Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца"

Автор книги: Владимир Де Ланге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

Десять лет жила Каролин при докторе. Она обжилась в своей маленькой комнатке на чердаке, и в редкие счастливые ночи занималась с хозяином любовью. Девушка дорожила тайной, которую ей доверил доктор, – тайной его одиночества. У нее не было ни подруг, ни друзей. Каролин так и не научилась готовить еду, не могла красиво убрать комнату, она не очень хорошо считала деньги, поэтому ей по-прежнему не доверяли делать покупки, прислуга в доме доктора не роптала за ее неумелые руки, потому что покорность и убогость девушки вызывали одно лишь только сострадание. Все заработанные деньги Каролин тратила на своего любимого доктора, покупая ему самые модные атласные галстуки и самую пахучую парфюмерию. Ей доставляло удовольствие видеть, как округляются глаза продавщиц, когда она платила бешеные деньги за пару мужских носовых платков.

Каролин не тратила заработанные деньги на себя, ей хватало одного платья, чтобы быть довольной. Летом она носила цветастые ситцевые платья, на которые зимой накидывала темно-коричневое пальто, ее платья и пальто не соответствовали моде того времени, но девушку это совершенно не волновало, главное, что платье и пальто были достаточно длинны, чтобы прикрывать ее острые коленки. Каролин не любила свои худые коленки, они напоминали ей о жизни в монастырском детском доме.

Доктор заботился, чтобы Каролин принимала противозачаточные таблетки, но со временем пить пилюли молодой женщине надоело, и она стала прятать маленькие таблеточки в глубокий карман фартука. Каролин было уже почти двадцать семь лет, и ее несколько удивило, что однажды месячное кровотечение не пришло в срок. Девушка стала поправляться, и доктор спохватился. Он нежно уговорил свою верную любовницу обследовать ее растущий животик и, чтобы девушке не было больно, сделал ей маленький укол в руку, через несколько минут после укола девушка сладко заснула.

– Милая, потерпи немного, я дам тебе обезболивающие препараты, – прошептал доктор, когда Каролин открыла глаза. Лицо Каролин вдруг сморщилось от ужасной боли внизу живота, что сделало ее еще более уродливой, но доктор не обратил на это особого внимания, он был доволен собой и тем, что сделал.

– Скажи мне, Каролин, когда ты в последний раз пила таблетки, что я тебе дал?

– Только вчера, господин доктор.

– А где остальные пилюли, что я тебе давал?

– В кармане фартука, господин доктор.

– Каролин, почему ты не сказала мне, что перестала пить таблетки и что твои месячные не пришли в срок? Ты ничего мне не сказала о наступившей беременности.

– У нас будет ребенок? – со счастливой надеждой прошептала сквозь боль женщина.

– Нет, у нас больше не будет проблем, потому что я сделал тебе аборт. Хорошо, что плод был небольшой, но плацента была уже суховата, а околоплодные воды – желтого цвета.

– Господин доктор, вы… убили нашего ребенка? Вы убили мою девочку или сыночка? – с ужасом в глазах Каролин уставилась на своего хозяина. Врач не выдержал взгляда женщины, и принялся за уборку своего кабинета для утреннего приема пациентов.

– Господин доктор, вы не страшитесь бога? Как вы будете смотреть в глаза Иисусу, и зажигать свечки Матери Марии? Или он вам всё простит, потому что вы каждую неделю ходите на воскресное богослужение? Зачем вы не оставили мне моего ребеночка? Пастор говорит, что Господь Иисус не хочет, чтобы мы убивали своих детей, ведь он любит детей даже тогда, когда их не любят их родители. А вы убили моего мальчика, а может быть, нашу девочку, – впервые в жизни глаза Каролин наполнились слезами. Доктор подошел к кушетке, где лежала его несчастная прислуга, еще очень бледная после аборта, и осторожно погладил Каролин по голове, приводя в порядок ее растрепавшиеся жидкие волосы.

– Каролин, я не говорил тебе, но на Рождество я собираюсь жениться.

– А как же я? – испугалась несчастная женщина.

– Тебя я не оставлю на улице. Я помогу тебе выйти замуж. Я дам тебе хорошие рекомендации. Знаешь, что, мы обратимся в брачное бюро, которое только что открылось в городе.

С этого дня доктор и Каролин перестали быть любовниками, они стали партнерами. Прошло несколько месяцев, прежде чем появилась реальная надежда для Каролин, выйти замуж. После беседы с Валентиной она возвратилась домой, перебрала свои вещички, а вечером рассказала господину доктору о встрече с матерью жениха, который должен лишить ее девственности.

– Мне очень понравилась эта женщина, она попросила меня отдаться ее сыну в первую встречу, чтобы заставить его жениться на мне. Господин доктор, как я могу потерять девственность, если я уже потеряла ее несколько лет назад? Помните, той ночью, когда вам было тоскливо спать одному?

– Ты хочешь замуж? – строго спросил ее повзрослевший за эти годы доктор.

– Да, – прошептала Каролин покорно.

– Тогда пойдем со мной в кабинет, и ты получишь свою девственность назад, даже в двойном экземпляре.

Каролин подчинилась, и доктор без обезболивающих уколов ушил ее промежность шелковыми нитками, через неделю Каролин была готова встретиться со своим суженым.

То воскресенье совсем не отличалось от других воскресений, которые Ронни проводил дома. Еще с утра Валентина попросила сына, сводить в кино одинокую девушку-сиротку, которая ни разу не была в кинотеатре. Ронни не любил перечить маме и заехал за Каролин после работы.

Каролин всю дорогу тихонько сидела на переднем кресле Мерседеса и осторожно хихикала над глупыми шутками жениха. Его крепкое сложение, широкие плечи и мускулистые сильные руки нравились Каролин больше, чем щуплая фигура доктора, длинные пальцы которого уже не возбуждали ее, как прежде.

Девушке нравилось сидеть с молодым мужчиной в салоне его персональной машины, и мечтать о будущей роли замужней дамы, временами она непроизвольно сжимала коленки, прикрытые платьем, представляя свою первую брачную ночь. Видя странное поведение пассажирки, Ронни начал подумывать, что несчастненькая сиротка сильно хочет в туалет, но стесняется сказать об этом. Поэтому перед кино мужчина завез Каролин в кафе, показал ей, где находится туалет. В кафе он заказал себе пиво. Друзьям было очень интересно узнать, какие планы имеет сам Ронни, видя его вместе с незнакомой девушкой.

– Братцы, вы должны мне оказать сочувствие. Каролин – сирота, и моя сердобольная мама попросила меня показать ей город и сводить в кинотеатр, где она еще никогда в своей жизни не была. Поэтому в планах только то, чтобы скорее отвязаться от этой «красотки». Приглашаю составить компанию!

Артур, дальнобойщик по профессии и по образу мыслей, посочувствовал товарищу:

– Даже, если бы мне хорошо заплатили и приодели твою попутчицу, как Мэрилин Монро, я бы не взял ее в кабину своего грузовика, а оставил стоять на дороге.

В этот момент Каролин подходила к столику, она жалобно улыбалась Артуру, и тот почувствовал себя неловко. Чтобы исправить оплошность, он согласился сопровождать девушку-сиротку в кино вместе с другом, тем более, что за кино платил Ронни.

Сидя в кинотеатре, Ронни разглядывал свою соседку при мерцающем свете экрана, она напоминала ему изголодавшегося подростка. На ее удлиненном лице пугающе темнели провалы запавших щек, а близко посаженные глаза горели красными точками в темноте. Брр-р-р.

Девушка почувствовала взгляд молодого мужчины, и ее коленки еще туже прижались друг к другу. Она не знала, как заслужить симпатию юноши, и весь фильм задавала ему один глупейший вопрос за другим.

– Ой, Ронни, а этот мужчина хороший? … А, эта женщина хорошая? … Это они хорошо делают или плохо?

Устав отвечать, Ронни сгорал от стыда за свою спутницу, а Артур над ним потешался. После кино все трое они опять вернулись в кафе, где обычно собирались дальнобойщики на отдыхе. Ронни заказал себе колу с виски, а Артур – виски без колы. Рядом с ними присела на стульчик очень довольная девушка, она пила лимонад.

Каролин постоянно оправляла на коленках платье в мелкий цветочек и мило улыбалась всем, кто обращал на нее внимание, а заодно и всем тем, кто входил или выходил из кафе. Конечно, она не понимала большинства шоферских прибауток, но смеялась вместе со всеми, и это было забавно. В конце концов, простота и глупость спутницы настолько надоели подвыпившему Ронни, что он уже не хотел дармового секса, о котором подумывал, когда мама навязывала ему знакомство с этим «синим чулком».

– Артур, отвези Каролин домой. Я тебя прошу, как своего друга. Скорее с глаз долой, чтобы не примерещились ночью ее впалые глаза, – прошептал он другу.

– Нет, Ронни, я пьян, и не в моих привычках садиться за руль поддатым. Ты ее привез, ты должен и увезти. Оправдай материнское доверие.

Девушка слышала этот разговор друзей и продолжала примерно сидеть за столом, словно ждала продолжение праздника. Прилепленная к губам улыбка не украшала ее лицо, но взывала к жалости. Ронни решил принять судьбу в том виде, в котором она идет ему в руки. Выпив еще один стакан разведенного с виски пива, он обошел Каролин сзади и пригласил ее к выходу. Когда девушка встала и покорно двинулась ему вслед, всё кафе взорвалось от смеха, каждый спешил пожелать Де Гроте успеха в «святом» мужском деле. На спине уходившей Каролин висела кофейная салфетка, на которой рукой Ронни крупными буквами было написано: «Осторожно! Еще не объезженная!» В глазах Ронни стояла похотливая пьяная улыбка. Эта улыбка была под стать его мыслям.

Домой Ронни и Каролин ехали молча. Недалеко от кафе, рядом со стеной индустриального предприятия, в темноте гудевшей машины, девушка вдруг протянула руку и мягко положила свою ладонь на сокровенное место мужчины. Она начала нежно поглаживать ширинку брюк, и мужское естество зашевелилось под ее рукой.

– Время идти в атаку! – сказал Ронни вслух и остановил машину.

Он занимался с Каролин любовью на заднем сиденье своего белого Мерседеса. Его опыт по «объезжанию» девственниц оказался недостаточным, чтобы легко справиться со своей мужской миссией. Такое положение дел задевало самолюбие Ронни, и он проявил несвойственное ему насилие. Лежа на спине на заднем сиденье богатого автомобиля, с широко раздвинутыми ногами, Каролин страдала от боли. Боль была нестерпимой, но будущая невеста боялась спугнуть своего жениха неосторожным криком.

Когда зашитая «девственность» была разорвана, то всё сиденье стало липким от крови, а Каролин вновь уселась на переднем сиденье, поправила под собой платье и крепко сдвинула коленки. Так просидела она до своего дома, а дома женатый доктор заботливо обработал раны в промежности своей бывшей любовницы и сделал обезболивающий укол.

Исполнив мужской долг, Ронни без происшествий довез себя к гаражу, и тут же у руля уснул пьяным сном. Проснувшись с головной болью, он ахнул. Все заднее сиденье Мерседеса было пропитано кровью девственницы. Он попытался отмывать это пятно, но его затошнило. Ему на подмогу пришла сестра Диан, которая губкой, пропитанной посудомоечным средством, оттирала с сиденья машины бурые пятна крови. Ронни дал сестре за старания несколько франков и попросил ничего не говорить маме. Конечно, Диан не смогла выполнить его просьбу, ябедничать на своего брата вошло в ее привычку, за которую мама покупала дочери шоколадное мороженое.

Валентина была довольна. Всё шло по придуманному ей плану.

Через три недели Ронни вернулся домой из рейса в Португалию. Не успел он въехать на территорию гаража, как какая-то шальная девица кинулась к его грузовику. Ронни резко затормозил, но не успел он сойти с подножки на землю, как эта нахалка принялось его бессовестно обнимать.

– У нас с тобой будет ребенок! Ронни, как довольна моей беременностью твоя мама! Она сняла нам комнату прямо рядом с твоим гаражом! Это оказалось совсем недорого.

Ронни не смог вытерпеть такого фамильярного обращения с собой, и, сбросив с себя неухоженные руки Каролин, сел в свою машину и укатил домой. Дома тоже было неспокойно. Мама щебетала о будущем ребеночке, которому она уже облюбовала колясочку. Диан смотрела на брата восторженным взглядом, ища в нем признаки будущего отцовства. Альфонс молчал, но хмурился.

На следующее утро Ронни укатил в очередной рейс на восток. Рейс был недолгий, и через несколько дней Каролин опять встретила его у гаража поцелуями и принародными объятиями.

– Пойдем, я покажу тебе наш уголок. Видишь, в том доме на втором этаже окна нашей спальни.

Ронни не стал слушать, что говорила ему эта уродина с впалыми щеками и глубоко посаженными глазами, он уселся в машину, чтобы в кафе забыть этот кошмар.

В этот раз Ронни пил виски. От виски он быстро опьянел, но забыть про Каролин и ее ребеночка он не мог. По дороге домой мужчина разбил свою машину о бетонный бордюр, вдруг выросший на обочине дороги. Было поздно, кафе закрылось. Ронни тошнило, и болела голова. Он хотел спать. Окно квартиры, рядом с гаражом еще светилось призывным светом, и со словами: «беременность к беременности не пристает» Де Гроте пошел спать в квартиру, где его поджидала Каролин.

В эту ночь Ронни не осторожничал в постели, он взял ее как дешевую проститутку. Именно в эту ночь и был зачат их первый ребенок, который обязывал мужчину жениться на самой нелюбимой женщине в мире.

По мере того как рос живот Каролин, от Ронни отворачивалась его родня, а сама Каролин каждый день чинно прогуливались с Валентиной по поселку, чтобы показать себя жертвой Де Гроте младшего, который сначала любил, а потом бросил, сперва пригласил в кино, а потом опозорил, и теперь не кому заступиться за сироту, кроме Валентины, его благородной матери.

Вскоре даже соседки, проходя мимо Ронни, неодобрительно покачивали головами, а продавщицы обслуживали его, не глядя в глаза.

Как-то, вечером Альфонс, дождавшись сына, засидевшегося в кафе, похлопал его по плечу и сказал: «У ребенка должен быть отец, Ронни. Не позорь наш род, женись».

Ронни не просил руки своей невесты. В зале администрации портового города Антверпена, где в день ухода нацистов из Бельгии было выписано свидетельство о рождении Ронана Альфонса Мария Де Гроте, состоялась регистрация его брака. На вопрос бургомистра: «Господин Де Гроте, любите ли вы Каролин Де Веер?», мужчина сказал: «Нет!», и добавил, что жениться только по необходимости, и что перед богом он Каролин, женой не признает, но будет ей мужем ради младенца, которым она его окрутила. Перед тем, как поставить свою подпись на брачном свидетельстве, Ронни объявил Каролин ее обязанности его жены, которые заключались в послушании мужу, воспитанию детей и исправном ведении хозяйства.

Свадьба была организована на деньги Ронни и прослыла очень богатой. Только радости молодоженам она не принесла. Не желая выслушивать шумные поздравления гостей, Ронни оставил невесту сидеть одну за свадебным столом и ушел бродить по поселку. По пути ему попалась церковь, пустовавшая в этот час. Де Гроте вошел внутрь и присел на скамейку для прихожан. Ему было очень плохо и хотелось даже заплакать от горя за свою не удавшуюся жизнь, но его глаза даже не заслезились. Через некоторое время Ронни встал коленями на маленькую подставочку перед сиденьем и начал негромко говорить: «Господь, я не могу привести к алтарю свою жену, потому что я ее люблю не. Помоги мне не возненавидеть ее. Все отвернулись от меня, словно я самый падший человек на земле. Я не знаю, как мне жить дальше. Я бросил пить, потому что только спьяну мог попользоваться этой глупой овцой. Я буду терпеть эту женщину рядом, чтобы не оставить ребенка без отца, ибо это будет еще большим грехом, но как несправедлива ко мне жизнь. Неужели я так виноват, что должен терпеть над собой такое насилие?»

Никто не ответил на его молитву, только за стенами церкви радостно пели птицы, приветствуя рассвет. Потом Ронни захотел отдохнуть от свадебной кутерьмы в своей любимой кровати на пружинах, но отец встал на его пути. Они стояли друг против друга: утомленный жизнью отец и его измученный жизнью сын.

– Ронни, твое место рядом с женой, иди к ней.

Сказав это, Альфонс вытер ладонью свои влажные глаза, и перекрестил лоб сына большим пальцем правой руки. Этот благословляющий жест отца Ронни не забудет никогда.

Что-то не сработало в вольной жизни молодого человека, что-то пошло наперекосяк. Ронни вышел из родительского дома и отправился туда, куда не хотели идти его ноги. Только теперь ему захотелось встретить настоящую любовь.

Блажен кто смолоду был молод

Часть 1

Глава 1

Вера стояла у классной доски, как в средние века преступник у позорного столба, только преступник знал за что, а она – нет. На этом внеочередном пионерском сборе присутствовали только девочки, и Вера очень удивилась, когда классная руководительница Светлана Васильевна вызвала ее к доске и, не объясняя причины, оставила ее стоять на виду у всех, а сама отошла к учительскому столу.

В этот класс Веру привела мама после приезда из Барнаула. С тех пор прошло несколько лет, а она, по-прежнему, считала себя новенькой и сторонилась своих сверстников, на обидные прозвища не обижалась и к общественной жизни класса интереса не проявляла. Когда ее вызывали к доске, Вера сильно смущалась и отвечала урок, глядя поверх голов одноклассников. К своему внешнему виду девочка относилась равнодушно, ведь худой ей все-равно не стать, а то что форма помялась или фартук запачкан, так это все дела поправимые, было бы желание их исправить, а этого желания у нее обычно не было.

Она не могла знать, что именно ее недетская доброта и уступчивость мешали ее отношениям со сверстниками. Излишняя полнота и неопрятный вид, гладко зачесанные назад волосы, сплетенные в две тоненькие косички, и круглое добродушное лицо, делали ее похожей на классную дурочку, но училась Вера хорошо. В четвертом классе, как самой рослой из класса, ей было поручено сыграть роль мачехи в классном спектакле, и на фотографии артистов не нашлось более простодушного лица, чем у нее. После школы девочка спешила домой, который находился в двух остановках от ее дома. Если позволяла погода, то она шла пешком, радуясь погожему дню и свободе своего одиночества. Вера не любила ходить в школу, а очень любила оставаться одной дома. Подруг приводить в гости мама запрещала, да, и подруг у нее не было, зато у нее был удивительный мир книг, где книжные истории чудным образом оживали в ее сердце, которое жаждало встречи с прекрасным принцем. Со временем она научилась хранить свое сердце от ран, от мамы и папы, только брат Саша вторгался в созданный ею мир грез, как его повелитель. Так уж повелось, что после того, как брата привезли из деревни домой, Вера превратилась в его рабыню, она прислуживала ему без ропота, не жаловалась, когда он ее бил по ногам и обзывал, а продолжала жалеть, чувствуя себя виновной в том, что с ними приключилось несколько лет назад.

***

Если Веру привезла мама домой из Барнаула весной, то Сашу – летом, когда солнце безжалостно сжигало степь и ехать в автомобиле было невыносимо жарко. Вера была рада, что родители взяли ее с собой, когда они своим ходом отправились на Алтай, в деревню Ильинка, где папа родился и куда он привез Верино брата на воспитание. целый год уже жил ее брат. Изнывая от зноя и тряски, девочка вглядывалась в даль и была рада тому, что никто ей не мешал мечтать, а Петр Петрович, папин персональный шофер, выкручивал руль, ругал разбитые дороги и жару, от которой вода в моторе часто закипала. Раскаленная до бела степь казалась вымершей, у горизонта грудились сопки, в тени которых притаился тот удивительный мир, куда не вступала нога человека, где хранились забытые людьми мечты, когда они вздыхали – волновался ковыль, когда скучали – начинали трещать кузнечики, когда печалились – на травы выпадала утренняя роса, а когда радовались, то по всей степи вспыхивали красные маки, но иногда мечты за ненадобностью умирали, тогда они уже не снились людям, они уходили в землю и из них вырастали кустики чабреца, чтобы мир наполнился терпким запахом печали.

Но об этом Вера только догадывалась, она уже перестала мечтать даже во сне, только одна мечта согревало ее сердце, когда-нибудь проснуться в том загадочном мире грез, где у нее была бы другая мама, веселая и добрая. Глядя во окно дребезжащего автомобиля, она представляла себя бегущей к виднеющимся вдали, но без маминого разрешения она не смела и шага шагнуть. Зато на радость к ее раскрытому окошку подошел самый настоящий волк. Серо-бурый степной волк сердито посмотрел на Веру и принялся рыть задними лапами яму, поднимая за собой столб пыли. Покормить голодного волка мама Вере не разрешила и приказала немедленно закрыть окошко.

Только на второй день пути, измученные дорогой и жаждой, приехали путники в папину деревню. Деревня была окружена сосновым бором, через нее протекала река Ильинка, и это казалось Вере таким замечательным явлением, о котором можно только мечтать. Кто из ребят не любит окунуться в речке в жаркий день?!

Дом дедушки и бабушки дом стоял на пригорке, открытый всем ветрам, а во дворе дымилась низкая кирпичная печка. Дедушка обнял гостей первым, а бабушка позвала всех к столу, но Вера кушать не хотела. Не теряя времени, она бросилась за огороды искать своего родного брата.

Саша гостей не встречал, он шел с друзьями на рыбалку и на приезжую городскую толстушку, кричащую ему с пригорка, внимания не обратил.

– Саша! Саша! – громко звала его Вера, но тот продолжал свой путь к речке и вскоре скрылся за высокой травой. Тут девочка бросилась за ним в вдогонку, ведь ей так хотелось рассказать ему, что все беды закончились, что с ней приехали мама и папа, чтобы забрать его домой. Вера догнала брата у самой речки.

– Саша, мы приехали за тобой. Мы приехали за тобой на папиной «Волге». Меня всю дорогу тошнило, поэтому я всю дорого грызла голландский сыр. И я видела настоящего волка, который был совсем нестрашным, он был похож на худую собаку с опущенным хвостом. Я хотела …

Тут Вера осеклась на полуслове, потому что Саша резко остановился и посмотрел на нее тоже по-волчьи, зло и холодно. Сначала девочка подумала, что брат ее не узнал.

– Это я, Вера! – умоляюще произнесла она и хотела обнять повзрослевшего Сашу, но тот оттолкнул ее от себя и поспешил к своим друзьям, на его плече лежала самодельная удочка, а в руке болталось голубое ведерко. В этот миг девочка поняла, что брат никогда не простит ей того, что случилось с ними в ту ужасную ночь, когда Вера проснулась от его испуганного крика, и ее радость обернулась горем, потому что на всем белом свете ее никто не любил. Медленно возвращалась она по той же узкой и скользкой тропинке, мечтая об одном, чтобы ее единственный друг детства Булат, никогда не узнал того, что с ней приключилось, потому что, если и Булат отвернется от нее, то сердце Веры само собой перестанет биться от тоски.

Саша приехал домой, и уже три года вел себя, как неродной. Он посмеивался над сестрой, когда ту приняли в пионеры, потому что сам он красный галстук не носил, он держал его в кармане, и не знал, что для сестры принятие в пионеры было очень знаменательно, как приглашение на красный праздник из ее детства!

После того, как Вере перед памятником Ленина повязали на шее галстук, она поклялась сама себе, больше не брать из папиного кармана денег на мороженое и не выдавать секрет пионеров даже под пытками, как Мальчиш Кибальчиш! Будь готов, всегда готов! Это была первая клятва в ее жизни, и она собиралась ее обязательно выполнить.

***

И, вот, на внеочередном сборе пионерского отряда Веру выставили на позор. Она стояла у доски, не зная почему, но это знала Светлана Васильевна, классная руководительница, которая специально тянула время. Она была молода, и ее педагогический талант уже оценили в городском отделе образования, поэтому ей и доверили воспитание детей из обеспеченных и знатных семейств.

Светлана Васильевна любила свою профессию и с серьезностью молодого коммуниста несла ответственность перед партией и правительством за моральный облик учеников в своем классе. На проведение этого внеочередного пионерского сбора она имела разрешение парторга школы, где должен был сработать надежный педагогический прием, оставить ребенка стоять у доски, чтобы он забеспокоился, почувствовал себя одиноким и беспомощным, и сам сознался в своем неблаговидном поступке. Такое чистосердечное признание имеет позитивный воспитательный эффект и для всего класса. Когда Вера уже совсем потерялась под любопытными взглядами одноклассниц, Светлана Васильевна начала задавать ей наводящие вопросы.

– Шевченко Вера, скажи своим товарищам пионерам о том, с кем ты дружишь.

Вера удивленно взглянула на учительницу, и медленно опустила взгляд. Ответа на этот вопрос она не знала и не понимала, что конкретно хочет от нее услышать учительница. Дело в том, что у Веры не было друзей в классе. Впрочем, это было не совсем так. Последний год Вера дружила со своей одноклассницей Ириной Гай, которая являлась лидером пионерской дружины. Однако, дружили они тайно.

Верина мама одобрила дружбу дочери с Ирой, потому что ее мама работала учительницей в той же школе. Подружки ходили после уроков домой, иногда вместе готовили уроки. Постепенно Вера перестала стесняться Ирину и доверчиво впустила ее в свой мир, закрытый для детей и взрослых. О себе Вера говорила неохотно и мало, зато с искренним удовольствием слушала истории Ирины, принимая ее опыт счастливого детства, как свой собственный. В благодарность за дружбу Вера развлекала подружку своими придумками, в которые можно было играть по дороге домой, и открывала ей в простых вещах что-то необычное, а порой сказочное.

Надо сказать, что как только девочки переступали порог школы их пути расходились. В классе Ирина неизменно выступала в роли пионерского лидера, а Вера опять становилась новенькой, чтобы со стороны восхищаться активностью свой подружки. Однажды, всем ученикам школы было предложено поучаствовать в весенней выставке детских рисунков. Ирина рисовала хорошо, она была редактором школьной стенгазеты, Вера рисовала гораздо хуже, но в тот раз ей самой захотелось изобразить весну такой, какой она ее видела, одиноко гуляя по улицам апрельского города. Ярких красок девочка стеснялась, поэтому весна у нее получилась нежная. На акварельном рисунке тонкая березка нежно тянулась к невидимому солнцу, а на ее курчавых ветках проклюнулись первые застенчиво-зеленые сережки, а где-то у горизонта голубел ручеек, и подснежники, похожие на пушинки, то там, то тут, украшали его пологий берег. Прежде, чем принести рисунок в класс, Вера показала его Ирине, и та подбодрила ее принять участие в выставке, но на следующий день девочка пришла в школу и на школьном стенде уже висел ее рисунок, он был выписан яркими масляными красками, и под ним стояла подпись: «Весна, Ирина Гай, ученица 4 класса». Сначала Вера хотела обидеться, но передумала, ведь на подруг обижаться некрасиво, и она подарила свою акварель маме на День 8 марта.

Никто не учил Веру, тому, что дружба всегда нуждается в вещественных доказательствах, но она была в этом убеждена, поэтому девочка давала Ирине книги из домашней библиотеки, потому что у родителей Веры не было времени читать книги, а у Ирининой мамы оно было, но не о книгах, которые не возвратила ее подруга, думала Вера, стоя перед классом, а о том, чтобы как бы ненароком не подвести Иру, назвав ее своей подругой, ведь их дружба хранилась в секрете. Тут опять прозвучал тот же вопрос, но уже более требовательно.

– С кем ты, Вера Шевченко, дружишь?

– Я дружу … ни с кем.

– Не хитри пионерка Шевченко!

Всему классу и Вере самой было видно, что Светлана Васильевна сердится не на шутку.

– Я дружу … с Мариной Семеновой! – ловко увернулась от правдивого ответа Вера и с надеждой посмотрела на Марину, сидевшую за первой партой, у окна. Марина пришла в класс в начале этого учебного года. В классе она тоже ни с кем не дружила, даже тайно. Вера чувствовала в ней ту взрослость, которую сама скрывала от одноклассников, поэтому она с радостью встала с новенькой ученицей в пару во время маршировки, а Марина в свою очередь на большой перемене пригласила ее к себе домой. Жили Семеновы в двух шагах от школы, и Вера с радостью отправилась к ней в гости.

Марина и Вера хорошо поладили между собой, они обе любили читать книги и обе учились в музыкальной школе. Марина недавно возвратилась из Германии, где проходил военную службу ее папа, который на фотографии из семейного альбома походил скорее на усатого гусара, чем на офицера Красной армии.

Когда Вера назвала подругой Марину, то та просияла от удовольствия и улыбнувшись, дружески кивнула в знак согласия. Такой ответ Светлане Васильевне тоже понравился, и Вера облегченно вздохнула, но вздохнула она слишком рано, потому что учительница вновь повела себя странно. Она подошла к девочке так близко, что той пришлось на шаг отступить к доске, как бы защищаясь, и громко задала следующий вопрос с явной подковыркой.

– А скажи нам, Шевченко Вера, ты была у Марины в гостях?

– Да, Марина сама меня пригласила, – быстро ответила Вера, оправдываясь.

– Так, хорошо. А теперь ты обязана рассказать всему классу, то такое непристойное, не пионерское, ты видела в гостях у Семеновых?

Тут-то Вера совсем запаниковала. Она хотела посмотреть на Марину, но Светлана Васильевна встала между ними, скрестив руки на груди. Не замечая возбужденного шепота одноклассниц, Вера недоуменно огляделась по сторонам, но подсказки не приходило. Как же ей захотелось стать невидимкой, чтобы учительница перестала сверлить ее недобрым взглядом. Прошло еще некоторое время. Светлана Васильевна, не дождавшись ответа на поставленный вопрос, отвернулась от Веры и обратилась к классу.

– Давайте, девочки, мы послушаем, что скажет нам пионерка Ирина Гай, член совета дружины школы. Ирина, встань из-за парты и расскажи нам честно, что Шевченко видела в гостях у Семеновой.

Сначала класс замер в непонимание момента, потом все пионерки, как по команде, повернули головы к Ирине, которая уже поднималась из-за парты. Говорила Ирина, четко и громко, так чтобы всем было хорошо слышно и понятно.

– Вера мне сама рассказала, что в квартире у Семеновых она смотрела фотографии …

Тут Ирина несколько замялась, но быстро справилась с минутным замешательством и продолжила свою речь тоном пионерки, преданной делу Ленина. – На фотографиях стояли голые женщины на высоких каблуках!

– Ух, ты! – пронеслось эхом в классе, потом опять наступила тишина.

Верины щеки заполыхали, а Марина, смертельно побледнев, опустила глаза.

– Это правда? – спросила Светлана Васильевна, повернувшись всем корпусом к Вере, но та не отвечала.