Текст книги "Пауки и иерархи (СИ)"

Автор книги: Веден

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 15 страниц)

Глава 17

Краем глаза я уловил какой-то блеск и повернул голову. К выходу из зала скользила Благая Сестра – не та, которая участвовала в суде, а одна из свиты Данты – а блик давало что-то, что она сжимала в руке.

Я перевел взгляд на Данту, задавшись вопросом, куда и зачем она отправила свою прислужницу…

А потом неожиданно осознал то, что должен был осознать уже давно, и резко развернулся к Таллису.

– Все время, пока мы говорили – что если кто-то использовал магию, чтобы нас подслушать?

– Поздно же ты спохватился, – отозвался Таллис невозмутимо и постучал указательным пальцем правой руки по крупному синему камню перстня на левой. – Я активировал защиту едва мы сюда зашли. Уже на расстоянии двух футов никто не только ничего не услышит, но даже не сможет прочитать наши слова по движению губ.

Я кивнул, про себя поражаясь тому, что действительно спохватился настолько поздно. Это было совсем на меня не похоже… Как не похоже было искушение сломать все планы и бездумно ляпнуть о своем видении…

Хм…

А с другой стороны, чего еще я ожидал от верховного иерарха Церкви? Что он никак не попытается на меня надавить? Меня проверить? Тут надо сказать спасибо, что не отправил в гости к братьям Вопрошающим… Хотя нет, так поступить он не мог – ему нужна была моя лояльность Теагану, а допрос под ментальным воздействием ее развитию не сильно способствует.

Дверь открылась.

Я наблюдал, как Сантори ввели в зал, как усадили, как на его запястьях защелкнулись зажимы. О неудавшейся попытке самоубийства напоминали только ярко-красный шрам на его шее и нездоровая бледность лица. Похоже, он пытался перерезать себе горло, но немного не успел.

Теаган заговорил не сразу. Сперва какое-то время разглядывал Сантори с презрением, которое пробивалось даже сквозь маску бесстрастного судьи.

– Сын людей Сантори, ты знаешь свою вину. Признаешь ли ты, что намеренно осквернил храм Пресветлой Хеймы грехом похоти и исказил образ богини?

– Признаю, – ответил тот едва слышно, глядя в пол. От холеной самоуверенности, которую я видел всего несколько дней назад, ничего не осталось.

– Есть ли у тебя оправдание своим поступкам?

Сантори покачал головой.

– Есть ли у тебя хотя бы объяснение?

Сантори молчал.

Теаган повернулся к человеку в алой мантии.

– Брат Вопрошающий?

Странно, подумалось мне, жрецы ведь не поддаются ментальному допросу, это я хорошо помнил. Так к чему он тут?

Вопрошающий поклонился.

– Следуя уложениям, я допросил под ментальным давлением всех слуг и домочадцев сына людей Сантори. Никто из них не участвовал в его преступлениях и не знал о них, однако из их отрывистых наблюдений мне удалось составить портрет душевной порчи, его постигшей. Сыном людей Сантори овладела гордыня, достойная владыки демонов – он мечтал о бессмертии и о том, чтобы стать равным Пресветлой Хейме. Моим собратьям Вопрошающим удалось найти записи ритуала, который сын людей Сантори разработал и который якобы должен был привести его к его цели. Осквернение храма и искажение образа богини являлись лишь первыми шагами. Следующие же, в числе прочего, включали в себя призыв и порабощение монстров, пораженных демонической скверной, а также многочисленные человеческие жертвоприношения.

По залу прокатился ропот – такого откровения никто из иерархов явно не ожидал. Даже Таллис выглядел пораженным.

По лицу Теагана ничего сказать было нельзя, разве что презрение, с которым он смотрел на Сантори, проявилось сильнее.

Сантори между тем поднял голову.

– Неправда! Я делал все это не из гордыни, а из любви!

– Объясни, сын людей Сантори, – приказал Теаган.

– Из любви! – повторил тот. – Я люблю Пресветлую Хейму! Рядом с ней нет равного, нет того, кто ее достоин! Я бы стал именно таким – ее бессмертным мужем! – сейчас его глаза горели яростным огнем фанатика.

Я откинулся на спинку стула, внимательно изучая бывшего иерарха.

Была ли это еще одна нить, подобная той, что прежде опутывала Теагана? Кто-то нашел слабину Сантори, эту его влюбленность в божество будто в смертную женщину, и за несколько лет превратил достойного в прошлом человека в одержимого безумной идеей и готового ради ее воплощения на любые преступления?

– К списку твоих преступлений, сын людей Сантори, добавляется святотатственная гордыня, – проговорил Теаган и повернулся к целительнице, которая вошла следом за Вопрошающем.

– Сестра Дея, верно ли, что ты умеешь лечить не только тела, но и души?

– Да, светлейший, – та поклонилась.

– Определи, в здравом ли рассудке находится сын людей Сантори.

Несколько минут прошло в молчании, пока целительница выплетала нужные руны, а потом те сливались одна в другую, меняя форму. Картина напомнила мне руническую ретрографию, хотя сами руны отличались.

Наконец она опустила руки и все знаки истаяли в воздухе.

– Дух сына людей Сантори взбудоражен и болезненно напряжен, но до безумия его состояние не дошло.

– Хорошо, сестра. Теперь определи, какое время пребывания в Залах Покаяния Бьяра потребуется, чтобы дух сына людей Сантори оказался сломлен.

Сантори вздрогнул, развернулся, насколько мог, к Теагану, уставившись на него с ужасом и гневом.

– Нет! Нет, ты не посмеешь! Нет-нет-нет…

Теаган сделал знак одному из Достойных Братьев и тот моментально накинул на подсудимого звуковой щит. Теперь можно было лишь видеть, как тот трясет головой и как шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово.

Вновь в воздухе начали вспыхивать многочисленные руны.

– Исходя из теперешнего состояния сына людей Сантори, через три месяца пребывания в залах Бьяра в его духе появятся неизлечимые надломы, а еще через две недели его дух будет сломлен.

– А какой срок способны будут выдержать там его тело и разум?

В этот раз проверка оказалась куда короче.

– Тело сына людей Сантори здорово, а разум, несмотря на напряжение духа, ясный и острый. По моей оценке, первые пять месяцев в залах Бьяра вреда им либо не будет вовсе, либо будет незначительный. Заметный вред проявится через восемь-двенадцать месяцев. Через тринадцать – пятнадцать месяцев он умрет.

– Благодарю, сестра, – Теаган жестом отпустил целительницу и повернулся к подсудимому. – Сын людей Сантори, ты знаешь свои преступления. Ты продолжаешь упорствовать в своей кощунственной гордыне. Ты не раскаялся. Ты будешь привязан к Залам Покаяний Бьяра до конца жизни. Но когда-то ты, сын людей Сантори, был талантливым магом-артефактником, когда-то твоя жизнь приносила пользу… Ты проведешь в залах Бьяра четыре месяца – или больше, если это потребуется, чтобы полностью сломить твой дух и свести на нет ту опасность, которую ты представляешь для человечества. Когда это случится и будет засвидетельствовано целителями, ты получишь позволение переселиться в малую мастерскую. Ты будешь создавать те артефакты, которые тебе прикажут. За каждую испорченную заготовку тебя будет ждать один день в залах Бьяра. За каждую попытку саботажа – попытку сделать артефакт с иными свойствами, чем приказано, попытку сделать артефакт для себя, попытку скрыть что-либо от надзирателей – тебя будут ждать тридцать дней в залах Бьяра.

Ужас на лице Сантори с каждым словом Теагана становился сильнее. Его губы беспрерывно шевелились, произнося какие-то слова, но щит глушил все звуки.

– Благая Сестра? – привычно спросил Теаган, но в этот раз она отреагировала не сразу. Сперва бросила долгий взгляд на Сантори, нахмурилась, еще помедлила. Но потом все же поклонилась, так ничего и не сказав.

– А знаешь, в новом подходе Теагана к вынесению приговоров на основе пользы что-то есть, – с явным удовольствием в голосе проговорил Таллис, наклонившись ко мне.

– Что заставило вас так подумать? – спросил я, наблюдая, как Теаган проводит голосование. В этот раз «за» высказался даже упрямый настоятель Первого Храма.

– Сантори должен был бы получить пожизненное заточение в Залах Покаяния Бьяра – именно такой приговор вынес бы Теаган прежде, и именно такой приговор вынес бы я сам, – сказал Таллис. – Но в залах Бьяра долго не живут. Полгода-год, может быть, полтора, и сердце отказывает даже у самого здорового и крепкого человека. Однако Сантори не только будет мучиться куда дольше – пусть с перерывами – так он еще успеет создать множество так необходимых нашим воинам амулетных щитов.

– Почему мучиться? Ему достаточно не нарушать правила…

– Правила ладно, – Таллис небрежно махнул рукой, – но ни один, даже самый лучший артефактор, не сможет полностью избежать случайной порчи заготовок. Сантори придется снова и снова возвращаться в залы Бьяра.

Голосование между тем завершилось и звуковой щит был с подсудимого снят.

– Принимаешь ли ты, сын людей Сантори, свой приговор?

– Нет! – категорически отказался тот. – Нет, не принимаю!

– Тогда у тебя есть право…

– Верховный магистр! – крикнул Сантори, не дослушав Теагана. Впрочем, как бывший иерарх, он и без того должен был знать какое именно право у него было. – Верховный магистр, я не прошу о помиловании! Дайте мне смертный приговор! В вашей власти отменить мое назначение иерархом и велеть вычеркнуть из всех списков так, будто меня никогда не было. Тогда ничто не помешает приговорить меня к смерти!

Таллис посмотрел на Сантори с любопытством.

– Это в моей власти, – согласился он. – Но зачем бы мне это делать? Приговор моего да-вира справедлив. Кроме того, таким образом ты принесешь куда больше пользы человечеству.

– Нет! – крикнул Сантори. – Нет, пожалуйста, нет!..

Я наблюдал, как его, пытающегося сопротивляться, вывели из зала, а потом вспомнил, о чем хотел спросить.

– Что значит «сломать дух»?

– Раздавить волю, – пояснил Таллис. – У таких сломленных людей главным чувством становится страх перед новым наказанием, все прежние желания и амбиции теряют для них смысл. Так что можно не беспокоиться о новых коварных заговорах или чем-то подобном.

– Хм…

– Что, неужели тебе стало его жаль? – Таллис приподнял брови.

– Его самого – нет, – сказал я. – Но мне жаль, что никто не остановил Сантори вовремя – до того, как он вообразил о себе невесть что, придумал этот ритуал и начал его выполнять.

Жаль, что никто не остановил его так, как я успел остановить Теагана, добавил я мысленно.

– С этим не могу не согласиться, – Таллис кивнул. – Я тоже не люблю бездарно растраченный потенциал.

Дверь зала открылась, внутрь проскользнула та самая недавно вышедшая прислужница Данты, быстрым шагом направилась к главе своего ордена, наклонилась к ее уху, что-то шепча. И вроде бы нечто мимолетно блеснувшее перекочевало из руки прислужницы в руку старшей наставницы.

Теаган тем временем вышел на середину зала.

– Суд завершен. Пресветлые магистры…

– Ах, нет-нет! Дорогой Теаган, пожалуйста, не торопись, – со своего места поднялась Данта. – У нас есть еще один вопрос, который я прошу тебя тоже рассмотреть. Из-за недостойного Сантори золотая статуя Пресветлой Хеймы, которая должна была восславить богиню, оказалась вместо этого кощунством пред ее ликом. Мы обязаны как можно скорее убрать этот позор из Обители.

Вряд ли Теагану ее вмешательство понравилось, но внешне он это никак не показал.

– Безусловно, статуя будет убрана. Но вам, старшая наставница, прекрасно известно, сколь долгое время это займет. Вы ведь сами руководили магами, которые устанавливали на нее защиту, и знаете, что якоря заклинаний были врощены в камень холма, на котором стоит Обитель.

– Все так, дорогой Теаган, все так. Но теперь среди нас появился носитель дара этера уровня иртос, – Данта сжала руки в замок и поклонилась в мою сторону. Я вежливо ответил на ее жест, начиная понимать, что именно она задумала. Неясной пока оставалась лишь причина, по которой уходила ее прислужница.

– Человек, способный манипулировать уровнями этера, сумеет отцепить все якоря за несколько минут, в то время как у наших магов на это уйдут месяцы. И потому, если будет на то позволение верховного магистра, я бы хотела попросить достойного молодого человека помочь нам, – она вновь поклонилась, теперь уже Таллису.

Тот посмотрел на меня с добродушной улыбкой и кивнул ей.

– Не вижу препятствий, дорогая Данта.

Вот ведь!

– А это возможно? – спросил я вполголоса. Магия звука в зале работала, как я понял, основываясь на намерении говорящего. Если человек хотел быть услышанным, его голос разносился по всему помещению, а если нет, то оставался тихим. – В том смысле – эти якоря вообще имеют отношение к манипулированию слоями?

– Теоретически да, – так же вполголоса ответил Таллис, продолжая улыбаться.

Ну, если теоретически…

– Тогда не будем терять времени! – между тем радостно воскликнула Данта, первой начиная спускаться с возвышения. – И сегодня же покончим с этой неприятной историей, которую заварил недостойный Сантори.

Глава 18

Спустя десять минут не только я, Данта, Теаган и Таллис, но и все старшие магистры со свитой собрались у подножия золотой статуи. Ни магистров, ни сопровождение никто не звал, но их это не смутило.

Уже стемнело, но в присутствии стольких магов это почти не чувствовалось – слишком уж много они подвесили в воздухе освещающих огней.

Как и в тот день, когда я впервые увидел золотую статую, она была покрыта струящейся поволокой защитной магии. Подойдя ближе, я осторожно коснулся края этой защиты своей «невидимой конечностью» и тут же, поморщившись от резкой боли, ее отдернул. Предупреждение было достаточно четким – не трогай.

Ко мне приблизился Теаган и спросил вполголоса:

– Я могу как-то помочь?

Я подумал пару мгновений.

– Вот эта внешняя видимая защита – она черпает силу для работы из тех самых якорей, которые крепятся к каменному основанию холма?

– Насколько знаю, да.

– А откуда силу тянут якоря?

Теаган нахмурился.

– По идее, из стихии земли в ее вариации камня.

Да, я помнил из лекций по теории магии, что подобное было возможно. Но если все так, то, во-первых, почему для церковных магов аннулировать обычную стихийную магию казалось так сложно? Якоря якорями, но это же всего одна стихия, а не смешение нескольких. А во-вторых, почему радовалась Данта? Явно же не тому, что я смогу быстро убрать эту несчастную статую. И отправленная ею прислужница тоже не давала мне покоя.

Я обошел статую по кругу, приглядываясь к ней как обычным зрением, так и магическим, но ничего особо интересного не заметил. Потом опустился на одно колено и прижал к мостовой ладонь. Стихией земли я почти не владел – вернее, использовать мог, но с непредсказуемыми пока последствиями – но что-то уловить все же был должен.

И уловил, только к стихии земли отношения это не имело. Под моими пальцами приятно пощипывал кожу теплый пушистый ковер тихой радости…

Я заморгал и удивленно уставился на свою ладонь, а потом на мостовую – и то, и другое выглядело абсолютно обычным.

Так, еще раз, только в другом месте.

Да, теплый пушистый ковер был и там.

Я встал и потер лоб. Что это такое было и какое оно имело отношение к подземным якорям?..

– Я вижу, что юный Рейн столкнулся со сложностями, – раздался рядом ласковый, аж до медовой сладости, голос Данты. – Ничего страшного, юный Рейн, не стоит так переживать. В конце концов, не получиться может даже у человека с даром этера уровня иртос. Верно ведь, верховный магистр?

Я не стал дожидаться ответа Таллиса.

– Вы мне мешаете работать, старшая наставница. Будьте так добры, помолчите.

– Ой! Прости-прости! – она демонстративно закрыла рот рукой и даже отступила на пару шагов назад.

Я проводил ее взглядом, потом вновь встал на одно колено и прижал руку к земле. Это чувство – оно казалось таким знакомым…

Память, чуть посомневавшись, подкинула мне образ Броннина.

Фестиваль Небесных Лисиц – и облако тихой радости, окутавшее тогда город…

Интересно, то, что я ощущал, было создано Лисами? Или же самой богиней?

И где же, наконец, эти иштавы магические якоря⁈

Так, стоп. Я с самого начала пытался делать не то, что нужно: я привычно обратился к магии, тогда как следовало вызвать к жизни мой дар этера.

Тогда, в Броннине, дар открылся сам и случилось это в первый раз в присутствии Небесных Лис, а потом перед прорывом дикой магии у неинициированного мага. Но позднее как-то вызывать свой дар я даже не пытался, сосредоточившись на обычной магии.

Дар этера давал мне возможность видеть невидимое и слышать неслышимое. И вот сейчас тот факт, что я ощущал этот теплый пушистый ковер – это ведь тоже работал он, мой дар.

Раздался приглушенный смешок, и я, не вставая, поднял голову, ища его источник. Ну конечно, Данта. Ее прислужница что-то шептала ей на ухо, и Данта, продолжая зажимать себе ладонью рот, глядела на меня, щурясь в усмешке.

Правильно Теаган говорил о ее вредности.

Заметив мое внимание, Данта шевельнулась. При движении свет многочисленных магических огней отразился бликами от драгоценной подвески-ящерки – и я увидел, как та пульсирует ярким красным светом, как от нее до статуи тянется витая веревка толщиной с хороший канат, и как подобные же канаты уходят глубоко под землю и там меняются, превращаясь в хищных магических тварей, жадными зубастыми пастями вгрызаясь в стонущий камень.

А еще я увидел, как истончился невидимый ковер радости в тех местах, где землю пробивали магические канаты якорей, и услышал его тихий недовольный ропот.

Похоже, прикосновение к невидимому теплому ковру заставило заработать все иные атрибуты моего дара.

Я осторожно поднял руку, обрывая контакт с землей, но способность видеть невидимое осталась.

Итак, канатов-якорей было девять, и мне требовалось их все оборвать. Тогда защита статуи лишится подпитки. Для пробы я потянулся своей невидимой конечностью – которая в бессчетный уже раз превратилась в невидимое же щупальце – и подергал ближайший якорь. Тот сидел крепко, а еще прикосновение показало, насколько мощный поток магии по нему шел.

В памяти тут же всплыли прочитанные в книгах предупреждения об опасности разрушения чужих заклинаний. А еще профессор Ингана на лекциях по теории магии любила подробно рассказывать о кровавых последствиях подобных откатов.

– Верховный магистр, я нашел якоря, – сказал я, выпрямляясь. – Но насколько безопасно будет их вытащить? Откат может превратить тут в пыль все, включая нас.

– Данта? – Таллис развернулся к старшей наставнице. – Ты опытный маг и руководила созданием защиты. Что скажешь?

– Разумный вопрос. Но вам не стоит беспокоиться – я лично позаботилась о том, чтобы в случае разрушения отката не произошло. Для этого потребовалось специальное заклинание, именуемое «Ребра Земли», – она поклонилась Таллису.

Таллис повернулся ко мне.

– Как видишь, все безопасно. Не волнуйся, на слово Данты можно положиться.

– Благодарю, – я кивнул и вновь нашел взглядом якоря. Теперь переключать зрение между обычной реальностью и той, которая создавалась слоями этера, стало проще.

– Почему вы все здесь? – раздался знакомый голос. – Решили продолжить заседание на свежем воздухе?

Я поднял голову – к нам подошел магистр Семарес. Должно быть, одно из тех пустых кресел в зале суда принадлежало именно ему.

– Ты пропустил интереснейшее представление, дорогой, – развернулась к нему Данта. – Но ничего. Хотя бы увидишь, как юный Рейн снимет со статуи все якоря. Ну или, – она издала тихий смешок, – или не снимет.

Я бросил на нее короткий раздраженный взгляд и вновь сконцентрировался на якорях. По силе и крепости они все казались одинаковыми, так что начать я решил с ближайшего.

Щупальце моей невидимой конечности потянулось под землю и обхватило канат алой магии. Дернуло, будто выдергивая сорняк из грядки – но корни «сорняка» оказались достойны столетнего дерева. Не в том смысле, что были такие же мощные и запутанные, а в том, что высвобождаться никак не желали.

Еще один рывок – ничего.

В третий раз я дернул уже в полную силу – даже показалось, что земля под ногами у меня содрогнулась – и опять ничего.

Выдохнув, я поднял голову – раз сырой силой не получалось, следовало еще раз все обдумать и понять, в чем причина.

Иерархи смотрели на меня куда внимательней, чем прежде, и на лицах некоторых из них проявилась опаска. А Таллис вдруг оказался рядом с Теаганом. Стоял теперь, положив руку с перстнем своему ученику на плечо, и синий камень в перстне отчетливо светился.

Похоже, раз иерархи выглядели встревоженными, земной толчок мне вовсе не почудился.

Но если моей силы хватило, чтобы вызвать небольшое землетрясение, почему ее оказалось недостаточно для обрыва одного-единственного якоря?

Я вновь посмотрел на драгоценную подвеску, висящую на шее Данты. То, что исходящая от нее сила сливалась с магическим пологом на статуе и была связана со всеми якорями, могло объясняться тем фактом, что именно Данта руководила созданием защиты. Но причина могла быть и иной, если вспомнить про уходившую из зала суда прислужницу Данты и нечто в ее руке, дававшее яркий блик.

Если я был в своих подозрениях прав, то прислужница, за время отсутствия в суде, прикрепила амулет к якорям, и теперь, действуя через него, Данта их подпитывала и укрепляла, да так, что всей моей силы не хватало выдернуть даже один.

Что же это за амулет такой?

Хотя нет, неправильный вопрос. Правильный будет звучать иначе – как мне нейтрализовать его действие?

Я потянулся своим невидимым щупальцем к канату, по которому сила шла от амулета к статуе, но не коснулся. Щупальце же было создано моим воображением, верно? Значит, вместо него я вполне мог представить, например, клешню?..

Я пару раз моргнул, действительно увидев вместо щупальца клешню, отчего-то абсолютно черную, а потом, мысленно пожав плечами, перерезал ею заполненную силой невидимую веревку.

Результат выглядел так, будто я перерезал кому-то сонную артерию – сила алого цвета фонтаном забила из обоих обрубков. Но так ситуация выглядела в той части мира, которую мог видеть только я. А вот в общей реальности произошло другое – Данта вдруг схватилась рукой за горло, вернее, за свою подвеску. Потом вытянула ту же руку ко мне, ее лицо исказилось в гримасе боли, и прохрипела:

– Н-не… Н-не…

И рухнула – а драгоценные камни на подвеске потрескались и осыпались блестящим песком.

Вскрикнув, прислужницы Данты кинулись к ней и успели подхватить до того, как она упала на землю.

– Что с ней? – быстро спросил Таллис, не сдвинувшись, однако, с места. – Жива?

Алая сила уже не била из перерезанной веревки, а едва сочилась.

Я потянулся своей невидимой конечностью, успевшей вновь принять вид щупальца, к ближайшему якорю, дернул его. И понял, что сейчас тот поддается легко.

– Да, верховный магистр, старшая наставница жива, но без сознания, – ответила между тем одна из прислужниц, а потом, продолжая поддерживать Данту, развернулась ко мне и воскликнула:

– Это ты! Ты виноват! Ты что-то сотворил с наставницей!

Я отвлекся от якоря и раздраженно посмотрел на девицу.

– С тех пор, как мы сюда пришли, ваша старшая наставница насыщала магическую защиту на статуе своей силой и так же напитывала якоря, чтобы не дать мне их извлечь. Пусть винит за случившееся только себя.

– Да ты… Да как ты смеешь…

Больше не слушая девицу, я потянулся к якорям, а потом, мгновение подумав, решил вытащить все одновременно. В конце концов, невидимых щупалец у меня была целая куча, на девять якорей точно хватит.

Обхватил.

Потянул…

– Ос… – прохрипела Данта, приходя в себя, и попыталась выпрямиться. – Ос…

Якоря поддались все разом, и я задумался над тем, что с ними теперь делать. Если бросить там же – вдруг опять вцепятся в холм? Разрушить?..

– Остановите его! Немедленно! – закричала Данта в голос, и в то же мгновение я ощутил нарастающую волну силы.

Нарастающую, поднимающуюся из глубин земли вверх, к нам.

Откат!

Откат, которого не могло быть!

Не должно было быть!

Мои невидимые щупальца отбросили якоря и попытались вместо них поймать волны силы прежде, чем те достигнут поверхности. Судя по направлению движения, эти волны должны были выйти точно в том месте, где располагалась статуя. Неудивительно – потоки силы были в чем-то похожи на потоки воды и предпочитали течь по уже проложенному руслу.

Но воду можно заморозить или испарить, откат же остановить невозможно – так было написано во всех книгах, так много раз повторяла нам на лекциях Ингана.

Но я все же попробовал.

Мои невидимые щупальцы – вся эта тьма шевелящихся конечностей – превратилась в живой купол, и сила, уперевшись в него, остановилась.

Не насовсем.

Даже не на долго.

Но какие-то секунды я выиграл.

А в общей реальности Данта все еще показывала на меня и призывала остановить…

– Кто из вас маги – ставьте круговые щиты вокруг статуи! – заорал я во весь голос. – Живо! Я не знаю, сколько еще удержу откат!

Сейчас вся моя сила уходила на то, чтобы замедлить напор рвущейся из-под земли чужой магии, и что-то тратить на щиты я не мог в принципе.

– Выполняйте! – рявкнул Таллис. То ли поверил мне сразу, то ли решил, что в такой ситуации лучше сделать зря, чем не сделать и погибнуть.

Часть магистров отреагировала мгновенно, и за пределами уже существующей вокруг статуи магической завесы начали возникать новые щиты – сейчас, своим двойным зрением, я их прекрасно видел. Кое-кто из магистров и их свиты также набрасывал щиты и на себя – что было абсолютно бесполезно. Впрочем, они не могли знать о силе отката и о том, что она легко сомнет даже щит мага с десятью камнями.

Еще часть магистров отреагировала с запозданием – должно быть, они давно не сталкивались с серьезной опасностью. Но все же отреагировали.

С каждым мгновением завеса щитов становилась все гуще – но и откат давил сильнее и сильнее. Меня словно плющило и разрывало на части одновременно – мерзкое ощущение.

– Сейчас! – выдохнул я, чувствуя, что все…

И откат, пробив переплетение невидимых щупалец, рванулся наверх, внутрь защиты, поставленной вокруг статуи. Ударил изнутри о щиты, ломая их – но при этом, малость за малостью, теряя и свой напор.

Сейчас, когда я сделал все, что мог, когда осталось лишь наблюдать за тем, как сила нейтрализует силу, из меня будто выдернули стержень, державший на ногах. Когда я в последний раз так уставал? И не вспомнить. Даже сражение с фальшивым Ирданом вымотало меня в разы меньше.

Тяжело выдохнув, я сел прямо на землю – и ощутил, как теплый ковер тихой радости обнял меня, лопоча что-то невнятное, но довольное. А, ну да, эти якоря ему же мешали, а теперь он от них освободился.

Сейчас я не только ощущал этот «ковер», но и видел его – будто тонкий слой солнечной пыли, покрывающий вокруг все: и мостовую, и видневшийся дальше Первый Храм, и каждое здание, и даже кроны деревьев. А еще эта пыль – крохотные сияющие искорки – заползала на меня, будто живая, и уже очень скоро кожу на всем теле стало приятно пощипывать.

Усталость уходила. Несколько вдохов и выдохов – и вычерпанный до дна резерв начал заполняться, все быстрее и быстрее.

И заполнился полностью.

Обычно для такого восстановления мне требовалась целая ночь, а не десяток секунд.

– Спасибо, – шепнул я искоркам и встал на ноги.

Сила отката билась внутри щитов уже намного слабее. Впрочем, и щитов осталась едва половина. Но я был уверен, что их хватит.

Правда, все маги, ставившие щиты, выглядели не самым лучшим образом – бледные аж до желтизны и едва стоящие на ногах. Ну, их солнечные искры силой не подпитывали.

Таллис, безотрывно следивший за творящимся за щитами, тоже, должно быть, решил, что ситуация под контролем, и развернулся к Данте, которая стояла уже без поддержки своих служительниц.

– Ты сказала, что отката не будет, – проговорил он с едва сдерживаемой яростью. – Отсутствие отката – оно теперь выглядит вот так?!! – он ткнул пальцем в сторону статуи, где, уже медленнее, продолжали ломаться щиты.

Данта открыла рот. Закрыла. Снова открыла, но так ничего и не сказала.

– Семарес! Сумеешь определить, было ли тут когда-либо использовано заклинание «Ребра Земли»? – чуть более спокойным тоном обратился Таллис к дяде Теагана.

– Сумею, – ответил Семарес уверенно. Выглядел он чуть бледнее обычного, но все же лучше, чем большинство других магистров. Подошел к статуе ближе и начал чертить в воздухе руны. Таллис внимательно следил за каждым его действием, явно прекрасно понимая, что тот делает. Я мысленно вздохнул – по сырой силе я превосходил любого из присутствующих здесь магов, но как же мне не хватало знаний!

– Нет, – наконец сказал Семарес. – «Ребра Земли» тут никогда не устанавливались. Якоря крепились напрямую к каменной основе холма, без защитных контуров.

Таллис на несколько мгновений закрыл глаза и постоял так, похоже, пытаясь взять себя в руки. Потом снова развернулся к Данте и проговорил почти спокойно:

– Старшая наставница ордена Благих Сестер, ты лжесвидетельствовала, глядя мне в глаза. Ты злоупотребила моим доверием. Ты подвергла смертельной опасности всех магистров Большого Капитула. Если бы дело пошло немного иначе, сердце Обители лежало бы в руинах, а Церковь оказалась бы обезглавлена…

– Я была уверена, что у него ничего не получится! Я не собиралась никого подвергать опасности! – закричала Данта. – И потом, после, я пыталась его остановить. Вы же видели, верховный магистр, я пыталась!

– И это твое оправдание? – Таллис скорбно покачал головой. – Ты разочаровала меня, Данта. Глубоко разочаровала.

Он вздохнул и печальным тоном произнес:

– Старшая наставница ордена Благих Сестер, властью, данной мне Пресветлой Хеймой, я лишаю тебя твоего титула. Достойные Братья, – он повернулся к тем самым, лица которых я уже запомнил из-за их работы в суде, – отведите бывшую старшую наставницу во временные камеры, находящиеся под зданием суда. Семарес, будь так добр, проследи лично.

Лицо у Данты стало таким, будто она никак не могла поверить, что это происходит именно с ней.

Впрочем, тут она была не одинока – такой же вид был и у ее прислужниц, и у большинства магистров, и даже у тех Достойных Братьев, которым было поручено отвести ее в заключение.