Текст книги "Жнец (ЛП)"

Автор книги: А. Заварелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 20 страниц)

ГЛАВА 26
Ронан

Когда я замечаю вдали церковь на склоне холма, еле различимый звук вырывается из моей груди. Должно быть, это знак. Знак того, что я должен прекратить убегать и понести наказание за то, что я сделал. Алекс говорил об этом месте. Он рассказал мне, как ему нравится ходить в церковь. Как они будут помогать людям. Он сказал мне, что не имеет значения, что ты сделал, они помогут тебе.

Я тоже надеюсь, что они мне помогут.

Я уже несколько дней бегаю по этой местности. Ослабший от голода и больной по причине необходимости питья из грязных луж. Я думал, что смогу найти кого-нибудь, кто мне поможет. Что есть жизнь, которая все еще существует за пределами лагеря, как говорил Алекс.

Но единственное, что мне удалось найти, – это эту церковь.

Я смотрю на кирпичное здание и сравниваю его с церковью, которую описывал Алекс. Она не похоже на ту, о которой он говорил, но я помню слова, и они ясно дают понять, что это церковь. Что-то внутри меня говорит мне продолжать идти.

Но у меня нет выбора.

Мое тело слишком слабо, чтобы бороться дальше. Меня переполняют чувства, которых я не понимаю. Я ползу вверх по ступенькам и падаю рядом с дверью. Я пытаюсь поднять кулак, чтобы постучать или позвать кого-нибудь, но даже это мне не удается.

Моя голова откидывается назад на холодный камень подо мной, и темнота окутывает меня.

***

Священник молчит, сидя напротив меня, изучает меня. Он одет совсем не так, как парни в лагере. Он совсем не похож на солдата. Я здесь уже несколько недель. Он предоставил мне кров, горячую еду и не настаивал на разговоре. Он был очень добр ко мне.

Когда он впервые задал мне вопросы, я не смог заставить себя ответить ему. Мне было очень стыдно. Но сейчас я чувствую, что готов говорить об этом. И я думаю, что, возможно, он все-таки сможет мне помочь. Я царапаю потертую линию на деревянном столе и открываю рот – впервые с тех пор, как покинул лагерь. Мой голос звучит странно для моих собственных ушей, когда он выходит из моего нутра.

– Я сделал что-то плохое, – говорю я священнику. – И я знаю, что должен заплатить за это.

Он долго молчит, и когда я поднимаю на него глаза, он, кажется, не удивлен моим признанием. Он пристально наблюдает за мной, как это иногда делал Фаррелл. Мне снова становится не по себе, но я этого не показываю.

– Расскажи мне, что ты сделал, – говорит он.

Рассказываю ему. Я ему все рассказываю. Все ужасные мысли, которые у меня когда-либо были. Я говорю о лагере, о солдатах и о своей подготовке. Как я стал наслаждаться болью, которая должна была стать моим наказанием. Как я порой не понимаю своих собственных мыслей, и мой разум так часто предает меня.

Я признаю, что лишил Фаррелла жизни, хотя он и был моим начальником. Мы не должны убивать наших начальников. Но мне это понравилось. Мне понравилось, как его кровь окрашивала пол, когда я прикончил его. Я говорю о своем замешательстве. Потому что я убийца, и это все, к чему меня готовили. Так что, может быть, я и не ошибаюсь. Но я чувствую, что должен быть наказан за то, что сделал с Фаррелом, и священник соглашается.

– Да, парень. За такие грехи полагается наказание. Суровое наказание. Теперь есть только один способ спасти твою душу.

Я моргаю и внимательно слушаю его. Я не знаю, что такое душа, но это звучит серьезно. Я хочу, чтобы он помог мне, и я верю, что он может это сделать. Вот что мне сказал Алекс. В таких местах люди находят помощь.

– Все, что угодно, – отвечаю я ему. – Скажи мне, что я должен делать. Я готов.

– Это будет неудобно, – говорит он. – Тебе это не понравится. Мне это тоже не доставит удовольствия. Но я должен это сделать. Чтобы спасти твою душу.

– Я готов, – снова говорю я ему. – Я готов к тому, что ты мне приготовил.

У священника мрачное выражение лица, когда он ведет меня в заднюю комнату. Это напоминает мне о лагере. О Фаррелле. Он все время смотрел на меня. Наблюдал за мной. Мне стало не по себе о того, что точно также сейчас на меня смотрит священник.

– Спусти штаны, парень, – говорит он.

Я вспоминаю свои наказания в лагере. Как Койн и Фаррелл забирали мою одежду и пускали в ход палку для скота, прежде чем обрызгать меня холодной водой. Мне не нравилась моя нагота, но и к этому я привык. Я думаю, что, возможно, священник собирается сделать то же самое.

Я снимаю брюки и прикрываю ладонью пах.

Священник хмурится и указывает на кровать. Я сажусь и оглядываю комнату. Я не вижу, чем он собирается меня наказать, и когда он тоже садится рядом, я еще больше запутываюсь. Он подтягивает свою мантию и тоже расстегивает брюки.

Я сглатываю и пытаюсь отвести взгляд.

– Я же говорил, что тебе это может не понравиться, – говорит он. – Но ведь именно так действует наказание, верно?

Именно так действует наказание, но, когда он тянется к моей руке, мой желудок сжимается. Он хватает меня за руку и отводит ее от паха. А потом он прикасается ко мне. Я сворачиваюсь калачиком и прижимаюсь спиной к стене.

– Мне это не нравится.

Он хватает меня за ногу и пытается оттащить назад, а когда встает, у него начинается эрекция. К горлу подступает рвота, а потом ярость. Его рука трется между моих ног, и я не могу сдержать ярость. Я прижимаюсь к нему и наношу удар ему в голову своим лбом.

Он кричит от боли, но мне все равно. Я хватаю лампу с прикроватной тумбочки и разбиваю ее о его голову. Он отступает от меня, его голова кровоточит, а глаза широко раскрыты. Теперь он все видит. Он видит, какое я чудовище.

Он бежит в переднюю часть церкви, но мое обучение не позволяет ему уйти. Как и моя ярость. Алекс сказал, что это то место, мне помогут. Я не понимаю. Он должен был мне помочь.

Я бегу за ним по проходам и выкрикиваю те же самые слова.

– Ты же должен был мне помочь!

Он пытается уйти. Но я не могу ему этого позволить. Мы никогда не позволим врагу уйти живым. Я швыряю лампу ему в затылок. Он падает на землю, и ярость окончательно поглощает меня. Я больше не могу себя контролировать. Я хватаю лампу в руки и опускаю ее ему на голову.

И я снова ударяю его ей. И еще раз. И еще раз. Пока не останется ничего, кроме красного.

Это очень приятно.

– Ты должен был мне помочь.

Я повторяю эти слова до тех пор, пока от его лица не остается ничего, и мой голос не переходит на шепот. А потом я сворачиваюсь калачиком и больше всего на свете хочу знать, что мне делать.

Не знаю, как долго я там сижу.

Я знаю только, что когда снова поднимаю глаза, то вижу женщину, стоящую надо мной с дрожащей рукой, прижатой ко рту. Рядом с ней мальчик моего возраста смотрит на кровь вокруг меня. Его глаза широко раскрыты, а щеки пылают от смущения, когда взгляд его глаз падает на меня.

Я смотрю вниз на себя и понимаю, что все еще наполовину голый, весь покрыт кровью. У меня нет объяснений содеянному. Поэтому я произношу единственное, что могу сказать.

– Он же должен был мне помочь.

***

Саша на кухне, а я за столом.

Я держу в руках газету, но не спускаю с нее глаз. Наблюдая, как она ходит вокруг, пока готовит. Я не знаю, что это, но пахнет вкусно. И она продолжает кормить собаку – Дейзи – маленькими вкусностями.

Я еще не придумал, что с ней делать. Я не могу все время оставаться дома. Но и не дам ей уйти. Она мне поверила. Она поверила моей лжи так легко, что это кажется неправильным. Но когда я смотрю, как она ходит по моему дому, и чувствую ее запах вокруг себя, и не сожалею.

Она такая красивая.

Она оглядывается через плечо и ловит мой пристальный взгляд. Я отвожу глаза, но прежде чем я это делаю, она улыбается.

– Все готово, – говорит она.

Мгновение спустя она уже ставит передо мной тарелку. Я смотрю на нее слишком долго, и Саша выглядит обеспокоенной.

– Это омлет, – говорит она. – Ты ведь любишь яйца, правда?

– Мне так никто не готовил, – признаюсь я.

– Неужели? – она снова улыбается. – Ну, тогда ты не будешь разочарован тем, что это всего лишь сыр и овощи. У тебя в холодильнике почти ничего нет.

Она садится и начинает есть, а я подношу тарелку к носу и принюхиваюсь. Ее вилка со стуком падает на тарелку, и когда я поднимаю глаза, она смотрит на меня со странным выражением лица. Я осторожно откусываю кусочек.

– Я не отравлю тебя, Ронан, – смеется она. – Если это то, о чем ты думаешь.

Я хмурюсь, и ее лицо становится серьезным.

– Ты действительно думал, что я могла отравить тебя?

Мне не нравится видеть ее расстроенной. И именно я стал тому причиной. Поэтому я откусываю кусочек. И это очень вкусно. Я говорю ей об этом, и она снова расслабляется. Я делаю пометку сказать ей, что еда великолепна в любое время, когда она готовит для меня.

– Сегодня я попрошу Конора прикупить кое-что из еды, – говорю я ей. – Если хочешь, можешь составить список.

– Хорошо, – соглашается она.

Мы едим молча, и я расправляюсь со своей тарелкой раньше нее. Когда я смотрю на нее, она кажется счастливой. И я думаю, что если она будет здесь со мной, то все будет хорошо. Но все меняется, когда она задает свой следующий вопрос и напоминает мне о вещах, которые я никогда не смогу иметь.

– Расскажи мне о своем детстве, – мягко просит она.

– Я жил с Кроу, – отвечаю я.

Она ждет продолжения, но я не знаю, что еще сказать.

– Нет, имею в виду, до того.

Я ерзаю на стуле и смотрю на Дейзи, которая снова сидит у меня на ноге.

– Зачем?

– Потому что я хочу узнать тебя, Ронан. Это нормально?

Я ей не отвечаю. Поток образов возвращается ко мне, но я не знаю, как облечь их в слова. Я не думаю, что смог бы, даже если бы попытался. Я уже пробовал с Кроу. Иногда мне удавалось кое-что объяснить. Но даже он не знает всего.

Саша перегибается через стол и хватает меня за руку. Я смотрю на ее пальцы, замечая, какие они маленькие по сравнению с моими собственными. Как она нежна по сравнению с моей кожей. Как шелк.

– Все в порядке, Ронан, – говорит она. – Тебе нет нужды говорить мне об этом прямо сейчас.

Она относит наши тарелки в раковину и через минуту возвращается.

– Эй, ты ведь можешь достать рецепты, верно?

– Да, – отвечаю я, испытывая облегчение оттого, что действительно могу сделать то, о чем она просит.

Она достает из кармана листок бумаги и протягивает его мне. Я не узнаю названия того, что она записала, и боюсь, что с ней что-то не так.

– Ты можешь мне это достать? – спрашивает она.

Я киваю, но уже строю другие планы. Я не хочу, чтобы с Сашей что-то случилось. Так что я найду того, кто выпишет рецепт, но и врача тоже приведу.

ГЛАВА 27
Саша

Когда я выхожу из душа, Ронан показывает мне комнату, куда Конор перетащил все мои вещи. Странно, что они оказались в его доме. Я даже не успела попрощаться со своей квартирой.

Это глупая мысль, но та грязная маленькая коробка была местом, где я выросла. Место, где у меня остались самые лучшие воспоминания. Интересно, отвезет ли меня туда Ронан в последний раз? Скорее всего, нет. Он говорит, что это небезопасно, и я сомневаюсь, что он поймет ту эмоциональную связь, которая была у меня с тем местом.

Завязывая полотенце на груди, я наклоняюсь, чтобы заглянуть в одну из коробок с моей одеждой. Но когда я это делаю, то замечаю туфли Ронана позади меня в дверном проеме. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть на него, и ловлю его пристальный взгляд на моей заднице.

Я улыбаюсь.

Иногда он кажется таким неуверенным в себе, но сейчас он такой же мужественный, как и любой другой парень. Он ловит мой пристальный взгляд, и его глаза перемещаются на голубые стринги, болтающиеся у меня между пальцами.

– Тебе стоит надеть черные, – говорит он. – С красными бантиками.

Я почти уверена, что у меня в этот момент отвисла челюсть, но из моего рта не вырывается и звука. Я не знаю, то ли мне быть польщенной, то ли думать, что он окончательно спятил, поскольку, чтобы узнать, как выглядит все мое нижнее белье, ему пришлось в нем порыться.

– Так и сделаю, – это единственное, что я могу сказать.

– Доктор будет здесь через десять минут, – добавляет он.

Его голос снова становится безэмоциональным, и мне хочется спросить, будет ли он когда-нибудь чувствовать себя комфортно рядом со мной. Но прежде чем я успеваю это сделать, он исчезает в коридоре.

Я надеваю штаны для йоги и толстовку с открытыми плечами и заплетаю волосы в косу. Только когда я смотрю в зеркало, я понимаю, что Ронану может быть не комфортно рядом со мной, как и мне рядом с ним. Он уже несколько раз видел меня в довольно жалком состоянии. Поэтому не чувствую необходимости наряжаться, чтобы произвести на него впечатление. Но какая-то часть меня действительно задается вопросом, каково это, когда его руки будут блуждать по плотному материалу моих леггинсов и вверх по свободному материалу толстовки.

Когда я слышу, как закрывается входная дверь, я иду по коридору и думаю, может ли доктор прописать мне что-нибудь от моего очевидного безумия. Потому что я, кажется, забываю, что эта ситуация только временная, и я не могу позволить себе роскошь фантазировать о Ронане подобным образом.

В гостиной я останавливаюсь и прикрываю рот рукой, чтобы сдержать смех, когда замечаю, как Ронан тащит корги вверх по лестнице под мышкой, а она пытается лизнуть его в лицо.

– Что это ты делаешь? – интересуюсь я.

Он ставит ее на верхнюю ступеньку и разглаживает складки на своем костюме.

– У нее слишком маленькие ноги для лестницы, – поясняет он, указывая на непослушные собачьи конечности. – Она не может спускаться по ним, чтобы выйти наружу.

Я смеюсь, а он смотрит на меня в замешательстве.

– Она обвила тебя своими маленькими лапками, – говорю я ему.

Раздается стук в дверь, и Ронан благодарен за то, что его прервали. С другой стороны двери обнаруживается женщина-врач, которая удивляет и успокаивает меня. Я почти ожидала, что здесь появится тот же парень, который присматривал за Ронаном после очередной драки.

– Саша, я полагаю? – доктор поднимается по ступенькам и протягивает мне руку.

– Да, это я.

– Мы можем где-нибудь поговорить наедине? – спрашивает она.

Я смотрю на Ронана, а он уже крадется к выходу.

– Конор будет рядом, – говорит он. – Я вернусь позже.

После чего, он уходит, не говоря ни слова, скорее всего, по делам мафии.

Доктор садится на диван и достает блокнот, на котором я нацарапала название противозачаточного средства, которое я просила. Она задает мне кучу вопросов о моем самочувствии и датах последних месячных, и я чрезмерно благодарна Ронану за то, что он ушел. Я не думаю, что он смог бы справиться с этой частью.

– Вы уже принимали это лекарство раньше? – спрашивает она.

– Да, – отвечаю я ей.

– Хорошо, а у вас были какие-нибудь проблемы при их приеме?

– Насколько я помню, нет.

– Отлично, если у вас нет ко мне других вопросов, я с удовольствием выпишу вам рецепт.

– Отлично. – Я улыбаюсь и жду, пока она выпишет рецепт. Но вместо этого она лезет в свою сумку и достает оттуда чашку.

– Для начала нам нужно сделать обычный тест на беременность, – говорит она.

– А? – Я нервно сглатываю и дрожащими пальцами беру чашку. – Верно.

Я совсем забыла об этой части. Последний раз я принимала противозачаточные таблетки, когда была с Блейном. Я не знаю, сколько раз Ронан кончал внутрь меня, когда я не принимаю таблетки. Но я не скоро забуду паническое выражение на его лице, когда я упомянула о возможности забеременеть.

Когда я иду по коридору в ванную и прохожу через весь этот процесс, я говорю себе, что это даже невозможно. Я имею в виду, что это было всего несколько раз. И однажды он действительно воспользовался презервативом. Но потом я пытаюсь сосчитать даты в своей голове, и у меня начинается что-то типа микроприступа паники.

Я плохо ела, и моя голова гудела от постоянного стресса. Кажется, в прошлом месяце у меня действительно были месячные, но сейчас я не совсем в этом уверена. К тому времени, когда я возвращаюсь к доктору, я нервничаю, и она читает это на моем лице.

– Сделаю это прямо здесь, – говорит она, заканчивая процесс.

Но я не смотрю. Я сажусь на диван и смотрю в потолок. Я должна была уже уехать. Если бы все шло по плану, я бы уже уехала. Этого не должно было случиться. Потому что у меня был план. Свет в конце туннеля. Но еще до того, как доктор произносит эти слова, я уже знаю, что так и будет. А потом она подтверждает это своими словами, и комната кружится у меня перед глазами.

Я беременна.

Ребенком Ронана. И если он узнает, то есть шанс, что он либо взбесится до чертиков, либо запрет меня в этой жизни навсегда. Мне не нравится ни та, ни другая сторона этой медали.

Доктор протягивает руку и нежно сжимает мое плечо.

– С вами все в порядке?

– Я в порядке, – отвечаю я, отрывисто кивнув. – Но это ведь останется между нами, верно?

– Конечно, – говорит она. – Я была бы счастлива назначить вам встречу в моем кабинете, если вы не возражаете.…

– Да, хорошо. – Я спешу встать и при этом чуть не падаю. – Да, чуть позже, конечно. Я ведь могу это сделать чуть позже, правда?

– Конечно, – говорит она. – Но я бы не стала тянуть с этим слишком долго. Вам понадобится анализ крови и… …

– Ладно, – обрываю я ее.

Я знаю, что веду себя грубо, но я просто хочу, чтобы этот тест на беременность исчез. Она идет на кухню и моет чашку, а я прохаживаюсь по столовой, глядя в окно. Я не знаю, что мне теперь делать.

О Боже, что же мне теперь делать?

Я даже не дожидаюсь, пока доктор уйдет, а потом бреду по коридору в свою комнату и роюсь в сумочке в поисках мобильного телефона. Но его там нет. И после того, как я перерыла все остальные коробки, я нигде не могу его найти.

Кто-то прочищает горло позади меня, а я поворачиваюсь, чтобы обнаружить Ронана, стоящего в дверном проеме.

– Все хорошо? – спрашивает он.

Его пристальный взгляд изучает меня, голос напряжен. И одно это почти заставляет меня хотеть сказать ему. Почти. Но потом в его глазах появляется мальчишеская невинность. Боже, как может один человек быть таким противоречивым? Он убийца, хладнокровный убийца мафии, и все же иногда он может быть таким невинным.

– А где мой телефон? – интересуюсь я.

Мой вопрос заставляет его опустить глаза, что заставляет меня насторожиться.

– Мне пришлось от него избавиться, – отвечает он. – Это было небезопасно.

У меня даже нет сил на очередной спор, поэтому вместо этого я спрашиваю его самого. Когда он снова колеблется, я начинаю раздражаться.

– Мне нужно позвонить Мак, – огрызаюсь я. – Это нормально? Или ты можешь попросить ее приехать? Я хочу ее видеть.

Он по-прежнему не двигается и не отвечает, и я чувствую, что мне нужно еще что-нибудь ему объяснить. Как будто он видит меня насквозь.

– Я не видела ее после свадьбы, – говорю я ему. – Вдруг она подумает, что я просто уехала из города, не попрощавшись.

Наконец, мои слова, кажется, находят маленькую трещинку в его броне.

– Я что-нибудь придумаю, – говорит он.

ГЛАВА 28
Ронан

– Ты собираешься похитить и убить меня? – спрашивает Мак с пассажирского сиденья.

Я крепко сжимаю руль, не отрывая взгляда от дороги.

– Если бы это и было так, неужели ты думаешь, что услышала бы честный ответ?

– Ну, Ронан, – говорит она. – Да, я действительно думаю, что ты бы это и сделал. Ты такой странный. И я не думаю, что ты способен лгать.

Ее слова звучат как обвинение, хотя я знаю, что это просто характер Мак. Однако она не знает, насколько ошибается в этом случае.

– Так к чему вся эта секретность? – спрашивает она. – Не люблю ничего скрывать от Лака. Мы больше не будем этим заниматься. Так что если ты не дашь мне веский повод…

Я смотрю на нее и понимаю, что она права. Она расскажет Кроу, и он даст мне очередную хорошую взбучку, хотя совсем недавно был в такой же ситуации.

– Мне нужно было, чтобы Саша осталась еще ненадолго, – говорю я ей.

Мак пристально смотрит на меня, и в машине надолго повисает тишина, после чего девчонка смеется.

– О Боже, Ронан. Что ты натворил?

– А какое это имеет значение? – интересуюсь я. – Ты хотела бы, чтобы она осталась?

– Ну конечно, – отвечает Мак. – Но не с помощью принуждения, или похищения, или чего там еще, что ты придумал.

– Есть люди, которые могли бы видеть ее со мной, – говорю я ей. И я не лгу об этом. Хотя я бы и сам это заметил. И я бы уничтожил их при первой же возможности. – Мне просто нужно, чтобы она еще немного побыла здесь.

– Хорошо, – говорит Мак. – А она тем временем думает, что ей грозит опасность. У тебя отличный план, Ронан.

Я захлопываю рот и жалею о своем решении пойти за Мак.

– Ты же знаешь, что она и моя подруга тоже, – говорит она.

– Да. Так что ты должна желать ей только добра.

– Только вот не надо сейчас… – смеется она. – Ронан, я даю тебе неделю на то, чтобы признаться во всем. Это все, что ты от меня получишь.

– Две, – соглашаюсь я.

Мак снова замолкает на мгновение, а потом вздыхает.

– Ты должен сказать ей о том, что чувствуешь. Если ты заботишься о ней, то она должна это знать. Она не умеет читать мысли. И единственный вариант, что она решит остаться здесь, если ты дашь ей чертовски хорошую причину для того, чтобы она не ушла.

Я обдумываю ее слова, паркуя машину на улице и оставляя ее работать на холостом ходу. Конор стоит у входной двери, наблюдая за домом.

Прежде чем Мак выходит, она поворачивается на своем сиденье и смотрит на меня.

– Две недели, Ронан. И еще я хочу, чтобы каждое утро мне доставляли пончики.

– Идет, – ворчу я.

– Но это должен быть кофе без кофеина, – добавляет она. – Иначе Лак сойдет с ума. Он не хочет, чтобы я пила так много кофе сейчас.

Я киваю в знак согласия, но Мак просто продолжает:

– И мне нужен ассортимент. Я говорю о большом количестве пончиков, ясно? Я не хочу заскучать от поедания пончиков.

Я хмуро смотрю на нее, а она улыбается. А потом она толкает меня в грудь и вприпрыжку бежит вверх по парадной лестнице в дом.

Я все еще думаю о ее словах, когда Кроу пишет мне смс и спрашивает, где я, черт возьми, нахожусь. У него есть зацепка на Андрея, и мы вместе ее проверим.