Текст книги "Про Life"

Автор книги: Vicious Delicious

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

– А у тебя получилось? – спросил Герман однажды.

Палочник покачал головой, и больше они к этой теме не возвращались.

За неделю до представления за близнецами пришла устроительница шоу, правая рука Кукольника и его сестра, ещё нестарая, но некрасивая женщина и швырнула им под ноги пакет. Герман его не поймал, а Сергей – даже не пытался. Координация их движений была нарушена, нервы расстроены.

– Меряй.

Приказ прозвучал как удар плети, которой сестра Кукольника подпоясывалась вместо ремня и по, слухам, пользовалась по назначению при первой возможности. Женщина подчёркнуто обращалась к близнецам на «ты».

В пакете лежало изделие из грубой ткани, вроде мешка с прорезанными в нём отверстиями для голов. Оно было сшито вручную хирургической леской. Герман поцарапал об неё щёку, одеваясь. Он с неожиданным пылом подумал, что никогда больше не будет цепляться к брату, если они отсюда выберутся. Пусть шьёт что хочет.

Рассказывая, где близнецы должны стоять во время шоу и что говорить, женщина щёлкнула пультом от прожектора. Герман захлопал ресницами в кругу бледного света.

– А на шоу будет отопление? Мне холодно.

– Тебе и должно быть холодно, чтобы ты дрожал. Если не будешь выглядеть несчастным, то зритель, чего доброго, решит, что тебе живётся лучше, чем ему. Зритель платит, чтобы поглядеть на кого-то ущербнее себя, а не наоборот.

Шатёр был как китайская лампа. С изнанки просачивались струящиеся силуэты с разверстыми дырами ртов. Герман скользил взглядом по силуэтам и видел себя в каждом из них.

 

«Газель» охраняли две суки бойцовской породы и такого окраса, будто их подожгли и долго тушили. Одна подняла морду в подпалинах-пятнах и заворчала. Другая рванулась, натянув стальной трос, который был ей вместо цепи.

Ходили слухи, что Кукольник травит ими труппу. Герман в это не верил, но, сталкиваясь с собаками, робел. Они были вечно голодны и худы как Палочники.

На лай из «Газели» явился сам хозяин в сопровождении сестры. На ней был макияж в духе трагического клоуна – огромное количество пудры, на которую у Германа была аллергия.

– Хочешь поговорить? – спросил Кукольник. – Давай.

Женщина взяла собак и кивнула близнецам, чтобы проходили.

В «Газели» было душно. Окна плакали. Цвели обильные запахи – воск и ладан, курительная смесь, ароматические палочки. Радио извергало рваный бит, который приходилось перекрикивать.

– Что ты подлил мне в кофе?

– Тебе? – со значением переспросил Кукольник и ухмыльнулся, показав жёлтые зубы.

– Мне. Нам. Неважно, – занервничал Герман. – Я хочу знать, понятно?

Кукольник сварливо заговорил:

– Почему бы для разнообразия не поговорить о том, чего хочу я? По-твоему, я доволен тем, как вы справляетесь? Думаешь, подмахнули расписку, и хватит с меня? Ну уж нет! Я хочу… Нет, я требую такого же отношения, как к Грёзу! Это ведь ради него вы вышли на меня и торговались, как на базаре. Что смотрите? Да, я догадался. Что ты это скажешь, Герман?

– С какой стати я должен оправдываться? – выпалил он и с запозданием понял, что выдал себя.

Кукольник перевёл взгляд с него на Серёжу и разразился смехом.

– Фу, – выдавил толстяк, задыхаясь. – Надо же! Фу!

– Если ты не вернёшь всё, как было, то мы не будем участвовать в твоём ублюдочном представлении! Отказываемся! – сорвался на крик Герман.

– Нет уж, вы будете участвовать. Будете, если хочешь, чтобы вас вообще когда-нибудь попустило. И когда вам представится случай доказать мне свою… признательность, назовём это так, то, надеюсь, ты будешь умницей и вспомнишь, что у меня для вас кое-что есть. А теперь закрой дверь с той стороны! Я отдыхать буду.

Герман выскочил из «Газели» и хлопнул дверью изо всех сил. Повернув к близнецам выбеленное лицо, сестра Кукольника улыбнулась и ослабила хватку. Тросы заскользили по шершавым, как наждак, ладоням.

Герман ускорил шаг. Не из страха, просто не хотелось, чтобы женщина видела, как Герман старается не плакать, и передала Кукольнику. Тот пленил близнецов гораздо надёжнее, чем они думали. И, что хуже всего, теперь он знал об этом и о том, что они тоже это понимают.

Случай, о котором говорил Кукольник, вскоре представился.

Там, где дорога встречалась с горизонтом, возникла грязно-белая «Приора». Никого не спросив, водитель убрал импровизированный шлагбаум – колючую проволоку, завязанную петлёй на конце, всю в пёстрых отрывках. Проволока осталась лежать в следу шин.

Герман растолкал толпу, выползшую погреться на солнышке и поглазеть на гостя, и увидел Грёза. Их глаза встретились. Какое-то время Герман позволил себе обманываться тем, что рабство кончилось… А потом о случившемся доложили Кукольнику, и он явился, бряцая шпорами.

– Ну всё, толстый, пошутили, и хватит, – сказал ему Андрей. – Я их забираю. Прямо сейчас, если не хочешь продолжить этот разговор в полиции.

– А может, ты сначала выслушаешь, чего они сами хотят? – ответил Кукольник, лоснясь от удовольствия.

– Что же, – в голосе Грёза послышалось напряжение, – давай послушаем. – Вы как, парни? Со мной?

Больше всего на свете Герман хотел ответить да. Он опустил взгляд и уже не смог его поднять.

– Мы здесь по своей воле, – выдавил Герман.

– Правильно, скажи ему! – азартно взревел Кукольник.

– Бумаги ведь… так и не были подписаны, верно? Если я правильно понимаю, это значит, что мы имеем право сами решать… И мы решили.

– Скажи ему, пацан!..

– Да ладно, вы серьёзно?! – разорался Сергей. – Андрей, кого ты слушаешь? Он же сам не знает, чего хочет. Но ничего, я объясню!

Грёз улыбнулся ему и опустил руку на плечо – тёплым, обнадёживающим, знакомым жестом. Это причинило Герману почти физическое страдание. Он отшатнулся.

– Нечего объяснять! – крикнул он. – Я с тобой никуда не поеду, так что уходи! А не то я… я пожалуюсь в опеку, и у тебя отберут всех! Твой дом – бомжатник! Бар – притон! А ты – сутенёр! Убирайся!

– Заткнись, заткнись!

Левая рука, которая и прежде слушалась правшу Германа неохотно, вышла из-под контроля и врезала ему в лицо. Герман ощутил тревожную пустоту в переносице, истекающей чем-то густым и солёным, и упал в снег.

В пронзительно-синей прорехе между облаками блеснул, исчезая, солнечный луч. Фары прощально осветили лицо Германа. Он завыл – без смысла, без содержания, на одной душераздирающей ноте, и продолжал, пока голос не перешёл в хрип и не иссяк.

 

 

 

8.

 

Кукольник решил сдать фуры в аренду до конца театрального сезона. Когда арендатор увидел, насколько они загажены, сделка чуть не сорвалась. Накануне шоу всех подняли затемно и отправили мыть и чистить.

Палочник Второй надсматривал. Держался он самодовольно, всем видом показывая – он-то нормальный, никому из кукол не чета.

Близнецы разделили руки, чтобы справиться быстрее. Закончилось это тем, что Герман опрокинул ведро, сунувшись прополоскать тряпку. Он хоть и занял место брата, но ведущей рукой у него оставалась правая, а Сергей загораживал ему обзор.

Вода хлынула на пол, протекла в ботинки. Она была ледяная. Стоял январь.

Сергей отшвырнул тряпку и невидяще уставился перед собой. Палочник говорил, они должны осознать, что галлюцинируют… Сидя на корточках в холодной луже, Сергей осознавал лишь одно – с него хватит.

Улучив момент, он спрятал за пазуху бутылку бензина, который им выдали для оттирания застарелых грязей, и крикнул:

– Я в туалет.

Выпрыгивая из кузова, Сергей отклонился для равновесия немного вправо, а не влево, как раньше. Тело предавало его, подстраивалось под новые правила. Привычка формируется двадцать один день. Потом он смирится. Мысль об этом невыносима.

– Ты куда? – спросил Герман. – Ты что-то придумал? Ты придумал, как нам…

Он-то знал, что в туалет им не надо.

– Заткнись, сволочь, – огрызнулся Сергей.

Он быстрым шагом обошёл временное пристанище труппы – сооружённые из лежалых простыней навесы, продуваемые тепловентиляторами, и прошмыгнул между туалетными кабинками туда, где располагался запасной выход. Через него во время представления куклы попадали в шатёр.

– Слушай, ты ведь уже разбил мне нос…

– Это был мой грёбаный нос! – возмущённо перебил Сергей.

– Ну, я вообще говорю… Может, хватит обижаться? Наш план…

– Наш план заключался в том, чтобы сбежать с деньгами! А не оставаться с психопатом, который травит людей собаками. И не плевать в душу единственному, кто заботился о нас, как умел.

– Знаешь что, – сказал Герман, – тебя никто не заставлял молчать, будто ты один из здешних олигофренов.

– Нет, ну ты издеваешься? – Серёжа вытащил бензин, свернул пробку, плеснул наискосок на створки шатра. – Ты мне и слова не дал вставить. А ещё Грёз считал, что с ним говорил я. И ты не спешил его разубедить! И кто ты после этого? Сволочь и есть. – Ещё взмах. – И сам ты олигофрен. Это ведь ты поверил, что Кукольник всё исправит, если мы будем вести себя хорошо. И как, исправил?

Герман посрамлённо молчал.  Кукольник сказал, что они вернутся к этому разговору после шоу. Но Сергей не собирался ждать.

На обратном пути близнецов перехватила сестра Кукольника. Она дёрнула вниз молнию их куртки. Бутылка выпала им под ноги.

– Где был?

– Там, – неопределённо ответил Серёжа.

– Бензин зачем взял?

– Дышали им.

Он так перепугался, что не почувствовал ничего кроме облегчения, когда женщина подобрала бутылку и врезала ему пониже рёбер, хотя от удара согнулся и хватанул ртом воздух. От Палочника близнецы так легко бы не отделались.

В ожидании шоу они задремали. Сергею коротко приснилось, как он изо всех сил пытается кого-то разглядеть за пеленой дождя… А потом Палочник Второй встал над ними.

– Их выход через полчаса, а они дрыхнут, – прошипел он.

Под мышкой у него была полая тыква с прорезями для глаз. От тыквы попахивало. Не исключено, что она где-то хранилась с самого Хэллоуина.

Невольный приятель близнецов, первый Палочник, перебирал тряпьё в поисках сценического костюма. Двое уродцев неопределённого пола танцевали под мелодию из опрокинутой музыкальной шкатулки.

Сергей торопливо переоделся, стараясь запомнить, что из вещей куда бросает. Сигареты он сунул под резинку трусов сзади.

Палочник остался доволен жалким видом близнецов, и когда они проходили мимо извлечённого из фуры хлама, поинтересовался:

– Не хотите ли на себя взглянуть?

Он сорвал покрывало с напольного зеркала. Герман попятился раньше, чем Сергей рассмотрел мучительно вытянутое тельце, набухшие головы с искажёнными чертами, в которых он, похолодев, узнал себя с братом. Он не сразу понял, что зеркало – кривое.

Палочник заржал над реакцией близнецов и ускорил шаг, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, идут ли они следом.

Сергей завёл руку за спину, достал сигарету и, оттуда же, из пачки – простую кремниевую зажигалку. Щёлкнул, прикуривая. По неопытности или от холода, ничего не вышло. Серёжа попробовал ещё раз, но только поцарапался об колёсико, которое заклинило на месте.

Сердце, казалось, тоже заклинило.

Палочник оглянулся, но ничего не заподозрил. С тех пор, как близнецы поменялись, он не видел Германа курящим, да и вообще не делал между ними различий.

– Я долго буду ждать?

– Иду, – убитым голосом отозвался Сергей.

Руки пришли в движение. Большой палец правой лёг на рычажок, левая ударила по колёсику. Всё произошло почти так же блестяще, как при подписании проклятой расписки. Зажигалка выдохнула пламя, и Сергей поспешно ткнулся в него сигаретой.

Шатёр вырастал из темноты, как вместилище древнего зла. Возникло ощущение, что если близнецы сейчас войдут внутрь – то обратно уже не выйдут. И полубезумное желание так и поступить…

– Не спать! – окрикнул Палочник. – Идёте?

Сергей виновато показал ему сигарету. Глаза Палочника сузились.

– Две минуты. Задержитесь – и я притащу вас за волосы.

И темнота запасного выхода безмолвно его сглотнула. Выждав немного для верности, Сергей бросил сигарету на шатёр. Сердце колотилось, как бешеное. Серёжа почти не чувствовал холода.

Зажигалка больше не сработает – там что-то хрустнуло и сломалось, когда Герман высек из неё последнюю искру. Если шатёр не загорится…

Шатёр загорелся.

Сергей стащил своё облачение и сунул в ленивый ещё огонь. Ткань не горела, а плавилась, роняя огненные капли. Дождавшись, пока она займётся посильнее, Сергей бросил её в запасной выход.

Тем временем, огонь перекинулся выше по шатру, лизнул безмолвно кричащий силуэт. Створки прохода провисли. С них тоже закапало.

Свод шатра протаранила ракета и расцвела низко в небе. Это огонь добрался до контейнера с пиротехникой. Послышались крики. Судя по всему, началась паника, и Сергей тоже бросился бежать.

 

«Газель» пустовала. Лобовое стекло треснуло пополам. Из него торчал фейерверк. Он не разорвался, но от него ещё исходил злой жар. Видимо, это и обратило Кукольника в бегство. Близнецам тоже стоило поторопиться.

Сергей вытащил из-под кресел все коробки и перевернул. Рассыпались украшения, мобильные зарядки, чеки, визитки, ключи, гаджеты, большей частью – разбитые и мёртвые. Серёжа выудил их с братом телефон, перелез на переднее сидение и открыл бардачок.

Им снова повезло. В бардачке россыпью лежали «симки». Однажды сим-карта близнецов застряла в телефоне, и Герман вытаскивал её зубами. По этой характерной отметине Сергей нашёл её теперь среди остальных.

Над приборной панелью, там, куда обычно вешают автомобильный ароматизатор, висел тканевый мешочек, затянутый нитками мулине. Сергей сорвал его и бросился вон.

Под навесами кто-то зарылся в тряпки и скулил. Не разуваясь, Сергей натянул джинсы прямо через ботинки, продел рукава футболки в рукава свитшота и завязал на поясе, накинул куртку…

– Далеко собирались?

Он резко обернулся. Перед близнецами стоял Палочник Второй.

– Просто одеваемся, – осторожно ответил Сергей.

– Да-а?

– Да. Холодно.

– А что же вам не жарко, а? А?! – взвизгнул Палочник и ткнул в близнецов обожжённой рукой, к которой прилип оплавленный лоскут их сценического костюма.

Сергей глазом не успел моргнуть, как Герман подобрал музыкальную шкатулку, врезал Палочнику в лицо и бил до тех пор, пока не оборвалась мелодия, а с ней и крики. Брат бросил шкатулку и занёс ногу над Палочником, свернувшимся на земле…

– Хватит! – крикнул Сергей. – Ты его покалечишь.

– Плевать!

– В тюрьму захотел? Оно того не стоит. Уходим!

Герман уступил ему тело, и Сергей убежал туда, где на все лады перекликалась автомобильная сигнализация. Отъезжающая машина обдала близнецов светом фар. Раздался возглас изумления, и Серёжа почувствовал себя тараканом, застигнутым на кухонном столе.

Сергей подёргал пару ручек. Авто визгливо огрызнулись. Почти задыхаясь от паники, ощущая, как сердце колотится где-то в горле, он рванул ещё одну дверцу, и его повело по обледенелому асфальту: открыто.

Вне себя от облегчения, Серёжа укрылся в гостеприимном полумраке салона. Как раз вовремя. Между машинами заметался луч фонарика, и на стоянке раздались знакомые голоса. Раскатисто говорил Кукольник и медленными, растянутыми до провисания фразами отвечал Палочник Первый.

Голоса удалялись в сторону леса. Фонарь заплясал среди деревьев. Близнецов не нашли. Не нашли, или Палочник сбил хозяина со следа?

Простучали каблуки. Дверь распахнулась, на миг впустив в салон вой сигнализации и перекрёстные огни фар. На водительское место упала девушка, повернула ключ в замке зажигания и выдохнула. И только после этого посмотрела направо.

Наверное, Герман тоже на неё посмотрел.

Девушка молчала.

– Ну чего ты? – спросил у неё Сергей, стараясь говорить спокойно и веско. – Поехали, надо позвать на помощь. Наверное, там есть пострадавшие. Ты чего?

– Сейчас, – пролепетала она, – машина прогреется…

Серёжа услышал лай собак невдалеке и крикнул, уже не пытаясь выглядеть убедительным:

– Езжай!

Машина тронулась с места и выехала со стоянки. Вытянулись пунктирной линией катафоты. Летящая из-под колёс пыль выглядела инфернально красной.

– Наверное, надо куда-нибудь позвонить? – испуганным голосом предложила девушка.

– Да, – задумчиво отозвался Сергей, – действительно. Надо.

Он вставил «симку» в телефон. Не с первой попытки, потому что окоченевшие пальцы еле слушались. Нажав на кнопку включения, Сергей понял, что телефон, наверное, разряжен.

– Ну же, сука – работай, работай, работай!

На экране появился значок загрузки, и Сергей смущённо извинился. Он нашёл в немногочисленных контактах дом Грёз и нажал на «вызов». Трубку снял Гена.

– А ты… можешь позвать кого-то ещё? – спросил Серёжа вместо приветствия.

Гена долго молчал. Когда Сергей уже решил, что тот его не узнаёт, Гена ответил:

– Кого позвать? Тебя тут никто не ждёт.

– Гена, это не смешно.

– Мне с самого начала было не смешно. Это неправильно, что вы здесь жили. Занимали чужое место.

Серёжа зажмурился, как будто ему в лицо брызнуло что-то едкое.

– Это чьё же, интересно?

– Глеба, моего друга.

– Это того Глеба, который ушёл со скандалом? – крикнул Сергей. – Который наложил Андрею за шиворот в благодарность за всё хорошее?

– Так и ты поступил точно так же, Левый! Скажешь, нет? А я всё знаю! – разозлился Гена. – Только в отличие от вас Глеб тут вырос! Он имеет право! Он вернётся, понятно тебе?! Вернётся!

– Гена, он не вернётся…

Вызов прервался.

– Очень мило, – прошептал Сергей.

Он набрал Альбину и долго слушал гудки, прежде чем в динамик ворвалась примитивная повторяющаяся музыка, и запыхавшийся голос знакомо произнёс:

– Серёжа! Это ты? Где вы?!

Он посмотрел в окно. Мимо проносились вмёрзшие в землю деревья.

– Альбина, а я не знаю, где мы. На какой-то трассе посреди какого-то леса.

– Что происходит?!

– Это ты мне расскажи, что у вас происходит. Мне сейчас нужнее.

– Что ты наговорил Андрею? Он рвёт и мечет. Готовит документы на ваш перевод в государственный интернат на случай, если… когда вы вернётесь. – Альбина осторожно спросила: – Вы ведь возвращаетесь, правда?

– Нет уж, – скривился Сергей. – Хватит с нас казённых домов.

– Не бродяжничать же теперь!

– Послушай, нам бы пересидеть пару месяцев в спокойном месте, пока всё утрясётся. Пусть Андрей остынет. А потом мы вернёмся, и я ему всё объясню. Ты случайно не знаешь такого места?

– Нигде, кроме «Сна Ктулху», я не бывала…

– «Сон Ктулху»? – ухватился за эту идею Серёжа. – А нас туда возьмут? Несовершеннолетних и без документов?

– Ну, Кукольник же вас взял. А мне даже не предлагал ничего ни разу.

От этих слов повеяло неоправдавшимся расчётом. Вероятно, Альбина поняла, что сболтнула что-то не то, потому что ей вдруг стало неудобно разговаривать. Но если бы Серёжа позвонил завтра, то вместе они бы что-нибудь обязательно придумали…

Расчленяя телефон, чтобы близнецов не нашли и не отправили в государственный интернат, Сергей знал, что в ближайшее время Альбине не перезвонит.

Нечаянная спасительница с недоумением взглянула на то, что он делает. До Серёже дошло, что она имела в виду, позвонить надо в «Скорую» или пожарным. Но он слишком переволновался, чтобы заботиться о том, какое впечатление производит. И это было ещё не всё.

– Я оставил там паспорт… – начал Герман.

– Тихо! – крикнул Сергей.

Он увидел в зеркале заднего вида «Газель» с треснувшим лобовым стеклом и в панике сполз по сидению. «Газель» обогнала их и растаяла в темноте.

– Считай, что ты потерял паспорт. Или хочешь вернуться?

– Не хочу. Не хочу, братик.

– Так, – произнёс Серёжа, лихорадочно соображая, – так… Куда ведёт эта дорога?

– В город, – ответила девушка, старательно ведя машину.

– А другой дороги нет?

– Тут одна дорога – до города. И ещё… Там пост ДПС по пути.

– Скверно, – сказал Сергей.

Девушка решительно тряхнула головой и выбившаяся из причёски прядь упала ей на лицо. В основании тускло блеснула капля силикона для волос.

– Прошу прощения. Я случайно услышала, куда вы направляетесь. Это вам на станцию надо. Там останавливается поезд… Ну, проездом. Он как раз идёт на север. Проводнику денег дадите, и всё.

Она воткнула белый полумесяц ногтя в экран навигатора.

– Тут через лес можно пешком дойти.

Близнецы вышли на заброшенной автобусной остановке. Машина постояла ещё какое-то время. Ветер швырял белое крошево в клубящееся над капотом тепло. Холод стоял зверский.

Девушка открыла дверь и что-то бросила близнецам, после чего машина развернулась и помчала туда, где ещё не погас Кукольный театр. Близнецы поймали. Это оказалась шапка, тяжёлая от нашитых на неё пайеток.

– По очереди будем надевать. Чур я первый, – мрачно сказал Герман.

 

За остановкой стоял бак с сырой водой. В баке плавал наполовину утопленный ковш и отражалось ночное небо.

Убирая телефон в задний карман джинсов, Сергей что-то нащупал и вытащил. Это был тканевый мешочек. Он помялся и почти потерял форму.

Разобрав мешочек, Серей нашёл в нём ампулу с каплей цвета мяты. Он попытался поймать в воде взгляд брата. Но Герман смотрел в другую сторону, и сквозь его отражение просвечивали звёзды.

Сергей надкусил ампулу, и на зубах захрустело. Он выплюнул стекло. Во рту разливался приторный, гнилостно-сладкий привкус. Взломав тонкий лёд на поверхности воды, Серёжа вытащил ковш за цепь, которым тот был прикован к баку, и жадно напился.

Спустя миг, краткий, как смена кадра, но отчётливый, как граница между светом и тенью в солнечный день, Серёжа снова оказался слева.

На него медленно снисходило понимание того, что и раньше всё было в порядке. Как Палочник и говорил, близнецы не менялись местами. Вовсе не обязательно было принимать наркотик, чтобы это осознать.

Сергей вообще многое вдруг стал понимать, как будто рухнули рамки, за которые его сознание не могло вынести лишнего. Так, выдёргивающиеся из темноты верхушки деревьев сказали, что погоня не застигнет близнецов. Промёрзлая на глубину могилы земля – что близнецы погибнут в этом лесу. А выловленный из воды взгляд брата – что Сергей всегда был только обузой.

Серёжа ощутил это так отчётливо, будто близнецы снова стали одним целым, как когда-то в утробе. И Герман понял, что он знает, и бросился бежать.

Его гнал стыд и желание вырваться за пределы тела. Как будто существовала такая скорость, которая позволила бы оставить брата позади – пусть обманутого и брошенного, но самого по себе.

Он услышал, как Сергей зовёт его по имени, откуда-то издалека, и остановился, и почувствовал, что сердцу тесно, словно оно стало слишком большим для грудной клетки. Герман сглотнул слюну с ощущением, что на языке выступила кровь.

Осколки того, что он привык считать собой, догнали его и вонзились в спину. Он вскрикнул и упал. Разбил лицо об обледеневшие корни, больно и холодно.

 

***

 

И под этим, пожалуй, можно было бы подвести черту.

 

***

 

Ничего этого не происходило.

Не было леса, напротив которого встали лагерем.

Не было подсвеченных прожектором унижений. Встречи с Грёзом, и подлости Германа во время этой встречи. Не было пожара. Но главное – не было побега.

На самом деле Герман только что отхлебнул отравленного кофе, а всё остальное близнецам привиделось. Сергею предстояло узнать, что уготовила им судьба, после того, как он откроет глаза…

Сергей открыл и обнаружил себя в прокуренном купе. Он не то чтобы проснулся – сознание вырулило из некоего мрачного тупика, в котором, впрочем, не прекращало существовать, как никуда не девается поезд, пока проносится через тоннель.

«Показалось. Мне показалось, что всё… только казалось», – мелькнула мысль. Это было невыразимо в словах и пугало. Это находилось за пределами плоскости, в которой лежит человеческое мышление.

Как они сели на поезд, Сергей не помнил. Денег, чтобы дать проводнику, у близнецов тоже не было.

На Сергее была надетая наизнанку шапка. Пайетки кололи голову. Герман мял в руках вообще незнакомый головной убор – с помпоном и пропахший планом. С верхней полки свисали чьи-то ноги. Раздавались гитарные переборы и звон стаканов. Какой-то тип втолковывал Герману:

– Наркотик-головоломка, так это называется…

На шее у типа перепутались символы различных и отчасти взаимоисключающих субкультур – то ли это отражало поиски себя, то ли всё это были трофеи с побиенных неформалов. В руках парень держал кубик Рубика, полностью собранный.

– Представим, что это модель вашей психики. – Парень достал из кармана парки химический карандаш и вписал в угол белой грани букву «Г», а в противоположный по диагонали угол – букву «С». – А эти фрагменты пусть будут ваши сознания. Следи за руками.

Он проделал ряд манипуляций и показал кубик близнецам. Верхняя грань осталась белой, как заснеженный лес, где они спасались бегством. Но прилегающие к помеченным углам квадраты теперь не совпадали по цвету с боковыми гранями.

– Ну, углы поменялись местами, – ответил Герман.

– Так наркотик повлиял на ваши сознания. – Попутчик сделал ещё несколько поворотов. – Теперь они вернулись на место. Но…

Он перевернул кубик, и в глаза бросилось перепутанное цветное дно.

– Ты всё испортил.

– Попробуешь исправить?

Брат взял кубик в руки, покрутил наугад, но сделалось только хуже.

– Ты всё испортил, – разочарованно повторил Герман.

– Ну, аналогия, думаю, понятная? Когда человек принимает наркотик-головоломку, то определённые связи в мозгу нарушаются. Это может проявляться как ложная память, галлюцинации, в вашем случае – как частичная дереализация. Повторное употребление восстанавливает эти связи, но затрагивает соседние. Эффект домино, так это называется. Хотя я бы скорее назвал это эффектом реверси. Как-то так.

Герман пытался продолжить разговор, но парень отвечал односложно, а потом и вовсе заткнул уши беспроводными наушниками.

Вскоре за окном показался вокзал. Таяли в стремительном вечере девушки в мрачных пуховиках. Серёжа провожал их взглядом до боли в глазах

Попутчик выковырял наушник и что-то произнёс.

– Что? – не расслышал Сергей.

– Чего так смотришь, спрашиваю?

– Представляю, как бы я их одел, – честно ответил он.

– В твоём возрасте, – весело сказал парень, – я представлял бы, как бы я их раздел. Давайте я вас всё-таки провожу. Город большой, тут не раззявишься.

Он вывел близнецов в коридор и, не дожидаясь, пока их появление вызовет переполох, спрыгнул на платформу. Сергей последовал за ним в густые, как сливки, сумерки. Попутчик проложил путь плечом, помог упасть оскаленному камерой телефону и за локоть выдернул братьев из толпы.

Они долго пробирались по городу закоулками и дворами. Сливочные сумерки сгустились до темноты и выцвели в чёрно-белый рассвет, когда самопровозглашённый провожатый, наконец, сказал:

– Пришли.

Он поставил ногу на нижнюю из ступенек, ведущих в «Сон Ктулху». Амулеты победоносно качнулись у него на шее.

– Я что спросить хотел, – небрежно произнёс он, словно только вспомнил. – А у вас действительно, ну-у… понимаете…

– Две головы? – догадался Серёжа. – Да, это так. Мы сиамские близнецы-дицефалы.

– Ну слава богу, – с облегчением ответил парень. – А то я всё думаю – может, меня до сих пор не попустило. Ладно… удачи, пацаны!

Они обменялись рукопожатием, и парень спрыгнул со ступенек.

– Эй!.. – практически сразу спохватился Герман.

Но случайного знакомого уже и след простыл. Кубик Рубика остался у близнецов.

 

Администратор «Сна Ктулху» была так неопределённо-молода, что её возраст можно было определить и как двадцать, и как тридцать лет, и всё равно ошибиться. Вся она, от кончиков вытянутых утюжком волос до подбитых особым образом каблуков, не оставляющих вмятин на паркете, была так тщательно выверена, будто её приобрели в специальном магазине для корпоративных нужд. Только одна деталь выбивалась из образа – приколотый к воротнику бейдж был обесточен и пуст. А вот имена близнецов администратор откуда-то знала.

– Герман, Сергей, добро пожаловать, – сказала она и окинула близнецов взглядом, крученым как лассо – старательно избегая их глаз. – Вас ждали. Пройдёмте.

Внутри было так чисто и красиво, что Сергею стало стыдно за свой потасканный вид. Подошвы оставляли мокрые следы. Администратор и бровью не повела, только достала из кармана портативный робот-полотёр и бросила его через плечо небрежным жестом. Это напомнило Сергею о том, как давным-давно он кидал в море плоские камни, стараясь, чтобы те несколько раз подпрыгнули, оттолкнувшись от воды.

Лавируя между распахивающимися дверьми (за одной Сергей увидел змею, которая свила кольца вокруг измождённой девушки, за другой – уродливое лицо и его привлекательное отражение в кривом зеркале, из-за третьей двери их обдало цветочной пыльцой), администратор провела близнецов в служебное помещение.

– Руководство предупредили о вас. А это пришло сегодня утром.

Она протянула им коробку с водяными знаками экспресс-почты.

Внутри лежал Серёжин паспорт и остальные документы, наушники, запечатанная колода карт, зеркальце, две банковские карточки, перетянутые резинкой для волос. Зарегистрировавшись в мобильном банке, близнецы обнаружили, что на картах скопилась их пенсия по инвалидности за все прошедшие годы. Но это было потом.