Текст книги "Дети тюрьмы (СИ)"

Автор книги: Yukimi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 35 страниц)

- Йен, тише... - шептал успокаивающе Сказочник, перебирая взмокшие пряди, второй рукой крепко обнимая Пустого. Тот потихоньку затих. Теперь он молчал, рвано дыша, запрокидывал голову, скользя по Эвану слабым, блеклым, полубезумным взглядом и приоткрывая рот. И стараясь покачиваться даже в крепких объятиях, словно это приносило ему облегчение. - Ты... слушай, правда, тш-ш, - бормотал парень, глядя в темноту, неся какую-то чушь и успокаиваясь сам. Ему тоже, как ни странно, стало спокойнее. Пустой покорно расслабился в крепких руках, низко склонил голову, прикусывая губы, и уперся лбом в грудь Эвану, вслушиваясь в его тихий бормочущий голос. - Лучше?.. - тихо спросил Эван спустя некоторое время, убирая пряди волос со лба парня. - Ни капли, - тихо отозвался Йен хриплым, чужим каким-то голосом, слабыми пальцами вцепляясь в руки парня и словно пытаясь их от себя убрать. - Жаль, - коротко заметил Тайлер, снова ощущая на своих руках что-то липкое: кровь? - надо руку перевязать, - зачем-то добавил он, хотя у самого все пальцы были разодраны. Пустой слегка дернул головой, показывая, что надо, попытался стащить с себя майку, но пораненная рука уже слегка онемела, и парень негромко попросил: - Сними с меня майку, порви и перевяжи. Я не смогу. Эван кивнул, слабо потянул искалеченными пальцами майку вверх, кривясь от боли, с трудом разорвал ее и принялся неловко перевязывать ладонь Йена, что в темноте было неудобно вовсе, а его пальцы жгло от любого касания. Но он молчал, не жалуясь и радуясь, что Пустой его не видит. Еще бы – вид дрожащих губ точно не принес бы тому успокоения. Пустой молчал, смотря на подрагивающие пальцы парня, и все же не дал ему закончить перевязку - осторожно перехватил его ладони, сам морщась от боли, и повернул их так, чтобы видеть расцарапанные подушечки пальцев. Прикоснулся к ним своими, не менее болящими, и внезапно глухо, почти неслышно произнес: - Я начал жечь пальцы после того, как тут побывал. Чтобы не заживали, - раньше он вообще никогда не говорил об этом, но сейчас, видно, что-то изменилось. - Я просто не могу сидеть, ничего не ощущая. Боль позволяет отвлечься… - ответил Эван, глядя в темноте на пальцы Йена, - надо закончить перевязку, - добавил он. - Поэтому ты в прошлый раз буянил здесь? - тихо прошептал парень, не поднимая на Эвана глаз. - Именно, быть избитым все же лучше, чем свихнуться, - ответил не менее тихо Тайлер, вспоминая, как лежал в похожей камере, а может, даже в этой же, и вопил, пел, сдирал пальцы, только чтобы не слушать тишину. Пустой молчал. Он понимал - в тот раз первые несколько недель тоже шумел, надоедал, кричал. Потом - не было сил. Сходить с ума и то казалось легче, чем говорить что-то. - Глупый Сказочник, - произнес он, наконец. - А ты кто? – улыбнулся кончиками губ Эван, неожиданно переплетая их пальцы. Просто потому что захотелось. Он не обязан сейчас отвечать за свои поступки, он в карцере, где сходит с ума. Радует хотя бы, что Йен вообще не галлюцинация, а настоящий, теплый. Парень слегка пожал плечами в ответ, не выдергивая пальцы, но и не сжимая его руку в ответ, вроде как просто позволяя прикасаться к себе. - Пустой, - тихо сказал он, чуть приподнимая голову. - Глупое прозвище. Оно тебе не подходит. Знаешь, может, ты не заметил, но я никогда не обращался к тебе «Пустой». И твои друзья почти этого не делают. Ты, правда, не замечал? – быстро-быстро говорил Эван, впрочем, не повышая голос. - И зря, - отозвался парень, тусклыми равнодушными глазами перехватывая его взгляд, чуть пригибаясь при этом. - Мне оно подходит. - Не тебе решать, зря я не называю тебя так или нет. Я считаю, что не подходит. Ты не пустой. Совсем. Со стороны вернее видно, не находишь? Потому я не хочу звать тебя Пустым, как бы ты не противился, - чуть опуская их сцепленные пальцы вниз, пробормотал Сказочник. - Мне без разницы, как ты будешь меня называть, - легко отозвался парень. Он не врал - ему было плевать. - Но если ты так говоришь, то объясни мне, почему ты не считаешь меня таким. - Потому что ты не пустой, - повторил Эван, - просто… тебя сложно понять, и ты многое перенес. Я думаю, что ты просто не такой. Но никто не имеет право называть тебя Пустым. Это же как бесчувственный, а чувства у тебя есть. - Ну и где ты их видишь? - глухо поинтересовался парень, чуть склоняя голову. Спутанные волосы мазнули по глазам. - Ты… сам себя не понимаешь, будто, - чуть задумавшись, сказал Сказочник, - да в каждом твоем движении. Везде. - Лжешь мне, - хрипло отозвался парень, сразу же, немного резко. И, не давая Эвану ответить что-то, закрыл наполовину перемотанной ладонью его рот. - Ты даже не представляешь, как ты ошибаешься. Парень уставился в глаза Пустому, которые еле-еле различал в темноте. Ответить он не мог, хотя, конечно же, возразил бы. И всегда бы возражал. Йен ответил спокойным блеклым взглядом, рассматривая зрачки Эвана - вообще-то, парень видел их куда хуже, чем раньше - видно, сказывалась жуткая усталость. - Ты знаешь меня совсем немного. Ты не можешь утверждать что-то. Я ничего не чувствую. Вообще. Даже злости. Только отчаяние, презрение и ненависть. - Ты чувствуешь любовь к своим друзьям. Злишься, когда я беру твои рисунки. Психуешь, когда что-то идет не так, как хотелось бы. Беспокоишься за друзей и, пусть это прозвучит самодовольно, за меня. Не ври мне, - немного невнятно из-за несильно прижимающейся ко рту ладони, сказал брюнет. - Я не люблю их. Я привязан к ним - это другое, и из этого вытекают и беспокойство, и рисунки, - Пустой отвечал сразу же, не задумываясь особо, и было видно, что он не лжет. По крайней мере, что именно так он и думает. - Почему ты так не хочешь признать, что испытываешь чувства? Лжешь самому себе, тогда как другие люди объясняют все это проще – любовь. А ты «привязан». Это даже было бы смешно, если б не оказалось столь печальным. - По-твоему, я люблю тебя? - Пустой чуть ближе прижал руку к губам парня и склонил голову. - Раз ты мой "друг" и я "беспокоюсь" о тебе? - Нет, этого я не говорил. Я твой «друг»? – неожиданно заинтересованно спросил парень, даже не убирая руку Йена с лица. - Нет, - прохладно отозвался Пустой. - Или да. Я не вижу грани между знакомым и другом. А ты бы хотел им быть? - Я… не знаю. Наверное, мы уже что-то вроде друзей, - пробормотал Эван. С Пустым было невероятно сложно в этом плане, потому что он, казалось, не понимал очевидных вещей. Йен кивнул, просто молча склонил голову, ничего не говоря, и внезапно повалился на Сказочника, плечом упираясь ему в грудь и закрывая глаза. - Ты тяжелый. И костлявый, - улыбнулся брюнет, не расплетая их пальцы на одной руке, а второй снова перебирая волосы Йена. - Взаимоисключающие ты вещи говоришь, тебе не кажется, Сказочник? - поинтересовался Йен, укладывая голову себе на плечо так, чтобы макушкой касаться груди парня. - Я худой, не костлявый. - Не-ет, ты костлявый и тяжелый, я все правильно сказал. А все потому, что ты не ешь, у тебя одна только мышечная масса, - Сказочник ухмыльнулся, не прекращая своего занятия. - Мне переименовать тебя из Сказочника в Диетолога? - немного хмуро буркнул Йен. Кажется, ему надоели постоянные разговоры о еде. - Я не хочу есть. - Хах, нет, спасибо, Диетологом я быть не желаю, - парень хохотнул, чуть дрогнув телом, - я знаю. - Но пытаешься меня заставить, - Йен чуть пошатнулся от этого смеха, и уперся пораненной рукой парню в плечо, чтобы не упасть, но тут же зашипел от боли и резко отдернул руку. - Конечно, пытаюсь. И все равно буду пытаться, - придерживая парня и обнимая его уже обеими руками, чтобы не упал, сказал Эван, чуть кивая для убедительности. - И ты отрицаешь, что ты глупый? - поинтересовался Йен, чуть откидываясь на обнимающие его руки и поднимая голову. Руку он уже не чувствовал - онемела, кажется, не только ладонь, но и вся рука. - Это не глупость, идиот, - ответил Эван. - А что тогда? - парень даже глаз на него не опустил, все так же смотрел в потолок и проводил языком по искусанным губам. - Это явно что-то другое. Но не глупость, - задумчиво проговорил парень, сам пытаясь понять. - Пока не докажешь обратного, я буду считать это глупостью, - хрипло и глухо выдохнул парень, кашляя и закрывая немного покрасневшие глаза. Брюнет промолчал, обдумывая, как ему ответить. Он не мог дать однозначного ответа, почему ему хотелось заботиться о Пустом. Просто хотелось. Не будь Йен таким… дураком, он бы уже догадался. Потому Эван просто посмотрел в черный потолок, прикрывая глаза и греясь от тепла тела Йена. - Откуда у тебя тот крестик, что ты не снимаешь? – неожиданно спросил он спустя несколько минут молчания – решил сменить тему. - М? - Пустой уже успел задремать, дернул головой, приоткрывая прозрачные глаза, и слегка поежился в руках парня от неприятного холода, шедшего с пола. - Понятия не имею. Док говорит, что моя мать отдала, но я сомневаюсь. Наверное, сама нашла где-нибудь и оставила мне, как напоминание, что у меня тоже были родители, - неразборчиво пробормотал он. - Ясно. А ты хоть знаешь, за что она сюда попала? – спросил снова Эван, думая сейчас, что, возможно, это тема его-то совершенно не касается. - Мать? Родилась тут. Как и мой отец, скорее всего. Или отцы. Понятия не имею, кто трахался с моей матерью, - абсолютно равнодушно откликнулся Йен, поднося руку к шее и теребя серебряный крестик, пачкая его кровью. - Ты так небрежно о ней говоришь, хоть и не помнишь… А все равно носишь ее крестик, - пробормотал брюнет. Он к своей матери не мог так относиться, какой бы она не была. - Не "хоть" и не помню, а потому что не помню, - бросил русый быстро, явно не собираясь оправдываться, что не любит свою мать. - А ношу просто потому, чтобы не забыть, что "там" у меня, возможно, кто-то есть. Родственник какой-нибудь. - Родственник? Славно иметь такую веру. У меня вот «там» только ублюдок отец, из-за которого я сгнию здесь, - горько усмехнулся парень. - А может и нет никого, - прохрипел почти что парень, кашляя и слегка сползая в руках Эвана. У парня снова закружилась голова, и это, кажется, было связано совсем не с наркотиками. - Спи, если хочешь, - прошептал брюнет, поудобнее устраиваясь, все также прислонясь спиной к стене и обнимая Йена. – Тебе же плохо, я вижу. Спи… Парень слабо кивнул, словно и не кивал вовсе - голова дернулась едва-едва, - и почти что улегся на парня, решив, что теплое тело всяк лучше ледяного пола. Пробормотал что-то неразборчивое напоследок и почти сразу провалился в сон, чувствуя при этом невероятное облегчение. Эван так и сидел, не в силах двигаться, да он и не хотел. Просто прислонился затылком к стене, перебирая пряди волос Йена и слушая мерное дыхание парня, пока сам не заснул, пусть и сидя в таком неудобном положении. ========== Глава одиннадцатая. ========== Йен проснулся от громкого щелчка двери. Резко распахнул глаза - он уже лежал на полу, рядом с Эваном, который ночью сам, видно, свалился. Пустой приподнялся, полуприкрытыми глазами глядя на стоявших на пороге надзирателей. - Довыебывался, да, парниша? - крайне мрачно произнес один из них, глядя, как Йен настороженно приближается к ним. Когда парень был в нескольких шагах от них, он резко пнул его в живот, заставляя почти что повалиться на пол - перед глазами все потемнело. - Скажи сраное спасибо, что тебя реально не запрут в карцер на пару лет! Поднялся и выметаешься, сейчас же! - Бля-я-ять, какого хуя вы творите? – воскликнул, мигом просыпаясь от таких криков, Эван. Он хотел, было, вскочить с пола, но резко встать не получилось, перед глазами все поплыло. Тогда он просто присел, щурясь от яркого света, бившего из-за приоткрытой двери. – Йен, иди, – сказал он Пустому. Тот чуть вскинул голову, поднялся с пола, чуть передергивая плечами, едва не согнулся от нового удара и все же вышел из карцера. Дверь за ним захлопнулась, но за ней послышался шум - парня явно избивали за вчерашнее непослушание. Эван дернулся к двери, но шум за ней уже прекратился, и парень обессилено осел на пол, зарываясь пальцами в волосы и чуть оттягивая от безысходности. Что ему теперь делать? Непонятно, жив Йен вообще или нет?! А еще впереди почти десять дней, если Эван правильно считал. Десять дней. Один. В темной камере. Йен, однако, был вполне жив - он даже сам смог добраться до своей камеры, где его уже поджидала Док, злая до невозможности. Буквально заставила парня улечься на кровать, осмотрела его, поорала слегка и, даже не спрашивая про Эвана - для нее он все еще был предателем, - запихала в парня какие-то таблетки, завопив, чтобы лежал и не шевелился. Сама девушка его камеру покинула, недовольная и взъерошенная. * * * Пустой отлеживался оставшиеся дни, определяя, сколько времени прошло только по свету, проникавшему в окно, и по тому, что его все же таскали на работы Проф, Док и Мелкий - они-то заваливались бы ежедневно, но выгонял их парень сам. Вообще-то, ему было весьма хреново. В моральном плане. Он плохо помнил то, что было в карцере и о чем они с Эваном говорили - вернее, помнил только резкими отрывками. У него явно поднялась температура тогда, да и соображал он от чувства сумасшествия слабо... Через несколько дней парню вообще стало казаться, что никакого Сказочника, разговаривающего с ним, и не было. Это сказывались наркотики - не те, которые вколол ему Сказочник, их действие уже довольно давно прошло, а свои собственные. Парень уже не курил даже - просто кололся, лежа на кровати целыми сутками без движения и глядя в потолок так, словно видел там что-то. Создавалось ощущение, что просто спал. * * * Эвана в камере очень сильно ломало. Парень явно сходил с ума. Он уже не просто пел, голосил и раздирал пальцы в кровь. Он доставал из кармана нож и резал себе пальцы, руки, впрочем, не задевая вен на запястьях, просто чтобы ощутить жгучую боль и отвлечься от мыслей. Ему было страшно, в темноте возникали казалось бы забытые образы прежней жизни – отец, тренировки по метанию ножа, тусовки, клубы. Иногда всплывали в памяти отрывки разговоров с Йеном, изнасилование, убийство людей. Он же, как ни скрывал это ото всех, убивать хладнокровно не мог. Его жутко мучила совесть, просто он все это держал в себе, а теперь все эти мысли бились в голове. Отвратительный. Ужасный. Какими только словами Эван себя не обзывал. Он предал первого человека в своей жизни, который по-доброму, в своей манере, к нему привязался. Это казалось ему чем-то вроде приручить дикого зверя, а затем снова выбросить его на улицу. Только моральный урод так поступает. Десять дней тянулись бесконечно, сливаясь в одну длинную-длинную ночь, под конец которой Эван уже не шевелился, сидя, прислонившись к стене, и глядя в темноту бездумно и полусумасшедше. Дверь камеры открылась, и в ней, кинув тусклый луч света на пол карцера, оказался надзиратель, щелкая предохранителем автомата и рявкая: - Вставай, живо, - после случая с Йеном они стали серьезнее и не допускали поблажек. Эван нехотя поднялся, жмурясь от непривычного света, но тут же пошатнулся. Он сильно похудел, потому что почти ничего не ел, ибо не чувствовал вкуса еды. - Иди давай, ублюдок, - прошипел надзер, пиная безвольного парня ногой в бедро. - Да, сейчас, - ответил безропотно парень, садясь на колени и наконец поднимаясь, держась за стену. Руки дрожали из-за многочисленных кривых порезов, у него снова начался бронхит, а потому чувствовал он себя вдвойне хуже. Его вывели из карцера, практически вслепую толкая вперед, вывели в отсеки камер и оставили там, предоставляя свободу выбора, куда идти. Время было послеобеденное, а потому все двери были открыты, и было довольно шумно. Эван, пошатываясь, добрел до камеры Йена, как-то забыв, что он там, вроде как, не живет больше, заваливаясь в нее и кашляя. - О, приперся, - ядовито произнесла Док, глядя на парня. На ее коленях лежала голова Йена, сейчас пребывающего в жестком отходняке. Вроде, у него ничего не болело, но и не хотелось ничего - даже шевелиться и мыслить. Но на Эвана он все же перевел глаза, пустые и не выражающие ничего. Профессор, стоявший рядом с дверью, отшатнулся от Сказочника как от прокаженного, отступил, кривясь, а под конец и совсем отвернулся, поворачиваясь к нему спиной. Даже Мелкий, и то, смотрел без всякого сочувствия, чуть сжимая подрагивающие пальцы. - Какого хуя понадобилось? - Блять, не в ту камеру зашел, простите. Ноги сами привели, - прохрипел, опираясь на ручку двери, Эван, которого уже довольно сильно штормило. Он приоткрыл дверь, собираясь выйти. - Ага, охуенно. Приперся, сраный предатель, и тут же съебывается, - прокомментировала Док, зарываясь пальцами в волосы Йена и чуть растрепывая их. Парень невнятно промычал что-то. - Простите, - пробормотал Эван, уже сильно покачиваясь. От яркого света и резких движений создавалась нереальность происходящего. Словно он снова в карцере и снова извиняется перед своими галлюцинациями.