Текст книги "Разложение (СИ)"

Автор книги: troyachka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Гаутама громко, яростно рассмеялся.

– Колесница. Очень поэтично. Это из индийского эпоса, нет? – Он снова повернулся к стене и запрокинул голову. – Есть такая планета, Галлифрей. Даже хорошо, что мне нужно тебе это рассказать… Планета очень высокоразвитая. Ее обитатели на вид абсолютно идентичны людям. Вернее, наоборот. Только у галлифрейцев более совершенное строение организма, искусственно модифицированное, и есть еще кое-что… Но речь не о них. В древние времена Галлифрей был очень воинственной планетой. Они колонизировали несколько планет… и, кажется, корабль одной из этих самых колоний очутился здесь, на Земле. Давно, очень давно. Как интересно… настоящий раритет.

Он внимательно осмотрел ступени.

– Скорее всего, здесь все до сих пор работает. Почти все. Осторожнее наступай, и если увидишь внизу на полу отверстия – переступай на всякий случай. Идем.

И стал осторожно подниматься.

– Ты что, не знал, насколько этот корабль ценен? – спросил Алекс. Это все не вязалось со словами о мусоре, которые прозвучали в разговоре по коммуникатору. Он поднимался вслед за Гаутамой, слегка касаясь ладонью стены. Холодной и гладкой, покрытой тонкими линиями. – Что говорилось в ваших отчетах?

– Я ему шею намылю, – с опасно ласковой интонацией произнес Гаутама. На месте «внештатника» Алекс бежал бы куда глаза глядят. – Он знал и скрыл. Инопланетный артефакт. Склад древних инопланетных артефактов! Мусор, да-да, самый настоящий мусор. – Он засмеялся, как будто это была удачная шутка. – За всем не уследишь. Этот корабль очень древний, технически, по базам, он проходит как рутанский. Ничего удивительного в рутанском корабле, тем более устаревшем. Хлам. В нем можно сделать штаб-квартиру наблюдателей, и только… Я и распорядился. Сделать этот бункер. Как, должно быть, обескуражило это место внештатного сотрудника.

Слово «рутанцы» Алекс, конечно же, слышал. Химический запах, стилеты, вонь сгоревшей плоти, эксперименты, Консорциум, смерть. Забавная игра «Ассоциации». Огромная часть жизни, от которой он старательно убегал. Наверное, рядом с Гаутамой она всегда будет преследовать его тенью воспоминаний.

– Обескуражило или развязало руки? – В стенах и полу действительно иногда попадались круглые отверстия, и Алекс дисциплинированно их избегал. – Для своего имени ты слишком часто за сегодня обещаешь применить силовые методы. Оторвать пальцы, намылить шею.

– Это был сарказм. Оба раза. – Гаутама остановился. Ступеньки кончились большим овальным залом, из которого расходилось в сторону несколько коридоров, поросших лишайником. – Мое прозвище – тоже по большей части сарказм. Центральный коридор должен вести в рубку. А левый в машинное отделение. Стандартизация иногда удобна.

– Ты уверен, что эта жестянка все еще работает? – Алексу не хотелось уточнять, сколько лет (веков, тысячелетий, геологических периодов) лежит здесь этот корабль. Гаутама, чего доброго, начнет вспоминать старые времена неолита. Но он все-таки спросил: – Сколько этой штуке лет?

– Работает. Эти технологии практически неуничтожимы. Лет ей может быть от миллиона до нескольких сотен тысяч. Эта цивилизация существовала очень давно по меркам людей, – ответил Гаутама. Потом он сунул палец в отверстие на стене, и в коридоре под потолком слабо вспыхнули пятна синевы. – Идем. Нам в рубку.

– Спасибо. – Алекс погасил фонарик. Шаги гулко отдавались от стен. Вдалеке коридор обрывался – тонкие светло-голубые линии сплетались кольцами и сходились в одной точке. – Значит, Разлом не задел корабль. Ух ты! Он щадит технику.

– Не всю. Но это бывшая колония Галлифрея. Колонисты позаимствовали некоторые технологии метрополии, хотя и не всегда знали, зачем они. Ее обитатели тогда еще не умели управляться с Разломами, но защищаться от ветров времени могли. И от Пустоты.

– А, ты тоже любишь говорить загадками – Алекс рассмеялся и ускорил шаг. На самом деле ему хотелось увидеть, как выглядит таинственная рубка. Под ногой что-то хрустнуло. Белое, похожее на шейный позвонок. Алекс наклонился посмотреть, но тот рассыпался в пыль.

– Если тебя это раздражает, я могу попробовать объяснить. Что именно ты не понял? – спросил Гаутама и остановился. Коридор закончился, перед ними раскинулась рубка: огромное и чудовищно разгромленное помещение. Пульт, куча кресел, в некоторых лежали хвостатые скелеты. Возле пульта горой валялись шестиугольные плитки со странными… гравировками?

Гаутама подобрал одну, и в его взгляде вспыхнула мрачная решимость. Стоило бы, наверное, испугаться – на этот раз всерьез. Алекс подошел к пульту, к одному из кресел. Оттуда весело щерился клыкастый скелет. Да, конечно, сейчас самое время посмеяться.

– Нет уж, знаешь ли, – сказал он. – Мы с тобой иногда работаем вместе, и всего-то. Иногда болтаем о пустяках. Чем меньше я знаю, тем меньше у тебя соблазна стереть мне память. Техника безопасности.

– Ты умный. Никогда в этом не сомневался, – сказал Гаутама и повертел в руках плитку. Потом обернулся к Алексу: на его лице сияла широкая улыбка. Щупальца едва заметно дрожали. – Но мне все равно придется рассказывать тебе кое-что, так что постараюсь не разболтать лишнего. Помнишь историю первого Торчвуда?

– Лондон? Резня на улицах и захват пришельцами? – Алекс без сожаления стряхнул с кресла остатки скелета, убрал пыль с до сих пор мягкого сиденья и уселся на него верхом, опершись руками о спинку и подперев заинтересованно подбородок. – Ну конечно, помню. Это взаимосвязано?

– Да, – просто ответил Гаутама и сел на соседнее кресло.– Они открывали Разлом. И у них был этот металл. Вот такой. – Он поднял плитку и показал ее Алексу. – При определенной частоте переменного тока он резонирует… можно подобрать комбинацию. Этот внештатный сотрудник, оказывается, гений. Сделал работу, с которой едва справилась огромная организация. Может, ему кто-то помогал? Теперь надо найти его во что бы то ни стало. Или то, что он построил.

Алекс медленно кивнул.

– Открыть Разлом, понимаю. Это важнее, чем ваш безумный план со вторжением?

Гаутама опустил голову. Его костюм, когда-то черный и с претензией на элегантность, выглядел мятой серой тряпкой. Странно, что штанины до сих пор на месте.

– Нет. Я не могу оставить его одного. – Подняв голову, он резко развернулся вместе с креслом и сунул пальцы в дыры на пульте.

– Но если открыть Разлом, – сказал Алекс, – может, все закончится, и не надо будет изображать вторжение?

– Я не могу оставить моего… коллегу одного. Думаю, он уже поднял корабль. Какая ирония. Корабль из галлифрейской колонии – и корабль далеков. Люди все равно не отличат один от другого.

Пол под ними шевельнулся. Алекс ухватился за сиденье.

– Ты можешь оставить меня здесь и отправиться открывать свой Разлом, если объяснишь, как управлять этой штукой, – сказал он.

– Ты с ума сошел.

Алекс и сам думал так же.

– А ты не умеешь делегировать полномочия, – сказал он. – Почему бы тебе не позвонить и не вызвать кого надо, чтобы они сделали это вместо тебя?

Гаутама сердито зыркнул на него. Ну конечно, ему нечего на это возразить.

– Это засекречено от штатных сотрудников, – ответил он в конце концов. – А нам нужно не просто прилететь на место, нам нужно будет выстрелить… а орудия этого корабля не работают. Я проверил. Придется стрелять вручную, как я и говорил.

– Думаешь, я не смогу выстрелить… куда? По Белому дому? Да хоть десять раз, – пробормотал Алекс. Корабль, дрожа, тихо и высоко гудел, почти стонал. Гаутама резко дернул щупальцами.

– Это не обсуждается. Крайчек! – скомандовал он. – Перед тобой несколько отверстий. Ты должен сунуть пальцы в правое и второе слева. Предупреждаю: ты почувствуешь разряд.

Спорить не стоило – не с этим его тоном. Алекс уселся в кресле поудобнее, перебросив лучемет назад, и сделал то, что просил Гаутама.

Ох! Это было ощутимо. Алекс отдернул руки, осмотрел их, но кончики пальцев оказались целы. Зато корабль вздохнул, как живой, задрожал, потом резко наклонился вбок и назад. Из свободных кресел с негромким, глухим стуком посыпались скелеты. Алекса обхватил невесть откуда взявшийся ремень.

– Нижний ряд! Второе слева, третье, шестое, третье справа!

Жмурясь от предчувствия боли, Алекс повиновался. Но второй раз было полегче, а потом, над головой вспыхнули экраны. Небо. Облака. Яркий солнечный свет.

Корабль еще раз встряхнулся, как мокрый пес, выровнялся и полетел. Ремень выпустил Алекса, наконец дав возможность свободно вздохнуть.

Гаутама тоже выбрался из кресла. Он ступал неуверенно, как будто не знал, что делать дальше. Совсем на него не похоже.

– Чтобы поднять корабль, нужны минимум двое, – сказал он.

– А чтобы удерживать его на одном месте, сколько нужно?

– Достаточно и одного, – признался Гаутама.

Алекс улыбнулся. Его переполняла неожиданная решимость.

– Тогда вали отсюда, – сказал он. – Иди открывай Разлом. А я порулю этой штукой. Она мне уже нравится. И постреляю.

Гаутама крепко сжал губы, дернул щупальцами. Еще немного, и Алекс додавит. Убедит его убраться прочь.

Почему-то он не сомневался, что это билет в один конец. И что Гаутаме лучше будет не здесь, а где-нибудь в другом месте, там, где он сможет принести больше пользы. Пусть вызывает свой чудесный корабль, пусть спасает Землю и всю вселенную заодно. Ему идет быть героем. А сам Алекс – ну, как раз ему и стоило бы замарать руки. Все равно грязные, по локоть в крови и дерьме.

– Курс задан на Вашингтон, – медленно проговорил Гаутама. – Управлять полетом сейчас не нужно… когда прибудешь на место, поймешь – загорятся вот эти индикаторы. Эта панель – он указал на дырки перед собой, – регулирует высоту и скорость, твоя – наклон и градус.

Он продолжал говорить. Алекс слушал его вполуха. Голова кружилась, словно он только что выпил еще одну волшебную таблетку Гаутамы. Это будет… красиво. Это просто будет здорово. Атас как круто.

– Откуда я смогу стрелять? – спросил он. Лучемет, болтавшийся за спинкой кресла, начал мешать, и Алекс перекинул его вперед, положил на колени.

Гаутама странно посмотрел на него. Сентиментальный… индюк.

– Вернешься к тому месту, где мы входили. Откроешь люк – там есть слева такое же отверстие в стене, как на панели, – и выстрелишь. Высота около пятисот метров, не промахнешься.

Он помолчал.

– Ты уверен, что хочешь остаться? Я смог бы забрать тебя сразу же после выстрела. Этот корабль сможет выдержать много попаданий, прежде чем упадет.

Отлично. Еще лучше. Правда, не с его счастьем. После того, как в конце прошлого века пришлось доставлять из России в Торчвуд «Объект Один», везения заметно поубавилось. На самом деле, его и вовсе не осталось, так что корабль свалится, не пройдет и пятнадцати минут. Ничего. За пятнадцать минут можно успеть достаточно. Алекс выпрямился, сжимая лучемет в руках.

– Уверен. Вали отсюда. Иди, спасай мир.

Корабль вдруг качнулся и замер – Алекс ощущал это каким-то шестым чувством. Вздрогнул. Вздрогнул еще раз.

– Стреляют, – сказал Гаутама. Он покачал головой, потом вытащил коммуникатор и потыкал в экран. – Хорошо. Но я все равно попробую тебя забрать. Или не я. Все равно.

– Вали, – повторил Алекс. Он не чувствовал себя так замечательно с тех самых пор, как разбил перед Догеттом пузырек с вакциной для Малдера. То же самое ощущение. Власть. Радость. Контроль даже в том, чтобы все испортить.

ТАРДИС, кажется, и правда разряжалась. Ее нежное пение на этот раз звучало хрипло, неровно, прерывисто. Дверь открылась прямо в стене рубки. Гаутама застыл на пороге. Из-за его спины светило белым, и золотым, и настоящим. Такой соблазн туда вернуться. Нет.

– Ну? Чего еще ты ждешь? – выкрикнул Алекс.

– Удачи, – сказал Гаутама. Дверь захлопнулась. ТАРДИС, икнув и слабо застонав, исчезла.

В рубке стало темно, пусто и бессмысленно. Только на панели горели яркие огоньки индикаторов.

Потом Алекс бежал по знакомому уже коридору к выходу. Синие линии сплетались над головой в сложный узор. В ушах шумела кровь. Ага, отверстие возле люка. Пальцы с трудом попали в него, но люк все-таки открылся. Внутрь хлынул свежий, холодный воздух и оглушительный рев моторов.

Мимо корабля, вспарывая телом воздух, промчался истребитель-стелс. И еще один. И еще.

Алекс прицелился и выстрелил. И еще раз. И еще. Один из самолетов, накренившись, бессильно нырнул вниз.

Там, под ногами, расстилался пока еще нетронутый Вашингтон.

========== Уровень В. Кукушата ==========

Планета свалилась на него, как снег на голову. Гигантский зеленовато-сине-белый снежок, который сначала угрожающе нависал над кораблем, потом превратился в огромную стену, и эта стена падала на Тталейва с неотвратимостью маятника.

Он безуспешно попытался выдернуть катер из колодца. Слишком глубоко! Если бы знать, что здесь планета… Но в системе не было таких планет. Или дело в том, что он включил искривляющий двигатель так близко к звезде, что корабль швырнуло невесть куда?

Навигатор бортового компьютера показывал, что система та же. И кто-то врал. Или компьютер, или глаза.

Тталейв сумел вывести катер на более пологую дугу, чтобы не сгореть в плотной, земного типа атмосфере, и теперь стена приближалась не так неотвратимо, да и трясло поменьше. Мимо корабля с неторопливым изяществом проплыл океан, сменился континентом – огромным, в половину планеты. Металлически поблескивала вода в озерах.

Кофе. Если катер разобьется – плакала поставка. Все пропадет, а сейчас, во время войны, любое кофейное зернышко стоило на вес золота. Рассудком Тталейв понимал, что это мелочи, и что главное – выжить, но невозможно было не думать о грузе. Мысли сами сворачивали на эту тему.

А он всего-то решил срезать путь! Вот ведь черт.

Под катером – теперь уже под, стена сменилась горизонтом, – снова проплывал океан. Дотянуть бы до земли! Тталейв как мог корректировал градус, но катер уже с трудом отзывался на команды, как будто что-то глушило бортовой компьютер.

Сердце дрожало, как далекий объект на экране радара. Тталейв отстраненно фиксировал, что происходит: вот мелькнула тонкая полоса пляжа, потом деревья, деревья, деревья…

Земля бросилась под катер, и тут наконец тряхнуло по-настоящему. Но компенсатор, на который Тталейв даже не полагался – новый и неопробованный, – все-таки сработал, его даже не вышибло из кресла. В глазах потемнело от перегрузки. Панель с громким треском погасла.

Он пробирался к люку ползком. Ладони то и дело натыкались на кофейные зерна. Приятный запах, но Тталейва уже тошнило от него. Мутило. Дрянь дело. Компьютер сгорел, и если запасных плат не хватит, придется сидеть тут и ждать, пока кто-то прилетит на сигнал аварийного маяка – и хорошо, если это окажутся люди, а не…

Люк, печально выдохнув, поддался. Тталейв вывалился из него, покатившись по мягкому, остро пахнущему грунту. Взгляд зацепился за что-то яркое, и Тталейв замер, прижавшись к земле.

Дети. Много детей. Около двадцати. Они окружили катер – каждый на небольшом пневмоскутере.

Тталейв вытер мокрое лицо, поднялся на четвереньки, потом рывком встал. Колония. Здесь есть колония! Его спасут. И он сможет продать кофе, не на Амарисе, так здесь.

Дети молча смотрели на него, и у Тталейва по спине вдруг пробежал холодок.

– Каппа! – громко сказала одна из девочек. – Я рассчитала точку его падения точнее всех остальных. И тебя. Я теперь лучший баллистик! Значок!

Она, не сводя глаз с Тталейва, протянула в сторону руку – даже не протянула, требовательно выбросила.

Им же всем лет по двенадцать, догадался Тталейв. Не младше, не старше. Ровесники. И комбинезоны у них были одинакового покроя, хоть и разных цветов. Значки, символы… маленькая победоносная армия детей.

Боги, он же еще до войны видел постановку о чем-то таком… как же она называлась? Королева пчел? Властелин стрекоз?

Другая девочка, насупившись, начала ковырять рукав.

– Рано радуешься! – пробормотала она. – И трех циклов не пройдет, как он снова будет у меня.

– Сначала забери, потом хвастайся, – ответила первая девочка и пошевелила пальцами.

Вторая, подлетев к ней, вложила что-то в раскрытую ладонь.

– Лучший баллистик! – хором выкрикнули остальные и коротко, быстро хлопнули пару раз в ладоши.

– Эй! – вставил Тталейв. – Привет!

Дети так же внезапно замолчали.

– Привет, – ответил кудрявый мальчик. – Ты человек?

О. Непредвиденный вопрос. Хотя да, он ведь может быть кем угодно. Гуманоидная форма ничего не значит.

– Да, я человек, – сказал Тталейв и, поддавшись нежданному порыву, спросил: – А вы?

Они не похожи на талов, нет. Волосы темнее. И лица слишком бледные.

– Его ответ подтверждается, – произнес кто-то из детей, которого Тталейв не мог видеть из-за носа катера. – Сканер фиксирует человеческую анатомию.

– Мы – люди, – уверенно ответила девочка-баллистик.

– Ага, люди.

– Почти люди.

– Есть еще слово на букву «К», которое нельзя называть.

Они засмеялись – хором, словно искусственные, как будто кто-то нажал на общую кнопку управления смехом.

– Какое еще слово? – с трудом ворочая языком, спросил Тталейв.

– Колонисты! – выкрикнул кудрявый мальчик.

Они взлетели, закружились вокруг катера, и Тталейв съежился, не в силах побороть этот дикий, глупый, неуместный страх.

– Он нас боится! – выкрикнул кто-то из детей, Тталейв уже не разбирал их лиц, они складывались в одно размытое, пугающее пятно – и в этом голосе, к его ужасу, было куда больше восторга, чем удивления.

– Стоп!

Дети остановились. Тталейв был готов бежать сквозь джунгли, сломя голову, или ползти обратно в катер – где-то там лежал бластер, а эти чудовищные дети…

– Мы должны выполнить протокол одиннадцать-альфа, – сказала девочка-баллистик.

Какой еще протокол? О, нет. Надо бежать!

– Это на случай вторжения.

– Интервенции!

– Проникновения чужаков.

Тталейв понял, что произнес это вслух, и попятился к катеру. Но тут к нему вплотную подлетел кудрявый мальчик – он улыбался, и совсем не зло. Обычный паренек, каких много. Каждый из них выглядел обычно, как все. Но вместе…

– Не надо бежать. Садись. Мы отвезем тебя к нашим родителям, – сказал мальчик и сдул с носа почти белую спиральную прядь.

– У вас есть родители?

– Конечно, есть, – высокомерно заявила девочка, у которой отобрали значок. – Они тебе помогут.

Осторожно, неуверенно Тталейв забрался на заднее сиденье скутера. Мальчик тут же рванул с места, и его скутер понесся через лес. Рядом летели остальные. Воздух пах прелью и кофейными зернами. Ветер упруго бился в лицо.

Потом из-за деревьев показалась крепость. Серая. Огромная. С высокой башней. Страшная. Она росла из земли, как чудовищное растение. Нет, в самих строениях не было ничего страшного.

Но Тталейв узнал эти очертания с первого взгляда. Не мог не узнать. Столько лет. Столько чертовых лет! Не вязались с крепостью только цветы – или что там росло яркими пятнами у подножья? Все равно!

– Стойте! Стойте! – закричал он, цепляясь за мальчика.

Мысли смешались в кучу. Не нужно было с ними ехать. Он знал, что этим все кончится. Планеты просто так не возникают из ниоткуда.

– Ты чего? – спросил мальчик.

Они остановились метрах в ста от… этого места. Тталейв сдвинулся, упал на землю, но не смог встать. Не держали ноги.

Ужас стоял в горле ледяным комом.

– Это же… Это же… – начинал он и никак не мог закончить.

– Это наш дом.

– Нет, нет! Это… база далеков.

– Чья база? – с неподдельным удивлением спросила девочка-баллистик. – Это наш город! Мы в нем живем. Омега встретит нас и поможет тебе, он сказал по комм-линку.

– Далеки… это чудовища, – проговорил Тталейв. – Нет! Они хуже чудовищ… чудовища бегут от них…

– Ты говоришь какую-то ерунду. Чудовищ не бывает. Любое чудовище можно уничтожить, – ответил один из мальчиков, даже не пытаясь смягчить снисходительный тон.

Нет, им ничего не докажешь. Надо обмануть их. Вернуться к катеру, запереться там. Припасов хватит. Проверить компьютер, починить… улететь отсюда к чертям.

Но к ним уже шагал кто-то взрослый. Мужчина. Русые волосы. Проседь. Четкие, резкие черты лица. Голова… крупная. Вырос при низкой гравитации.

Это был не далек. Человек. А может, робочеловек. Чипа все равно не разглядеть сквозь череп.

Тталейв бежал на другой конец галактики, бросив все, бросив должность в генштабе, а теперь то, чего он боялся, само пришло к нему. Широко раскрыв объятия.

– Омега! – радостно выкрикнула одна из девочек. – Что такое «далеки»? Чужак говорит, мы живем в их городе. Мы должны все про них знать!

– Да!

– Расскажи!

– Нам про них не говорили!

Тталейв медленно встал, отряхнул комбинезон. Кажется, он мог почувствовать сейчас даже вращение планеты. Взрослый – Омега – непроницаемо изучал его.

– Всему свое время. Эта информация не соответствует вашему уровню знаний, – сказал он хорошо артикулированным, «профессорским» голосом. – Сведения об этом вы получите позже, но получите обязательно.

– Я – лучший баллистик! – выкрикнула девочка. – Зафиксируй это в отчете дня!

– Конечно, Фортен. А теперь возвращайтесь к выполнению задания, – сказал Омега. – Я отведу гостя внутрь.

Дети с криками и смехом оседлали скутеры и полетели прочь. Минута – и их голоса затихли в лесу.

– Ты сказал моим… нашим детям о далеках.

«Профессорский» голос Омеги звучал теперь холодно, металлически и очень по-военному. По-командирски. Но страх прошел. Это всего лишь беглецы от войны, как и он. Хорошо обученные беглецы. И они понятия не имеют, какой сюрприз может преподнести им планета, которую они выбрали. Или имеют, и так даже хуже.

– Да, сказал, – твердо отозвался Тталейв. – Вы ведь сами должны были им о них рассказать… коммодор?

– Как ты попал сюда? Отвечай!

– А то что? – Тталейв наклонился вперед, глядя «коммодору» в лицо. – Убьешь меня, своего брата? Человек – человека? Вы спрятались здесь. Решили отсидеться – пусть! Никто не без греха. Я сам… но дети! Они должны знать, кто и что им угрожает! Война и до вас доберется, вот увидите…

– Мы проверим твой корабль, – холодно ответил Омега. – Чтобы никто не смог больше попасть сюда так, как ты. Смотри на меня!

Потом перед глазами что-то ослепительно сверкнуло, и…

***

Катер медленно поднимался – выше, и выше, горизонт сужался, небо становилось сначала розовым, а потом темно-синим.

Он моргнул. Протер глаза.

Пульт весело мигал разноцветными огнями.

– Прощай, Тталейв!

Он зажмурился еще раз. Дети. Они махали ему руками, бросали в сторону взлетающего катера цветы.

– Прощай, Тталейв!

Тталейв… Он всмотрелся в блестящий пластик монитора. Смутное, едва заметное отражение. Ошарашенное, но почему-то кажущееся знакомым лицо.

Он поднес ладонь к щеке, и отражение сделало то же самое. Остро и вкусно пахло чем-то… приятным. Он не знал, что это такое.

– Прощай, Тталейв!

Кто это – Тталейв? И кто эти дети? Чем это пахнет? Как он сюда попал?

Он всмотрелся в отражение и, медленно шевеля губами, проговорил.

– О боги! Кто же… кто же я такой?

========== Уровень С. Последний шаг перед спуском ==========

Если бы Лэнс не стоял от них всего в двух футах, то ничего бы не услышал. Ветер здесь, на восемьдесят шестом этаже Эмпайр Стейт, сдувал прочь и слова, и мысли из головы. Пальцы дрожали: никак не получалось собраться с духом после эскапады с космическим кораблем, и Лэнс спрятал руки в карманах. Эрзац самоуспокоения… нет, просто попытка скрыть нервное напряжение вместо проработки его причин. Непрофессионально.

Но никто поблизости не смог бы предложить Лэнсу супервизию.

Гаутама и Каан стояли у самых перил: первый – ровно, заложив руки за спину, второй, на контрасте – совсем расхлябанно, ссутулившись, будто пытался казаться ниже.

– Этот город стал даже лучше с тех пор, как я видел его отсюда в последний раз, – сказал Каан. – Люди упорны. Люди многого добиваются.

Гаутама молча кивнул. Странно было видеть его в центре Нью-Йорка без маски, но здание все равно стояло закрытым. Чрезвычайное положение. Никто их здесь не увидит.

– Наша планета уничтожена войной, а этот город возрождается снова и снова. Человечество всегда выживает.

– Эту планету тоже легко уничтожить, – пробормотал Гаутама. – В том числе войной. В этом и состоял твой план?

– Я хотел бы, чтобы ты знал, насколько сильно я сожалею, – продолжил Каан, но Гаутама резко перебил его:

– Перестань! Это лицемерие.

Каан переступил с ноги на ногу, облокотился о высокие перила и искоса глянул на него.

– Если ты хочешь так думать. Но я действительно сожалею.

– Тогда зачем затеял все это? – Гаутама раскинул руки: жест, как будто заимствованный у кого-то еще. Такой знакомый…

Каан опустил взгляд, и Лэнса вдруг прошибло разрядом понимания. Он покачнулся, но устоял на ногах.

Мозаика – дело рук одного существа, которое сейчас стоит перед ним.

– Так было необходимо, – пробормотал Каан.

Гаутама сверлил его сердитым взглядом. Неужели он все… спустит ему с рук? Наверное, раньше Лэнс возмутился бы, потребовал ответа, но сейчас такое казалось закономерным. И ожидаемым итогом. Пусть. Если игнорировать ребенка, он будет пытаться обратить на себя внимание доступными маленькому человеку способами. Бить посуду, дерзить, тянуть кошку за хвост. Если игнорировать инопланетянина с огромными возможностями и знаниями…

Гаутама сам виноват.

– Я хотел бы, чтобы ты объяснил мне причину этой необходимости.

Каан оглянулся на Лэнса, как будто вспомнил наконец о его существовании, сделал попытку улыбнуться и полез в карман.

– Это твой коммуникатор. Держи, – сказал он. Потом обернулся к Гаутаме: – Пусть он тебе объяснит. Ты его за этим ко мне приставил, так? Мне пора. Надо же спасти твоего миньона, пока он не разнес в пыль столицу этого государства.

Он быстро нажал что-то на своем браслете и растаял в голубоватом сиянии.

Коммуникатор на ощупь казался горячим, словно долго пролежал на солнце. Лэнс машинально повертел его в ладони. Никак не получалось заново собраться с мыслями. Стресс. Слишком много всего случилось за последние несколько часов.

– Мозаику устроил твой… бывший напарник? – спросил Лэнс у Гаутамы.

Тот дернул щупальцами и промолчал, но Лэнс уже догадался, каким должен быть ответ.

– Как?

– Через связанный и дефрагментированный объект, вероятно, – неохотно ответил Гаутама. – Не знаю только, как он сумел закрыть Разлом. Мои попытки открыть его не увенчались успехом. Я хотел бы все исправить, но не знаю, как. Не знаю, могу ли сделать это вообще.

Лэнс усмехнулся.

– Ты слишком многое на себя берешь. Например, ответственность за чужие, совершенные осмысленно поступки. Пускай он сам все исправит. Дай ему возможность реабилитироваться.

Он хотел добавить еще о жестокости – не осознаваемой, но от этого не менее ранящей, – но Гаутама казался таким расстроенным и таким потерянным, что Лэнс передумал. Когда-нибудь потом. Всему свое время.

Тем более, существовал другой, очень важный вопрос, без ответа на который Лэнс не мог бы обойтись – если, конечно, продолжать работать над темой. Правда, наверное, не о таймлордах.

– Что Каан сделал? Отчего… он такой?

Гаутама вздрогнул. Лэнс не надеялся на ответ, даже на лживый или уклончивый, но тот все-таки проговорил, медленно, явно стараясь не выдать больше, чем необходимо:

– Геноцид. Он привел… изменил… уничтожил свой собственный вид.

Лэнс тихо выдохнул. Ветер резко дернул его за полы пиджака, потянул к краю площадки. Господи, он же не сумеет такое исправить. Это слишком серьезная травма… а причина?

– Зачем?

– Они собирались уничтожить вселенную, – едва разжимая губы, ответил Гаутама. – Это не прихоть. Он действовал не из ненависти или желания что-либо разрушить.

Ох. Лэнс протянул руку и взялся за перила – дополнительная точка опоры сейчас не помешает.

– И ты мне не сказал о… таком событии в анамнезе? – тихо спросил он.

– Ты не хотел заниматься психоанализом. Я помнил об этом, и потому… – начал Гаутама, но Лэнс покачал головой, и тот замолчал.

– Как называется его вид? Назывался.

– Далеки, – коротко ответил Гаутама.

Лэнс ни разу о них не слышал. Бессмысленное название. Это даже пугало, хотя в ту минуту страх все равно не мог прорвать свинцовую стену решимости и усталости. Может, он именно потому и не знает о далеках, что те исчезли, как и таймлорды?

– Я никому не скажу о тебе и Каане, – проговорил он. – Можешь меня не нейралить.

– Я не стал бы так поступать с тобой.

– Стал, если бы понадобилось, – ответил Лэнс, – и это нормально. Мы все превращаемся в чудовищ, когда речь заходит о наших близких. Даже если номинально мы от них отказываемся. Он же влюблен в тебя, ты знаешь?

Гаутама растопырил щупальца, но Лэнс уже отвернулся от него и пошагал прочь. Смотровая площадка без людей казалась до странного просторной. Он зашел за угол, прошел до следующего поворота – подальше, – привалился к стене и сполз вниз. Здесь ветер докучал меньше, но зато солнце нещадно било в глаза. Лэнс зажмурился и полез за коммуникатором. Он, конечно, оставил сейчас за собой последнее слово и трусливо сбежал, но все-таки…

Чтобы работать с подобной травмой, нужно знать гораздо больше, и есть только один че… одна личность, которая может помочь с этим.

Выбрав в списке вызовов длинный, ничем не обозначенный межпланетный номер, Лэнс занес палец над экраном. Потом, выдохнув, нажал и опустил голову на сложенные руки.

Ветер нежно свистел, путаясь в высоких перилах и прутьях решетки.

– Очень интересная точка рандеву, надо признать, – произнес знакомый, с южным выговором голос, и Лэнс посмотрел вверх, щурясь от солнца. – Ты все-таки решил бросить это утомительное занятие? Хвалю.

Лэнс медленно покачал головой и встал, придерживаясь рукой за стену.

– Нет. Но мне нужно кое-что узнать. Уверен, вы сможете помочь.

– Вот как? – Риддл улыбнулся шире – точь в точь Мефистофель из современной постановки.

Впрочем, Лэнс ничего не собирался у него подписывать.

– Существовал такой вид – далеки. Я должен изучить о них все, что смогу. Как ксенопсихолог… и не только.

– Существовал? О, наивно считать далеков давно минувшим прошлым, особенно тебе, – рассмеялся Риддл. – Один из них – твой напарник… хотя и наполовину, надо признать.

Видимо, он надеялся на изумление, недоверие, вопросы, но Лэнс просто кивнул, улыбаясь, и Риддл едва заметно поморщился.

– Вы давние друзья, – сказал Лэнс, – и он очень жалеет о размолвке. Не стоит так долго сердиться на него. Он сделал то, что считал правильным, он всегда так делает.

Риддл тихо и на удивление доброжелательно рассмеялся в ответ.

– Я много лет на него не сержусь. Только не говори ему об этом, ради Бога, а то решит, что и дальше можно устраивать всякую ерунду и вмешиваться в мои планы, – сказал он.

– Так вы поможете мне, мистер Риддл?

– Мортон. Или Монах. – Риддл развел руками, и Лэнс вдруг вспомнил, кому подражал Гаутама своим широким жестом. – Конечно…