Текст книги "Призрак (ЛП)"

Автор книги: А. Заварелли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 18 страниц)

Он с легкостью находит таблетки. Некоторые из них – это половинки, некоторые еще целые, а от некоторых остался лишь порошок. Шестьдесят дней я хранила эти таблетки. Я так тщательно все планировала. И за пять секунд он раскрыл мою тайну. Он уничтожил все.

– Пожалуйста, – говорю я своим резким голосом. – Оставь их.

Его глаза встречаются с моими, и теперь… теперь они еще холоднее, чем раньше. И смотрят на меня с тревогой.

Его пальцы сжимают мое лицо, а губы приоткрываются. Но слова, которые он хочет сказать, не приходят. Вместо этого он делает глубокий вдох. А потом еще один. Успокаивая себя. Его брови сходятся вместе, а глаза изучают мои. Я шлюха. Рабыня. Недочеловеческий товар, которым Арман будет пользоваться до тех пор, пока не устанет от меня. Для этого человека не будет иметь значения, если я умру.

Он вытряхивает таблетку болеутоляющего, которое держит в руке, мне на язык и достает из кармана фляжку. Он подносит его к моим губам, и жидкость выплескивается мне в рот, сильная и насыщенная. Коньяк. Это не то, что пьет Арман, и я благодарна. Этот человек не сдается. Он заставляет меня выпить то, что еще осталось во фляжке. Я знаю почему. Я знаю, что будет дальше. Но я не хочу принимать это.

Когда фляжка пустеет, он отодвигает ее и сжимает мою челюсть пальцами, заставляя меня открыть рот. Он заглядывает внутрь и без малейшего изящества хватает мой язык и ищет под ним.

Но таблеток там нет. Он снабдил их таким количеством жидкости, которое заставило меня проглотить таблетку. Когда он опускает меня обратно на матрас, я могу только надеяться, что такое сочетание приведет меня в забытье. Его пальцы скользят по моей щеке. Снова нежно.

Отвратительный звук вырывается из меня, когда он наклоняется и сгребает все, что осталось от моей заначки. То, что принадлежит мне – единственное, что у меня было, – теперь у него в кармане. Угасающий огонек надежды, погасший из-за одной неосторожной ошибки с моей стороны и одного человека, слишком жестокого, чтобы произнести хотя бы слово.

Дверь открывается, но он, кажется, этого не замечает. Только когда мой взгляд перемещается за его спину, он выпрямляется и встает. В дверях стоит еще один человек. Такой же, как этот, только старше. В похожей одежде и множеством татуировок, выглядывающих буквально из-под каждого шва. Он относится к тому типу людей, взглянув на которого хочется перебежать на другую сторону улицы, чтобы только уклониться от встречи. Его глаза без эмоций останавливаются на мне. Он говорит что-то по-русски мужчине передо мной, в то время как они оба, кажется, оценивают меня.

Мой разрушитель надежды отвечает, и это заставляет другого человека смеяться. Тот, что постарше, хлопает его по спине и кивает, прежде чем его лицо принимает более серьезное выражение. Похоже, они пытаются прийти к какому-то соглашению.

Тот, что старше, делает шаг вперед, берет меня за подбородок и заставляет посмотреть на себя. Он осматривает меня. Почти так же, как делал Арман, когда впервые купил.

– Я думаю, ты прав, Лешенька. Она станет идеальной приманкой. Ударь Армана в самое больное место, да, голубка моя?

Мой подбородок импульсивно дергается в знак согласия. Искушение причинить Арману боль любым способом заставляет меня кивнуть. Я всего лишь собака с костью. Продукт моего окружения. Я хочу причинить боль Арману, даже за свой счет, что, вероятно, и имеет в виду этот человек.

Он отпускает меня с удовлетворенной улыбкой и что-то говорит напоследок своему более молодому спутнику, прежде чем покинуть комнату. А потом голубые глаза снова передо мной, на короткое мгновение. И он опять убирает волосы с моего лица.

– А теперь спи, Солнышко. – Его горячее дыхание щекочет мне ухо, пахнет дубом и ванилью его напитка.

Прежде чем я успеваю понять, что все это значит, он исчезает.

В течение всего вечера время ползет вперед так, как оно всегда делает во время таких событий. Вяло. Я в ожидании своей таблетки. Это единственное, что теперь отделяет день от ночи. В конце концов, дверь открывается, и входят другие рабыни. Мужчины насытились, и теперь им пора заняться делами и оставить нас здесь, в подвале.

Сегодня вечером здесь еще три девушки. Они входят в комнату, как зомби в состоянии наркотического опьянения, и сползают по стене на цементный пол. Я могла бы приказать им, что делать прямо сейчас, и они не стали бы спорить. Зависимость – это единственное, что имеет для них значение. Очередной крючок. Они делают то, что им говорят, а потом получают то, чего хотят.

У нас есть с ними что-то, что нас объединяет, но я им не доверяю. Просто не могу. Потому что в последний раз, когда я пыталась сблизиться с другой рабыней, – она рассказала об этом Арману. Моим прощальным подарком от этой короткой дружбы была сломанная рука и вывихнутая челюсть. Напоминание о том, что происходит, когда ты предаешь Армана.

Я смотрю сквозь пустоту, которая является моей камерой, и изучаю лица девушек. Они все молоды, как и я. Худенькие и, наверное, когда-то даже хорошенькие. Теперь их глаза запали, а кожа потускнела. Потрескавшиеся губы и сухие ломкие волосы. Это заставляет меня задуматься, как я должна выглядеть в их глазах. Как я вообще выгляжу. Я уже ничего не помню.

Я хочу, чтобы они ушли, решаю я. Потому что мы не похожи. Вот что я говорю себе, когда они тоже смотрят на меня. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое, где мне не нужно беспокоиться, кому доверять или что говорить. Я хочу вернуться к подсчету линий на стене, но потом вспоминаю правду. Мой разум слишком хрупок, чтобы принять это прямо сейчас. Что у меня так легко отняли надежду. Что я не выберусь отсюда через семь дней.

Что я вообще отсюда не выберусь.

Если только я не найду другой способ. Цепи вокруг моих лодыжек недостаточно длинные, чтобы обернуть вокруг шеи. Я знаю, потому что пробовала. Все в этой комнате было учтено. Рассчитано. И, когда это меня подвело, я попыталась использовать единственную силу, которая у меня была. Спровоцировать Армана и даже Каролину на насилие, которое, в конце концов, освободит меня. Но и это не сработало. Я обдумала все варианты, которые были в моем распоряжении, и таблетки были единственной вещью, которая имела смысл. Единственный вариант, который у меня оставался.

А теперь и их нет.

Оцепенение снова рассеивается. Тщательно построенное святилище, которое я создала, чтобы защититься, было разрушено незнакомцем с голубыми глазами. Ненавижу его. Я ненавижу его так сильно, что у меня даже слезы текут из глаз.

Мне нужно оцепенение, чтобы выжить. А он забрал это у меня.

Теперь у меня есть только эта комната. Мои безмолвные мысли. И эти девчонки, которые пялятся на меня так, словно я принадлежу этому месту. Как будто мы одинаковые.

– Что он с тобой сделал?

Тощая брюнетка с акцентом нарушает молчание. Мне требуется мгновение, чтобы понять, что ее вопрос адресован мне. Я видела ее раньше, но она никогда со мной не разговаривала. Так почему именно сейчас? Я не хочу с ней разговаривать. Я не хочу ни с кем разговаривать.

Она ошибочно принимает мое молчание за явное замешательство.

– Четвертый парень, – настаивает она. – Мистер Николаев. Он тебя трахнул?

Они все наклоняются ближе, ожидая моего ответа. Но я продолжаю молчать.

Брюнетка поворачивается к подруге.

– Видишь, я же говорила, садист.

– Нет. – Блондинка качает головой. – Я в это не верю. На ней нет никаких следов.

– Какое это имеет значение? – спрашивает третья девушка. – Почему ты хочешь знать, что он с ней сделал?

– Потому что, – объясняет брюнетка, – Алексей Николаев – затворник. Он никогда не выходит из дома. Никогда не доходит до действий. У него нет рабов, и он никогда даже не был на аукционе. И все же сегодня он пришел сюда. Это уже само по себе достижение. Слухи ходят всегда, но увидеть его лично… Даже Арман удивился. Он не хотел, чтобы он был здесь с ней из-за своей репутации, но никто не вправе ему отказать.

– Что за репутация? – задает одна тот же вопрос, что вертится у меня в голове.

– Он Вор, – шепчет брюнетка. – Из красной мафии.

– Он не просто Вор, – усмехается блондинка. – Он советник Виктора Соколова. Босса. Алексей Николаев имеет репутацию человека безжалостного ко всем, кто ему перечит.

Русская мафия?

– По-моему, у него деловые отношения с Арманом, – бубнит брюнетка. – Что-то пошло не так, и мистер Николаев этому не рад. Арман пытается все разрулить. Но одна из девушек сказала, что слышала, как Алексей за ужином спрашивал о своей рабыне.

Все снова смотрят на меня, хотя я всего лишь безмолвная участница этого разговора. У меня нет для них ответа. Я не знаю, чего он хочет. Но я надеюсь, что больше никогда его не увижу.

Дверь открывается, и на этот раз входит Арман. Он пьян, и его взгляд нацелен на меня. Что, по-моему, никогда не бывает хорошим сочетанием. Он спотыкается и хватает меня за волосы.

– Что он с тобой сделал? – спрашивает он. – Ты пострадала?

Я не отвечаю. Я никогда ему не отвечаю.

Он качает мою голову взад и вперед, выдергивая часть моих волос.

– Не валяй дурака, девочка!

А потом, к моему облегчению, он отпускает мои волосы и обходит меня сзади. Затем он быстро засовывает свои толстые отвратительные пальцы прямо в меня.

– Я так и знал, – насмешливо бросает он. – Этот человек – сплошное шоу. Ты целехонька. Ты не пострадала, маленькая сучонка. Так что, может быть, я задержу тебя еще на некоторое время, хорошо?

Я отворачиваюсь от его насмешливых слов. Напоминания о том, что я никогда не освобожусь из своей клетки. Я жажду темноты. И она приходит в виде его кулака мне в лицо.

Глава 3
Алексей

– Как дела с Катей? – интересуется Виктор.

Я наблюдаю за ним со своего места через стол. Ресторан был расчищен, чтобы разместить его. Для большинства, я уверен, он так же страшен, что и слухи, которые ходят о нем, заставляя верить в их правдивость. Пахан Воров в Законе. Но для меня он просто мой друг. Кто-то, кого я уважаю и кем восхищаюсь, и кто дал мне право занять место в этой жизни, когда другие не хотели.

Он ценит меня. И он рискует своей жизнью, путешествуя так далеко со мной. Но даже несмотря на то, что мое положение в организации официально обозначено его советником, я также являюсь его самым ценным активом. Мою работу не выполнит никто другой в иерархии Воров. Моя способность контролировать игорные операции и при этом значительно пополнять кошелек Виктора – это набор навыков, доступных только мне. Есть хакеры, которые гордятся своей работой. Которые публично хвастаются своими достижениями под псевдонимами и насмехаются над властями. Я не похож на них. Я лишь поворачиваю дела на виду у всех, как делал всегда. Как я научился делать это в юном возрасте.

Мои навыки уникальны. Выработанные за всю жизнь преданности и упорного труда. Это не талант. Это не удача. Именно упорство делает меня лучшим в том, чем я занимаюсь.

По этой причине Виктор относится ко мне с большим уважением. Но мне также хотелось бы верить, что он считает меня другом. И, возможно, по мере развития наших с ним многолетних отношений, даже сыном.

Я не люблю ему лгать. Но когда дело касается Кати, я должен. Виктор не потерпит такого предательства. Если правда когда-нибудь раскроется, он наверняка прикажет убить ее. Она сделает из меня посмешище. А в мире Воров предусмотрено только одно наказание за такое преступление.

Как бы мало я ни заботился об ее судьбе, я все же не могу с чистой совестью приговорить ее к смерти. Виктор в чем-то старомоден, в чем-то современен. Он не следует изначальной традиции Воров оставлять семью ради интересов братства. Для него семья за пределами воровской иерархии так же важна, как и сами братья воры. – Для верного Вора нет ничего лучше счастливого дома, – любит повторять он. Организация очень старая, но она развивалась с течение времени. Теперь это обычная практика – жениться на подходящих кандидатурах в рамках нашей собственной культуры или ради перспективных союзов. Для человека моего ранга Катя – самый очевидный выбор. Та самая кандидатура, на которой настаивали Виктор и ее отец Анатолий. Так что эта уловка продолжается. Ему нужны мои заверения. И я дам их, пока что.

– Она занята планированием рождественской вечеринки.

Виктор машет рукой и отвергает эту идею как абсурдную.

– Это чепуха. Надо бы ей, Лешенька, свадьбу планировать, а не это все. – Анатолий уже несколько раз предлагал мне озвучить дату.

Я набираю в ложку борща и жду. У меня заканчиваются причины, которые бы служили достойными отговорками.

– Что тебя удерживает? – спрашивает он. – В этом году тебе тридцать пять. Не кажется ли тебе, что давно пора обзавестись семьей?

– Да, – соглашаюсь я. – Я очень этого хочу.

– И все же ты колеблешься, – возражает Виктор. – Я начинаю верить, что у тебя есть определенные сомнения.

Подошел официант и убрал наши тарелки, а Виктор наклонился вперед, изучая меня.

– Это как-то связано с твоим отцом?

– Это не имеет к нему никакого отношения, – возражаю я. Мой голос выдает негодование, которое я всегда испытываю при упоминании имени Сергея, но такой человек, как Виктор, не прислушивается ни к чьим предупреждениям.

– Ты никогда не считал себя нормальным, Лешенька. Тебе стоит откинуть эти страхи. Катя будет тебе хорошей женой. Она уже знает о твоем состоянии. И она принимает это. Она будет верна. Без вариантов.

Только она мне не верна. Она лгунья и шлюха. Она из тех, кто ищет высокопоставленного мужа, но предпочитает отведать каждого собрата вора у него за спиной. Но Виктору я этого не говорю. Вместо этого я только киваю.

Он вздыхает и откидывается на спинку стула, требуя еще выпить. Официант быстро наполняет его рюмку и оставляет нас беседовать.

– А что с этой рабыней? – спрашивает он. – Ты собираешься держать ее в Америке, пока не приедет Арман?

Его слова пробуждают к жизни мысленный образ девушки. Талия. Это тот же самый образ, о котором я думал много раз с тех пор, как встретил ее только вчера вечером. Она пострадала больше, чем я предполагал. Франко был прав. Я изучил каждую деталь ее жизни. По фотографиям. Но встретиться с ней лично… видеть ее в таких условиях… Я не был готов к такому.

Она – кожа да кости. Спутанные светлые волосы и изможденное безжизненное лицо. Эти пустые серые глаза стали болезненным напоминанием о ком-то другом. Еще одном призраке. Том, который частенько преследует меня. И уже сейчас Талия пробуждает воспоминания, к которым у меня нет желания возвращаться. Со вчерашнего вечера я тысячу раз сомневался в своей стратегии. И все же даже сейчас мне не терпится вернуть ее и привезти к себе домой. Чтобы осуществить свои планы, прежде чем я смогу продолжать сомневаться в их жизнеспособности и дальше.

– Да, – говорю я Виктору. – Она останется в моем доме.

– У тебя дома? – спрашивает он.

– Магда позаботится о ней, – объясняю я.

Он больше не оспаривает мое решение, чему я очень рад. Но он замечает мой явный дискомфорт.

– Ты кажешься… сгораешь от нетерпения, – замечает он.

– Да, не терпится вернуться домой, – отвечаю я.

Он кивает: – Ах, да. Что ж, значит, нас двое. Мы дадим Арману неделю, чтобы он пришел. А если нет, то мы будем двигаться вперед. И мы оба сможем вернуться в наши убежища.

– Согласен, – отвечаю я.

Я уже знаю, что Арман не пойдет на сделку. Потому что это его решение отвечает моим планам. И все же, когда Виктор поднимает свою рюмку, чтобы произнести тост, предатель внутри меня поднимает тост в ответ.

Глава 4
Талия

Арман объявляет, что уезжает по делам. Для меня это редкий перерыв, и я должна чувствовать облегчение. Но я никогда ничего не чувствую. Мой мир вернулся в нормальное русло. Белый шум. Полная статика. Онемение окутывает меня, и я пытаюсь забыть, что только что снова начала считать таблетки. Еще слишком много дней, чтобы пополнить мой запас.

У меня есть план. Это единственное, что у меня есть. Единственная мотивация, которая вдыхает в меня жизнь изо дня в день. Я буду тем, кто освободит себя. Это будет мой выбор. Время не имеет значения. Времени в этом месте даже не существует. Как и в моем сердце. Только свет в отдалении. Ангелы ждут меня по ту сторону.

Я воздвигла вокруг себя стену невидимой брони. И она работает почти все время. Нет ни тепла, ни страха, ни удовольствия. Даже в мелочах. Но иногда я все еще испытываю печаль, такую глубокую и сильную, что мне кажется, будто я – бесконечная бездна отчаяния. И тревога. Я тоже испытываю это время от времени. Для таких, как я, есть только одно лекарство. Я давно приняла эту истину. Но это понимание трудно объяснить кому-либо еще. Чувство оцепенения вперемешку с печалью и отчаянием. Это три противоречивые эмоции, и по определению я не должна чувствовать их вместе. Но я чувствую.

Я хочу, чтобы вообще ничего не было. Никогда больше. Никакой боли. Никакой печали.

Просто ничего.

Это единственный путь. И я не оставлю эту мысль. Я не сдамся. Это единственная надежда, которая живет на просторах моей бесплодной души. Единственная настоящая свобода, которая у меня когда-либо будет. Курс был определен, и отклонение от него для меня не вариант.

Это мысль, которая несет меня через все. Единственное, что меня поддерживает.

***

Прошла неделя с момента, когда Арман уехал. Я не выхожу из своей комнаты и вижу другого живого человека только тогда, когда Каролина подходит к моей двери. Она использует отпуск Армана как возможность выместить свою ненависть на мне. Я редко ем, когда он в отъезде, и она пользуется моим и без того разбитым лицом, ударяя меня каждый раз, когда наносит визит. Даже если бы я не была прикована к стене, я сомневаюсь, что смогла бы найти в себе силы сопротивляться. Мое тело худое и слабое. Мне не нужно зеркало, чтобы понять это.

И оно слабеет с каждым днем. Я приветствую эту слабость. И кулаки тоже. Всегда есть шанс, что она зайдет слишком далеко.

Но этого никогда не происходит.

На четвертый день я слышу, как она спорит с кем-то за моей дверью. Делает это она по-русски, так что слов я не понимаю, но голос знакомый. Голос принадлежит человеку, которого я теперь знаю как Алексея Николаева. Дверь приоткрывается, и я могу различить только искаженные очертания его фигуры из-под моих опухших век. Его шаги мягки, когда они приближаются, но слова из его рта резки.

Я не знаю, что он говорит Каролине. Но она не отвечает.

Он опускается передо мной на колени, его пальцы снова нежно касаются моей щеки.

– Она сделала это с тобой? – спрашивает он.

Не знаю почему, но я хочу ему ответить. Ненавижу его. Но доброта его прикосновения растворяет на секунду мою броню. Мои губы приоткрываются, но они слишком потрескались, чтобы говорить. Я весь день не пила. Мне требуется несколько попыток, чтобы выговорить это слово.

– И то и другое.

Он кивает: А потом поднимается на ноги. Он приближается к Каролине и прижимает ее к стене, схватив за горло. Я могу только слушать резкий тон его слов, не понимая их.

Каролина кивает, и звук ее рыданий приносит мне никогда не испытываемое ранее удовлетворение.

А потом он исчезает.

Следующие три дня Каролина кормит меня три раза в день и больше ко мне не прикасается.

Когда Арман возвращается домой, его настроение хуже, чем обычно, и я даже не замечаю этого. Он врывается в мою комнату, изрыгая что-то о том, что я сболтнула что-то Николаеву, и как я об этом пожалею. Он бьет меня снова и снова, а потом душит, пока я не теряю сознание.

Когда я прихожу в сознание, я вся покрыта сгустками кровавого месива, а Каролина склонилась надо мной, протирает меня губкой с ухмылкой на лице.

– Это для твоего же блага, – говорит она с сильным акцентом. – Скоро ты выберешься отсюда и осчастливишь нас обеих.

Я пытаюсь осмыслить ее слова, но моя голова все еще кружится, и все кажется бессмысленным. Мои веки слишком тяжелые. И я больше не могу держать их открытыми.

Когда я снова очухиваюсь, то получаю жгучую пощечину по больному лицу. Я резко втягиваю воздух, только чтобы понять, что теперь стою в вертикальном положении, прислонившись к стене. Арман стоит передо мной, а за ним еще один мужчина. Мне требуется секунда, чтобы узнать Алексея. Его губы плотно сжаты, эти стальные голубые глаза сверлят меня.

– Ты меня слышишь, пизда? – рычит Арман, снова поднимая руку.

Алексей отрывисто чеканит несколько слов, которые обжигают Армана и заставляют его остановиться. Арман никому не прислуживает. Но все же он подчиняется приказам этого человека. Так что, возможно, то, что говорили эти рабы, правда. Возможно, он безжалостен. Человек, которому нельзя перечить.

Но какой у него интерес ко мне? Его глаза скользят по мне расчетливым взглядом, отмечая за каждый синяк и царапину. Арман воспринимает это как намек, чтобы начать тыкать в мое тело. Он, кажется, указывает на все, что он считает моими недостатками, и он не слишком мягок в этом. Но Алексей не смотрит, куда указывает Арман. Он не сводит глаз с Армана, пристально вглядываясь в его лицо. Ядовитый стук моего сердца говорит мне, что это не закончится хорошо.

Алексей делает шаг вперед, рассеянно пропуская сквозь пальцы прядь моих волос. Я вздрагиваю от боли в голове, и он хмурится.

– Она американка, не так ли? – спрашивает он.

Я с любопытством смотрю на него. Он уже знает, что я американка, так как говорил со мной по-английски на прошлой неделе. Так почему же он делает вид, что не в курсе?

Арман отвечает, но Алексей, кажется, его не слышит. Его взгляд все еще сосредоточен на мне, а мой – на нем. Только после того, как я прерываю контакт, он поворачивается к Арману.

В комнате на несколько неловких мгновений воцаряется тишина, прежде чем Алексей повторяет свой вопрос.

– Американка?

Арман оценивающе смотрит на него и кивает.

– Да. Американская жемчужина. Так что вы должны понять мои терзания при расставании с ней, пусть даже на время. Она стоит больших денег, и она очень ценна для меня.

– И правда ценна, – отвечает Алексей. – Как и груз, который я ожидал.

При этих словах лицо Армана мрачнеет, и впервые за все время, что я его знаю, он действительно теряет дар речи. И тут я понимаю, что если Арман боится этого парня, то и я, наверное, должна его опасаться. Но они говорят о том, чтобы заложить меня этому человеку, который уже испортил все мои планы. И за что?

– Ты нас подставил, – констатирует Алексей. – Ты можешь либо расстаться с ней в качестве залога, либо я сообщу Виктору, что ты полностью разорвал сделку…

Арман недовольно рычит и вскидывает руки.

– Поверь мне, когда я говорю это, я делаю тебе одолжение. Эту девушку невозможно обучить. В этом отношении она ничего не стоит. Я перепробовал все. Я думаю, что этой шалаве действительно нравятся побои, которыми я ее одариваю. Но у меня есть еще одна рабыня, которая…

– Нет, – возражает Алексей. – Меня не интересуют другие рабыни, Арман. Идея залога состоит в том, чтобы расстаться с чем-то ценным. Ни одна из твоих других рабынь не подойдет. Это должна быть она или никто.

– Да, да, – Арман послушно кивает. – Я понимаю. Мы все здесь друзья… нет нужды в угрозах. Ты можешь забрать девушку.

В комнате становится тихо, Алексей еще раз оглядывает меня. Арман все еще нервничает, это видно по его вспотевшему лбу, и я тоже нервничаю. Но потом я думаю о возможностях за пределами этой комнаты. Этот человек не знает меня. Возможно, он нашел мои таблетки, но он не может предсказать все мысли, которые вертятся у меня в голове. Уход отсюда означает больше возможностей. Больше возможностей найти другое средство.

– Я возьму ее, – прерывает молчание Алексей. – До тех пор, пока ты не выполнишь заказ на потерянный груз, плюс еще три…

– Три дополнительных груза? – Арман выпучивает глаза. – Но это может занять…

– Такова плата за ведение дел со мной, – отвечает Алексей. – Ты доставил мне неудобства, и я уже начинаю уставать от тебя. Так мы договорились или нет?

– Очень хорошо, – говорит Арман. – Я могу прислать ее сегодня днем.

– Нет. – Алексей качает головой. – Я возьму ее прямо сейчас.

Арман угрюмо расстегивает мои кандалы и привязывает поводок к ошейнику. Он рывком поднимает меня на ноги и заставляет выйти на улицу без одежды. Он протягивает Алексею поводок и в последний раз гладит меня по лицу. Я вздрагиваю, отказываясь смотреть на него.

На улице пасмурно, мои глаза слезятся от дневного света. Это первый раз за год, когда я нахожусь на улице. Это настолько ошеломляет, что мне приходится бороться с желанием прикрыть глаза. Спрятаться в темноте, как животное, которым я являюсь. Алексей провожает меня к машине, где на страже стоит еще один мужчина. Он открывает дверь, и я проскальзываю на заднее сиденье, Алексей следует за мной. Как только Арман возвращается в дом, он снимает поводок с моего ошейника. Затем он хмурится и, сняв пиджак, протягивает его мне.

Я вообще не понимаю этого доброго жеста, даже если мне холодно. Я колеблюсь, но, в конце концов, решаю взять его, так как мне отчаянно нужен безопасный кокон. Он теплый и пахнет им, но меня это не беспокоит.

Алексей что-то говорит водителю, который смотрит на меня в зеркало заднего вида, прежде чем включить обогреватель и тронуться с места. Пока мы едем, чувствую на себе взгляд Алексея, но я слишком поглощена пейзажем за окном, чтобы обращать внимание на что-то еще. Я даже не знаю, где нахожусь. Когда Дмитрий бросил меня на произвол судьбы, я была одурманена наркотиками на много дней, может быть, даже недель. Это время – все, кроме ужасающего осознания его предательства, – как в тумане.

Я понимаю, что это не имеет значения. Где бы я ни была, это не имеет значения. Мое сердце и тело ослабели, но я должна держать свой ум острым. Сосредоточиться на любой возможности, которая представится, прежде чем я спущусь на следующий уровень ада.

Я внимательно осматриваюсь. За окном нет ничего, кроме пейзажа. Мы находимся на длинном, пустынном отрезке шоссе. И Алексей теперь сосредоточился на пейзаже за окном. Поэтому я смотрю поверх воротника его пиджака, оценивая его. Я ненавижу его за то, что он забрал мои таблетки. Мою свободу. Но он также был добр ко мне. Я знаю лучше, чем кто-либо другой, что доброта всегда имеет свою цену. Доброта – это всего лишь иллюзия. Как Дмитрий.

Этот человек ничем не отличается от него. Его движения грациозны, он ерзает на сиденье и смотрит в окно. Он спокоен и собран, как будто вокруг него есть силовое поле, через которое никто не может проникнуть. Он все так же хорошо одет, как я его запомнила, и чист, чего я не могу сказать об Армане, который мылся только тогда, когда ему это было удобно. Но я предпочла бы иметь дело с Арманом, а не с этим человеком. По крайней мере, Арман не скрывает свою истинную сущность под красивой одеждой и фальшивой внешностью.

– Меня зовут Алексей, – его голос заполняет крошечное пространство, когда он поворачивается и ловит мой пристальный взгляд.

Я ничего не отвечаю. Но все же он упорствует.

– Теперь по правилам приличия тебе следует назвать мне свое имя, – говорит он.

У меня нет имени. Я – ничто. Никто. Если я когда-нибудь и была кем-то, то теперь стала тем, кого я не знаю. Поэтому я молчу. В безопасности в своей голове. Он не может отнять это у меня. Он этого не сделает.

Он хмурится, и в машине снова воцаряется тишина. А вместе с ней поднимается и моя тревога. Я не могу его прочесть. Он пытается проникнуть в мою голову. Пытаясь швырнуть все имеющееся в его распоряжении оружие в мою и без того изодранную броню. Когда он рядом, чувства возвращаются. То, что я твердила себе, что никогда больше не почувствую.

Мне нужно уйти. Мне нужно улететь. Любыми возможными способами.

Водитель сворачивает с шоссе на гравийную дорогу, сбавляя скорость. Мое вялое сердце бьется слишком быстро. Слишком громко. Я оглядываюсь на Алексея, и вся неуверенность, которую я чувствую по отношению к нему, подпитывает мой страх. Я принимаю решение за долю секунды до того, как успеваю подумать.

Я распахиваю дверцу и изо всех сил высовываюсь из машины. Но этого недостаточно. Что-то сильное цепляется за мою ногу, и машина с визгом останавливается. По инерции дверь с хрустом врезается мне в ребра, выбивая весь воздух из легких. Я пытаюсь брыкаться и кричать, но мое тело застывает в раскаленной добела боли.

Меня втягивают обратно в машину, мой взгляд сталкивается с изменчивым синим. Он ругается по-русски, трясет меня и смотрит на меня дикими глазами. Когда я не отвечаю, он переходит на английский.

– О чем ты думаешь? – Он крепче прижимает меня к себе. – Ты скорее убьешь себя, чем поедешь со мной домой? Неужели ты думаешь, что я хуже Армана?

То, как он это произносит, звучит как нечто личное, но я не знаю почему. Я не знаю, что сказать, поэтому просто продолжаю молча смотреть на него. Нет такого объяснения, которое бы он когда-нибудь понял. Нет слов, чтобы передать, что сама жизненная сущность была выкачана из меня, и обломки в его руках – это все, что осталось.

Я должна была умереть в той ванне двенадцать лет назад. И я это сделала. Только мое тело вернулось к жизни. То, что осталось теперь, – просто призрак.

– Отвечай! – Алексей снова трясет меня, и я плюхаюсь в его объятия, как вялая лапша.

Его взгляд выдает его отвращение ко мне. Его негодование. Я много раз видела то же самое у Армана, и это меня не беспокоило. Но на этом лице и от этого человека – это меня задевает.

– Почему ты не мог просто отпустить меня? – кричу я в ответ. – Ты забрал у меня таблетки! Ты отнял у меня все.

Он недоверчиво смотрит на меня. И в одно мгновение все человеческое исчезает с его лица. Он дергает меня поперек сиденья, прижимая животом к своим коленям. Его рука сильно шлепает мою задницу.

Я не издаю ни звука. И даже не вздрагиваю. Потому что его шлепки – ничто по сравнению с кулаками Армана. Это только еще больше его злит. Он осыпает мою пятую точку серией сильных ударов, ворча каждый раз. Мужчина на водительском сиденье привлекает его внимание, когда он оборачивается и хлопает его по плечу.

– Лешка.

Алексей замирает, его рука все еще на моей заднице. Я смотрю на дверную ручку, все еще оплакивая свою неудачную попытку. А потом он рывком сажает меня к себе на колени. Его глаза встречаются с моими, и его рука поднимается к моему лицу. Нежный. Такой нежный. В его взгляде читается раскаяние. Но я не знаю почему. Он не причинил мне вреда. Он никогда не сможет причинить мне боль. Больше никто не сможет.

Когда он читает это по выражению моего лица, гнев возвращается. Его пальцы сжимают мое лицо, и его горячее дыхание касается моих губ, когда он говорит.

– Никогда больше так не делай, Солнышко. Я не тот человек, которого тебе стоит испытывать, ведь тебе не понравится то, что произойдет дальше.