Текст книги "Дети тюрьмы (СИ)"

Автор книги: Yukimi

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 35 страниц)

- Оке-е-ей, - пропел брюнет, медленно поднимаясь и вальяжно подходя к дверям, сунув руки в карманы джинсов. Вообще, в тюрьме была форма, только вот Тайлеру ее еще не выдали, а потому он щеголял в узких-узких джинсах, что прекрасно подчеркивали его задницу, и полуразорванной рубашке в собственной крови, которая еле прикрывала отличное тело, правда изукрашенное сейчас кучей синяков с кровоподтеками. Он не спеша вышел из столовой, подталкиваемый дулом винтовки, но сохраняя невозмутимость на лице и даже наглую ухмылку. - Его трахнут завтра же, - севшим голосом пробормотал Мелкий, тут же задрожав, как кленовый лист и опустил голову, почти что утыкаясь в свой поднос. Профессор мрачновато кивнул, укладывая руку русому на острое плечо. - Надо сказать этому Сказочнику, что тут далеко не сказочка. И вообще, Йен, ты тут что, наебнулся совсем? Ты сегодня офигенно разговорчив! Пустой никак не отреагировал, с полуоткрытым ртом уставясь в одну точку - на дверь, за которой скрылся Эван. По лицу парня понять, что он думает, было невозможно, и Проф вполне логично решил, что это молчание, как и всегда, означает одно. - Не убивай своего Сказочника сразу, окей? Он поймет все. А Эван тем временем, не подозревая о разговорах о себе, шествовал по коридору, подталкиваемый с двух сторон. - Ну не пихайтесь, блять! – воскликнул он после очередного толчка. – Я сам идти могу, прихуевшие сволочи, – выплюнул он, тут же получив удар по почкам, потом под коленки, и рухнул на пол, согнувшись от удара в живот. - Ты еще научишься себя вести, - пнув Эвана еще раз, прорычал надзиратель, от души заезжая тяжелым ботинком парню по лицу. Нос хрустнул, а брюнет болезненно выдохнул, скорчившись на полу. – Поднимай его, еще пол забрызгает, - рыкнул мужчина на помощника, который тут же поставил парня в вертикальное положение, подталкивая дальше. Эван качнулся, кровь из носа пропитала некогда светлую рубашку, добавив еще пятен и грязи. Он одной рукой осторожно сжал нос, охнул, и резко вправил его, стиснув зубы. Прижимая край рубашки к носу, парень пошел дальше, чуть покачиваясь от боли. Вскоре его привели в кладовую, где выдали форму и остальные принадлежности, а главное – его вещи, те, что он успел запихать в сумку, пока ему дали три секунды дома. Он постоял перед главным надзирателем, пока тот что-то втемяшивал в его башку, получил еще пару пинков и был отправлен в свою камеру. - О, неожиданно, - гнусаво сказал Эван, проходя в камеру, где на нижней полке сидел Йен. Пустой молчал, выцветшими глазами скользя по запачканному в крови лицу Эвана и даже не шевелился - просто сидел, безвольно привалившись к стене рядом с кроватью плечом и глядя словно в пустоту. Грудь его вздымалась от мерного глубокого дыхания, и на ней, в тусклом свете ламп, посверкивал простой серебряный крестик. Эвану была представлена прекрасная возможность оглядеться и понять, где будет жить всю оставшуюся жизнь. Камера была средних размеров, расчитанная на двоих человек. Двухъярусная кровать, стол с валяющимися на нем ручками и пачка листов бумаги, полностью изрисованная черной пастой - видно, дело рук Йена, - окно с решеткой, заляпанной чем-то бурым, напоминающим кровь, две стоящие свечки под ней и пачка сигарет, открытая и наполовину пустая. Эван пригляделся чуть повнимательнее и с легкостью заметил за спиной Пустого, прямо на стене, целую кучу надписей, часть из которых была нацарапана чем-то, а часть - написана ручкой. Или не ручкой, но чем-то черным, напоминающим пепел. - М-м, - протянул парень, закончив осмотр. Он подошел к своей полке, логично предположив, что будет спать на верхней, кинул туда выданную форму. Бросил на стул спортивную сумку, доверху наполненную первыми попавшимися вещами, и расстегнул ее. Потом стянул с себя рубашку, решив, что выкинет ее позднее, и вернувшись к кровати, взял серую майку из тех, что были выданы, и натянул ее. Майки на нем смотрелись прекрасно, даже показывая парочку татуировок – одну на плече в виде головы волка, и одну на запястье – китайскую монетку из тех, что покупают на счастье. Подойдя к стулу, он выудил из недр сумки плеер – тонкий прозрачный экранчик – и две кнопки беспроводных наушников. Все это он сложил на стол. Наклонившись, вытащил из кеда маленький телефон и швырнул его в стену. - Сказочник, - тихо прошелестел Йен, но так, что Эван услышал не сразу, а только после нескольких повторов. Это Йена слегка разозлило - хотя, понять это было реально сложно, поскольку парень позы не поменял, только сощурил глаза. - Зачем? - А нахуя он? – спросил брюнет в ответ, со злостью наступая на мобильник и добивая его. – Я, блять, тут навсегда. Нахуя мне телефон? Чтоб позвонить отцу? – с сарказмом говорил он, буквально размазывая аппарат по полу. - Пожалеешь, - равнодушно произнес парень, закрывая усталые глаза и чуть склоняя голову, будто резко заснул. Это было не так, хотя плечи и мерно вздымались, выдавая ровное дыхание. Пустой абсолютно не казался страшным сейчас, безжизненный и словно выцветший, он был хрупок, слаб на первый взгляд, беззащитен. Новичкам часто казалось, что никакой он не "босс", и что опасаться его не надо. Йен доказывал обратное. - Я двадцать пять лет тут. Я знаю. - Найду другой. Телефон – это не проблема «там», - ответил, тут же замолкая, Эван. Этот парень его и заинтриговывал, и отталкивал. А еще, оказывается, он тут родился. Брюнет вернулся к сумке, перестав кромсать телефон, выуживая из нее одну за другой несколько книг. Книги были безумной редкостью в это время, но Эван все же любил их, любил их запах и шелест страниц, ведь они достались ему с таким трудом. Сейчас книги уже не печатали, на это был запрет, но подпольные организации продолжали разносить по миру бумажные томы и фолианты. Эти вот две – любимые Эвана – классика – «451 градус по Фаренгейту» Брэдбери и «Над пропастью во ржи» Сэлинджера: старые, потрепанные, написанные несколько сотен лет назад, были его чуть ли не сокровищем. Ну почти. Достались от неизвестной матери. Пустой, заслышав шелест страниц, поднял голову, словно испугавшись, что парень полез копаться в его рисунках, но заметил в его руках два потрепанных тома. Глаза у парня расширились, и он в одно мгновение оказался рядом с Эваном, вроде бы слабо сжимая его запястья, но они тут же онемели. Книги рухнули бы на пол, не успей русый их подхватить. В его взгляде, словно ожившем, скользило удивление вперемешку с жадностью. - Книги, - хрипловатым, севшим голосом выдохнул парень. Он слышал о них только от Профессора, но никогда не видел. - Сказочник... книги... Прочитай, - тут же прошелестел он. Это не было просьбой, но и приказом тоже не было - Пустой говорил так, словно просто представить не мог, что ему откажут. - Х-хорошо, - удивленно ответил Эван, - никогда не видел, что ли? – он с еще большим интересом уставился на этого странного человека, попутно отмечая, что они, оказывается почти одинакового роста, только Пустой разве что на сантиметр-полтора выше. Блеклые глаза неожиданно близко заглянули в ясные пока глаза парня. Зрачки метались, словно выискивая что-то, отчаянно выискивая, но так и не находя, а затем Йен по-прежнему безэмоционально произнес: - А мог? Я тут, а не там. - Читать умеешь? – без подколов, просто спросил Эван, шмыгая разбитым опухшим носом. Кровь, благо, идти перестала. Но, несмотря на свой вопрос и не дожидаясь ответа, он открыл первую страницу, спихнул сумку на пол, не заботясь о сохранности вещей, и, усевшись на стул лицом к спинке, поставил книгу на эту самую спинку и начал читать: «451 градус по Фаренгейту - температура, при которой воспламеняется и горит бумага. Жечь было наслаждением. Какое-то особое наслаждение видеть, как огонь пожирает вещи, как они чернеют и меняются. Медный наконечник брандспойта зажат в кулаках, громадный питон изрыгает на мир ядовитую струю керосина, кровь стучит в висках, а руки кажутся руками диковинного дирижера, исполняющего симфонию огня и разрушения, превращая в пепел изорванные, обуглившиеся страницы истории. Символический шлем, украшенный цифрой 451, низко надвинут на лоб, глаза сверкают оранжевым пламенем при мысли о том, что должно сейчас произойти: он нажимает воспламенитель - и огонь жадно бросается на дом, окрашивая вечернее небо в багрово-желто-черные тона. Он шагает в рое огненно-красных светляков, и больше всего ему хочется сделать сейчас то, чем он так часто забавлялся в детстве,- сунуть в огонь прутик с леденцом, пока книги, как голуби, шелестя крыльями-страницами, умирают на крыльце и на лужайке перед домом, они взлетают в огненном вихре, и черный от копоти ветер уносит их прочь».* Он читал медленно, неспешно, чуть гнусаво, но вместе с тем очень приятно слуху – у него же, все-таки, был довольно приятный голос, а книга была любимой. Он даже на секунду позабыл, что находится в тюрьме, но когда дочитал абзац, все же остановился и посмотрел на Йена. Йен вновь сидел на своей койке, чуть шевеля пальцами. В его полузакрытых тусклых глазах шевелились эмоции - он слушал, внимательно слушал, словно пытаясь запомнить каждое слово. Нижняя губа была закушена, и зубы уже приобрели кроваво-красный оттенок, но Пустому, кажется, было плевать. Он умел читать, этому его научил Профессор лет десять назад, но читать-то особо нечего было. К тому же, парень больше любил слушать. Буквально выпытывал у каждого новичка что-то о такой желанной ему свободе, но обычно ничего не получал. От Сказочника - получил. Много. Книги. Эван незаметно усмехнулся, глядя на парня, и продолжил чтение: «Жесткая улыбка застыла на лице Монтэга, улыбка-гримаса, которая появляется на губах у человека, когда его вдруг опалит огнем и он стремительно отпрянет назад от его жаркого прикосновения. Он знал, что, вернувшись в пожарное депо, он, менестрель огня, взглянув в зеркало, дружески подмигнет своему обожженному, измазанному сажей лицу. И позже в темноте, уже засыпая, он все еще будет чувствовать на губах застывшую судорожную улыбку. Она никогда не покидала его лица, никогда, сколько он себя помнит…»* Эван не помнил, сколько времени прошло, прежде чем он прекратил читать, но во рту было сухо, а язык еле двигался. Свет в маленьком окошке померк, уже наступил вечер, и в камерах зажглись лампы. - Я думаю, хватит, - вздохнув, парень загнул уголок страницы и закрыл книгу. Он положил ее на стол, потянулся, выгибая спину и кривясь лицом от боли от синяков. – Ты там не уснул? – шутливо спросил он, переводя взгляд на Йена. Пустой чуть дернул головой, показывая, что не спит. На его лице читалось что-то неясное, какие-то чувства, жутко странные для такого как он - из-за них, этих чувств, из-за полуоткрытого рта и дрожащих пальцев он действительно напоминал сейчас усталого испуганного своей судьбой парня, и Эван рядом с ним казался чуть ли не героем. Но через несколько секунд наваждение прошло - Пустой привычно сгорбился, сжал губы, покрасневшие от крови, и скользнул по лицу Сказочника пустым взглядом. Ничего не сказал - не привык говорить слова благодарности. - Жрать хочу, - сказал Тайлер, широко зевая. Он поднялся, глянул на часы на плеере и вышел из камеры. Нет, он не ожидал от Йена ничего, но… Странный он парень. Как раз вовремя вышел – прозвенел оглушающий звонок, оповещающий об ужине. Уже на самом выходе из камеры Эван почувствовал, как его легко подхватили под локоть - он даже оглянуться не успел, сразу почувствовал на себе скользящий взгляд Пустого и понял, что не стоит. Йен шел неожиданно легко и быстро, слегка толкая Эвана вперед с неожиданной для такого хрупкого парня силой, хотя вроде и не напрягаясь особо - дыхание его так и не изменилось, осталось тем же глубоким и мерным. Вскоре брюнет был затолкнут в столовую под недовольные взгляды многих заключенных, а развернувшийся Пустой буквально впечатался в застывшего Профессора. Тот изумленно приоткрывал рот, но Йен только моргнул и быстро ткнул ободранным указательным пальцем в сторону Эвана, словно проясняя все: - Сказочник. _____________________________________________________________ * - отрывки из романа Р. Брэдбери "451 градус по Фаренгейту". Советую, отличная книга. ========== Глава вторая. ========== Пустой стучал пальцами по краю своего подноса и мерно покачивал головой, будто в такт музыке, которую мог слышать только он. Впрочем, иногда создавалось впечатление, словно он слышит музыку в шумных разговорах вокруг - на завтраке так было всегда. Рядом с ним трепался веселый Профессор, то и дело взмахивающий руками и толкающий Мелкого - для этого надо было перегнуться через весь стол - или хлопающий по плечу Йена. Тот не реагировал абсолютно никак, смотря в пустоту стеклянным взглядом. Вроде, смотрел на Сказочника, но на самом деле - словно куда-то сквозь него. И плевать парню было, что он натыкался на злой взгляд, направленный на их столик - его многие ненавидели. И Профессора тоже, и Мелкого - просто за то, что они общались. Стало быть, и новенького тоже возненавидят, за то, что тому так повезло - первый день, и уже чуть ли не друг самого опасного заключенного. Эван сидел, подперев щеку одной ладонью и с прежней жадностью поглощая пищу – да, он действительно любил поесть, а тут на еду и работать не нужно, как в городе. Форму он так и не надел с утра, оставаясь в излюбленных джинсах, тогда как все должны были ходить в грязно-оранжевых штанах, но надзиратели ничего не говорили, только злобно зыркая. Видимо, они думали, что раз новичок нарывается, на кладбище еще много мест. - Эй, Эв-как-тебя-так-будешь-Сказочником-короче, - весело протараторил Проф, давно уже все съевший и теперь пытавшийся запихнуть хоть немного еды в Йена, который не обращал на жалкие попытки внимания. - А тебе сколько лет? Ты был хоть раз где-то в других местах, кроме родного города? - дело было в том, что Правительство запрещало совсем уж малолеткам выезжать из родных городов, даже вместе с родителями, а Андрею, который нигде не успел побывать за свою жизнь, было дико интересно. - Эван, двадцать три года, - ответил сдержано парень, которого отвлекали от любимого дела, - был, конечно. Новая Мексика, знаешь такую? Все бывшие штаты, хотя ты наверняка где-нибудь был, мы же тут живем… Где еще? Хм… Бразильвуд – на территории бывшей Бразилии, шикарный город некогда был… Жалко даже стало. А! Венесуэла! Это же государство оставило прежнее название, так вот, отличное место, чтобы прятаться. Пустой чуть приподнял голову, склонил ее, прямо уставившись на парня, но пока что ничего не говоря - он снова бегал глазами по его лицу, рассматривая - главный признак того, что его что-то заинтересовало. Мелкий тоже отвлекся от еды, облизывая губы и кидая взгляд то на Пустого, то на Сказочника, словно не зная, кого выбрать объектом своего внимания. - Классно! - Профессор даже подскочил от энтузиазма. - Рассказывай! - Нет, - наконец, разомкнул губы Йен, не переводя взгляд на своего друга. Тот осекся, склонил голову, привставая и пытаясь заглянуть в глаза Пустому и замечая там неприкрытую жадность. - Позже. - М-м, вы из меня действительно какого-то Сказочника делаете, - расхохотался Эван, перебегая взглядом с одного парня на другого. Смеяться он любил, в прошлой жизни. - Наша Принцессочка редко дает неправильные прозвища, - хохотнул Профессор. - Недаром он меня Клоуном называет иногда! Он же у нас тоже умненький мальчик, ути-пути! - Бля-я-я, - протянул, снова расхохотавшись, Тайлер, ударяя кулаком по столу и смеясь от души. Пустой легонько махнул рукой, даже не ударяя Андрея - словно поглаживая его по затылку, но голова парня мотнулась, он оскорблено завопил, подскакивая на ноги и тыча в Йена пальцем. Было видно, что он не обиделся, но просто хочет поистерить. - Ты! Ты-ты-ты-ты-ты! Как ты посмел! Меня! Пидорас проклятущий! - Пидорас? – Сказочник прервал свой хохот, взглянув на Пустого еще внимательнее. Очень странный. - Блять, ну ты даешь! - Проф даже прекратил сыпать обвинениями, быстренько заткнулся, но через секунду расхохотался. - Ну логично, даже ему секса хочется, а девушек тут по одной на тридцать человек! - О-о-о, с мужиками я не пробовал никогда… - задумчиво протянул Эван. – А вот с бабами… М-м-м, конфетки, - он снова расхохотался, увидев вытянувшиеся лица Профа и Мелкого. Пустой оставался бесстрастным. - Ничего, тебе тут еще лет двадцать точно жить, попробуешь и не раз, - Профессор хохотнул и внезапно придвинулся к Эвану, перегибаясь через стол: - Я всегда готов научить. - Я, пожалуй, откажусь, - скривился Эван, снова принимаясь за пищу и замолкая. – Хотя-я-я, если я буду умирать от недостатка секса – всегда пожалуйста, - добавил он, методично пережевывая. – Но пока не надо.