Текст книги "Разложение (СИ)"

Автор книги: troyachka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

– Не надо. Патологические микроорганизмы в ТАРДИС не выживут.

Линии на экране искривились и снова выровнялись.

– Стимуляция! – выкрикнул чудовище. В его голосе слышалось отчаяние. Не нужно, хотела сказать Эстер. Это всего лишь…

Линии дернулись, заплясали.

А потом сердце Джека забилось.

Чудовище выдохнул. Его щупальца мелко задрожали. Из сложного лабиринта техники над столом он выбрал и опустил какой-то прибор, передвинул так, чтобы тот оказался над раной. Заглянул в экран.

– Зажим-расширитель!

Эстер взяла с подноса металлические щипцы, протянула ему.

– Не то! – Чудовище схватил с подноса красный пластиковый уголок, раздраженно зыркнув на Эстер, но вдруг покачал головой и сказал: – Иди сядь. Все. Сядь там, на кушетку.

Она послушно отошла и села. Чудовище, глядя через прибор, копался в ране. Индикатор сердцебиения тихо попискивал.

Эстер было все равно. До определенного момента. Потом она отключилась. А может, уснула.

***

В этом незнакомом пространстве день не сменялся ночью, но Эстер точно знала, что проснулась ранним утром. В кровати. В чужой комнате. Укрытая покрывалом. Сапоги лежали на полу, но она не стала обуваться. Пол был теплым. Приятным.

Свет зажегся, когда она только открыла глаза. Никаких окон. За одной из дверей оказалась ванная – огромная, едва не больше спальни. Зеркало отразило свежее, отдохнувшее лицо. Припухшие глаза. Размазавшуюся тушь. Эстер плеснула в лицо холодной, неожиданно вкусной водой. Как-то раз она пробовала воду из колодца. Эта была вкуснее.

Эстер стянула грязную, пыльную и ужасно мешавшую теперь одежду и залезла в душ. Если даже кто-нибудь войдет, плевать. Вместе с водой уходило напряжение. Запах крови с волос. Грязь. Страх.

Она вдруг расплакалась, но под текущей водой слез все равно никто не заметит.

В стенном шкафу обнаружились тапочки, трикотажное белье и мягкий, точно по размеру спортивный костюм. Наверное, если хорошо поискать, там можно найти и Нарнию.

В коридоре Эстер растерялась. Куча дверей. Как она потом найдет нужную, если захочет вернуться? Она оставила дверь открытой и отошла на пару шагов. Но дверь не закрылась сама и вообще ничего не случилось, так что Эстер пошла по коридору дальше.

Какое там правило поведения в лабиринтах? Сворачивать только вправо?

Но коридор не ветвился и не разделялся, он мягко изгибался, как чье-то живое тело, словно Эстер шла по кровеносному сосуду, текла эритроцитом. Красный костюм. Некоторые двери были заперты, некоторые открывались в такие же комнаты, пустые и одинаковые, но потом коридор все-таки привел в небольшой круглый зал. Ступицу. Двери по кругу и два других коридора. Открытые двери.

За одной из них была кухня, такая огромная, словно в ней планировали готовить на всю палату представителей. За высокой стойкой в центре, мрачно глядя перед собой, сидел чудовище. Он поднес к губам чашку. Потом обернулся. Эстер вздрогнула. Вчерашнее спокойствие развеялось, как пар над чаем.

– Привет, – сказала она дрожащим голосом.

Чудовище кивнул. Приглашающе повел рукой. Он выглядел совсем не так уверенно и сердито, как вчера. Его щупальца слабо, едва заметно шевелились.

– Чай или кофе? – спросил он. – Ты голодна?

– Как вас зовут? – спросила Эстер. – Кто вы такой?

Чудовище смерил ее странным, растерянным взглядом: разительный контраст с его прошлым поведением. Эстер осторожно подошла и села напротив, взобравшись на высокий табурет.

– Гаутама, – представился чудовище и протянул руку. Собравшись с духом, Эстер пожала ее; он не стиснул ей пальцы, коснулся осторожно, словно она могла рассыпаться. Никакой слизи. Почему ей казалось, что рука должна быть липкой?

– Эстер.

– Я знаю. Я проверил, прежде чем прибыть.

– Но вы же появились сразу… – начала Эстер. Гаутама перебил ее.

– Это корабль, перемещающийся во времени и пространстве. ТАРДИС. Не важно, когда ты позвонила. Я бы не опоздал.

Эстер глубоко вздохнула. От воспоминаний о вчерашнем сумасшествии закружилась голова. Но, кажется, все было взаправду. И эти двери – корабль? Машина? – вели в настоящее место. И Джек… жив?

– Джек жив? – спросила Эстер.

– Да.

Она зажмурилась.

– Кофе. Со сливками. Без сахара. И… хлопья с молоком. Есть хлопья?

Живот неожиданно подвело от голода. Гаутама кивнул, слез с табурета и отправился куда-то на другой конец огромной кухни. Пока он вернется, пройдет полчаса.

Потом зашумела кофеварка. Запахло кофе. Эстер, прикусив губу, опустила голову на сложенные руки. Мир перевернулся, но последние несколько недель он вертелся активнее, чем мертвый классик в гробу в ответ на неудачную экранизацию. Поворотом больше, поворотом меньше – какая разница?

– Шоколадные?

– Что? – переспросила Эстер.

– Шоколадные хлопья подойдут?

– Замечательно подойдут, – ответила она. И улыбнулась – так, чтобы Гаутама не видел.

***

Кажется, этот корабль действительно был живым существом. Эстер постоянно чувствовала его (ее) неудовольствие, легкое раздражение – не в ее сторону, а вообще. Это ощущалось, как атмосферное давление: если не знать, то все в порядке, но в ушах порой немного шумело и кружилась голова. Корабль, кажется, не слишком-то радовался присутствию гостей, хотя одежда Эстер обнаружилась потом совершенно чистой в шкафу, а постель – свежей, как будто в ней никто не спал. И комната находилась без труда. Словно ТАРДИС незаметно подсовывала ее Эстер.

Она незаметно подсовывала кучу всего: бассейн, бесконечную и пугающую библиотеку, тир со сложными настройками, спортивный зал, но Эстер никак не могла найти ту самую комнату с колонной, в которую они попали сразу. Гаутама появлялся и исчезал, меланхолично ел мороженое и прозрачные протеиновые кубики, пил чай с молоком. Избегал встречаться взглядом. Эстер тоже избегала. Он все равно был очень страшным. От его вида что-то ломалось внутри. Сердце колотилось от ужаса, а голос дрожал. Кажется, Гаутама это замечал и потому старался реже попадаться Эстер на глаза.

Они встречались в комнате Джека: тот лежал на белых подушках, утыканный трубками и датчиками. Молчал. Не приходил в сознание. Гаутама поправлял трубки. Менял растворы в аппарате. Тоже молчал. Эстер чувствовала себя лишней.

– Может, мне лучше уйти? – спросила она как-то раз. – Вернуться к остальным?

– Нет. Я не проводил полную дематериализацию. Это парадоксальная реальность. Я не смогу вернуться за тобой и, возможно, вообще не смогу вернуть Джека в нужное место и время. Останься.

Последнее он произнес странным тоном, почти просительным, и Эстер кивнула.

– Я так надеюсь, что Джек придет в себя, – сказала она.

– Я тоже, – ответил Гаутама. – Я тоже.

***

– Идиот. Кретин. Под пули он полез. Герой. Мир решил спасти.

Эстер замерла. ТАРДИС постоянно подсовывала ей что-то новое. Теперь в давно знакомом коридоре обнаружился поворот. За поворотом – комната Джека. Открытая дверь. Голоса.

Джек засмеялся – слабо, еле слышно, но его голос невозможно было спутать.

– Сердитая двуножка, – сказал он. – Я же жив.

– Болван.

Что-то звякнуло.

– Фу, гадость. Терпеть не могу эти кубики.

– Ешь. Они усвоятся. Потом сможешь есть нормальную пищу.

Эстер сделала шаг назад. Не стоит подслушивать. В конце концов, не стоит оправдывать стереотипы о ЦРУ. Это не ее дело, и…

– Но это же я виноват, что все случилось именно так, – сказал Джек серьезно.

– Да, ты. Ты полез туда, куда не стоило. Мортимус говорил, что эта реальность закрыта. Тебе всего-то стоило остаться в ТАРДИС…

– Нет. Дело не в этом. В моей шинели… – Джек закашлялся. – В кармане. Нуль-плата.

– Что?!

– Я деактивировал ее, не бойся.

Они говорили о том, что случилось там, в доме Коллосанто. Эстер замерла. Нужно было узнать, что же произошло на самом деле – почему-то она не сомневалась, что Джек не станет врать Гаутаме. Не теперь.

– Откуда она у тебя?

– Нашел в доме своего бывшего… друга.

– Любовника, – мрачно поправил Гаутама. – А у него она откуда?

– Понятия… не имею. – Джек снова закашлялся.

– Молчи. Тебе не стоит много говорить.

– Спрашиваешь, а потом запрещаешь… отвечать. Логично до мозга кости. Стой там – иди сюда.

Гаутама шумно вздохнул.

– Мортимус говорил, как он остановил этот… балаган? Что сделал? – спросил Джек после минутной паузы.

– Нет.

– Они говорили что-то про морфические поля.

– Чушь! – отрезал Гаутама. – Это ненаучно.

– Но нуль-плата отключила действие чуда, Анджело умер. Значит, это действительно какое-то поле. Ты говорил с Эстер? Она аналитик ЦРУ и знает очень много…

– Она меня боится, – с горечью ответил Гаутама. Эстер прижала ладонь ко рту, чтобы не выдать себя. Неужели ему это настолько мешает? И настолько заметно?

– Ну конечно, боится. Ты же на нее наорал.

– Она тебе жаловалась? Когда? – воскликнул Гаутама.

– Нет, конечно. Просто я тебя знаю, и ты на нее наорал, а теперь жалеешь. Извиниться, само собой, тебе и в голову не пришло. Ты ни перед кем не извиняешься.

Повисла пауза.

– Она тебе нравится! – засмеялся Джек. – Я так и знал. Нравится, признайся, да?

– Замолчи! – буркнул Гаутама.

Эстер, чувствуя, как лицо заливается краской, попятилась по коридору. Потом развернулась и побежала прочь, подальше оттуда. Подальше от этих двоих.

Смех Джека катился за ней, словно пытаясь поймать.

***

– Что это за корабль?

Джек тяжело навалился Эстер на плечо, сделал шаг и остановился. Рука, которой он сжимал ее предплечье, предательски и заметно дрожала.

– ТАРДИС. Классный, да? Лучше не придумаешь, – сказал он, тщательно скрывая боль. Эстер перехватила его удобнее за талию.

– Может, пойдем обратно?

– Нет! И не говори Гаутаме. Ты же знаешь, что он скажет.

– Что тебе рано вставать. И он прав.

– Ерунда, – прохрипел Джек. – Я хочу добраться до консольной. Этот корабль классный, но все самое главное – там.

Эстер нигде не видела пульта управления за все время пребывания здесь, так что Джек, скорее всего, был прав. Но ТАРДИС никогда не пустит их туда, куда не хочет, Эстер это поняла еще в первые дни. А она не хочет, чтобы они нашли пульт, это чувствовалось прямо кожей. Коридор свернул. За углом притаился серый диван и журнальный столик с книгами. Эстер выдохнула, мысленно поблагодарила корабль и помогла Джеку сесть.

Он был чертовски тяжелым, все-таки.

– Ты рассказала Гаутаме про то, что мы нашли? Про семьи? – спросил Джек, откинувшись на спинку. Губы у него совсем побелели от напряжения.

Эстер присела на край столика, вытянула ноги.

– Да.

– И что он?

Эстер пожала плечами. После ее рассказа Гаутама куда-то ушел и с тех пор не появлялся – прошло часов пять-семь, кажется, хотя часы здесь шли неправильно – то слишком быстро, а то стояли, – а ощущение времени сильно сбоило. Эстер определяла прошедшее время только по желанию поесть и поспать – очень ненадежным признакам.

– В библиотеке, наверное, – сказал Джек. Хитро улыбнулся и спросил: – Он с тобой не заигрывал?

– Джек!

Щеки снова загорелись. Гаутама вел себя подчеркнуто корректно. Всегда. И вообще, представить такое… ну…

– Вы, люди этого периода, такие ханжи иногда, – сказал Джек. – Хватит сохнуть по своему приятелю Рексу. Развлекись немного. Вам обоим это будет полезно.

Эстер швырнула в Джека журналом.

– Больно! – возмутился он, когда не сумел увернуться. – Я же ранен, в конце концов…

– Вы что здесь делаете?

Появившийся из-за угла (хоть бы он не подслушивал, как это делала раньше Эстер!) Гаутама остановился и скрестил руки на груди.

– Эстер помогает мне тренироваться, – ответил Джек.

– Я подключил аппарат для физиотерапии. Бегать по коридорам не нужно. У тебя швы разойдутся. Эстер!

Она вскочила, чувствуя себя ужасно неловко. Лицо горело. Гаутама, глядя в сторону, продолжил:

– В библиотеке, на столе у входа, лежит подборка материалов по различным полям. Нужен аналитический отчет. Воспользуйся библиотечным терминалом. Мне нужно сверить результаты. Независимый взгляд.

Хоть что-то знакомое и надежное. Что-то, за чем можно спрятаться.

– Хорошо, – выдохнула она. – Это надо скоро?

– Можно не спешить. Это машина времени, – сказал Гаутама. Потом со вздохом наклонился и помог Джеку встать. – Идем. Я отведу тебя в комнату. И дренаж надо промыть.

– Я думал о крови, – сказал, с трудом дыша, Джек. Он цеплялся за Гаутаму куда крепче, чем раньше за Эстер. Они медленно дошли до угла, свернули, и теперь оттуда доносились только их голоса. – В моей крови нет ничего особенного, но все-таки она запустила… как?

– У меня есть вариант. Силуранский бионормализатор. Мортимус упоминал о нем. Я вспомнил… Нет, хватит, Джек. Щекотно. И невовремя.

– Ханжа. Консерватор.

Эстер помотала головой и поспешила в библиотеку. ТАРДИС, как назло, вела ее туда длинным, неудобным путем, но, когда Эстер добралась до места, щеки хотя бы перестали гореть. И то хорошо.

Стопка материалов насчет полей оказалась в фут высотой. Что ж, даже лучше.

***

– Буэнос-Айрес и Шанхай, – сказала Эстер. Она включила указку; земной шар на экране послушно повернулся, прочертилась вторая ось. – Средняя продолжительность жизни в этих городах близка к средней в мире. Есть две точки… там она совпадает. Эти места соответствуют расположению полюсов бионормализатора.

Гаутама кивнул. Джек, румяный, сияющий улыбкой, сидел рядом с ним, закинув руку на спинку дивана.

– Потрясающе, Эстер. Ты просто звезда. Отличное приобретение для Торчвуда.

– Это самая логичная теория из тех, которые я рассматривала, и самая правдоподобная.

– И она совпадает с тем, что знаем мы, – добавил Гаутама. Он улыбнулся, улыбка ему шла. Эстер все равно считала его пугающим, но… совсем не настолько, как раньше. – Хорошо. Примем за данность, что это силуранский бионормализатор. Как будем действовать дальше?

– Кровь за кровь, – сказал Джек. – Нужно вернуться обратно. Мне и Эстер.

– Не может быть и речи, – сухо ответил Гаутама. – Твоя рана еще не зажила.

– Ведь я – единственный смертный человек в этом мире, и если я не вернусь, то что будет?

Гаутама глубоко вздохнул и посмотрел в потолок.

– Но это правда! – воскликнула Эстер, догадавшись, к чему ведет Джек. – Если судить по твоей базе данных, бионормализатор ориентируется по данным среднего существа, и кровь Джека сможет обнулить настройки, сбросить их до базовых. Тогда чудо закончится, и люди снова начнут умирать! Мы обязаны вернуться!

– Вы можете подождать еще неделю или две, – сказал Гаутама. – Пока его рана не заживет.

– Но это будет неправдоподобно, – возразил Джек, – если я вернусь полностью здоровым через две-три недели, а мы не можем ждать. Позже будет поздно. Кризис нарастает с каждым днем.

Гаутама мрачно молчал, глядя перед собой. Он очень не хотел их отпускать, он беспокоился. Эстер крепко зажмурилась. Ей теперь тоже не хотелось уходить отсюда. Из тепла, спокойствия, легкого неудовольствия ТАРДИС. От уютной спальни, от книг всех времен и планет, от проигрывателя с виниловыми пластинками шестидесятых годов двадцатого века, от кухонного молчания через стол. От мороженого. От случайных улыбок.

Но она сама сказала, что никто, кроме Джека, им не сможет помочь.

– Да, мы должны возвращаться, – сказала Эстер.

Гаутама кивнул.

– Тогда у вас есть еще восемь стандартных часов на сборы.

Он встал с дивана, посмотрел на Джека, потом на Эстер.

– Вас вернуть туда же, откуда я вас подхватил?

– Нет. В Шотландию. Плюс две недели от момента, когда Эстер тебя вызвала, – быстро ответил Джек. – Все мои сотрудники в Британии, а там есть место, где меня приведут в норму и не выдадут. И кровь сможем собрать.

– Хорошо, – сказал Гаутама и вышел из библиотеки.

Джек широко, хитро улыбнулся и наклонился вперед, опираясь локтями о колени.

– Только не начинай опять, что я ему нравлюсь, – немедленно сказала Эстер. – Прекрати. Это теперь не важно.

– Я и не собирался, – ответил Джек и подмигнул ей.

***

– Сможешь дойти? – спросил Гаутама.

– Конечно, – ответил Джек. ТАРДИС вычистила и починила его шинель, а вот рубашку пришлось брать новую, из огромного гардероба, в котором Эстер однажды чуть не потерялась.

Консольная – терра инкогнита, Эстер здесь была всего однажды, – сияла яркими огнями. Высокая, изящная колонна в центре светилась теплым золотым светом. Это ее сердце, поняла Эстер. Сердце ТАРДИС. Такое красивое.

Гаутама тоже был одет официально, в костюм, идеально черный, и кипенно-белую рубашку. Очень торжественно. Эстер привыкла видеть его в домашних брюках и футболке, сейчас же он казался недосягаемым и отстраненным, как британский лорд. Сапоги на высоких каблуках, которые были сейчас на Эстер, ощущались с непривычки ужасно неудобно, но придавали уверенности в себе. Она выпрямилась и придвинулась к Джеку.

– Я помогу ему, – сказала она.

Гаутама кивнул.

– Материализуемся, – сказал он и склонился над консолью. Лицо его заливало светом от колонны.

Легкая тошнота, дискомфорт, головокружение. Эстер схватилась за локоть Джека.

– Так всегда на этой ТАРДИС, – прошептал он. – У нее не все запчасти в норме. Только не говори Гаутаме, он смертельно оскорбится.

– Он ее любит, – шепотом ответила Эстер.

ТАРДИС, игнорируя их перешептывания, нежно запела: Лорелея, заманивающая моряков.

– Мы на месте, – сказал Гаутама и дернул за какой-то рычаг. В идеально ровной и белой стене открылась дверь. Повеяло морской сыростью. Холодом. Эстер вздрогнула и поежилась. Это не Калифорния, точно.

– Идем, – сказал Джек.

Они вышли наружу. Было еще холодней, чем показалось Эстер, ветер пробирал до костей, рвал волосы, забирался под куртку и издевательски щекотал ледяными пальцами живот. Джек встряхнулся, как пес, протянул Гаутаме руку.

– Спасибо. И не забудь выкинуть нуль-плату.

– Прекрати благодарить, – сказал Гаутама и крепко обнял его. – Выкину. В воронку. Все. Уходи. И больше не попадай в такие неприятности. Я не всегда смогу прорваться в парадокс. Давай, иди. Я хочу поговорить с Эстер.

Джек рассмеялся и пошагал по еле видимой в темноте тропе туда, где горел далекий фонарь. Путеводная звезда. Эстер сглотнула ком в горле и обернулась к Гаутаме. Тот протягивал ей чемоданчик. Кейс с цифровым замком.

– Вот, возьми. Здесь то, что вам понадобится, – сказал он. Потом вдруг крепко зажмурился – его лицо едва виднелось в темноте, – и поднял руку.

– Что такое? – удивилась Эстер.

– Из… вини.

Вспышка, белая и горячая, обожгла глаза, остановила время, выключила реальность.

***

– Кто это был? – спросила Эстер. Голова гудела: наверное, морская болезнь. Они долго плыли по морю. Да. Джек улыбнулся, и почему-то печально.

– Контрабандисты.

Ну да, контрабандисты, услужливо подсказала память. Элли, и Том, и Сара Джейн, и еще вот тот, с усами. Как она могла забыть? Но… странно все-таки.

– Мы так быстро добрались до Шотландии. И они почти вылечили тебя. Как это вышло?

Джек хмыкнул. Его улыбка растаяла, смытая усилившимся дождем.

– Это самые лучшие контрабандисты во вселенной, Эстер. Не забудь свой кейс. Идем, а то промокнешь.

И они пошагали на свет фонаря, к приходу святой Маргариты.

========== Уровень С. Эффект Манделы ==========

Этот человек – вернее, не человек, а таймлорд – за десять лет совсем не изменился. Улыбка у него была точно такая же фальшивая и неискренная, как и тогда, когда Лэнс увидел его впервые: в старой истории со сценарием. Когда он по телефону предложил встретиться у южного крыла Капитолия, Лэнс и подумать не мог, что они пойдут прямо внутрь. И что их пустят в зал в разгар заседания – тоже.

Лэнс бывал в Капитолии – на экскурсии, еще в школе, – а потом все как-то недосуг было заходить. Когда работаешь рядом с историческим местом, никогда туда не зайдешь просто так, потому что кажется – вот завтра схожу. Послезавтра. Скоро. И все же удачный момент никогда не выпадает. Но Лэнс помнил и светлые коридоры, и богато украшенные залы, и кучу сверхбдительных охранников, которые сейчас усиленно делали вид, что их нет, после того, как таймлорд что-то сказал одному из них – тихо, на ухо.

Сейчас они все вместе стояли у одного из входов на верхнюю галерею Палаты представителей. Внизу, в полутемном, хоть и освещенном яркими прожекторами зале, шло обсуждение каких-то изменений в законопроект. Некоторое время Лэнс пытался за ним следить, но бросил: наблюдать за разговором Гаутамы и сценариста (он представился как мистер Риддл) оказалось куда как интереснее.

Этот Риддл, демонстративный, яркий психопат, умел произвести впечатление. Лэнс обычно испытывал отвращение к подобным людям (взять хотя бы агента Икс), но Риддл оказался исключением. Он притягивал. Побуждал сблизиться. Вызывал интерес. Особенно интересно было следить за его руками. Он то складывал их за спиной, то копался в глубоких карманах, которых, теоретически, не могло быть на его костюме – сером френче, как у китайских партийных функционеров. Если бы Риддл был человеком, Лэнс решил бы, что он бросил курить и теперь пытается заместить привычные движения – достать сигарету, поднести к губам, зажечь. Это неосознанно и не касается даже никотиновой зависимости, которая, судя по косвенным данным о его виде, у Риддла не должна была развиваться. Это глубинное. Желание вернуть старые времена. Ностальгия по былому.

А еще с таймлордом была девушка. Немного за тридцать, черноволосая, со снисходительной, ленивой улыбкой и умными глазами, она чем-то напоминала Кэм Сэроен. Не внешне. Скорее по манере держаться. И руки…

Гаутама при встрече сказал ей: «Здравствуй, Эл… Лорел». Занимательно. И она тоже знала, как его зовут.

Риддл стоял сейчас посредине прохода, ведущего к краю галереи. Гаутама, опираясь о простенок, устроился у самого выхода. Они негромко переговаривались, почти не глядя друг на друга, и вообще производили впечатление людей (ну, допустим, существ), которые знакомы очень давно.

И не слишком-то ладят, судя по невербальным признакам. По крайней мере, в нынешний момент. Лэнс был готов поставить деньги, что когда-то эти двое были дружны: Гаутама, пусть и цедил слова сквозь зубы, но выглядело это не неприязнью, а обидой. Правда, Риддла Лэнс не знал и не мог настолько легко читать его мимику и жесты. Слишком легко обмануться с инопланетянами, которые настолько похожи на людей.

– Прелестно! – сказал Риддл громко, обернулся, и его притворная улыбка вдруг стала напоминать настоящую. – Они сейчас отменят действие хабеас корпус во время военного положения. Эти люди никогда не перестанут меня удивлять, господи боже мой!

Гаутама пожал плечами.

– Они не могут отменить хабеас корпус. Первая глава, девятый раздел. Я знаю законодательство этой страны.

– А они отменят, вот увидишь. Их ничто не остановит, – произнес Риддл почти с нежностью. Его попытался сдвинуть с дороги какой-то конгрессмен, но в итоге, пытаясь его обойти, наступил Гаутаме на ногу.

Лэнс прислушался к шуму внизу. Кажется, Риддл прав, но беспокоиться все равно не о чем. Сенат такого не пропустит, даже если им за каждым кустом мерещится китайский шпион. И… даже если пропустит, есть ведь еще президент.

Спутница Риддла, Лорел, сдержала зевок. Ей было чудовищно скучно.

– Ты патологоанатом? – спросил у нее Лэнс.

– Ага, – согласилась Лорел и пошевелила пальцами. – Давно не практиковалась. Навыки растеряла. А Джей еще работает, или?..

– Работает. Ты была агентом Эл?

– Нетрудно догадаться, верно? – Тень живой, искренней улыбки мелькнула на ее лице и пропала. – Давай теперь я погадаю, хоть и не смогу так же круто. Ты – частный детектив, последователь знаменитого Шэ Холмса, подавшийся в ЛвЧ потому, что ни один клиент не принимал тебя всерьез. Угадала? Давай-ка выйдем отсюда. Терпеть не могу политиканов.

Лэнс выбрался из переполненного зала вслед за Лорел, но в коридоре людей оказалось не меньше. Почти все они, к несчастью для Лорел, были все теми же политиканами, но она заметно расслабилась, выдохнула.

– Не угадала, – ответил Лэнс. Они подошли к окну; Лорел присела на широкий подоконник, благонравно скрестив руки на коленях.

– Как жаль. Ну что ж, я говорила, что у меня не выйдет так круто. Уф, как же хорошо, когда они не балаболят. – Лорел кивнула в сторону зала. – Хотя никто из них не сравнится с Монахом. Вот уж кто чемпион по балабольству, так это он! Знаешь, парни часто врут, чтобы девушек впечатлить, – извини, конечно, – что работают в Интерполе под прикрытием, или что они на самом деле крутые гангстеры, но это и рядом не сравнится. Нет, правда, Монах милый и возит меня по разным местам, но то он пенициллин изобрел, то подсказывал Микеланджело, как лепить, а то писал вместе с Франклином конституцию. Представить не можешь, как здорово поговорить с нормальным человеком, а ведь раньше мне это не нравилось.

– Ты когда ушла из организации? – спросил Лэнс.

– Когда отправилась путешествовать. В девяносто восьмом. Кстати, что это за год? Почти ничего не изменилось, только у всех планшеты, как в Стар Треке.

– Две тысячи двадцать четвертый.

Лорел хмыкнула.

– Совсем мало прошло. Ой, прости. Это привычка уже, мерить время сотнями лет. – Она наконец улыбнулась по-настоящему. – Так кем ты был все-таки, если не супер-детективом? Психоаналитиком, что ли?

– Агентом ФБР, профайлером. Психиатром. Долго рассказывать, – ответил Лэнс. Информация, которую выдавала Лорел, и то, что говорила раньше Эл, складывалось в интересную и довольно знакомую картину. Что, если у него под рукой оказался представитель того же вида? В таком случае, диссертация по ксенопсихологии обретала реальную плотность.

– Здорово. А твой напарник, он что у Монаха украл?

Лэнс вытаращил глаза. Гаутама? Украл?

– Что, извини? – переспросил он.

– Спер что-то ценное. Не думаю, что картину или статую, наверняка что-то поважнее. Но я так и не поняла, что именно, а если спросить прямо, Монах секретничает, – со вздохом ответила Лорел. – Плохо, что ты не знаешь. Любопытство, если его не удовлетворить, редкая дрянь. Может, спросишь у него сам? Очень хочется разузнать.

Ладно. Гаутама мог лгать, возможно, он действительно украл у этого типа что-нибудь ценное для организации. Технологическую новинку. Или оружие, которое тот мог случайно вручить кому-то неподходящему. Это важно, следить, чтобы инопланетные технологии не попали в чужие руки.

– Ладно, спрошу, если выпадет удобный случай, – ответил Лэнс.

– О! Гляди. Сейчас будет смешно, – сказала Лорел, спрыгнула с подоконника и махнула рукой влево. Там, возле облицованной белым мрамором стены, стоял красный угловатый диван, на котором кто-то сидел с ноутбуком; все бы ничего, но такой диван в этом коридоре был один, и выглядел, если подумать, совсем не в тему посреди классических интерьеров.

К дивану, широко шагая, шел Риддл (или Монах, или папа Легба), за ним – с очень недовольной гримасой на лице – Гаутама.

– Ну и? – спросил Лэнс, но тут Риддл подошел к дивану и постучал сидящего на нем по плечу.

– Прошу прощения, уважаемый, но этот диван нам необходим для одного важного и неотложного дела. Вы не могли бы встать? – спросил он.

Парень, который там сидел (кажется, журналист), от удивления не стал даже спорить и поднялся, держа компьютер на весу. Риддл отодвинул одну из диванных подушек и шагнул внутрь. Прямо в диван.

Парень с грохотом выронил ноут.

– Идем, – сказала Лорел и тронула Лэнса за локоть. – А то охранники опомнятся. Такого они не перенесут.

Гаутама шагнул в диван следующим. Лорел подтолкнула Лэнса, и он неловко, головой вперед полез в отверстие, оказавшееся на деле широким – и вообще нормальной дверью. Лэнс встал, отряхнув колени.

Лорел, появившаяся в следующую секунду, быстро заперла дверь.

Это было просторное помещение, заставленное, на первый взгляд, всяким хламом – сундуками, напольными часами с боем, – но, осмотревшись, Лэнс заметил несколько узнаваемых классических статуй. Копии? В середине комнаты располагался шестигранный пульт с невысоким стеклянным постаментом в центре. Постамент светился, и это выглядело даже красиво.

Риддл подошел к пульту и уверенными, быстрыми движениями повернул несколько тумблеров. Свечение в постаменте колыхнулось вверх, потом вниз, как воск в лава-лампе.

– Нет, нет и еще раз нет! – громко сообщил Риддл.

– По какой причине? Объясни! – потребовал Гаутама. Он скрестил руки на груди и выпрямился. Лэнс давно не видел его настолько злым.

– Ах тебе нужны объяснения, да? Объяснения? – воскликнул Риддл. – Скажи еще, что ты ни о чем не знаешь! Вообще ни о чем! Боже милостивый, ты совершенно не растерял ваших базовых навыков врать как по нотам! Такой отличный план мне испортил! И зачем? Ради личных амбиций, что ли?

– Ого, – пробормотала Лорел. – Пожалуй, я пойду. Драматическое воссоединение двух старых друзей – не мой любимый сюжет в мыльных операх. Разведешь их по углам, если что, мозгоправ?

Она осторожно, боком нырнула в лабиринт часов и статуй, оставив Лэнса наедине с разворачивавшимся скандалом. Надо сказать, совершенно безобразным.

Гаутама с силой щелкнул по браслету часов, выключая голограмму. Щупальца у него торчали дыбом.

– Я не лгу! – рявкнул он. – Это ты… нет, мы неправильно начали, Мортимус. – Он глубоко вздохнул, опуская щупальца, пригладил полы пиджака, пытаясь удержать гнев в узде. – Объясни, почему ты наотрез отказываешься нам помочь. Ты же видел, что они делают. Они вредят сами себе!

Риддл закатил глаза, но ответил спокойно и снисходительно:

– Люди! Они всегда себе вредят, ты же сам знаешь. Ну подумаешь, объявили войну Китаю и Индонезии. Они не станут швыряться бомбами из-за медных месторождений. Еще пара десятков лет – и они эту медь вовсю начнут таскать из пояса астероидов. – Он улыбнулся, и эта новая улыбка совершенно не подходила к его лицу, как будто, собирая его, взяли не тот фрагмент паззла. – Но ты все равно знаешь, кто виноват, просто хочешь, чтобы я пришел и решил за тебя ваши милые проблемы. Нет уж! Господи боже мой, то, что я должен был исправить, я давно исправил! Вакцинация от вируса, защитный экран… ладно, твой защитный экран, – добавил Риддл, когда Гаутама возмущенно поднял руку. – Но к этой мешанине с фрагментами чужих планет я и пальцем не прикоснусь! Потому что это ваша вина, не моя!

Он отвернулся к пульту.

– И это я еще не упоминаю того факта, что ты угнал мою тардис. Украл ее. Предал мое доверие, – сказал Риддл вполголоса, но тут взорвался Гаутама:

– Замолчи! Она умирала! – закричал он. – Это ты ее уничтожил! Я просто спас ее от тебя, таймлорд!

Так это не механизм или оружие, это было что-то живое!

– Какая экспрессия, – пробормотал Риддл, явно очень довольный тем, что у него получилось вывести Гаутаму из себя. – Особенно пассаж про уничтожение. Кто из нас вмешался во время и испортил все то, что я так долго исправлял, а?

– Не понимаю, о чем ты говоришь, – сухо бросил Гаутама, снова вернув самообладание.

– Ну-ну.

Лэнс кашлянул, чтобы прекратить эту бессмысленную перебранку. Все действительно указывало на то, что когда-то эти двое были друзьями. Возможно, они ими и оставались, но им стоило просто пережить обиду друг на друга, переждать ее. Ругань в данном случае только разожгла бы ее сильнее, подкладывая в этот огонь новые дрова. Пусть лучше старые угли прогорят, и тогда ветер сдует пепел. В этом смысле инопланетяне ничем не отличались от людей.