Найл, когда нанимал ее. Мне тогда хотелось выбить ему зубы, но это правда.

Ее кожа лучится в свете софитов и привлекает внимание каждого мужчины в зале. Мое собственное тело моментально реагирует, когда я вспоминаю, каково это – прикасаться. Чувствовать те немногие части ее тела, до которых я дотрагивался. В момент потери контроля над собой. Когда я позволил себе терять рассудок рядом с ней.

Это то, над чем время не властно. Каждый дюйм ее тела, включая те части, которых никогда не касались мои руки, отпечатались в моем мозгу. Округлые бедра и осиная талия. Мягкая, полная грудь. Чувственная и женственная, и каждый самец в этом зале пялится на нее сейчас. У меня возникает непреодолимое желание выбить из них весь дух, когда я вижу их похотливые взгляды в ее сторону.

Я никогда не хотел, чтобы она оказалась здесь. В этом окружении. Но у меня не было права голоса в этом вопросе, поскольку она не принадлежала мне. Но я никогда не заявлю на нее свои права. А это значит у меня есть лишь один вариант. У меня нет другого выбора, кроме как терпеть. Смотреть, как парни на нее пялятся и отпускают скабрезные шуточки.

Она понятия не имеет, что никто из них никогда не получит ее. Те, кто готов попытать удачу, уходят отсюда с несколькими сломанными костями, если повезет. Этого она тоже не знает. У нас с Кроу договоренность. Она не принадлежит мне. Но я все равно не хочу, чтобы кто-то из них прикасался к ней.

Во время выступления своим взглядом она, как обычно, изучает толпу. Я часто задаюсь вопросом, не ищет ли она кого-то в толпе. И часто думаю, может ли этот кто-то быть мной. Иногда я предпочитаю отсиживаться в тени, он точно знаю, что меня можно заметить. Тогда ее голубые глаза всегда на секунду задерживаются на мне, ловя мой взгляд. В этот момент я пытаюсь понять, о чем она думает. Ее глаза такие чистые и нежные. Излучают добро, которого мне не суждено познать. Все в ней излучает добро.

Ее губы – такие мягкие и розовые – говорят только добрые слова. Она общается не так, как другие девушки в клубе. Она не сплетничает и не сотрясает воздух просто, чтобы поговорить. И она всегда добра ко мне. Она никогда не смеется надо мной, как некоторые из них.

Я часто мечтаю о том, каково это – быть с ней. Маленькие хрупкие руки исследовали бы мое тело. Руки, которые никогда не причинят вреда. Руки, которые – когда бы они касались меня – заставляли меня чувствовать то, чего я не понимал.

Мне нравится следить за ней. Наблюдать за ней, когда она этого не знает. Она видит меня только тогда, когда я этого хочу. Она понятия не имеет, что я рядом с ней каждый вечер. Наблюдаю за ней, одержим ею, желаю ее так, как не имею привычки желать что-либо еще. Она оживляет низменные желания во мне. Желание оказаться внутри нее настолько сильно, что иногда я боюсь, что снова поддамся ему.

Но это неправильно.

Потому что я не могу дать ей то, чего она заслуживает. Я даже не знаю, что ей нужно. Лишь знаю, что прикоснуться к ней снова было бы все равносильно попытке затушить разгоревшееся пламя бензином. Понимаю, что как только мне представится еще одна такая возможность, выбора у меня не останется. Я боюсь, что буду продолжать черпать из источника ее доброты до тех пор, пока от него ничего не останется. До тех пор, пока от ее чувств не останется лишь ненависть ко мне.

Я не знаю, как мне этого избежать. Я не знаю ничего, кроме того, что всегда была лишь она, с того момента, как я увидел ее три года назад. Она – то, чего я жаждал больше всего на свете. Именно по этой причине она – то, чего у меня никогда не будет. Я не могу контролировать свои желания. Свои инстинкты.

Потому что, когда я думаю о ней в компании других парней, меня злит сама мысль об этом. Чертовски злит. Она отдавалась им целиком и полностью. Хотя и не должна была. По логике вещей, понимаю, что она мне не принадлежит. Но все равно продолжаю хотеть ее, а когда дело доходит до необходимости действовать, меня будто парализует. Но все, что мне нужно сделать, чтобы захотеть присвоить ее себе, это подумать о ней в компании с каким-нибудь парнем. И это не прибавляет ей очков.

Я не могу быть с ней. Она может увидеть во мне только животное, которым я был сегодня.

В темноте, по мере того, как ее выступление продолжается, мое разочарование лишь возрастает. Не часто я злюсь из-за того, что было в прошлом. Из-за него я стал тем, кем являюсь. Но наблюдая за Сашей из тени, зная, что когда-нибудь она будет принадлежать другому мужчине, я испытываю несравнимую ни с чем ярость.

Ведь я хочу быть тем, кто ей нужен. Тем, кого она хочет. Но это явно буду не я.

Будет кто-то другой. Кто-то, кого я тоже вполне могу рано или поздно убить.

ГЛАВА 4
Саша

Когда я возвращаюсь домой с работы, Эми, как всегда, ждет меня. Но она не листает журнал. Она вообще ничего не делает. Когда я вхожу, она сидит за столом, сложив руки вместе, а ее взгляд в этот момент устремлен на дверь.

Я пристроила свои сумки и взглядом обвела комнату в поисках пяти вещей. Всего пять мелочей, чтобы не падать духом. Все, что угодно, лишь бы не балансировать на грани отчаяния. Но, кажется, это больше не работает.

Все в этой квартире напоминает мне о моей маме. Ее прихватки, фартук, даже счастливый папоротник, который теперь чахнет в углу подоконника. Она больше никогда не увидит и не прикоснется к этим вещам. Каждый вечер я прохожу через это. Интересно, будет ли это сегодня, когда Эми расскажет мне, что произошло. Что она ускользнула, а у меня даже не было шанса попрощаться с ней. В любом случае, у меня нет времени, чтобы подготовиться к этому, пока Эми не введет меня в курс дела.

– Она сегодня перевернулась, – мягко говорит она. – И обнаружились признаки инфекции. Скорее всего, это пневмония.

Я падаю на один из кухонных стульев и не могу найти слов, чтобы что-то сказать на это. Меня уже предупредили о вероятности развития событий таким образом. Я знаю во что способна вылиться инфекция в ее состоянии. Что она может сделать. Но мне все равно кажется, что у меня вырвали опору из-под ног. Как будто у меня не было времени подготовиться.

Не имеет значения, как много вы знаете, или как скоро вы знаете, что это произойдет. Я никогда не смогу смириться с тем, что ее не станет. Даже если так будет лучше для нее. Даже если ей больно и это эгоистично с моей стороны – пытаться удержать ее здесь.

– И что же теперь будет? – интересуюсь я.

– Мы продолжим следить за ее состоянием, – мягко объясняет Эми. – Она не хочет принимать антибиотиков, поэтому мы увеличили дозировку успоуоительных, чтобы она могла отдохнуть. Но это значит, что она будет не в себе. Ты должна позвонить Эмили и сообщить ей, чтобы она скорее приехала.

Я киваю, и слеза скатывается у меня из уголка глаза, падает на щеку и разбивается о поверхность кухонного стола. Стола, за которым мы все когда-то ели всей семьей. Меня посещает дикое желание разломать этот стол. Увидеть, как он складывается подобно спичкам в спичечном коробке. Вместо этого я просто царапаю ногтем дерево, портя его.

Эми встает, чтобы уйти, но перед уходом нежно сжимает мое плечо.

– Увидимся завтра.

– Спасибо.

Входная дверь закрывается, и единственный звук в квартире – это звук работающей аппаратуры, доносящийся из другой комнаты. Но я не могу туда войти. Не сегодня. Я не могу видеть ее так близко, и вместе с тем так далеко.

Поэтому я иду к шкафу и роюсь в куче курток, пока не нахожу то, что ищу. Срываю черную куртку, спрятанную у задней стенки шкафа, с вешалки и подношу к лицу. Его запах давно померк, но мне нравится притворяться, что он все еще есть. Этот жалкий маленький ритуал – одно из немногих утешений, которые у меня остались в этой жизни. Удивительно, как, когда в твоем мире так все беспросветно и неустроенно, ты можешь найти утешение в самых простых вещах. Этот материал утешает меня. Но это не имеет ничего общего с самим пиджаком или воспоминаниями, которые всплывают в памяти при виде него.

Мой темный принц. Жнец. Человек, который без промедления пролил за меня кровь. Только по этой причине он всегда будет на пьедестале, на котором никому другому не место. Он навсегда останется для меня лишь воспоминанием, к которому я возвращаюсь в самые мрачные времена.

Я выхожу через входную дверь и иду по коридору нашего дома, открывая дверь на лестничную клетку. Каждый шаг, который я делаю к вершине, обжигает мои ноги после целой ночи танцев, но я продолжаю идти вперед. Когда я достигаю двери на крышу, слабость в конечность настолько ощутима, что я едва могу открыть ее. Но я открываю ее.

И с каждым шагом, эхом, отдающимся от трещин в цементе, я чувствую себя лучше. Воздух, наполняющий мои легкие, прохладен и свеж. Чистый и безупречный. Вот почему мне здесь нравится. Тот факт, что я вижу весь город, как на ладони, не причиняет боли. Мне нравится считать улицы, ведущие из него. Представляю себя на одной из этих дорог, ведущих куда-то. Куда угодно, только не сюда.

Я нахожу мое постоянное место у кирпичной стены и сажусь, прижимая колени к груди, укутываясь в куртку Ронана, как в кокон. Моя голова откидывается на прохладную кирпичную стену, и я смотрю на звезды, пытаясь собрать воедино созвездия в ночном небе. Но также, как и моя жизнь, они представляют собой не что иное, как беспорядочную карту точек, которые не соединяются между собой, а лишь оставляют еще больше невыясненных вопросов.

Я не знаю, как долго я там сижу. Через некоторое время мое тело немеет от холода. Мои плечи и глаза тяжелеют от усталости, и я знаю, что должна вернуться домой. Но я не могу найти в себе сил, чтобы пошевелиться. Волноваться о чем-либо. Поэтому я позволяю своим векам закрыться лишь на мгновение, чтобы отдохнуть, а Морфей молниеносно переносит меня в другое место и время.

***

– Извинись, – приказывает Блейн. – И я тебя прощу.

– Прости, – машинально говорю я ему.

Это одна из его любимых игр. Унижение – лишь одно из многих орудий в его арсенале пыток. А вымолить прощение нереально, каким бы незначительным ни был проступок, а в большинстве случаев – каким бы мнимым этот проступок не был.

Радужки его темных глаз теперь полностью скрыты в черноте зрачков, поэтому я понимаю, что он находится на грани еще одной вспышки ярости. Когда он становится взволнованным, беспокойным, его глаза становятся почти черными. Вижу, что он уже на грани. Другие смотрят на него и думают, что он просто в плохом настроении. Но мне известно совсем иное. Я знаю, что плохое настроение будет нарастать и нарастать внутри него, пока не останется ничего, кроме чистой ярости, и что, в конечном счете, эта ярость выльется на меня.

Я смотрю на него, ожидая следующей ядовитой стрелы, которую он метнет в мою сторону. Я так устала. Истощена физически и эмоционально. Я проживаю эту жизнь в промежутке от одного вздоха до другого. Мое тело и разум отключились, но от этого ада никуда не деться.

Я пригласила хаос в свою жизнь, как только сдалась под натиском его неустанных просьб о свидании. Он был одержим мной, как только увидел. Тогда я была достаточно молода, чтобы мне льстила его настойчивость. Я все думаю, что, если бы я не согласилась, все могло бы быть по-другому. Что он мог бы двигаться дальше. Но почему-то я знаю, что это неправда.

Блейн получает то, что хочет. Любыми средствами.

Понятия не имею, что он во мне находит. Но это то, что ему нужно. Но это не значит, что он любит меня. Это даже не значит, что я у него единственная. Блейн трахает кого хочет, где хочет… но все равно требует, чтобы я принадлежала только ему, каждая часть меня. Но и этого ему всегда мало. Меня никогда не хватит, чтобы удовлетворить его полностью.

Раньше я была одной из тех, кто не мог взять в толк, как женщины могут вступать в такие отношения. Или как они могут в них оставаться. Но все не так просто. С Блейном никогда ничего не было просто.

Бороться с ним – все равно что бороться с ребенком. Правда, с ребенком, подверженным бурным вспышкам ярости. Он держит меня под контролем, держа Эмили и мою мать подобно дамоклову мечу, зависшему надо мной. Я знаю, что он может с ними сделать. В этом нет ни капли сомнения. Я оказалась в его лапах, и с таким же успехом могла бы подписать себе смертный приговор. От него никуда не деться. От мафии никуда не деться.

Таковы неопровержимые факты. Единственные факты, которые я знаю. Нет такого судебного решения, которое могло бы защитить меня от него.

– Встань на колени и умоляй меня, – приказывает он. – Покажи мне, как ты сожалеешь.

Мой мозг повторяет ту же мысль. Я хочу, чтобы все закончилось. Мне просто нужно, чтобы все закончилось. Мне хочется сопротивляться. Чтобы вызвать у него вспышку гнева. Подталкивать его, пока он не причинит мне боль, до такой степени, чтобы со мной покончить. Это было бы проще всего сделать. Это решение, к которому я продолжаю возвращаться. Независимо от того, сколько бы раз я не продумывала эту проблему, есть только одно решение. Есть только один способ решить ее. А это значит полностью исключить себя из уравнения.

Но мой мозг и мое тело находятся в разных плоскостях. Я делаю как он просит, хотя мой разум все еще сопротивляется этому. Я падаю перед ним на колени. Речь здесь не идет о подчинении или даже страхе. Ни то, ни другое не резонирует со мной. Здесь нет ни гордости, ни морали, ни даже силы. Он выкачал все это прямо из меня. Прямо сейчас, единственное, что у меня осталось – это мое чувство самосохранения. Это естественная реакция. Биологическая потребность защитить себя. Подчиняясь его прихотям, я могу гарантировать, что он не выполнит свои угрозы в отношении моей семьи.

И все же я сомневаюсь в этом. Если я умру, он не сможет причинить им боль. Потому что тогда это не будет иметь ровным счетом никакого значения. Это единственное, что удерживает меня здесь. Ты не можешь убежать от мафии. Ты не можешь прятаться от такого человека, как Блейн. Но сейчас Эмили в Калифорнии в безопасности. Остается лишь моя мама. И она будет в большей безопасности, если я разорву единственную удавку, что может причинить ей боль. И эта удавка – я.

Я поднимаю на него глаза. Того парня, которого я когда-то считала красавцем. Прекрасным принцем. Теперь же, когда я смотрю на него, от прекрасного нет и следа. Ничего, кроме пустоты и черной дыры всепоглощающего безумия в облике человека. Я никогда не хотела никому навредить. Моя мама воспитывала меня быть правильной. Делать добро. Я никогда никому не желала зла. Но с ним все наоборот. Хочу, чтобы он вышел из дома и его сбил автобус. Или же он будет одним из тех, кто не вернется, когда они с парнями пойдут на дело.

Это ужасное чувство. Даже просто желать их другому человеку. Вот во что я превратилась. Это все, что осталось от меня с тех пор, как он положил на меня глаз два года назад.

– Скажи, как тебе жаль, – повторяет Блейн.

– Мне жаль, что я на него просто посмотрела.

– Тебе нравится смотреть на этого урода? – спрашивает он. – Потому что он всегда, черт его дери, пялится на тебя.

Я ничего не отвечаю. Потому что мне нравится смотреть на него. На парня с тревожными карими глазами. Он пленяет меня так, как никто другой. Тот, кто всегда спокоен и загадочен. Единственный, кто, как мне кажется, замечает, что с Блейном творится что-то неладное. Все остальные просто этого не замечают. Они не хотят этого замечать. Он всегда хохмит. Клоун, скрывающий свое зло за смехом. Они все думают, что я с ним по собственному выбору.

– Я задал тебе гребаный вопрос! – Блейн плюет мне в лицо, а затем хватает меня за волосы, вырывая пряди, когда толкает меня лицом в пол, вытирая мной грязный ковер. Я не провоцирую его. Даже не могу больше сдерживать слезы. Во мне просто… ничего больше не осталось.

Я только рада, что клуб закрылся и все ушли. Я не хочу, чтобы это кто-то увидел. Это самое худшее. От одной мысли о моем унижении, если кто-нибудь поймает его за этим занятием. Но тогда они узнают об этом. Помогут ли они мне? Будет ли их это заботить?

Его бы да. Я знаю, что его это определенно будет заботить. Того парня с карими глазами. Или, может быть, это только то, во что я хочу верить. Потому что легче поверить, что кому-то не все равно, чем смотреть в лицо реальности.

– Ответь мне, – рычит Блейн. – Ты что-то испытываешь к этому умалишенному?

Я просто хочу, чтобы все закончилось.

Он выжидающе смотрит на меня, ожидая, что я ему совру. Скажу ему, что нет никого, кроме него.

– Он хорошо ко мне относится, – шепчу я.

– Хорошо к тебе относится? – ревет он. – Да он и слова тебе ни разу не сказал. Как он может хорошо к тебе относиться?

Он двигается, чтобы расстегнуть брюки.

– Отсоси у меня, и я снова буду доволен.

Звук, похожий на отвращение, вырывается из моих легких прежде, чем я успеваю подавить его. И Блейн, будто с цепи срывается. У меня даже нет времени обдумать последствия того, что я только что сделала, прежде чем он швырнул меня в стену. Удар дезориентирует меня, и все, что я могу разглядеть – это очертания его размытой фигуры когда он приближается ко мне. Он вжимает меня в пол и бьет снова и снова, сильнее с каждым ударом. Это даже больше не больно. Я ничего не чувствую, когда он меня бьет. Мое тело нашло способ дистанцироваться от боли.

Может быть, именно поэтому мне так хочется все время бросать ему вызов. Я должна дать ему то, чего он хочет. Плач, мольбы и сопротивление, которых он так отчаянно жаждет. Но во мне просто нет всего этого. И он это понимает. Он всегда может прочитать меня как открытую книгу, и он знает. Он смотрит прямо мне в глаза, сканируя то, что ввиду своей слабости я не в силах спрятать в глубине себя. Опустошенность. Нечувствительность. Ненависть.

И осознание этого злит его еще больше.

Его руки обхватывают мое горло и сжимают.

– Да что с тобой такое, черт возьми? – рычит он. – Ты тупая гребаная сука. Ты никчемная шлюха.

– Я никогда не хотела тебя, – хриплю я.

Я чувствую, как мои губы растягиваются в улыбке, а все тело Блейна сотрясается от силы поглощающего его гнева. Руки на горле сжимают все сильнее и сильнее. И я знаю, что это именно так и будет. На этом все и закончится.

В этот момент я готова умереть. Его рука все еще неистово сжимает мое горло, когда он снова прижимает мою голову к полу. Воздух покидает мои легкие, в глазах неумолимо темнеет. Я закрываю их и думаю о своей матери. Надеюсь, с ней все будет хорошо. Надеюсь, она не возненавидит меня за то, что я сдалась. И Эмили тоже. Она и так меня ненавидит. Она думает, что я слабачка. Но она ничего не знает.

Глоток воздуха.

Я делаю глубокий вдох, и кислород свободно поступает в мои легкие. Тяжесть тела Блейна исчезла, но я не знаю почему. Когда я открываю глаза, я нахожу свое спасение в образе человека, который ни обмолвился со мной и словом. Парня с глазами цвета кофе. Того самого, за которым я тайно наблюдала и о ком мечтала с той самой минуты, когда впервые увидела его.

Он лежит на Блейне, и его тело сотрясается от невыраженного гнева. Его кулак врезается в лицо Блейну. Снова и снова, и снова. Блейн сопротивляется, но это бесполезно.

Ронан сильнее. Сильнее. Жестче.

Мой защитник.

Я никогда не видела столько ярости в одном человеке. Сила его ударов, выражение его лица. Парень, смявший тело Блейна, с каждым ударом представляется мне солдатом, наносящим удары лишь с одной целью. Покалечить. Убить. Уничтожить.

Его шея бугрится жгутами вен, а мышцы напряжены от жажды крови. Он все понимает. Кровь забрызгала весь его костюм. Не знаю, как долго это продолжается. Но в какой-то момент лицо Блейна перестает быть узнаваемым, и я понимаю, что он потерял сознание. Но этот парень продолжает нападать на него. Как будто этого недостаточно. Как будто все закончилось слишком быстро, и он сожалеет, что не смог заставить его страдать еще больше.

Поэтому, прекратив наносить удары, он берет Блейна за волосы и резко сворачивает ему шею. Часы отсчитывают секунды, плавно перетекающие в минуты, пока мы с Ронаном оба смотрим на изуродованное лицо человека, который мучил меня так долго. Я хочу подползти к нему. Чтобы проверить и убедиться, что это правда. Но я не могу пошевелиться.

Взгляд его темных глаз задерживается на мне, и ужас охватывает меня, и его дыхание прерывается. Осознание и шок от того, что он только что сделал, отчетливо проступают на его лице, а после передаются и мне. Он собирается убить меня. Он убил одного из своих. И теперь он собирается убить меня. Потому что этого не должно было случиться. Ни из-за меня. Никогда.

Я отползаю назад на четвереньках, предпринимая отчаянные попытки убежать. Ронан хватает меня за лодыжку еще до того, как я отползла на каких-то полтора метра. А потом он наваливается на меня сверху, переворачивает. Я крепко зажмуриваюсь и жду. Я не знаю, почему этот парень пугает меня больше, чем все остальные. Все дело в его молчании. Он же убийца. Он – один из них. И он только что совершил непростительный грех из-за меня.

Его руки касаются моего лица, и при этом его касание настолько нежно, что непрошеные рыдания рвутся из меня наружу. Слезы, которые я не могла выдавить из себя десять минут назад, текут из моих глаз, и я дрожу от страха и замешательства. Я думала, что хочу умереть, но теперь мне страшно.

– Ш-ш-ш… – шепчет он.

Вот и все. Больше ничего. Но этого оказывается достаточно, чтобы заставить меня открыть глаза. Я пристально смотрю на него снизу вверх. Ярость исчезла, и ее место заняло совсем иное чувство.

– Тебе не нужно делать мне больно, – говорю я ему. – Я не проболтаюсь об этом. Клянусь тебе. Я никому не скажу.

Он не отвечает. Его глаза скользят по моему лицу, впитывая каждую деталь. Он все еще тяжело дышит, вжимается в меня всем телом. Теплый, твердый и сильный. От него пахнет элем и жареными кедровыми орехами. Я не знаю, откуда у меня появилось такое сравнение, но это единственный способ описать его. Его уникальный и невероятный запах.

Он усилил хватку, но я понимаю, что он медлит не из желания убить. В его глазах читается нечто совсем иное. Что-то, что я знаю, должно быть, отражается сейчас и в моих собственных. Я цепляюсь за его бицепсы и притягиваю его ближе ко мне. Понятия не имею, почему. Знаю только то, что мне этого хочется.

– Ронан, – бормочу я. – Ронан.

Не знаю, почему называю его по имени. То ли это мольба, то ли еще что-то.

Из его горла вырывается какой-то звук, и он утыкается лицом мне в шею, вдыхая мою кожу и прижимаясь ко мне всем телом. Он возбужден. И это совершенейшее безумие, но все напряжение между нами просто испаряется. Все границы, которые когда-либо существовали, растворяются под натиском близости наших тел. Когда его руки блуждают по моему телу, это пробуждает во мне давно дремлющую потребность. Чувства, которых я раньше не испытывала. Чувства, которых у меня больше никогда не будет.

Я наклоняюсь и вжимаю его в себя, свободной рукой гладя его волосы. Его руки свободно порхают по мне, касаясь меня везде, куда он может дотянуться. Мы сейчас подобны двум диким зверям, сражаемся друг с другом насмерть.

Где-то в этой бесконтрольной схватке он расстегивает молнию на брюках. Я задираю юбку и оттягиваю трусики в сторону. Тут он на мгновение колеблется. Понимаю, что все неправильно. Мой парень лежит сейчас хладным трупом в другом конце комнаты. Там, где Ронан нанес ему смертельный удар. И он все еще не смыл с себя его кровь. И после всего этого мы пытаемся совокупиться прямо здесь. Я так расстроена. Но так чертовски нуждаюсь в нем сейчас. Не чувствую ровным счетом ничего из-за смерти Блейна, но я знаю, что хочу этого. Что я умру, если не получу его прямо здесь и сейчас.

Я наклоняюсь и прикасаюсь к нему. Его член окреп и набух, и я хочу, чтобы он оказался сейчас внутри меня. Ронан издает еще один звук, похожий на отчаяние, когда я направляю его в себя. Я обхватываю его талию ногами, а он погружается внутрь. Он трахает меня в отрывистом и нескоординированном ритме. Но когда я дотрагиваюсь до его лица, он останавливается.

– Не надо, – говорю я ему.

Но он не может остановиться сейчас. Я ему не позволю.

Чувства, которые я иногда испытываю к этому человеку, необъяснимы. Меня тянет к нему. И так было всегда. Но это совсем другое дело. Это чистая физика. Он – молния, а я всего лишь проводник. Мы всегда были обречены на сближение.

Когда он снова начинает двигаться, он смотрит на меня сверху вниз с неуверенностью, даже прошивая все мое тело насквозь. Мне все равно. Я не могу мыслить ясно. О чем-либо. Он толкается внутри меня, и я сдаюсь. Мое тело тает на полу, полностью отдаваясь ему. Я едва прикасаюсь к себе, и разрываюсь вокруг него миллионом осколков.

По моему телу прокатывается волна оргазма, захватывающая Ронана в свой плен, а он падает на меня, вонзаясь только еще глубже. Все происходящее длилось не более пяти минут, но я не могу припомнить ни одного случая в своей жизни, когда мне было бы так хорошо.