Текст книги "Австралия и острова Тихого океана"
Автор книги: А. Кист
Жанр:
Природа и животные
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 25 страниц)
Болотная сова широко распространена в северном полушарии, а на Гавайские острова ее, вероятно, принесло ветром с Американского материка. Судя по погадкам и помету, она питается здесь почти исключительно грызунами.
На прибрежных равнинных частях Кауаи протянулись невысокие холмы, нередко увенчанные зарослями охиа ( Metrosideros) с чудесными малиновыми цветками, и белые пляжи, окаймленные зарослями панданусов, казуарин и молодых кокосовых пальм. Тут и там из песка и воды торчат черные лавовые глыбы.
Олуши у маяка Килауэа
Красноногая олуша ( Sula sula) – обитатель многих рифов и островков в тропическом поясе Тихого океана; ее колонии насчитывают сотни особей. Этот вид – близкий родич олуши умеренных широт, но в отличие от нее редко гнездится на мысах. Впрочем, на Гавайских островах есть две таких колонии: одна – на территории военно– морской базы на Оаху, другая – возле маяка Килауэа на Кауаи. Последняя доступна для туристов, так как дорога доходит почти до самых гнездовий. Конец дороги власти перегородили для защиты птиц, а также посетителей, которые иначе рисковали бы сорваться в море с высоченного обрыва. Олуши ведут себя спокойно, словно и не замечают людей и щелкающих камер.
У красноногой олуши белое оперение, только крылья черные. Клюв голубой с розовым основанием; каждый глаз окружает колечко голубой кожи. Ноги кораллового цвета. Когда олуша сидит на гнезде, в профиль она кажется очень важной, а повернется к вам – расположение глаз придает ей озадаченный вид.
"Олушевый мыс" выдается в океан дальше всех соседних мысов, и сильный ветер облегчает птицам взлет. Олуши мастерски пользуются воздушными течениями; нельзя без восхищения смотреть, как они одна за другой кружат над мысом. Очутившись над своим гнездом, птица делает крутой вираж, повисает в воздухе и затем приземляется на край грубо сделанного гнезда из прутиков. Только очень крепкий ветер способен сбить олушу с курса и затруднить посадку.
Колония красноногих олушей (Sula sula) на мысу по соседству с маяком Килауэа на острове Кауаи насчитывает тридцать – сорок пар
Когда я в марте осматривал колонию, в большинстве гнезд были яйца, а кое-где даже проклюнулись птенцы. На этом мысу гнездится около сорока пар, и на фоне океана колония олушей была удивительно хороша. Рыбу они, как правило, ловили у самого берега. Однако олушам постоянно досаждали фрегаты, которые норовили перехватить их на пути к гнездовью и отнять добычу.
Каньон Ваимеа и гавайский чирок
По дороге от южного побережья до расположенного на гребне горы национального парка Кокее можно видеть несколько интереснейших природных образований. Среди них выделяются долина Ханапепе и каньон Ваимеа. Ханапепе уходит в сердце острова, глубоко врезаясь в горный массив. За высокими зелеными предгорьями начинаются крутые красные вулканические скалы. Подножие склонов оторочено густыми зарослями, в которых почти совсем пропадает прозрачный узкий поток. Верхняя часть Ханапепе теряется в густой мгле. Особую прелесть пейзажу придает передний план – розово-фиолетовые околоцветники бугенвиллеи и желтые цветки кассии (оба вида завезены).
Дальше на запад шоссе огибает бухту Ваимеа, где капитан Кук высаживался в 1778 году, затем поворачивает внутрь острова и петляет по горным склонам. Сверху открываются великолепные виды на побережье. Дорога идет вдоль самого живописного из ущелий Кауаи – Ваимеа. С вершины Пуу-Ка-Пеле (около 1100 м) виден весь каньон. Отвесные скалы и окружные "мысы" нависают над ребристыми склонами и над эродированными холмами на дне долины. В самом верху долины серебрится ручей. Ваимеа производит неизгладимое впечатление своим величием и затушеванными переливами пурпурного, красного, зеленого и синего цветов. Плато и склоны – сплошная красочная мозаика. Солнце, туман и дожди создают непрестанную смену оттенков.
Гавайский чирок (Anas wyvilliana) – маленькая буроватая птица с темной головой – раньше был широко распространен, теперь же из-за осушения болот стал редким
Горные речушки каньона Ваимеа и других ущелий Кауаи – убежище ставшего редкостью гавайского чирка ( Anas wyvilliana), мелкой буроватой утки с темной головой, которая почти больше нигде и не водится. Некогда она была обычной на Оаху, Кауаи и Ниихау, но осушение болот, неумеренная охота и, пожалуй, завезенный на острова мангуст способствовали ее истреблению.
Один из самых впечатляющих видов на Гавайских островах – долина Калалау. Здесь западный край острова Кауаи обрывается в море. Склоны гигантской долины настолько круты, что с суши в нее чрезвычайно трудно проникнуть. Это так называемая долина Пропавшего племени; рассказывают, что будто бы группа островитян некогда жила тут в полном уединении.
Почти постоянный туман усугубляет таинственность долины Калалау. Можно много раз побывать на вершине плато и не увидеть окружающего ландшафта. Но вот однажды, перед самым закатом, туман рассеивается и ваше терпение вознаграждается сторицей. Дух захватывает, когда смотришь через долину на огромную скальную стену, испещренную острыми вертикальными ребрами от гребня до самого низа. В трещинах и на маленьких полочках ютятся растения. Растаяли последние клочья тумана, и вы видите у своих ног отвесный обрыв пятисотметровой высоты. Дно долины внизу покрыто темно-зелеными зарослями. Широкое устье уходит в океанскую синь. По склонам ползут маленькие облака, отбрасывая легкие тени. На закате каменные гребни горят золотом на фоне неба; вертикальные ребра на противоположном склоне проступают золотыми полосами на пурпурном фоне. Но недолго живет это чудо: все снова застилает наползающий с моря туман.
Леса Кауаи
На пути к обрывам Калалау находится государственный парк Кокее, включающий массив девственного леса. Здесь можно представить себе, как первоначально выглядел остров Кауаи. Лес довольно смешанный, с преобладанием мелколиственных форм; высота деревьев достигает двадцати метров. Много всевозможных папоротников. На стволах растут лишайники; поваленные деревья покрыты мягким мхом. Относительно редкий древесный полог позволяет развиться густому подлеску. Лиан и других вьющихся растений, создающих путнику препятствия, нет.
Воздух звенит от птичьих голосов. Постепенно становится ясно, что главные певцы – представители птиц всего четырех видов. Среди них выделяется неутомимо кукарекающий, одичавший петух величиной с бентамку. Он не эндемик, а, скорее всего, потомок птиц, привезенных на Гавайские острова первыми полинезийскими поселенцами. Индийская майна ( Acridotheres tristis) с громким и мелодичным голосом проникла в леса с низменностей, где этих птиц видимо-невидимо. Нежные нотки, доносящиеся из листвы, издает белоглазка ( Zosterops palpebrosa), уроженка Японии. И лишь один аборигенный вид представлен в ведущей четверке вокалистов: щеголяющая алым оперением апапане ( Himatione sanguinea). Зато у этой жизнерадостной пичуги самый богатый репертуар. Она кричит то так, то этак, охотясь за насекомыми среди древесных крон, смакуя красные помпоны метросидероса или просто порхая по воздуху.
Сочетание привозных и местных видов характерно для нынешней орнитофауны Гавайских островов. Много лет назад одно общество, которое занималось акклиматизацией животных (оно существует и поныне), интродуцировало здесь всевозможных экзотических птиц; такая практика в корне противоречит современным взглядам борцов за охрану природы.
Птицы явно преобладают в гавайской фауне. Среди местных видов есть и довольно невзрачные; одной из первых встретилась мне в лесу маленькая, короткотелая птица с оливково-желтой спиной и грудкой, серовато-желтым брюшком, сравнительно длинным, загнутым вниз клювом и коротким хвостом. Она прыгала по обросшему лишайником суку, обшаривая клювом кору и свернувшиеся сухие листья и время от времени издавая отрывистый звук. С дерева она перелетела на плеть страстоцвета и вонзила клюв в зеленый плод. Это была гавайская цветочница амакихи (Loxops virens), насекомоядный представитель присущего исключительно Гавайским островам семейства гавайских цветочниц Drepaniidae. Позже я убедился, что амакихи на этих островах довольно многочисленны.
Для лесов Кокее характерна маленькая, изящная местная мухоловка элепаио ( Chasiempis sandwichensis). У нее довольно плотное тело, хвостик горчит кверху. Верх коричневый с белыми пятнами, голова и плечи каштановые, низ белый, с черным пятнышком на груди. Клюв довольно длинный, черного цвета; глаза большие и яркие. Элепаио оказалась очень доверчивым созданием; она рассматривала меня с таким же интересом, как я ее. Первая замеченная мной элепаио кормилась в подлеске, прыгая по веткам и листьям над землей. Однако не успел я заключить, что передо мной обитатель нижних ярусов леса, как пичуга взлетела вверх и продолжала столь же прилежно охотиться на высоте пятнадцати метров в древесном пологе. Это – обычная для островных птиц черта. На материке, где в лесу предостаточно обитателей, каждый вид насекомоядных специализируется в определенном ярусе: кто на почве, кто в кустах, кто на сучьях, кто в листве. Такое разделение уменьшает конкуренцию. На островах же, где видов сравнительно мало, склонность к разделению выражена куда слабее, и некоторые виды одинаково активно добывают себе пищу на всех ярусах.
Чем ближе вы знакомитесь с лесами далекого океанского острова, тем очевиднее для вас малочисленность видов птиц. Тут представлены лишь очень немногие из основных групп орнитофауны. Так, на Гавайских островах вы не услышите ни знакомой дроби дятла, ни крика попугаев, ни мелодичной песни иволги. Среди стволов не порхают голуби, колибри, зимородки; на лесной подстилке не прыгают славки и крапивники. Нет вьюрков и воробьев на прогалинах; над кронами деревьев не носятся стрижи и ласточки. Отмечено только по одному представителю соколиных и врановых, да и то в небольшом количестве, на самом крупном острове. Чтобы окончательно убедиться, насколько островной лес отличается от обычного, дождитесь ночи. Вы не услышите ни уханья совы, ни стрекотания сверчков. Царит полная тишина.
Гавайская цветочница
Когда Чарлз Дарвин проводил свои знаменитые исследования на Галапагосах – вулканических островах, удаленных от Южной Америки примерно на столько же, на сколько Гавайские острова удалены от Северной Америки, – его внимание привлекла птица, весьма успешно приспособившаяся к местным условиям. Речь идет о подсемействе Geospizinae, или дарвиновых вьюрков, с большим разнообразием клювов. Разные представители подсемейства выполняли здесь экологическую роль славки, иволги, воробья, дубоноса. Дарвин справедливо заключил, что на Галапагосах смогли утвердиться лишь несколько семейств пернатых, а экологический вакуум способствовал тому, что одно из них, особенно пластичное, со временем дало виды, которые и заняли обычно не свойственные ему ниши.
Дарвин не побывал на Гавайских островах и не знал, что там одно семейство в этом отношении проявило еще более ярко выраженные способности, чем Geospizinae. Речь идет о гавайских цветочницах Drepaniidae. В далеком прошлом родоначальники семейства – представители то ли Coerebidae(американских цветочниц), то ли Thraupidae(танагровых) – попали на Гавайские острова из Северной Америки. Возможно, до них тут и совсем не было наземных птиц. Постепенно развились виды, приспособленные к чрезвычайно богатым местным возможностям. Ко времени прибытия сюда европейцев насчитывалось двадцать два вида цветочниц и еще больше подвидов. Формой клюва и типом питания они уподоблялись славкам, мухоловкам, пищухам, воробьям, вьюркам, дубоносам, попугаям, колибри и медососам. Доктор Дин Эмедон, возглавляющий отдел птиц в Американском музее естественной истории, показал, что такой радиации форм нет ни у одних птиц мира.
Печально констатировать, что теперь уцелел от силы десяток видов цветочниц. Сплошные вырубки и интродукция чужеземных пернатых нанесли местной фауне невосполнимые потери.
Пернатые красавицы
На острове Кауаи цветочницы часто встречаются на плато между лесной зоной Кокее и Калалау. В растительности здесь преобладают радующие глаз темно-пурпурными цветками метросидеросы, и после лесной амакихи я увидел на плато еще три вида птиц. Два из них отличаются особенно красивым оперением: это алая апапане и пламенно-красная ииви ( Vestiaria coccinea). Кормятся они преимущественно нектаром и потому отыскивают цветущие охиа на разных высотах. Апапане и ииви относятся к немногим видам, которых наблюдали и над океаном, из чего орнитологи заключают, что они способны перелетать с острова на остров.
Впервые я встретил апапане много лет назад во внутренних районах острова Оаху. И вот опять передо мной столь памятная, подвижная и жизнерадостная пичуга. Апапане любят красоваться на верхних ветвях деревьев, где их яркое оперение выделяется, словно маленький горящий факел. Летают они быстро, но трепетание крыльев заметно. Птицы эти чрезвычайно активны; кажется, что стая непрерывно находится в движении. Воздух звенит от мелодичного щебетания, причем пение апапане настолько разнообразно, что вам чудятся голоса полдюжины разных видов птиц. Поистине апапане могли бы украсить орнитофауну любого материка.
Ииви размерами примерно равны апапане, но отличаются окраской: пламенно-красное тело и черные как смоль крылья. Длинный оранжевый клюв изогнут книзу, так что передняя часть головы отдаленно напоминает серп. Ииви не так многочисленны, как апапане, но не менее подвижны. Мелодичностью и разнообразием пения они уступают апапане.
Третья цветочница, которую я наблюдал на плато Кауаи – самый маленький представитель подсемейства, – аниниау, или малый амакихи ( Loxops parva). Длина его тела чуть больше десяти сантиметров; цвет оперения вверху желтовато-зеленый, снизу сочно-желтый; самочка окрашена не так ярко. Клюв сравнительно короткий и прямой. Эта птица охотится за насекомыми в листве древесных крон. Но я видел, как самец время от времени подлетал к цветку охиа и сосал нектар; при этом его желтая окраска удивительно красиво контрастировала с малиновым цветком. Аниниау своей подвижностью превосходит амакихи, и я мысленно определил ее как «славку лиственного яруса, падкую на сладости».
На острове Гавайи сбылась еще одна моя надежда: я увидел цветочницу-пищуху ( Loxops maculata), которая здесь занимает нишу пищухи или поползня. Маленькая зеленоватая птица с клювом в форме кинжала прыгает по сучьям и стволам, иногда повисая вниз головой, и усердно обшаривает каждую щелку и трещину. Эта цветочница кормится почти исключительно насекомыми и пауками.
Гнезда у всех гавайских цветочниц примерно одного типа. Это простые, открытые чашевидные сооружения на деревьях или кустах. Яйца белые с лиловым оттенком и сероватыми пятнами на тупом конце. Откладка яиц происходит весной, но иногда сезон гнездования затягивается. Некоторые виды предпочитают одиночное существование, однако большинству присущ стайный или полустайный образ жизни. Есть виды птиц, известные только на одном острове; возможно, они тут и возникли. Не исключено, что какие-то из цветочниц обитали преимущественно в низменных районах, но это лишь предположение, поскольку пышные равнинные леса здесь исчезли навсегда.
Пылающие Кальдеры Килауэа
Остров Гавайи сужается кверху, венчаясь двумя огромными куполами – Мауна-Лоа и Мауна-Кеа. Оба они часть года покрыты снегом, но их склоны такие пологие – уклон всего каких-нибудь двенадцать градусов,– что просто не верится, что высота этих вершин больше четырех тысяч метров. Так или иначе, смотришь ли ты с соседнего острова Мауи или с океана, окаймленные внизу веерами древовидных папоротников исполины являют собой одно из самых грандиозных зрелищ Тихого океана.
На острове Гавайи пять вулканов. Маленький Кохала в северной части острова – очень древний и давно потухший. Вулкан Хуалалаи извергался в исторические времена только однажды, в 1801 году. Мауна-Кеа не проявлял активности за все то время, что живут здесь полинезийцы, то есть не менее чем семьсот лет. Зато весьма активны Мауна-Лоа и кратер Килауэа на его склоне. По данным на 1966 год, первый извергался тридцать семь раз с 1832 года, второй – тридцать раз с 1800 года; получается в среднем по одному извержению соответственно каждые три с половиной года и пять с половиной лет. На самом деле деятельность их вовсе не регулярна. Подсчитано, что за последние сто лет из Мауна-Лоа излилось около двух с половиной миллиардов кубических метров лавы, частично из кратера на вершине, но главным образом из кратеров на склоне. Мощность отдельных потоков лавы достигает трех метров.
Частота извержений способствовала тому, что на Гавайских островах вулканизм изучен лучше, чем где-либо еще. К тому же извержения здесь протекают спокойно, и их можно наблюдать вблизи. Сильные взрывы – редкость, потому что магма жиже и беднее газами, чем в большинстве других вулканов. Тем не менее каждое извержение чем-то памятно. Случалось, лава затопляла деревни и маленькие города, но, как правило, обходилось без человеческих жертв.
За последние годы наиболее впечатляющим было извержение Килауэа в 1959 году. В начале октября вулканологическая обсерватория на гребне огромной, шириной три на четыре километра вершинной кальдеры отметила ряд подземных толчков. Толчки становились все чаще, и в начале ноября их число достигало полутора тысяч в день. Четырнадцатого ноября около восьми вечера из меньшего кратера Килауэа-Ики, дремавшего около ста лет, с оглушительным грохотом вырвались фонтаны раскаленной лавы. Взлетев высоко в воздух, расплавленные породы упали внутрь кратера и потекли по склонам сотнями ручьев. На дне эти ручьи слились в могучую пламенную реку, которая постепенно затопила старое ложе, образованное лавой 1868 года. Едкий сернистый дым поднялся над кратером, и ветер разнес его по всему острову. Любители наблюдать извержения устремились к острову на судах и самолетах, чтобы полюбоваться величайшим из фейерверков.
Под вечер пятнадцатого ноября остался только один фонтан, зато в нем сосредоточилась вся мощь вулкана. За несколько дней он достиг высоты почти шестисот метров, побив все местные рекорды. Ветер разбрасывал шлак вокруг кратера, и горящие деревья сверкали, будто драгоценные камни. Немалая часть изверженного материала падала на гребень, наращивая пепловый конус. К двадцать первому декабря, когда извержение прекратилось, конус вулкана поднялся на пятьдесят метров; обширные участки леса вокруг были уничтожены; площадь около кратера почти на километр засыпало полутораметровым слоем пепла.
Главный кратер Килауэа-Халемаумау, его глубина около двухсот тридцати метров, ширина до километра. В прошлом веке и вплоть до 1921 года этот котел был знаменит почти постоянно бурлившим лавовым озером. Но очередное извержение, как видно, изменило распределение магмы в недрах, и ложе Халемаумау обрушилось. Теперь кратер закупорен остывающей массой почерневшей лавы, и остывать она, по всем данным, будет еще не один десяток лет. В полинезийской мифологии вулкан Халемаумау – обитель Пеле, богини огня. Когда стоишь среди лавовой пустыни у кратерного гребня, обозревая зияющие трещины на внутренних склонах и угрюмое ложе, нетрудно понять, почему люди в прошлом связывали Халемаумау с миром сверхъестественного.
Ученые считают, что Халемаумау и Килауэа-Ики служат выходами для главных подземных каналов, по которым лава поднимается к поверхности с глубины шестидесяти – шестидесяти пяти километров. От этих каналов на восток и почти на двадцать километров на юго-запад тянутся разломы, или так называемые линии наименьшего сопротивления.
Пекинские соловьи, европейские жаворонки и местные гуси
Гавайский вулканический национальный парк – идеальное место для наблюдения на небольшой площади самых различных проявлений вулканизма и для знакомства с местными гавайскими растениями и птицами. Пусть вы направились в парк ради папоротников или гавайской казарки – все равно нельзя остаться равнодушным к зрелищу могучих лавовых потоков, кратеров, расселин, пепловых конусов, выходов пара, лавовых туннелей.
Не так-то просто на острове Гавайи отделить биологию от геологии. Надо начать с того, что он образован вулканами. Вы увидите, как на голом лавовом покрове утверждаются первые неприхотливые растения, например папоротник амаумау ( Sadleria). Пепел, выброшенный Килауэа в 1959 году, уже в 1964 году пестрел светло-зелеными кустиками папоротника, который буквально светился на черном фоне. На острове Гавайи много местных растений, есть также эндемичный гусь, обитающий на древних лавовых полях. Вообще теперь, когда человек уничтожает местную флору, некоторые гавайские растения в сравнительно большом количестве уцелели только на неприступных обрывах и на дне древних кратерных провалов.
Мое первое утро в Гавайском вулканическом национальном парке было туманным и сырым. Черные голые стены Килауэа-Ики я видел сквозь радугу, и над дном кратера вились сотни столбиков пара; это дождевая влага просачивалась в поверхностные трещины. Древовидные папоротники вдоль гребня влажно поблескивали. Однако сырость нисколько не смущала неугомонных апапане на цветущих охиа. Особенно богат растениями и птицами участок вокруг лавового туннеля Тэрстона, проложенного потоком расплавленных пород. Выветривание превратило затвердевшую лаву в плодородную почву. Здесь можно увидеть четыре – пять видов древовидного папоротника; охиа и другие деревья обросли лишайниками; поваленные стволы и камни покрыты мхами. Тут обитают элепаио, а папане, ииви, амакихи, а также завезенная на остров белоглазка. Есть и пекинский соловей ( Leiothrix lutea), голосистый певец, привезенный сюда в 1911 году. У него зеленая спинка, желтая брюшная сторона, ярко-малиновый клюв. Живут эти птицы стайками, которые порхают в лесу с места на место, попискивая, щебеча и перебраниваясь.
Сами лавовые плато по большей части голые и не привлекают птиц. Но там, где зеленеет трава, можно встретить европейского жаворонка ( Aiauda arvensis), впервые привезенного из Англии в 1865 году. Его воздушные трели придают очарование мрачному пейзажу. Иногда жаворонки используют при устройстве своих гнезд «волосы Пеле» – тонкие нити вулканического стекла. Попадается здесь и золотистая ржанка. В апреле она начинает облачаться в брачный наряд: спинку украшают золотистые пятна, грудку – черные перышки. Кормятся ржанки преимущественно насекомыми и ягодами. Где трава повыше, водится калифорнийская куропатка ( Lophortyx californica), а также фазан ( Phasianus), представляющий собой помесь двух ввезенных видов – японского и обыкновенного.
Нене, или гавайская казарка (Branta sandwicensis), – редкая и красивая эндемичная птица, обитает преимущественно на каменистых лавовых полях с их скудной растительностью
На нижних склонах Мауна-Лоа древние лавовые плато чередуются с лесом, который исчезает на высоте около двух тысяч метров. Лес является местом обитания крупного, несколько тяжелого в полете гавайского канюка ( Buteo solitarius), кормящегося главным образом крысами, мышами и насекомыми. Лесное жилище разделяют с канюком разные эндемичные и интродуцированные птицы, в том числе цветочница Loxops maculatus.
О великолепии таитянской природы говорят густая тропическая зелень, алые цветки, стремительный водопад
Лавовые плато на высоте от двух до двух с половиной тысяч метров, где произрастают кустарники и густые травы, – последнее убежище одной из самых удивительных птиц Гавайских островов, а именно нене, или гавайской казарки ( Branta sandwicensis). Расцветка у нее приметная: на буроватом в крапинку теле желтовато-белая шея и черная голова; тем не менее среди лавового поля с его скудной растительностью и грудами камня казарку различишь не сразу. К сожалению, на Гавайях осталось совсем мало казарок: к 1940 году охотники, а также завезенные крысы, мангусты и свиньи сократили численность многотысячной популяции до каких-нибудь тридцати – сорока особей. Некоторое количество этих птиц обитает на заповедных участках вроде того, который устроил Питер Скотт на реке Северн в Англии. В последние десятилетия власти штата Гавайи приложили немалые усилия, чтобы возродить популяцию гавайской казарки. Птиц выращивают в неволе и выпускают на склонах Мауна-Лоа, а также на Халеакала (остров Мауи). Естественного корма – разнотравья, злаков, ягод – там предостаточно, и есть надежда, что казарок снова станет много*.
*( В настоящее время на Гавайских островах уже более 1000 казарок.)
Вездесущие папоротники
На Гавайях у вас всегда перед глазами папоротники. В более влажных районах они разрастаются так пышно, что стволы древовидного папоротника и высокие, по пояс, заросли более мелких видов сильно затрудняют человеку продвижение в лесу. Большинство из известных на здешних островах семидесяти видов можно наблюдать в Гавайском национальном парке. Тут и цепляющийся за скалы тонколистник длиной всего в два – три сантиметра, и могучие, двенадцатиметровые великаны. Есть ужовник, есть олений рог, адиантум и многие другие. Наряду с наземными видами немало эпифитов, произрастающих на стволах деревьев и древовидных папоротников.
Древовидные папоротники стоят стеной в Гавайском национальном парке на острове Гавайи. Всего на Гавайских островах насчитывают около семидесяти видов папоротника
Папоротники не боятся сухих мест, таких, как безводные склоны Мауна-Лоа и Халеакала. Растут они и на внутренних стенах кратера, на защищенных от ветра, хорошо освещенных влажных участках. Дно некоторых больших кратеров, шириной до трехсот и глубиной до ста метров, нередко покрыто сплошными зарослями охиа и папоротника.
Обилие папоротников на вулканических островах объясняется прежде всего легкостью распространения их маленьких спор, переносимых ветром на огромные расстояния.
Лунный ландшафт
В восточной части острова Мауи на 3068 метров возвышается Халеакала – Обитель солнца в представлении творцов полинезийских мифов. Третий по величине вулкан Гавайских островов, он рассечен вверху огромной – четыре на двенадцать километров – впадиной, которую долго считали величайшей в мире кальдерой.
С приморского шоссе открывается вид на плантации сахарного тростника и ананасов, длинные песчаные пляжи и череду катящихся волн. В голубой дымке теряются горы и ущелья западной части острова. Затем шоссе поднимается на вулкан и приводит вас к вершине, на самый гребень кальдеры Халеакалы. Здесь вам является величественное зрелище, напоминающее лунный ландшафт. Дно кратера на девятьсот метров ниже вершины. В обрамлении зазубренных скал и вулканических глыб простирается огромный амфитеатр: почерневшие лавовые потоки, пепловые конусы, песчаные валы. И ни кустика, ни травы, чтобы оживить мрачную картину. Круто вздымается увенчанная острыми зубцами противоположная стена с двумя широкими воротами, через которые вползают морские туманы. Впечатление от этих масштабов, от этой угрюмой бесплодной пустыни огромное.
Согласно полинезийским преданиям, последний раз Халеакала извергался в 1750 году, когда на его склоне, на высоте около двухсот и трехсот пятидесяти метров, образовались кратеры, из которых к океану устремилась лава. Геологические исследования показывают, что у Халеакалы было два долгих активных периода, разделенных многими годами покоя и эрозионных процессов. Теперь вулкан считается потухшим.
Очень интересна флора Халеакалы: многие растения встречаются только здесь. Сюда входят некоторые высокогорные виды, а также обитатели густого леса в ущелье Коолау на обращенном к морю склоне вулкана. Своеобразна древовидная лобелия ( Clermontia haleakalensis), один из наиболее примитивных представителей этого семейства; у нее крепкий ствол, короткие толстые ветви и длинные тесьмовидные листья. Есть тут и древовидная герань с цветками, напоминающими фиалку, кустистые лютики, бегонии, две из трех описанных гавайских орхидей, местная малина ( Rubus hawaiiensis) и различные папоротники.
Но более всех среди кратерной флоры известен сребролист ( Argyroxiphium sandwicense), ставший эмблемой Халеакалы. У этого диковинного растения короткий древесноволокнистый стебель с блестящими, серебристыми мечевидными листьями. Зацветает сребролист в возрасте от семи до двадцати лет, достигнув высоты метр – полтора. В верхней части появляется от ста до четырехсот красновато-пурпурных головок; после этого растение погибает. На Халеакале сребролист произрастает лишь на высотах от двух до трех тысяч метров; встречается он и на вершинах острова Гавайи. Копытные, особенно козы, нещадно истребляли столь обычный прежде сребролист и другие замечательные, редкостные растения Халеакалы.
В ряду загадок гавайской флоры всего удивительнее тайна происхождения высокогорных растений. Большинство из них не может существовать на уровне моря; очевидно, многие сформировались там, где найдены теперь.
Внушительно выглядит берег залива Акапа на Нуку-Хиве, Маркизские острова. Зазубренные шпили – это лавовые пробки в жерлах древних вулканов
Скалы по краям урочищ Коолау и Каупо служат гнездовьем для маленькой черно-белой морской птицы – буревестника ( Pterodroma phaeopygia). Эти ночные птицы появляются на берегу с приходом темноты, и только лающие крики выдают их присутствие. Гнезда они устраивают в расщелинах, на глубине до полутора – двух метров.
Мокуману, птичьи острова
Приблизительно в миле от восточного побережья острова Оаху торчат над морем две высокие вулканические башни, день и ночь осаждаемые неугомонными волнами. Эти каменные стражи – обитель миллионов морских птиц: олушей, темных крачек, нодди, буревестников. Здесь птицы надежно защищены от человека. Попытайся кто-нибудь подойти к этим скалам – лодку разобьет вдребезги о камни.
Впрочем, каждый год гавайские орнитологи все же добираются до Мокуману, чтобы проверить состояние популяций. Для такой высадки надо быть хорошим пловцом: лодка бросает якорь с подветренной стороны, дальше приходится вплавь преодолевать полосу прибоя и ловить момент относительного затишья, чтобы выбраться на камни. Находясь на Гавайских островах в марте 1964 года, я выразил желание посетить Мокуману, и было решено совершить попытку, хотя в том году одна высадка уже не удалась. И вот мы субботним утром стоим на ближайшем к Мокуману утесе, изучая морское пространство в бинокль. Обстановка вроде бы благоприятствовала нам, и час спустя мы вышли из гавани на катере.
Предстояло идти миль пять вдоль берега; наконец мы приблизились к могучим скалам и почтительно воззрились на окружающие их птичьи полчища. Скалы Мокуману возвышаются над водой на много десятков метров. Одна – обрывистая, совсем неприступная; на другой, которая ближе к Оаху, есть травянистые склоны и относительно ровное плато. К ней-то мы и направились. Подойдя с подветренной стороны на кратчайшее безопасное расстояние, присмотрели место для высадки: плоский камень, захлестываемый волнами. Захватив фотоаппараты, надежно упрятанные в жестяные коробки и привязанные к поплавкам, мы один за другим попрыгали в воду и поплыли к берегу. Мне пришлось довольно туго, потому что прибой то нес меня на камни, то увлекал назад. И когда я все же выбрался на берег, из многочисленных царапин сочилась кровь.