Текст книги "Вера и рыцарь ее сердца"

Автор книги: Владимир Де Ланге

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 25 страниц)

Глава 4

Софа была кроткой и доброй. Верины рассказы Софа слушала с удовольствием. В ее больших и удивительно выразительных глазах Верины истории оживали. Такого замечательного слушателя у Веры еще не было.

– Софа, тебе страшно? – с удивлением спросила Вера подругу, видя, как та трясется от ее рассказа о пирожках, в начинке которых был обнаружен детский ноготок.

Этот рассказ Вера впервые услышала от мамы и не на шутку испугалась. Время было вечернее и за окном стояли густые сумерки. Мамин вкрадчивый голос рисовал в воображении девочки ужасную историю похищения маленького мальчика и жуткую картину расправы над ним. От таких вечерних рассказов страх холодил сердце Веры и становился ночным реальным ужасом. Вечером всегда страшные истории кажутся страшнее, чем днем, когда светит солнце и поют птички, но маме хотелось пугать дочь именно вечером, когда весь мир медленно погружался в ночной кошмар.

Однажды, мама после очередного рассказа о убийстве маленькой девочки отправила дочь ее в темный зал, принести стул для папы, потому что настало время ужина. В темном зале оживали истории насилия над маленькими детьми. Ватными ногами входила девочка в темную комнату, словно в гости к Кощею Бессмертному. Кощей выжидал момент, чтобы схватить ее мертвой хваткой и вырвать из груди ее бьющееся от страха сердце, а потом разорвать Веру на кусочки и оставить на память родителям только ее маленькие ноготочки. Прежде всего у девочки пропал голос, потом она перевоплощалась в того мальчика из маминой истории, которого никогда уже не позовут на ужин, потому что мертвым есть уже не хочется.

– Зажги свет! – донесся до нее заботливый голос брата из кухни. Дрожащими руками Вера нашла выключатель, и нажала на кнопочку. Комната тут же озарилась светом от люстры под потолком. Кощея не было. Вера схватила стул и бегом умчалась на кухню.

– В зале был настоящий злодей. Я его боялась, значит, он был. Но я зажгла свет, и он пропал. Может, он сам боится света? – думала Вера позже, когда в ночной пижаме лежала в своей пружинистой кровати.

– Сейчас я его не боюсь, хотя и темно. Значит, сейчас его в комнате нет.

Она посмотрела на кровать, что стояла напротив, где ворочался брат Саша, потому что ему было совсем не страшно.

– Но может быть, этот злодей спрятался под моей кроватью?

Но смотреть под собственную кровать ей сразу расхотелось, и старалась быстрее уснуть, но страх перед бандитами не оставлял девочку в покое. Он возвращался к ней по вечерам, а иногда мучил ее и во сне. Зато днем Вера была смелой, как и в этот солнечный день, когда своими рассказами пугало трусиху Софу! Стояла жара, вокруг шумно играли дети. Пусть они не играли с Верой и с Софой, но они бегали вокруг и смеялись, отпугивая всех злодеев в округе.

– Софа, сейчас бояться не надо, ведь сейчас ты со мной, – успокаивала подружку Вера и добавляла маминым назидательным голосом: – Бойся чужих дядей и тетей, пытающихся с тобой ласково говорить и предлагать различные конфетки. С ними говорить не надо, а надо сразу убегать и кричать.

– А что кричать? – тихо спросила Софа, глядя на Веру удивительно преданными глазами, в которых помимо страха читалась преданность и покорность. Что нужно кричать, Вера сама еще не знала, но, чтобы как-то отвлечь подругу от вездесущих бандитов, она стала рассказывать Софе более веселые истории, уже из своей жизни. Это был зимний рассказ, приятно летом вспомнить морозную зиму.

Однажды, зимним вечером тепло одетые дети во дворе катались на санках с ледяной горки. Было весело и радостно. От света звездочек на небе, тонкого желтого месяца и уличного фонаря двор светился особым голубым сиянием. В холодном воздухе звенели веселые голоса детей, катающиеся на ледяной горке.

Никто не заметил, как Вера случайно прикоснулась языком к железному ободку санок соседского мальчика. Девочка сама не поняла, что произошло, почему она вдруг накрепко прилипла к санкам, а санки к ней. Теперь Вера стояла, как дворняжка на четырех лапках с высунутым языком, и лизала санки соседского мальчика. Она не могла даже позвать маму, потому что каждое ее движение языка сопровождалось нестерпимой болью. Вокруг стояли дети, завороженные этой чудной картиной. Никто не смеялся, все давали советы по освобождению Веры от санок или санок от Веры. Соседского мальчика уже звала домой мама, но он не хотел идти домой с прилепившейся к его санкам девочкой-соседкой. Вера тоже хотела домой к маме, но скованный морозом язык не отлеплялся от железного ободка злосчастных санок. Она даже попробовала пойти домой с санками в зубах, придерживая их руками, но санки оказались очень тяжелыми.

Булат, ее старший друг, живший в соседнем доме, имел большой авторитет среди дворовых мальчишек. Он принес из дома горячую воду и по каплям стал поливать ее язык.

– Теперь терпи, я буду рвать санки, а ты отрывай от них свой язык, – почти приказал ей Булат.

Сопротивляться было бесполезно. Верино мычание, означавшее: «Подожди! Подожди! Я еще не готова!» – никто не понял. Оставалось одно, подчиниться Булату, которого во дворе все уважали. Всё произошло больно, но быстро. Часть ее языка осталась висеть на санках, но остальной язык был свободен, и Вера, истекая кровью, отправилась поскорее домой, к маме.

Софа с восторгом смотрела на свою мужественную подругу и внимательно изучила ее язык с глубокой щелью посередине.

Другая история, которая должна была придать смелости ее подруге, была о грозе. Это случилось в прошлом году, когда Вера захотела посмотреть грозу изнутри, потому что с грозой, сидя дома, не познакомишься. Успеху рассказа способствовало то, что Софа сама ужасно боялась грома и молнии.

Из окна Вериного дома было видно, что на улице происходит что-то грандиозное, но через окошко это грандиозное трудно было разглядеть.

– А не пойти ли мне в гости к Булату? В грозу он наверняка будет дома, и мы вдвоем посмотрим грозу на улице.

Вера не стала долго раздумывать и, убедившись, что все в семье заняты своими делами, отправилась к верному другу в самую грозу. Время было позднее. На улице тускло горел фонарь, а окна домов приветливо светились цветными занавесками. Вера прошла в темноте всего несколько шагов, как потух уличный фонарь, стало очень темно и она остановилась в замешательстве, чтобы сориентироваться, где остался ее дом и куда надо идти, как, вдруг, в кромешную тьму ворвалась ослепительно яркая молния и вонзилась в землю прямо перед ее ногами. Земля вздрогнула и наполнился терпким запахом, от которого закружилась голова, а грома ноги девочки подкосились. Потом наступило затишье, страшная тишина и тьма, хоть глаз выколи, но ненадолго. Каждый раз, когда молния освещала двор, и грохотал гром, Вера приседала от страха, а потом трусливо бежала перебежка к дому, где жил Булат.

Деревянные сарайчики за домами этой ночью казались девочке нагромождения, где таились безобразные чудовища. Разбуженные грозой, эти черные чудовища следили за каждым движением Веры, и ждали момента, чтобы схватить ее и утащить в подземелье. И им бы это бы удалось, если бы не огненные стрелы молний, от которых даже сарайные страшилища дрожали и трепетали.

Шаг за шагом приближалась девочка к цели, побеждая дрожь во всем теле. Когда она добралась до соседнего дома, Булат не поверил своим глазам. Он не сразу узнал Веру. Ему всегда нравилась эта веселая маленькая соседка. Она часто смешила его своими придумками и покоряла мальчика преданностью в дружбе. Но теперь перед была не соседская смешливая девочка, а перед ним дрожал какой-то мокрый зайчонок, чем-то похожий на нее.

– Булатик, я до тебя дошла! Я не думала, что гроза такая злая. Отведи меня домой, … я хочу к маме, … я боюсь одна идти домой, – шептала Вера побледневшими губами. В ее круглых черных глазах слабо отражались вспышки уходившей грозы. Начинался дождь, девочку бил озноб то ли от холода, то ли от страха. Ее коленки стали подгибаться, и Вера села на ступеньку крыльца, прижала руки к груди и закрыла глаза. Вот этого Булат совсем не ожидал.

Булат был старше Веры на три года. У него еще не было опыта по спасению убежавших из дома девочек. В растерянности он развел руками. С неба полил дождь. Во дворе не было ни души, только Вера продолжала сидеть на ступеньке его дома, положив голову себе на коленки и дрожала. Когда не знаешь, что делать, надо делать то, что первым приходит в голову.

Мальчик укутал девочку в свою старенькую мягкую курточку и осторожно взял ее на руки. В момент, когда Верина доверчивая рука обняла его за шею, когда ее дрожащее тельце прижалось к его груди, он впервые почувствовал себя мужчиной. Его уже не страшила грозовая ночь. Пусть дождь стучал по его плечам, стекая ручейком между лопатками, и руки слабели, немея под тяжестью ноши, но он твердо знал, что отнесет Веру к ее маме, потому он, Булат, взял ее под свою защиту. И мальчик мужественно нес свое подружку до соседнего дома, на пороге которого стояла, взволнованная пропажей дочери ее мама.

В тот вечер мама, папа и брат были по-особому добры к Вере. Мама укрывала ее одеялом, папа готовил для нее чай с малиновым вареньем, а брат похлопывал ее по укутанной в одеяло коленке. Хотя за окном опять громыхал гром и дождь бился в окно, но Веру уже не тянуло на улицу. Она лежала в кроватке и слушала сказку о царе Салтане.

Конечно, Верин рассказ прозвучал более победоносно, чем это случилось на самом деле, но для Софы, которой никогда не приходила в голову даже идея прогуляться в грозу, этого Вериного опыта было достаточно, чтобы никогда этого не делать.

– Вера, какая ты смелая! – воскликнула Софа по окончании Вериной грозовой истории, – Ты не боишься грозы! – добавила она с восхищением.

Под ее доверчивым и восторженным взглядом Вере сразу расхотелось хитрить.

– Боюсь, это гроза даже страшнее, чем я думала. Поэтому в грозу лучше бояться дома, рядом с мамой и папой, – честно призналась она подруге. Девочки задумались, и каждая из них думала о своем. Над их скамейкой летний жаркий ветер мирно перешептывался с листвой клена, и никто так и не узнал, о чем был этот шепот. Прогулка подходила к концу, и дети собирались расходиться по группам. Вера повернулась к Софе, обняла ее за плечи и тихо сказала: «Я люблю тебя и буду любить всегда!»

Тут девочек позвали строиться на обед.

Глава 5

Софа мастерила из листьев клена бусы, скрепляя их маленькими сухими веточками. Бусы походили больше на лопушистый воротник, но Вере нравилась их зеленая свежесть. С каждым днем подруги становились всё молчаливее. Подходило время проводов детей из детского сада в школу. Вместе с радостным ожиданием перемен в сердцах подружек притаились грусть от предстоящей разлуки и страх перед школой. Будут ли им в школе рады?

– Всё будет хорошо! – уже в который раз убеждала Вера подругу, ломая для нее очередную сухую веточку. Как сестра третьеклассника, она знала, чем можно взбодрить свою Софу.

– В школе не нужно днем спать. После школы можно гулять во дворе. И главное, что у нас будут настоящие каникулы. А через десять лет мы станем взрослыми, и уже никто не осмелится нас обидеть.

Софа с благодарностью посмотрела на подружку, она, как никто-другой, понимала ее робость перед школой, но стать поскорее взрослой она не мечтала. Вера была убеждена, что взрослые не боятся темноты и бандитов, им не снятся сны, где их тела режут на части и укладывают в тесный ящик, и они могут дать отпор насмешникам. В то время она очень боялась привыкнуть бояться и с надеждой смотрела на своих бесстрашных, уверенных в себе, родителей. В том, что ее папа не боялся ничего на свете, Вера была уверена. А мама? … Ее мама тоже не из пугливых мам. Трудно было представить растерянную маму или дрожащую от страха.

Тут Вере припомнилась история, где главным героем была не мама, а белая курица. От веселых воспоминаний она разулыбалась, а Софа сначала не поняла, кому так счастливо улыбается Верочка, ведь вокруг не происходило ничего особенного. Спокойно шелестел листвой старый клен, под которым стояла полюбившаяся им скамейка. Позади скамейки был высокий надежный забор, а впереди росли низкорослые акации, за которыми играли нормальные дети. Софа отложила свое «бусиное» изделие.

– Верочка, ты вспомнила что-то веселое? Расскажи мне, а то мне очень грустно.

– Это веселая история про белую курицу.

Верины глаза заискрились от воспоминаний, но время прогулки подошло к концу, и девочкам пора было расходиться по группам. Софа так и не узнала эту куриную историю. А история была такова.

Как-то раз, поздней осенью, в конце рабочего дня, Вера и ее мама шли по улице домой, они были довольны собой и друг другом. На улице к вечеру резко похолодало и выпал первый мокрый снег. Прохожие спешили домой, прогибаясь под тяжестью своих сумок, в которых было всё, что только душе угодно. Вера смотрела не по сторонам, а себе под ноги, отчаянно пытаясь идти с мамой в ногу. Мама шла аккуратно, маленькими шажками, четко ставя ноги, обутые в ботиночки на высоких каблуках, одну за другую, и от ее ходьбы на снегу вырисовывалась узорная прямая линия. Царственность маминой осанки подчеркивалась приталенным пальто с лисьим воротником, а маленькая вельветовая шапочка, одетая поверх подобранных кверху кос, делала маму выше ростом.

Вера часто спотыкалась, и под ее тяжелым шагом снег шлепал и брызгался. Девочку притягивало к маме, как Луну к Земле. Об этой силе притяжения она впервые услышала от папы, который уже несколько дней был в деловой командировке и его возвращения в семье с нетерпением ждали.

К слову сказать, Вера ждала папу не только потому, что скучала по нему, но еще потому, что из своих поездок он привозил детям в своем коричневом портфеле подарочки, шоколадные конфеты или апельсины, похожие на оранжевые солнышки, которые рисовали дети в детском саду.

Уличные фонари бросали на дорожку и спешащих домой прохожих мигающий желтый свет. У Веры никак не получалось красиво переставлять ноги, но она старалась. Иногда от забегала вперед, то отставала, то заходила на маму сбоку, а так как сила притяжения Веры к маме была больше, чем мама могла выдержать, то мама часто «сходила с орбиты», ее заносило в кусты, которые росли по бокам тротуара. Каждый раз, когда мама выправляла свой курс и вновь возвращалась на протоптанную снежную дорожку, она просила дочь не толкаться, поднимать ноги при ходьбе и не топать, как слон.

Толпу на углу продуктового магазина Вера заметила уже издалека. Люди стояли, повернувшись лицом к необычно большим клеткам, стоящим друг на друге в открытом кузове грузовика. Любопытная Верочка схватила маму за рукав ее пальто и изо всех сил потащила к этим клеткам, в которых несметное количество настоящих куриц. Курочки с черными глазками, красными гребешками и белыми перышками понравились Вере с первого взгляда. Они кудахтали, высовывали свои головы из-за металлических прутьев и не понимали, зачем их затолкали в клетки и привезли на край света. Столпившиеся возле клеток горожане охотно делились воспоминаниями своего деревенского детства. Продавец, молодой парень с красными от мороза щеками, просил за курицу очень маленькую цену.

– Мама, нам необходима дома курица! Мы с ней будем играть… собирать яички… учить ее подавать лапку, – начала, как обычно, попрошайничать Вера.

Девочка уже представила себя куриной воспитательницей, сидящей в кругу пушистых желтеньких цыплят, но ее мечтание прервало странное поведение мамы, обычно устойчивой к подобным просьбам дочери. Верина мама решительным шагом направилась к грузовику, и продавец стал выбирать для нее самую крупную курицу. Когда купля продажа состоялась, мама гордо прошла через толпу притихших наблюдателей, неся в руках сетку, в которой билась живая курица. Вера не сразу поверила в такую удачу.

– Вот так счастье привалило! Мама купила мне настоящую белую курицу! – обрадовалась девочка, глаза у нее загорелись, и весело побежала вслед за мамой. Однако, самой курице не понравилось, что ее продали. Она билась в сетке и не давала Вериной маме красиво переставлять ноги по снежной дорожке. Теперь они обе, мама и ее Вера, перебежками неслись к дому, весело разбрызгивая мокрый снег на себя и на прохожих, явно сочувствовавших курице.

Саша стоял на пороге квартиры и не верил своим глазам. Он непонимающе переводил взгляд с мамы на Веру, с Веры на курицу и потом в обратном порядке. В этот момент до мальчика стало доходить значение папиных напутственных слов о том, что Саша во время отъезда отца остается единственным мужчиной в семье, но что делает мужчина, когда вместо опрятной и подтянутой мамы на пороге дома появляется взмокшая и растрепанная женщина? На маминых мокрых волосах кое-как держалась шапочка, съехавшая к самому уху, подол ее пальто был в мокрых пятнах от растаявшего снега, к которым прилипли белые перышки. В одной руке мама держала свою дамскую сумочку, а в другой – настоящую курицу в сетке.

Рядом с мамой стояла его сестра, сияющая, как помидор, с выбившимися из-под шапки волосами, с горящими от восторга черными круглыми глазами и с улыбкой до самых ушей. Вера сразу выставила перед братом свой пальчик, на котором застыла капелька крови, а пальцем другой руки указала в сторону курицы, которая вдруг перестала биться в сетке и тоже уставилась на Сашу одним своим глазом, потому что второй глаз был закрыт крылом.

– Сегодня мы будем варить настоящий куриный суп, по-деревенски! – четко произнесла мама, опережая все вопросы сына, которые она уже читала в его глазах. Теперь всё семейство с жалостью смотрело на курицу, и никто не хотел быть на ее месте.

Курица, не знавшая коварных замыслов мамы, была закрыта на кухне. Через полчаса она уже хозяйкой разгуливалась по обеденному столу, переваливаясь с одной тоненькой лапки на другую. Всё, что можно, было опрокинуть и разбить, она опрокинула и разбила.

Курица могла быть довольна: такого кухонного разгрома Вере не сотворить никогда. На полу лежали осколки маминой любимой сахарницы. Рассыпанный сахар постепенно окрашивался в малиновый цвет от капавшего со стола на пол варенья. Этот беспорядок довершали зеленые кучки, которые превращали мамину кухню в куриный клозет. Потом курица перелетала со стола на пол. Она скребла лапками деревянный пол, потом, то одним, то другим глазом, осматривала то, что наскребла, и очень сердилась, что ничего съестного не наскребла. Мама строго следила, чтобы на полу не было никаких крошек, но пернатая гостья этого не знала и упрямо долбила носиком пол кухни.

– Червячков ищет! – сказала догадливая Вера.

– Нет, она гнездо вьет, чтобы яйца откладывать.

Вера посмотрела на брата глупым взглядом, потому что никогда не могла определить, шутит ли он или нет. Они с братом стояли за дверью кухни и следили за курицей через дверное стекло. Пальчик на Вериной руке был уже перевязан бинтиком, теперь девочка знала, что не все любят, когда их гладят по головке, а некоторые даже клюются.

Надо сказать, что Саше было совсем не жаль поклеванного пальчика сестры, его злила мамина затея с супом. Он стоял за дверью кухни, одетый в фуфайку, которая, по словам мамы, должна была защитить от острого птичьего клюва, а его руки были подняты кверху, чтобы с них не свалились тяжелые папины рукавицы, с которыми проще выходить на боксерский ринг, чем ловить курицу. Еще мальчику не нравился мамин план, по которому ему предстояло ловить курицу, а маме рубить ей голову. Мама, как женщина, не учла в своих планах, что размахивать топором – это мужское дело. Как мальчику не хватало папиной поддержки!

К дверям кухни подошла мама. В ее руках был топор, который она, как ребенка, прижимала к груди. Как варить суп из курицы, она знала хорошо, а рубить куриную шею она боялась почти смертельно. Как же могла Римма не учесть, что Володя, ее муж, должен был вернуться из командировки только в пятницу? Угостить мужа супом на настоящем курином бульоне ей очень хотелось, но сохранить курица живой до его возвращения домой было невозможно. Одно утешало Римму: курица стоила малых денег и была на редкость упитанной, главное, что свежей. Римма скучала по мужу, но этого она ему не скажет, это Володя должен знать и сам. Когда же она увидела, что натворила эта кудахтающая бестия на ее кухне, сомнений не осталось: курица на то и курица, чтобы стать супом.

Саша зашел на кухню первым, но курица не хотела быть пойманной, она отчаянно кудахтала, летала и не давалась в руки, а мальчик злился, но не сдавался. Он крался за курицей лисьей походкой, набрасывался на нее ястребом, но поймать злодейку не мог.

В конце концов, его охотничий азарт передался сестре, которая наблюдала за ходом куриной охотой за дверью, и она, недолго думая, оставила маму с топором стоять за дверью и с громким гиканьем ворвалась на кухню. Вера подскакивала и размахивала руками, видимо имитируя чукотский танец охотников, который недавно показывали по телевизору. Вместе с Верой на кухне роем закружились белые перышки, а курица, оправившись от испуга внезапного появления маленькой охотницы, высоко взлетела к потолку и села на сито, что висело над мойкой. Сидя на сите, птица, видимо почувствовав себя в безопасности, победно раскудахталась.

– Как бы ни так! – вскричал Саша. Он прыжком вскочил на стол, крепко ухватился за штору, висевшую на карнизе и спрыгнул со стола по направлению к мойке. На этот раз его ждала удача, курица была им схвачена налету. Зеленая кухонная штора не выдержала тяжести рослого мальчика. Она оторвалась от карниза в самый успешный момент охоты, и через мгновение Саша упал на пол с зажатой в кулаке куриной лапкой, а за ними полетела вниз штора, которая зеленым парашютом накрыла охотника и его добычу. Вслед за шторой рухнул вниз и деревянный карниз. Карниз, похожий на толстую палку, падая, ударил охотника за курицами по затылку, торчащему зеленым мячиком из-под шторы, и приземлился между Сашей и его добычей. Мама всполошилась, вбежала на кухню, топор выпал из ее рук, придавил курицу к полу. Курица, издав предсмертный крик, затихла.

Из-под зеленых кухонных штор торчали с одной стороны крепкие ноги Саши в вязаных толстых носках, а с другой – куриная головка с поникшим гребешком. Заботливая мама помогала сыну выбраться из-под шторы, а Вера тихонько причитала над полумертвой птичкой.

Тут Саша разозлился не на шутку. Он быстро выбрался из-под завала, встал и устрашающе медленно одел папины рукавицы, потом взял курицу в обе руки и положил ее на ту деревянную доску, на которой мама должна была отрубить ей голову. К столу подошла мама, в ее руках опять был топор, который почему-то дрожал. Вера зажмурила глаза.

Прошло время, но на кухне ничего не происходило, и девочка осторожно приоткрыла глаза. Мама сидела у стола, на столе лежал ее топор. Возле топора с капелькой крови на шее стояла курица и виновато оглядывалась по сторонам. Она тоже была несчастна. Брат Саша обнимал маму, которая сидела с закрытыми глазами. Тогда-то Вера впервые увидела, что и взрослые плачут, и ей стало очень жалко маму, она заревела, как положено девочкам в таких ситуациях, в голос, шумно шмыгая носом.

Саша не знал, кого ему надо утешать в первую очередь. Скорее бы приехал папа! Тяжело быть единственным мужчиной в доме, когда все женщины разом плачут.

Потом пришли соседи. Они были напуганы доносившимся из квартиры Шевченко грохотом посуды, птичьими криками и детскими рыданиями. Конечно, они сразу подумали об ограблении с насилием и вызвали милицию. Разобравшись, в чем дело, сосед понял проблему и поступил по-соседски. Он остался на кухне один на один с курицей, и та безропотно приняла свою участь стать настоящим деревенским супом, который и был сварен мамой. Впрочем, никто этот суп даже не попробовал.

– Деревенский суп надо готовить в деревне, но суп надо варить из картошки, а не из курочек, ведь курочка хоть и с крыльями, а летать не научилась, поэтому ее жалеть надо, а не рубить ее шейку, – решила Вера, вспоминая эту историю вовремя тихого часа в детском саду.

Все дети мирно спали в своих белоснежных постельках, а нянечка, тихо переговариваясь с воспитательницей, домывала посуду и готовилась к полднику.

Вера лежала в своей кроватке, и перед ее закрытыми глазами проплывали прекрасные деревенские картины, где курицы с цыплятами, кудахча, похаживали по зеленой лужайке, усыпанной червяками и зернышками, а у «молочной реки с кисельными берегами» бродили коровы с рогами, упирающимися в небо. Незаметно для себя, девочка уснула сладким послеобеденным сном.