Текст книги "Бойся Дика (СИ)"
Автор книги: Vavilon V
Жанры:
Слеш
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 16 страниц)
Беру ключи с тумбочки, запихиваю их в карман джинс и выхожу-таки. Обдаёт свежим потоком ветра, погодка сегодня не радостная, предвещающая дождь и грозные тучи.
Каждый шаг к машине даётся с трудом, колени то еле сгибаются, то подгибаются так, словно я ходить не умею. А когда, наконец, добредаю, дверь заднего сидения открывается, и мне ничего другого не остается, кроме как залезть.
– Привет, – шепчу Дику и захлопываю дверь. Машина сразу трогается с места.
– Ага, привет, – небрежно оглядывает меня, а после переводит взгляд в окно.
Тишина неловкая, я ожидал более тёплого приема. Разве Дик не должен быть рад, ну или хотя бы пребывать в приподнятом настроении?
– А раньше ты жил недалеко от меня…
– Да, – прерывает он, – жил.
– Сейчас там живет старушка Гибсон и её шесть мопсов, – припоминаю, – иногда к ней привозят внуков, и они играют на той площадке, где мы…
– Ты так нервничаешь? – опять прерывает меня. – Успокойся.
– Не могу молчать, – сознаюсь, – потому что сразу мысли дурацкие в голову лезут.
– И правильно, – хмыкает и поворачивается ко мне, – подумай, хорошенько подумай и прими то, что происходит, а я пока займусь… – бросает взгляд на водителя, не отвлекающегося от дороги, и едва наклоняется ко мне, шепча: – предвкушением приятного продолжения дня.
Тихо смеётся и возвращается к лицезрению вида за окном.
Едем молча и довольно долго, что не является для меня такой уж неожиданностью. Знал, что они переехали в другой район, и что его дом теперь на холме. По слухам, большой дом, с бассейном, подвалом, обустроенным под игровую, и библиотекой на чердаке.
– Приехали, господин Кайзер, – водитель даже не оборачивается, просто выполняет свою работу без лишних взглядов.
Мы выходим, и я тяжело сглатываю при виде дома. Намного больше, чем мой, и без дебильных обросших кустов перед входом. Тёмный такой, с чёрной крышей, мрачноватый, но на то его отец и держит бордели.
Дик поднимается на крыльцо и достает ключи.
– Никого нет, – распахивает дверь и жестом указывает мне пройти внутрь, – мы одни.
Захожу и слышу, как Дик закрывает нас на замок.
Внутри дом теплее, чем снаружи. Внутри он уже выглядит так, что по нему можно сказать: здесь живёт семья.
Дик не даёт мне зайти ни в одну из комнат и сразу, стоит мне только разуться, направляет к лестнице. Даже перекусить не предложит.
Поднимаемся мы вместе, и он вновь без промедлений ведёт меня к дубовой двери, а, быть может, она из ореха…
– Я принимал душ утром, но могу еще раз, – говорю неожиданно даже для себя.
Он толкает меня в комнату и закрывает за нами и эту дверь.
– Не надо, я же тебя облизывать не собираюсь.
Комната большая, гораздо больше моей. Шторы занавешены, кровать аккуратно заправлена бордовым покрывалом, комод у стены завален какими-то листами, боксерская груша подвешена почти в самой середине… А вот телевизора и книжного шкафа нет. Есть стол, за которым он, возможно, занимается, но на нем нет ничего, даже ручки. Пустовато, немного не уютно, но мне же здесь не жить.
– Ложись, – подталкивает меня к кровати.
– И тебе здесь нравится? – слушаюсь и заползаю на постель.
– Нормально, я у себя только сплю, – хмыкает и подходит к краю. – Ложись на спину.
– А глаза закрывать? – выполняю и делаю судорожный вдох-выдох.
– Как хочешь, – становится коленями на постель и подползает.
Закрываю всё же, потому что так можно представить, что я лежу на своей кровати в своей комнате. Просто усталость навалилась, и я лёг подремать в разгар дня, обычное дело.
Горячая ладонь ложится прямо на грудную клетку, и у меня схватывает дыхание. Пытаюсь вернуться к мыслям про мою комнату и, мол, Дики тут нет, но на мне-то его рука! Чувствую её, инородную и жаркую, и ничто не может отвлечь от этого.
– Забавно, да? – он ещё и заговаривает. – Две недели назад ты узнал, что я гей, и вот лежишь в моей постели. – Рука скользит вниз и исчезает.
– Не очень, – всё еще не решаюсь открыть глаза и столкнуться взглядом с Диком вот в таком вот положении.
– Хах, – пальцы касаются моей щеки и обводят края верхней губы. – А ты ведь был таким смелым на слова, поначалу, – снова всё исчезает. – Ты думал, что умнее меня стократ.
Вспоминаю невольно, как ожидал его предложения, упиваясь мыслью, что просчитываю его наперёд. Дик прав, чёрт.
– А знаешь, что еще забавнее? – кажется, он наклоняется над моим лицом. – Это то, что мне даже делать ничего особенного не пришлось, чтобы ты согласился, – смешок, обдающий теплом губы. – Просто пару раз потрогать тебя в приличных местах и нажать на твою тоску по моему общению. И всё… ты готов дать себя.
Хочется разбить ему наверняка довольное лицо. Как же раздражает, что он занял позицию лидера, ведущего, как же раздражает, что флаг его в руках развевается так же, как и правда реет на его стороне!
– У тебя видно тоже тоска по общению, раз говоришь да говоришь.
И он замолкает, наверное, рассчитывая, что это опровергнет мои слова.
Вздрагиваю, когда рука забирается ко мне под футболку и пальцы нащупывают пупок. Почти щекотно, почти хочется засмеяться и расслабиться, но это рушится, когда Дик начинает задирать футболку до самых сосков. Накатывает ощущение того, что я безвольная продажная кукла.
– Мы не договаривались, что я буду без одежды, – торопливо шепчу. – Так что не надо меня раздевать.
Насмешка, Дик отодвигается, убираются руки, но я слишком рано радуюсь, что играем по правилам:
– Нет, ты снимаешь футболку или проваливай, – от этой наглости я распахиваю глаза.
Проваливай? Снимаешь или проваливай? Он очумел?
Приподнимаюсь и со злобой стягиваю с себя чёртову вещь, отбрасываю её в сторону и, пыхтя от ярости, падаю обратно.
– Доволен? – с негодованием и всё еще пыхтя. – Больше я снимать ничего не буду.
– И не надо, этого достаточно, – слава богу, Дик не додумался посмеяться, иначе я бы вскочил и бежал до самого дома. Наверное.
Закрывать глаза уже бессмысленно, не могу притворяться, что меня нет, поэтому смотрю на Дика, а он смотрит на меня. Только если я – в его глаза, то он – на моё тело.
С каким-то странным для ситуации равнодушием он сидит рядом и ничего, кроме этого самого равнодушия, и не показывает. Рассматривает и всё… быть может, он и не гей вовсе?
Опускаю взгляд по нему и натыкаюсь на аргумент того, что поганец не так уж и спокоен на самом деле. Возбуждён, блин, у него встал, иначе не объяснить эту выпуклость в причинном месте.
Протягивает ко мне руку и пальцами касается чуть ниже соска, меня от этого аж подстёгивает, собираюсь, напрягаюсь, дыхание опять схватывает.
– Тебе нравится? – не знаю, зачем спрашиваю, наверное, просто вот так вот лежать и молчать, когда он то и дело дотрагивается, неудобно.
– Да, ты ведь уже заметил, – ухмыляется, давая понять, что уличил мой взгляд, направленный ниже пояса.
– Гм, – и это всё, что я могу ответить, чтобы поддержать разговор.
Не шевелится, ничего не предпринимает, просто сверлит меня и сверлит, а у меня желудок скручивает от этого внимания. Мысленно он наверняка уже каждый миллиметр прощупал, так почему же не делает это не мысленно, а пальцами? Лучше бы он трогал меня, чем смотрел как на экспонат.
– Долго еще? – не выдерживаю.
– Да.
Чертыхаюсь, но даже как-то расслабляет на деле, после честно ответа, что это всё надолго. Да и постель достаточно удобная, чтобы я мог на ней уснуть.
– Уф, ладно, долго так долго, – прикрываю глаза на пару секунд и после впиваюсь взглядом в его ничего не выражающее, спокойное лицо. О чем же он думает? Что за этим спокойным взглядом?
Минуты идут, я уже как минимум четверть часа валяюсь, а Дик так и не потрогал меня толком. Мышцы превращаются в желе, и пахнет так приятно, хотя я еще не понял, чем это. Такой сладкий и терпкий запах, еле уловимый и очаровательный аромат.
Соска касаются кончики пальцев, немного щиплют и поглаживают, и неожиданно из меня вырывается выдох со свистом. И пока одна его рука занята моим соском другая ложится на бок и ласкает, так приятно и согревающее, а я ведь даже не заметил, как замерз.
Чёрт, я рад, что он начинает меня трогать, так становится еще комфортнее. Ведь мы договорились, что он будет меня лапать, вот и выполняется.
Пытаюсь уловить какие-нибудь эмоции на его лице, и вот, когда он сжимает меня за бока, его губы раскрываются, и звучит тихий-тихий стон. Сжимает меня сильнее и стонет уже чуть громче.
Кажется, его начинает ощутимо вести. Дуреет Дик… облизывает губы и пододвигается, а руки всё еще жадно стискивают меня.
– Синяки останутся, – шепчу, когда хватка приносит болезненные ощущения.
Но Дик не слышит моего предупреждения, он наклоняется и языком касается соска, и я дергаюсь.
– Только трогать! – хватаю его за плечо, но не отталкиваю.
Дик поднимает на меня странный взгляд, не такой, как обычно, не знаю, что в нем не так, но другой, просто другой.
– Перевернись, – отодвигается, снова давая мне место для манёвра, и я ложусь на живот. Поворачиваю голову и чтобы дышать, и чтобы следить за ним, ведь он не должен переступать черту договора, а он может.
Надеюсь, Дик не будет еще добрых двадцать минут сверлись взглядом мой позвоночник и возбуждаться, лицезря это.
Нет, не будет. Дик сразу распускает руки, и это начинает напоминать массаж: нежный и непрофессиональный, потому что дёрганный и спонтанный; пальцы бессистемно касаются меня то там, то тут. А еще профессионалы не наклоняются к клиентам и не дышат на их кожу, как припадочные. Хотя мне никогда не делали массаж, но я в фильмах видел.
Кожа начинает гореть от его жадности, а может от дыхания, или, может, от его близости, я не понимаю. Только чувствую его близко до невозможности, и это приносит странный кайф. Наверное, я возмещаю такой вот близостью отсутствие Дика в моей жизни за все прошедшие годы.
Вздрагиваю, когда бедро ощущает нечто новое.
– Эй, – приподнимаюсь, – отодвинься, я чувствую то, на что не договаривались.
– Заткнись, – шипит и припадает губами к загривку, слегка прикусывает, и я едва не стону. По телу разряд проходит от этого укуса, и я понимаю, что всё не так легко выходит, как планировалось.
Не знаю, как мне улизнуть, выползти из-под него, если учесть, что он щупает меня сумасшедше. Кожа уже не просто горит, она воспламеняется, и каждый щипок и поглаживание саднят нещадно.
– А-а-ах, чёрт, – стонет Дик, и я беззвучно офигеваю, когда он еще смеет членом толкнуться, имитируя половой акт с моим бедром.
Пытаюсь вывернуться, чтобы оттолкнуть его, и когда получается развернуться немного, то в руках отчего-то силы совсем не оказывается. Я отпихиваюсь еле-еле, а Дик только больше ко мне льнёт, обнимая и притягивая к себе.
Мне не хватает воздуха, в голове какой-то туман, тело в огне, и сам я словно в бреду целиком. Соображаю плохо, вырываться не могу, а Дик уже выцеловывает мне плечи без стеснений и церемоний.
Пахом также не перестает толкаться, и когда я уже не верю, что выберусь живым, он ослабляет действия. Отодвигается немного, и одну руку пропускает вниз. Шальными глазами наблюдаю, как он расстегивает ширинку и запускает руку в свои джинсы.
– Да, бля-я-ять… – кажется, это его оргазм с дрожью, с закусанной губой до крови.
Дышит тяжело, и я благодарен, что он находит в себе силы не упасть на меня, вот бы еще держаться за мою поясницу прекратил…
– Это всё? – приподнимаюсь, чувствуя себя так что, можно сказать, не чувствую вовсе.
– Ага, – Дик блаженно улыбается и пробегается взглядом по моему телу, словно проверяя наличие всех конечностей. – А ты, кажется, нет.
– А?
И, прежде чем я успеваю понять ход его мыслей, Дик кладет руку на мою промежность и сжимает.
– Эй! – отскакиваю, потому что Дик, кажется, приболел от мнимой вседозволенности.
– Полутвёрдый, – насмешка, и снова тянет ко мне руку. – Давай подрочу.
– Не правда, – сползаю с кровати, не позволяя до себя дотронуться еще раз, и поднимаю футболку.
– Да брось, Рэнди, иди сюда, – хлопает по месту рядом с собой, – у тебя почти встал, ты разве не хочешь получить удовольствие? Если попросишь, могу и отсосать.
– Это не правда! – повторяю еще раз с нажимом и замечаю, что футболка вывернута, приходится вывернуть обратно, прежде чем надеть.
– О, – усмехается Дик, наблюдая за мной, – так игра в правильного Рэндала Уорта у тебя еще в силе.
– Замолчи, – успокаиваюсь, – ты подбросишь меня до дома?
Дик поднимается с постели, и я замечаю на его нижней губе подсыхающую кровь. Увидев мой взгляд и правильно его истолковав, он слизывает эту самую кровь.
– Ты мог бы остаться, – вытаскивает ключ от комнаты из заднего кармана джинс. – Поиграли бы в приставку, ты ведь любишь, да? Заказали бы пиццу, посмотрели бы фильмы, я бы тебе плавки одолжил, и поплавали бы в бассейне. Еще есть бильярд, хочешь?
– Добрый такой, – скрещиваю руки на груди от невиданной щедрости Дика Кайзера. – Кому расскажу – не поверят.
– Поверят, – прищуривается, – если узнают условия доброты.
– Условия?
– Ну, после бассейна и бильярда мы бы опять пришли сюда, и ты бы полежал смирно, снова давая мне потрогать себя, – идёт и открывает дверь, – так что?
– Нет, я оказал тебе маленькую услугу, и всё, мы с этим разобрались.
Да и мне еще к алгебре готовиться, пересдачу теста в среду никто же не отменял. А Дик знает алгебру даже хуже меня, с ним не подготовишься.
– Дело твоё, и тело твоё, – смеётся и пропускает меня из комнаты.
Мы спускаемся вниз, а я всё еще не могу разобрать, что чувствую. «Тело твоё», так ли?
– Дик, – хватаю его за локоть и вздрагиваю от собственной вольности. – Что теперь? Мы будем общаться?
Смотрит мне в глаза так внимательно и долго, прежде чем улыбнуться и сказать:
– Я не обещал, что мы будем общаться. Я говорил, что не забуду тебя после этого, так я не забуду, но общение – это иное…
Вымораживает и выворачивает от злобы на собственную тупизну. И Дик… пять минут назад он кончал, лапая меня, а сейчас разыгрывает…
– Да шучу, – поднимается на ступеньку, на которой стою я, – поверь мне, я теперь не отстану от тебя, – наклоняется, словно для поцелуя, а я почему-то не шарахаюсь, – после произошедшего не слезу с тебя. – Смотрит на мои губы, а потом мне в глаза, а потом опять на губы, но не целует…
Опоминаюсь, понимая, что он даёт мне время, чтобы как раз таки опомниться, и возобновляю спуск по лестнице. Чувствую наконец, чувствую некий стыд.
«Не слезу с тебя».
Если я скажу ему: «нет, не позволю» – это будет смешно или очень смешно?
Выходим из дома, и Дик сразу же подзывает водителя, зачем-то пинающего шину машины.
– Отвези его обратно, – приказывает Дик, и когда водитель безмолвно садится в машину, обращается ко мне: – Ехать с тобой не вижу смысла.
– Я тоже, – пожимаю плечами.
Дик усмехается, и я заранее определяю, что сейчас последует нечто нехорошее:
– Как думаешь, Рэндал, ты в следующее воскресенье уже будешь толкаться мне в рот, или еще нет?
Закатываю глаза от невозможности переваривания происходящего. Чертовщина, похоже, только начинается, и мне необходимо не расклеиваться, а держать оборону по всем статьям, особенно по интимным.
– Нет, думаю, нет, – отвечаю как можно серьёзнее, хотя хочется то ли выть, то ли смеяться до слёз над собой же.
– Да, наверное, ты прав, – Дик подходит к машине и галантно открывает мне дверь. – Прошу.
Сажусь, и, естественно, Дик так просто без слов на прощание закрыть дверь не может:
– Ты дашь отсосать еще до воскресенья, – шепчет прямо в ухо, а у меня в животе от этого скручивается спираль, или не в животе, а ниже…
*
– Спасибо, – говорю, когда мы останавливаемся у моего дома и собираюсь уже выйти, как водитель поворачивается:
– Мистер Кайзер просил передать вам, – и он протягивает мне сто злосчастных долларов.
Вторая порция стыда захлёстывает, и обида поднимается к горлу. Вот же…
– Нет, я не…
– Возьмите, пожалуйста, – прерывает водитель. – Мистер Кайзер просил передать вам, – повторяет, и мне ничего другого не остается.
Забираю дрянную купюру и выхожу из авто. Чёрт, Дик слишком умный, дальновидный и расчетливый, когда мы дружили, он не мог провести логическую цепочку от своей провинности до наказания родительского, а тут выдает такие ходы!
«Не слезу с тебя»… и почему меня не пугает это настолько, насколько должно?
========== 9-ая глава ==========
– А сейчас я очень легко проверю ваше знание немецкого, детки, – именно с этого начинает только вошедший в класс мистер Нёллер.
А где же «гутен морген», такое привычное в утро понедельника?
– Bei Gericht in Gronland fragt der Staatsanwalt den Angeklagten: “Wo waren Sie in der Nacht vom 18. November zum 16. Marz?” – учитель обводит нас суровым взглядом, и до меня доходит, я заливаюсь громким, каким-то ненастоящим смехом, и некоторые одноклассники, тоже всё поняв, вторят мне хихиканьем.
– Итак, засмеялась лишь половина, – мистер Нёллер качает головой, – вы расстраиваете меня с утра пораньше.
– А что вы сказали, мистер Нёллер? – Кит даже не стесняется.
– Это была забавность, – отмахивается учитель, но всё же переводит: – На суде в Гренландии прокурор спрашивает подсудимого: “Где вы были ночью c 18 ноября по 16 марта?”.
– А-а-а, – и Кит запоздало натягивает улыбку.
– Так-с, ладно, – хлопает в ладоши разочарованный преподаватель. – Сегодня мы…
Дверь открывается и, конечно же, на пороге единственный, кто до сих пор отсутствовал среди нас. Дик.
– Гутен морген, – произносит он, и я получаю свою порцию привычного понедельника.
– Ох, Кайзер! – учитель возводит руки к потолку, и я задаюсь внутренним вопросом, сколько раз я это видел? – Проходите, присаживайтесь. И молить вас не опаздывать, вероятно, бесполезно, так что не собираюсь тратить время. Сегодня мы будем барахтаться в сослагательном наклонении немецкого. Как барахтаемся уже наверное сотню занятий.
Дик неторопливо проходит меж рядов. Его пиджак расстёгнут, галстук не завязан вообще, выглядит как-то нарочито неопрятно.
Оборачиваюсь, чтобы посмотреть, как он садится и достает блок и ручку, достает, ставит портфель на пол и поднимает на меня взгляд. «А это сколько раз я видел?» – не унимается внутренний вопрос, и вот сейчас Дик отведёт глаза и всё.
Удивляет. Дик удивляет меня, когда вместо ожидаемого он слегка улыбается, как-то игриво и совсем уж убивает меня, подмигнув. Что за…
– Мистер Уорт, – вздрагиваю, потому что учитель оказывается рядом, – как долго вы еще будете любоваться вашим одноклассником?
Слышу смешки, и становится жарко от некого стыда.
– Простите, – только и могу промолвить, а когда мистер Нёллер отходит от меня, я снова оборачиваюсь на Дика, но тот уже не смотрит и не подмигивает.
*
– В смысле, ты хочешь отказаться от живописи и фотографии? – давлюсь соком и едва не раскашливаюсь. – А с кем я буду ходить на этот отстой?
– С девчонками? – виновато предполагает Джефф.
– Ага, с ними, да, – отодвигаю поднос и внутренне аж загораюсь возмущением. – Ты понимаешь, что если откажешься от живописи и от фотографии, то у тебя в расписании останутся лишь основные предметы? И не жалко тебе потраченных лет…
– … на чушь, – договаривает, – потраченных лет на чушь мне очень жалко. Я возьму себе юриспруденцию.
Стискиваю зубы и теперь осознаю, что на эти два тупоголовых предмета – живопись и фотографию – я буду ходить с незнакомцами из других классов. Вот здорово-то.
– Ты также можешь отказаться, – кажется Джефф не понимает всю серьёзность. – Сам рассуди, зачем нам эта фигня? И у тебя останется итальянский.
А Дик ходит на итальянский и на бокс, но не записываться же мне на бокс, в самом деле. Да и на него еще ходят его дружки…
– Отец вчера сказал, – Джефф хочет убить меня новостями, явно, – что к Рождеству подарит мне тачку. Правда не сказал какую, но главное, – поворачивается ко мне и ухмыляется, – из наших я стану шестым с машиной, – и, предугадав мой вопрос, добавляет: – Кайзер не считается, он сам машину не водит.
– Хм, здорово.
– Угу, ты больше не будешь картошку? – Тянется к моей оставшейся порции фри, к которой я особо и не притронулся на самом деле. – Жаль только, что к Рождеству, а не к ноябрю, – жуёт, – похолодает – опять пустят автобусы. Ты-то недалеко живёшь, а мне придётся оставить велик и пересесть на школьное убожество. Бр-р-р.
– Знаешь, ты прав, – заключаю, – возможно, мне тоже стоит отказаться от фотографии и живописи, и тогда я смогу по понедельникам смываться домой сразу после ланча, а во вторник приходить ко второму занятию.
– Ничего брать не будешь? – друг хоть и обращается ко мне, а сам смотрит только на вошедшего Дика.
Впрочем, и я на него смотрю, поэтому отвлечённо отвечаю:
– Неа…
Дик с незнакомым рослым парнем, которого я на каком-то занятии уже видел. Вроде он ходил с нами на химию в том году.
Парень улыбается Дику, а тот что-то говорит и заставляет собеседника еще и засмеяться.
– Я же говорил, – шепчет Джефф и усмехается. – Скоро Кайзер сядет за наркоту.
– То есть?
– То есть? – иронизирует друг. – Это же Оливер Лоринс, у него кличка Олидоз. Смотри, как они с Кайзером общаются, прям братья родные.
Снова перевожу взгляд на них – и да, прям братья… только дело тут не в Олидозе и наркотиках, а в том, что Дик гей. Что-то мне это не нравится, ведь сегодня кроме улыбки и подмигивания между Диком и мной не было ничего.
*
«Ты бы не связывался с Оливером Лоринсом» – отправляю ему сообщение и сразу же корю себя за слабость. Ну вот какое мне-то дело? Да и Дик точно не нуждается в советах Рэндала Уорта.
Хотелось подойти к нему сразу после обеда, но Дик в окружении друзей исчез в направлении спортивной секции, стоило мне моргнуть. Плюс к этому – приблизиться к нему при шакалах никогда не осмелюсь, да и Джефф больно бы удивился. Пришлось пойти на живопись и взяться за телефон, чтобы воспользоваться преимуществом двадцать первого века.
Ну же, Дик, отвечай… ну почему молчишь? Блин, он же на боксе, конечно он не отв… телефон вибрирует.
«Не связывался? Я с ним каждую пятницу развлекаюсь».
Хм, может Джефф и не так уж ошибался, когда говорил, что Дик за наркотики загремит. Хотя папочка его выручит… стоп, в каком смысле «развлекаюсь»?
«В приватном значении?»
Набираю и отправляю, надеясь, что Дик не убрал телефон куда подальше и не принялся бить грушу. Или что они там еще делают? Бьются на ринге? Ну это слишком круто даже для него.
– Хм-м-м, чудесно, – профессор причмокивает и наклоняет голову вбок, – просто чудесно, – склоняет голову на другой бок и добавляет: – восхитительные подсолнухи, мисс Флор, а какие цвета! Огненный рыжий… сама жизнь вас вдохновила, дитя мое!
Смотрю на рисунок сидящей рядом Виолетты Флор, и да, замечательные подсолнухи. Вот что значит талант, прилежность и старание.
– Гм, мистер Уорт, – теперь профессор обращает внимание на мое творение, лучше бы он этого не делал, – это что такое?
– Дома, эм, это дома в свете вечера, – чешу затылок и пачкаюсь краской.
– Дома? – фыркает. – А похоже на грязь.
Слава богу, старый мудак уходит, оставляя меня один на один с «грязью» и не без высокомерия поглядывающей в мою сторону Виолеттой.
Телефон оповещает о сообщении резко и неожиданно, и я вздрагиваю, забывая, что писал Дику.
«Нет, в приватном у меня – ты».
Чертыхаюсь, забывая про неудачи в творчестве и спешу набрать: «То, что было в воскресенье, являлось милосердием и ничем более», но не отправляю. Как-то слишком по-детски упрямо, ничего кроме смеха строчка не вызовет.
Поэтому просто перечитываю про то, что я у него в привате, и спокойнее становится на душе. То ли за него спокойнее (я его до плохого не доведу), то ли за себя… не понятно.
*
Не приходит.
Ждал его, как лопух, и, только когда наступил большой перерыв, осознал, что сегодня Дик не соизволит посетить школу. К слову, Кенни и Пита тоже нет, вероятно, втроём где-то прогуливают.
Только Арти, хмурый, явно не в духе Арти сидит на алгебре и подпирает голову кулаком.
– … и на сегодня это всё, – мистер Адамс захлопывает учебник и поднимает руки, когда все берутся за портфели, – по предмету. Приступим к другим вопросам.
– О-о-о-ох, – раздаётся дружное и угнетённое.
– Да-да, на повестке дня четыре вопроса, – учитель алгебры вспоминает, что он также является нашим курирующим преподавателем. – Во-первых, где Аллен? Кто знает, почему отсутствует третий день?
– Он болеет, придёт завтра, – отвечает Мисса, подняв предварительно руку. – Я ему звонила на выходных.
– Кхм, хорошо, второй вопрос: где трое членов знаменитой компании? – задаётся персонально Арти, по крайней мере, мистер Адамс смотрит на него в упор.
– Э-э-м, – Арти поднимает голову, – заболели.
Смешки, и не знаю, как другие, а я надеялся на нечто более оригинальное – на правду, например.
– Сразу втроём заболели? – допытывается мистер Адамс, ни капли не веря.
– Угу.
– Кхм, ладно, – понимая, что ничего не добьётся. – Третий вопрос: почему вы ушли в прошлую пятницу с истории? Когда я пришёл к вам на замену, то обнаружил пустой класс.
«А вот нефиг было опаздывать!» – крикнул бы Дик, за ним бы не постояло. Но Дика нет, и поэтому гробовая тишина без лидера.
– Чтобы впредь таких инцидентов не было, – мистер Адамс обводит нас грозным взглядом. – И четвёртый уже не совсем вопрос – все помнят, что завтра пересдача теста после уроков?
– ДА! – хором и все тянутся к своим сумкам, чтобы запихнуть учебники, тетради и свалить поускоренней.
*
Кидаю школьную сумку на кровать и принимаюсь раздеваться после утомительно долгого учебного дня.
И где был Дик?
Хватаюсь за телефон, но вовремя передумываю. Если я сейчас стану интересоваться его местонахождением, то это будет перебор. Начнет смахивать на то, что это я гей и это я обещал ему с него не слезать, а у нас, вообще-то, наоборот. Поэтому это Дик должен мне писать «ревниво-сладкие» смс-ки, читая которые, я буду хвататься за живот от смеха и брезгливости.
Так что за чертовщина? Где сообщения от Дика такого характера? Где вот эти вот строчки:
«Лежу с температурой, не могу прийти в школу, но так хочется тебя увидеть, малыш».
«Скучаю по тебе, думаю о тебе, мечтаю о… нас».
«А вы с Джеффом точно друзья? Он как-то слишком близок к тебе, ревную, киса».
Где они? Проверяю телефон на всякий случай, но их нет, конечно же, их нет.
========== 10-ая глава ==========
Даже рад видеть нашего историка в добром здравии. Скучал по его удивительно грустному лицу, которое всегда такое, потому что внешние уголки глаз опущены. Вечно скорбящий мистер Ноуфорт.
– Живее, живее рассаживайтесь, – хлопает в ладоши. – Мы очень много пропустили.
Идём с Джеффом к своим местам, а Дик уже сидит за партой и не бросает даже мимолётного взгляда на нас. На меня. Зато я замечаю Мартина на привычном месте – за первым столом самого крайнего ряда у двери. Выглядит по-обычному и не плачет.
В первые пять минут занятия, не выдерживая, постоянно оборачиваюсь посмотреть на Дика, и в мозгу крутится мысль ему написать, но после… мистер Ноуфорт забирает всё. Словно бабочка, он начинает порхать по классу, распевая лекции и следя, чтобы каждый записывал. Доска то и дело пачкается мелом, стирается и снова пачкается; даты, факты, мелочи, уточнения – Дику здесь нет места, и я проникаюсь уважением к мистеру Ноуфорту – вот таким и должен быть учитель.
Звонок, осведомляющий об окончании занятия, настигает неожиданно. И, пребывая в каком-то странном состоянии, почти эйфории, я встаю и наклоняюсь, чтобы поднять сумку, не сразу понимая, что чья-то рука пригревается на пояснице.
– Э? – вздрагиваю и оборачиваюсь.
Дик. Конечно же, Дик, который, кажется, не думает, что касаться меня вот так вот при всех – довольно компрометирующе. Впрочем, оглядываю класс, никто вроде и не смотрит, все какие-то вялые и одновременно шокированные хорошим уроком.
– Не стой в проходе, Рэндал, – отталкивает мягко, и рука пропадает.
Он уходит с друзьями, а я принимаюсь за запихивание тетради в сумку.
– Ничего себе, – Джефф присвистывает. – Кайзер с тобой заговорил.
– Ну, уж не заговорил, – поправляю, – просто я загораживал ему выход, и он…
– Ага, и он сделал вот так, – кладёт мне руку на поясницу, изображая Дика, и отталкивает. Жестче, у Джеффа правда выходит отталкивание, в то время как Дик скорее погладил. – Ты не находишь это странным? – Вылупает глаза.
– Что? То, что он меня отодвинул, или то, что сказал не стоять в проходе?
– Всё! – психует. – Если бы Кайзер провернул это со мной, я бы развернулся и дал в глаз!
– Пф, да ладно тебе, ты придаёшь слишком большое значение обыденной ситуации, – отмахиваюсь, зная прекрасно, что Джефф ни при каком раскладе не ударил бы Дика. Вообще ни при каком.
– Обыденной? Да он… – запинается, не может подобрать слова. – Да это было как… Да это выглядело… – задумывается в попытках сформулировать, понять, объяснить произошедшее хотя бы для себя. – Это выглядело как-то интимно, что ли.
– Интимно? – насмешливо переспрашиваю. – Джефф, о каком «интимно» ты говоришь между мной и Диком?
– Хм, ну да, ты прав, – прикидывает наконец и соглашается, верит.
Чувствую себя преступником, человеком, состоящем в сговоре, кем-то неправильным. Гляжу на Джеффа, который уже выкинул из головы подсмотренную странность, и преступность поведения затягивает.
Джефф прав, надо было дать в глаз. А я… даже стыдно признаться, у меня мысли не возникло ударить Дика или еще чего, и не потому, что я не хотел привлекать внимание. Блин, надо было дать в глаз, чтобы неповадно было при всех ко мне приставать. Нет, чтобы неповадно было ко мне приставать, вот так вот.
*
– Мистер Кайзер, опаздываете, – мистер Адамс закатывает глаза, и я не могу тихо-тихо не засмеяться. Как же мне нравятся все учительские реакции на опоздания, неявки, игнорирования Дикова авторства. – Берите со стола тест и садитесь.
Дик медленно подходит к преподавательскому столу и так же медленно берёт листок с написанными интегралами. Медленно разворачивается и идёт к свободным местам тоже медленно.
– Быстрее, Кайзер, – подгоняет учитель.
Проходит мимо, и спиной чувствую, даже не слышу, а именно чувствую, как садится позади меня. Тогда, на итальянском, он тоже сидел на месте Джеффа, чтобы трогать мою спину. Надеюсь, он сейчас этого делать не собирается, а то я второй раз тест провалю.
– Приступайте, – командует преподаватель и раскрывает толстенную книгу.
Хорошо, что Дик не лапает и тем самым не сбивает. Осторожно, постепенно и тщательно я решаю задание за заданием, и, когда остаются нерешёнными всего три интеграла, поднимаю голову, уличая шум.
Мартин встаёт и идёт сдавать тест. Кивком головы учитель отпускает Аллена, и тот не думает задерживаться.
Хм… в классе осталось всего двадцать таких же неудачников, как я, и один удачливый сукин сын – Дик. И количество неудачников начинает неотвратимо убывать.
