Текст книги "Светлый мир (СИ)"

Автор книги: ЙаКотейко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 26 страниц)

Вместо ответа старуха рявкнула во всю мощь:

– Марти!

Проигнорировав недоуменные взгляды Всадников, Береника дождалась дочери и велела ей:

– Приведи Безмена.

Та кивнула и скрылась, но уже совсем скоро явилась под руку с мальчишкой лет пяти.

– Иди, – велела Береника Марти, а сама поманила любопытно оглядывающегося ребенка пальцем, – подь сюда.

Мальчик робко улыбнулся и, опустив взгляд в песок, просеменил к старухе. Забрался ей на колени и обхватив одной рукой за шею, голову пристроил на груди.

– Ты не стесняйся, мальчик мой, – ласково заговорила Береника. – Поздоровайся, покажись гостям.

Мальчишка не спешил со знакомством. Всадники, не понимали, что происходит и старательно переглядывались. Не нашли ответа друг у друга и вперили вопросительные взгляды в старуху.

– Погодь! – отмахнулась она от обоих разом и уже более грозно велела мальчику, – ну-ка, ты же воин! Смотри прямо, вон тому, белому, в глаза!

Мальчик уговорами Береники похоже проникся: расправил плечи, вздернул нос чуть ли ни к солнцу и состроив надменное выражение на личике уставился в глаза Ашту.

– Так, подожди, – отчего-то резко осипшим голосом зашептал Несущий хаос, не отводя взгляда от глаз мальчика.

Анвар удивленный реакцией подошел чуть ближе к нему, заглянул в чумазое лицо и отшатнулся. С незнакомого, загоревшего до черна детского лица на него глядели изученные за почти тридцать лет яркие, голубые глаза Несущего хаос. Даже хитрое выражение точно такое же имелось.

– Ты же говорил, не имел с кочевниками дел? – потрясенно прошептал Анвар.

– Не имел, – точно с таким же ошарашенным выражением, прошептал и Ашту.

– А он и не наш, – грустно улыбнулась Береника и ссадив мальчика с колен подтолкнула его в спину, – иди погуляй, мне с гостями парой слов перекинуться нужно.

– Говори! – едва дождавшись когда мальчишка скроется, велел Несущий хаос. Не Ашту, не весельчак, друг Анвара, а холодный и расчетливый Всадник.

– Что говорить? Мог бы и сам подумать, когда б хотел, – немного зло заворчала Береника, но смягчившись добавила, – присядьте, побалакаем.

Дождавшись когда Анвар устроится рядом с Ашту в песке у ее ног, Береника продолжила, не сводя взгляда все с такого же напряженно-холодного Ашту. К н и г о е д . н е т

– Мальчику пятый год. Вспомнишь кого любил по лету? – язвительно поинтересовалась Береника, но ответа ждать не стала. – Мужчины тебя, Анвар, до Коорхана довели и задержались там, ненадолго. Просила я их прикупить кой-чего. Назавтра домой тронулись, а на берегу девица. Молодая, красивая, как булка сдобная, да токмо черная от горя. Слезьми умывается, да в бездну под нонами вглядывается. Папуш тогда сразу понял, что к чему. Ну, заморочил девке голову и ко мне привез. Я ее отпоила, отговорила, да и выслушала. Оказывается ее родных, прям под Коорханом-то демоны убили.

– Мать, – тихо выругался Анвар, вспомнив, кого положили демоны в тот злополучный день, а главное кто остался в живых.

– Знаешь значится, – глянула на него Береника печально.

Ашту непонимающе смотрел уже на обоих.

– Она в положенный срок мальчишку родила. Да токмо… повернулось в ней что-то. Нашла она виноватого, тебя, – палец старухи обличающе уперся в Анвара.

Возражать тот не стал, уже к полному недоумению Ашту.

– Всадников она тогда всех возненавидела, а пока энтот красавец, – палец переместился к Ашту, – валялся, что бревно в моей кроватке, зашла со мной поболтать. По-твоему, между прочим, поводу, – палец вернулся к Анвару. – Ну и увидела, и узнала. Ох, тяжко было. Нож то я забрать успела…

Всадники одинаково вскинули брови.

– Да токмо изменилась она. Больше ко мне не ходит и на других косо поглядывает. Плохо это, очень плохо, попомните мои слова.

Старуха замолчала. Анвар задумчиво чертил пальцем в песке фигуры и лишь Ашту, так и не понявший о ком речь, переводил взгляд с одной на второго. Пока не выдержав ни зашипел:

– А теперь можно так, чтобы и я разобрал?

– Ты когда меня в проблемы втягивал и в Светоград ехал, – начал Анвар, перебив вознамерившуюся съязвить Беренику, – с обозом встречался? Две телеги. На одной мужик чернявый с двумя мальцами, на второй девица с родителями.

Анвар зажмурился, причитания окровавленной девушки сами собой вспыхнули в голове.

– Кася? – округлив глаза, прошептал Ашту и тут же опустил взгляд в песок, стараясь унять пробившую тело дрожь. – Но это невозможно! Я всегда слежу! – старательно сдерживая голос, так и норовивший перейти на рык, уставился он на Беренику в поисках ответа.

– Твоей вины тут нет, – Береника грустно улыбнулась и, словно ребенка, погладила Всадника по голове.

Ашту, в первое мгновение дернувшись, как от удара, вдруг расслабился и прикусил губу, опустив лицо и зажмурившись.

Анвар отвернулся, старательно разглядывая и пересчитывая ступицы у соседнего фургона. Он не хотел становиться свидетелем слабости Несущего, знал тот не простит.

– Ох, ну чисто дети, – ласково проворчала Береника, глядя на эти игры.

Анвар невесело усмехнулся, спорить не хотелось. Сам видел, во что они превратились рядом с этой женщиной.

– Не виноват ты. Девочка из племени канут. Лекари они хорошие. Дар у ней тогда не открылся, оттого и не беспокоилась она. Только был он, слабый совсем, но чтобы твоим методам противостоять его хватило.

– Проклятье, – простонал Ашту.

– Это у вас проклятье, а у светлых дар, – невесело хмыкнула Береника. – Вот этот дар теперь по табору и бегает. Только… не любит она мальчонку, – зашептала старуха, отводя взгляд, – не обижает, нет, но и тепла не дает. Даже именем не нарекла, так он Безменом и остался.

Ашту вскинул злой, жесткий взгляд на Беренику. Сам дернулся на колени перекатываясь и старуху за ладони схватил, зашептал:

– Пригляди. Я не могу сейчас, я долг исполню и вернусь за ним.

– Не отдаст.

– Плевать! Если нужно будет и ее заберу. Имя… проведешь обряд?

– Она не даст!

– Плевать!

– Ашту, – попытался и Анвар воззвать к здравомыслию друга, но тот, повернувшись, опалил его настолько ледяным взглядом, что он тут же передумал.

– Обряд вечером проведешь, наречешь Даром. – запальчиво зашептал Ашту, наклонившись к рукам старухи. – Ей не говори ничего. После, когда закончишь, я сам к ней подойду.

– Ох ты ж, хорошо, мальчик мой. Сделаю как просишь. Все же, и ты ему не чужой, но прошу, когда говорить станете, берегись. Пугают меня перемены в ней.

Ашту согласно кивнул и, отпустив руки, отполз подальше. Встал на ноги поблагодарив и попросил Анвара:

– Кобу мне покажи.

Анвар поднялся и, кивнув Беренике, повел друга через центр сгрудившихся кибиток.

– А как же Шиес? – бросая по сторонам осторожные взгляды, не услышит ли кто, спросил Анвар.

Кибитки раскинулись на самом краю оазиса, там где раскаленный песок переходил в короткую, проросшую пучками, колючую траву. Заезжать на нее кочевники не стали, оставляя для лошадей. Но те все равно больше уделяли внимание небольшому ледяному озерцу в самом центре зеленого острова. Коба сидел там же, у края аккуратной чаши и, глядя в отраженные водным зеркалом деревья, тихо что-то напевал. Анвар слегка замедлил шаги, желая сперва получить ответ.

– А что Шиес? Я ей ничего не обещал, – отмахнулся Ашту улыбаясь. Только Анвар видел едва заметно дрогнувшие ресницы, даже с ним Ашту старательно следил за проявлением эмоций.

– Хватит, – схватив друга за руку вынуждая остановиться, зло зашипел Анвар. – Думаешь я не замечаю?

– Не отпустишь дам в рожу, – криво ухмыляясь, заявил Ашту спокойно, лишь глаза льдом блеснули, и дернул рукой, высвобождаясь. – Шиес молодая и сильная, она найдет себе пару. Зато мне не придется ждать. Какая разница, какая женщина, главное ее плод. Здесь он уже есть. Можно вкладывать всю нужную информацию, воспитывая свое продолжение минуя сопли, крики и слезы. Обычный расчет.

– Расчет. Как у твоего отца?

– Не смей меня с ним сравнивать, – не сдержавшись зашипел Ашту, сверкая глазами.

– Отчего же? Разве не его мысли ты пытаешься до меня донести? Женщина лишь сосуд, чтобы выносить твоего ребенка. Сын материал, из которого без лишних проблем можно начинать лепить необходимого тебе болванчика? – холодно говорил Анвар, стараясь сдержать клокотавшую внутри ярость.

– Ты слишком эмоционален. Милашка плохо на тебя влияет, Несущий смерть. Будь добр, не суй свой нос в мои дела! – натянув на лицо злую, холодную улыбку, хохотнул Ашту.

– О, вот оно что. Прошу меня простить, ашт Ашту, забылся. Позволил себе на мгновение представить дружбу между двумя темными, больше не повторится, – холодно протянул Анвар и отвернулся, удаляясь от застывшего Ашту.

– Анвар! Анвар, стой! А! – попытался дозваться до него Ашту, но Анвар был слишком зол и обижен.

– Он извинитса. Подумаэт и вэрнотся говорыт.

– Вернется, – тихо согласился Анвар, усаживаясь на берегу рядом с Кобой. Обернулся на мгновение, но Ашту исчез, в прямом смысле. – Только извиняться не будет. Не в его правилах.

– Вы очэн похожи.

Коба больше не походил на того пышущего здоровьем великана. Болезнь иссушила его тело, горе украсило султан волос белыми нитями. То с чем не мог справиться почти год на Арене, легко поправила неделя болезни.

– Чем? – Анвару не очень хотелось разговаривать, но и оставаться в одиночестве сейчас он был не готов. Оттого неохотно, но поддержал разговор.

– Всэм. Нэт ты мрачный, как сэнатор, а он как малчышка глупый, смэется, шутыт. Только когда вы радом, как брат похожи. Дажэ в толпе глаз дэржитэ, словно нэт болше никого – насторожены, гладытэ словно звэр.

– Да уж, похожи. Это исключительно особенности воспитания, – со вздохом признался Анвар.

– Можэт. Толко я что говорыл. Он сэйчас потэрался, но тэбя не оставыт. Слишком он гладит за тобой.

– Я понял, Коба, что ты имеешь в виду. Да это так, но легче мне от этого не становится. Я хочу помочь, а он наоборот отодвигает меня подальше. Не мое дело. Знаешь, до этого я думал самым обидным было проиграть ему, но нет – эта фраза хуже, много хуже.

Из воды вынырнула серая, покрытая даже на взгляд жесткой пупырчатой кожей рожа, размером с половину кота. Раззявила беззубую пасть, разродившись низким мерзким ревом, больше напоминавшем крик кота в трубу. Серый, покрытый чем-то похожим на шерсть язык затрепетал, на последних звуках скручиваясь в валик, и пасть захлопнулась. Два выпученных, желтых глаза с узкой полоской зрачка уставились на сидящих мужчин.

– Что это за тварь? – брезгливо сморщившись, отшатнулся Анвар. Ему едва удалось сдержать себя от того, что бы прочистить уши, в которых будто поселился похоронный колокол.

– Магаг, – Кобу перекосило от отвращения. В источник пустынники не смели бросать ничего, даже горсть вездесущего песка, но сейчас великан не удержался, швырнул в лупатую харю что-то, до того зажатое в руке.

Булькнуло, тварь с брызгами ушла на дно, а заодно и поближе к другому берегу, подальше от агрессоров.

– Полэзный звэр, – противореча собственным действиям, объяснил Коба, выравниваясь и оглядывая воду. – Воду чистой делат.

– А за что тогда? – недоуменно глянул на него Анвар.

– Сэрый гнил в нем сидыт. Язык видэл?

– То есть, сейчас все пойдет по новой, – содрогнувшись от перспективы, переспросил Анвар.

– Нэт, жарко.

– Угу, – не стал вдаваться в подробности Анвар

Немного помолчав, Анвар вдруг задал вопрос, который до сих пор даже не приходил ему в голову.

– Коба, скажи, ты собрался остаться в таборе, но ведь у тебя кто-то должен быть? Родители, семья?

– Нэт никого, – с печальной улыбкой, признался великан. – Толко Агот была.

– Давно?

– Да. Давно, Коба бил малэнький, когда донг-ага из черный пустыня нашел его дэрэвна. Всэх забрал, остался толко Коба и старый Моку. Нас забрал к сэбэ Тобуку.

– А с Агот вы где познакомились?

– Она напасть на наш караван. Я ее бит, она мэна. Стоку прэдложил, иди с нами, она и пошла. Вместэ ходыл, пока Арэна не попал.

Глава 40

Ашту сидел на вершине бархана, подобравшегося к оазису с захода. Отсюда табор был виден как на ладони, не мешали даже деревья. Солнце медленно ползло на встречу с песком, протянув тень Всадника до самого подножия бархана.

Разглядывая носившихся по песку мальчишек, Ашту крутил в руках костяного человечка и с тоской размышлял над словами Анвара. Сравнение с Тиври ему не понравилось и оставило после себя тяжелое ощущение. Словно Ашту предал себя. Словно проклятый, давно мертвый Тиври успел пробраться в него, отравить своим ядом. Еще и с Анваром вышло хаас пойми что. Чего Ашту точно не желал, так это потерять единственного друга.

Ашту проводил взглядом попрощавшегося с Кобой Анвара до самого фургона, куда тот, видимо, отправился отдохнуть. Нашел дымившую у своей кибитки старуху, мерно покачивающуюся в плетеном кресле. Словно почувствовав его взгляд, Береника приподняла голову, повернула ее к дюне, посидела так немного и вновь удобно развалилась, возможно даже прикрыв глаза. Скоро к ней привели мальчика. Он робко жался к юбке шедшей с ним женщины, пока не понял, что Береника одна. Тогда, бросив руку первой, он быстро подбежал к старухе, вознамерившись взобраться ей на колени, но та не дала. Сказала что-то и повела к огню, разложенному в середине лагеря. А у дальней, простой кибитки, накрытой тканевым пологом выцветшего, бывшего синим цвета ковыряла маленький, всего на кружку, огонек Кася.

Отчего, вот почему все получилось именно так. Отчего бы этим благословенным даром не обладать милой, уверенной в себе стражнице, с крепким, тренированным телом. Женщине, полюбившей именно темного Всадника, а не светлого весельчака. Помогавшей вернуть Анвара из плена, хотя наверняка догадывалась, что будет разоблачи ее эльфы. Женщине, которая была обречена стоило родиться. Ашту вспомнил жизнь в маленькой комнатушке Светограда. Как стараясь сдерживать себя, Марика быстро покидала постель по утрам, бежала в маленькую каморку. Гремела пузырьками, заглушая собственные стоны. Помнил и как она призналась в своей слабости, как рассказала, что лучшие лекари обещают ей около года. Года наполненного болью и мучением. Он пообещал ей помочь и помог, как умел. Пусть еще долго видел ее во снах. Почему не она, а вот эта, чужая, глупая, мимолетное увлечение.

Ашту некоторое время понаблюдал, как молодая женщина возится у потухшего огня. Как заваривает себе в кружке извлеченные из тканевого мешочка травы, как мелкими глотками, осторожно дуя на парящую кружку, пьет получившееся. Сунул человечка за пазуху и резко встал. Сошел-сбежал по крутому склону, осыпающемуся под ногами песчаными лавинами. Тихо подкрался почти к самому фургону и лишь тогда появился, выходя из тени перед изумленно застывшей женщиной.

– Привет.

– Не думала, что ты осмелишься подойти ко мне, – Кася быстро взяла себя в руки и уставилась на Всадника с холодной насмешливой улыбкой.

Она изменилась. От пухлой нежной хохотушки остались лишь воспоминания, заключенные в каштановых кудрях и карих глазах. Лицо худое с резкими, острыми углами. Выражение глаз злое и холодное. Да и возраст проявился слишком рано, по подсчетам Ашту ей должно быть всего немного за двадцать, а на вид больше похоже, что около сорока.

– Перестань, знаешь же, что до этого я прийти не мог, – дернув себя за оказавшуюся спереди косичку и отправив ее за спину, осторожно попросил Ашту, присаживаясь напротив, в песок.

– Да неужто? Никак ты все пять лет в постельке провалялся? – изумленно вздернув пушистые брови, округлила глаза женщина в наигранном удивлении.

– Кася, прекрати, – уже жестче попросил Ашту, глядя ей прямо в глаза. – Если бы я знал о сыне, пришел бы раньше!

Кася не выдержала, отвела взгляд, но заговорила зло:

– Если бы я тогда знала, кто ты – он бы не родился! Из-за вас я все потеряла!

– Ты нашла сына, – тихо шепнул Ашту.

Женщина зло расхохоталась.

– Сына? Отродье темного Всадника?

– Прекрати! – от тона которым Ашту прошипел это слово Кася все же сбилась, испуганно дернувшись. – Я заберу тебя и его, в замок. У вас будет все, что необходимо. Хочешь, проведем обряд единения.

– С тобой? Да ни за что в жизни! – шипела уже Кася. – В замок? На потеху темным тварям? Домашней скотинкой? И сына я тебе не отдам! Я хотя бы попытаюсь сделать из него человека, воспитать настоящим мужчиной, светлым!

Сейчас она была настолько похожа на Тиври, что Ашту невольно отшатнулся, едва сдержав невозмутимое выражение на лице.

– И как будут звать настоящего светлого мужчину? – с холодной насмешкой спросил он. – Не поздновато ли браться за воспитание?

Ашту хотел поговорить мирно, решить проблему без лишних эмоций. Но то, что он видел перед собой напоминало добрую и веселую Касю, как окружающий песок напоминал снег Ледяного предела. Говорить с такой женщиной Ашту было неприятно. Он давно запретил себе даже мысли о том, чтобы поднять руку на женщину. Но сейчас едва удерживался чтобы не убить ее вовсе.

– Не твое дело, Ашот!

– Ашту, мое настоящее имя, Ашту.

– О как, смотри-ка, да я даже имени твоего не знала, – зло хохотнула женщина, поднимаясь. – Ребенок останется со мной, а вы поплатитесь! Я найду способ отомстить!

– Попробуй, и да, ребенка зовут Дар, – ухмыльнувшись поднялся и Ашту.

– Что? – нахмурив брови, переспросила женщина.

– Дар, его имя. Береника только что нарекла его.

– Ах ты тварь!

Судя по лицу Каси она готова была броситься на Ашту, но сдержалась. Несколько раз сжала и разжала кулаки и, сплюнув, резким шагом удалилась к фургону.

Ашту постоял еще немного, глядя на оставшиеся в песке следы и с тоской размышляя: «вот к чему приводит жадность. Что стоило тогда оставить эту девицу Белке». Помотав головой, он медленно двинулся к остальным кибиткам. Нужно было поговорить с Анваром.

***

Табор, как всегда, пел и танцевал. На песке раскинулись цветастые ковры и маленькие складные стульчики, на которых сидели кочевники постарше. В центре переливались от желтого до самой тьмы угли, оставшиеся от небольшого огня, разведенного, чтобы приготовить еды. Вокруг него под звонкие ритмы гитары плясали обитатели табора помоложе.

В стороне ночь оставалась тихой и до неприличного светлой. Анвар лежал на песке, заложив руки под голову и закинув одну ногу поверх другой, и изучал подмигивающие ему огни.

– А ведь все они порождения Света, – тихо хмыкнув, опустился рядом Ашту.

Извиняться, как и говорил Анвар, не стал.

– Угу, разбросанные во Тьме. Что хотел? – лениво спросил Анвар, провожая взглядом росчерк света от падающей искры.

– Забыл сказать, – со вздохом признался Ашту, отворачиваясь от звезд и переводя взгляд на Анвара. – Я когда во Тьме блуждал… Анвар, я, – Ашту запнулся, и потупившись произнес на одном дыхании. – Там нет Темного!

Ашту не хотел признаваться, до сих пор. Но то, что нужно было сказать Анвару, вынуждало открыть перед ним хоть немного правды. Да и, пора было подготавливать почву к признанию.

– Что значит, нет? – Анвар резко сел, повернув голову к Ашту. Несущий хаос выглядел непривычно потерянным.

– Нет, значит нет, – развел руками Ашту. – Мне удалось найти лишь твоего сына.

– Что? – резко осипшим голосом переспросил, подавшись вперед, Анвар.

– Успокойся, – понимая, что Анвар понял не то, что он сказал, велел Ашту. – Я хочу сказать, что они живы. Просто… он видел меня там. Посмотрел прямо и, указав рукой, обратился к Сауле. Ее я не видел, но Кахир сказал – мама смотри там Ашту. Я так удивился, что Тьма поглотила и больше я их найти не смог.

Анвар тоскливо выругался.

– Беренике рассказывал?

– Да, сказала, что в этом она нам не советчик, – мрачно хмыкнул Ашту. Со старухой он и правда обсуждал свои похождения, но ей сказал еще меньше чем Анвару. Надеялся, что кочевница знает хоть какие новости. Но нет, табор блуждал по Айване слишком долго.

Ненадолго мужчины замолчали, погрузившись в свои мысли.

– Нужно ехать, и так время потратили, – бездумно швырнув горсть песка, проговорил Анвар.

– Утром можем выезжать, – все еще задумчиво протянул Ашту.

– Что-то не так?

Анвар слишком хорошо знал своего друга, чтобы игнорировать такое его состояние.

– Мы можем взять его с собой?

– Ашту, – простонал Анвар, сразу разобрав, кого его. – Куда? Мы сами не знаем, что нас ждет на этой земле, а ты хочешь тянуть с собой ребенка?

– Не хочу, – спокойно возразил Ашту, перекинув одну из лежащих на плечах косичек на спину. – Но еще больше я не хочу оставлять его с этой женщиной, что зовется его матерью.

Анвар досадливо прикусил губу.

– Береника присмотрит.

– Береника всего лишь старая женщина. Она не вездесуща.

– Как и ты, Ашту. Ты не можешь разорваться и тянуть его с собой тоже.

Ашту кивнул, но по его лицу Анвар понял, что мыслям Всадника еще далеко до согласия с доводами разума.

– Пойдем, послушаем, что там старуха завела, – прервал неприятное молчание Анвар, поднимаясь.

В таборе смолкли гитары и смех. Кочевники, словно привлеченные светом мотыльки, слетелись к центру табора, где покачивалась в кресле Береника. Старуха говорила тихо, задумчиво глядя блестящими глазами в огонь. Застывшая в руке трубка давно перестала дымить и сейчас играла роль некой мистической указки: когда Береника поднимала руку с ней, чертила в воздухе замки, монстров и дальнюю дорогу остальные с открытыми ртами следили за перемещением, представляя все это.

В тишине ночной пустыни, под взглядом незнакомых Анвару созвездий, Береника словами показывала сказку. И притихший Всадник с удивлением поймал себя на мысли, что с затаенным дыханием следит за путешествием чужой ему девушки, что видит неизвестные дальние страны с их чудным народом, ездовыми птицами и непонятной речью. Анвар усмехнулся, отгоняя охватившее его оцепенение и с легким интересом огляделся. Кочевники, как и он до этого, сидели с круглыми глазами и разинутыми ртами, внимая тихому старческому голосу. Огонь давно угас, но под настолько яркой луной все равно была видна каждая деталь в застывшем таборе. Наоборот, отсутствие чуждого света помогало погрузиться в атмосферу рассказа. Анвар невольно усмехнулся, заметив под сухонькой рукой Береники прислонившегося к качалке Ашту. Глядя бездумным взглядом в песок, Несущий хаос подставил женщине голову и та, не задумываясь, ласково перебирала свободно лежащие косички. Осторожно гладила взрослого мужчину, словно потерявшегося ребенка по голове, и рассказывала.

Сам Анвар потерял ту таинственную связь с историей, что возникла с первыми звуками голоса старой кочевницы и, больше не прислушиваясь к словам, погрузился в свои мысли, с тоской и болью вспоминая оставшуюся дома семью.

***

Сауле тихонько сидела в темном углу дома. Кахир, пугавший днем своей отрешенностью, сейчас, свернувшись калачиком, спокойно сопел у нее на руках. Места в удобном углу хватило только ей, оттого остальные расположились у длинной противоположной стены, вслушиваясь в завораживающий голос старого Митрофана.

Сказка было странной, доброй, но пугающей, с двигающимся к счастливому концу повествованием, но насылающая неизвестную, тоскливую грусть.

В доходном доме госпожи Плеберс, доброй полной женщины с цепкой, деловой хваткой, сейчас было не продохнуть. Бегущие от ужасов войны и очнувшихся, обиженных богов люди были рады любому пристанищу. И добротный, двухэтажный дом как нельзя лучше подходил их желаниям. Удобных кроватей и даже деревянных лавок хватало далеко не всем, пол был устелен одеялами и лежащими на них людьми. Остальные, оставшиеся без места, дремали у стен или слушали сказки старика, такого же беженца, как и они сами.

К счастью, оставив весь страх в покинутой деревеньке, Митрофан предпочитал рассказывать добрые истории, но по ощущениям Сауле получалось не всегда. Осторожно поправив съехавшую голову сына, она тяжело вздохнула и прикрыла глаза. Сон пришел не сразу, но благородно не стал напоминать ей неприятное прошлое, показав по-доброму насмешливое лицо далекого сейчас мужа.

***

Свет подался вперед, вцепившись в тонкие перила побелевшими пальцами, и напряженно всматривался в сражающихся существ.

Блестящие золотом доспехи очередных его созданий слепили глаза. Огромные, двуручные мечи, летали в их руках легкими лентами, срезая конечности, словно коса траву. Ни пробить доспех, ни парировать страшный удар никто из противников не мог.

Десять против одного. Трое стоят у края, ожидая приказа создателя. А один. Лишь один уничтожает одного за другим обреченных. Демон подает руку эльфу, пытаясь убрать его от страшного удара. Эльф отталкивает от летящего меча темного человека, израсходовавшего свои силы на проклятье. Сговорившись и рогатый, и ушастый нападают на подвижную груду метала одновременно – только бы нанести ему хоть один удар. Только бы отсрочить неминуемую смерть.

Тограс невольно сглотнул отвернувшись.

Он не любил демонов, слишком высокомерные твари. Он ненавидел эльфов, светлые ублюдки. Но то, что происходило сейчас было неправильным. Темные и светлые, объединенные близкой смертью, вместе стояли против Первородного. Помогали друг другу надеясь… на что? Шанса у них не было, и именно это заставляло Тограса стиснуть зубы. Пугающее осознание, что выбора нет. У него, в том числе.

– Отлично.

Радостное шипение вернуло Тограса к происходящему, заставив обернуться. На плацу все было кончено. Десяток пленников лежал на земле кровавым ковром, а сражавшийся против них паладин сияющим идолом застыл в центре, обратив взор к своему господину.

– Наконец удача! – продолжал шипеть-шептать Свет, не сводя со своего создания безумного взгляда.

– Но, господин, они ведь так и не могут держаться на лошадях, – поборов страх и отвращение, произнес Тограс, угодливо склонив голову.

Свет резко обернулся, окинув Всадника задумчивым взглядом.

– Неважно, – после долгого раздумья хмыкнул он. – Они созданы не для того, чтобы на лошадях кататься. – Свет вернул взгляд застывшей фигуре. Выпрямился, улыбнувшись как-то задумчиво, и резко бросил: – Иди вниз.

– Прошу прощения? – едва совладав с голосом, прошелестел Тограс. Подленький страх стиснул сердце недобрым предчувствием.

– Иди на плац! – холодно произнес Свет, вперив в Несущего жесткий взгляд. – Я хочу посмотреть, что стоят мои создания против Всадника.

Тограс закаменел, не зная, что делать. Выхватить оружие и попытаться достать безумца? Или пойти вниз, а уже там постараться скрыться, прорываясь сквозь эльфов?

– Боишься? – внезапно расплылся в улыбке Свет, хищно сузив глаза. – Не стоит, ты мне еще пригодишься. Он не посмеет убить тебя.

Тограс долю мгновения помялся, не в силах довериться стоящему перед ним существу, но резко выдохнув, склонил голову, отступая к лестнице.

Стоять против паладина после того, что довелось увидеть, было неуютно. Серп кусаригами привычно оттягивал руку. Груз делал оборот за оборотом, словно отмеряя время. Паладин не шевелился, стоял статуей, ровно удерживая меч перед собой, острием к небу. Тограс плавно пошел по кругу, скользя в пыли плаца, словно по натертому полу зала приемов. Смысла в битве он не видел. Все, что удалось разглядеть во время представления, устроенного для Света, и так говорило об одном – уязвимых мест у этой бронированной туши нет. Но ослушаться приказа Тограс пока не смел. Удар тяжелого груза пришелся по шлему, впрочем, он не принес ничего, кроме гулкого звука, словно там, под ним, пусто.

Зато паладин отмер, развернулся к противнику лицом, ну, по крайней мере, передом, и, вознеся меч над правым плечом, пошел на Всадника, подобно снежной лавине.

Тограс двинулся быстрее, спиной вперед убираясь от противника подальше. Раскрутил груз, вновь отпустив его в полет, к щитку, должному защищать лицо… если оно было у этой твари. Вновь гулкий удар и ничего. Доспех даже не помялся, что уж говорить об увечьях находящегося в них.

– Тварь, – сквозь зубы прошипел Тограс. Страх полз по телу, сковывая мышцы.

Паладин, словно услышав оскорбление, дернулся вперед, переходя в атаку, и больше Тограс не мог ни то, что ругаться, даже думать толком. Проклятая махина работала тяжелым клинком без устали, полосуя прогретый летний воздух быстрыми росчерками металла. Рассмотреть меч во всей красе удавалось только в точке остановки, откуда он все с той же скоростью устремлялся дальше, стараясь достать отступающего Всадника.

Атаки самого Тограса не приносили никаких результатов. Проклятый паладин не замечал ни ударов тяжелым грузом, ни злых укусов серпа. Даже прямое попадание в щель для глаз не смогло остановить безумное творение.

– Будь ты проклят, – шипел Тограс сквозь зубы, не понимая толком, кого именно проклинает, неуязвимого паладина, или его господина, с жадным интересом следившего за боем.

Тограс устал, пот промочил доспех Всадника насквозь, заливал глаза и делал скользкой даже цепь, а останавливать бой Свет не спешил. В какой-то момент Тограс с ужасом подумал, что Свет обманул его, отправив на смерть, и пропустил удар…

Меч остановился ровно в момент соприкосновения с телом. Паладин замер закаменев.

– Отлично, – довольно расхохотался Свет где-то над головой.

А Тограс с ужасом глядел на отражавшее безмятежную лазурь неба лезвие, застывшее у его шеи.