Текст книги "Бессмертная бабочка (СИ)"
Автор книги: Василика
Жанры:
Фанфик
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)
– Похож на кого?
Они смотрели друг на друга, открыто, как будто в первый раз, и губы девушки, казавшейся такой сильной, дрогнули, а голос притих и стал щемяще горьким.
– На Юджина. Ты не знаешь его, никто его не знает, но… ты такой же как он. Твое лицо – его черты. Ты исключение, постоянный парадокс. Ты для меня – его призрак, от которого я не убегу, как бы ни изощрялась. Ты – магнит, который меня притягивает, как бы я ни сопротивлялась. Ты – враг, которого я никогда не сумею… каким бы великим ни было желание. Поэтому тогда, в своей квартире – черт, такое чувство, что это только что произошло, – я тебя не убила. Я была потрясена, шокирована. Думала, что наконец-то сошла с ума. Потому что когда свет фар упал на тебя, я решила, что ты – это он. Решила, что ты – Юджин. Решила, что ты – мой Юджин. И поплатилась за это. Теперь мне каждый день приходится с тобой сталкиваться, с тобой, с его копией, которую так отчаянно хочется принимать за оригинал, за что-то настоящее. Ты такой же как он. Вот только глаза у тебя совсем другие.
*
Тогда она частично поведала Клинту свою историю, то, чего никто не знал. Она открылась ему, прекрасно понимая, что однажды ей все равно пришлось бы это сделать.
И он выглядел так, как будто хотел… обнять ее? Понять ее? Утешить? Все вместе?..
========== Глава 15, в которой появляется уют и есть немного разговоров. ==========
Открываю глаза, смотрю в пустоту,
И нет сил даже кричать.
Сжав кулаки, чтоб закапала кровь,
Хочется лишь убежать.
Блокируя жизнь от ненужных забот,
Пытаюсь сжаться в комок.
Как маленький, беззащитный котёнок,
Прячусь от всех в уголок.
Разодрано тело, и жизнь лишь на нитке,
Немного – и упадёт…
Вся жизнь – как комикс «Весёлых картинок»,
Который никто никогда не прочтёт.
Безмолвные фразы путают разум,
И больше никто тебя не спасёт.
И ты в один миг осталась ненужной,
И больше никто никогда не придёт.
Стукнула дверь, но это лишь ветер,
Который пришёл, как всегда, помолчать.
Наверно, не надо было однажды
Тебя на пути своей жизни встречать.
Забытое счастье, увы, не вернётся,
Оно потеряло дорогу в мой дом.
Может, стоит уйти, не простившись,
Спалить все мосты и забыть обо всём…
Уйти, растворившись в отблесках солнца,
Оставив лишь след на мокром песке.
След, который в следующей жизни
Тебе напомнит о старой судьбе.
«Грусть» – автор Anastasia.
Изначально было взято с сайта Я – поэт.ру, но потом страница пропала. Поэтому указана ссылка на другой сайт.
Несколько перефразировано. http://www.stihi.ru/2007/07/20-395
Казалось бы, за такую бесконечно долгую жизнь она повидала уже все, что только было возможно. Казалось бы, на свете не должно было бы остаться ничего, что заставило бы ее удивиться или задуматься.
Казалось бы…
Но исключения есть в каждом правиле. Так уж искони повелось.
Поэтому иногда случались странности. В башне, где Кризанта провела годы до дня перед своим восемнадцатилетием, на стене висели маятниковые часы, а в «Сладком утенке» Крюк, воодушевленно играя на пианино, с упоением распевал о Моцарте.
После ухода из королевства Кризанта немало времени провела в скитаниях, лишенных смысли и цели, наедине с самой собой. С течением десятилетий острая боль медленно притуплялась и, скручивая щупальца в клубок, скрывалась в глубине сердца, но воспоминания не блекли, оставаясь все такими же яркими и светлыми. А с течением веков, шагавших мерным ходом мимо золотоволосой девушки, она начала замечать детали, которые уже были ей знакомы.
В 1610-ом году, при встрече с Галилеем во Флоренции, Кризанта – тогда ее звали Файорэлба [1] – заметила в его записях набросок маятника механических часов. А в сентябре 1790-го в Вене она присутствовала на поставленной в пригородном театре «Волшебной флейте», чьим создателем являлся Вольфанг Моцарт. Пианино она снова увидела лишь 1802 году, но, как оказалось, никто тогда и не слышал о виртуозном музыканте с крюком на левой руке…
Откровенно признаться, у Кризанты не было мнения на этот счет. И лишь в конце девятнадцатого века, после появления термина «мультивселенная», она подвела воображаемую финальную черту, решив, что каким-то образом отпечаток мира, где она находилась теперь, наложился на волшебную вселенную, где она жила раньше. Или наоборот. Трудно сказать.
Раньше она бы боролась, она бы пыталась найти выход, обходной путь, она бы постаралась что-то придумать, как-то выкрутиться. Теперь же плыть по течению стало привычкой, мол, хуже уже все равно быть не может. Тем не менее, жизнь преподносила неожиданности на блюдечке с золотой каемочкой и, царственно произнося стандартную фразу «Кушать подано», удалялась, предоставляя Кризанте возможность самой разгребать образовывавшуюся кашу. О покое оставалось только мечтать. Хотя она вообще вряд ли когда-нибудь снова узнает, что такое покой.
На данный момент у нее есть бессмертие, Щ.И.Т., Грегори Стоут и Клинт Бартон. И с последними двумя пунктами придется повозиться, чтобы разобраться.
А она не знала каким именно образом.
*
Серый GMC Canyon резко повернул направо, и Кризанта, прислонившаяся виском к оконному стеклу и устало подремывавшая, открыла глаза и заморгала. Снаружи мелькали маленькие (по сравнению с небоскребами) домишки нью-йоркского пригорода и шаблонные ухоженные газончики, пересеченные узенькими вымощенными тропинками, за невысокими оградками. Уже зажженные фонари, разбросанные вдоль обеих сторон дороги, исправно освещали почти опустевшие к вечеру улицы.
Поднимался ветер, его резкие порывы были холодными и хлесткими, и было понятно, почему люди предпочли вернуться в уютное тепло своих жилищ. Природа понемногу замирала, готовясь ко сну. Диск ярко-горящего солнца опускался, неуклонно приближаясь к горизонту, и лучи дневного светила добавляли в палитру голубого неба, начинавшего понемногу темнеть, фиолетовые, золотые и лиловые тона. Тонкие длинные облака в вышине, похожие на разбросанные чьей-то неведомой рукой перья загадочной белой птицы, окрасились в розовые и канареечные тона, и где-то за ними уже начинала проступать призрачная и блеклая тень серпа луны.
Скоро солнце окончательно скроется, сумерки сменятся ночью, во мраке синевы зажгутся светлячки бесконечно далеких звезд, и наступят тишина и спокойствие…
Втянув воздух через нос и протяжно выдохнув, Кризанта снова прикрыла глаза. В груди все еще эхом отдавались отголоски уже зажившей раны, нанесенной марионеткой Паука. Магия кипела где-то в глубине, борясь со следами воздействия врага, и Кризанта чувствовала, как ее сила возводит все новые и новые бастионы, стремясь как можно лучше защитить свою носительницу.
Проблема была лишь в том, что и сила, и носительница понимали, что столкновение с этим противником будет похлеще, чем заварушка в Кардифе, которая обошлась ей дикой слабостью, ужасной головной болью и кошмарами на протяжении последующих двух с половиной недель, во время которых она отшатывалась от любого шороха, находясь в полубредовом состоянии. К счастью, ей везло при поисках заброшенных зданий, и тогда, в 1810 году, лишь стены чьего-то покинутого жилища были свидетелями ее потрясения.
Автомобиль сделал очередной поворот и остановился. Клинт заглушил двигатель, вытащил ключ из замка зажигания и, коротко бросив «Приехали», вылез наружу и, обойдя машину, открыл дверь для Кризанты, которая до того момента была поглощена изучением внешнего вида дома. Двухэтажный, с крышей, покрытой красновато-коричневой черепицей, и фасадом, отделанным темно-алым кирпичом. Развесистый ясень высился сумрачным силуэтом, и в его кроне терялись отблески двух светильников на крыльце.
Плавно соскользнув с сидения, Кризанта выпрямилась, отводя назад плечи и, подождав, пока агент заберет из багажника свой боевой костюм, аккуратно уложенный в черную спортивную сумку с широким ремнем, последовала за ним. Клинт щелкнул выключателем справа от двери и, пару секунд потоптавшись на входном коврике, шагнул дальше.
Кризанта помедлила, раздумывая, последовать ли ей его примеру или сделать все по-своему, но в итоге сняла конверсы и, поставив их на обувную полку, прошла в гостиную, рассматривая новую обстановку как любопытная кошка. Пол под ногами был выложен плиткой светлых пород дерева; лоскутные циновки, прямоугольные и круглые, носили волнообразные узоры; кое-где на полках стояли глиняные расписанные вручную тарелки, а в одной из стен был выложен камин.
Здесь было приятно находиться, здесь было тепло – не телу, но почему-то душе, – и здесь было уютно. Не просто мило или комфортабельно, а именно уютно. Все словно бы было направлено на это полнейшее спокойствие, на удобство, которое не свойственно миру за окном. И это составляло полную противоположность Щ.И.Т.у с его прямотой, извечной строгостью и прописанной неизвестно кем серой монохромностью, безликой и безвкусной. Кажется, к месту, где она сейчас была, у нее появилась странная… симпатия.
«А у этого Бартона не бывает полутонов, правда?» – Кризанта ухмыльнулась про себя, пряча руки в карманы блейзера и делая пометку на контрасте между Клинтом Бартоном – агентом Щ.И.Т.а – и Клинтом Бартоном с Бульвара имени Линкольна. – «У него все либо-либо».
Внизу глухо хлопнула дверь, раздался звук шагов на лестнице, и Клинт, вернувшись в гостиную, стянул с себя куртку, и, окинув взглядом замеревшую в центре комнаты Кризанту, уже собрался узнать, почему она изображает статую, когда девушка произнесла:
– Здесь очень… мило.
– Удивлена? – мягко поинтересовался Клинт, бросая куртку на диван.
– Немного. Думала, ты живешь… ну… иначе.
– Я сочту это за комплимент и скажу спасибо.
– Пожалуйста. Здесь я хотя бы вписываюсь в интерьер. Не то что на вашем авианосце.
Клинт неопределенно хмыкнул и все же поинтересовался:
– И что ты здесь стоишь?
– А куда мне идти-то? – задала естественный вопрос Кризанта, удивленно пожимая плечами.
– Я бы пошел и что-нибудь поел – денек тот еще выдался, и я даже проголодался.
– Первая часть предложения прозвучала как план, – Кризанта сняла свой пиджак. – По-моему, я бы тоже перекусила.
– Чудно, – Клинт слегка улыбнулся и двинулся в сторону кухни, где знаком предложил девушке устраиваться поудобнее, а сам начал доставать из холодильника продукты. Несмотря на то, что он нечасто тут бывал, еда в доме всегда находилась независимо от обстоятельств. Закатав рукава черного бадлона, сменившего сегодня футболку, Клинт вымыл руки и, достав чистый нож, измельчил петрушку, которая уже через полминуты была тщательно смешана с заранее тертым сыром. После чего на отдельной доске нарезал тонкими пластинками курицу и начал обжаривать ее на сковородке [2].
– Так ты еще и готовишь? – опустив локти на стол и подперев кулаками подбородок, Кризанта наблюдала за тем, как агент ловко орудует кухонной утварью.
– Да, – коротко и по существу ответил Клинт.
– Завел бы ты себе девушку.
– Завести можно собаку или в лес.
– А, не та формулировка. Извини. Найди себе девушку.
– Работа не позволяет.
– И что, так и помрешь в одиночестве?
– Вероятнее всего я помру на задании. Это две разные вещи.
– Правда что ли?
Клинт усмехнулся и, натерев на крупной терке картофель, хорошенько его отжал, после чего добавил яйца, муку и потянулся за солью, когда заметил, что Кризанта озирается по сторонам.
– Кого потеряла?
– Да вот думаю, есть ли у тебя еще одна сковородка. Потяжелее и желательно почугуннее, чем Tefal.
– Зачем?
– «Зачем?» Сейчас я тебе объясню. Причина номер один… нет, это будет три. Так вот, причина номер три: за мной охотится псих. Причина номер два: этот псих – чокнутый на всю свою больную голову. И причина номер три-один: сковородка – воистину незаменимая в хозяйстве вещь. По части самообороны – особенно.
– Да неужели?
– Могу треснуть тебя ею по голове для убедительности, – с улыбкой до ушей предложила Кризанта.
– Нет, спасибо, – быстро отказался Клинт, обжаривая картофельный блин.
– Обращайся, если что.
Спустя несколько минут еда уже была готова. Разлив в высокие прозрачные стаканы сок, который по прошлым дегустациям был очень даже ничего, и вытащив из ящика пару вилок и ножей, Клинт с еле слышным вздохом удовольствия сел на стул, с блаженством вытягивая под столом ноги, и, покосившись на Кризанту, которая уже приступила к поздней трапезе, сам отправил в рот кусочек вкусного мяса.
Ни одного из них двоих не тяготила тишина: Клинт привык к этому, сидя часами в засадах на очередном задании, а Кризанта настолько пристрастилась к молчанию, что и не обращала на этот факт никакого внимания. Сейчас она просто ужинала, попеременно заедая курицу овощным салатом, и временами косилась в сторону окна, за которым уже окончательно стемнело. «Может, у него найдется что-то почитать. Я бы не отказалась».
– И все-таки должен тебе сказать, что в последнее время ты не так искусно пряталась, – голос Клинта прервал ее мысль о книгах, и Кризанта перевела взгляд на агента.
– Ты это о чем?
– Ну, посуди сама: ты прекрасно знала, что мы тебя ищем и ищем давно и упорно, и уж точно знала, что вещи вроде исцеления серьезных и неизлечимых болезней определенно привлекут к тебе наше внимание.
На лице Кризанты почему-то отразилось полное непонимание и растерянность.
– Прости, но кого именно я «исцелила», выражаясь твоими словами?
– Как минимум пятнадцать человек за последние пять месяцев. Болезнь Альцгеймера, рак… – Клинт прервался, видя, как девушка хмурится и моргает, пытаясь разобраться. – Почему ты так на меня смотришь?
– Потому что я этого не делала, – повышая голос, ответила Кризанта. – Я не полная идиотка. Я стараюсь не светиться никоим образом. Я не настолько выжила из ума, чтобы идти на подобное самоубийство. Вы же тогда бы от меня уж точно не отстали.
– То есть это не ты была?
– Конечно нет. Что за бред ты несешь?
– Но именно этот бред и вывел нас на тебя, – Клинт замолчал и помрачнел от неожиданной догадки. – Но если это была не ты, то кто еще мог заново подогреть интерес к тебе?
– Кто-то с доступом к системе, потому что я и близко не подхожу к клиникам и больницам.
– И этот кто-то… По глазам вижу, что ты думаешь о том же, о чем и я.
– К сожалению.
– Паук, – Клинт буквально выплюнул это прозвище, и Кризанта кивнула, безоговорочно соглашаясь.
– Да… У Грегори Стоута руки очень длинные.
[1] Файорэлба – итальянское женское имя. Прямое значение – «цветок рассвета».
[2] Не знала, какое блюдо выбрать для этого ужина, так что Клинт готовит курицу в «ажуре» из картофеля.
========== Глава 16, в которой настроение слегка портится, Клинт Бартон делает для себя выводы, а Кризанта не может уснуть. ==========
Опасность – часть жизни. Она есть всегда. Люди могут не замечать ее, не видеть, но это не значит, что ее нет. Она просто прячется, скрывается в потемках, шныряет в тенях прохожих, мелькает в пустых окнах, неслышно скользит в разговорах и поджидает своего часа, чтобы показаться во всей красе. Опасность воздействует на человека, на его подсознание, на мир вокруг него, и постепенно она от зыбкого страха, незаметно колышущегося где-то на грани, переходит к явственным угрозам. От опасности нельзя скрыться нигде и никогда. Опасность – это константа, постоянная переменная в неизменно меняющемся уравнении жизни.
От опасности не уйти, от опасности не убежать. В нее можно не верить, но ее нельзя не чувствовать. Она заседает гвоздем в глубине души, сворачивается клубком и время от времени дает о себе знать, более или менее явственно. И люди ее ощущают, в той степени, в которой она сама того захочет.
Опасность не появляется сама по себе. Она всегда исходит от чего-то. Или кого-то. Есть те, кто внушает чувство покоя и равновесия, а есть те, от одного лишь взгляда которых мурашки бегут по телу, а все инстинкты разом загораются предупредительным красным огнем и бьют в набат.
Взглядом черного человека можно было убить за мгновение. Глаза пылали холодным синим светом, в них плескалась настолько дикая ненависть, что воздух звенел. Он был в бешенстве, он был разъярен, он стал похож на дикого неудержимого зверя, по спине которого кто-то весьма опрометчиво прошелся плетью, только разозлив дремавшее во тьме чудовище.
Добыча скрылась. Пропала из виду, будто провалилась сквозь землю. Снова. От этого он злился еще больше. Паучьи лапы хищно шевелились за спиной и, вытягиваясь в стороны, скрежетали острыми концами по стенам и полу, оставляя за собой длинные глубокие царапины.
Черный человек был недоволен новым разворотом событий, которые, как ему казалось, он просчитал на несколько ходов вперед.
Черный человек был в гневе. И что еще хуже: он прекрасно знал, что в гневе он страшен и бесконтролен, а это грозило вылиться в оплошность, допущенную из-за кипевших в крови эмоций…
Которые вдруг были остановлены писком коммуникатора. На экране, засветившемся в темноте, окутывавшей плотным коконом весь кабинет, загорелось только что пришедшее короткое сообщение.
Черный человек мельком скользнул взглядом по тексту, и его тонкие губы исказила довольная ухмылка, больше напоминавшая оскал животного.
«От меня не скроешься!»
В Щ.И.Т.е все еще находился его доносчик, и он как раз принес ему хорошую, даже великолепную новость.
*
Ненавязчивая беседа, начавшаяся на достаточно положительной ноте, слишком резко перешла в неуютное молчание, и если раньше тишина не беспокоила ни Клинта, ни Кризанту, то теперь они оба кожей ощущали растущее звенящее напряжение, которое повисло вокруг них подобно туманной завесе, холодной, промозглой, вязкой, непроглядной. И это напряжение, похоже, не развеется в скором времени. «Очередное затишье перед очередной бурей. Как это мерзко», – Кризанта поморщилась, собирая кусочком хлеба остатки петрушки с тарелки.
Она уже признала, что у Грегори Стоута имелись все качества так называемого «черта-из-табакерки». Все его действия были резкими, внезапными, неожиданными… пакостями. И к тому же пугающими. Он доставлял неприятности, досаждал, и в этом ему равных не было. Ну, за исключением тех, с кем она столкнулась в Кардифе. В последнее время воспоминания о том дождливом дне все чаще приходили на ум, и Кризанте это не нравилось. Подобное хотелось забыть поскорее, выкинуть из головы как страшный сон, чтобы никогда к этому не возвращаться. К сожалению, правила ее жизни пестрили исключениями всех возможных цветов, а с появлением Стоута они засверкали огнями как рождественская елка.
«Вроде бы считается, что черти боятся табака, потому что от него чихают люди и, тем самым, отгоняют от себя нечисть. Интересно, чего боится Грегори Стоут?»
– Об этом надо сообщить, – голос Клинта прозвучал как-то слишком громко в помещении, где царила могильная тишина, не нарушаемая даже тиканьем часов.
– О чем? – на автомате спросила Кризанта, продолжая расфокусированно смотреть перед собой.
– О том, что нас на тебя вывел Паук, – поймав растерянный взгляд девушки, Клинт уточнил: – Стоут. Грегори.
– Я и с первого раза тебя поняла. Но не стоит.
– Что?
– Сообщать не стоит.
– Почему?
– Потому что погоды нам это не сделает. Ничего все равно не изменить – я уже здесь. Он добился, чего хотел. В первой части своего плана по крайней мере. Я надеюсь, до второй не дойдет, потому что в этой самой второй я, видимо, встречаюсь с ним лично, а меня на это как-то не особо тянет. Предпочту общаться со Стоутом на расстоянии. Или вообще не общаться. Пожалуй, последнее.
Клинт, уже державший в руке служебный телефон, выслушал этот монолог с бесстрастным видом. Потом, похоже, что-то для себя решил и, опустив аппарат на первое попавшееся место – этажерку, где примостились немногочисленные тарелки и пара граненых стаканов, – широкими шагами покинул кухню, скрывшись в темноте коридора, откуда через пару мгновений стал доноситься какой-то шум, как будто что-то искали.
Кризанта еще с полминуты сидела, близко придвинувшись к столу, уперев один локоть в гладкую деревянную поверхность, на которой была аккуратно расстелена бежево-белая скатерка, и слегка согнув кисть, касаясь костяшками пальцев щеки. После чего легко спрыгнула со стула и, собрав грязную посуду, поставила это все в раковину, затем закатала рукава и, включив воду, взялась за губку. За этим занятием ее и застал Клинт, вернувшийся с парочкой шерстяных покрывал подмышкой.
– Что ты делаешь? – осведомился он с некоторым подозрением, которое Кризанта не могла не почувствовать.
– Мою посуду.
– Зачем ты это делаешь?
– Что за глупый вопрос?
– Потому что слева от тебя стоит посудомоечная машина, – Клинт кивнул головой в указанном направлении. – В следующий раз воспользуйся ею.
– А что, будет следующий раз? – удивилась Кризанта.
Ответа не последовало. Мужчина только смерил ее пристальным взглядом и, бросив короткое «Пошли», направился в глубину дома, пересек гостиную и остановился возле двери, окрашенной в насыщенный шоколадно-коричневый цвет.
– Сегодня был тяжелый день, отдых тебе не помешает. Это гостевая комната. Поскольку ею никто ранее не пользовался, отопление тут не работает, так что вот, – Клинт торжественно вручил Кризанте охапку, которую собственноручно откапал в «закромах Родины», и, рассудив, что он сказал все, что от него требовалось, зашагал к лестнице в подвал. Тренировка всегда позволяла снять напряжение, а сейчас это было крайне необходимо.
На второй ступени его настигло негромкое «Спокойной ночи», а на пятой – звук закрываемой двери.
Натягивая на руки перчатки для борьбы и становясь напротив кожаного снаряда для усовершенствования ударов, в простонародье именуемого боксерской грушей, Клинт подумал, что, кажется, впервые за долгие годы кто-то сказал ему эти слова. И не просто сказал, а сказал искренне.
*
В ней было что-то не так. В Кризанте, девушке-из-сказки. В том, как она говорила, как двигалась… Все это было похоже на действия куклы, тряпичной безвольной игрушки. За исключением тех случаев, когда Кризанта злилась. В те моменты из-под ее маски просачивалась настоящая натура, но это были лишь короткие мгновения, после которых маскарад начинался опять.
В ее взгляде тоже все было не так, не по-человечески. Изумрудные глаза – большие, такие, про какие обычно говорят «в пол-лица», – в которых когда-то давно плясали солнечные зайчики, были пустыми, мутно-стеклянными. В них все угасло, как прибитый дождем огонь. Остались только угли, в которых едва-едва теплился огонек. Безразличные глаза. Мертвые глаза. Неживые глаза. Глаза того, кто устал не только бороться и плыть против течения, а того, кто устал от всего. Глаза того, кто сдался и потерял всякую цель. Люди с такими глазами безнадежны, окутаны стеной равнодушия и незаинтересованности, до них не докричишься, до них не достучишься. Они могут улыбаться и смеяться, но на самом деле им не радостно и не весело. Им все равно. Нет приема, сигналы уходят в пустоту…
Да, злость и осуждение были единственными отдушинами. Клинт это видел. А еще он видел уязвимость. Эта уязвимость, эта слабость была паутиной, покрывавшей сетью трещин и разломов тонкие нити души, через которые неумолимо утекала жизнь. Капля солнечного света, о которой упоминала Кризанта, возможно и давала девушке сверхъестественные способности, которые оценили бы сами боги, но взамен она разрушала ее. Она не давала дышать полной грудью, смотреть на мир широко открытыми глазами, она не давала шанса на шаблонно-клешейное «и жили они долго и счастливо», которыми пестрили страницы детских книжек со сказками.
«А я должна перед тобой отчитываться?»
Упрямая, стойкая, несгибаемая, но сломанная. Поблекшая, как увядший цветок, тусклая тень, в крови которой течет мощь невиданных масштабов. Парадокс, живое противоречие.
Клинт дернул губами в подобии улыбки, резко пригибаясь и нанося целую серию ударов по тентовому прочному материалу, безмолвно принимавшему натиск агента.
«– Ты слишком на него похож.
– Похож на кого?
– На Юджина».
Человек из ее прошлого, из времен До всего этого. Человек, который, судя по всему, был и оставался для нее всем: ее миром, ее сердцем, якорем в ее отчаянии, сквозившем во всем. Или… тем, что это отчаяние вызывало?..
Клинт покачал головой. «Погрязшая в минувшем, застрявшая в нем…» – он нахмурился. – «Добром это для нее не кончится».
«Твое лицо – его черты. Ты для меня – его призрак… Ты – магнит… Ты – враг…»
«Она нацелилась совсем не на тех противников, на которых бы следовало».
Клинт вернулся в гостиную и, опустившись на софу, вытянулся во весь рост, сунув под затылок подушку. Часы, изготовленные в стиле фьюзинг [1], циферблат которых был обрамлен кругами из оранжевых, желтых и коричневых стеклянных квадратиков, – вторая вещь во всем доме (первой был набор светильников в комнате для гостей), которую купил не он, а Наташа, решившая, что обстановке нужен какой-то «всплеск новых цветов», – показывали без пяти полночь. Он выпал из времени на три часа.
Клинт закрыл глаза и сделал глубокий вдох, после чего так же протяжно выдохнул, ощущая, как вслед за этим осели тишина и спокойствие.
День действительно был тяжелым. Сон был очень кстати.
С этой мыслью он окончательно заснул.
*
Бросив вслед уходящему Клинту «Спокойной ночи» (для того, чтобы сказать эти простые тривиальные слова, Кризанте пришлось выдержать небольшую войну со своим внутренним «я») и быстро шмыгнув в комнату, поспешно захлопнув за собой дверь (а вот эту битву «я» все-таки выиграло), Кризанта прикрыла глаза и еще минут пять простояла неподвижно возле стены, напряженная, как натянутая до предела струна. Потом она все же «отмерла» и, мотнув головой, щелкнула выключателем справа от себя. Лампа, вспыхнувшая под потолком, не ослепила, и Кризанта огляделась.
В комнате для гостей обстановка ничем не отличалась от обстановки в остальном доме. Ну, или по крайней мере от той его части, которую она успела увидеть. Такой же светлый пол под ногами, такие же циновки с узорами из завитков, такие же полочки с расписными тарелками и все такой же шоколадный и кремовый интерьер, простой и не вычурный, скромный. Окно с широким подоконником выходило во двор, и в темноте угадывались очертания уже знакомого ясеня. Кризанта задернула плотную занавеску, как бы отгораживаясь таким образом от мрака, царившего снаружи, и задумчиво посмотрела на золотисто-коричневые настенные светильники, отделанными под позолоту, и абажурами из светлой ткани с декоративной каймой.
Эти бра как-то немного не вписывались в общую картину, и девушка решила, что они были случайной покупкой. Хотя, частично зная Клинта, скорее бра были ему подарены кем-то, и этот «кто-то» был если не другом, то уж точно хорошим знакомым – в противном случае, агент не стал бы оставлять эти «подношения». «Может, Наташа?..» – Кризанта пробежала кончиками пальцев по деревянному резному каркасу. – «Наверняка, она».
Теперь, когда она была наедине с собой, усталость все явственнее давала о себе знать. Погасив верхний свет и оставив бра, Кризанта улеглась на широкую кровать и, укутавшись в отданные ей шерстяные покрывала до самого подбородка, закрыла глаза. Даже несмотря на непростой день, она знала, что уснет, вероятнее всего, еще нескоро, а значит, придется чем-то себя отвлечь. На грани сознания снова мельком показалась мысль о книгах («Должно же тут быть хоть что-то, что можно почитать».), но их заменили воспоминания, имевшие место не так уж и давно.
*
– В любом случае надо решить, что делать. Ясно ведь, что Щ.И.Т. больше не является надежным укрытием. Так что если у вас нет никаких других вариантов, я предлагаю спонтанный ход.
– Какой?
– Спрятать Анну там, где ее не станут искать. Или, во всяком случае, станут, но не сразу, что даст нам некоторое преимущество перед противником.
После одобрения нового плана Щ.И.Т. они покинули не сразу. Агента Колсона Фьюри отправил отдавать какие-то указания, а Марии Хилл велел представить отчет о произошедшем вторжении. Наташа Романофф была занята «присмотром» за Старком (мало ли что тот мог выкинуть), который, чтобы не терять зря время, с нездоровым интересом увлеченно и самозабвенно «копался» в архивах Щ.И.Т.а, ожесточенно стуча по клавиатуре.
Кризанта недолго оставалась в конференц-зале. Поняв, что сейчас от нее тут толку мало, она выскользнула в коридор и направилась обратно в свою «комнату», которая поприветствовала ее неизменным миражом заката за ненастоящим окном.
Подойдя к нему и уткнувшись лбом в холодную гладкую поверхность, Кризанта протяжно выдохнула и, поджав губы, закрыла глаза. В груди болел и кололся неприятный осадок, его ростки пускали корни, и там, в глубине, что-то ворочалось, не давало покоя. Забытое ощущение страха, испуга, с которым пыталась бороться ее магия. Пока не слишком успешно.
Почувствовав упершийся ей в затылок пристальный взгляд, Кризанта наморщила нос и шумно выдохнула.
– Сейчас нет необходимости ходить за мной хвостом. Тебе еще представится такая возможность.
– Я не за тем пришел, – невозмутимо отозвался Клинт, но что-то в его голосе, какая-то еле уловимая нотка, заставила Кризанту развернуться к нему лицом. – Ты в порядке?
Вполне себе естественный вопрос, подходящий для сложившейся ситуации.
Но Кризанта на него не ответила. Медленно приблизившись к Клинту, она долго смотрела на него, после чего произнесла:
– Можешь поднять руку, как будто машешь кому-то?
Клинт нахмурился, явно не понимая смысла этой просьбы, но все же сделал то, о чем его попросили. Кризанта несколько секунд не двигалась, что-то обдумывая про себя, после чего моргнула и, тоже подняв руку, приложила свою ладонь к ладони Клинта.
У него она была более сильной, более жесткой, с теплой и несколько грубоватой на ощупь кожей, мужской ладонью, ладонью воина. У нее она была тоже сильной, но в то же время податливой, гибкой, женской ладонью, ладонью вечной беглянки.
Этот свой поступок Кризанта никак не прокомментировала. Только молча кивнула и почти бесшумно покинула комнату.
*
Резко откинув в сторону покрывала, Кризанта спустила ноги на пол и мотнула головой.
«Срочно нужна книжка».
[1] Фьюзинг – относительно новая технология изготовления витража; техника спекания стекла в печи.
========== Глава 17, в которой Клинт Бартон прямолинеен, Кризанта не сбегает и пытается разобраться в себе, а враг наносит второй удар. ==========
От Автора: в этой главе много философии… или психологии… или и того, и другого.
И большая глава.
*
Клинт всегда спал чутко – сказывался опыт работы, на которой беспечности попросту не оставалось ни места, ни времени, ни возможности, – и даже малейший шорох не мог застать его врасплох. Сейчас же, проснувшись в середине ночи как от толчка и поймав себя на мысли, что в этот раз он полностью выпал из реальности, Клинт сел на диване и насторожился. Было тихо, только привычно равномерно тикали часы. Да, было тихо. Слишком тихо.
