Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца"

Автор книги: Владимир Де Ланге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)

– Вера Владимировна, сегодня вечером на кухне дежурит Надежда Генриховна. Она верующая. Побеседуйте с ней, хотя Надежда о вере много не говорит, но переубедить ее никому еще не удавалось. Может быть вы попробуете?

Вера уже слышала от мамы, что Надежда Генриховна верит в бога, что она держит свою дочь под замком и даже бьет, если та выходит на улицу без головного убора. Из-за фанатичной веры от поварихи из дома ушел от нее муж, очень хороший человек, а в доме у Надежды Генриховны бедность и нет телевизора, потому что верующим смотреть телевизор не положено.

Лично познакомиться с верующим человеком и открыто поговорить с ним о его религиозных предубеждениях девушке хотелось давно. Вера была уверена, что все верующие, в соответствии с законом Дарвина, постепенно вымрут за ненадобностью, если их вовремя не занесут в Красную книгу.

– Пусть на свете останутся хоть единицы верующих христиан, потому что без них мир станет чересчур прагматичным, – нередко думала она с печалью.

Как ни странно, переубедить Надежду Генриховну представлялось Вере делом нетрудным. Повариха ко всем санаторским работникам относилась с одинаковым радушием, и могла утешить кого-то одним добрым словом, а кого-то – чайком с булочкой. Вера и сама не раз пользовалась таким «булочным» утешением. Надежда Генриховна была не похожа на другую верующую, которую Вера встречала в своей жизни, когда ей было лет десять. Этой верующей была Роза Львовна.

***

Роза Львовна работала заведующей детского садика, где врачом после болезни подрабатывала Верина мама. Саму Розу Львовна Вера помнила смутно, но последнюю встречу с ней запомнила на всю жизнь. Обычно эта женщина носила яркую одежду и громко смеялась, и ее ярко красные волосы были видны издалека. Роза Львовна хорошо пела и участвовала в художественной самодеятельности, но потом случилась беда. Вера узнала от мамы, что сына Розы Львовны посадили в тюрьму за разбой, а потом он умер в заключении, не выходя на свободу. В одночасье веселая жизнерадостная женщина превратилась в старуху, бросила работу и пошла в церковь.

Вера не понимала этого поступка взрослой женщины. Бог не помог Розе Львовне спасти сына и сохранить его жизнь, зачем же она теперь ходит в церковь, ведь никто на свете не вернет ей сына живым!?

Некоторое время Роза Львовна не появлялась на глаза, но, однажды, когда Вера с мамой стояли на автобусной остановке, она появилась в платочке на голове и в длинной черной юбке до пола. Роза Львовна подбежала к маме и c ужасом посмотрела на Веру, будто та совершила какое-то страшное преступление. Нет, она не кричала, она шипела Вериной маме в ухо, как шипит змея, прежде чем напасть на жертву.

– Надо молиться! Надо молиться днем и ночью! За наши грехи страдают наши дети. В аду будут все, кто не придет в церковь, а кто не раскается в грехах, тот будет гореть в геенне огненной! Надо покаяться, пока не поздно. … Римма Иосифовна, я всегда очень вас уважала, вы должны пойти к батюшке Тихону и исповедоваться в грехах. … Или вы думаете, что вам удастся избежать суда?

От таких жутких пророчеств Вере стало совсем не по себе, и она даже испугалась, что эта сумасшедшая старуха утащит маму в ад прямо сейчас, не дожидаясь прихода дачного автобуса.

***

На кухне у верующей Надежды Генриховны, было мирно и тепло, пахло рисовой кашей, и Вера растерялась. Она не знала, как начать свою беседу, ведь Надежда Генриховна никого не запугивала ни адом, ни человеческими грехами, а спокойно мыла посуду, скоблила большие санаторские сковородки, что-то ласково напевая себе под нос, но коллеги не дали Вере улизнуть от обещанного диспута на религиозною тему, и тут Вера задала свой первый провокационный вопрос.

– Надежда Генриховна, как вы думаете, человек произошел от Адама?

– Да, это сказал Бог в Библии. Я рада тому, что вы, Вера Владимировна, тоже читаете библию, – ответила добродушно женщина.

Этот ответ очень обрадовал девушку.

– Нет, библию я не читала, но исследования ученых доказали, что человек произошел от обезьяны в процессе эволюции!

Тут Надежда Генриховна повернулась к дочери главного врача с удивлением на лице.

– От обезьяны? Вера Владимировна, вам самой от кого хотелось бы родиться? От шимпанзе или от Адама и Евы, первых людей, сотворенных Богом? – задала она ответный вопрос.

– Это совсем не научный подход к религии. Я изучала труды Ленина и Маркса, чьи коммунистические идеи открыли каждому человеку путь к свободе и утвердили равенство между людьми. Разве вы не чувствуете себя обманутой, веря тому, кто оставил людей в нищете и страхе на земле, а сам взошел на небеса и привольно обитает там? Разве вам не интересно жить в ногу со временем, смотреть современные фильмы, читать замечательные книги? Что дает вам ваша вера?

– Вера Владимировна, вы знаете, о чем говорит Евангелие? Иисус придет опять и заберет нас на небеса, там нас ждет счастье, а до его прихода всем нужно содержать себя в чистоте.

Вера немного помолчала.

Говоря начистоту, она никогда не держала в руках евангелие, но это не должно было помешать ей, одержать победу в беседе с необразованной Надеждой, которая уже закончила мыть посуду и сняла фартук.

– А читать книги, отмечать праздники и смотреть телевизор – бог вам запретил тоже или вы это сами придумали? Вы думаете, что смотреть телевизор – это грех, а не смотреть – значит пребывать в святости? Разве ваш бог помог кому-нибудь на земле, как это делали солдаты на войне? Или ему приятно смотреть с высоты, как безвинно страдают дети, как умирают хорошие и добрые люди? – не сдавала свои позиции Вера, уподобляясь воинствующей атеистки.

– Вера Владимировна, девушки, я вам на ночь булочек оставила и варенья домашнего из малины, – неожиданно предложила Надежда Генриховна медсестрам и стала собираться домой. Разговор прервался сам собой, и Вера ушла в свое отделение, считая, что победила в дискуссии, потому что за ней осталось последнее слово.

Потом, сидя в спальне на маленьком стульчике и слушая спокойное дыхание спящих ребятишек, она увидела себя измученным несчастным ребенком на полу в маминой спальне. Тогда не случилось чудо, и никто не пришел ей на помощь, хотя с неба на нее лился яркий лунный свет.

– Я никогда не буду такой доверчивой, как эта верующая в бога повариха. Ждать чудес с неба – это малодушие. Реальность не прощает ошибок, и трудности реальной жизни надо вытерпеть до конца, а с аморальным поведением людей в нашем обществе надо бороться: не воровать, хранить верность в браке, не грабить и не пьянствовать. Без морали советскому человеку не построить коммунизма во всем мире. За свое поведение надо отвечать по закону морали. Не надо прятаться от современной жизни – это для слабых людей. Вот, я комсомолка и я буду жить по чести советского человека.

С этими мыслями Вера дождалась утра.

Никто в санатории не знал, что в «реальной жизни» в санатории работали два тайных осведомителя КГБ, которые информировали соответствующие органы о моральном облике как главного врача, так и его сотрудников. Верина мама дорожила хорошими работниками и в отчете по кадрам, в графе о вероисповедании Надежды Генриховны ставила прочерк.

Во время летней сессии по окончании третьего курса института к Вере домой неожиданно позвонила Сауле и попросила разрешения прийти.

– Завтра мы будем заниматься у Ирины Борисовой дома. Конечно, мы будем рады тебя видеть, – ответила уверенно Вера. Словно тяжелая ноша свалилась с ее плеч после этого звонка. Уже несколько месяцев в своих отношениях с Сауле Вера держала обет молчания. Почему? Потому что Сауле высмеяла ее на бюро факультета.

***

Это случилось сразу после зимних каникул. На заседание комсомольского бюро Вера опоздала. Она забыла свои очки на кафедре анатомии, и ей пришлось вернуться, чтобы отыскать свою пропажу. Вскоре очки были найдены, и Вера в приподнятом настроении вошла в аудиторию, где ее ждали другие члены бюро.

– Шевче с очками вернулась. Наша знаменитая Маша-растеряша. Вы знаете, что наша группа на день рождения ей подарила? … Большую сетку с потерянными ею вещами. В этой сетке были ее рукавицы, тапочки, врачебные колпаки, ручки, расчески и даже ее зачетка. Хорошо, что ее комсомольский билет хранится у меня.

Сауле говорила с насмешкой, словно хотела развлечь скучающих комсомольских активистов Вериной уникальной способностью терять и забывать. Конечно, если бы это было сказано среди друзей, Вера и сама посмеялась бы над своей бедой, с которой она уже устала бороться, но тут сидели чужие студенты, с которыми Вера общалась только в случае крайней необходимости, и слушать, как нелестно отзывается о ней комсорг потока, ее подруга, было очень обидно.

– Сауле, ты забыла, меня зовут Вера, моя фамилия Шевченко, я мне не нравятся клички. Если ты забыла, как меня зовут, то я тебя прощаю. Скажи, моя забывчивость кого-нибудь обидела? Если нет, то я извиняюсь за свое опоздание и обещаю впредь не опаздывать. Давайте, мы скорее приступим к повестке дня, а то на улице вот-вот начнется метель, и каждому из нас еще надо успеть добраться до дома.

***

С тех пор отношения между Верой и Сауле проходили только в официальном тоне.

До этой ссоры Вера часто навещала Сауле в общежитии. Она любила удивлять подругу и всех живущих с ней девушек гостинцами из маминого холодильника. Вере нравилось студенческое братство, а возможность о ком-то заботиться была ей просто необходима.

Поэтому, когда Сауле ее высмеяла принародно и стала «чужой», она переключила свою заботу на Лену Литвиненко, не имевшую такого материального достатка, как Вера, или, например, как Ира Борисова, дочь известного хирурга.

Римма, Верина мама, хорошо знала сердобольную натуру дочери, поэтому она ничуть не удивилась, увидев однажды красавицу Лену Литвиненко в зеленых австрийских сапогах, добытых ею для дочери по великому «блату».

Несмотря на натянутость отношений с Сауле, Вера продолжала переписываться с Мариной, младшей сестрой Сауле. Восьмилетняя Марина жила в Петропавловске, и писала Вере необычно трогательные для восьмилетней девочки письма.

«Сегодня маленькая птица заглянула в окно. Я сказала ей: «Здравствуй, птичка!» Я постучала по стеклу, птица испугалась и улетела. Птицы летят и видят горы. Я не видела гор, а они красивые. Вера, ты видела горы? Нарисуй мне их! Привет».

На обратной стороне письма был нарисован огромный улыбающийся воробей, и стояла подпись: «Марина».

Сразу после весенних каникул Вера отправила Марине ответное письмо, в которое вложила засушенный горный цветок с красивым названием «эдельвейс». Воображая себе неподдельную радость девочки при получении письма, Вера внутренне улыбалась. Эдельвейс подарил ей при первом свидании один альпинист. Впрочем, то первое их свидание оказалось и последним, потому что сердце девушки принадлежало только Шурику…

Это письмо с засушенным эдельвейсом пришло в Петропавловск в день похорон Марины.

Жуткая трагедия случилась той ранней весной в семье Сауле. Во время экскурсии в лес Мариночка наелась молодых листочков белены, думая, что ест листочки дикого лесного щавеля. Лучшие врачи боролись за ее жизнь, но все их усилия оказались тщетными. Сестренка Сауле к рассвету умерла.

– Это несправедливо! Этого нельзя допускать! Нельзя так безжалостно отнимать жизнь у ребенка! Неужели на свете нет силы, способной противостать смерти детей?!

Рассудок Веры отказывался смириться с тем ответом, что приходил ей на ум. После похорон сестры Сауле вернулась в Караганду, и она была сама не своя. Природа расцветала в лучах весеннего солнца, в воздухе пахло молодой травой и цветочной рассадой с городских клумб, а для Сауле все дни были похожи на один серый день, в котором не жила ее веселая сестренка.

Вера чувствовала себя виновной в смерти Маринки: посылать сухие цветы в народе считалось плохой приметой; и ее сердце сокрушалось от того, что она из-за своей былой обиды не могла утешить Сауле, как ее подруга. Дорогую цену платила Вера, за то, что позволила себе обидеться и мстить подруге высокомерным молчанием, поэтому, когда она услышала тихий голос Сауле в телефонной трубке, то ее сердце заплакало от сострадания и омывалось от всех обид на свете. Судьба давала ей шанс, хоть как-то помочь подруге пережить ее горе.

После успешной сдачи экзаменов Вера узнала, что Шурик женился на самой красивой девочке лечебного факультета. Что ж, она приняла это известие мужественно. Мудрые строфы из стихов любимой поэтессы уже научили ее, что не надо встречаться с первой любовью и «пусть она останется такой, острым счастьем или острой болью, или песней, смолкшей за рекой», какой она вошла в Верину жизнь.

Глава 3

Только боль и одиночество, поэзия Шекспира бессонными ночами и песни группы «Битлз» по утрам, – это всё, что досталось Саше в наследство от его молодости.

Который месяц он, как заключенный в стенах родного дома, валялся на койке и с трудом передвигался по квартире. Его каждодневный маршрут был до оскомины однообразен и короток: койка, туалет, кухня и обратно. Жизнь проходила мимо, не касаясь молодого калеки даже случайно. Больное колено определяло предел его мечтаний: сделать хотя бы шаг без боли.

Иногда Сашу навещал Володя Коваленко, однако, он особо не засиживался у постели больного товарища. Имея в кармане диплом инженера, Володя успешно работал инструктором по обучению горожан правилам вождения, и своим свободным временем очень дорожил.

Саша тоже имел диплом на руках, но работать не мог из-за травмированного колена, которое болело и днем, и ночью, а при малейшем движении боль становилась невыносимой. Юноша не знал, как жить ему дальше, и не хотел знать. Родителей в свою несчастную жизнь Саша не допускал, только Вере позволялось его одевать и умывать, потому что самостоятельно ухаживать за собой, как нормальный мужчина, он не мог. Так уж повелось, что он обращался с сестрой, как ее повелитель. Доводить Веру до слез, было делом привычным, тем более, что та молча терпела и никогда не жаловалась на него родителям, а только тихо плакала, вкрадчиво напевала какой-то постылый мотивчик. Хотя, временами, Саше было ее жалко.

Вот и сейчас, Вера склонилась над его больной ногой, неумело натягивая на стопу тугой шерстяной носок. Чтобы не взвыть от боли, Саша обзывал сестру, кем не попадя, забывая ее человеческую природу.

– Что ты делаешь, паршивая овца! … Не перекручивай носок, макака из подворотни! … Ох, ну, ты и буренка безмозглая, разве нельзя осторожно пододвинуть стул, чтобы он не касался моей ноги?

Вера глотала слезы и трясущимися руками продолжала надевать носок на больную ногу брата, чтобы потом осторожно положить ее на подушку, которая лежала на приставном стуле. Вместо того, чтобы обижаться на обидные прозвища, она усиленно припоминала слова из песни «Мне приснился шум дождя». Вера еще не оценила свою везучесть, быть «безмозглой буренкой» куда было лучше, чем получить по лбу кулакам, как это случилось с массажисткой, когда ее брата определили в больницу, для обследования на предмет непригодности к труду по состоянию здоровья.

Не выйти на работу специалисту после получения диплома инженера, расценивалось партией и правительством, как саботаж, ведь за его образование платил советский народ.

После недельного обследования в отделении у Яны Васильевны, опытного травматолога и хорошей знакомой семьи Шевченко, диагноз Саше был выставлен и сообщен его маме по телефону.

– Римма Иосифовна, – в официальном режиме начала разговор Яна Васильевна, – я вас давно знаю и уважаю, но я просто обязана вас предупредить, что ваш сын … симулянт. Ему надо разрабатывать коленный сустав, а он ленится, потому что вы разбаловали его своей заботой, сделали из молодого мужчины барышню! Конечно, больную ногу тренировать – это всегда болезненно, но вполне терпимо. Вы должны повлиять на Александра, иначе произойдут атрофические изменения в ноге, и ваш сын навсегда станет калекой!

В тот же день Римма съездила в больницу, чтобы объяснить сыну пользу упражнений, но все ее попытки были обречены на провал. Саша уже давно вышел из-под родительского контроля.

На другой день, после разговора с мамой, к Саше в палату вошла тяжелой походкой медсестра по лечебной физкультуре. Расслабившись, он приготовился терпеть согревающий массаж на поврежденную ногу. В какой-то момент согревающего массажа массажистка Клава, поднатужившись, резко согнула ногу пациента в коленном суставе, раздался костный хруст. Боль была дикой! Прежде, чем окончательно потерять сознание, Саша одним приемом уложил упитанную медсестру на лопатки и уже прицелился кулаком, чтобы ударить несчастную по лбу, как тут боль лишила его зрения, слуха, а чуть позже и сознания.

Это был вопиющий случай бандитизма со стороны больного симулянта, и Саша был выписан из больницы за нарушение больничного режима. Медсестру по лечебной гимнастике на десять дней отправили на излечение по больничному листу.

С того времени прошло уже полгода, Саша по-прежнему сидел дома и не мог ходить. Краснота и опухоль колена сошли, однако, оно продолжало болеть, особенно по ночам.

Вера неизменно приходила ему на помощь, не обращая внимания на его капризы. Возможно, именно ее доброта и не позволила Саше окончательно возненавидеть весь свет. Надо сказать, что на людях он был тихим и стеснительным, но дома вел себя как семейный деспот. Его сестра жила нормальной жизнью, училась на четвертом курсе мединститута и получала повышенную стипендию, однако умнее, с его точки зрения, не стала. Сашу раздражало ее простодушие, приходы ее не менее глупых подруг.

Обычно Вера сторонилась людей, которые ее обижали, и редко соглашалась быть для других козлом отпущения, но с братом она вела себя добровольно по-рабски, взяв на себя ответственность за его одинокое сидение дома и больное колено, и за то, что произошло с ними в детстве.

Как Вера смогла простить родителей за их искалеченное детство, Саша так и не понял, но это мешало любить свою добрую сестру. Иногда ему хотелось ее лучше узнать, но с годами между ними вырос высокий забор недопонимания и недоговоренности, через который только подглядывать друг за другом было возможно, да, еще, обмениваться колкостями.

– Какая дура пойдет за тебя замуж? – обиженно бубнила Вера, когда брат ее несправедливо обижал и называл грязнулей.

– Пока не уберешься в комнате, никаких гостей! – предупреждал ее Саша и закрывал входную дверь. Тогда Вера вместо того, чтобы мыть посуду, попыталась открыть дверку холодильника, где лежала вожделенная сырокопчёная колбаска, но брат сидел перед холодильником на одном стуле, а на другом стуле покоилась на подушке его больная нога, и обойти его было невозможно.

– Что, кушать хочется, а неможется? Не все кату масленица, а теперь, слушай меня и запоминай, чтобы не молола чепухи за дешево живешь. Мне только пальчиком стоит пошевельнуть, как первая красавица побежит за мной! Но какая болтливая фифочка мне заменит тебя? Что говорит мудрец по охране мужского спокойствия? … «Любовь нежна? Она груба и зла. И колется, и жжется, как терновник».

Так, что мой посуду и ступай к своей Борисовой, ты мне надоела.

Заключительная фраза была позаимствована братом у Шекспира, но она не взмела никакого влияния на Веру, которой не нравился Шекспир, его тяжеловесностью высказываний о чувствах человека, ибо некоторые вещи ей нравилась понимать с тонкого намека. Посмотрев сердито брата, она передумала бороться за кусок колбасы, взяла из шкафа кулек конфет «грильяж в шоколаде» и отправилась к себе в комнату перечитывать книгу «Овод», над которой ревела уже целых три дня, поэтому утешение шоколадом было ей необходимо.

Саша вновь остался один сидеть, спиной к холодильнику. Он не признался сестре, что она одной фразой ранила его в самое сердце, ведь на самом деле девушки у него не было, ни красавицы, ни дурнушки, и никогда не было.

Когда-то он брал уроки красноречия у своего школьного друга. Однако, Володя Коваленко всегда был в центре внимания хорошеньких девочек, а Саша уходил с вечеринок домой один, дома он запирался в своей комнате и пытался решить самые сложные задачи по физике, чтобы подавить в себе противное разочарование самим собой. Еще со школьных лет он чувствовал в себе душу одинокого молодого волка, отбившегося от стаи, который решил жить по своим собственным законам. Ему было достаточно иметь только одного друга, чтобы быть им однажды преданным, и только одну девушку, чтобы ни с кем ее не делить.

Саша был убежден, что ценность человеческой жизни определяется по достижении им цели, поставленной юности, в школе он хотел получить высшее образование, чтобы стать ученым, а в институте – чтобы иметь право руководить другими людьми, а вышло так, что теперь он, Александр Шевченко, стал самым немощным и самым несчастным человеком на свете.

***

Несколько лет назад, учась в старших классах, Саша, по примеру своего кумира, которым был его двоюродный брат, занялся фотографией, карточной игрой и дзюдо.

Уже через год Сашины фотографии отличались необычайной четкостью изображения, а его папа перестал играть с ним в карты, считая, что тот искусно мухлюет.

Зато больший успех ожидал Сашу на спортивном поприще. В средних классах он уже выигрывал одно региональное соревнование по дзюдо за другим. На мальчика с отменными борцовскими данными и искрометной реакцией стали обращать внимание известные тренеры города. Всё свое свободное время, будучи подростком, он усиленно тренировался в спортивном зале, а дома тренировался на своей родной сестре. Исполняя роль чучела в приемах борьбы, Вера в испуге летала по комнате кверху ногами, и замирала от ужаса, в надежде приземлиться на семейный диван.

Но уличным друзьям Володи Коваленко, который когда-то и привел Сашу в клуб по дзюдо, не понравилась прыть новичка Шевченко на помосте, и они захотели проучить выскочку. На одном из отборочных соревнований противник преднамеренно применил запрещенный прием, и повредил его колено. Несмотря на страшные боли в колене, тот отборочный бой по дзюдо Саша выиграл, а его соперника дисквалифицировали. Домой победителя принесли на руках.

Заведующая хирургическим отделением, Яна Васильевна, к которой привели на консультацию Сашу, предложила сделать операцию, предполагая разрыв мениска, но своего согласия на операцию Римма не дала, опасаясь негативных послеоперационных последствий.

В итоге, Римма вылечила травмированное колено сына компрессами и специальной мазью, но ее просьбу прекратить тренировки Саша проигнорировал, ибо он мечтал о славе победителя! Юноша вернулся в спорт, и ему вновь одерживал победы, одну за другой, и впереди его ждали медали и звание сильнейшего дзюдоиста области. В бою Саша научился предвидеть и отражать прицельные атаки противников, знавших о его травмированном колене, но то, что случилось финальными соревнованиями республиканского значения, он предвидеть не мог.

В темном переулке, где жил Володя Коваленко, на Сашу напали бандиты. Двое парней держали его сзади, а третий натянул удавку на его шее. Удар по колену Саша получил от четвертого нападающего. Одного удара клюшкой было достаточно, чтобы сделать из успешного спортсмена инвалида. Юноша до крови прокусил губы, но не закричал. В какой-то момент ему вдруг стало легко дышать, потом послышались шаги убегающих парней. Приподнявшись, он оглянулся – в окнах у Володи свет не горел. В этот раз Саша не стал звать друга на помощь, а поплелся домой, волоча за собой поврежденную ногу. Спорт пришлось оставить навсегда, но травмированное колено так и не заживало.

***

С той поры много воды утекло, но теперь Саша, дипломированный инженер, шесть долгих месяцев не выходил из квартиры, терпел постоянную боль в колене и надоедал сестре своими придирками.

Через шесть месяцев безделья, Римма вновь уговорила Яну Васильевну, доброй души женщину, повторно положить сына в хирургическое отделение на дополнительное обследование. Яна Васильевна согласилась, только в массаже обследуемому было отказано заранее. Находясь в больнице Саша встретил ту, о которой мечтал всю жизнь, и не только встретил, но и, набравшись смелости, познакомился с ней.

Галина Филимонова, веселая и красивая брюнетка, имела далеко непростой характер. Она умела постоять за себя, и начальство больницы относилось к ней, как к милой «злючке», красота которой затмевала все недостатки ее обидчивого характера. Коллеги, однако, ее любили, потому что забиякой она была не всегда, а только по необходимости. Работала Галина старательно, и от общения с ней больные быстро шли на поправку.

О симулянте Шевченко в хирургическом отделении ходили легенды, ведь он одним приемом «нокаутировал» ворчливую массажистку. Галине нравились такие упертые ребята, как этот малоразговорчивый пациент. Особенно нравились девушке та мальчишеская стеснительность и то обожание, с которой Шевченко смотрел на нее. Когда Галина дежурила, то он выходил из палаты и ковылял к медсестринскому посту, где садился на стул, положив ногу на соседний стул, приготовившись всю ночь развлекать девушку заранее выученными шутками, а та в свою очередь околдовывала Сашу рассказами о чародействе и магии.

– Саша, тебя, как пить дать, сглазили. Неспроста ты столько страдаешь. Здесь темные силы замешаны. Мою старшую сестру тоже в детстве сглазили, слишком красивая она была, и теперь Светочка ослепла. Это нам сказал один ясновидец, удивительный старик, который может видеть третьим глазом.

О существовании третьего глаза Саша никогда не слышал, только зачаровано слушал голос Галины и преданно любовался ею, боясь взглянуть ей в глаза, в синеве которых таилась разгадка всех формул жизни. Пусть черная и белая магии существуют на свете, пусть колдуны заговаривают людей, лишь он мог изо дня в день любоваться самой сказочницей, а девушка ловила на себе влюбленные взгляды юноши и ей хотелось приласкать его в ответ.

Клавдия Ивановна, мама Галины, без подсказки со стороны, поняла, что ее дочь влюбилась. Она всегда хотела хорошего дочери, и напоминала дочери истину отношений между невестой и женихом.

– Судя по всему этот твой хромоножка из богатой семьи, но ты разузнать всё хорошенько. Учти, ни тебе, ни нам, нищих не надо. Конечно, лучше бы было, чтобы он был здоров, но главное, чтобы ты, моя дочь не пошла по миру с протянутой рукой.

Галина знала, что все средства семьи Филимоновых уходили на народное лечение старшей сестры Светланы, оно стоило недешево. В медицину Галина пошла по велению матери, чтобы делать уколы и квалифицированно ухаживать за внезапно ослепшей сестрой, у которой к тому же периодически случались судорожные припадки.

Света заболела, когда Галине было всего пять лет. С тех пор ее мама как-бы забыла, о существовании своей младшей дочери и не одобрила ее желание выучиться на врача, потому что семья не нуждалась во врачах, а нуждалась в сиделках. По наставлению мамы Галина выучилась на медсестру, и пошла работать в хирургическое отделение, где порой лечились сыновья обеспеченных родителей. Вариант с Шевченко, в качестве жениха, Клавдию Ивановну вполне устраивал.

***

Пока Саша лежал в больнице и влюблялся в Галину Филимонову, все сильнее и сильнее, Вера наслаждалась долгожданным домашним покоем. В отсутствие брата никто ее не терроризировал и некому было больше ее угнетать. Это благоденствие оборвалось телефонным звонком.

Было время ужина. К дребезжащему телефону в коридоре подошла Римма. С первой минуты разговора с неизвестным собеседником ее голос изменился, в нем зазвучала тревога.

– Да. … Не может быть!.. Что теперь нужно делать?.. Нет, мы никого в Москве не знаем. Хорошо… Завтра я сама приду в больницу.

Вера с папой переглянулись и разом отложили вилки. Мама вернулась на кухню с ужасной новостью.

– Володя, Вера, нашему Саше провели обследование. Теперь ему ставят два диагноза: первый – саркома голени, а второй – туберкулез коленного сустава.

Потом она замолчала, и, тяжело вздохнув, устало опустилась на стул, где перед ней на тарелке остывали сырники. Первым нарушил молчание Володя.

– Римма, что это значит?

– В первом случае – ампутация ноги, а во втором – шесть месяцев постельного режима в гипсе.

В обычное время Верины родители могли ссориться по пустякам, изводить друг друга молчанием или взаимными упреками, чтобы в итоге проблема благополучно разрешилась в мамину пользу, но, когда в дом приходила беда, то мама и папа не ссорились, а дружно вставали плечом к плечу на защиту своей семьи, а в тот вечер Верины родители молчали и каждый из них думал обо одном и том же, как помочь сыну.

***

Как-то раз, будучи студенткой первого курса, Вера вмешалась в одну из родительских ссор. Она посчитала, что мама использовала недозволенные методы в борьбе за свое первенство. Положить конец маминому произволу, девушка решила путем ухода из семьи, найдя себе приют в доме Ларисе Канариной.

Через два дня после ее ухода отец приехал за Верой на только что купленных «Жигулях». Одной своей одной фразой он убедил дочь, что она не права и вернул домой: «Я очень люблю твою маму. Эта любовь дает мне силы быть таким, какой я есть сейчас. Моя любовь к моей жене, твоей матери, умрет только вместе со мной.

Вере не понимала такой любви в вечном противостоянии друг с другом, поэтому просто поверила отцу на слово, но именно во время беды открывалась ей верная и чистая любовь, связывающая ее родителей узами брака, их верность и была для нее отрадой в жизни.

***

На следующий вечер после тревожной новости семья вновь собралась за ужином. Вера уже не радовалась освобождению от Сашиной тирании, а, когда мама за столом говорила подробнее о результатах обследования брата, то она вдруг поняла, что в семью пришло настоящее горе, оно звучало в мамином голосе.

– Специалисты убеждены в своих диагнозах и настаивают на экстренных лечебных мероприятиях.

– Римма, какой конкретно диагноз ставят Саше?

– Ох, Володя, проблема даже не в диагнозе, а в двух правомочных диагнозах. Фтизиатр убежден в туберкулезе голени, а хирурги городской клиники – в саркоме!

– Прямо как в новогодней лотерее: или бублик без дырки, или дырка от бублика!

На это пустословие дочери никто не обратил внимания. Потом все они дружно ели гречневую кашу, как приговоренные доесть разогретую Верой гречку с мясом до чистых тарелок. К концу ужина Вере стало не по себе, но она боялась нарушить первой молчание за столом, и первым заговорил папа.

– Римма, должен быть третий выход. Кто еще может посмотреть Сашу? Подумай хорошенько.

Он положил свою большую ладонь на руку жены. Римма перестала чертить круги на кухонной клеенке и подняла на мужа темно-синие глаза.