Текст книги "Дети тюрьмы (СИ)"

Автор книги: Yukimi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 35 страниц)

- Спасибо, блять, мне вот только ударов по лицу не хватало, - огрызнулся Тайлер, хватаясь за лицо и охая. И он был прав – нос опух и болел при каждом прикосновении, скулы все рассечены и кровоточат, губы разбиты и искусаны, несколько синяков на подбородке и ссадин на лбу. Плюс синяки под глазами и кровь, текущая с головы – кожа в нескольких местах была рассечена. - Не сахарный, не рассыплешься, - хохотнула Док, хлопая парня теперь уже по плечу. Пустой чуть склонил голову, внимательно глядя на ее руку, но девушка ее уже убрала и ухмыльнулась, кидая быстрый взгляд на лежащие на столе книги. Понимала, чем этот Сказочник так интересует ее родного Пустого - она знала парня с самого детства и все его привычки и чувства были как на ладони. - Надеюсь, не рассыплюсь, - задумчиво протянул Эван, прикрывая глаза. - Отдай нож, пожалуйста, чувствую себя беззащитным, - пожаловался он, протягивая руку. Ни Док, ни Профессор даже не пошевелились, поднимая глаза на Йена. Тот слегка дернул головой и приподнял глаза к потолку, как слепой. - Нет, - негромко, спокойно отозвался он. - Отдай мой нож, - уже более тихо и угрожающе повторил Тайлер. - Нет, - все так же произнес Пустой, даже позы не поменяв. Вообще не пошевелившись. Эван явно его не пугал. - Отдай мне, блять, ебучий нож, - прошипел парень, привставая с кровати. Йен, до этого сидевший со слегка запрокинутой головой, теперь словно бы уронил ее на шею, почти что прикасаясь к ней острым подбородком. Пустой страшный взгляд уперся в Эвана, и парень тихо и четко повторил в третий раз: - Нет. - Почему? – довольно терпеливо для такого парня как Эван, спросил брюнет. - Не хочу, - словно ребенку, пояснил Пустой, едва заметно пожимая плечами. Он не любил говорить, а чтобы озвучить причину - надо было сказать кучу всего... - Объясни нормально, блять! «Не хочу» - не причина! – взвился Сказочник, но вспомнил, с кем говорит, глубоко вздохнул, поморщившись от боли в грудной клетке, и выдохнул. – Пожалуйста. - Ну началась же ж сраная ебучая хуйня, вы заткнетесь уже оба?! Заебали! - Док подскочила и влепила обоим парням по подзатыльнику. Затем подхватила Профа на руки - тот изумленно открыл рот - и вышла из камеры, с грохотом закрывая за собой дверь. Пустой проводил двоих товарищей тусклым взглядом и вновь перевел взгляд на потирающего голову Сказочника. - Я не отдам тебе нож, - тихо сказал он, по-прежнему ничего не объясняя. - Отдай, пожалуйста, - попросил парень, глядя в тусклые глаза, - или я сам возьму. Пустой, не ответив, просто протянул руку и слабо коснулся плеча Эвана в нескольких местах, и тот внезапно ощутил, что у него онемела вся рука, до самых кончиков пальцев. Но длилось это всего несколько секунд - дальше все прошло, словно ничего и не было. Но Пустой все же глубоко спокойно вдохнул, поняв, что препираться они могут до бесконечности, и глухо произнес: - Мне он нужен, чтобы не попасть в карцер. Я боюсь туда попадать. - Ты все равно туда попадешь, - морщась от боли, выдавил Эван, все же садясь на кровати. - Не попаду, - неожиданно зло шепнул парень, вставая со своего места и прислушиваясь к чему-то. Быстро подскочил к столу, схватил нож Эвана и приставил его к бедру, крепко сжимая рукоять так, что лезвие было почти невидно и только слегка поблескивало от света ламп. Дверь распахнулась через несколько секунд - в проеме появился надзиратель с автоматом в руках. Он с явной опаской покосился на ощерившегося Пустого, перевел взгляд на жутко выглядящего Эвана и поморщился. - Йен, или кто ты там, на выход. Сам знаешь - две недели у тебя там. Нехер было заключенных убивать, - судя по тону надзирателя, он явно не был рад, что пришел за этим странным парнем. Пустого боялись не только заключенные, и не зря. Йен на первый взгляд спокойно, даже послушно подошел к надзирателю. Тот ткнул его дулом в живот - реакции не последовало, и тогда он, опасаясь уже не так сильно, внезапно заехал парню в живот уже с ноги. Пустой согнулся, хрипло выдыхая от боли... но внезапно рванулся и полоснул не успевшего среагировать надзирателя по запястью. Резко ударил по нему же коленом, придержал ладонью автомат и приставил нож к шее надзирателя, заглядывая своими полупрозрачными глазами в его, черные и испуганные. - Выстрелишь - успею прирезать, - тихо прошептал Пустой, кончиком ножа проводя по шее надзирателя. - И какой идиот додумался отправлять ко мне новичка, и одного? Тебя, видно, не любят, - голос парня был совсем не такой, как раньше - он был злой, полный ненависти и страха одновременно. - Договоримся? Либо ты быстро находишь другого виноватого, либо я прирежу тебя и попаду в карцер на полтора месяца. Но ты-то будешь уже мертв, - выдохнул парень, облизывая тонкие покусанные губы и жутким взглядом глядя на надзера. Надзиратель, быстро посеревший, проблеял, что выбирает первое. Йен скривился - он прекрасно знал, что все надзиратели в этой тюрьме плюют на правила и соблюдают их только для проформы, и своя жизнь им куда дороже. - Убирайся, - он вновь кольнул парня ножом, и тот буквально вылетел из камеры. Йен выпрямился, отбросил от себя нож и внезапно просто сел на пол, прижимая руки к животу и не поворачиваясь к Эвану. - Пиздец, - коротко прокомментировал Тайлер, - да тебя бояться надо, парень. Пустой долго молчал, раскачиваясь взад-вперед, все так же не убирая руки с живота, а потом почти неслышно и уже по-прежнему спокойно отозвался: - Да. - Мне сразу повеситься? Пообещай, что убьешь меня быстро и безболезненно, пожалуйста. Без всяких запугиваний. Лучше во сне, - болтал парень, пытаясь отвлечься от жуткого зрелища, до сих пор стоявшего у него перед глазами. - Я убиваю, глядя в глаза, - Пустой сгорбился еще сильнее. Плечи у него подрагивали, словно парень плакал или смеялся, но он не делал ни того, ни другого. - Ты - не исключение, Сказочник. - Жаль, - ответил Эван, - не хочу умирать пока. Мне тебя развлекать прикажешь? Ненавижу лицемерить. Двери внезапно чуть пискнули, послышался щелчок - камеры захлопнулись на всю оставшуюся ночь, а значит, было уже довольно поздно. Пустой запрокинул голову, глядя на Эвана своими блеклыми полуприкрытыми глазами. - Сказочник, - повторил он, как всегда. - Будешь читать. - Мне не нравится быть Сказочником. Они говорят хорошие вещи, а я нет, - скривился парень. – Это приказ? У меня все болит, и я гнусавлю. Я не твой прихвостень, учти. Можешь убить меня, но я подчиняться никому не буду. А на жизнь мне плевать. Сейчас, по крайней мере. Хуже уже не будет. - Ты Сказочник, - упрямо повторил Пустой, медленно отклоняясь назад и, наконец, просто заваливаясь на пол. Светлые волосы разметались. - И я не приказываю, - сейчас он говорил почти как нормальный, разве только очень усталый от себя человек. - Приказывать - скучно. - Если я откажусь – ты меня покалечишь, в лучшем случае – убьешь. Это называется приказ. «Там» это приказ. Ты хоть и не был там, но слишком похож на «них». На тех, от кого я так долго прятался. Я всю жизнь жил, перемещаясь с места на место. Я сменил сотни имен. Но они всякий раз находили меня. Ты тоже найдешь, даже если я уйду на дно. Ты пугаешь, почти как они. Но «их» я не боюсь. Тут мне ничто не страшно, тут уже плевать. На все – на девок, семью, которой нет, квартиру, заначки, воровство, козни Правительству, тайную оппозицию – все. Тебе повезло, что ты тут родился, а не там – у тебя есть сила, власть, внутренний стержень, у тебя есть друзья. У тебя есть смертельные враги. А я потерял все, - тихо говорил Эван, не зная, зачем вообще вываливает истории своей жизни, - а ты слишком странный. Твои просьбы – приказы, хоть ты и говоришь, что это не так. Но ты никогда не видел книг… ты слушал музыку? В наушниках? Вон на столе видишь что-то похожее на кнопку? Вставь в ухо и ткни в экран плеера. Он сам подберет для тебя музыку, какую хочешь. А я устал. Очень устал… - брюнет прикрыл глаза, чуть расслабляясь. Расслабиться парню не дали - Пустой внезапно подскочил и схватил его за шею, но просто чтобы посадить на кровати. Сам уперся в одеяло по обе стороны от парня, заглядывая в его глаза. Точно такой же взгляд был у Йена, когда он убивал. Полубезумный, обозленный. - Мне повезло? - Пустой шипел, низко, приглушенно, почти не разжимая губ. - Я сошел тут с ума! Ты думаешь, я родился сразу с властью и друзьями?! Думаешь, я хочу иметь врагов?! - парень втянул воздух и внезапно зашептал, быстро, сбивчиво, часто перескакивая с одной мысли на другую. Его била дрожь. - В семь лет меня впервые выебали и бросили. Док меня выходила. В девять - снова, но в этот раз еще и избили, сломали четыре ребра, руки и ноги. Пихнули в лазарет. В двенадцать - я попытался сбежать, впервые убил и потом три недели сидел в карцере и умирал там, потому что ты не представляешь, как мне было страшно сидеть там одному! В четырнадцать - встретил Профа, и знаешь, когда?! Когда его тоже насиловали трое каких-то уродов! Он на год старше меня, но он только попал сюда, и он… ему было хуже всех здесь. В тот же год мы спасли Мелочь, когда его хотели повесить наши надзеры! А знаешь, когда я стал вот таким вот?! - тут парень в отчаянии ткнул себя с грудь, словно указывая на жуткую бледность и худобу и, косвенно, на свой характер. - Я же не всегда таким был! Я был как Док... она вырастила меня, научила драться. Если бы не она - я бы сдох тут уже в десять... А... В двадцать я снова попытался сбежать. Убил шестерых надзеров и довел до комы седьмого, но меня схватили. Смотри! - он внезапно отодвинулся от парня и стащил с себя майку. Грудь, плечи, живот - все было покрыто жуткими ножевыми и пулевыми шрамами, на теле буквально не было живого места. - И думаешь, обо мне позаботились?! Я полгода просидел в одной комнате, абсолютно один, не выходя никуда. Без всего! Даже без ручки с бумагой! Ничего! Ничего вообще! Без окон! Без людей! Даже с надзирателями не мог общаться! И куча камер повсюду - чтобы я не мог себя убить, потому что им нужно ставить кого-то в пример... Живого... - Пустой внезапно осел на пол и провел рукой по лицу, словно не видя перед собой ничего, поднял угасающий взгляд на Эвана и сипло шепнул: - А теперь скажи - кому жилось хуже? Тайлер двинул рукой, зарываясь ей в волосы Йена. Не зная зачем, просто так делал отец, этот ублюдок, когда приходил домой и находил испуганного сына где-нибудь в ванной. Успокаивал, поглаживая волосы, а потом снова бросал. Но все же, это было единственное хорошее воспоминание о нем. Эван, конечно, опасался, что останется еще и без руки, которую ему тут же сломают, но все равно неловко перебирал волосы, смотря в стену и не глядя вниз, на Пустого. Русый дышал неожиданно тяжело, то и дело вздрагивая, но позволяя парню гладить себя по голове. Он тоже не поднимал глаз, но в них и заглядывать не надо было, чтобы понять - такие же пустые, как и всегда. Пряди на удивление оказались не жесткими, а какими-то странно мягкими, но тусклыми. Эван медленно гладил парня по волосам, не понимая, почему тот ему это позволяет, ведь насколько брюнет понял, Пустой был одиночкой, пусть и подпускал к себе некоторых людей. И подумал, что, все же, несмотря ни на что, ему повезло, что, залетев впервые в столовую, он упал именно к столу Йена, пнув под ним стул и отобрав у него еду. Пустой уперся острым подбородком в колени Сказочника, чуть склоняя голову и закрывая усталые глаза ладонью. Крестик больно врезался в голую грудь, и парень отстраненно прислушивался к этой легкой неприятной боли, не шевелясь и не убирая крест. - Спасибо, все равно, - повторил то, что сказал около часа назад, Эван. – Я отдам долг, честно. Хотя, не знаю, что можно отдать за жизнь… - Я в тюрьме. Мне ничего не нужно, - глухо сказал парень, потихоньку приходя в себя - он говорил, по крайней мере, все так же отстраненно, как и раньше, дыхание восстановилось, стало почти тем ровным и глубоким, что было раньше. - Я хочу только одного: на свободу. Ты этого не устроишь. - Ну уж прости, - буркнул Эван, - ты не знаешь, что такое свобода. Правда, там не так хорошо, как ты думаешь. Треть мира уничтожено и загрязнено, треть мира погрязло во лжи и деньгах, а треть – сидит в тюрьме. Славный мир, не правда ли? Знаешь, как выглядит эта тюрьма со свободы? Огромное серо-черное здание, стоящее на окраине города и занимающее половину его. Полгорода работает на тюрьму, а полгорода в ней сидит. - Там лучше, чем здесь. Ты не только свою семью знаешь, но и свою фамилию. А я даже не знаю, кто меня родил. И, может, у меня в отцах полтюрьмы ходит? - Пустой все же поднялся и пересел на кровать рядом с Эваном, не глядя вытягивая руку и стирая с его виска текшую кровь. Он не рад был уже, что выплеснул сейчас все незнакомому парню, но ему надо было кому-то сказать. А кому? Не Доку же выкрикивать, как ему было плохо? Она пережила все то же самое, что и он. - А тебя это ебет? Ты просто не знаешь моего отца. Он, урод, очень грамотно спрятал своих родителей, а про меня позабыл. Меня бы тут не было, будь он хоть чуточку заботливее. Один звонок, и я бы уже был на самом дне! Там, где нет Правительства! – не удержавшись, воскликнул Тайлер, сжимая руки в кулаки. - Да. Меня это «ебет», - тихо повторил слова парня Йен. Почти пробормотал, явно недовольный. - Ты хотел там оказаться? Оказался. Ты уже на самом дне. Там, где нет Правительства. Эван скривился, как обычно делал, если ему что-то не нравилось. И он всегда резко перескакивал с темы на тему: - У тебя ахуенная мимика, ты знал? Такая… мертвая. Ты вообще улыбаться умеешь? Смеяться? Я говорю про другое дно – там шикарно. Подполье. Тайная оппозиция – ТО сокращенно. Отличное место для беженцев, тех, кто попал под действие ебаного Закона №1. А здесь лишь власть Правительства и действует. Пустой повернул голову, во всей красоте демонстрируя свою мимику - полуоткрытый рот, красные от крови губы, тусклые, словно слепые глаза. - Умел. Лет до девятнадцати. Потом понял, что это бессмысленно, - он сомкнул губы, но не отвернулся, скользя взглядом по лицу парня. - Твоя ТО - бессмыслица не меньше. Кому она помогает? Да никому. - Ну улыбнись, - заканючил Эван, придвигая свое лицо вплотную к лицу Йена и заглядывая в блеклые глаза. Без всякого умысла, просто потому что ему захотелось увидеть улыбку этого странного человека. – Не фигня это. Их мало, но они борются, они помогают и поддерживают. У них есть радио – я дам тебе как-нибудь послушать. У них всегда найдешь помощь, и они подрывают устои Правительства. Не говори о том, чего не знаешь. - Не вижу смысла, - едва разомкнул губы парень, опаляя неожиданно теплым дыханием кожу Сказочника. Он действительно не видел повода для улыбки, да и вряд ли увидит когда-нибудь. - Они помогают? Может. Тем, кто "там". Для нас они такие же призраки, как и все остальное. - Ты слишком пессимистичен. Если уж живешь тут – так живи на всю катушку! У тебя-то власть есть здесь, а ты не улыбаешься. Думаешь, вокруг всем лучше? Думаешь, почему Проф всегда смеется и шутит? От улыбки станет день светлей… Песенку знаешь? Несколько сотен лет назад написана… А ты уныл. Улыбнись, - Эван мягко улыбнулся, потому что ему неожиданно нестерпимо захотелось увидеть это «тюремное» чудо. Ведь, насколько парень понял, этот «босс» не улыбался, даже не ухмылялся. - Проф улыбается, потому что ему страшно. Он сказал, что иногда приходит к Мелкому и ревет ему в плечо, потому что смеяться больше не может. Живут на всю катушку те, кому есть, зачем жить. Мне не за чем. Я не собираюсь становиться оптимистом. И улыбаться тоже. Это глупо, - безэмоционально возразил парень, не отводя взгляда от Эвана и все больше убеждаясь, что он реально Сказочник. - Он улыбается для других. Я улыбаюсь для других. Мы все здесь в одной лодке, а «там» я был вместе с другими. Улыбаться надо не для себя, а для других. Улыбаться – значит быть сильным морально, или быть умственно отсталым, - хохотнул Тайлер, - но я-то не отсталый и сомневаюсь, что Проф тоже. Ведь улыбаться это не глупо, кто тебе это сказал? Улыбаться несмотря ни на что – это стоит усилий. Знаешь, тюрьма остается тюрьмой до тех пор, пока в ней есть озлобленные больные люди, коих тут большинство. А остальные не хотят зла. Они и улыбаются. Пустой ткнул себя в грудь указательным пальцем, и на коже остался след крови - он вновь разодрал незажившие до конца кончики пальцев. - Я - большинство, - кратко сказал он. - Тогда ты кретин, - ответил, выдыхая парню в лицо, Эван. - И что? - равнодушно поинтересовался Пустой, чуть склоняя голову и будто смотря мимо парня. - Я сумасшедший, скорее. - О, это точно. Машина для убийства. Нет, зверь. Хотя-я-я, ты… странный. Очень странный. Но зверь, тебя ничто не удержит. Недаром тебя тюрьма боится. Кто дал тебе прозвище Пустой? Ты сам? У тебя бледные глаза, но горящая, яркая, огненная душа. Кто так ошибся, выбирая тебе прозвище? – тихо говорил Сказочник, словно ни к кому и не обращаясь, но все же глядя прямо в лицо Пустому и думая, что серьезно нарывается.